Текст книги "Старик путешествует"

Россия / Москва / Окна во двор / 2020 год

Человеки ходят, упакованные в одежду. У мужчин шапок больше нет. Их сменили не шляпы, но кепки. Пальто тоже нет. У молодёжи куртки, скорее короткие, потому что они не носят пиджаков. Книзу джинсы, как правило голубые, или просто две штанины штанов.

Женщины, если они не тучные, носят обтягивающие джинсы, тем подчёркивая свои яблоковидные или грушевидные зады.

Современная одежда скорее неприлична, если мерить её по послевоенным стандартам (я именно тогда обрёл «свет» – сознание), но она удобнее той, что была. Или кажется, что удобнее.

Та, что была, была просторной, но часто мятой и пыльной. Брючины мужчин были скорее грязны, поскольку в городах было больше природной пыли и грязи, а асфальта и бетона совсем мало. Сколько помню себя, я вычищал брючины своих брюк со щёткой, а до щётки отковыривал грязь ножом.

Сейчас одежда стоит копейки. Купил, поносил, выбросил. В моё время, если шили пальто, то на десяток лет как минимум. Костюмы носили чуть ли не поколениями.

Вот спокойно идёт, неся в правой руке сумку, мужчина лет тридцати. Он среднего роста, на нём полупальто, воротник поднят, его аллюр средний, он не торопится, но и не шагает медленно. Если у него есть жена, он должен её раздражать. А вот двое стариков шаркают, она с палочкой, он более бодр, но, возможно, он её сын.

Человеки достаточно скучны, у меня давно нет к ним интереса, поэтому я не хожу в гости, никого ни о чём не расспрашиваю, если спросят – коротко отвечу, но не более того. Я вообще не люблю разговаривать, у человеков распространены придаточные истории, и слушать их у меня нет сил.

Я выдерживаю моих визитёров не более часа, потом выпроваживаю их. И с удовольствием погружаюсь в одиночество. Для начала гляжу в окно.

Идёт старушка с палочкой, с жёлтым пакетом (вероятно, супермаркета Billa) и в белом платочке. Никому не нужна.

Идут объёмистые дамы. Я зову их «тёщи». В них много требухи и жирных кишок. Я оцениваю их как мясник.

Сегодня 19 января, снега нет, но все прохожие идут задраенные в свои скафандры из курток и бушлатов. Только носы торчат.

Я человек, который не любит разговаривать. И, перестав вполовину слышать, ничуть не расстроился. «Всё равно у большей части человечества нет ничего интересного, чтобы мне сообщить», – смеясь, сказал я.

Россия / Москва / Окна во двор – II / 2020 год

Остановилась. Крепкие длинные ноги в чёрных трико. Крашенная в чёрно-зелёную ёлку белая куртка, есть капюшон, но голову плотно обхватывает платок.

Черешни губ и клубника щёк, чёрные взволнованные глаза, прядь чёрных волос из-под платка. Эх, был бы я хотя бы на десяток лет моложе! Merde! От неё, ручаюсь, пахнет сыростью и горячей отвагой.

Часто вспоминаю ответ девяностолетней бывшей петербургской красотки Саломеи Андрониковой, когда я спросил её: как она себя чувствует, как это – быть старой? Действие происходило в Лондоне, в усадьбе сэра Исайи Берлина. «Понимаете, Лимонов… – И она посмотрела на меня взвешивающим взглядом, но не долго разглядывала, быстро решив, что я заслуживаю честного ответа. – Понимаете, я так же безумна, как и в тридцать, так же готова к приключениям. Но моё тело – оно как скафандр водолаза. Оно тяжёлое, и я не могу уже с лёгкостью совершить все те безумства, которые я себе позволяла. Оно тяжёлое, как скафандр».

От того дня в Лондоне помню фоном для Саломеи солнечную британскую лужайку, где на газоне степенно расхаживали гувернантки и взрывчато бегали британские дети.

Россия / Москва / 2020 год

Наткнулся в интернете на что-то про гору Кайлас и вход в Шамбалу. Вспомнил нацбола, приносившего для меня книгу – фотографии горы Кайлас. Потом через месяцы он книгу забрал.

Я думаю, вход в Шамбалу находится везде, не только на горе Кайлас, но любого туда не пропустят.

Я пошёл в ванную, она у меня как парижская, с окном. Там у меня действительно вход в Шамбалу. Я как-то позвонил в диспетчерскую о протечке в ванной. И они прислали мне юного пугливого киргиза. Киргиз был странный, нестандартный киргиз, очень старательный, и выволок из-под ванной множество совсем диких камней. После этого он совсем скрылся в образовавшейся дыре. Его совсем не было видно! «Там свет!» – вдруг прошептал он снизу.

Потом ушёл. Унёс с собой один камень. Потом вернулся за вторым, за третьим. Несмотря на мои: «Не надо, придут ребята, унесут…» Такое впечатление, что он не хотел оставлять мне этих камней. «За каменной дверью скрыты тайны для будущего, но сроки им ещё не пришли».

Больше я того юного киргиза не встречал. Ямы той под ванной боюсь. Всегда проверяю, закрыта ли на задвижку дверца, ведущая туда. Вначале я боялся, что оттуда нахлынут чудовища.

Россия / Ялта / Отель «Бристоль»

Отель с таким названием находится в городе Ялта.

Они прилетели в Ялту рано утром 2 января. Он был в чёрной куртке с меховым воротником, она – в розовом лёгком пальто. Серый шарф, серые брюки.

В Ялте только что прошёл дождь. И пробивалось солнце. И он, и она были сдержаны и молчаливы. Более обычного, может быть более потому что прилетели инкогнито. Никто не должен был знать – ни свои, ни чужие.

В отеле «Бристоль» (буквально сто метров от набережной, чуть ли не брызги могли долетать) он оплатил пребывание, все четыре дня, и они поднялись в номер. Второй этаж.

Оба Кости откланялись. Договорились на позже. «Созвонимся». Они уселись в автомобиль старшего Кости и уехали.

Он и она стали распаковываться.

Он уже был болен, поэтому ничего, собственно, и не раскладывал. Она внимательно повесила в шкаф свои брюки и топы. Он посмотрел с удивлением на свои вещи: «Зачем их так много?» – и захлопнул крышку джинсового чемодана. Ни он, ни она не заметили изначально, что кроватей в номере две, тогда как на две они не договаривались, и кровати узкие.

Только к вечеру, пытаясь совокупиться, они обнаружили, что кровати узкие. И ему, и ей некуда было девать не только ступни, но и колени.

Он не был её мужем. Но вот уже девятый год был её любовником.

Только отчасти это обстоятельство объясняет, почему они прилетели в Ялту инкогнито. Он не был женат, но скрывал путешествие от своей службы безопасности. Служба безопасности – нет, не получила бы инфарктов, но была бы и обижена, и недовольна.

Вскоре они оделись и пошли на набережную. Всего-то было ничего времени, ещё и рестораны не открылись. Она скромно, как настоящая дама, обрадовалась морю, издав слабенькое «Ой, море!». Он же подумал, какое ветреное и холодное, несмотря на весеннее солнце. «Ой море!» занималось своим излюбленным развлечением – пугало зимних курортников и аборигенов Ялты, бросаясь на набережную: «Ух! Плюх!» – но непременно до людей не дотягиваясь.

Боязливо и осторожно, но главное – с уважением человеческое племя обходило границы моря. На поверхности моря, вцепившись в него перьями и когтями, приклеены были морские птицы: чайки, утки и всякие иные летучие твари. И они катались на море, колыхались вместе с морем. На дармовых качелях.

Она вообще не смотрела на него и даже с ним не разговаривала. Так у них повелось, ничего исключительного и в этот день. Свежая Ялта, только и всего. Не йодом, впрочем, пахло, но слабым раствором писсуара.

Проходя мимо зеркальной витрины, он обнаружил, что вид у него насупленный, черная кепка, капюшон тёплой зимней куртки, вид не курортника, а вот кого, он не додумал…

Впереди появился платан – пористый, как нос толстого подростка? Нет, как целлюлитные ляжки южной девушки, вот…

А ей всё уже нравилось. Она охала, ахала, вдруг остановилась и воскликнула: «Здравствуй, море! Какое ты тихое!» – и она всё снимала на мобильный телефон.

Одета она, подумал он, как розовое привидение: розовые штаны, розовые боты, пальтишко тоже розовое и просторное, как халат.

Он добродушно сказал ей: «Ты безумна! Ну как Джанис Джоплин!» Она не обиделась, только остановилась на полуслове.

Они пошли в её любимый «Ялтинский дворик», где она съела мидии и морское ассорти, а он ел мясо, заказал два вида баранины. Ну и, конечно, вино.

Через несколько часов они были в отеле и при включённом телевизоре с Гарри Поттером на экране некоторое время совокуплялись, впрочем, без особой страсти. Обнаружили, что кроватей у них две, и потому поспали немного каждый на своей.

Догадаться спуститься в холл и попросить номер с одной кроватью они не догадались, а может, хотели этого препятствия.

В окно, он отметил, видна пустая ялтинская улица, это второй этаж, номер как раз выходит окнами на улицу Рузвельта и на козырёк «Бристоля». Ворам ничего не стоит залезть, но улица оживлённая, и какой вор на свою голову полезет с козырька над входом в отель в окно отеля. Гостинице 150 лет, выяснил он, поглядев на их стол. Там лежали рекламные ручки, бумага, и с одной из бумаг и бросилась в глаза эта дата – 150 лет.

«Зачем я сюда приехал?» – подумал он, в то время как она голая ходила в ванную и из ванной. Что делает здесь эта голая еврейка с трогательно возвышающейся на маленькой головке сложной причёской?

– Это твоя любовница, чудак, у вас нею секс, и очень высокого качества, уже девятый год, – ответил ему кто-то второй, не он сам.

– Ты бы встретился с этим парнем? – сказала она.

– Что ты сказала?

– Ничего не сказала. Ты готов?

Она сказала, что ничего не сказала. Но кто сказал «Ты бы встретился с этим парнем…»?

– Кто сказал «ты бы встретился с этим парнем»? – обратился он к ней.

– Я не говорила такого. Ты взял карту?

– Карту Ялты?

– Электронный ключ в наш номер.

И всё же кто сказал «ты бы встретился с этим парнем»? – вспомнил он, когда они уже были на улице Рузвельта.

В Ялте уже вовсю вышло солнце, и они умудрились продержаться, прогуливаясь, целых четыре часа. Некоторое время они посидели на набережной на солнце. Интересно, что думали о них проходившие?

Проходившие могли умозаключить, что ни он не содержит её – у неё вид образованной, состоятельной дамы, – ни она не содержит его – у него был вид не жиголо. Скорее, у них был вид привыкшей друг к другу супружеской пары.

А ведь он даже не знает, где она живёт.

Внезапно он рассердился на себя за то, что он так странно существует. Служба безопасности. Более двадцати лет (с перерывом на тюремное заключение) не выходит он из московской квартиры на московские улицы без службы безопасности. Любовница, о которой он, по сути, ничего не знает…

– К полуночи сегодня будут показывать Гарри Поттера, все фильмы, – сказал он.

– Ты что, не видел поттериану?

– Нет.

– Все видели…

– Все видели, я не видел. Пойдём! – Он встал.

В номере, он вспомнил, стояли непочатые две бутылки вина. Одна белого, другая красного, купленного в магазине «Вино и сыр». Он купил литр муската и полтора литра каберне.

Пошли в отель «Бристоль».

– Мне здесь нравится, – сказала она, когда они шли по длинному коридору второго этажа. – И название нравится: «Бристоль»… «Бристоль»…

– Ещё на зуб попробуй, – посоветовал он усмехнувшись.

– Какой ты грубый… – заметила она. Они уже стояли у двери 226.

Он сам не понял, что он сказал. Малопонятно, почему она решила, что он грубый.

Россия / Ялта / Отель «Бристоль» – II

Под утро ему снились бороды из Гарри Поттера, её широкое, как халат, пальто.

Полежал-полежал и встал. Она находилась в той же позе, в какой уснула. А именно: спиной к провалу между кроватями, шиньон, похожий на еврейскую булку «халу», бережно лежал непомятый, в то время как её нос и губы смешались с подушкой. Не позволяя разобрать её выражение лица.

Она всегда честно и хорошо спала. «Как убитая» – это про неё.

Он встал и, вынув потрёпанную тетрадку для путешествий, сел у стола, идущего вдоль целой стены. Скорее это был даже не стол, а барная стойка. На столе – он отодвинул их к стене – находились стаканы, его каберне и её мускат на дне, недопитые.

Он стал писать – нет, не чтобы записать впечатления, но чтобы скоротать время, пока она проснётся.

Он догадывался, чем он болен, без всяких докторов, чувствовал и имел ощущение, что у него нет дел на этой земле, все дела переделаны. Вот он и сидел, равнодушный, время от времени взглядывая в край окна, он его обнажил, чтобы наблюдать процесс рассвета. И писал совсем пустые фразы о том, что в номере только у окна можно разглядеть детали, а ближе к двери – там первобытный слоистый мрак. Однако же с подчёркивающей мрак сияющей тонкой полосой из-под двери, из коридора.

Она пошевелилась. Не оборачиваясь, он понял, что она села в постели. Поднялась. Покачнулась. То, что покачнулась, было понятно по едва слышному чертыханию. Ушла в ванную. Ничего ему не сказав. (А что, собственно, ему говорить? Спросить: «Сидишь?» Он бы ответил односложно: «Сижу».)

Вернувшись из ванной, она из темноты спросила: «Сколько?» Он, нажав кнопку мобильного телефона, увидел сколько и озвучил ей сколько.

Пока она одевалась, он спрятал тетрадку в джинсовый чемодан, опять отметив, как ненужно много вещей он привёз в Ялту.

Она сменила брюки, надев брюки в мелкую чёрно-белую клеточку, повязала пышный шарф, и они вышли в коридор и пошли по коридору с картинами. Спустились по мраморной лестнице.

На площадке лестницы сидел ещё ночной охранник, он приветливо сказал им «доброе утро!», а они неприветливо пробормотали в ответ «у… доброе». И вот они уже на улице Рузвельта. А там адски пусто и уже слышно, как швыряется собою море.

Мимо надувных аттракционов (две ёлки и надувные пещеры с надувными горами) они прошли на набережную, где звучала громкая музыка, стояли двое полицейских – мужчина и женщина – и швырялось-таки утреннее море.

Ему всё равно было, куда идти. Как он считал, куда бы он ни пошёл, своей судьбы ему не изменить. А она?

Вчера она сказала ему в ответ на его замечание, что она всё снимает и снимает на мобильный, сказала коротко и просто: «Я турист!» – и лучше сказать не могла. Она – турист. Сегодня она тоже снимала. Всё вокруг.

К 14 часам к «Бристолю» подъехал большой Костя. В его сером автомобиле рядом с водителем Костей сидел человек лет сорока, отрекомендовавшийся «краеведом», и они поехали в Севастополь.

Пристрастие к еврейкам

Всё проистекает, имеет свой источник откуда-то.

Моё влечение к молодым женщинам-еврейкам – тоже.

У меня в детстве были приятели, два брата: Мишка и Лёнька Гернеры. Старший, Мишка, был похож на отца – молодого инженера Додика. Младший, Лёнька, – на маму Бэбу.

Моя мать, вероятно, была юдофилом. Моя мать дружила с еврейками, гордилась тем, что её принимают в еврейских компаниях. Мать моя была неглупая женщина и, видимо, понимала, что евреи повыше будут, образованнее русских.

А я был влюблён (ну сколько мне было? Лет девять, ну не старше одиннадцати точно), причём, как я помню, плотской любовью, просто-таки пылал к этой молодой еврейке, матери моих дружков Мишки и Лёньки, – к Бэбе.

Оттого что они жили на первом этаже, окна у них были постоянно зашторены. И это обстоятельство придавало их комнате таинственный вид.

Когда я смотрю сверху во время акта на живот Фифи, я временами представляю, что занимаюсь любовью с Бэбой.

Так вот, пацаны, всегда можно найти начало своим страстям, если хорошо напрячься.

Нагорный Карабах / Армения / 2018 год

Долго ехали по Армении, встречая на пути стада овец, направляющиеся в горы на летние пастбища. Казалось, все овцы Армении решили в один день переселиться на пастбища.

Впереди одного из стад чинно шли три козла. У одного были острые прямые рога, у второго – завитые, как букли, третий был кудряв до невозможности.

Пастухи на лошадях что-то вскрикивали.

Наш водитель за рулём пел оперные арии. Зовут его Камо, и он поёт оперу уже лет двадцать.

Арцах / Меморандум

Что такое Арцах? Это месиво гор и зелени. Туда, как серьёзно гордятся карабахцы, приводил отдыхать свои орды железный хромец – Тамерлан. Ибо велики и обильны зерном долины Карабаха.

Горы его высоки, храбры его горные армяне, 150 тысяч человек всего, сумевшие отвоевать у Азербайджана с населением в семь миллионов эти хребты Арцах, эти буйно-зелёные горы и скалы.

Утверждают, что приезжали к ним гости из далёкого Израиля, и ахали, и восторгались: страна, мол, ваша, дух от неё захватывает, только моря вам и не хватает.

Древние христианские монастыри – и горы, на вершинах которых наколоты тучи и лежат порой несколько суток, застряв, облака. Горы до 3000–3400 метров высотой. К югу Карабаха высота снижается, около границы с Ираном – до 1000 метров.

Иран сопутствует армянам все исторические тысячелетия их жизни. Они соперничают, кто древнее: армяне или произошедшие от названия их языка (фарси) персы. Обе нации достаточно древние, и персы то были недругами армян, а временами, как сейчас, вот и друзьями. Россия далеко на севере осталась, а из Ирана фуры с жёлтыми номерами везут в Карабах всё жизненно необходимое: и стиральные порошки, и нижнее бельё.

Карабах / Агдам / 2019 год

Там шли какие-то учения, потому на дороге стояли солдаты с красными флажками и потому нам сказали «Езжайте через город!» – и так странно посмотрели на нас.

– Агдам? – спросил я у водителя нашей «Лады». Хоть водитель и был без формы, но две «Лады» нам выделила для поездки армия.

– Агдам, – подтвердил водитель.

– Только снимать ничего не надо, – счёл нужным сказать водитель, потому что рядом с ним на переднем сиденье помещался наш оператор Влад, а на коленях у него – телекамера.

– Лучше не снимать, – уже помягче заметил водитель.

Появились первые дома, и выглядели они как памятники на кладбище – или вот ещё одно сравнение из области стоматологии: как нижние зубы в нижней челюсти, когда сам череп, весь верх снесло взрывом.

Потом уже одни только эти из области стоматологии огрызки зданий торчали из почвы, и дёснами им служили сухие камни и жгутами свившиеся травы…

– Надо же. Всю страну портвейном снабжал. Весь СССР…

– Так проходит слава мира. – (Это я, обычно великие мысли посещают меня в таких местах, начинаю чуть не по-латыни): – Sic transit gloria mundi.

– А чего они… – Водитель не был похож на армянина, возможно, он был русский, и говорил он без акцента…

Сейчас начнёт оправдываться, что армяне имеют историческое право на эти земли, «здесь всегда жили армяне», что-нибудь в этом духе.

– Земля и города на ней принадлежат тем, кто их захватил. Тем, кто их захватил, следовательно, они были нужнее, чем тем, кто их оставил. – (Я – кто ещё способен на откровенное воспевание силы…)

В этот момент я сообразил, что водитель ничего такого не говорил, что могло бы вызвать эту мою фразу. Я просто подумал, что он это сказал.

– Вы читаете мои мысли, – заметил водитель.

– Читаю. А что сложного? Всегда умел читать мысли. Это доставляло неудобство моим учителям в школе.

– Некоторым сложно читать научиться, а вы – мысли…

– Мысли – это для второго класса, – сказал я.

– Вы как Гарри Поттер. Или вы здесь были.

– А чего здесь бывать? Портвейн «Агдам» пил. Говорят, здесь 56 тысяч население было?

– Гражданские все ушли ещё до начала военных действий.

Время, и солнце, и дожди, и пыль. Окрасили руины в цвет кровяной колбасы, где светлее, где темнее, и слили в единые монолиты. Если надо, они могли бы служить и Древним Римом, чего нет…

Никакой священности, жара, мухи, пауки, насекомые… корешки зубов зданий…

От внутренностей «Лады» несёт бензином. Возможно, пробит шланг. Может, не пробит шланг.

– Выпить бы портвейна «Агдам»…

– Сейчас в продаже другие бормотухи.

В этот момент мы уже выкатились с территории, которая была городом. Ну, была и сплыла. Быстро выкатились. Во второй машине – я оглянулся – второй оператор Сашка вовсю использовал свою телекамеру.

– Ему никто не сказал, что лучше не снимал бы, – улыбнулся водитель.

– Ничего, мы сотрём, – сообщил Влад.

Я лично не поверил.

Непризнанная республика Арцах / Дадиванк / 2019 год

А кем она должна быть признана? Другими народами? Только своим и должна быть признана. Да здравствуют права человека, тех людей, которые возделывают эту землю, облагораживают её, сеют в неё и следят за тем, чтобы она принесла свои плоды.

Заехали в монастырь Дадиванк. Я здесь был в предыдущий раз. Гигантские, сросшиеся воедино храмы постепенно возвращаются к жизни. Пришли туда, где фреска со святым Стефаном, которого побивают каменьями. Савла я на фреске не обнаружил, следовательно, в прошлый раз ошибся. Статный настоятель меня помнит. Пригласил в только что оживлённую трапезную (ну, в старинные камни втиснули деревянную оболочку). Усадил за стол всех, стал угощать постным завтраком. Лепёшки с зеленью, груши, яблоки, орехи, кофе. Настоятеля зовут… начинается с Тер и дальше что-то. Ребята пустили над монастырём коптер. Настоятель проявил к коптеру живейший интерес.

У меня есть цветная фотография монастыря. На обороте отпечатано «Монастырь Дадиванк (Хутаванк) V–XIII века. Основан на месте захоронения одного из учеников апостола Фаддея. Известен своими редкими по красоте фресками XIII века. Арцах (Нагорно-Карабахская Республика)».