Текст книги "Человек, которого изрубили в куски"

Эдгар Алан По
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ИЗРУБИЛИ В КУСКИ
Повесть о последней Бугабуско-Кикапуской[1]1
  Кикапу – племя североамериканских индейцев, отличавшееся воинственностью и сражавшееся на стороне англичан во время войны за независимость США и в англо-американской войне 1812—1814 гг. В 1819 г. остатки этого племени, уничтоженного белыми, были переселены в резервации в Канзасе. Бугабу значит по-английски «пугало», «бука».


[Закрыть] кампании

 
Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez-vous en eau!
La moitie de ma vie a mis l'autre au tombeau.
 

Corneille[2]2
Пролейтесь, токи слез, над злейшей из кончин!Увы! Моей души одна из половин другою сражена.  Корнель (франц.)
  Слова Химены из трагедии Пьера Корнеля (1606—1684) «Сид» (1637), действие III, сцена 3. В первой публикации рассказа эпиграф отсутствует.


[Закрыть]

Не могу припомнить, когда и где я впервые познакомился с этим красавцем-мужчиной – бревет[3]3
  Бревет – патент на следующий воинский чин с сохранением прежнего оклада.


[Закрыть]-бригадным генералом Джоном А. Б. В. Смитом. Кто-то меня ему представил, в этом я совершенно уверен – в каком-то собрании, это я знаю точно, – посвященном, конечно, чему-то необычайно важному, – в каком-то доме, я ни минуты в том не усомнюсь, – только где именно, я почему-то никак не могу припомнить. Сказать по чести, при этом я испытывал некое смущение и тревогу, помешавшие мне составить хоть сколько-нибудь определенное впечатление о месте и времени нашего знакомства. По природе я очень нервен – у нас это в роду, и тут уже я ничего не могу поделать. Малейший намек на таинственность, любой пустяк, не совсем мне понятный, мгновенно приводит меня в самое жалкое состояние.

Во всем облике упомянутого господина было что-то… как бы это сказать… замечательное, – да, замечательное, хотя слово это слишком невыразительно и не может передать всего, что я подразумеваю. Роста в нем было, должно быть, футов шесть, а вид чрезвычайно властный. Была во всей его манере некая air distingue[4]4
  изысканность (франц.)


[Закрыть], выдающая высокое воспитание, а возможно, и происхождение. В этом вопросе – вопросе о внешности Смита – я хотел бы позволить себе горькое удовольствие быть точным. Его шевелюра сделала бы честь самому Бруту – по блеску и пышности ей не было равных. Цвет воронова крыла – и тот же цвет, или, вернее, отсутствие цвета в его божественных усах. Вы замечаете, конечно, что о последних я не могу говорить без восторга; я не побоюсь сказать, что под солнцем не было других таких усов. Они обрамляли, а кое-где и прикрывали несравненные уста. Зубы бесподобной формы блистали невероятной белизной, и в подобающих случаях из его горла лился голос сверхъестественной чистоты, мелодичности и силы. Что до глаз, то и тут мой новый знакомец был наделен совершенно исключительно. За каждый из них можно было, не дрогнув, отдать пару обычных окуляров. Огромные, карие, они поражали глубиной и сиянием и слегка косили – чуть-чуть, совсем немного, как раз столько, сколько требуется, чтобы придать взору интересную загадочность.

Такой груди, как у генерала, я в своей жизни, безусловно не встречал. При всем желании в ней нельзя было найти ни единого дефекта. Она на редкость шла к плечам, которые вызвали бы краску стыда и неполноценности на лице мраморного Аполлона. У меня к хорошим плечам страсть – смею сказать, что никогда ранее не видел такого совершенства. Руки у него имели форму безукоризненную. Не менее выразительны были и нижние конечности. Это были прямо-таки не ноги, а nec plus ultra[5]5
  здесь: идеал (лат.)


[Закрыть] прекрасных ног. Любой знаток нашел бы их безупречными. Они были не слишком толсты и не слишком тонки, без грубости, но и без излишней хрупкости. Более изящного изгиба, чем в его os femoris[6]6
  бедренной кости (лат.)


[Закрыть], я и представить не могу, а fibula[7]7
  малая берцовая кость (лат.)


[Закрыть] его слегка выгибалась сзади как раз настолько, сколько необходимо для истинно пропорциональной икры. Мне очень жаль, что мой юный и талантливый друг, скульптор Дребеззино не видел ног бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В. Смита.

Но хоть мужчин с такой великолепной внешностью на свете совсем не так много, как звезд в небе или грибов в лесу, все же я не мог заставить себя поверить, что то поразительное нечто, о котором я говорил, – тот странный аромат je ne sais quo![8]8
  чего-то неопределенного (франц.)


[Закрыть], который витал вокруг моего нового знакомца, – крылся, – нет, этого не может быть! – исключительно в телесном его совершенстве. Возможно, дело тут было в его манере, – впрочем, и тут я ничего не могу утверждать наверное. В осанке его была некая принужденность, хоть я и побоюсь назвать ее чопорностью; в каждом движении некая прямоугольная рассчитанность и точность, которая в фигуре более мелкой слегка отдавала бы высокомерием, позой или напыщенностью, но в господине масштабов столь внушительных вполне объяснялась сдержанностью или даже hauteur[9]9
  гордостью (франц.)


[Закрыть] весьма приятного свойства, короче, чувством достоинства, вполне естественным при таких колоссальных пропорциях.

Любезный приятель, представивший меня генералу Смиту, шепнул мне кое-что о нем на ухо.

– Замечательный человек – человек весьма замечательный – о-о! один из самых замечательных людей нашего века! Любимец дам – немудрено – репутация героя.

– Тут у него нет соперников – отчаянная голова, настоящий лев, можете мне поверить, – шептал мой приятель, еще пуще понижая при этих словах голос и приводя меня в крайнее волнение своим таинственным тоном. – Настоящий лев, можете мне поверить. Да, он себя показал в последнем сражении с индейцами племени бугабу и кикапу – в болотах на крайнем юге. (Тут мой приятель широко открыл глаза). Господи боже – гром и молния! – кровь потоками – чудеса храбрости! – конечно, слышали о нем? Знаете, он тот самый человек…

– Вот он, тот самый человек, который мне нужен. Как поживаете, мой друг? Что поделываете? Душевно рад вас видеть, – перебил тут моего приятеля подошедший генерал, тряся ему руку и отвешивая мне, когда я был ему представлен, деревянный, но низкий поклон. Помню, я подумал (и мнение свое я не изменил), что никогда в жизни не слышал голоса звучнее и чище, не видел зубов такой белизны; впрочем, должен признаться, что пожалел о том, что нас прервали, ибо мой приятель своим шепотом и недомолвками возбудил во мне живейший интерес к герою бугабуско-кикапуской кампании.

Впрочем, блестящее остроумие бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В. Смита вскоре полностью рассеяло эту досаду. Приятель нас тут же оставил, и мы имели долгий tete-a-tete не только приятный, но и весьма поучительньй. Мне не доводилось встречать человека, который так легко и в то же время с таким глубоким знанием говорил бы на самые разные темы. И все же он с достойной скромностью избегал касаться предмета, более всего меня волновавшего, – я говорю о таинственных обстоятельствах бугабуской войны; я же, со своей стороны, из вполне понятной деликатности не решался завести о них разговор первым, хотя, признаться, мне чрезвычайно этого хотелось. Я заметил также, что доблестный воин предпочитал философские темы и что с особым вдохновением говорил он о необычайных успехах механики. О чем бы я ни заводил речь, он неизменно возвращался.

– Нет, но вы только подумайте, – говорил он, – мы удивительный народ и живем в удивительный век. Парашюты и железные дороги, капканы на людей и скорострельные ружья! На всех морях наши суда, и с минуты на минуту отроется регулярное сообщение – на воздушных шарах Нассау – между Лондоном и Тимбукту[10]10
  Тимбукту – город на юге пустыни Сахара.


[Закрыть] – билет в один конец всего двадцать фунтов стерлингов! А кто измерит огромное влияние на жизнь общества – на искусство – торговлю – литературу – исследования – великих принципов электромагнетизма! И это далеко не все, позвольте мне вас заверить. Изобретениям поистине нет конца. Самое удивительное – самое хитроумное – и позвольте вам заметить, мистер… мистер… Томпсон, – если не ошибаюсь? – так вот, позвольте вам заметить, что самые полезные – действительно полезные механические приспособления что ни день появляются, как грибы после дождя, если можно так выразиться, – или, если употребить еще более свободное сравнение, плодятся… гм… как кролики… как кролики, мистер Томпсон… вокруг нас… и гм… гм… гм… возле нас!

Разумеется, меня зовут совсем не Томпсон, но стоит ли говорить, что я попрощался с генералом Смитом, чувствуя, что мой интерес к нему возрос неизмеримо, преклоняясь перед его даром собеседника и гордясь тем, что мы живем в век удивительных открытий. Впрочем, любопытство мое не было удовлетворено, и я решил, не откладывая, расспросить своих знакомых о самом бревет-бригадном генерале и особенно о великих событиях quorum pars magna fuitконец ознакомительного фрагмента