Текст книги "Чудовищные сны разума (сборник)"

11

– Значит, теперь кроме бабушки у вас из родных никого не осталось? – обратился я к Ладе после того, как горячо поблагодарил ее за превосходно приготовленный ужин.

– Бабушку я похоронила год назад. И теперь после смерти Людвига я действительно осталась совсем одна. Родственников по линии матери я не знаю, мы никогда не поддерживали отношений.

– Послушайте, Иван, – через мгновение встрепенулась она, – вы обещали рассказать мне об обстоятельствах гибели моего брата. Как это случилось, известно ли что-нибудь об убийце?

Я внимательно, без тени улыбки посмотрел на нее, затем отвел взгляд. Я ждал этого момента – когда она задаст самый главный вопрос. Ждал и боялся, стараясь оттянуть его, но рано или поздно он должен был наступить. И как бы мне не хотелось, я должен был объяснить Ладе истинное положение дел, погрузив ее в мир жутких ужасов и смертельной опасности. Это было неизбежно, и либо она станет подобно мне, пугающемуся любого шороха, либо решит, что я немного не в себе после смерти друга.

Однако когда я закончил свою невероятно-кошмарную исповедь, она сразу же поверила всему. И она не принялась хвататься за голову и навзрыд причитать, хотя вид у нее был достаточно испуганный. Нет, у нее возникла самая нормальная реакция выдержанного понятливого человека. Человека, которому можно выложить все, что затаено у тебя на душе, и он ПОЙМЕТ И РАЗДЕЛИТ твою ношу, подчас очень даже нелегкую. И за это я был благодарен ей вдвойне.

Закончив свое повествование, я извинился и закурил.

– Но ведь это чудовищно – Людвига убил его собственный персонаж! – взволнованно воскликнула Лада. – Кошмар какой-то!

«Что ж, я вполне согласен с тобой, дорогая», – подумалось мне. Это действительно был трансцендентный кошмар, какой мне не доводилось встречать даже в фантастической литературе. Но этот кошмар был подлинной реальностью.

– Бедный Людвиг, – прошептала она, на ресницы у нее навернулись слезы. Вскинув голову, она посмотрела на меня, – Иван, у вас остались какие-нибудь фотографии моего брата?

– Да, конечно, у меня их несколько и… – я запнулся, вспомнив об одной, – вы знаете, у меня есть одна фотография, на ней Людвиг такой красивый, у него очень одухотворенное лицо! Одним словом, я сейчас найду ее, и вы сами во всем убедитесь.

С этими словами я отправился в рабочий кабинет, где у меня в шкафу вместе с книгами, справочниками и рукописями хранились фотографии. Я просмотрел их все до одной – толстенную пачку и еще целый альбом, но той, что была мне нужна, так и не нашел. Куда же она могла запропаститься? Я принялся рыться в письменном столе, выдвигая один за другим ящики, пока, наконец, ни отыскал ее в глубине одного из них, среди прочих нужных мне и совершенно бесполезных предметов. Достав фотокарточку, я уже начал задвигать ящик обратно, когда взгляд мой упал на небольшую связку ключей. Черт побери, это же были запасные ключи от дома Людвига! И как это я про них забыл?! Мой друг передал их мне на хранение, естественно они затерялись среди прочего хлама, и вот теперь я совершенно случайно обнаружил их. Прихватив ключи вместе с карточкой, я вернулся в гостиную.

– Вот, – я протянул снимок Ладе.

– Боже! – тихо воскликнула она, разглядывая фото, – вы оказались совершенно правы, Иван. Здесь он похож… на святого.

– Можно, – вскинулась она, – я оставлю этот снимок у себя?

– Ну, конечно. Он ваш.

Она посмотрела на меня долгим и, как мне показалось, полным признательности взглядом, затем поднялась и, одарив улыбкой, поцеловала. В щеку, разумеется, пока только в щеку.

– А знаешь, – обратился я к своей гостье, – думаю, что нам пора уже перейти на «ты». Как ты на это смотришь?

– Согласна, – она расцвела в улыбке, и теперь уже я не удержался и подарил ей ответный поцелуй, попав намеренно в шею под самую мочку изящного ушка. Щеки ее порозовели, но я отвернулся и отошел в сторону. Неожиданно в голову мне пришла интересная мысль.

– Лада, у меня к тебе просьба. Дело в том, что я должен сейчас побывать в одном месте и проверить кое-какие свои догадки, поэтому вынужден оставить тебя на время. Тебе не страшно будет остаться одной?

– Конечно, нет, – она беспечно пожала плечами, но я заметил, с какой неуверенностью она проделала этот жест.

– Все будет нормально, – я ободряюще улыбнулся, – думаю, что надолго не задержусь. Входную дверь я запру на оба замка и к тому же оставлю тебе оружие… – и, заметив в ее глазах беспокойство, добавил, – так, на всякий случай.

Я отдал ей свой газовый пистолет, наскоро объяснив, как им пользоваться. Не теряя времени даром, я накинул на себя пиджак и спустился вниз. Уже стоя в прихожей, я обернулся и с напускной веселостью подмигнул девушке. Она ответила мне взволнованным взглядом.

– Надеюсь, что на этот раз все будет в полном порядке, – промолвил я и в следующую секунду шагнул за дверь.

Какое-то время спустя я выруливал на небольшую, ярко освещенную электрическими фонарями улицу, на которой располагался особняк Людвига. После обнаружения ключей я решил проверить одно не дающее мне покоя предположение. А для этого мне просто было необходимо тщательно покопаться в личном архиве моего покойного друга, который он, как мне было известно, аккуратно вел на протяжении всей своей творческой деятельности. Надеюсь, он простит мне незаконное вторжение в его бывшую частную собственность. На земной же закон мне было наплевать. Слава Богу, существуют Законы повыше.

Эх, Людвиг, Людвиг! Как тебе сейчас там живется, на том свете? И можно ли вообще называть посмертное существование жизнью? Но одно я знаю наверняка и, как говорится, на том стою – смерть не есть уничтожение личности, а лишь переход на иной план бытия, к иному способу существования.

Проникнув внутрь дома, я сразу же направился на второй этаж – туда, где располагался рабочий кабинет. Было немного жутковато – а вдруг да Потрошитель притаился где-нибудь в темном доме? Оружия при мне не было никакого, потому мои страхи и опасения в тот момент были вполне оправданы. Однако никто не собирался нападать на меня с устрашающей физиономией, и я благополучно добрался до цели своего ночного визита. Покосившись на запертую спальню, ТУ СПАЛЬНЮ, я отвернулся и толкнул дверь кабинета.

Свой архив Людвиг хранил в нижних полках книжного шкафа. На каждое произведение у него была заведена отдельная папка. Отыскав нужную, я уселся за письменный стол и погрузился в чтение, доставая из папки один за другим материалы, относящиеся к роману Людвига о Потрошителе. Я так увлекся этим занятием, сосредоточившись только на нем одном, что не заметил, как быстро прошло время, и стрелки часов перевалили за полночь. Лишь закончив просмотр бумаг, я взглянул на часы и ахнул. Лада, наверное, уже вся извелась. Пора было возвращаться домой, уже почти два часа как девушка пребывает в полном одиночестве.

Но душа моя теперь могла быть довольной. Мне удалось выяснить все то, что оставалось до сих пор загадкой, и итог моих полночных бдений подтвердил гипотезу, возникшую у меня вначале как неясное предположение во время нашего первого серьезного разговора с Теодорским.

Неожиданно царящую в доме тишину, прерываемую лишь шуршанием бумаг в моих руках да поскрипыванием кресла, нарушил какой-то посторонний звук. «Что это? – пронеслось у меня в голове, – неужели в доме есть еще КТО-ТО?!» Звук, хотя и приглушенный расстоянием и прикрытой дверью, был похож на слабый щелчок дверной защелки.

Я замер в кресле и, затаив дыхание, сидел ни живой и ни мертвый, чутко вслушиваясь в вязкую тишину. Вновь послышался какой-то шорох – вне всяких сомнений это был звук шагов. Некто, осторожно ступая, поднимался наверх (КО МНЕ! СЮДА!!!). Половицы жутко поскрипывали, шаги приблизились и затихли возле моей двери. Какое-то время я слышал лишь свое прерывистое дыхание, словно тот, кто стоял за дверью, застыл в зловещем ожидании (ЧЕГО?!). Казалось, сердце сейчас выскочит из груди, потной рукой я вцепился в подлокотник кресла и всем телом повернулся в сторону входа. Еще немного и я бы не выдержал и закричал.

Дверь медленно (совсем как в фильмах ужасов), со скрипом отворилась, но в темноте дверного проема я никак не мог разглядеть силуэт человека (или НЕЧЕЛОВЕКА?!).

– Не ожидал увидеть вас здесь, в такое неподходящее для встреч время, – раздался спокойный голос следователя.

Совершенно обессиленный, я откинулся в кресле, сердце продолжало бешено колотиться.

– Я что, напугал вас? – подойдя поближе и рассмотрев мое лицо при свете настольной лампы, удивленно поинтересовался он. – Вы бледны как полотно.

– Черт бы вас побрал, Николай, – хрипло вымолвил я, – так ведь и заикой сделать можно! Вы бы хоть предупреждали о своих неожиданных полночных визитах.

– Виноват, – несколько смущенно ответил он мне, – впредь постараюсь больше вас не пугать. Я заметил в окне свет, наткнулся на вашу машину, но все же не был уверен – вы это или кто-то другой. Ради чего вы притащились сюда ночью вместо того, чтобы спокойно спать?

– Я объясню, но сначала я бы хотел узнать, зачем ВЫ пришли сюда?

– А, – он махнул рукой, – вы не поверите, но у меня неожиданно возникла мысль о том, что, возможно, этот придурок околачивается где-нибудь поблизости, возле дома.

– И таким образом…

– И таким образом я застал здесь вас.

– Да я чуть в штаны не наделал со страху. Я ведь тоже подумал, что это он. Оружие я не взял, оставил дома.

– И что же вы надеялись найти здесь в столь поздний час?

Я кивнул головой, с довольным видом усмехнулся:

– Что ж, я действительно кое-что обнаружил. Я нашел ответ на ваш вопрос.

– А именно?..

– Каким образом причастен к совершенному преступлению отдавший концы несколько лет тому назад «кавказский потрошитель» Коган, – выпалил я на одном дыхании.

– Вот как?!

– Дело в том, – принялся я с жаром излагать установленные мною факты, – что этот роман Людвиг написал, опираясь на фактический материал. Естественно, что большинство сюжетов – вымысел автора, но вот основной, отрицательный персонаж имел свой реальный жизненный прототип. Догадываетесь, о ком идет речь?

– Коган, – прошептал пораженный Теодорский, – подумать только!

– Именно, сведения о нем и его деле побудили Людвига к созданию этого произведения в духе готических детективов. Коган был воплощен в образе Потрошителя Рубена в людвиговском «Взгляде изнутри». Название книги отражает своеобразие авторского стиля. Повествование ведется от имени самого злодея, как бы из его сознания, изнутри темной души принявшего человеческий облик демона. Вообще, надо сказать, роман в целом оставляет мрачное, гнетущее впечатление после его прочтения.

Теодорский в задумчивости потер подбородок:

– Таким образом, получается, что ваша фантастическая гипотеза получила неожиданное и полное подтверждение?

Слушая его рассуждения, я вспомнил слова Людвига.

– Это не гипотеза, – я твердо посмотрел ему в глаза, – это факты. Неужели вы настолько слепы и закоснелы, чтобы отрицать очевидное?!

Теодорский коротко кивнул, нисколько не смутившись и не отведя взгляда.

– Согласен. Хотя с точки зрения здравого смысла все это выглядит довольно-таки абсурдно и нелепо.

– С точки зрения здравого смысла, – язвительно парировал я, – нелепым выглядит все мироздание – от бессмысленности зарождения Вселенной и до глупой жадности представителей рода человеческого! Нельзя все измерять одними только устоявшимися категориями привычного мышления. Ум – ограничитель информации, интуиция же – дверь, ведущая в просторы космического сознания, сверхсознания.

– Хорошо, хорошо, – Теодорский поднял руки вверх, – сдаюсь. Вы меня убедили.

Он посмотрел на часы:

– Сейчас уже слишком поздно. Мне нужно возвращаться в управление. Давайте, встретимся завтра и обговорим все подробнее.

Я не возражал.

– В три часа пополудни, у вас дома, идет?

12

Когда я вернулся и вошел в дом, свет горел только в гостиной. На диване, свернувшись калачиком, спала Лада. Телевизор был включен, но звук убран, и на экране в полном безмолвии разворачивалось действие очередного ночного триллера. Сплошная мистика и секс – очередная голливудская дребедень. Шел уже третий час нового дня, и на дворе стояла глубокая ночь.

Пистолет в одиночестве покоился на столе. «Беспечность, – пронеслось у меня в голове, – непростительная беспечность».

– Лада, – тихо позвал я ее, легонько тронув за плечо.

Встрепенувшись, она открыла глаза и непонимающе уставилась на меня.

– Кажется, я заснула, – пробормотала она сонным голосом.

– И потеряла бдительность, – кивнул я в ответ.

– Я… ну, извини.

– Да я тут ни при чем, – я пожал плечами, – речь идет о твоей безопасности, так что вини самою себя.

Она легко соскочила с дивана, юбка при этом взметнулась верх, открыв моему взору загорелые ноги. «Какие ножки!» – не преминул отметить я про себя, восхищенным взглядом обозревая ее прелести. Разумеется, от нее это не укрылось. Кокетливо улыбаясь, она оправила юбку – к моему сожалению.

– Ну, как твои дела? – как ни в чем не бывало, спросила она.

– Отлично. Мне удалось кое-что выяснить, хотя совсем недавно я чуть не умер со страха.

И, заметив ее вскинувшиеся от удивления брови, добавил:

– Завтра все расскажу – тебе и еще одному человеку. А сейчас пора баиньки.

Несколько минут спустя мы разошлись по своим спальням. Мне показалось, что, пожелав мне спокойной ночи, она с каким-то выжиданием посмотрела на меня. Все же я проигнорировал этот взгляд, что бы он ни означал, и отправился к себе. В таком деле спешка может лишь навредить. Нет-нет, спешить сейчас ни в коем случае было нельзя. Я чувствовал, что нужный момент еще не наступил. И все же всю ночь я проворочался, не в состоянии заснуть, думая лишь о ней одной. Я влюбился, отчаянно влюбился в нее, словно мне было не тридцать, а каких-нибудь пятнадцать, ну, или двадцать лет. Что ж, для любви любой возраст – не помеха. Это уж однозначно.

На следующий день Теодорский появился у меня, как и обещал – ровно в три часа, предварительно позвонив по телефону из дома (этот день был у него выходным). Я еще раз пересказал им с Ладой то, что мне удалось установить накануне.

– Таким образом, – подытожил я, – на свободе разгуливает опасный маньяк-убийца, точная копия «кавказского потрошителя». А сам Коган находится там, где ему и надлежит быть – в аду. Чтобы изловить «нашего» ублюдка, необходимо досконально изучить все его повадки. Поэтому я посоветую вам, Николай, еще раз проштудировать все обстоятельства того четырехгодичной давности дела, а также прочесть роман Людвига «Взгляд изнутри». Сам я этот роман за последнее время изучил от корки до корки. Думаю, что нам это поможет. И еще, – я посмотрел на Теодорского, – если нам удастся его обнаружить, то мы должны, ОБЯЗАНЫ будем его уничтожить на месте, убить, вы понимаете?

– Мы сделаем все, что будет в наших силах, – произнес он после небольшой паузы.

Поговорив еще с полчаса, мы расстались. На прощанье я всучил ему книжку Людвига. Повертев ее в руках, он ухмыльнулся: «Вообще-то я не люблю читать фантастику и мистику, но раз уж вы настаиваете».

Он ушел, а я остался стоять в прихожей, задумавшись над его словами. Я писал с детства, но лишь в двадцать пять с лишним лет началась моя карьера профессионального беллетриста. Пять лет я работал в этом жанре мистической фантастики и никогда не задумывался, а что значат для людей мои произведения? Мы с Людвигом были известны и богаты, и все это – и славу, и достаток – принесло нам наше творчество. Но существовало немалое количество людей (а я подозревал, что таких читателей большинство, хотя и не желал себе в этом признаться), которые были невысокого мнения о жанрах «фэнтези», литературы «ужасов» и криминальных романов. И, пожалуй, они по-своему правы, ведь по существу вся эта литература – лишь развлекательное, бульварное чтиво. Да, возражал я себе, но и в мистической беллетристике можно выразить величайшие дерзания духа и ума, глубокое проникновение в суть вещей и психику человека, поставить важнейшие проблемы современности и описать вечные темы – жизнь и смерть, человек и природа, добро и зло, ненависть и сострадание, любовь, Бог, красота и убогость. Примером этому служат лучшие произведения мировых знаменитостей, не говоря уже о классиках – отечественных и зарубежных.

Из состояния задумчивости меня вывел голос Лады:

– Что будем делать дальше, Ваня?

Какое-то время я продолжал стоять, глядя на нее с отсутствующим видом, затем улыбнулся:

– Собирайся, сейчас мы поедем проведать одного очень милого старичка.

Я имел в виду деда Аполлинария. Возможно, он уже вернулся из своей таинственной поездки, и на данный момент я нуждался в нем как ни в ком другом. По дороге я поделился с Ладой теми сведениями, какими располагал о старом оккультисте сам.

– Ты полагаешь, что он сумеет нам помочь? – взволнованно обратилась она ко мне, когда мы поднимались к старику Аполлинарию на пятый этаж.

– Надеюсь на это, – я тяжело вздохнул.

Не успел я надавить на кнопку звонка, как дверь распахнулась, и моему взору предстало приветливо улыбающееся лицо хозяина. При виде его у меня отлегло от сердца – это был дед-кудесник. Мне показалось, что он ждал нашего визита – такой у него был вид. Впрочем, удивляться было нечему, я уже давно привык к необъяснимым странностям его поведения. Ясновидец – он и есть ясновидец.

Хозяин провел нас в гостиную, где все уже было приготовлено для чаепития.

– Какая удача, что вы, наконец, вернулись, – промолвил я, прихлебывая его целебный травяной чай.

– Я приехал вчера поздно вечером, а утром узнал о горе… Ваш друг являлся чрезвычайно интересной личностью. Да, весьма неординарной. Вы ведь его родственница? – неожиданно обратился он к моей спутнице.

– Да, сестра. А как вы… – начала было она, но старик прервал ее на полуслове, взмахнув рукой.

– Я много чего могу, но сейчас важно не это, ведь так, Иван? – он испытующе посмотрел на меня.

– Верно, – кивнул я в ответ, – мы пришли к вам за помощью. И если не вы, то нам уже никто не поможет.

Не спеша, со всеми подробностями, в присутствии Лады я поведал ему обо всех произошедших событиях – начиная с того памятного вечера у приятеля на даче и кончая вчерашним днем. Старик Аполлинарий внимательно слушал, уставившись в одну точку и поглаживая свою седую бороду. Он не проронил ни слова, ни разу не перебил меня, ни единым жестом не выдал своих чувств во время моего рассказа. Когда я закончил свое горестное повествование, он остался сидеть в той же позе, продолжая ритмично поглаживать бороду. В ожидании я принялся украдкой рассматривать его внешность. Бог его знает, сколько ему было лет. Возможно, уже за сто перевалило, а может, еще и семидесяти не было. Во всяком случае, он выглядел молодцом.

– Ладно, – наконец подал он голос, – значит, Людвиг полагал, что причина появления иносущностей – в вашем неосторожном поведении во время пребывания в культовом пещерном храме?

– Да-да. И мне бы очень хотелось рассчитывать на вас и ваши способности. Очень важно установить количество персонажей-монстров. Это существенно прояснит обстановку.

– Лишь на месте совершения действия можно установить, сколько сущностей проникло сюда из Зазеркалья, – пояснил он нам.

Эта фраза вызвала в памяти ассоциацию с моим романом «По ту сторону зеркала», единственным из всех мною написанных в жанре мистической беллетристики, лишенным элементов «чернухи», ужасов и дурацких страхов. Серьезный роман, наполненный глубочайшим философским смыслом истолкования бытия, повествующий о ближайших перспективах развития человечества. Парадоксальный факт, но именно этот роман имел наименьший коммерческий успех, в связи с чем, мне очень хотелось воскликнуть на весь мир: «О времена, о нравы!» Люди предпочитали низкопробную халтуру с неправдоподобным сюжетом, нашпигованную кошмарами, сексом и насилием. Адские трэшаки!.. Ну, что ж – ТАКИЕ читатели достойны ТАКИХ книг. Точнее – ремесленных поделок. Истинный художник никогда не пишет на толпу.

«А ты, – неожиданно спросил меня мой внутренний голос, – ты – истинный художник? Тоже ведь работал в соответствии с рыночной конъюнктурой!»

«А что я еще мог поделать?! – оправдываясь, отвечал я самому себе. – Жить-то ведь как-то надо. Да иначе и не пробьешься».

– Если вы согласны, то мы можем отправиться в любой момент, – произнес я вслух.

– Превосходно. В таком случае закажите билеты на завтрашний рейс. Дело не терпит отлагательства, поэтому нужно поторопиться.

Нам ничего не оставалось более, как только поблагодарить хозяина и откланяться.

Когда вернулись к себе, я первым делом созвонился с Теодорским и сообщил ему о результатах своего визита к старому оккультисту. Следователь порадовался моим успехам и выразил желание отправиться вместе с нами. Теодорским двигало любопытство, ему никогда не доводилось ранее участвовать, как он сам выразился, в ритуале «камлания». Затем я позвонил в авиакассы и заказал три билета на завтрашний утренний рейс. От предложения лететь с нами Лада отказалась наотрез.

После легкого полдника я отправился в город, потратив остаток дня на улаживание своих неотложных дел. Я созвонился с Теодорским и предупредил, что заеду за ним рано утром. Затем нанес краткий визит старику Аполлинарию, обговорив с ним кое-какие нюансы предстоящего дела. Когда со всеми хлопотами было покончено, я вернулся домой, где меня ждала Лада и подогретый ужин.

С тех пор, как у меня в доме поселилась очаровательная гостья, я стал замечать, что мое холостяцкое жилище словно бы осветилось изнутри яркими и теплыми солнечными лучами, и каждый предмет обстановки излучает некую ауру уюта и благоустроенности. Конечно, при моих-то средствах и доходах я и раньше не мог жаловаться на недостаток комфорта, но все это было не то. Теперь же у меня появилось чувство, что все вещи в доме стали враз одушевленными, наполненными живительной энергией, которую принесла с собой моя новая знакомая. Так или иначе, но к тревожному чувству настороженности примешивалось ощущение подлинного счастья. В те дни мое душевное состояние было двояким. С одной стороны – жизнь в атмосфере постоянных страхов и опасений, а с другой – любовь к Ладе и радость ежедневного общения с ней. Так я и жил, мучаясь, до тех пор, пока не наступила развязка.

Перед сном мы долго беседовали. Я старательно проинструктировал Ладу по всем пунктам личной безопасности. На душе у меня было неспокойно. Я должен был заняться делом неотложной важности, но в то же время не хотел оставлять девушку одну, перед лицом смертельной угрозы. До сих пор злобный негодяй находился где-то поблизости, выжидая удобного случая, чтобы нанести очередной удар. Несмотря на все мои уговоры, Лада категорически отказалась от поездки, мотивируя это тем, что совершенно не переносит путешествий, в особенности – авиаполетов. Пришлось смириться с необходимостью временной разлуки. Впрочем, на нашу поездку я намеревался потратить сутки, от силы двое. И мне очень хотелось надеяться, что за это время ничего плохого не произойдет.

Человек живет надеждой, иначе бы вся наша жизнь превратилась в запрограммированное существование живых роботов. Вот и я заснул в ту ночь с надеждой на лучшее будущее, молясь, чтобы удача вновь вернулась ко мне и сопутствовала всем моим начинаниям.