Текст книги "Разведчик Петра Великого"

Глава 3
Добровольные невольники

Николай оказался прав в своих прогнозах. Шёл день за днём, неделя за неделей, но ничего не менялось в жизни друзей. Ежедневный обязательный подъём в четыре утра. После чего непременное чтение молитвы. Затем вместе со всеми обитателями немудрёный завтрак в общей трапезной и работа на обширных виноградниках аббатства. Необходимо было подготовить их к грядущей зиме. После чего перерыв на скромный обед и вновь чтение псалмов да работы, работы, работы. То на территории монастыря, то за его пределами на обширных виноградниках. По окончанию дня, когда уже не чуешь ни рук, ни ног, почти пустой ужин и вновь молебен. После чего наконец-то долгожданный отдых. Но в четыре утра подъём, и всё начинается сначала.

Работали друзья все вместе, под бдительным присмотром вечно сумрачного Бастиана. От него же получали «разнарядку» на работы, замечания и также все необходимые и не очень необходимые «ценные» указания. Аббата Изидора нигде не было видно. Возможно, что он вовсе отъехал из монастыря в королевскую столицу – Версаль, дабы посоветоваться с Луи насчёт своих гостей. Одно лишь радовало Николая и его товарищей в этой суматохе постоянных работ – это то, что ежедневно навещаемый друзьями брат Пьер уверенно шёл на поправку. В последние дни он уже стал понемногу выходить на общие работы и во время трапезы садился рядом со своими спасителями. Ещё через день Николай с друзьями отправились на работы не на виноградники, а в помощь к будущему прародителю шампанских вин. Пьеру каким-то образом удалось выпросить их себе в помощь у неумолимого Бастиана. Теперь на первую молитву в церковь Святого Судульфа келарь приводил своих новых друзей. Монах до сих пор принимал Николая и его товарищей за единоверцев-католиков – братьев-иезуитов, а им приходилось делать вид, что так оно и есть. Пьер был настолько набожен и погружён в работу на благо монастыря, что ничего вокруг себя не замечал. Это обстоятельство пока помогало друзьям выходить сухими из воды. Но вокруг них было множество других любопытных глаз. Как и обещал аббат Изидор, никто из не посвящённых в тайну монахов-иезуитов понятия не имел о том, кто на самом деле вместе с ними изо дня в день так усердно и не покладая рук работает. Но это совершенно не означало, что монахи доподлинно верят в сказанное аббатом. Братию буквально съедало жгучее любопытство, но внешне это выражалось лишь в коротких и острых взглядах.

По окончанию утренней службы Пьер повёл Николая и его друзей в винные закрома, где он ставил опыты с перебродившим вином. Монах с надеждой смотрел на своих новых знакомых. Он нутром чувствовал, что Всевышний послал к нему в помощь именно нужных ему людей, и божественное чудо рождения волшебного напитка вот-вот должно было свершиться. Только для этого нужно было приложить к удивительному процессу зарождения чуда толику собственного труда и терпения. Монах с явной гордостью отворил широкие и тяжёлые дубовые ворота необъятного винного хранилища. Прошёл вперёд, снял со стены факел и, не торопясь, разжёг его. После чего обратился к своим гостям:

– Вы тоже возьмите себе по факелу, братья мои! Будем спускаться вниз, в подземелье. Там окон нет. Темно и прохладно. На ступенях будьте поосторожнее. Они могут быть скользкими. Если, не дай бог, упадёте, то можете скатиться до самой последней ступеньки. Так что осторожно, братья, и не спеша пойдёмте вниз.

Подземелье и вправду оказалось глубоким. Проход хоть и был сделан достаточно широким, чтобы можно было без труда катить большие бочки, но сами ступеньки шли по середине и были достаточно узкими. Поручней, дабы удержаться, если вдруг оступишься, не было вовсе. Без привычки идти приходилось неспешно и осторожно. Через некоторое время проход стал ещё шире и наконец друзья увидели огромное помещение, заставленное бесчисленными рядами огромных дубовых бочек.

– Вот оно – моё сокровище и моя жизнь! – широким жестом обводя рукой бесчисленные ряды бочек, гордо и одновременно как-то буднично произнёс монах. – Если мне удастся осуществить свою заветную мечту, то можно будет спокойно умереть, зная, что я её прожил совсем не зря!

– Я более чем уверен, что у вас, брат Пьер, получится осуществить задуманное! – уверенно произнёс Николай.

– Вы правда в этом уверены? – схватил его за руку бенедиктинец и с надеждой заглянул в глаза.

– Абсолютно! – подтвердил бывший опер, деликатно высвобождая руку. – Нам вместе необходимо обдумать этапы тонкого процесса создания благородного напитка.

– Тогда я готов выслушать все ваши предложения, дабы попробовать их осуществить на практике. Рассказывайте, мой брат, рассказывайте!

Николай был смущён неожиданным напором распорядителя винных закромов, его настойчивым желанием немедленно схватить быка за рога. Но бывший опер не был виноделом, а выкручиваться и зарабатывать для себя и товарищей очки сейчас было крайне необходимо. Тем более, что, сказав А, нужно было говорить Б. В создавшейся ситуации вынужденного пленения любая, даже кажущаяся мелочь может сыграть как на пользу дела, так и сильно навредить ему. Ведь если удастся помочь братьям бенедиктинцам создать шампанское вино, то сей факт просто не может быть не замечен королём, и тем самым, хоть и немного, но сократится путь друзей до его дворца. Ни для кого во Франции не было секретом, что орден бенедиктинцев был в близких отношениях с властвующим семейством Бурбонов. Но Николай решил излишне не торопить события и вначале самому попытаться разобраться с технологией изготовления шампанских вин. Но пока необходимо было любым способом тянуть резину. Утро вечера мудренее. Авось чего-нибудь да удастся придумать.

– Дорогой брат Пьер, с вашего позволения, я бы вначале хотел осмотреть способ закладки вина, который вы применяете. Мне любопытно узнать поподробнее: каким образом у вас зреют вина; сколь много солнечных дней выпадает в ваших краях; какие сорта винограда вы используете; как их обрабатываете? Нужно провести химический анализ почвы, ну и некоторые другие манипуляции. Полагаю, что вы меня понимаете, брат Пьер?

– Конечно-конечно, брат Николя! Я вам непременно всё покажу и самым подробнейшим образом объясню, как и что мы с братьями делаем! – радостно воскликнул Пьер.

Бесчисленные вопросы пленников аббата легли на благодатную почву. Престарелый монах будто бы их только и ждал. Он с упоением стал рассказывать про хранилище вин, про виноградники; про то, как братья бенедиктинцы за ними не покладая рук усердно ухаживают; как собирают ягоды и давят из них сок; как закладывают полученное исходное сырьё в дубовые бочки и следят за вызреванием вина. Николай с друзьями с важным видом бродил вслед за братом Пьером по бесчисленным лабиринтам подземелья, а монах всё говорил и говорил. Николаю лишь изредка удавалось вставить два-три слова. Казалось, что рассказу про вина и способы их хранения не будет и конца. Но тут сквозь толстые стены подземелья проник приглушённый звук малого колокола.

– Вы слышали колокол, братья? – удивлённо встрепенулся монах, прервав своё объяснение о свойствах винных бочек. – Как быстро летит время с умными людьми!

– Действительно жаль прерываться, но колокол и впрямь зовёт нас к обедне, – в тон келарю удивился Николай.

Он даже сам не заметил, как увлёкся повествованием келаря о виноделии. Старому монаху удалось своим истовым, совершенно не соответствующим его возрасту энтузиазмом заразить бывшего опера. Жаль, что его друзья практически ничего не понимали по-французски и явно скучали. Но, услышав призыв колокола, они с любопытством посмотрели в сторону лестницы. Почти в такт с ударами колокола оттуда послышались громкие шаги. Через некоторое время тёмная арка осветилась, и на последней ступени с факелом в руке показался Бастиан. Он приостановился, внимательно оглядел гостей и коротко произнёс:

– Пошли!

Николай покосился на монаха-крепыша и невольно подумал: «Ну вылитый вертухай! Только что автомат на шею повесить и прямой путь в лагерь, в надзиратели!» Бывший опер грустно вздохнул и направился к выходу. Вслед за ним пошли его друзья и брат Пьер. По лицу келаря было видно, что он явно расстроился из-за того, что ещё не успел всё рассказать. После обеда решили совмещать рассказы о процессах закладки вин с дегустацией. Николай совершенно искренне пытался помочь подобрать сорт вина, который бы более всего подходил для изготовления настоящего шампанского. Бочек было много и дегустировать тоже пришлось много. Бывший опер поставил перед друзьями задачу найти нужное по вкусу вино, а сам нет-нет, да отлынивал от процесса дегустации. Он прекрасно помнил, чем заканчивались посиделки на ассамблеях у Петра Алексеевича и не хотел повторно ударять в грязь лицом. В отличие от него ни тесть, ни его друг не терялись. Они дружно дегустировали каждую бочку. Алексей Никифорович после очередной опрокинутой чарочки лишь довольно крякал и с важным видом повторял: «Ja, ja! Sehr gut!» и «Das ist fantastisch!»[9]9
  Да, да! Очень хорошо! Это фантастика! (нем.)


[Закрыть] В то время как Андрей Яковлевич с глубокомысленным видом цедил по чуть-чуть, после чего задумчиво произносил: «Not transferred taste, amazingly!»[10]10
  Непередаваемый вкус, чудесно! (англ.)


[Закрыть] Старому монаху было приятно, что его вина искренне нахваливают, но сам в процессе дегустации не участвовал. Ему и так был прекрасно знаком вкус всех его вин. Как это ни удивительно, но, изо дня в день находясь рядом с поистине бескрайним морем вина, старец остался верен разуму и без особой на то необходимости сам не притрагивался к винным бочкам и не давал этого делать другим монахам. Сегодня он дал послабление своим гостям исключительно из благодарности и в надежде, что те ему действительно помогут создать новое чудо-вино, о котором он грезил во сне и наяву – и днём, и ночью.

Но всё даже самое чудесное когда-то да заканчивается. Аккурат к ужину закончилась и процедура дегустации закромов брата-бенедиктинца. Несмотря на изрядное количество продегустированных бочек, Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич выглядели ясными аки стёклышки. По их внешнему виду нельзя было определить, сколько они с особым тщанием продегустировали вин, чего не скажешь о Николае. Его меры предосторожности оказались тщетными, и друзья вели его вверх по узкой лестнице, твёрдо держа под локотки. Выйдя из закромов монастырских на улицу, Николай несколько раз глубоко вдохнул прохладного вечернего воздуха. Перекрестился и под бдительным присмотром Алексея Никифоровича и Андрея Яковлевича направился в сторону трапезной. Друзья шли за ним следом, внимательно следя за его сосредоточенной походкой. Брат Пьер посмотрел на удаляющихся братьев-иезуитов, горестно покачал головой, закрыл на крепкий замок дубовую дверь и засеменил следом.

За трапезой Николай пообещал келарю, что к завтрашнему утру он опишет весь процесс приготовления шипучих вин. На радостях старец даже не притронулся к еде и, пока друзья цедили жидкую рыбную похлёбку, сбегал за пером и чернилами. Не забыл он и про бумагу. После молебна все монахи разошлись по своим кельям, а брат Бастиан уже привычно закрыл чужаков на замок в их келье и ушёл к себе спать. Помощник настоятеля монастыря был уверен, что узкая келья без окна и толстая дубовая дверь надёжно спрятали гостей от внешнего мира. Так что можно спокойно отдыхать, чтобы поутру вновь бдительно наблюдать за гостями.

Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич скоренько пристроились на жёстких лежаках. Как бы между прочим спросили: как Николай собирается описывать процесс изготовления шампанского вина, если он в этом совершенно ничего не понимает? Но ответа друзья так и не дождались. Уже через минуту они беззаботно храпели на жёстких лежанках, словно под ними была мягкая, набитая лебединым пухом перина. Бывший опер положил на маленький столик, на котором лежал томик Священного Писания, бумагу, перо и чернила, а сам прилёг на кушетку и задумался. «А правда – как описать процесс изготовления шампанских вин?» – спросил он сам себя и рукой машинально потрогал талисман на шее. В голове промелькнула хитрая задумка. Николай встал с кушетки. Хмель ещё из головы окончательно ещё не выветрился, и ему было сложно собраться с мыслями. Они то собирались в кучку, то внезапно куда-то разбегались, да так, что в голове аж звенело от неожиданно наступившей пустоты.

– Так, – вполголоса тихонечко прошептал бывший опер и поглядел на мирно сопящих друзей. – Спите-спите, ребятки! Крепкого вам сна! А я сейчас быстренько вернусь!

Николай снял с шеи кожаный мешочек с орехом и изюминкой и мысленно попросил: «Только не подведите меня, «золотые братья»! От вас теперь зависит решение вопроса особой государственной важности!» После чего перекрестился, хотя и не считал себя верующим. Представил во всех подробностях свою московскую квартиру и провёл талисманом по стене над своим лежаком. Стена привычно зарябила, растворяясь в воздухе, и вскоре перед ним возникло именно то, что и было нужно, – его квартира. Николай на радостях поцеловал кожаный мешочек. Быстро повесил его обратно на шею, мельком оглянулся на мирно спящих друзей и осторожно перелез через лежанку на ту сторону пространственного перехода. Вскоре стена восстановилась, и беглец радостно оглядел обстановку своей скромной гостиной. Ещё совсем недавно они с друзьями здесь ночевали.

– А времени-то в Москве сейчас сколько? – спохватился бывший опер и взглянул на висящие на стене часы, но секундная стрелка на них не двигалась. – Ну конечно! Сколько я уже дома не был! Видно, батарейка закончилась!

Оглянулся на столик, на котором в подставке стоял беспроводный телефон, но та пустовала, а сам аппарат был неизвестно где. Пришлось идти его разыскивать. Оказалось, что тот лежал в коридоре, на тумбочке у раздевалки. «Как всегда, куда-то торопился и второпях бросил его! – сделал Николай ещё один нерадостный вывод. – Ничего, сейчас тебя зарядим и позвоним, а пока для поднятия тонуса выпьем крепкого чая!»

Электрический чайник не заставил себя долго ждать и быстро забулькал, зашипел. Пакетик чёрного чая на огромную кружку – и вскоре уже Николай устроился на диване. Мелкими глотками пил крепкий чай и наблюдал, как на дисплее телефона бегает индикатор заряда аккумулятора. Часы на телефоне ожили и показали, что в Москве уже далеко за полночь. Бывший опер нетерпеливо взял телефон и набрал нужный номер. Пошли гудки вызова абонента. «Если не на дежурстве, то обязательно должна поднять трубку!» – подумал Николай.

– Алло, слушаю вас! – раздался хорошо знакомый сонный голос.

– Привет, Ленка, это я, – слегка стесняясь, будто бы звонил в первый раз, произнёс Николай.

– Кто это? – сонным голосом спросили на том конце трубки и резко замолчали. – Николай, ты, что ли?!

– Он самый! Можно, Ленка, я к тебе сейчас зайду?

– Ты на часы смотрел? Я уже сплю давно, а завтра с утра на работу!

– Ленка, выручай! Вопрос жизни и смерти! – настойчиво, но в то же время мягко произнёс бывший опер. – У меня дома компьютера нет, но срочно нужна очень важная информация!

– Так ли уж только информация? – кокетливо поинтересовалась бывшая коллега по работе.

– Зуб даю! Только информация!

– Эх, пользуешься ты моей женской слабостью! Но без шампанского и конфет лучше и не приходи! Дверь не открою!

– Ты у меня просто прелесть, Ленка! Уже лечу! – радостно произнёс Николай и, бросив трубку, помчался переодеваться. В монашеской ризе на улицу ведь не пойдёшь.

– Ловелас! Как был ловелас, так им и остался! – со счастливой улыбкой произнесла Лена и взглянула на свою мятую ночную рубашку. Тут же ойкнула и метнулась к платяному шкафу. – Блин, что надеть? Надеть-то нечего! Одно старьё! Он всё это на мне уже видел не один раз!

Пока Лена в панике металась по квартире и думала, что бы ей такого надеть, Николай успел переодеться в цивильное; заскочить в круглосуточный ломбард; получить денег за антикварную монету; забежать в дежурный магазин; приобрести бутылку шампанского и самую большую коробку шоколадных конфет, которую только смог найти на полках в кондитерском отделе. И теперь он мчался на такси по ночной Москве к её дому. Попросил таксиста остановиться у хорошо известного ему парка. Там, в его глубине, находилась старая забегаловка, через стену которой он впервые попал в Москву Ивана Васильевича. «Эх, когда это уже было!» – размышлял Николай, расплачиваясь за поездку.

Ленкина высотка располагалась как раз напротив этого самого парка. Из её окон он был хорошо виден, как и заброшенная забегаловка. Старый лифт со стонами и гроханьем доставил Николая на десятый этаж. Наконец скрипучая дверь с оглушительным лязгом открылась и его взгляд упёрся в хорошо знакомую дверь. Немного подождав и переведя дух, бывший опер нажал на потёртую кнопку. Послышалось всполошённое чириканье звонка, и тут же за дверью раздался торопливый цокот женских каблучков. Их звук быстро стих, и дверь осторожно открылась. На пороге стояла та самая Ленка, которую он так хорошо знал. Эксперт из отдела криминалистики его родного МУРа, с которой бок о бок прожил и проработал не один год. Ещё совсем недавно – самый близкий на Земле человек. Но когда это уже было!

На девушке было надето тёмно-вишнёвое вечернее платье. Оно ладно облегало тонкую девичью фигуру. Шею и аккуратные маленькие ушки украшал тот самый жемчуг, который Николай подарил ей на день рождения как раз в тот год, когда по воле судьбы он ушёл в прошлое. «А когда же это было? И сколько уже прошло лет с того памятного дня, когда я последний раз был у неё дома?» Память не подводила. Картинку за картинкой воспроизводила тот вечер и ту ночь, когда они были в последний раз вместе. Причём во всех красках и очень подробно. Николай даже слегка покраснел от излишне чётких воспоминаний.

– Ну что, так и будешь стоять на пороге и глазеть на меня? – радостно улыбнулась Лена и отступила вглубь коридора. Немного помолчала и слегка укоризненно, тихим голосом добавила: – А давненько ты ко мне не заходил. Раздевайся, проходи! Когда-то ты чувствовал себя здесь как дома!

Николай вновь смутился, но вошёл в коридор и закрыл за собой дверь. Огляделся. Ничего не изменилось с того последнего вечера, как он здесь бывал. Даже забавные картинки, которые он подарил Ленке на Восьмое марта, висели на своих местах. Именно там, где он сам их и повесил.

– Это тебе – шампанское и конфеты, как ты и просила, – не глядя в глаза Ленке, тихо произнёс Николай и подал пластиковый кулёк с логотипом хорошо известного московского сетевого магазина.

– Ого, Dom Pérignon! Ты что, Колька! Это же страшно дорогое шампанское! Я такое никогда в жизни не пробовала! – произнесла девушка, с восхищением рассматривая чёрную с золотым тиснением этикетку на тёмной бутылке. – И конфеты дорогие, а коробка-то какая огромная! Сколько же ты теперь зарабатываешь, если можешь с лёгкостью позволить себе за какие-то распечатки покупать такие дорогие подарки?

– Я даже не спрашивал, сколько всё это стоит! – пожал плечами ответил Николай, вспомнив, что он с пятидесяти тысяч даже сдачи в магазине не взял, а потому вынужден был немного слукавить. – Я шампанское и конфеты по кредитке брал.

– Конечно, ты же теперь звезда экрана! У тебя должны быть большие гонорары! Сколько же поклонниц молодых и разных теперь вьются целыми стайками вокруг тебя?! Что теперь для тебя стоит купить своей бывшей подруге бутылку дорогого шампанского?

Голос Лены предательски задрожал. Она порывисто отвернула голову, но тут же вновь посмотрела на своего бывшего и, прищурив глаза, загадочно улыбнулась. Николай удивлённо взглянул на неё. При прошлой встрече он объяснил свой странный наряд и наличие больших денег тем, что он киноартист и снимается в исторических фильмах, но даже и не предполагал, что его фантазии у Ленки вызовут такой приступ ревности.

– Лен, извини, но мне очень нужен компьютер и принтер! – примирительным тоном произнёс Николай.

– Ты же знаешь, где у меня в доме находится компьютер! – не глядя на него, ответила девушка.

Бывший опер и бывший гражданский супруг лишь грустно вздохнул и опустил глаза. Но когда он отвернулся от Лены, чтобы пойти в гостиную, на его плечо легла её тонкая рука. Николай медленно обернулся. Бывшая, с которой он так и не успел официально зарегистрировать свои отношения, внимательно и неотрывно смотрела ему в глаза. А он стоял как истукан и тоже не мог отвести от неё взгляда. Ему казалось, что и не было долгих лет разлуки. Ничего не изменилось. Всё так же, как и прежде. Он опер МУРа, а она криминалист. Прямо как в первый год их дружбы. Но внезапно на грустно улыбающееся лицо Лены откуда-то набежала непрошеная тень, и сквозь неё на Николая с укором посмотрела Марфа. От неожиданности он зажмурился и встряхнул головой. Вновь открыл глаза. На него опять смотрела улыбающаяся Ленка.

– А ты, оказывается, мой старый друг, немного подшофе! Дорогим, хорошим вином пахнешь! Небось ко мне прямо с артистической тусовки явился! – горько усмехнулась Лена и по возможности небрежно добавила: – Можно я открою принесённую тобой коробку конфет?

– Конечно, могла бы и не спрашивать. Я же для тебя её принёс, – растерянно ответил Николай и наконец-то подошёл к компьютеру. Пристроившись за столиком, включил его и оглянулся на всё ещё стоящую в двери бывшую подругу. – А ты сама чего такая разодетая? Прямо как только что с ночной вечеринки.

– А я, может, я без тебя тоже время даром не теряю! Не одному же тебе по тусовкам с молодыми артистками ходить. Меня в ночной клуб пригласили. Кстати, я думаю, что тебе шампанского на сегодня уже достаточно. Может, лучше кофе заварить?

– Если это для тебя не очень трудно, конечно! – коротко бросил Николай, понемногу отходя от нахлынувших на него воспоминаний, он теперь усердно разыскивал в поисковике материалы по технологии процесса изготовления шампанских вин.

Вскоре у него уже была требуемая подборка материала. Оставалось только его распечатать. Николай наклонился к принтеру и неожиданно увидел босые ноги Лены. Она как-то сумела к нему бесшумно подойти. Поднял голову. Девушка стояла перед ним в полупрозрачном пеньюаре с дымящейся чашкой кофе и сахарницей на небольшом подносе.

– Ты что, Ленка?

Не говоря ни слова, Лена поставила на компьютерный столик поднос с кофе и, обхватив голову Николая, прижала её к своей груди. Он отчётливо слышал, как бешено колотится её сердце. Знакомый запах кожи поднял в памяти множество воспоминаний. Они мощной океанской волной сломили хрупкий внутренний барьер, и его руки сами собой сложились на её тонкой талии.

– Не говори ничего! Иди со мной! – приказала девушка.

Она крепко взяла Николая за руку и потянула в спальню. Его сознание ещё отчаянно пыталось зацепиться за какие-то мнимые преграды.

– Мне надо срочно распечатать материал! – растерянно произнёс Николай, оглянувшись на компьютер.

– Я видела, что это за срочный материал ты хотел распечатать! Подождут твои винные погреба и обширные виноградные плантации! Лучше иди ко мне! Я так по тебе соскучилась за эти годы!

Всё случилось, как в первый раз. Спонтанно и ненасытно. Наконец, устав, Николай и Ленка откинулись на подушки и улыбаясь смотрели друг на друга. Казалось, что в этот миг они были на небесах. Девушка повернулась на бок и откинула тонкими пальцами со лба непослушную прядь волос. Николай осторожно взял ладонь Лены и прижал к своим губам. Девушка придвинулась поближе и заглянула в глаза своего бывшего. «Бывшего ли?» – с лёгкой, щемящей болью в сердце подумала Лена, но спросила совсем о другом.

– Сколько лет у тебя не было женщины?

– Давно уже. Даже точно и не помню – когда именно! – безмятежно ответил Николай, также пристально глядя в глаза своей бывшей и мысленно пробуя на вкус свои старые-новые ощущения.

Отчего-то ему стало легко. Будто бы он сбросил груз прожитых чужих жизней и наконец вернулся в себя прежнего. Николай мягко улыбнулся. Ленка вновь опутала его шею своими чарующими мягкими руками и всё началось сначала. Вновь – бешено, страстно и ненасытно.

Через час Николай уже сидел в кресле за компьютером и допивал свой остывший кофе. Он распечатывал документацию с технологией изготовления шипучих вин. Ленка сидела напротив него в небрежно накинутом на голое тело халате, с бокалом игристого вина. Она впервые пила настоящее французское шампанское. Потихоньку, не торопясь, осторожно цедила вкусный напиток и улыбалась. Лена в этот миг была так счастлива, как ещё никогда в своей жизни. Казалось, что всё вернулось, и она верила, что будет ещё лучше, чем прежде. Наконец-то закончится её постылое одиночество, и у неё дом наполнится смыслом жизни. Она только сейчас поняла, как страстно хочет иметь семью и ребёнка. Это было волшебное ощущение. Ожидание зарождающейся жизни от любимого человека. Только сейчас она поняла, насколько ей дорог сидевший напротив её мужчина.

Николай подспудно чувствовал произошедшие в Ленке изменения. Распечатывая бумаги, он иногда поглядывал на неё. Даже смотрела она на него сейчас как-то совсем иначе, чем даже час назад. Сегодняшняя ночь в них обоих что-то перевернула. Сам собой назревал серьёзный разговор. Но у Николая где-то в далёком прошлом оставалась Марфа, и ему туда очень скоро нужно было возвращаться.

– Всё! Распечатал! – устало произнёс Николай и как-то смущённо посмотрел на светившуюся от счастья Ленку.

– И зачем тебе все эти бумаги? – беспечно спросила она.

– Отдам Пьеру Периньону! Тому самому, чьё шампанское ты сейчас пьёшь! Пусть он его изобретает! Ведь если я не передам распечатки этому упорному французу-монаху, то не видать человечеству французского шампанского как своих ушей!

Николай рассмеялся, а Ленка обиженно сложила бантиком красивые, словно выписанные тонкой кистью, губки.

– Да ну тебя! Вечно ты надо мной шутишь! Прямо как над маленькой!

– Вот ты не веришь мне, а я говорю вполне серьёзно! Кстати, в прошлый раз я тебе оставил пять золотых монет. Золотые гинеи настолько редки, что их теперь продают только на аукционах за хорошие деньги. Так что можешь гордиться! Ты у нас обладательница редкой коллекции монет, а теперь твою коллекцию пополнят ещё пять золотых луидоров! Всё вместе это очень даже большие деньги. При желании ты теперь сможешь продать свою однушку, добавить тех денег, что я тебе подарил, и купить квартиру побольше. Сможешь к себе мать из Рязани взять. Ты ведь хотела, чтобы она перебралась к тебе поближе! Кстати, гинеи ты хранишь дома или в банковской ячейке?

– Нет больше твоих гиней у меня! Когда ты ушёл, я их тут же выбросила! – с некоторым вызовом в голосе ответила Лена. – Когда мы в прошлый раз с тобой виделись, ты был одет в старинную одежду. Сказал мне, что буквально на полчаса вырвался прямо со съёмочной площадки. О чём я тогда могла подумать? Что блестящие монетки, которые ты мне поспешно сунул в руку, – это настоящее золото? У вас, у артистов, ведь всё – бутафория. И еда, и питьё, и деньги, да и сама жизнь зачастую – бутафория. Как там у вас говорят: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры. У них свои есть выходы, уходы. И каждый не одну играет роль»[11]11
  Монолог Жака из комедии Уильяма Шекспира «Как вам это понравится». Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть].

Ленкой вновь овладели воспоминания… Она, опустив глаза, грустно смотрела на медленно всплывающие пузырьки воздуха в недопитом бокале французского шампанского. Эти крошечные пузырьки всплывали и лопались, создавая на поверхности тонкий слой белёсой пены. Крохотные пузырьки таяли, и ей казалось, что вот так же тает и её надежда на простое женское счастье, а оно – это простое женское счастье – для неё сейчас было много важнее лежащего на столе золота.

– Дура ты, Ленка, хоть ты классный криминалист и просто хороший человек! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, – беззлобно ответил Николай, но почувствовал, что сейчас он просто банально откупается от старой жизни. Совершенно другая, нисколько не похожая на прежнюю жизнь неожиданно изменила его судьбу. Он оказался между двумя мирами, и ему сейчас было трудно разобраться, кто прав, а кто нет. Оттого он ещё больше злился на себя.

– Неужто при твоих знаниях и опыте тебе трудно было разобраться, – продолжал рассуждать Николай, – что я дал тебе самое настоящее золото! То были английские золотые гинеи! Чуть ли не пятисотлетней давности! Сегодня я принёс тебе французские луидоры. На один луидор я смог обменять целую кучу рублей, а гинеи – это вообще аукционные экземпляры и стоят много дороже. Вот какая у тебя зарплата? Мизер! Сколько тебе нужно времени, чтобы накопить на покупку квартиры? Не пробовала посчитать? Если не хочешь о себе думать, ты хотя бы о своей матери подумай! У неё пенсия неполные шесть тысяч рублей, а живёт она до сих пор в деревянном бараке, по которому в дождь надо чуть ли не с зонтом ходить! Ты бы смогла сдать монеты и купить наконец-то своей матери нормальную квартиру, со всеми удобствами, чтобы ей зимой не приходилось бежать на колонку за водой, из-за того что в доме «совершенно неожиданно» для коммунальщиков замёрзли трубы!

– Матери своей я и так помогаю! Я ей каждый месяц половину своей зарплаты отправляю, – легко и как-то совсем беззащитно улыбнулась Лена. – А насчёт меня будет только одна просьба. Прошу тебя, останься со мной, Коля! Ведь ещё не так давно здесь был и твой дом. Ну хотя бы сегодня не уходи никуда от меня? Мне так тебя не хватает!

Ленка своими бездонными глазами будто заглянула Николаю в самую душу, а он потупил взор. Вспомнил оставшихся в монастыре бенедиктинцев друзей. Потом их лица растаяли, и появилось весёлое и задорное лицо Марфы. Подумалось: как она там, в далёкой Москве прошлого? После образа жены возникло лицо Петра Алексеевича с топорщащимися от азарта усами. Это когда они накануне «побега» к французам обсуждали его детали. Подумал, ради чего этот «побег» был затеян… Когда он вновь посмотрел на Лену, она и без слов поняла, что её столь бодро летевший по ровной глади океана любви белоснежный парусник вновь неожиданно потерпел неудачу.

Ленка изменилась в лице. Розовые щёки стали бледными. Взгляд потух. Она как-то недоверчиво посмотрела на Николая. Затем опасливо, словно они могли в любой момент растаять в воздухе, взяла в руки золотые монеты. Внимательно осмотрела их, попробовала на вес, пригляделась к блеску металла. Сходила на кухню и принесла коробочку с реактивами. Нервно стала перебирать находящиеся в ней стеклянные пузырьки. Вопреки обыденной собранности и ловкости она долго их рассматривала. В конце концов нашла нужный. Не глядя на сидящего напротив Николая, набрала в пипетку немного прозрачной жидкости и капнула на лежащую на столе монету. Затем внимательно её осмотрела и улыбнулась, но эта её улыбка потеряла свою былую лёгкость и непринуждённость. Голос стал прохладным и даже каким-то равнодушным.