Текст книги "У трех дубов"

Эдгар Уоллес
У трех дубов

Глава 1

– Убийство – это не искусство и наука, это просто случайность, – сказал Сократ Смит, а Лекс Смит, горячий поклонник своего брата, усмехнулся.

Сократу Смиту было пятьдесят лет. Он обладал длинной, худощавой фигурой, был несколько сутуловат. Лицо его казалось вырезанным небрежной рукой из тикового дерева. Над тонкими, прямыми, энергичными губами пролегла полоска седых усов.

Лекс был на двадцать пять лет моложе брата, сантиметров на пять ниже, но держался прямо и казался одного роста с ним.

– О, дядя Сок, – торжественно сказал он, – что за афоризм?

– Если ты считаешь это афоризмом, то ты просто глуп, милейший. Передай мне мармелад.

Они сидели за завтраком в просторной столовой, окна которой выходили на Риджент-парк. Братья занимали первый и второй этажи дома, принадлежащего Сократу Смиту, купленного им еще в молодые годы. В то время он считал, что обязан жениться, поэтому и купил дом. Но ему постоянно не хватало времени, чтобы влюбиться в кого-нибудь, и то, что Лекс называл «материнским инстинктом», он израсходовал на заботы о своем брате.

Долгое время Сократ Смит пытался найти себе невесту, а их тетка делала все, чтобы женить его. Потом он благословлял случай, избавивший его от брака, так как избранница, как оказалось, уже трижды была главным действующим лицом на бракоразводных процессах.

Он начал изучение криминалистики простым полицейским и выдвинулся только благодаря своим исключительным способностям. Сейчас его годовой доход был шесть тысяч фунтов. Но криминалистика всегда оставалась его страстью, а служба в отделе, где носят форму, дала возможность доступа к архивам уголовной полиции. Там он прошел суровую школу как простой полицейский. На протяжении четырех лет работал то в отделе, то нес службу в патрульной полиции. Получил звание сержанта. Быстро продвинулся по службе, но затем ушел в отставку, чтобы посвятить себя изучению методов работы аналогичных служб других стран, особенно антропологии.

Скотленд-Ярд не поверяет свои тайны посторонним и не любит дилетантов. Сократ покинул Скотленд-Ярд с великолепной характеристикой, хотя это ничего не прибавило к сумме его служебных знаний. Когда дактилоскопия получила признание, его официально пригласили консультировать. В дальнейшем вошло в привычку во всех случаях, когда приходилось сталкиваться с особыми трудностями, консультироваться с ним. Он был признанным авторитетом не только в дактилоскопии, но также и экспертом по специальному анализу крови на одежде.

– Каким же поездом мы едем? – спросил Лекс.

– Двухчасовым с вокзала Ватерлоо, – ответил старший брат, аккуратно сворачивая свою салфетку.

– Мне будет очень скучно?

– Да, – ответил Сократ, весело подмигивая. – Но это будет полезно тебе, Лекс. Скука – это то, от чего юность не может улизнуть.

Лекс засмеялся.

– Ты сегодня с утра изрекаешь мудрые слова. Их осеняет твой пророческий дар, потому-то тебя и назвали Сократом.

Сократ Смит давно простил своих родителей, которые дали ему это эксцентричное имя. Его отец был богатым фабрикантом железа, с любовью относился ко всему античному, и только благодаря сопротивлению матери Лекс не появился на свет под именем Аристофана.

«Если у ребенка фамилия Смит, – уверенно говорил Смит-старший, – то он должен чем-то отличаться от других».

В конце концов родители сошлись на имени Лексингтон, потому что мальчик родился в местечке Лексингтон Лоджа.

– Я изрекаю мудрые слова? – со смехом повторил Сократ, обнажив белые зубы. – Ну, вот тебе еще: доверчивая близость опаснее красоты.

Лекс с недоумением уставился на него.

– Что это значит?

– Дочь Менделя слывет очень красивой девушкой, ты будешь жить в их доме три дня.

– Бессмыслица, – ответил молодой человек, – я не влюбляюсь в каждую встречную молодую девушку.

В полдень Лекс прервал сборы и зашел в спальню брата. Сократ в этот момент проклинал свой единственный, видавший виды чемодан, упорно не желающий вмещать в себя вещи.

– Почему ты берешь с собой этот балласт? – спросил Лекс, указывая пальцем на маленький коричневый деревянный ящик, в котором, как он знал, находился микроскоп. – Маловероятно, чтобы ты там наткнулся на какого-нибудь убийцу.

– Ничего нельзя знать заранее. – В голосе Сократа прозвучала надежда. – Не возьми я его – как нарочно что-нибудь случится. А если он будет со мной, это обеспечит мне приятный уик-энд.

Лекс вспомнил причину своего прихода.

– Что за человек этот Мендель?

– В свое время он был выдающимся сыщиком. Обращаться с ним было нелегко, но когда он уволился со службы в полном расцвете своей карьеры, полиция поняла, что потеряла талантливого человека. Он вышел тогда в отставку одновременно с мистером Штейном, живущим теперь недалеко от него. На расстоянии брошенного камня.

– Не остроумно, – заметил критически настроенный Лекс. – Штейн тоже был инспектором уголовного отдела?

– Нет, сержант, – ответил Сократ. – Оба были закадычными друзьями, и когда Мендель стал играть на бирже, Штейн сделал то же самое. Оба загребли массу денег. Мендель из этого не делал тайны. Он объявил своему шефу, что не может делать хорошо сразу два дела и поэтому покидает службу.

Сократ посмотрел вокруг себя, ища, что бы еще добавить к вещам в чемодане, и продолжал:

– Возможно, что этому способствовало еще и то, что Мендель охотился за Деверу. Этот тип ограбил Лионский банк и, выскользнув у него из рук, удрал в Южную Америку. Этот прокол плюс одна или две неудачные аферы на бирже заставили шефа предложить ему сделать выбор. И все же шефу было очень не по себе, когда Мендель ушел. Так он потерял двоих способных людей одновременно.

– Троих, ты, старое ископаемое, – поправил брата Лекс, нежно шлепнув его по спине. – Ведь и ты ушел приблизительно в это время?

– Пожалуй, – согласился Сократ. – Но я не в счет.

Глава 2

Дом Менделя назывался «Фальдфрицен» и был красиво расположен на склоне холма. Большое количество сосен и кустарников, разросшихся на участке, окружали дом так плотно, что со стороны дороги он был совсем невидим. Ближайшее местечко Хиндхед находилось на расстоянии одной мили, с отлогой лужайки своего парка Мендель мог любоваться дальними холмами.

С теплым меховым пледом на коленях Мендель сидел в комнате и через открытую дверь на террасе недовольно смотрел на зелень парка. Это был седоволосый мужчина с энергичным лицом и угловатой челюстью. Его свирепый вид, казалось, придавал окружающему ландшафту что-то мрачное.

Молодая девушка принесла почту и робко стояла перед ним, пока он читал письма.

– Телеграммы от Смита не было? – проворчал он.

– Нет, отец.

Сократ Смит не преувеличивал, когда называл ее красивой. В присутствии отчима она держалась очень сдержанно и скромно. Видно, боялась этого человека и ненавидела, помня о жестокой судьбе матери. У Менделя не было собственных детей и, казалось, он не испытывал желания их иметь. Он держался с девушкой как хозяин с прислугой. За все время их совместного житья ни разу не выказал к ней ни малейшей нежности или внимания.

Следуя своей прихоти, он еще маленькой девочкой взял ее из пансиона, оторвал от подруг и поселил в мрачном доме «Фальдфрицен» в обществе нервнобольной женщины и мрачного мужчины, который часто за весь день не произносил ни единого слова. Молли чувствовала, что он обманул ее, лишив счастья, которое давала школа и общение с подругами, лишив образования, давшего бы ей независимость и возможность свободно жить, лишил веры в людей.

– Комнаты готовы? – спросил он.

– Да, отец.

– Сделай все как можно лучше. Надо, чтобы им было у нас приятно. Сократ Смит мой старый друг.

Легкая улыбка промелькнула на губах девушки.

– Сократ. Что за забавное имя!

– Если оно достаточно хорошо для него, то таким же должен быть и для меня.

Она замолчала.

– Я не видел его десять лет, – продолжал он, и его падчерица поняла, что он просто думает вслух, поскольку никогда не давал себе труда объяснять ей что-нибудь. – Десять лет… Светлая голова… замечательный человек…

Она сделала попытку завязать разговор:

– Он крупный детектив, да? – спросила опасаясь, что отчим накричит на нее. К удивлению, он кивнул.

– Самый талантливый и опытный ныне живущий детектив, – во всяком случае, уж, конечно, в Англии. Как я слышал, делает заметные успехи и его брат.

– Брат еще молод?

Джон Мендель нахмурил мохнатые брови и окинул молодую девушку ледяным взглядом.

– Двадцать пять, – сказал он. – Заметь себе, между прочим, что я не потерплю никакого флирта.

Красивое личико Молли сделалось пунцовым: она вздернула вверх круглый подбородок.

– У меня нет привычки флиртовать с твоими гостями, – рассердилась она. – Почему ты так говоришь?

– Ну, ладно, хватит. – Он поджал губы.

– Для тебя, но не для меня, – возмущенно крикнула она. – С того времени, как умерла моя мать, я терплю твою тиранию, но теперь достаточно. Я больше не хочу терпеть все это.

– Если тебе не нравится, можешь уходить.

– Я это и имела в виду. Как только уедут твои гости, я отправлюсь в Лондон искать работу.

– Это лучшее, что ты сможешь сделать, – сказал он, не поворачивая головы. – Что же ты умеешь делать?

– Благодаря тебе, ничего. Если бы ты оставил меня в школе, то я чему-нибудь научилась бы, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Например, могла быть учительницей.

Язвительный смех был ей ответом.

– Учительницей?.. Не говори чепухи, Молли. Не забывай, что ты не унаследуешь ни одного пенни, если бросишь меня до моей смерти.

– Я не хочу твоих денег, никогда их не хотела, – взволнованно сказала она. – Моя мать завещала мне несколько ценных вещей.

– Которые я ей купил, – заключил он. – У нее не было права завещать их тебе.

– По сей день я их даже не видела.

Она повернулась и пошла к дверям, но он позвал ее обратно. Никогда еще его голос не звучал так нежно, и она невольно замедлила шаги.

– Молли, будь ко мне снисходительна. Я ведь очень больной человек.

Она смягчилась.

– Сегодня даже я не в состоянии стоять, – проворчал он. – Как раз теперь, когда жду своего старого друга, обострился этот проклятый ревматизм и приковал меня к постели, наверное, не меньше, чем на неделю. Пришли людей с креслом на колесиках, я хочу в свой рабочий кабинет.

С помощью камердинера и садовника Джон Мендель был перенесен в большое солнечное помещение, надстроенное над домом, где он работал и отдыхал, когда приступы ревматизма не давали возможности подыматься самостоятельно по лестнице. Когда после полудня автомобиль доставил к нему Сократа Смита с братом, кресло на колесиках стояло на лужайке перед домом.

– Хэлло! – крикнул пораженный Сократ. – Что с вами случилось, Джон?

– Это все проклятый ревматизм, – проворчал Мендель. – Я рад, что вы наконец-то приехали, Сократ. Вы совсем не изменились.

– Это мой брат, – представил Сократ.

Молли впервые увидела гостей, когда Лексингтон вкатил в комнату кресло и подкатил его к столу. При виде Молли молодой человек оторопел.

– Она удивительна, Сократ! – с восхищением говорил он, когда братья остались одни. – Восхитительна! Ты когда-нибудь видел такие глаза… и такие волосы?.. Заметил, какие у нее ножки?

– Ох, Лекс, послушай, – с комическим отчаянием воскликнул Сократ. – Ведь я сам привез тебя сюда и этим самым уничтожил труды многих лет…

Молодой человек не дал ему закончить.

– Не болтай вздора. Как будто ты сам не видишь, что она хороша.

– Недурна, – подтвердил осторожно Сократ, – но для меня не больше, чем девочка.

– Ты язычник и мещанин.

– Я не могу быть и тем, и другим, – философствовал Сократ. – Мне, впрочем, бросилось в глаза…

Он запнулся и остановился из чувства любви к своему брату.

– Ах, – продолжал Лекс, полный нетерпения. – Ты конечно, имеешь в виду манеру его общения с ней.

Сократ утвердительно кивнул.

– Он просто жестокий человек, – убедительно заявил Лекс. – Человек, которому не хватает чувства приличия. Как он обращается с молодой девушкой, как свистнул ей по поводу сахара?

– Думаю, что он ненавидит ее, и она тоже не питает к нему теплых чувств. Интересный дом, Лекс. Мне кажется, что Мендель испытывает перед кем-то страх.

– Страх?

Сократ Смит кивнул. Он ясно видел в глазах своего бывшего коллеги смертельный страх.

Глава 3

– Страх перед чем? – Лексингтон высоко поднял брови.

– Я очень хотел бы это узнать, – ответил Сократ. – Заметил ты сигнализацию на воротах и электрические дверные замки в его кабинете? Естественно, не заметил, потому что ты еще ученик. Заметил ли ты лежащий в пределах досягаемости револьвер – как в кабинете, так и в спальне? А трехстворчатое зеркало перед письменным столом, стоящее так, чтобы Мендель мог обозревать пространство по обеим сторонам? Я тебе говорю, что он ужасно напуган чем-то.

Лексингтону оставалось только изумленно глядеть на брата.

– Это также отчасти объясняет его медвежьи манеры и… смотри-ка, Боб Штейн, – он внезапно прервал разговор и пошел поперек газона навстречу массивному широкоплечему мужчине с добродушным лицом, который громко их приветствовал, так что его было слышно на много миль вокруг.

– Сок, вы стали еще тоньше, чем прежде! Черт возьми, вы просто связка костей, обтянутых кожей. Вы что-нибудь едите?

– А вы стали еще более шумным, чем прежде, – засмеялся Сократ, пожимая его могучую лапу и озираясь вокруг в поисках хозяина дома.

– Мендель стонет под руками массажиста, – пояснил Лекс.

– А это, конечно, ваш брат, Сократ? Вот он хорошо выглядит. Не находите, мисс Темальтон?

Глаза Молли, заметившей смущение Лексингтона, весело заискрились.

– Я не могу судить об этом, – скромно заметила она, – потому что раньше кроме вас и своего отца никого не видела.

Боб Штейн громко захохотал по поводу этого сравнения и звонко шлепнул себя по ляжке. Затем заговорил о страданиях своего друга.

– Бедный Джон переживает тяжелые времена. Ему не хватает немного уверенности и религиозного чувства.

Сократ внимательно посмотрел на него.

– Это что-то новое у вас, Боб.

– Что? Религия?.. Вы правы, в последнее время, во всяком случае, она меня очень занимает. Жаль, что вы не застанете здесь нашего большого митинга пробуждения в Гольдаминго. Будет валлийский евангелист Эванс – очень интересно. Я тоже буду выступать.

– Вы?..

Широкое лицо Боба Штейна сделалось необыкновенно торжественным и важным.

– Конечно, буду говорить. Бог знает, что я скажу, но в нужное время слова сами найдутся… Хэлло, Джон!

Джон Мендель, сидя в кресле, катил по траве. Он брезгливо кивнул своему другу.

– Я слышал, вы говорили о митинге пробуждения? Ваш голос звучит как ангельский шепот, Боб.

– Да, на ближайшей неделе в Гольдаминго. Пойдемте с нами, Джон, и вы забудете о своем ревматизме.

Мендель пробурчал ругательства по поводу таких сборищ, а также здоровья вообще и валлийского евангелиста в частности.

Прекрасный летний день продержался до заката. Молли тоже присоединилась к обществу и даже отважилась на некоторое замечание, не получив за это выговора от сурового отчима. Возможно, что этим она была обязана присутствию Лексингтона. Но ясно представляла себе те саркастические замечания, которые последуют, как только она останется наедине с отчимом.

– Не приходит ли вам невольно в голову роман «Три мушкетера», мисс Темальтон? – спросил Лекс. – Как в минувшие времена они обсуждали свои дела, как наслаждались, вспоминая всех несчастных, которых отправили на виселицу или на каторгу.

– В большинстве случаев это нам не удавалось, – прервал его Сократ. – Однако промахи интересны как результат расследований, а не объект для воспоминаний, Лекс. В зрелые годы тоже будет что вспомнить.

– Спасибо за комплимент, – добродушно ответил Лексингтон и повернулся к Молли.

– Ваш брат, видимо, очень талантливый человек, – тихо сказала она. – Что за необыкновенные глаза!

– Говорят, что у меня тоже необыкновенные глаза, – шутливо сказал он и прибавил уже более серьезно: – Сократ действительно особый человек. Его уникальные способности каждый раз приводят меня в изумление, и я никак не могу привыкнуть к этому. От него, между прочим, я знаю, что ваш отец…

– Отчим, – спокойно поправила она.

– Извините, – что ваш отчим и мистер Штейн были величайшими детективами, которые когда-либо работали в Скотленд-Ярде, что они всегда до мельчайших подробностей разрабатывали операции, и поэтому им всегда сопутствовал успех:

Они оставались на открытом воздухе, пока гонг не пригласил их к ужину.

Боб Штейн принадлежал к тому типу людей, которые всегда захватывают инициативу разговора в свои руки. У него был неистощимый запас различных историй, и даже Мендель рассмеялся, слушая его увлекательные рассказы.

– Боб, вы к старости станете святым, – издевался Мендель, но великан только отмахивался от него.

Когда часом позже он уехал, Джон Мендель принялся обсуждать это новое увлечение своего друга с большой резкостью.

– Стремление к сенсации – слабая сторона Боба, – говорил он, пожевывая погасшую сигару. – Это единственная плохая черта характера, которую я тщетно долгие годы пытался изменить. Сенсация любой ценой. От готов даже разориться, только бы сорвать немного аплодисментов.

– Может быть, он ради развлечения стал религиозным? – спросил Сократ. – Это иногда бывает.

Мендель презрительно рассмеялся.

– Только не с ним.

– Он не был женат?

– Нет.

Глаза Менделя скользнули в ту сторону, где молодая девушка беседовала с Лексингтоном, и он произнес:

– Он уже предпринимает определенные шаги.

– Понимаю, – спокойно сказал Сократ.

Однако Лексингтон тоже уловил последнюю фразу. Несколько озадаченный, он тихо спросил свою собеседницу:

– Это относится к вам?

Молли кивнула.

– И?..

– Я очень хорошо отношусь к нему, однако, – у нее задрожали ресницы, – видимо, не так, как он хочет. Я ему сказала уже однажды, что его желание неосуществимо и даже смешно.

– А что об этом думает ваш отчим?

Прошло некоторое время, прежде чем последовал ответ.

– По-моему, он потерял к этому всякий интерес, поскольку ему стало ясно, что я против этой затеи.

В голосе прозвучала горечь.

Лекс задумался. Он попал под очарование молодой девушки. Два часа показались молодым людям минутами, и Лексингтон выглядел недовольным, когда его брат пожелал всем спокойной ночи.

– Деревенский воздух сделал меня сонным, – сказал он, скрывая зевоту, – пойду спать. А ты, Лекс?

Лекс несколько мгновений колебался, но потом тоже поднялся.

– Зайди в мою комнату, – пригласил Сократ, когда они достигли верхнего коридора, и продолжал: – Да будет тебе известно, что ты превратил Менделя в свирепую кошку.

– Я? – удивленно спросил Лекс.

– Тс-с…

Помещение находилось над жилой комнатой, и снизу к ним доносились звуки разъяренного голоса.

– Этого-то я и опасался, – прошептал Сократ. – Он ругает ее.

– Почему?

– По-видимому, не выносит, когда падчерице оказывают внимание. И ты – не хочу употреблять фраз, взятых из романа, – но ты действительно выглядел влюбленным.

– Разве это плохо? – саркастически спросил Лекс. – Или, может быть, это выглядит неестественным?

Его брат рассмеялся.

– Наоборот, очень естественно. Мне не нравится манера поведения Джона. Другой бы гордился такой дочерью, даже если она его падчерица. Но какой-то страх, которым он одержим, вывел его из равновесия.

– Ты по-прежнему так считаешь?

– Больше, чем когда-либо. Он весь дом оснастил сигнализацией и вообще принял все меры предосторожности для своей безопасности.

– Какие причины для этого?

Сократ пожал плечами.

– Считаю, что неблагоразумно спрашивать человека о причинах его страха.

Из коридора послышались легкие шаги молодой девушки, входящей в свою комнату, затем раздалось тихое топанье слуг, шедших на зов хозяина, чтобы перенести его в постель.

– Спокойной ночи, Джон! – крикнул Сократ.

Ворчливое «спокойной ночи» донеслось через дверь.

– Доброй ночи, мистер Мендель, – присоединился Лексингтон, но ответа не последовало.

Была прекрасная светлая ночь, и долго еще после того, как все замерло в доме, братья сидели у открытого окна и вполголоса беседовали.

– Что это может быть за здание? – неожиданно спросил Сократ, указывая рукой на видимое в лунном свете здание в конце долины.

– Странно, что ты спрашиваешь о единственном здании во всей округе, о котором мне известно. Сегодня после полудня, когда я прогуливался по окрестности, спросил о нем садовника. Он объяснил, что дом принадлежит некому мистеру Джефри, филантропу и отшельнику, который находится в дружеских отношениях с мисс Темальтон, о чем, как я предполагаю, ничего неизвестно ее отчиму. Она… – он не закончил фразу.

В одном из больших окон белого здания блеснул огонь, точнее сказать, оно озарилось необыкновенным светом, который через мгновение погас.

Лексингтон вскочил.

– Что это такое?

Окно снова осветилось и снова погасло. Затем вспышки света последовали одна за другой.

– Мне кажется, кто-то сигнализирует по азбуке Морзе, – ответил брат и прочел по складам: «Иди». Следующую букву не успел расшифровать, и прошло некоторое время, прежде чем он уловил конец послания.

– «Три дуба», – сообщил он. – Итак, «Три дуба». Кто, черт побери, этот таинственный корреспондент?

– Я могу тебе дать три различных объяснений, – сказал Лексингтон. – Вернее всего, что это какой-то бывший военный обучает свою возлюбленную азбуке Морзе.

– Взгляни туда, – взволнованно прошептал Сократ.

Стройная, почти призрачная фигура скользнула в тени деревьев, окружающих дом. Глаза Лексингтона сделались круглыми от удивления, он узнал девушку – это была Молли Темальтон, несшая в руках маленькую сумку.

Она исчезла: братья переглянулись.

– Почему бы ей и не совершать прогулку при лунном свете? – сказал наконец Сократ.

Лекс кивнул.

– Спокойной ночи, старик, – сказал он. – Спи хорошо. Разбуди меня пораньше, если ты не соврал, что собираешься на раннюю прогулку.

Ответ Сократа прозвучал несколько многозначительно:

– Тебе придется еще не это пережить.