Текст книги "«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года"

Все это варили и затем тщательно толкли, превращая в кашу. Толченые очистки собаки ели лучше, чем не толченые, хотелось хоть чем-нибудь скрасить их травяную диету. Но так кормили только мы с Сергеем Копытовым, два других сторожа собак не кормили. Кошкам в собачью еду я добавлял одну – две ложки своих щей.

Для себя я готовил то же самое, что и раньше. Синдром Блокадника – «Запас», сыграл благую роль. А многие из тех, кто не сделал запаса и не имел погреба, просто голодали. Они стали неизбежными жертвами выбранной схемы реформирования. Реформаторы решили, что кем-то можно и пожертвовать ради восстановления капитализма. В газетах публиковались случаи отказа одиноких матерей от малолетних и грудных детей из-за того, что их нечем было кормить.

Нам, при том запасе, который мы с Ритой сделали, денег на хлеб, мясо, сметану и яйца хватало. Конечно, из-за недоступной цены даже желания не возникало купить конфет, колбасы или сыра — эти совершенно ненужные изыски стали продуктами другого слоя общества. Очень тонкого, но иностранцы поражались наглости хапуг, которые среди мгновенно обнищавшего народа строили себе роскошные особняки и покупали дорогие иностранные автомобили, которых в Москве стало больше, чем в других европейских столицах.

В России появились господа.

Какой-то иностранец в какой-то нашей газете рассказывает, как он, заинтересовавшись каким-то нашим производством, обратился, как он полагал, к бизнесмену, завладевшему этим предприятием, с предложением по совместному развитию производства. И этот иностранец изумился, обнаружив, что владелец не предприниматель, право владеть предприятием он получил не в результате своего труда, т.е. он не человек дела, а поглотитель, который при обсуждении сделки не интересовался делом, а интересовался только тем, как скоро он в результате сделки получит автомобиль.

Гайдар, стремясь любыми путями сформировать слой богатых людей, которые, как он полагал, начнут развивать экономику в рамках цивилизованного рынка, разрешил не раскрывать источник капитала. Источник честно приобретенных капиталов скрывать не надо, да и откуда у советских людей, при примерно одинаковой зарплате, могут образоваться миллионные капиталы? Своим решением не интересоваться происхождением денег, государство открыло двери в свой дом ворам, взяточникам, тем, кто прятал четвертные в песок, мошенникам, мафии и, возможно, тем, кто получил капиталы от зарубежных заимодателей, не желающих, чтобы об этом знала мировая общественность. Подозреваю, что при этом реформаторы открыли «сейфы» и себе, т.е. тем чиновникам, у которых от «сейфов» хранились ключи.

Я не помню или я не знаю, или я не понял в чем разница методов приватизации Явлинского и Гайдара. Возможно, Явлинский не допускал мысли о том, что богатеть можно ЛЮБЫМИ путями, возможно, он хотел, чтобы, на основе деятельности мелкого бизнеса, шло первоначальное накопление для приобретения крупных производств. Возможно, он считал, что для преобразования экономики надо начинать с приватизации легкой промышленности. Возможно, он считал, что приватизировать надо неэффективные производства, чтобы хозяин сделал их эффективными. Возможно, это был китайский путь. Возможно, это был другой путь для России, но теперь уже развилка оказалась далеко позади, и разбираться в тонкостях программы 500 дней уже не интересно – поезд пошел по другой колее.

Плотники перестройки нашего дома были или низкой квалификации, или были жуликоваты. Они не укрепили фундамент и не заменили прогнившие венцы, не перепланировали наш дом, не перестроили, а просто обрушили нашу избу, и народ оказался под её развалинами. А некоторые из плотников, сидя на этой куче с цигарками в зубах, приметили, что много в ней хороших бревнышек, из которых можно и избушку, и баньку у себя на деляночке соорудить. Те, кто стоял наготове с ножами и вилками, бросились на добычу.

Ошибкой или преступлением со стороны Гайдара было решение государства при продаже своей собственности не интересоваться, откуда у покупателя столько денег? Более того, как мне помнится, из уголовного кодекса была изъята статья об экономических преступлениях. Сейчас мне этот маразм кажется невероятным, и, возможно, я ошибаюсь, но мне даже помнится, что и в печати появились объяснения, что, не преступая закон, не разбогатеешь. Было, вроде бы, принято решение, чтобы не уменьшать количество уже состоявшихся богачей, в наказание за преступление имущество не конфисковать.

В открытую дверь ворвалась банда и стала растаскивать плоды, выращенные трудом всего народа. Развивать производство они не стали.

За рубеж распродавался речной и морской флот. По свидетельству вице-президента Руцкого волна воровства накрыла даже армию. В газетах сообщалось, что на базе военного флота под Владивостоком матрос от голода умер!

Новые станки с ЧПУ самарского подшипникового завода, качественную продукцию которого покупали в 70-ти странах мира, стали распродавать, как металлом. Рабочие остались без зарплаты, и начинается, на первый взгляд безумная, но, похоже, очень даже умная, хитрая, подлая приватизация.

Успешно работающее предприятие доводится до неплатежеспособности и под благовидным предлогом, чтобы выдать рабочим зарплату, обращаются к «богатому» человеку, не спрашивая, откуда у него деньги, с просьбой: дать взаймы (взаймы!) «трешницу до получки»:

– Глубокоуважаемый, дай взаймы миллиончик.

– Вам дашь, а вы не отдадите, где гарантия?

– А мы в залог заводик положим стоимостью миллиардик.

– Ладно, вот вам миллион, но чтобы через год отдали, да с процентами – миллион и один рубль.

Не появилось у завода ни миллиона, ни рубля, и неизвестно откуда взявшийся миллионер стал добропорядочным миллиардером.

Это, конечно, сказка. Не так это было – были организованы залоговые аукционы, всё чин по чину – сказка ложь. Это не учебник экономики, это сказка – быль, и в ней намёк.

К счастью, этот заводик как работал, так и продолжал работать – он производил нужный промышленно развитым странам металл, и другие предприятия производящие и добывающие сырье, продолжали работать, а вот машиностроение резалось на металлом.

Шла целенаправленная деиндустриализация России. И это не было ошибкой Гайдара, он откровенно пишет, что ошибочными были планы Горбачева:

– Антиалкогольная политика.

– Программа ускорения и увеличения капиталовложений.

– Сокращение импорта ширпотреба.

А надо было не станки производить, а металл продавать и станки покупать, и не только станки, а в целом готовую продукцию априори конкурентно превосходящую нашу.

Придя к власти, Гайдар стал реализовывать свою программу деиндустриализации. Мы не продаем подшипники, а покупаем, мы не продаем самолеты, а покупаем, мы не продаем станки, а покупаем. Ладно, станки, но мы все покупаем – от компьютеров до унитазов.

В угоду мировым производителям и своим корыстолюбивым космополитическим хищникам мы уходили с мирового рынка, освобождая место для конкурентов. В пятидесятые годы мои товарищи ездили в Китай учить китайцев машиностроению, сейчас мы покупаем китайские автомобили, но начинали они с игрушек и легкой промышленности.

Труд и капитал

Я не экономист, я только как бы от себя пересказываю то, о чем, после начала реформ, стали писать газеты, и что стало горячо обсуждаться в Верховном Совете: «Кто виноват, и что делать».

То есть это вольное, но без предвзятости, изложение истории

Управляющие и работающими, и затухающими предприятиями назначили сами себе выплачиваемые регулярно гигантские оклады, в сотни (а не в два или пять) раз превосходящие зарплаты рабочих и инженеров, у которых зарплаты не достигали прожиточного минимума и не выплачивались месяцами.

И, если свергая советскую власть, СМИ боролись за равенство, то теперь, свергнув эту власть, газеты, пропагандируя это новое неравенство, заполнились статьями о том, что не может быть равенства между талантливым и бесталанным, между работящим и лодырем, между предприимчивым и безынициативным. При реальном капитализме это работает – хозяин управляющему платит за доход, получаемый хозяином, т.е. за эффективность работы предприятий в целом.

А у нас, что, они (управляющие) раньше плохо работали, а теперь, в сотни раз увеличив себе свои получки, стали стараться, и у их предприятия повысилась эффективность?

Прежде мы полагали, что для повышения эффективности управления зарплата руководителя должна зависеть от успеха предприятия. Увы, их зарплата зависит только от возможности ее получения – они у власти, а у рабочих нет своей организации для самозащиты. В результате новых реформ получаемые заводом деньги верхушка руководства может делить между собой. О размере их «зарплаты», выплачиваемой без задержки, те, кому это не положено знать, узнали случайно из-за остановки компьютера.

Вызвали мастера, и он разобрался, в чем дело. Оказалось, что программа компьютера не предусматривала прохождения через расчет чисел больших миллиона, а директору начислено более 1000000, при считающейся хорошей зарплате инженера 14 000, а платили и по 4000 с задержкой до 5 месяцев, ссылаясь на отсутствие на заводе денег. Завод в глубочайшем застое – нет, не проявился у директора талант после повышения его зарплаты.

Все, кто имел возможность, стали подыскивать себе новые сферы приложения своих сил. Егора пригласил друг, с которым они пересекали Каспий, на фирму, делающую маленькие самолетики. Таких фирмочек много в Самаре. Покупателей самодельных самолетиков немного, и эти фирмы зачастую себя не окупают, а находятся на содержании (похоже, что эти фирмочки служили инструментом обналичивания). Фирмочки постоянно ищут спонсоров, спонсоры их друг другу перепродают, положение очень неустойчивое, но, главное, была работа, и работа была увлекательной.

Сват, Владимир Александрович, еще в 86-м году ушел из нервной работы мастера в полировщики, потому что работать мастером в хиреющем производстве, постоянно изыскивая материалы и работу для рабочих, чтобы они могли что-то заработать, было очень трудно. А полировщик получал повременно, независимо от наличия работы, практически столько же, сколько мастер. После прихода к власти Гайдара, когда цены стремительно пошли вверх, а повременный заработок полировщика остался неизменным, сват ушел с завода рабочим в ДОК (наш управленческий деревообрабатывающий комбинат).

Сваха, Нина Константиновна, в 93-м ушла с завода и устроилась горничной на работу к буровикам, которые вахтовым методом бурили на севере. Так и она с ними летала. Добывающая промышленность продолжала работать, а значимая для народного хозяйства обрабатывающая промышленность умирала.

Я рассказываю о своих сродственниках, полагая, что перипетии их жизни в то время были типичны.

Уже мало кому, нужны были стеклянные трубопроводы нашей конторы «Стекломонтаж», стало накладно покупать стеклянные трубы в Белоруссии, где они производились. Зарплата сторожей не увеличивалась, и работящие сторожа разбегались.

Новых сторожей Левин мог нанять только из пьяни, которая нанималась, чтобы рыбачить, да и те путину порыбачат и уходят. Собак они не кормили. Когда нас осталось двое – из тех, кто кормил – собаки изловили кота – теперь уже было не до дружбы, как и у людей моральная заповедь «человек, человеку – друг и брат», вытиснилась звериным законом «человек, человеку – волк и враг».

Я кувалдой на куске рельса крошил для собак кости, превращая их в костную крупу, когда услышал необычный, азартный лай собак и громкий, как рев, крик кота. Бросился на шум и вижу из под перевернутой лодки выбегает возбужденная Глаша и лижет окровавленную лапу, а Черныш стоит рядом и лает под лодку. Под лодкой лежал мертвый кот, который с боем отдал свою жизнь. Я его вытащил, и после того, как он замерз, порубил на куски прямо в шкуре и сварил. Куда делись кошки – то ли их по дружбе сожрали наши собаки, то ли они убежали и их сожрали вражеские собаки – я не знаю.

Я не уходил, потому что мне не хотелось уходить с Волги. Увлекся я и рыбалкой. Раз приехал ко мне на базу Юра, чтобы почувствовать вкус зимней рыбалки. Посидел, посидел он над лункой, надеясь поймать ерша для наживки, но на этот раз, как назло, ни одного ерша не поймали мы. Стали проверять донки на налимов. Зима была морозная, и лед намерз на всю длину бура – больше метра, так, что последние дециметры приходилось добуривать, стоя на коленях. Семнадцать лунок пробурили и ни одного налима. Что ж, и так бывает. Выпили по сто грамм и обсудили «международное и внутреннее положение»…, а что еще обсуждать.

Увы, мы поняли, что великий эксперимент руководством страны провален. Страна созрела для реформ, но реформы, проведенные по рецептам Гайдара, бросили страну на растерзание воровской стае хищников. Трезво мыслящие экономисты – прагматики всполошились: воры по своей сути не могли направить свои усилия на развитие производства, весь их помысел сводился к присвоению и потреблению присвоенным. Присвоенный капитал не пошел на развитие своего производства, а пошел на развитие зарубежной экономики, в частности морских и речных перевозок, рыбной промышленности, строительства, туризма. Кто при этом у нас нажился?

Члены правительства и губернаторы, крупные министерские чиновники оставались «рядовыми слугами народа».

Наживали состояния их жены, сыновья, дочери и прочие братья и сестры. Сами они лично жили на скромную (первое время) зарплату служащих

В первом демократически избранном Верховном Совете разгорелись страстные дискуссии. Среди депутатов еще были искренние приверженцы социализма, они полагали, что путем демократизации можно его совершенствовать. Экономисты прагматики из приверженцев капитализма, будучи противниками социализма, доказывали, между тем, что путь без контрольного обогащения, который избрало правительство, ведет к разорению страны, к разорению народа. Часть депутатов была озабочена будущим не только страны, но и своим собственным.

После 17-го года мы заводы Путилова, фабрики Морозова не разрушали, а усиленно развивали. Именно бурным развитием промышленности пораженная мировая общественность назвала путь, на который мы стали, Великим экспериментом. Немцы, с которыми я работал, были поражены той Россией, которую они увидели, полагая, что она должна была быть «лапотной».

Многое сделали коммунисты, многое хотели сделать. Хотели, чтобы все могли купить всё, но за 70 лет Советской власти так и не была решена проблема продовольственного обеспечения, поэтому реформы начались с реформы продовольственного рынка.

Я помню то ощущение удара, полученного от правительства «под дыхало» народу, которое нанес Гайдар, в январе 92-го года, отменив государственный контроль над ценами. Цены подскочили до такого уровня, что стал выгоден свободный, не регулируемый импорт, заполнивший полки магазинов. Переворот, поддержанный массами ради развития сельского хозяйства и легкой промышленности, привел к полной деградации и сельского хозяйства, и легкой промышленности.

Уже несколько лет (после 88 года) шла быстрая деградация производства, и шел такой рост цен на базарах, что правительство было вынуждено увеличивать пенсию. Этот рост, разумеется, не успевал за ростом базарных цен. К 91-му году пенсия у меня выросла примерно в три раза, а цена на мясо больше, чем в четыре раза. И вот, на этом фоне, Гайдар поверг население еще и в шок сумасшедшим увеличением цен на самое необходимое.

Хлеб! Воду! У Твардовского есть такие слова в отношении жажды: «Из колодца, из пруда, из копытного следа – лишь вода была б вода». Мы с Захаром были на какой-то выставке в музее, и Захару захотелось пить. Так вот стакан воды стал стоить как баснословно подорожавший бутерброд. Стали платными туалеты, даже на вокзалах, где уж деваться некуда. Для семейного бюджета стало значимым даже посещение общей бани. Детские садики из-за возросшей платы стали для многих родителей недоступны. В Танином садике разместилось районное ГАИ, садик, в котором получал воспитание Егор, закрылся. Многие дети были выброшены на улицу и стали беспризорными. Нет, у них были родители, но родители были на работе, а дети получали уличное воспитание – они были без призора. В помещении, где для детской кухни готовили в питание грудничкам, абсолютно свежий творог и безупречно чистый кефир, разместился магазин с винно-водочным отделом. Население России стало неуклонно сокращаться. Непомерно возросла стоимость похорон – смерть стала не только горем, но и разорением. Многократно повысилась стоимость проезда, как городским, так и междугородным транспортом.

Проявилась принципиальная разница принципа ценообразования при правлении идеалистов и реалистов.

Идеалисты стремились обеспечить для всех без исключения доступность хотя бы минимальных потребностей – хлеб, вода и прочие потребности первой необходимости. Идеалист Хрущев для тех, кто не мог купить тарелку щей, попытался сделать в столовых бесплатным хлеб к стакану чая за три копейки, чтобы стоимость хлеба оплачивали за безденежных те, кто ест котлетки.

Реалисты в основу образования цен положили принцип получения максимальной прибыли. Максимальное повышение цен коснулось товаров самого максимального потребления. Хлеб и воду потребляют все.

Идеалисты – стремились к обеспечению сытости.

Реалисты – к обеспечению прибыли

Прошло много лет, и я достал разрозненные газетные вырезки с информацией о ценах и пенсионное удостоверение, куда какое-то время записывали сведения об уровне пенсии. По сохранившимся сведениям удалось сделать сравнение августа 91-го года (до реформы) с ноябрем 92-го (после реформы). А по некоторым продуктам еще и января и мая 92-го.

Я делил пенсию на цену продукта. Так вот, народ был повергнут в отчаяние оттого, что в январе 92-го мяса на всю пенсию он мог купить в 2, в 3 раза меньше, чем на рынке в августе 91-го. Масла сливочного в два раза меньше. Сахара в 100 раз меньше. Однако, уже в мае 92-го покупная способность пенсии на мясо, молоко и масло, по сравнению с 91-м годом, даже возросла, но боль от удара не прошла, тем более что она поддерживается ставшей недоступной ценой «ненужных изысков». Да и сравнение с 91-м годом похоже на притчу о бедолаге, который пожаловался мудрецу, что избенка у него тесная, а мудрец посоветовал ему ввести в избу барана, а затем еще и корову; так, что когда бедолага, через некоторое время, вывел из избы скотину, то изба ему показалась просторной. Попробую дать сравнение августа 91 с ноябрем 92-го. В таблице приведены цены и количество продукта, которое можно купить на всю пенсию (цена на мясо базарная, на молоко, масло растительное и яйца – не помню какая – базарная или магазинная).

Август 1991-го года

Ноябрь 1992-го года

«Изыски» (сыр, колбасы) стали в пять, десять раз недоступнее для рядовых граждан.

В августе 91 года рынки были завалены мясом по 17р. т.е. его производство для крестьянина было выгодно. Почему же в ноябре 92 года мясо стало стоить почти в 10 раз дороже? Потому, что хлеб стал в 100 раз дороже, и на 17 рублей не проживешь; потому что между крестьянином и покупателем встал купец, который хочет ездить на Мерседесе и иметь загородный дом.

Но при этом талоны отпечатанные на 92 год оказались не нужными, и народ охнув от новых цен, реформу поддержал.

Магазинные цены 91 года были абсурдны. По государственным ценам 91-го года, получается, что для изготовления килограмма сыра достаточно, не считая труда, который у нас никогда и не считался, всего 2 литра молока. Для изготовления целого килограмма полукопченой колбасы, не считая труда, достаточно всего полкилограмма мяса с костями (колбаса тогда была из чистого мяса – без растительного белка и перемолотой шкуры). Государство «Великого Эксперимента», исходя из коммунистического посыла, что перед богом все равны, старалось, путем регулирования цен, сделать все товары доступными для всех – и для директора завода, и для рабочего. В результате экономика перевернулась вверх ногами – цены в магазинах оказались ниже цен на базарах. Неудивительно, что колбаса с прилавков магазина сметалась в одно мгновение, и раздавался вопль, что цены на базаре недоступны. При нормальном – стихийном! ценообразовании, цены на базаре, благодаря самому короткому пути товара от производителя до покупателя, ниже, чем в магазине, и базаром пользуются менее обеспеченные слои населения, а при Советской власти наоборот – рынком, где не было очередей, а цены были выше магазинных, могли пользоваться люди более состоятельные.

При полных рынках магазинные цены были тем провокатором, который привел к свержению Советской власти. Не диссиденты её свергли. Это была государственная глупость Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева.

За 70 лет Советской власти так и не была решена проблема равновесия между спросом и предложением, поэтому народ поддержал всё обещавшего Ельцина.

В 92-м году, когда цены в магазине сравнялись с базарными, которые при этом увеличились более чем в 10 раз, но изматывающие всех очереди исчезли, появилось поле для спекулятивных заявлений тех, кто доказывал, что все стало невыносимо плохо, и не менее спекулятивных заявлений тех, кто доказывал, что стало хорошо.

Любопытный разговор двух лоточниц я услышал на базаре:

– Пенсию опять поднимают, не успеваешь ценники менять.

– Все с ног на голову поставлено.

– Хозяин не упустит.

Вспоминая прошлое, не могу не обратить внимания на настоящее. Сейчас от продажи нефти у государства скопилось много нерастраченных денег (2012г). Глазьев предлагает увеличить зарплату учителям, врачам и прочим бюджетникам, уверяя, что это не увеличит темп инфляции. Но цены у нас на рынке формируются не конкуренцией, а корпоративной солидарностью монопольных владельцев рынка. Грубо это выглядит так:

– сколько надо учителю съесть мяса, чтобы не сдохнуть? Столько-то. Делится его зарплата на вес мяса и вычисляется цена. В результате вся прибавка зарплаты пойдет купцу. Поэтому ценники меняют одновременно с изменением пенсии.

Если нет роста производительности труда и производства, прибавку зарплаты за счет распродажи сырья немедленно съест инфляция, а ожидаемого роста производительности в сфере производства материальных ценностей нет. Поэтому нельзя тратить нефтедоллары на еду, а можно только на создание рабочих мест в производстве, надо прекратить деиндустриализацию России. Появятся заработки – появится спрос. Пойдут налоги – вот их, и отдать врачам и учителям. У нас колоссальный резерв рабочей силы. 5% населения Америки кормит всю Америку, а мы пытаемся сохранить сельское население, вместо того, чтобы насытить хозяйства техникой и удобрениями.

По берегам Волги особняки для богатых строят приезжие из Средней Азии и с Кавказа. Я спрашиваю у царевского жителя:

– Почему вы не работаете на стройке? Вы здесь живете, здесь у вас семьи, вам же это выгодней.

– Понимаешь, на машину все равно не заработаешь, а на бутылку мне и так хватает. А две не надо – сопьюсь.

Я восхитился гениально простым объяснением нашим царевским мужиком особенности политической экономики народившегося строя. У нас колоссальный разрыв между зарплатой бедняков и доходами богатых. При таком соотношении у хозяина нет потребности в росте производительности труда, в энергосбережении, в снижении материалоемкости, он и так благоденствует, и у рабочего нет заинтересованности – все равно на машину не заработаешь.

Стимулирует экономику реальный рынок, а не декларативный, а самым главным, первым в списке товаром на рынке является труд, и рыночной экономикой является только та экономика, где на рынок выставлены труд и капитал, покупающий труд по рыночной стоимости.

Наше общество разделилось, а неравенство порождает жажду борьбы. Страшно, если эта жажда реализуется религиозной или националистической борьбой. Громоотводом против этого может служить только классовая борьба против безработицы, за зарплату, условия труда и за прочие социальные требования.

Только если рабочие организации добьются возможности вести постоянную борьбу за снижение разности доходов хозяев и их работников у хозяина появится необходимость совершенствовать дело, а у работника заинтересованность в успехе дела – они объединятся в стремлении к общей цели – успеху своего предприятия.

Только экономическая борьба между трудом и капиталом, в которой оружием борьбы будут не кулаки, а аргументы, поднимет на ноги Россию.

Нынешняя разновидность правящего класса, поддерживает религиозный и националистический (под видом патриотического) пульс умонастроений толпы, стремясь отвлечь массу низкооплачиваемых работников от политической и экономической борьбы. Я уверен, что это иррациональный курс. Алчность затмила разум господ. Противодействовать надо не экономической или политической борьбе, а религиозной и националистической смуте, и противовесом этой смуте рациональна борьба экономическая в виде забастовок, манифестаций и политической парламентской борьбы. Россия в 92м упала на дно капитализма, где господствовал не рынок, а «бандитский капитализм» грабежа государственной собственности.

Анализируя реформы Гайдара в парламенте, депутаты с пылом обсуждали разбазаривание эффективно работающих производств. Депутаты, как и рабочие, были озабочены тем, что новым хозяевам отдавались не хиреющие предприятия, чтобы они их модернизировали и вывели в успешные, а предприятия и без них работавшие успешно.

Именно здесь кроется принципиальный смысл проводимых реформ. Приватизация это средство оздоровления экономики, или это средство обогащения? Если цель приватизации обогащение, и если, тем более, в приватизации надеялись поучаствовать большие чиновники через взятки или через родственников, то на черта им хиреющие предприятия, если можно сразу получить возможность извлекать в свою пользу прибыль из успешно работающих предприятий.

Гайдар не сумел организовать приватизацию, произошла дозволенная законом, не имеющим ограничительных рамок, повальная экспроприация.

В ходе Первой мировой и слившейся с ней Гражданской войн – потребительский рынок тоже развалился, но революционеры его моментально восстановили введением НЭПа. Новая экономическая политика (новая по сравнению с попыткой ввести экономику коммунизма) дала свободу предпринимательства в легкой промышленности, в продовольственном секторе, в сфере обслуживания, и рынок восстановился благодаря увеличению собственного производства, а не зарубежного.

Мы же с помощью импорта старательно душим свою легкую промышленность и сельское хозяйство. Я не сомневаюсь в личной честности Гайдара, и часть депутатов полагала, что это его глупость.

Жаркий спор разгорелся по поводу чековой приватизации. Я, может быть, по наивности, считал, что это самое справедливое распределение собственности. Правда, мы многого не знали.

В «Известиях» появилась статья Гонзальеса, в которой он заявлял, что те, кто критикует чековую приватизацию, занимаются «демагогией и обманом». Это было настолько нагло лживо, что я не удержался, потому что критика чековой приватизации была справедлива. На чеке написали его стоимость, которую оценили в 10000 р. (При пенсии в 5000 р.). А Чубайс заявил, что реальная стоимость чека эквивалентна двум «Волгам».

Я писал в «Известия»: «Если названная цифра условна, то почему бы не написать не 10, а 500000? Потому что это будет не выгодно скупщикам чеков, не сверхприбыльно?

Вы пишите, что владение акцией, эквивалентной чеку, дает надежду «…своего будущего благополучия и обеспеченной жизни своих детей…». Даже при 100% годовых, 10000 дадут меньше 1000 в месяц – о каком благополучии идет речь? Вот уж действительно, где ложь и демагогия».

Один из ваучеров я вложил в РАО ЕС Чубайса. Только это АО регулярно выплачивает дивиденды – каждый год на один ваучер по одной буханке хлеба, в соответствии с инфляцией раньше было около трех рублей, потом около десяти, а последний раз прислал почти на четыре буханки – 39р. 60коп. (Один раз в году на весь ваучер, которым была оценена доля собственности, принадлежащая одному трудящемуся, из всей общенародной собственности России).

Между прочим, я считал правильным управление завода оставить в прежних руках, наделив их правами собственника «справедливого» количества акций, и участие рабочих в контроле и управлении осуществить в виде акций родного предприятия.

Как-то во время застолья (обратите внимание, потомки, мы – рядовые обыватели, имели возможность собраться за столом) обсуждали недавний эпизод из заводской жизни, в котором очень заслуженный рабочий (постоянно на досках почета был) из-за того, что он на какое-то время по какой-то причине оставлял завод, не получил акций завода. Это его так обидело, что у него случился инфаркт со смертельным исходом. Особенно этим была потрясена известная на заводе активистка Давидова, а знакомая ей заводской юрист Токарева говорит: «Ну что Вы распыляетесь, о какой справедливости может идти речь, Вы знаете, сколько акций получил директор завода?» и называет цифру. Я уж забыл, то ли несколько сотен, то ли несколько тысяч. Давидова от возмущения чуть не порвала свои девять штук. Хотя в то время мы еще надеялись на дивиденды.

Увы, наш завод продолжал катиться в пропасть. Построенные перед крахом громадный корпус прочностных испытаний, громадная термичка с совершенным новейшим оборудованием, корпус компьютерного проектирования, стенды для испытания двигателей – целый научный комплекс, все оказалось брошенным. Зарплату не платят, квалифицированные кадры разбегаются.