Текст книги "Человек, о котором говорил Нострадамус"

Вскоре представился случай опробовать себя в действии. К моему другу Владу, с которым я скорешился в последний год, ходил некий придурок Витек – чмо.

Так вот на восьмом этаже, когда Кувшин с бригадой уже ушли оттуда, собралась новая группа молодых студентов. Они отхуярили Витька чайником и послали за водкой. Решили подняться, так объяснил их действия сам пострадавший. Витек пожаловался мне. Надо было принять меры. На носу была суббота, мы были на нашей дискотеке «Гамма». К Лоскуту пришел друг тоже омоновец, но живший на соседнем химико-технологическом. Он очень хотел размяться. Я предложил провести «профилактику» с пидарасами, «опустившими» Витька. Мы поднялись вчетвером на восьмой этаж и зашли в комнату к крутым малолеткам. Друг Лоскута начал «профилактику». Он спросил одного из молодых откуда он. Тот ответил что из Киргизии. Омоновец взял тогда полиэтиленовый мешок с чаем и сказал: «Ты че, сука, траву возишь?»

Молодой крутик опешил и начал что-то лепетать. Друг Лоскута молча въебал ему два раза по голове. Она громко ударилась о стену дважды. Остальные жильцы подавленно молчали. Друг Лоскута сказал, еще что не дай бог еще раз услышит, что они хотят подняться. На этом инцидент был исчерпан. Мы молча ушли. Витька зауважали и начали с ним здороваться те несостоявшиеся крутые. Но довольный Витек стал фамильярно похлопывать меня по плечу. Мне это не понравилось. Он был нагло фамильярен! Я дал Витьку трехлитровую банку и денег и велел принести нам в «Гамму» пива. Чмырь понуро удалился. Ничего, пусть знает свое место. Позже он принес пиво, и я с нашей солидной опергруппой распил его. Витька же мы отправили прочь.

Вскоре состоялся другой инцидент. Один студент из Казахстана по имени Талгат нажрался водки и забыковал, отпиздив другого черта. Живший с чертом Володя Марчин, оператор дискоклуба «Гамма» и мой старый знакомый, сообщил мне об этом. На этот раз мы не устроили профилактику. Я и Лоскут в омоновской форме с эффектными двуглавыми орлами отправились к Талгату. Лоскут спросил «героя», не знает ли он, «как охуительны сибирские тюрьмы». Талгат молчал. Я же сказал, что дело ляжет на стол декану и Талгат будет отчислен. Мы ушли.

Декан действительно узнал о случившемся и одобрил отчисление виновного. Был назначен студсовет. Взволнованный Талгат пришел ко мне и спросил меня, имеет ли мое слово на студсовете вес. Я ответил положительно, тогда он попросил меня вступиться за него. Он боялся быть отчисленным.

Я пообещал ему поддержать его. На студсовете я сказал, что Талгату надо дать шанс исправиться, с отчислением торопиться не следует. Мои слова встретили одобрение членов совета. Талгат остался студентом.

На этом же совете мы разбирали дело двух молодых чертей. Их косяка я не помню. Наверное, тоже быковство. Я предложил им заступиться и за них на совете. Но за свою помощь я потребовал с каждого по пять тысяч рублей – размер одной стипендии. Они отказались платить – я отказался помогать. Черти были отчислены. Так я пытался извлекать доход из своей деятельности. Ведь в моей власти было казнить или миловать. Декан всегда прислушивался к моему мнению.

Вернемся же снова к Грете. Мои дела с ней были плачевны – я так и не получил ее до сих пор. Я нахвастался ей, что теперь я командир ОМОНа и что у нас на любую лысую падаль хватит автоматов. Она была в восторге от моих слов. Как-то я подумал, а не попытаться ли мне накурить Грету анашой.

Мысль была неплохая. Я взял у Влада немного травы и набил ею две сигареты с фильтром, смешав ее с табаком. Купил бутылку французского ликера «Дюбоне» и начал заманивать мою любовь на вино. Она, немного поломавшись, наконец дала согласие прийти в мою комнату.

К тому времени – осени 1993 года – я сделал в своей комнате ремонт. Поклеил нежные розовые обои, взятые у родителей, а на одной стене поклеил фотообои во всю площадь – пальмы и море, было просто шикарно. На пол постелил зеленый палас. Комната выглядела вполне цивильно. Мне не стыдно было привести в нее свою любимую женщину.

Наконец мое солнце посетило мою обитель. Я налил вина в бокалы, взятые специально для этого у сестры Оли. Мы выпили вина. Я предложил ей покурить, она сказала, что никогда этого не делала. «Я научу», – пообещал я. О том, что сигареты «заряжены» анашой, я, конечно, умолчал. Она покурила, покурил и я. Меня охватило легкое опьянение. Она сидела в моем универбытовском кресле. Я уселся над ней на подлокотники. Стал целовать в ее яркие спелые, как вишня, губы. Но она стала уворачиваться. Тогда я залез к ней языком в ухо и стал с наслаждением покусывать его. Я желал, чтобы время остановилось. Мой хуй встал. Я взял ее руку и положил себе на член. Она брезгливо отдернула ее. Наконец она освободила свое ухо от моего языка и с нежным стеснением сказала: «Ты мне вымыл все уши!» Как она была естественно мила и безгранично женственна при этом. Я готов был мучительно выть, как волк! Я полез к ней снова. Но ей это, видно, надоело. Она вскочила с кресла и, дико уставившись на меня, сказала, чтобы я к ней больше не лез. Вставая, она сбросила меня на пол. Я стал смеяться лежа на полу. Потом встал и двинулся к ней. Она увидела на моем подоконнике нож – хороший нож зоновской работы. Я перехватил ее взгляд и первым схватил свой нож, убрал его, чтобы он никого не смущал. Ведь она была обкурена – кто знает, на какие выдумки хитра моя Грета. Потом вдруг ей стало не по себе. Она попросила меня разрешения полежать, но только чтобы я не лез к ней. Я согласился. Она легла, отвернувшись к стене, а я сел в кресло. Я был доволен собой, что вел себя как истинный джентльмен. Я не полез к ней – конечно, ей было плоховато от вина и травы.

Потом она отдохнула и ушла домой, попросив меня не провожать ее. Я остался один в своей комнате. Трава была потрачена впустую – контакта не получилось. «Кувшин моих мыслей» показывал дно – я не знал, что еще можно предпринять и как добиться близости с ней. Тихая печаль охватила меня.

На следующий день я пришел к ней в спорткомплекс и сказал ей, что накануне она курила траву. Глаза ее горели, она с восторгом сказала мне, что такого с ней никогда еще не было. «Действительно, – отметил я про себя, – ты чуть не одичала».

Я ушел от нее расстроенный. Я не понимал, как мне получить ее. Ведь ей тоже нравилось, мое общество, но дальше флирта дело не продвигалось. Такое положение вещей начинало отрицательно действовать мне на нервы.

Мое терпение иссякало. Вот уже почти год я жил без бабы, перебиваясь рукоблудством. К Жанне я не ходил – Грета поглотила меня. Я решил найти себе свежую плоть. Идея пришла быстро. На дискотеках знакомиться я не умел, считая себя косноязычным и стеснительным.

Я решил дать объявление примерно следующего содержания: «Молодой человек ищет девушку для совместного отъезда в ФРГ». Сказано – сделано.

На объявление откликнулись две девушки, обе младше меня. Одна из них – Ирина Асмус – прислала письмо со своей фотографией. Это была миловидная блондинка. Но я равнодушен к блондинкам, мой читатель, я люблю темноволосых.

Второе письмо было от девушки Юли Михайловой. Оно было без фото. Поэтому я решил заняться ею. Мы договорились о встрече. Быстро встретились. Она оказалась высокой стройной девушкой чуть пониже меня, симпатичной и темноволосой. Мы натянуто поговорили. Выяснилось, что и она учила в школе английский язык. Горе-немцы!

Я пригласил ее к себе в общежитие, предусмотрительно купив вина заранее. В процессе беседы с ней я применил один прием, вычитанный у Кастанеды. Я пристально смотрел ей в правый глаз, пытаясь как бы зацепить ее. Я хотел, чтобы она пришла ко мне еще. После я проводил ее к отцу – профессору нашего института, он жил неподалеку. Вот пока и все. О новой встрече мы забыли договориться. Я не знал, состоится ли она вообще.

Но как-то через неделю после встречи с Юлей я пришел к себе, и мой хороший знакомый Дима Арефьев сказал мне, что меня искала высокая симпатичная девушка. Я обрадовался – она, Юля, осталась неравнодушна ко мне. «Ну что ж, за дело! Нас ждет ебля со свежей плотью!» – ликовал я. Вечером я позвонил ей. Юля начала дотошно спрашивать меня, как я погулял вчера с Ириной. Я ничего не понимал, так и сказал ей об этом.

Оказывается, Ирина Асмус – ее сокурсница и подруга – всем рассказывала, что гуляла в ресторане «Славянский базар» с молодым человеком по имени Эдуард, с которым познакомилась по объявлению. Я был обескуражен: откуда Асмус знала мое имя, ведь его не было в объявлении. «А, все равно, – решил я, – Юля ждет». Мы договорились о новой встрече с Юлией, теперь уже у нее дома. Встретившись вечером в районе студенческого городка, мы отправились к ней на квартиру. У нее была однокомнатная квартира, мой читатель! Какой люкс после убогой общаги.

Жила она в томском районе Каштак. Район был застроен сплошь стандартными белыми многоэтажками. Но вот и ее дом. Мы вошли и поднялись на лифте. Скромная ее квартира со старой мебелью. Она сказала, что жилье принадлежит тете, уехавшей в Германию. Юля была, в общем-то, хорошей, неиспорченной девушкой. Училась на третьем курсе медицинского института, и до меня у нее был один парень.

Мы распили бутылку ликера, и я решил взять быка за рога. «Я буду спать с тобой!» «Только не приставай ко мне», – ответила Юля. «Хорошо». Мы легли, но я, разумеется, наплевал на все обещания. Я стал ласкать ее и она возбудилась.

Мой хуй-предатель жалко висел. Я стал лизать ей пизду и задрачивать свой член. Предложил на всякий случай пососать и ей. Ответ я уже знал – нет. Однако балда наконец показала себя во всей своей красе, и я вставил ей в щель. Она высоко задрала ноги, чтобы член проник глубже. Мы еблись, как животные, я драл ее раком. Она оказалась мультиоргастичной девушкой, то есть часто кончала. Я же выносливо терся своим концом о стенку ее влагалища. Оно было у нее как у слона.

«Черт, опять мне не повезло с телкой», – злился я молча.

Наконец я кончил. Потом мы долго лежали, и я говорил ей откровенную хуйню. Типа, как мы будем грабить на Западе банки, как в фильме «На гребне волны» с Киану Ривзом, еще молодым тогда. Смешно сейчас вспоминать все это. На следующий день мы еблись долго и извращенно, как в фильме «Девять с половиной недель» – эротической классике тех лет. Но эта ебля мне очень понравилась, мы перепробовали все позиции, о резине не было и речи. Потенция работала хорошо. Потом мы лежали и мечтали о совместном лыжном отдыхе в горах. Юля при этом плавно поддрачивала мой снова вставший член. Золотое было время! Почему бы мне не начать жить с ней тогда?

Немного я был недоволен ее большой пиздой. «Но, – подумал я, – для нее мой член может быть мал». Хотя скажу честно, мой член в полном порядке. А что касается потенции, то мне нужна постоянная половая жизнь. Я не мальчик по вызову.

Но однажды я сильно потерял авторитет в глазах Юльки, заявившись к ней избитым. Я, командир оперотряда, был крепко избит двумя студентами из нашей общаги. Драку спровоцировал я, я же и огребся. Весь избитый, с опухшим лицом, я явился на квартиру к Михайловой отлежаться. В общаге находиться было стыдно.

Конечно, Юля помогла мне дала прийти в себя. Но мой авторитет в ее глазах рухнул. Мы еще еблись, но раскол уже назревал. Я не был героем в ее глазах. Увы! Поправившись, я ушел к себе. Снова навестил Грету. Она, увидев остатки синяков под глазами, искренне пожалела меня.

Я, пытаясь спасти отношения с Юлей, пригласил ее для разговора к себе в комнату, но разговора не вышло. Она, злобно усевшись в мое кресло, с вызовом спросила меня: «А что у нас было? В постель ты ко мне нагло залез! Это все».

«Все ясно, – понял я, – с Юлией Михайловой покончено». Честно говоря, мне, кроме нее, сильно нравилась ее квартира. Однажды я проболтался об этом. Не исключено, что этот факт тоже послужил началом конца. Но я не опечалился, ведь вся жизнь еще впереди!

После полученных пиздюлей и разрыва с Юлькой я вновь обрел душевное равновесие и зажил старой жизнью – Грета, отряд, учеба. Смешно подумать, но наше знакомство с Юлей длилось всего две недели.

Стал снова шастать к Грете – она меня так нежно пожалела – и готовиться к зимней сессии – она уже приближалась.

Тут снова выкинул номер Семенец. После дискотеки в субботу мы с трудом выперли из «Гаммы» молодняк, пьяный и желавший веселиться всю ночь. Они все ушли на пятый этаж – все шевченковские (город Шевченко в Казахстане). Я поднялся к себе и сел курить в кресло. Стук в дверь. Открыл. В дверях стоял пьяный Ростик – кликуха студента. Он начал допытываться, где Ивицкий, который жил в этой комнате до меня. «Съехал, – говорю, – иди спать». Закрыл дверь, сижу курю дальше. Слышу, как пьяный Ростик долбится в соседнюю комнату, в которой к тому времени обосновался Жека Семенец. Комнату эту получил от «Гаммы» Олег Наяндин, но Олег открыл на деньги Макса Гурина, давно ушедшего в бизнес, массажный салон – просто проституция под видом массажа. Олег жил на квартире – офисе салона. Комнату же отдал Семенцу. Скажу попутно пару слов об этом салоне. Олег Наяндин перед дипломом решил попробовать себя в качестве сутенера. Что меня удивило – отбоя от желающих работать в нем девиц просто не было. Там же, среди шлюх, Олег встретил свою любовь. И хоть он любил эту девушку, на заказы к клиентам он высылал ее регулярно. Во любовь!

Сперва они делали неплохой бизнес. Но вскоре бандиты разогнали их. Так плачевно кончился массажный салон «Валерия». А Наяндин втайне ото всех позже женился на своей бляди. Салон просуществовал два месяца.

Но вернемся к Ростику. Он стучался к Семенцу. Я взял чаки и вышел посмотреть, что будет. Семенец открыл дверь и отвел Ростика в маленький холл девятого этажа. Я, глядя на Жеку, понял, что он задумал. Так и вышло. Семенец молча стоял и смотрел на Ростика, тот обнаглел и взял Жеку за лицо. Семенец коротко и мощно въебал быку в челюсть. Ростик свалился без сознания. Мы окатили его голову водой. Тот пришел в себя и что-то тупо мычал. «Что делать? – говорю я Семенцу. – Его нельзя отпускать вниз. Шевчуганы не спят, и все будут здесь». Решение принял я. «Стой здесь, возьми палку и жди меня. Я пойду будить ОМОН», – сказал я Евгению. Я помчался по комнатам наших омомновцев и всем говорил, что на девятом критическая ситуация. Мы все четверо поднялись на наш семейный этаж. Так все и было, как я предполагал.

Семенец, вооруженный эбонитовой палкой, стоял один в узком коридоре – ждал нападения. Тут же в холле топтался десяток шевчуганов. Нападать никто не решался.

Прибытие милиции разрядило ситуацию. Все ушли на пятый этаж в комнату, и начались пьяные разборки. «Мы должны вас уважать, – возмущались шевчуки омоновцами, – вы должны нас защищать, а вы этого не делаете». Все дальше в том же духе. Наконец все мы устали, оставили все это пьяное быдло в покое и ушли спать.

Шел к концу 1993 год. Все наиболее значимое в нем для меня я, кажется, перечислил. Дела с Гретой вперед не шли. Что еще придумать, я не знал. Оперотряд стабилизировался в своей работе. Я был на легком четвертом курсе. Самый сложный третий был позади. Мне было двадцать три года. Еще полтора года, и диплом, а там полная неизвестность. Туман. Такие грустные думы бродили в моей голове. Мои ровесники уходили на диплом, а мне оставалось еще ждать.

Тут, мой читатель, и начинается, собственно, все то, что я хотел рассказать тебе – Шаг в Неизвестное. То, ради чего я задумал всю свою книгу…

Учение дона Карлоса 1

В ноябре 1993 года я и моя семья получили наконец-то долгожданный вызов на постоянное место жительства в ФРГ. То, чего я так долго ждал, наконец-то свершилось. Но особой радости я по этому поводу не испытал – мне начала казаться интересной и жизнь в России. К тому же я еще учился – что делать? Не горел желанием уезжать и мой батя. «Может, потерпишь, сынок, и здесь скоро жизнь наладится», – говорил мне мой «старик».

Но я был за отъезд. Мною двигали два мотива. Один – благородный, второй – подлый и корыстный. Каюсь, мой читатель, – главным был второй. Дело в том, что мой отец приватизировал нашу трехкомнатную квартиру в Новокузнецке на всех членов семьи, включая меня. Так вот, я решил потребовать от отца четвертую часть всей суммы денег, вырученных от продажи квартиры. Благородный же мотив заключался в том, что я заботился о старости моих родителей. Они приближались к пенсионному возрасту, и у них бы не хватало сил, чтобы работать на даче – выращивать овощи и фрукты без нашей с братом помощи. Притом пенсия была бы невысокой – одним словом, родителям грозили бедность и голод в старости. Я справедливо полагал, что в ФРГ такой проблемы не будет. Там им обеспечено нормальное существование. В этом я оказался прав. Одним словом, родители должны были уехать по моему решению, а я остался доучиваться. Все мне советовали ехать в Германию с готовым дипломом. «Они правы», – решил я. Сообщил бате о своем решении и спросил, сколько он готов мне оставить денег. Отец замялся и нерешительно сказал: «Я думаю оставить тебе полтора миллиона рублей». Не думай, читатель, что это были бешеные деньги. В те годы это было всего полторы тысячи американских долларов. Но я решительно заявил, что хочу три миллиона – ровно четвертая часть от стоимости квартиры, которую мы успешно продали сослуживцу отца. Мой батя сильно разозлился, но деньги почему-то дал. Ровно столько, сколько я потребовал. Я был доволен – перспектива роскошной студенческой жизни ошеломила меня. Кроме того, у родителей я забрал старый цветной телевизор – правда, требовавший ремонта, и новый магнитофон «Комета» – его недавно купила мать на работе. Кроме того, отец отправил мне машиной в Томск старую добрую двуспальную софу и холодильник. Устроился я с комфортом, говоря коротко. Телевизор я собирался показать нашим светлым головам по электронике. Такие у нас, к счастью, водились.

Вот и настали проводы моей семьи в ФРГ. Из Томска приехала моя двоюродная сестра Оля с мужем. Надо сказать, она всегда восхищалась моим отцом. Из Бурятии приехали мои дядя и тетя – брат и сестра моей матери со своими детьми. Было много выпито. Пили спирт. Отец был бледен и возбужден и, похоже, очень зол на меня. Ночевал я в зале, кровати заняли гости.

Вдруг ночью я проснулся и понял, что надо сходить на завод, где я работал, и попрощаться с Людой. Ведь я больше не появлюсь в родном городе. Я оделся и ночью пешком пошел на свой комбинат. Благо он был всего в трех трамвайных остановках от моего дома. Мне повезло – Люда работала в ночь. Я встретил ее в цехе среди голубой остывающей после проката проволоки. Ярко горели огни, в цеху стоял обычный для него грохот. Я долго смотрел на нее, нисколько не стесняясь своего фиаско с ней в постели когда-то. Она смущенно улыбалась в ответ. Я ей рассказал, что мои на днях уезжают навсегда, а скоро уеду и я. Все-таки она мне тоже нравилась, конечно, меньше, чем Грета. Я сожалел, что не выеб ее тогда. Какой был шанс! Эта ядреная плоть была создана для ебли. Мы попрощались, и я сказал, что мы уже никогда не увидимся в этой жизни. Прощай, невинное приключение! Я ушел домой.

Утром все стали готовиться к вечернему отъезду. Наше барахло было все разделено между приехавшими родственниками капитально. Все уже знали, кто что понесет. Вот наступил вечер. Мы все двинулись на железнодорожный вокзал. Стоял морозный вечер. Уныло, зловеще светили фонари привокзальной площади. Мне как-то не верилось, что я остаюсь совсем один. Печаль охватила меня. Обнявшись на перроне с отцом, братом и матерью, я проводил их в купе поезда Новокузнецк – Москва. Отец обещал скоро написать мне. Но вот поезд дал сигнал к отправлению. Мы вышли из вагона – я, Оля с мужем и дядя с тетей. Поезд медленно тронулся, увозя самых дорогих мне людей в неизвестность. Я стоял на перроне вокзала и долго смотрел ему вслед. Все – совсем один. Оля, видя мою грусть, подбодрила меня. На следующий день и мы все разъехались из моего родного города.

Я вернулся с деньгами в Томск в свою комнату. Деньги – три больших пачки в каждой по миллиону – я спрятал за одеждой в платяном шкафу. Надо было сложить их в хороший банк под проценты. В моем визире был «Кузбасспромбанк» в городе Кемерово. Туда я и решил их пристроить.

Пошел проведать Грету, не заскучала ли она без меня. Пригласил ее к себе снова в гости на бутылку «Дюбоне». Наше общение становилось все насыщеннее. Она сказала, что придет с сестрой-близнецом. Во мне разгорелся интерес – неужели ее точная копия и не замужем? Но вот вечером они пришли ко мне обе. Надо отметить, ее сестра не походила на нее. Мы выпили вина втроем, и Грета заметно повеселела. Жеманно усевшись мне на колени, она спросила сестру, ее звали Света, как мы смотримся. Света была чем-то недовольна и сказала Грете: «Где ты его нашла? Я все расскажу Игорю», – добавила она. Игорь – так звали мужа Греты. Далее началась глупая болтовня. Я со Светой шутя поспорил на три миллиона, что добьюсь Греты. Наконец они собрались уходить. Я нежно взял Грету за левую грудь. Она неожиданно распсиховалась. «То на коленях сидит, то недотрогу из себя корчит», – разозлился я в свою очередь.

Наконец они обе ушли. На следующий день я пришел к своей звезде в «Томь», и она заявила мне, что я не выдержал экзамен. Я был ошеломлен: что за чушь она придумала? Любовный вопрос в его разрешении не продвигался вперед, причем весьма упорно.

Однажды произошло очень важное для меня событие. Я провожал ее до дому, была зима, и моя любовь горела румянцем на щеках. Она остановилась и спросила меня, излучая глазами саму жизнь: «А если бы я была одна, ты бы женился на мне?» «Хоть сейчас», – ответил я преданно. Она бы вышла за меня замуж. Не любовница, а жена – навсегда. Перспектива провести с ней всю жизнь ошеломила меня. Я был, конечно, за. Надо нажать сильней, решил я, может, она уйдет от мужа. Как всякий слепо любящий, я был полным идиотом. Продолжалось чтение Кастанеды – совершенствовались мои приемы добиться любимой. Теперь у меня были деньги. Можно было сделать ей подарок.

Я вспомнил, что как-то раз мы с ней гуляли по торговому центру, и она показала мне колье из хрустальных камешков, какое она очень хотела бы. «Я хочу создать стиль Нефертити», – важно заявила она мне. Колье стоило всего сто тысяч рублей, вдобавок к нему шла пара сережек. Этот набор я и решил ей подарить. Купив его, я направился к ней в «Томь». Она осталась довольна подарком, но обнимать и целовать меня уже не стала. Я стал ждать дальше.

Тем временем я тихо съездил в Кемерово на междугороднем автобусе и пристроил свои деньги в «Кузбасспромбанк» под хороший процент на два месяца. Я намеревался в дальнейшем продлять срок растущего вклада каждые два месяца, снимая только малые суммы себе на жизнь. В банке я получил книжку вкладчика, ее я отвез вместе с моим немецким вызовом к Оле в Кисловку – так называлась ее деревня – на хранение. В общаге такие документы хранить было нежелательно. После этого я окончательно успокоился. На носу была зимняя сессия, но она была легкой – всего три несложных экзамена, поэтому я решил ее прохалявить. Я целиком отдался чтению Кастанеды и борьбе за Грету. Надо сказать, труды дона Карлоса действуют на читателя магически, они, словно воронка, затягивают его. С каждой книгой интерес к тому, что впереди, возрастает все сильнее. Я, конечно, применял прочитанное тут же на себе, по крайней мере, то, что было в моих силах.

Вот тут-то, мой читатель, мы и подошли к поворотному моменту, с которого и начинается главное в моем повествовании. «Я заметил, что дон Хуан и все маги из его отряда спят постоянно в шерстяных носках», – пишет дон Карлос.

«Маг должен во сне держать ноги в тепле, обязательно», – сказал ему дон Хуан. В эту же ночь я уснул в своих белых шерстяных носках. Спал крепко и под утро, проснувшись, почему то подумал: «Победа!» С этой ночи я начал спать только в шерстяных носках. Так, думал я, во мне началась генерация силы. Сообщу тебе еще один важный момент, читатель. Дело в том, что в начале 1994 года должно было наблюдаться редкое астрономическое явление – парад планет. Я как астролог-практик тоже придавал этому определенное значение. «Должно произойти что-то важное», – думал я.

Ближе к Новому году, наступал 1994-й, я решил опять сделать Грете подарок. На этот раз в магазине «Ээсти Лаудер» я выбрал духи, аромат которых, по моему мнению, подошел бы к ней. Духи назывались «Циннобар», что значит «Обещание», по-моему, на французском. Но Грета мой подарок не приняла, сказав, что я пытаюсь купить ее. Как я ни уверял ее, что это от чистого сердца, она не взяла мой «Циннобар». Я был очень раздосадован и, придя в общагу, просто разбил флакон дорогих духов об пол. Я не хотел дарить кому-то то, что предназначалось только ей.

Чтение Кастанеды между тем успешно шло вперед. И я решил начать практиковать сталкинг, как его понял я, в условиях города. Поначалу мы с Семенцом, набрав в дипломат ликеров и прихватив бокалы, направлялись на дискотеку в Дом ученых. Там собиралась интеллигентная молодежь Томска. Я надел свои черные индийские брюки и серый двубортный пиджак с красивым синим галстуком, взятым у бати. Надо отметить, что у моего отца был очень неплохой вкус. В Дом ученых мы прошли бесплатно по нашим ментовским удостоверениям. Отмечу, что мне это очень понравилось. Впоследствии я стал ходить по удостоверению в кино и ездить на такси, и все бесплатно. Жизнь начала мне определенно нравиться. Усевшись за столик на диван в нише танцевального дансинга, я разлил вино по бокалам и спокойно стал ждать. Вскоре к нам подкатили ярко одетые девицы и спросили разрешения присоединиться к нам.

«Напоил и еби, – размышлял я весело, – и не надо тужиться что-то острить, чтобы снять девку». Просто и ясно: главное – пойло. Но я потерял интерес к остальным девушкам – в моем сердце жила Грета, и я был верен ей. Дурак я был, правда?

«Снимать» я никого не стал, хотя в хмельных, готовых на все девицах недостатка не было. Впоследствии походы в Дом ученых вошли в мою практику. Но ебать этих самок я не начинал, я был верен своей любимой. Тем временем приближался Новый год. Я купил якобы французского шампанского «Карлтон» и пригласил Грету к себе. Она сказала, что придет. Я был очень рад. Вот и наступило снова всеобщее веселье. Я, как человек солидный и облеченный властью, встречал его в кругу наших омоновцев. Пили водку, закусывали салом. Все хорошо нажрались. Мы вышли в коридор, и я, протянув пустой стакан молодому менту и указав другой рукой на лампу неонового света на потолке, сказал: «А ну покажи класс!» Тот недолго думая метнул стакан и разбил прибор освещения. Студенты боязливо косились на нас. Уважали! Потом мы вышли на улицу, и мой земляк омоновец Миша стал пускать в ночное небо ракеты. Я выхватил у него из рук ракетницу и начал палить из нее ракетами в окна четвертого этажа общаги. Из окон показались удивленные лица. Но время шло, мы все разошлись, а Грета все не шла. «Конечно, она не придет», – понял я.

Я отправился в комнату к девчонкам на шестом этаже. Там жила одна девочка младшекурсница, ее дело недавно разбиралось на студсовете – она избила другую студентку. Девочку звали Инна Долженко, и я ей симпатизировал, причем сильно. У них в комнате шло застолье. Я позвал кого-нибудь сходить со мной на квартиру к Грете. Ее муж мог представлять опасность.

Идти со мной вызвался парень по кличке Кацо – что по-грузински значит «друг». Так он сказал. Я взял шампанское «Карлтон», и мы с Кацо отправились в путь морозной новогодней ночью. Мне было жарко, я крепко выпил. Шел в пуховике и без шапки, в своем сером пиджаке, черных брюках и турецкой синей рубашке с позолоченной булавкой на воротнике.

Вот мы и пришли. Я поднялся на пятый этаж к ним и позвонил в дверь. Дверь открыла Грета, она была в ночной рубашке. Увидев меня, она испугалась, быстро надела пальто и вышла. Сказала, чтобы мы вышли из подъезда. Втроем мы перешли в другой подъезд этой же хрущевки. Я с Гретой встал на первом этаже лестничной клетки и стал спрашивать, почему она не пришла. Она молчала. Тогда я обнял ее и впился ей в губы долгим поцелуем. Наши языки ласкали друг друга, она обмякла. Я бы отдал полжизни, чтобы этот поцелуй длился вечность. Я стал нести ей какой-то пьяный бред о царстве двух змей. Впился в нее еще раз, но она стала сопротивляться и отворачиваться.

Моя милая, нежная овечка! Грета была Овном и родилась в год капризной Козы. Мое сердце готово было разорваться от боли. Я понял – мне не видать ее никогда. В гневе я спросил ее: «Может, тебя ударить по голове вот этой бутылкой?» Кацо тактично и молча подошел ко мне и взял у меня мой «Карлтон».

Наконец мне надоело торчать в подъезде, и, кроме того, Грету мог хватиться муженек. Мы стали возвращаться. «Убери его от меня», – сказала она Кацо. Это он позже передал мне ее слова. Мы вошли в подъезд Греты, стали подниматься. Навстречу нам спускался бородатый молодой мужчина в лисьей шапке, хорошо одетый. Он был удивительно похож на царя Николая Второго. Он молча посмотрел на нас и остановился. Грета зашла за него и стала подниматься дальше. Мы не пошли наверх. «Иди домой к мужу!» – язвительно крикнул я ей вслед. Мы с Кацо вернулись в общагу ко мне и распили из горла мое шампанское. Оно показалось мне тогда довольно неплохим. Стали обсуждать встреченного в подъезде мужчину. «Ты, да ведь это ее муж!» – внезапно озарило Кацо. Видимо, так оно и было. Он просто вышел ее искать. Мы немного посидели, покурили моих сигарет, и Кацо ушел. Я остался один. Спать не хотелось, было около трех часов ночи.

Вдруг я решил все сказать ее мужу начистоту. Я обнаглел вконец. Снова вышел в ночь, на этот раз один. Пришел и позвонил в заветную дверь. Ее открыл муж Греты, я знал уже его имя от ее сестры Светы. Игорь пригласил меня зайти на кухню и налил мне кофе. «Вот это да! Ни мордобоя, ни угроз вызвать милицию! А может, он, дурачок, не понимает, в чем дело?» – размышлял я медленно своим пьяным разумом. Так оно и было, он не знал, в чем дело. Я сказал ему положение вещей просто: «Я люблю твою жену, очень!» В это время Грета, стоя за стеклянной дверью, с интересом наблюдала за происходящим на кухне. Вдруг, к моему стыду, у меня потекли пьяные слезы. Меня охватило бессилие. Я не знал, что делать. Этот Игорь просто молчал и смотрел на меня, без всяких эмоций. Говорить больше было нечего. Ясность мужу я внес. Я ушел. Вежливый Игорь проводил меня до дверей, причем без всяких эмоций. Тупое безразличие овладело мной и, придя домой под утро, я уснул. Через пару дней я пришел к Грете в «Томь» проведать ее и узнать ее мнение о случившемся. Она была шокирована моим поступком и сказала, чтобы я оставил их в покое.