Текст книги "Дверь с семью замками"

5

«Большая пятерка» Скотланд-Ярда собралась в столовой Дика Мартина. Все ждали заключения медицинского эксперта, срочно вызванного по такому исключительному случаю.

– Насколько я могу судить после поверхностного осмотра, – сказал эксперт, – он умер несколько часов назад. Его либо задушили, либо сломали ему шею.

Несмотря на изрядное самообладание, Дик вздрогнул при этих словах. Значит, всю ночь он спал в комнате, в которой за полированной дверцей шкафа хранился этот ужасный секрет.

– Ты не заметил следов борьбы в квартире, Мартин? – спросил один из следователей.

– Абсолютно никаких, – категорично ответил Дик. – Я склонен согласиться с доктором. Мне кажется, что его ударили чем-то тяжелым, и он умер мгновенно. Но вот как они проникли в квартиру?

Допрос девушки, ночной лифтерши, не дал никаких результатов, поскольку она не смогла припомнить, входил ли кто-нибудь в дом после ухода Дика.

Шесть детективов тщательно обследовали всю квартиру.

– Единственный путь, которым убийца мог сюда проникнуть, – сделал вывод Снид, – это через кухоньку.

В кухне была дверь, ведущая на крохотный балкончик, одной стороной выходивший к служебному лифту, используемому, как пояснил Дик, для подъема пакетов с покупками из внутреннего дворика. Лифт приводился в действие небольшой ручной лебедкой.

– Ты не помнишь, дверь кухни была закрыта? – спросил Снид.

Озабоченный молодой человек ответил, что после своего возвращения домой прошлой ночью он не заходил на кухню. В этот момент экономка, стоявшая со слезами на глазах, с готовностью доложила, что дверь, когда она пришла в то утро, была открытой. Дик выглянул во двор. Квартира располагалась на высоте 60 футов от земли. Конечно, можно было допустить, что незваный гость поднялся вверх по канатам служебного лифта, но тогда следовало признать, что в ловкости с ним не смог бы соперничать ни один из известных ночных грабителей.

– А тебе Лу никак не намекнул, кем был человек, которого он так боялся? – спросил Снид, когда остальные полицейские вернулись в управление.

– Нет, – Дик покачал головой. – Он мне ничего не сказал. Он был в ужасе, и я уверен, что его история абсолютно достоверна – его действительно наняли ограбить склеп, и он понял, что его «клиент» собирался покончить с ним после выполнения задания.

Наутро Дик пошел на Линкольн-Инн-Филдс и переговорил с мистером Хейвлоком, который уже прочитал сообщение об этом происшествии в вечерних газетах (сама же странная история с Лу Фини не упоминалась полицией даже при ведении расследования).

– Да, я бы не хотел, чтобы это событие спутало наши планы, но так и быть, неделя-другая особой роли не сыграют и, вы, если уж обязаны, можете задержаться, пока ведется расследование. Я могу подождать и дольше. Хотя дело в некотором смысле срочное, но не настолько.

В Скотланд-Ярде прошло совещание, на котором было решено позволить Дику покинуть Англию сразу же после завершения расследования, хотя было оговорено, что он должен поддерживать постоянную связь с управлением, чтобы в случае поимки убийцы вернуться для дачи показаний в суде. Об этой договоренности известили и мистера Хейвлока.

Предварительное расследование и допрос Дика состоялись в пятницу, и после дачи свидетельских показаний дальнейшее расследование было отложено на неопределенное время. В субботу в 12 часов Дик покинул Англию, отправляясь на самую дурацкую охоту, в которой когда-либо участвовал человек.

А за ним, хотя он об этом и не подозревал, кралась тень смерти…

6

Когда Дик Мартин покидал Англию, отправляясь на эти необычные поиски, об убийстве Лу Фини уже вовсю писали газеты, и столь же много места это происшествие занимало в мыслях Дика. Но постепенно другие мысли и впечатления, связанные с путешествием, овладевали молодым человеком, и воспоминания об убитом взломщике постепенно стирались из памяти. Все чаще перед его взором всплывала пара серых насмешливых глаз, которые улыбались ему, и Дику слышался низкий, приятный, поддразнивающий голос.

Если бы он узнал ее имя до отъезда, то мог бы написать ей или, по крайней мере, посылать ей время от времени красочные почтовые открытки с видами тех чудесных краев, в которых ему доведется побывать. Но в спешке перед отъездом, занятый к тому же делом Фини, он не смог ни выкроить время, ни найти предлог поговорить с девушкой. Письмо, адресованное «хорошенькой леди с серыми глазами» в библиотеку Беллингхема, могло дойти до нее только в том случае, если бы там не работали другие леди с таким же цветом глаз. К тому же (он размышлял над этим вполне серьезно) такое письмо могло бы ей не понравиться.

Из Чикаго он послал письмо секретарю библиотеки с чеком на вступительный взнос и заявлением о членстве, хотя научные труды, так хранящиеся, ему нужны были не более, чем бродячий зверинец диких котов. Дик надеялся, что сможет прочесть ее фамилию на квитанции о получении заявления, но, уже опустив письмо, сам понял, что к тому времени, когда квитанция вернется в Чикаго, он уже будет за тысячи миль отсюда, и выругал себя за безрассудство.

Естественно, что капитан Снид ничего ему не писал о ходе следствия, и Дику приходилось полагаться только на редкие английские газеты, попадавшиеся ему в руки, чтобы хоть немного быть в курсе дела об убийстве Лу Фини. Очевидно, следствие зашло в тупик, полиция до сих пор никого не арестовала, и постепенно заметки об этом преступлении сократились до маленьких сообщений в уголках газет.

В безуспешных попытках напасть на след объекта своих поисков Дик прибыл из Буэнос-Айреса в Кейптаун и здесь, наконец-то, впервые за все путешествие получил обрадовавшее его известие. Ему пришла телеграмма от Хейвлока, в которой тот просил немедленно возвращаться домой. С радостью в душе Дик сел на пароход «Грейл Кастл». В тот же день Дик сделал и второе важное для себя открытие (первое было сделано им в Буэнос-Айресе).

За все время путешествия Дика блуждающий огонек надежды на успех дела, из-за которого он объехал полмира, еще ни разу не появлялся, да и пыл охоты уже оставил его. От Кейптауна до Мадейры пароходом было тринадцать дней пути, включая остановки. Уже четыре дня Дик не получал почты. Для него, имеющего и другие интересы, кроме «палубных» видов спорта, бесед с пассажирами и ежедневного тотализатора, эти тринадцать дней были самым скучным периодом жизни. Но однажды, когда судно зашло в порт для пополнения запасов топлива, произошло чудо. Перед самым отходом к борту судна причалил катер и полдюжины пассажиров поднялись на палубу. На мгновение Дику показалось, что он бредит…

Это была она! Он не мог ошибиться! Он узнал бы ее среди миллиона других девушек. Она не замечала его и не давала повода ему самому обратиться к ней. И вот теперь, когда они, как говорится, оказались под одной крышей, и возможность, о которой он столько мечтал, сама представилась таким неожиданным образом, Дик вдруг оробел и сам избегал ее почти до последнего дня путешествия. Девушка же, когда они наконец встретились, была само равнодушие.

– Да, конечно, я знала, что вы на борту этого судна. Я видела вашу фамилию в списке пассажиров, – сказала она, и Дик так разволновался, что даже не обиделся, увидев усмешку в ее глазах.

– Почему же вы не заговорили со мной? – напрямик спросил он.

– Я думала, что вы здесь… по делу, – ответила она сердито. – Мой стюард сказал, что большую часть времени вы проводите в курительной комнате, наблюдая за картежниками. Интересно, когда вы собираетесь посетить библиотеку? Вы ведь стали нашим абонентом, не так ли?

– Да, – ответил он, чувствуя себя неловко. – Думаю, что так.

– Я это знаю точно, потому что подписывала ваше заявление, – сказал девушка.

– О, тогда вы… – он сделал выжидательную паузу.

– Я тот человек, который подписал ваше заявление, – ни один мускул не дрогнул на лице девушки.

– Как вас звать? – спросил он прямо.

– Ленсдаун, Сибилла Ленсдаун.

– Да, конечно, теперь я вспомнил!

– Вы, безусловно, видели эту фамилию на квитанции?

Он кивнул.

– Она была возвращена в библиотеку через отдел почтамта, в котором собираются невостребованные адресатами письма, – продолжала она безжалостно.

– Я никогда не встречал человека, который бы обладал такими уникальными способностями делать из собеседника дурака, как у вас, – запротестовал Дик, смеясь. – Я имею в виду положение, в которое вы меня все время ставите, – уточнил он.

На этом их разговор прекратился, и они продолжали стоять молча, пока не стемнело. Затем, находясь рядышком на темной палубе, они обменивались любезностями, пока…

– Входной огонь слева по борту, сэр, – прозвучал приглушенный голос на мостике вверху.

Молодая пара, облокотившись на поручень, ограничивающий узкое пространство палубы, наблюдала, как на фоне темного ночного моря на долю секунды вспыхивал и вновь исчезал живой свет маяка.

– Это маяк, не так ли?

Дик слегка придвинулся к девушке, незаметно скользя по поручню.

– Входной огонь, – начал объяснять он. – Не знаю почему, но его называют «стартовым», хотя больше подошло бы название «финишный».

Молчание. Затем последовал новый вопрос:

– Вы не американец?

– По рождению – англичанин, по привычкам – канадец, а вообще – тот, за кого меня обычно принимают. Словом, ренегат.

Она тихо засмеялась в темноте.

– Не думаю, что это очень хорошее слово. Интересно, могла бы я встретить вас, когда только села в Мадейре на пароход? Вообще-то на борту этого судна чрезвычайно много странных людей.

– Спасибо на добром слове, – сказал Дик серьезно. Она запротестовала, но он продолжал: – Наверное, вообще нет ни одного океанского судна, где не находилось бы множество подозрительных людей. Я дам вам сто миллионов долларов, если вам удастся совершить путешествие на суденышке, на котором хотя бы один из пассажиров не скажет: «Боже, что за плавучий зверинец!» – имея в виду остальных. Что самое странное в судовой жизни – не хватает нахальства подойти и заговорить с человеком, который вам нравится, пока до порта прибытия не останется всего лишь один день. Чем пассажиры занимались все остальное время – мне ни за что не понять. Пять прошедших от Мадейры дней я не мог заговорить с вами, вплоть до сегодняшнего дня! Вот это испытание!

Девушка немного отстранилась от него и выпрямилась.

– Мне, пожалуй, следует спуститься вниз, – промолвила она. – Уже довольно поздно, и завтра нам рано вставать.

– Хотелось бы знать, что вы думаете на самом деле, – сказал Дик очень спокойно. – Может быть, о том, что я через мгновение возьму вас за руку и скажу, как было бы чудесно, если бы мы всю жизнь плавали под звездами, как сейчас… и все такое. Но я так не поступлю, хотя признаюсь – ваша красота привлекает меня, я ею восхищаюсь. Я знаю, что вы красивы, поскольку в вашем лице нет ничего лишнего (он услышал ее смех). Это красота совершенства. Если бы ваш нос был толстым, глаза маленькими, а ваша фигура

– как карта, на которой показана плотность населения, я восхищался бы добротой вашего сердца, но я бы не отнес вас к классу Клеопатры. Держу пари, что она была не так уж хороша собой, если то, что о ней говорили, соответствовало истине.

– Вы снова собираетесь за границу? – с некоторым сожалением девушка повернула разговор в русло, которое было менее затруднительным.

– Нет, я останусь в Лондоне, на Кларгейт-Гарденс. Я получил милую квартирку. В ней можно сидеть в центре любой комнаты и без труда касаться стен рукой. Но для человека без амбиций этого вполне достаточно. Когда вы будете в моем возрасте (а 14 сентября мне исполнится тридцать – можете присылать цветы), вам будет приятно где-нибудь осесть и следить, как вращается старый мир. Я буду рад вернуться домой. Лондон удерживает тебя и, как только ты устаешь от него, он окутывает тебя туманом, как липким газом, и ты уже не можешь найти выхода.

Она вздохнула:

– Наша квартирка еще меньше вашей. Мадейра показалась мне раем после Корам-стрит!

– А номер дома? – дерзко спросил Дик.

– Один из многих, – улыбнулась девушка. – А теперь мне действительно пора идти. Доброй ночи!

Он не последовал за ней, а прошелся к борту судна, откуда мог наблюдать, как стройная фигурка быстро пересекала опустевшую палубу.

Дик терялся в догадках. Что могло ее забросить на Мадейру? Он не относил ее к категории тех счастливчиков, которые, чтобы избежать суровой английской зимы, могли позволить себе следовать по пути весеннего равноденствия. На этот раз она показалась ему еще красивей, чем вначале, – прекрасная бледность лица, легкая раскосость ее серых глаз свидетельствовали о Востоке. Хотя лицо ее не было совсем уж бледным, но и розовым его назвать было нельзя. Возможно, красная герань ее губ по контрасту создавала это ощущение бледности. Тонкая? Нет, она не была таковой. Дик считал, что тонкие люди – это хрупкие создания, а она была гибкой и пластичной.

Удивленный тем, что невольно занялся анализом ее достоинств, он прошелся по палубе и зашел в курительную комнату. Хотя было уже больше одиннадцати ночи, столы были заняты и за ними сидело довольно много народу. Дик подошел к столику в углу и остановился, наблюдая за игрой, пока крупный мужчина, сразу по прибытии на судно зарекомендовавший себя общительным собеседником и удачливым игроком, после множества тяжелых и обидчивых взглядов не бросил карты.

– Пора спать! – прорычал он, собрал свой выигрыш и поднялся. Перед Диком он остановился: – На прошлой неделе ты выиграл у меня сотню. Прежде чем покинешь это судно – вернешь!

– Вы желаете чеком или наличными? – вежливо спросил Дик. – Что для вас предпочтительнее?

Великан помолчал какое-то время, затем сказал: – Выйдем! – Дик последовал за ним на плохо освещенную прогулочную палубу. – Послушайте, мистер! – продолжил великан. – Я все ждал подходящего случая поговорить с вами. Я не знаю тебя, хотя твое лицо и кажется мне знакомым. Я работаю на этой линии вот уже десять лет и могу позволить лишь легкую конкуренцию, но не более! Мне не нравится, что такой ханыга, как ты, донял меня и ободрал на сотню с помощью моих же крапленых карт. Ты меня понимаешь?

– Конечно. Я вижу, что ты всей душой стремишься не упасть в грязь лицом в среде картежных шулеров, – ответил Дик. – А это ты видел когда-нибудь? – И он достал из кармана металлический жетон. Испугавшись, великан начал что-то невнятно бормотать…

– Сейчас я это не ношу, поскольку ушел из полиции, – продолжал Дик, спрятав значок. – Я показал его, чтобы напомнить тебе о прошлом. Ты меня помнишь? Я схватил тебя в Монреале восемь лет назад за продажу акций шахты, которые не относились ни к одной из шахт.

– Дик Мартин! – воскликнул великан с неподдельным восхищением.

Вернувшись в каюту, которую он делил с двумя сообщниками, верзила вытер обильный пот со лба и приступил к изложению некоторых фактов своей биографии.

– Этот парень, – рассказывал он о Дике, – пришел в Клондайк и взял Гарвея Уэллса. Тогда у него были усы, вот почему я не узнал его сразу. Это огонь-парень! Его отец был начальником тюрьмы в Форт-Стюарте и обычно разрешал своему сынишке возиться с заключенными. Говорили, что он мог делать с колодой карт все, что угодно, разве что не заставлял ее петь. Он поймал Джо Хэлди, предварительно обчистив для наглядности его карманы, а ведь Джо был известным ловкачом!

На следующее утро мистер Мартин спускался по трапу «Грейл Кастла», неся в каждой руке по чемодану. Парень из банды Флека, который имел вид преуспевающего коммивояжера и присутствовал на всех посадках, высматривая клиентов-простаков, отметил его юность и беспечность и попытался расспросить о нем своего приятеля-стюарда – обычно надежного источника информации.

– Мистер Ричард Мартин? Он профессиональный охотник. В Кейптаун прибыл из Аргентины; в Аргентину – из Перу и Китая; побывал в Новой Зеландии, Индии и бог знает где еще!

– А деньжата у него водятся?

Стюард засомневался:

– Должно быть! Он занимал лучшую каюту и не скупился на чаевые. Какие-то ребята в Кейптауне пришли на судно и пытались поймать его на мостике, но он от них отбился.

«Разведчик» банды Флека ухмыльнулся.

– Перепуганные молокососы! – сказал он с тем презрением, с которым береговые воры обычно отзываются о своих морских собратьях. – И вообще эти суда кейптаунской линии очень малы и все здесь друг друга знают. Картежник умрет от голода на этой линии. Пока, Гарри!

Гарри, стюард, в свою очередь безразлично попрощался с ним и стал наблюдать за «коммивояжером», спешащим вниз, к контрольно-пропускному пункту. Там Мартин со скучающим выражением на худощавом загорелом лице ждал прибытия таможенного офицера.

– Мистер Мартин, не так ли? – авангард мошенников, приятно улыбаясь, протянул ему свою руку. – Я – Бурсен. Мы встречались в Кейпе, – представился подошедший, сохраняя высокую ноту сердечности в голосе. – Ужасно рад вновь встретиться с вами!

Его рука так и повисла в воздухе. Серьезные голубые глаза пристально изучали его. «Коммивояжер» был хорошо одет; дорогая сорочка и массивный золотой портсигар, выглядывающий из кармана жилета, производили впечатление.

– Мы, должно быть, встречались в городе…

– Уондсверт Гаоле или Пентонвилле, – закончил Дик Мартин и добавил: – А ну, проваливай отсюда поживей, ты, любитель поболтать!

У «коммивояжера» отвисла челюсть.

– Возвращайся к своему папаше, – длинный указательный палец Дика воткнулся в жилет мужчины, – или к своей незамужней тетке, которая научила тебя так разговаривать, и скажи ему или ей, что цены в Саутгемптоне недоступны для молокососов!

– Послушай, приятель… – начал возмущаться сухопутный мошенник, чтобы прикрыть свое неминуемое отступление.

– Если я швырну тебя в док, меня задержат для допроса… Исчезни!

Мошенник исчез. Он был разъярен, перепуган, ему жгло за воротником, но он с достоинством удалялся от человека с загорелым лицом, пока не услышал, что поезд уже отправился.

– Если он не полицейский, то я голландец, – пробормотал он и стал искать свой портсигар, чтобы утешиться измельченным вирджинским табачком. Но портсигар исчез!

Как раз в этот момент мистер Мартин извлекал сигарету из этого заполненного до отказа портсигара и, взвешивая золото в руке, решил, что тут, по крайней мере, 15 каратов, и стоит он недешево.

– Какая красивая вещица! – Сибилла Ленсдаун, сидящая напротив, доверчиво протянула руку. Дику это было по душе. В своем просто скроенном костюме и плотно прилегающей к голове шляпке она была иной, распространяла новое очарование и была по-новому привлекательна.

– Да, довольно милая, – сдержанно ответил Дик. – Мне дал ее приятель. Вы рады, что отпуск закончился?

Она подавила вздох, возвращая портсигар.

– Да, в некотором смысле. Это был не совсем отпуск, и поездка стоила ужасно дорого. К тому же я не говорю по-португальски, что изрядно осложняло жизнь.

Дик удивленной поднял брови.

– Но в гостиницах все говорят по-английски, – сказал он. Девушка печально улыбнулась.

– Я не жила в гостинице. Я жила в маленьком пансионе на горе, и, к сожалению, люди, с которыми мне приходилось общаться, говорили только по-португальски. В пансионе была лишь одна девушка, которая немного знала английский, и она мне помогала. С таким же успехом я могла оставаться дома.

Он улыбнулся.

– Мы в одинаковом положении. У меня позади тридцать тысяч миль погони за тенью!

Девушка загадочно улыбнулась.

– Вы тоже искали ключ? – спросила она. Дик недоуменно уставился на нее:

– Какой ключ?!

Она открыла кожаную сумочку, лежавшую у нее на коленях, и вынула маленькую картонную коробочку. Открыв крышку, девушка вытряхнула себе на ладонь плоский ключик очень необычной формы. Он был похож скорее на ключ для вытянутого автоматического «американского» замка, но имел зазубрины не только с одного края, но и на сложных выступах и выпуклостях с другого края.

– Весьма странный предмет, – сказал Дик. – Так это то, за чем вы ездили?

Девушка кивнула:

– Да. Но я не знаю, является ли это всем, что я должна была получить от своего путешествия. Все это звучит несколько странно, не так ли? Дело в том, что моего отца хорошо знал садовник, португалец по имени Сильва. Он всегда служил у кого-нибудь из наших родственников. Я как-то похвасталась вам, что являюсь родственницей лорда Селфорда. Кстати, как он выглядит?

– Похож на букву «О», только более тусклый, – ответил он. – Я никогда его не видел!

Девушка продолжила:

– Три месяца назад моей маме принесли письмо. Оно было написано на плохом английском, причем написано священником. В нем сообщалось, что Сильва умер, а перед смертью просил простить его за все то зло, которое он причинил нам. Он оставил нечто, что должно попасть в руки только членам нашей семьи. Интригующе звучит, правда?

Дик кивнул, нетерпеливо ожидая продолжения.

– Конечно, у нас даже в мыслях не было, чтобы мне или маме ехать в Португалию. У нас для этого слишком мало денег. Но на следующий день после получения письма пришло еще одно, в которое был вложен банкнот в 100 фунтов и билет до Мадейры.

– Посланные… кем?

Она покачала головой.

– Не знаю. Но так или иначе – я поехала. Старый священник был очень рад меня видеть. Он сказал, что его домик обворовывали трижды за месяц и что он уверен, что воры искали маленький сверток, который он должен передать мне. Я полагала, что это что-нибудь ценное, особенно когда узнала, что сеньор Сильва был весьма состоятельным. Представляете себе мои чувства, когда я открыла коробочку и обнаружила в ней этот ключ?

Дик перевернул ключ на ладони.

– Сильва был богат! Вы сказали – он работал садовником? Должно быть, заработал много денег, а? Он оставил завещание?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Ничего. Я была разочарована. Почему-то я положила ключ в карман пальто, когда одевалась. Едва я вышла из дома священника, как из боковой аллеи появился мужчина, выхватил у меня сумку и скрылся, прежде чем я успела позвать на помощь. В сумке ничего ценного не было, но все равно меня это сильно встревожило. Когда я села на пароход, то, вложив ключ в конверт, отдала его старшему пассажирскому помощнику.

– На судне вас никто не беспокоил?

Она засмеялась этому, как хорошей шутке.

– Нет, если не считать беспокойством, что все в чемодане было перевернуто вверх дном, а постельное белье разбросано по всей каюте. Причем от Мадейры до Саутгемптона это случилось дважды! Ну как, романтично?

– Весьма! – подтвердил Дик, глубоко вздохнув. Затем снова посмотрел на ключ. – Какой номер вашего дома на Корма-стрит?

Она ответила.

– Как вы думаете, что означают эти странные происшествия? – спросила она, когда он возвращал ей коробочку.

– Действительно, странные! Может быть, кому-то очень нужен этот ключ?

Она не находила это удачным объяснением. Все еще будучи под впечатлением происшедших событий, она делилась впечатлениями с этим мало знакомым в общем-то человеком, когда поезд подошел к станции Ватерлоо. Девушка была даже слегка обижена, когда Дик небрежно попрощался: легкий поклон – и он исчез за стеной других пассажиров и провожающих, толпящихся на платформе.

Только через четверть часа она разыскала свой багаж в груде чемоданов, сваленных недалеко от багажного вагона. Носильщик нашел ей кэб, и она расплачивалась с ним, когда какой-то мужчина толкнул ее и крепко схватил за руку, а другой в это время ударил ее с противоположной стороны. Сибилла выронила сумку, и та упала на мостовую. Не успела она прийти в себя, как третий мужчина подхватил сумку с земли и быстро, как перышко, передал ее скромному человеку, стоявшему позади. Вор хотел удрать, но чья-то рука вцепилась в его воротник и резко развернула его. Когда вор, защищаясь, поднял руки, тяжелый удар пришелся ему прямо в челюсть, и он отлетел на приличное расстояние.

– Убирайся, ворюга, и закажи себе лицензию на грабеж женских сумочек!

– яростно крикнул ему вдогонку Дик Мартин.