Текст книги "Куколка"

Сегодня Тинка снова появилась в моем кабинете. Ужасно извинялась и объяснила свое отсутствие тем, что ей пришлось выехать по работе в другой город. Они там якобы готовили рекламу изделий из твида и для этого потребовалось производить все съемки на фоне леса. Я обвинил ее в том, что она говорит не правду, и в конце концов она призналась в том, что вовсе не выезжала из города, а провела всю эту неделю в квартире одного из своих калифорнийских знакомых. В ходе дальнейшего разговора она вынуждена была признаться также и в том, что этот ее калифорнийский друг является хроническим наркоманом и под конец выяснилось, что как раз он-то и был тем самым мужчиной, вместе с которым она была арестована в возрасте девятнадцати лет. Он приехал в этот город в сентябре прошлого года почти без денег и слонялся, не имея крыши над головой. Она на первое время снабдила его деньгами и позволила ему проживать в ее доме в графстве Мейвис, пока она не продала этот дом в октябре. Потом она помогла ему снять квартиру на Четвертой Южной улице и с тех пор изредка видится с ним.

Было совершенно очевидно, что она вновь стала принимать героин.

Она выразила свое крайнее сожаление случившимся и заявила, что более чем когда-либо полна решимости избавиться от своего порока. Когда я спросил у нее о том, намерен ли этот ее знакомый по-прежнему оставаться в этом городе, она подтвердила, что это именно так, но тут же добавила, что он обзавелся уже приятельницей и более не нуждается в старых знакомых для компании или для приобретения наркотиков.

Мне удалось вырвать у Тинки обещание, что она больше никогда не увидится с этим человеком и не станет искать встречи с ним.

С завтрашнего дня мы снова начинаем курс лечения. Па этот раз я настоял на том, что сестра будет находится при ней постоянно по меньшей мере в течение двух недель. И нам снова придется начинать с самого начала. 9 февраля За прошедшие пять дней нам удалось добиться значительного прогресса. Прием морфина снижен до 1/8 грана четырежды в день, а с завтрашнего дня мы начинаем подмену морфина кодеином.

Сегодня Тинка впервые заговорила со мной о своих отношениях с мужем в связи со своим решением избавиться от порока. Он, по-видимому, работает археологом в какой-то экспедиции, находящейся где-то в Аризоне. Она поддерживает с ним довольно тесную связь. Так, например, по ее словам, она только вчера звонила ему и сообщила, что начала проходить курс лечения и надеется на полное выздоровление. Она знает, что он по-прежнему любит ее. Она уверена в том, что если бы не ее порок, они ни за что не расстались бы.

Она говорит, что он не подозревал о ее порочном пристрастии даже спустя год после того, как у них родился ребенок. Факт этот весьма примечателен, поскольку ребенок еще во время внутриутробного развития через кровь матери успел привыкнуть к героину и мог по праву считаться законченным наркоманом с момента своего рождения. Деннис и семейный детский врач предположили, что девочка страдает детскими коликами и поэтому непрерывно плачет по ночам, ее рвет и при этом она ведет себя крайне беспокойно. Только одна Тинка понимала, что дочь ее испытывает мучения от процесса отвыкания, который получил название "ломки". Несколько раз у нее возникал соблазн сделать ей потихоньку укол героина и избавить ее тем самым от мучений, но она все-таки удержалась от этого, а ребенок естественным путем избавился от мучений, что бы сразу попасть в бурные события развода родителей.

Тинка сумела объяснить наличие у нее шприца для инъекций, который как-то нашел у нее Деннис, приступами аллергии, вызываемыми у нее некоторыми разновидностями нейлона, из-за чего доктор, якобы, и прописал ей кое-какие антиаллергенты. Но ей так и не удалось объяснить, куда постоянно деваются крупные суммы денег, снимаемые ею с их общего банковского счета, как не смогла она объяснить позже происхождение и назначение трех пластмассовых прозрачных пакетиков, наполненных белым порошком, которые он обнаружил в глубине ящика ее туалетного стола. В конце концов она призналась в том, что она наркоманка и что наркотики употребляет регулярно в течение семи лет. Но тут же, правда, она заявила мужу, что ничего плохого в этом не видит, поскольку у нее достаточно средств, чтобы оплачивать эту свою привычку. Он, черт побери, и сам прекрасно знает, что деньги на их совместную жизнь зарабатывает в основном она, так какого черта он к ней цепляется?

В ответ он наградил ее увесистой пощечиной и объявил, что завтра же с утра они пойдут к врачу.

Однако к следующему утру Тинка исчезла. Вернулась она домой только через три недели, измученная и какая-то растерзанная а, вернувшись, объявила Деннису, что провела это время в компании трех цветных музыкантов из какого-то клуба в центре города, причем все они были наркоманами. Она так и не смогла припомнить, что именно они проделывали все вместе. За это время Деннис успел проконсультироваться с врачом и поэтому стал убеждать Тинку, что наркомания – излечимая болезнь и что имеется несколько способов избавиться от нее. Лечение при этом дает почти стопроцентную гарантию исцеления. "Не смеши меня, – объявила ему на это Тинка. – Я ведь совершенно законченная наркоманка, которая уже прошла все стадии, но дело не только в этом. Дело в том, что занятие это мне нравится, а если тебе не по душе то, как я себя веду, то ты может проваливать к чертовой матери!"

Шесть месяцев спустя он потребовал развода. За это время он не раз предпринимал безнадежные попытки докопаться до человека, которого он когда-то сделал своей женой, до женщины, которая, что там не говори, была матерью его ребенка, разглядеть былую Тинку за тем скотским образом, который предстал теперь его глазам и который имел одну-единственную страсть – героин. Расходы их возрастали с угрожающей быстротой. Она никак не могла бросить свою работу, потому что отказ от дальнейшей карьеры лишил бы ее тех огромных сумм, которые требовались ей на приобретение наркотиков. Поэтому ей приходилось носить туалеты, приличествующие знаменитой манекенщице, продолжать жить в роскошной квартире, разъезжать по городу в нанятом лимузине, питаться в лучших ресторанах и присутствовать на многочисленных церемониях – и все это в то время, когда главным и единственным ее стремлением по-прежнему оставалось непреодолимое желание добыть побольше героина. Работала она как каторжная, причем часть ее больших заработков уходила на поддержание легенды о красивой и преуспевающей женщине, а все остальное шло на покупку героина для себя и для своих многочисленных друзей.

А друзья эти постоянно возникали вокруг нее. Иногда она исчезала на целые недели, соблазнившись пригрезившейся ей мелодией, которая слышалась только одной ей, мучительно стремясь к одобрению таких же точно людей, страдающих тем же самым пороком, очарованная дружеской атмосферой этого придуманного общества, анонимностью сборищ наркоманов, в которых рубцы от уколов не были позорным клеймом, а пристрастие к наркотикам отнюдь не считалось тяготеющим над тобой проклятием.

Он ушел бы от нее значительно раньше, но серьезную проблему представлял собой ребенок. Он понимал, что не может доверить заботу об Энни ее матери, но забрать ее с собой в археологическую экспедицию он тоже не мог. Он вдруг понял, что если вопрос о пристрастии к наркотикам будет поднят на процессе о разводе, ему тут же поручат опеку над девочкой. Однако при этом Тинкина карьера будет разрушена до основания, а кто может знать, как все это в дальнейшем отразится на судьбе Энни? Поэтому он пообещал Тинке, что он ни в коем случае не коснется ее наркомании на процессе, если только она разрешит ему нанять ребенку постоянную и ответственную няню. Тинка тут же с полной готовностью согласилась на это условие. Вообще-то она считала себя буквально образцово-показательной матерью, которая изредка подвержена наркотическим срывам. Однако, если Денниса успокоит наличие нанятой няни и если он сдержит свое слово и не упомянет о неприятном для нее деле в ходе бракоразводного процесса, она с радостью согласится на все прочие условия. Так было достигнуто взаимное согласие.

Деннис же, несмотря на его якобы неизменную любовь к жене, несмотря на свою якобы постоянную заботу о благополучии дочери, все-таки согласился предоставить первую ее судьбе, а вторую обрек на постоянное пребывание с матерью-наркоманкой. Что же касается Тинки, то она была рада тому, что муж ее будет работать в тысячах миль от нее. Он успел надоесть ей своими пуританскими взглядами до такой степени, что она просто никак не могла теперь понять, как она вообще согласилась выйти замуж за такого скучного человека. Потом она решила, что это каким-то образом было связано с ее романтической мечтой бросить в один прекрасный день наркотики и начать новую жизнь.

"Именно этим ты сейчас и занята", – сказал я ей тогда. Она с готовностью подтвердила это, гордо сверкнув глазами.

12 февраля. Тинка наконец избавилась от зависимости в морфине, а дневную дозу кодеина мы сохранили; два раза в день по одному грану и два раза – по 1/2 грана.

13 февраля. Сегодня мне по междугородному позвонил Деннис Закс. Он просто хотел знать, как проходит лечение его жены и попросил у меня разрешения впредь справляться о состоянии ее здоровья один раз в неделю – эти звонки он будет делать либо по четвергам, либо по пятницам, так как в остальные дни недели они работают всей экспедицией в пустыне. Прогноз мой был весьма положительным, и я выразил надежду, что процесс отвыкания, по-видимому, будет завершен к двенадцатому числу.

14 февраля. Снизил дозу кодеина до 1/2 грана дважды в день. Дважды в день назначен прием тиамина.

15 февраля. Прошлой ночью Тинка, воспользовавшись тем, что сестра вздремнула, выскользнула из квартиры. Домой она так и не возвратилась и я не имею представления о том, где бы она могла находиться.

20 февраля. Местонахождение Тинки по-прежнему неизвестно.

1 марта. Постоянно звонил ей на квартиру. К телефону подходит гувернантка, присматривающая за Энни, но от Тинки по-прежнему нет никаких вестей.

8 марта. Сегодня, в полном отчаянии, я дозвонился в агентство "Катлер" и спросил у них, не знают ли там, где может находиться Тинка Закс. Меня попросили назвать себя, и я ответил, что являюсь врачом, который лечит Тинку от аллергической сыпи (придуманная самою Тинкой ложь). Мне сказали, что она на Виргинских островах, где делают серию снимков, и вернется она оттуда не ранее двадцатого марта. Я поблагодарил их и повесил трубку.

22 марта. Сегодня в моем кабинете появилась Тинка. Поездка, по ее словам, выпала совершенно неожиданно, она согласилась на нее и в спешке забыла сказать мне об этом.

Я ответил ей, что считаю, что она говорит мне не правду. Ну ладно, сказала она тогда. Она действительно просто уцепилась за эту неожиданно предоставившуюся ей возможность сбежать от меня и от лечения. Она сама точно не могла сказать, почему она это сделала, но говорила, что ее внезапно охватила паника. Она знала, что через несколько дней, максимум, через неделю, ей перестанут вводить даже тиамин, а что ей делать после этого? А как она протянет хоть один день, если ей так ничего и не дадут?

А тут позвонил Арт Катлер и предложил ей поездку на Виргинские острова. Весть эта проблеснула для нее как последний лучик надежды, а воспоминания о песчаных пляжах довершили дело. Но тут, по случайному совпадению, позвонил этот ее друг из Калифорнии и когда она сказала ему, куда она собирается поехать, он объявил, что сейчас же принимается за упаковку вещей и встретит ее на месте.

Я тогда спросил у нее, а что за отношения связывают ее с этим "другом из Калифорнии", который, как мне кажется, несомненно повинен в двух ее последних срывах. "Что вы мне все твердите про срывы?" – взорвалась она и тут же поклялась мне, что не прикасалась к наркотикам все время пока ее здесь не было. А друг ее из Калифорнии и в самом деле был просто другом и ничего больше.

"Но вы ведь говорили о том, что он – наркоман", – сказал я ей.

"Да, совершенно верно, он самый настоящий наркоман", – подтвердила она. Но при этом он, по ее словам, даже ни разу не заговаривал о наркотиках за все те дни, что они там пробыли. А, кстати, она добавила, что если хотите знать правду, то она теперь абсолютно уверена в том, что ей удалось окончательно распроститься со своим пороком. Собственно, только для того, чтобы сообщить об этом, она и зашла сегодня сюда ко мне – просто сказать о том, что нет никакой необходимости продолжать дальнейшее лечение. "Я, – говорит, – ничего не принимала: ни героина, ни морфина – ничего за все время, что пробыла на Виргинских островах, а это означает, что я окончательно излечилась.

"Вы говорите не правду", – сказал я ей. "Пусть так", – говорит она. И принялась разглагольствовать, что этот ее друг из Калифорнии спас ее от тюрьмы тогда, много лет назад. Он, ни минуты не колеблясь, объявил задержавшим их полицейским, что он – толкач, а признаться в том, что ты торгуешь наркотиками, было и благородно и опасно, а он еще сказал при этом, что силой заставил Тинку сделать себе укол. Вот поэтому она тогда и отделалась всего лишь условным приговором, а сам он пошел за решетку. Естественно, что с тех пор она перед ним в неоплатном долгу. И вообще, она не видит ничего худого в том, чтобы провести вместе с ним какое-то время, пропадая неделями на съемках, а не носиться день и ночь как угорелая с модельерами, фотографами, не говоря уж об издательнице лесбийского журнала, которая, как на зло, всю дорогу не давала ей покоя.

Я тогда спросил у нее, неужели этот ее калифорнийский друг неожиданно разбогател.

– С чего это вы так решили? – спросила она меня.

– Но ведь если верить тому, что вы о нем рассказывали, то он не имел ни денег, ни квартиры, когда приехал сюда.

– Так оно и было, – подтвердила она. Тогда я спросил у нее, откуда же у него появились средства не только на постоянное приобретение наркотиков, но еще и на каникулы на Виргинских островах.

Тогда она призналась в том, что оплачивала эту его поездку. Человек этот спас ее от тюрьмы, так неужели она не вправе оплатить ему проезд и номер в отеле?

Но я этим не ограничился. Задавая новые вопросы, добился того, что она рассказала мне наконец всю историю. Она начала высылать ему деньги уже несколько лет назад, но не потому, что он просил ее об этом, а просто потому, что она сама считала себя обязанной хоть что-то для него сделать. То, что он солгал при аресте, позволило ей переменить место жительства и начать новую жизнь. И самое малое, что она, по ее словам, могла сделать для него за проявленное благородство, так это изредка высылать ему немного денег. Да, да, это именно она пригласила его составить ей компанию на островах и не было никаких ночных звонков его, которые якобы так неожиданно совпали с намечавшейся поездкой. Более того, она оплатила дорогу и гостиничный номер не только для него, но и для его приятельницы, о которой он еще раньше отзывался как об очень милой молодой женщине.

"И никакого героина и вообще ничего", – напомнил я ей ее слова.

Тут сразу же начались слезы, оправдания, злость. Героин, оказывается, все же был! И было его там столько, что весь остров можно было засыпать им по колено, и весь этот героин оплатила она. Героин там был утром, днем и ночью. Просто удивительно, что она там не свалилась прямо на съемках. Сонливость же свою она объясняла воздействием непривычно яркого солнца и жарой. В бедре у нее постоянно была воткнута игла. Да, героина там было вволю и она вволю насладилась им. "Вот вам вся правда, которую вы так жаждали получить, – закончила она. – И чего же еще вы от меня хотите?"

Я ответил, что хочу вылечить ее.

23 марта. Она обвинила меня в том, что я пытаюсь убить ее. Она сегодня объявила мне, будто я предпринимаю эти попытки с нашей первой встречи, поскольку я сразу понял, что у нее не хватит сил, чтобы перенести ломку и что лечение, таким образом, неизбежно сведется к ее смерти.

Ее юрист, по ее словам, занят сейчас составлением завещания, которое она завтра же подпишет. Лишь после этого она наконец начнет проходить назначенный мною курс лечения, хотя лечение это, она уверена, приведет ее к смерти.

Я попросил ее в ответ на это прекратить болтать глупости.

24 марта. Сегодня Тинка подписала свое завещание. И сегодня же она показала мне написанное этой ночью стихотворение, которое так и осталось незаконченным. Я спросил ее, почему же она не закончила это стихотворение. Она же сказала, что не могла его закончить, поскольку и сама не знает, чем все это завершится. "А чем бы вам хотелось, чтобы все это завершилось?" – спросил я ее.

"Я хочу вылечиться", – ответила она мне. "В таком случае вы, безусловно, вылечитесь", – сказал я ей на это.

25 марта. Мы снова приступаем к курсу лечения.

27 марта. Мне опять позвонил Деннис Закс из Аризоны и справился о состоянии здоровья своей жены. Я сказал ему, что с ней произошел рецидив и нам пришлось заново начинать курс и что мы теперь надеемся достигнуть полного выздоровления не позднее 15 апреля. Он спросил меня, может ли он хоть чем-нибудь помочь Тинке. На это я ответил, что единственным человеком, который может хоть чем-нибудь помочь Тинке, является сама Тинка.

28 марта. Лечение продолжается: 1/4 грана морфина дважды в день 1/8 грана морфина дважды в день.

30 марта. 1/8 грана морфина четырежды в день. Прогнозы весьма обнадеживающие.

31 марта. 1/8 грана морфина дважды в день. Один гран кодеина дважды в день.

1 апреля. Сегодня Тинка призналась в том, что начала закупать героин про запас, пронося его по секрету в квартиру, и что не может удержаться и принимает его каждый раз, как только сестра отвернется. Я разразился потоком упреков. На это она рассмеялась и сказала: "С первым апреля".

Полагаю, что на этот раз у нас есть все шансы довести дело до успешного конца.

2 апреля. Один гран кодеина четырежды в день.

3 апреля. Один гран кодеина дважды в день, и 1/2 грана кодеина дважды в день.

4 апреля. 1/2 грана кодеина четырежды в день.

5 апреля. 1/2 грана кодеина дважды в день и дважды в день тиамин.

6 апреля. Тиамин четырежды в день. С сегодняшнего дня отказались от услуг медицинской сестры.

7 апреля. Тиамин трижды в день. Мы движемся к успеху! 8 апреля. Тиамин дважды в день.

9 апреля. Сегодня она сказала мне, что уверена в том, что ей удалось избавиться от порока. Наши мнения относительно этого совпадают. Потребность в уколах у нее окончательно пропала. Теперь впереди у нее счастливая и радостная жизнь.

Это была последняя запись в докторском дневнике, потому что именно в этот день была убита Тинка Закс.

Мейер искоса глянул на Клинга, чтобы удостовериться, что тот тоже дочитал страничку до конца. Клинг кивнул и Мейер захлопнул тетрадку.

– Он отнял у нее сразу две жизни, – резюмировал склонный к философским обобщениям Мейер. – Ту жизнь, которую она уже кончала и ту, которую она едва успела начать.

В этот вечер Поул Блейни во второй раз за четыре дня доказал, что он не зря ест хлеб. Он позвонил в участок, чтобы сообщить о том, что окончательно завершил и обработал материалы вскрытия Тинки Закс, обнаружив на внутренних поверхностях ее бедер множественные мелкие рубцы. У него абсолютно нет сомнений, что рубцы эти образовались из-за постоянных внутривенных вливаний, вследствие чего он пришел в выводу о том, что убитая женщина была наркоманкой.

Глава 13

Когда он очередной раз валялся в беспамятстве, она сковала при помощи наручников обе руки у него за спиной, связав кроме того кожаным поясом ноги его у лодыжек. Сейчас он лежал совершенно раздетый прямо на полу и дожидался ее появления, постоянно убеждая себя, что он не нуждается в ней, и сознавая одновременно, что ждет ее с огромным нетерпением. В комнате было очень тепло, однако его била дрожь. Кожа его зудела, но почесаться он не мог из-за скованных за спиной рук. Он уже трое суток не умывался и не брился, и все-таки единственное, что беспокоило его – это почему она до сих пор не появляется, что могло задержать ее.

Он лежал в темноте, стараясь изо всех сил не отсчитывать секунды.

Наконец девушка вошла в комнату. На этот раз она была совершенно голой. Свет она включать не стала. В руках у нее был знакомый ему уже поднос, но сейчас на нем не было никакой пищи. Слева на подносе лежал пистолет, а рядом с ним – маленькая картонная коробочка, коробок спичек, странно выгнутая ложка и прозрачный полиэтиленовый пакетик.

– Привет, детка, – сказала она. – Ты уже соскучился по мне?

Карелла не ответил.

– Ты уже заждался меня, правда? – спросила она. – Что это с нами сегодня, неужели ты со мной и разговаривать не желаешь? – она усмехнулась своей неприятной усмешкой. – Не бойся, детка, – сказала она, – сейчас ты у меня поправишься, как только получишь свою дозу.

Она опустила поднос на стоящий у двери стул и направилась к нему.

– Сначала мы с тобой немножко побалуемся, – сказала она, – Ты хочешь, чтобы я с тобой побаловалась немножко?

Карелла не отвечал.

– Да ты со мной и разговаривать не желаешь, значит, мне, наверное, лучше просто уйти. В конце концов, почему я должна…

– Нет, не уходи, – сказал Карелла.

– Значит, ты все-таки хочешь, чтобы я осталась?

– Да.

– Но ты сам должен сказать мне об этом.

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь.

– Ну, так-то лучше. А чего тебе хочется, детка? Хочешь, чтобы я с тобой побаловалась тут немножко?

– Нет.

– А чего же тебе хочется, детка? – Он не ответил. – Ну, знаешь ли, ты сам должен сказать мне об этом, – проговорила она, – иначе я не смогу этого сделать.

– Я и сам не знаю, – сказал он.

– Ты что – не знаешь, чего тебе хочется?

– Не знаю.

– Тебе приятно смотреть на меня, когда на мне ничего не надето?

– Да, выглядишь ты хорошо.

– Но тебя это совсем не интересует, правда?

– Правда.

– А что же тебя интересует? – И снова он не ответил. – Ну, должен же ты знать, что интересует тебя. Неужели ты не знаешь этого?

– Нет, не знаю.

– Ай-яй-яй, – укоризненно сказала она и, поднявшись, направилась к двери.

– Ты куда идешь? – быстро спросил он.

– Просто набрать в ложку немного воды, детка, – успокоила она его. – Не бойся, я сейчас вернусь.

Она взяла с подноса ложку и вышла из комнаты, не закрыв за собой дверь. Он услышал, как на кухне из крана пошла вода. "Скорее, ради бога, – подумал он. – Поторопись. Нет, не нужна ты мне, оставь, наконец, меня в покое, черт побери, оставьте меня в покое!"

– А вот и я, – сказала она.

Она сняла со стула поднос, взяла с него полиэтиленовый пакетик и уселась на стул. Содержимое пакетика она высыпала в ложку, а потом чиркнула спичкой и поднесла ее под ложку. – Сейчас мы сварим это, – пояснила она.

– Сейчас мы нашему детке сделаем наку. Ты сейчас весь зудишь, небось, от нетерпения, правда, детка? Не бойся, я тебя не брошу в беде. Так как же зовут твою жену?

– Тедди, – сказал он.

– Погляди-ка, – сказала она, – значит, ты все еще помнишь ее имя! Ну, как тебе не стыдно. – Она задула спичку, открыла картонную коробочку и достала оттуда шприц и иглу к нему. Из той же коробочки она достала кусочек ваты и, используя ее в качестве фильтра, залила мутную беловатую жидкость из ложки в шприц. Покончив с этим, она улыбнулась. – Ну вот, теперь для нашего детки все готово.

– Я не хочу этого, – неожиданно сказал Карелла.

– Послушай, детка, не ври мне, пожалуйста, – спокойно возразила она. – Уж я-то знаю, как тебе хочется. Так как, ты говоришь, зовут твою жену?

– Тедди.

– Значит, Тедди. Ай-яй-яй, ну что ж, – сказала она.

Из той же коробочки она вынула небольшой резиновый жгут и подошла к Карелле. Положив шприц на пол, она обернула жгут вокруг его руки чуть повыше локтевого сустава.

– Как зовут твою жену? – спросила она.

– Тедди.

– Ты хочешь этого, детка? – Нет.

– Ах, так? Ну и прекрасно, – сказала она. – А мы как раз сегодня получили новую партию. Товар – что надо! Да ты просто горишь от нетерпения… Как зовут твою жену?

– Тедди.

– И у нее такая же красивая грудь, как у меня? Карелла промолчал.

– Ах, да, – тебя это совсем не интересует, правда ведь? Тебя теперь интересует только то, что сейчас в этом шприце, разве не так?

– Нет, не так.

– Товар достался нам самого высокого класса, детка. Не какая-то там мура, куда намешано что угодно, за это я ручаюсь. Высший класс. Хотя я просто ума не приложу, как мы теперь будем добывать товар, после того, как эту сучку отправили на тот свет. Честное слово, ему не стоило убивать ее. Зря он это сделал.

– А почему он это сделал?

– А вот вопросы, детка, здесь задаю я. Так ты все еще помнишь, как зовут твою жену?

– Помню.

– И как же?

– Тедди.

– В таком случае мне, наверное, лучше уйти. А этот шприц мне и самой пригодится. – Она подняла шприц с пола. – Так уходить мне или нет?

– Поступай как хочешь.

– Послушай, если я сейчас выйду из этой комнаты, – сказала она, – это будет означать, что до утра я сюда не вернусь. Для тебя эта ночь будет очень долгой, детка. Ты думаешь, что выдержишь целую ночь без иглы? – Она помолчала. – Ну, так хочешь ты или нет?

– Оставь меня в покое, – сказал он.

– Нет, и не надейся – мы тебя в покое не оставим. Очень скоро, детка, ты выложишь нам все, что тебе известно. Ты во всех деталях расскажешь нам, как тебе удалось выйти на нас. А расскажешь ты нам все потому, что если ты этого не сделаешь, мы оставим тебя тут в этой комнате, пока ты не захлебнешься в собственной блевотине. А теперь, скажи-ка, как зовут твою жену?

– Тедди.

– Не может быть.

– Да. Ее зовут Тедди.

– Так как же я тебе сделаю укол, если память у тебя такая хорошая?

– Вот и не делай мне его.

– Прекрасно, – сказала девушка и направилась к двери. – Спокойной ночи, детка. Утром увидимся.

– Подожди.

– Да? – Она снова повернулась к нему. Лицо ее ровным счетом ничего не выражало.

– Ты забыла снять жгут, – сказал Карелла.

– Гляди-ка, и самом деле забыла, – сказала девушка. Она снова подошла к нему и освободила руку от стягивающей ее резины. – Ладно, можешь тут демонстрировать силу воли, сколько тебе угодно. Поглядим, насколько тебе это поможет. Утром, когда я вернусь, ты тут будешь по полу кататься. – Она быстро нагнулась и поцеловала его в губы. – Ах, – тяжело вздохнув, сказала она, – и зачем ты только заставляешь меня так тебя мучать?

Она вернулась к двери и теперь укладывала в картонную коробочку жгут и кусочки ваты, потом она положила на поднос спички, ложку, шприц и прочее.

– Ну что ж, желаю тебе спокойной ночи, – сказала она и вышла из комнаты, заперев за собой дверь.

Ответный звонок детектива Тони Крислера из полицейского управления Лос-Анджелеса раздался только в девять часов вечера. Телефон весело трезвонил на столе Мейера, как бы напоминая, что там у них, на западном побережье сейчас всего шесть часов вечера.

– Ну и задали вы мне работы на целый день, – сказал Крислер. – Это всегда бывает трудно – копаться в давно закрытых делах.

– Но удалось вам найти хоть что-нибудь? – спросил Мейер.

– Знаете, честно скажу вам, если бы не убийство, расследованием которого вы сейчас занимаетесь, я бы просто плюнул на все и прекратил поиски.

– Значит, вы что-то нашли? – терпеливо спросил Мейер.

– Истории этой уже лет двенадцать. Неужели вы считаете, что тут могут обнаружиться какие-то следы?

– А что делать, если у нас вообще ничего нет? – сказал Мейер. – Вот мы и решили попробовать.

– А кроме того эти междугородные разговоры ведутся не за ваш счет, а за счет города, так ведь? – сказал Крислер и расхохотался.

– И это верно, – сказал Мейер после приличной паузы, в глубине души рассчитывая на то, что за этот разговор как раз заплатят власти Лос-Анджелеса.

– Ну, в общем, дело обстоит так, – сказал Крислер, когда оба они насмеялись вволю, – с этим арестом вы были совершенно правы. Мы действительно взяли их за нарушение, предусмотренное статьей 11500 нашего штата. Фамилия у девчонки была тогда, правда, не Закс, она у нас числится как Тина Карин Грейди. Как вы полагаете, это вам подходит?

– Скорее всего, она у вас проходит под своей девичьей фамилией, – сказал Мейер.

– Я тоже так решил. Их прихватили на квартире в северной части Голливуда с двадцатью пятью пакетиками героина, что по весу составляет более одной восьмой унции, хотя в нашем штате это не играет никакой роли. Здесь у нас нет нижнего предела, ниже которого наступала бы административная ответственность. У нас, если тебя прихватили с любым количеством порошка, который при анализе окажется наркотиком, ты автоматически предстаешь перед судом. У вас там немного иначе все, я знаю.

– Совершенно верно, – подтвердил Мейер.

– Во всяком случае, парень этот уже прочно сидел на игле, у него рубцы были на обеих руках. А эта девчонка – Грейди – выглядела совсем свеженькой и такой хорошенькой, что просто трудно было понять, что у нее могло быть общего с таким типом. Она заявила, что и не подозревала, что имеет дело с наркоманом, заявила, что он пригласил ее к себе на квартиру, а затем насильно сделал ей укол. У нее и в самом деле не нашли следов от уколов, за исключением одного-единственного на руке в районе…

– Погодите-ка минутку, – сказал Мейер.

– Да? В чем дело?

– Значит, вы говорите, что эта девушка утверждала, что он силой заставил ее сделать укол?

– Да. Она говорила, что он сначала напоил ее допьяна.

– А это не он потом подтвердил ее алиби?

– А как вы себе это представляете?

– Ну, не заявил ли этот мужчина, сам, добровольно, что он является толкачем и что это он насильно сделал ей укол?

Крислер опять заразительно расхохотался.

– А видели ли вы когда-нибудь наркомана, который объявил бы себя толкачом, а потом был бы готов мотать срок за распространение наркотиков? Да вы шутите!

– Эта девушка говорила своему врачу, что этот человек спас ее от тюрьмы.

– Вранье чистейшей воды, – сказал Крислер. – На суде она одна и говорила. Ей удалось убедить судью в своей невиновности, поэтому ей и дали условный срок.

– А что произошло с этим мужчиной?

– Ему вынесли обвинительный приговор и отправили в тюрьму Соледад, где ему предстояло отсидеть от двух до десяти лет в зависимости от дальнейшего поведения.

– Значит, вот почему она постоянно посылала ему деньги. Вовсе не потому, что была благодарна ему за благородный поступок, а потому что чувствовала себя виноватой перед ним.

– Ну, не так уж она была и виновата, – сказал Крислер. – Черт побери, ведь девчонке было всего девятнадцать лет. А потом, что тут можно сказать с полной уверенностью? Может, он и в самом деле заставил ее сделать укол.

– Весьма сомневаюсь. Она нюхала кокаин и курила марихуану с семнадцати лет.