Текст книги "Человек, о котором говорил Нострадамус"

От него я этого не ожидал, ведь ему было уже семнадцать лет!

Мои родственники, пока меня не было, собрали совет, на котором решили отправить меня домой. Как бы чего не вышло! Моя тетя сообщила мне решение совета: «Собирайся, Эдуард, домой, жди вызов на ПМЖ и приезжай вместе с родителями». Все просто и ясно. Авантюра не удалась.

Сейчас, по прошествии стольких лет, я думаю, что, не отправь они меня тогда назад, дай мне возможность дождаться этой злополучной справки, моя судьба потекла бы по иному руслу, и со мной бы не случилось всех тех катастроф, о которых я поведаю позже.

Начались сборы домой. Как я уже сообщал, у меня было сто пятьдесят марок, и я очень хотел купить на них видеоплеер. Но все были так заняты, что ни у кого не нашлось времени свозить меня в город Ольденбург, чтобы я мог купить его. Зато они набрали для меня чемодан конфет. Это ли не идиотство? Потом навалили мне барахла из Красного Креста – старалась тетя, ничего не скажешь! И никто не подумал, что я ведь не ломовая лошадь – тащить всю эту дрянь через полсвета. Но чего ожидать от крестов! На свои деньги я купил по паре кроссовок – себе и младшему брату и по спортивному костюму, каждый по пятьдесят марок. Дешево и сердито! Так провалилась моя авантюра с побегом на Запад.

Наступил день отъезда. В общей сложности я пробыл в гостях один месяц. Уезжал я на поезде из Бад-Цвишенана и должен был в Ганновере сесть на поезд Москва – Париж. Провожали меня все взрослые в Бад-Цвишенане. Гружен я был как слон, хоть бы что дельное, а то одно дерьмо! Поезд тронулся, и я остался один со своими тюками в купе вагона. Проезжая Бремен, увидел огни корабля у пристани. Вспомнился «Кар-Мэн» с песней «Париж, Париж», и накатила грусть.

Подъезжали к Бресту. Должен быть таможенный осмотр. Я волновался. Что делать, если таможенники будут осматривать мой багаж, ведь все было зашито в тюки, и если их распорют, как я зашью их обратно? Ведь ни иглы, ни ниток с собой не было. Но все обошлось. Глянув на меня, пограничник только спросил: «Оружие везешь?» Во блядь! Оружие!

«Какое оружие!» – распсиховался я. Знал бы ты, что я везу – анекдот бы потом друзьям рассказал. Брест миновали. Вот наконец и Москва златоглавая. Шел мокрый снег. Без проблем я взял билет на поезд до родной Кузни. Переночевав все у той же бабки, уже на следующий день я отправился в родную Сибирь. Багаж был в вокзальной камере хранения – таскать по Москве его не пришлось. Дал телеграмму родителям, чтобы встречали. Так закончилась моя немецкая эпопея.

Завод

Поезд медленно подходил к новокузнецкому вокзалу. Я собрал все свои баулы и стоял в тамбуре. За окном шел мокрый снег. «Хорошо не дождь», – мелькнула мыслишка. Вот поезд наконец-то остановился. Проводник открыл дверь, и я ступил на родную землю. Стал оглядываться, надеясь увидеть маму с братом или хотя бы отца. Но никого не было. Поняв, что меня никто не встречает, я взял в обе руки свои чемоданы с баулом, сумка через плечо и уныло поплелся на троллейбус. От вокзала до моей улицы было пять остановок. Добрался за тридцать минут, дошел до родительского дома, а вот и родная дверь обитая дерматином – железную мы сделали позже.

Открыла мать, брат был тоже дома. «Почему не встретили?» – обиженно спросил я их. Оказывается, моей телеграммы они не получили. Меня охватила злоба на весь мир, на почту, на родителей. Но я быстро успокоился – в конце концов я был уже дома.

Вечером, когда пришел с работы отец, мы начали распаковывать багаж. Чемодан конфет пришелся всем по душе, чего не скажешь о тряпье из Красного Креста, которым снабдила меня моя заботливая тетя. Батя был в недоумении: «Они что, думают, мы раздетые ходим?» «Передала твоя сестра!» – злорадствовал я в ответ. К спортивному костюму и кроссовкам мой брат оказался почему-то равнодушным. Это меня немного огорчило.

Но вот я и дома, тут же встала проблема: что делать с институтом? Ведь на дворе октябрь, до сессии оставалась всего пара месяцев, а учеба была безбожно запущена. Немного подумав и посоветовавшись с родителями, я решил взять академический отпуск. Ведь быть отчисленным я не мог – грозила армия на целых два года. Поехав в Томск, я наврал гору небылиц сотруднице деканата ТЭФ. Старался я зря – она легко раскусила мое вранье, но тем не менее отпуск мне оформила. «Главное позади!» – ликовал я. Наступило время подумать о трудовом стаже. Из Томска я снова вернулся домой в Новокузнецк.

В это время у меня произошел первый серьезный конфликт с моим младшим братом. Вообще должен сказать, что в детстве он был неплохим парнем и всегда бегал за мной, как хвостик. Я его, в общем-то, любил. Но моя неудачная поездка в Германию и запущенная учеба разозлили моего отца. Отец стал говорить моему брату, что вот, мол, к чему приводит непослушание. Братец внимал. И однажды, не помню из-за чего, вспыхнула ссора, как это бывает нередко между братьями. И мой младший брат – мой хвостик – сказал мне, старшему, чтобы я заткнулся, так как изо рта у меня воняет. Кровь бросилась мне в лицо – он наступил мне на больную мозоль: я действительно страдал плохими зубами. Кто знает советских стоматологов тех лет, тот поймет меня. Но это сказал мой брат – нагло и презрительно. Я спокойно ответил ему: «Заткнись!» Тот твердил свое. Я начал орать на него, он не умолкал. И тогда, не выдержав, я хорошенько въебал ему по зубам. Во рту у него хрустнуло – я понял, что сломал ему зуб.

«Поделом хаму!» – решительно успокоил я себя. Вот этот-то случай и заложил фундамент будущих отношений между нами. Что ж, не у каждого хватит душевных сил просто простить, тем более виноватым я себя не считаю. Я защитил силой свой престиж старшего. Я ведь не знал, что мой брат растет хамом – это станет известно позже.

После этого в доме настала невыносимая обстановка для меня. Отец издевательски стал называть меня паханом. Я замкнулся. Когда я вспоминаю все это, то думаю, что правы те психологи, которые считают, что корни всех неурядиц надо искать в семье. Объясню свою точку зрения на этот вопрос. Читатель, вероятно, не забыл, что я неплохой астролог. Так вот, знаки китайского гороскопа в моей семье таковы: отец – крыса, мать и брат – драконы, я же – собака. Собака и дракон являются противоположными знаками и потому враждебны. Крыса и дракон принадлежат стихии Земля, а собака – Воде.

Так что мое душевное одиночество и отсутствие контакта в семье я объясняю этой противоположностью. С течением лет я в этом только убедился. Все они трое всегда были друзьями, я же всегда вызывал раздор и скандалы. Увы, родителей не выбирают.

Так в тяжелой моральной обстановке я стал готовиться к эмиграции, надеясь, что вызов на постоянное жительство получу быстро. Ведь я был совершеннолетним, и мои документы обрабатывались отдельно и только на меня одного. Документы же на отца, мать и брата обрабатывались вместе. А работать для забугорного благополучия было над чем. Как говорили мне двоюродные сестры, мне прежде всего была нужна трудовая книжка и водительское удостоверение. Многие эмигранты в ФРГ из России просто делают эти трудовые используя свои связи, мне же надеяться было не на кого. Пришлось идти работать. Так как специальности у меня не было, я пошел на завод простым рабочим.

Этот завод – Кузнецкий металлургический комбинат – был гордостью нашего города. Построенный в 1932 году, он был воспет в стихах самим трибуном революции – Владимиром Маяковским. На дворе стоял 1992-й год, и рабочие руки требовались везде.

Я пришел в отдел кадров КМК имени В. И. Ленина, поговорил с представителем, и меня взяли посадчиком металла прокатного стана «450». Моя работа заключалась в том, что я должен был с помощью крана подавать в печь железные бруски. Никакой квалификации при этом не требовалось. Меня это устраивало.

Перед началом трудовой деятельности я прошел медицинскую комиссию. Все было в норме, кроме высокого давления. Но препятствием трудовым страницам моей биографии этот факт не стал. У завода, кроме всего прочего, был прекрасный стоматологический кабинет, оборудованный по западным стандартам. Там я смог наконец-то частично подлечить свои зубы.

Первого февраля 92-го года я вышел в свою первую трудовую смену. Она протекла ненапряжно для меня. На складе мне выдали робу сталевара – суконная куртка и брюки, а также ботинки с железным носком. Мастер объяснил мне, что и как делать. Так я стал рабочим славного завода. Работали мы вдвоем на две печи – у каждого своя. Работали по полчаса и столько же отдыхали. В это время на смену нам выходила другая пара посадчиков. Краном мы отгружали бруски на специальных настилах на железном полу выравнивали их и поочередно загружали по порции железа то в одну, то в другую печь. На обед нам отводился час. Ели в цеховой столовой, расплачивались талонами.

Все было нормально, но очень не нравились мне ночные смены. Хоть я и высыпался дома перед выходом на работу, все равно уже под утро, где-то в четыре – пять часов, ужасно хотелось спать, я буквально клевал носом.

На работу я ходил в суконной сталеварской куртке, и хоть рабочие посмеивались надо мной из-за этого, тем не менее я был горд показать всем, что я металлург. Коллеги по цеху дали мне прозвище «студент». Меня это не обижало, хоть и было прозвище избито-киношным.

В этот же отрезок времени я записался в автошколу на водительские курсы. Кроме того, каждый вечер после работы я занимался немецким языком по самоучителю – готовился к общению с немецкими «сверхчеловеками». Тяжело мне было физически, к таким нагрузкам я не привык. Читатель, не подумай, что я нытик. Все дело в том, что отдыхали мы мало. Ведь прокатный цех – это непрерывное производство, поэтому мы три дня работали и только один день отдыхали, и так по кругу. Три дня днем – отдых, три дня с 16.00 до 24.00 – отдых, три дня в ночь – отдых.

В марте я пошел на недельные курсы для подкрановых рабочих. Этот отдых от завода меня очень обрадовал. В конце курсов я сдал устный экзамен и получил корочки стропальщика.

К моей каске была прикреплена бирка подкранового. Потом время потекло в изнурительном труде. Газовое пламя печи часто обжигало лицо, поэтому стричься я стал коротко. За время работы я похудел на пару килограммов. Посещал автошколу, наконец в марте я получил желанное водительское удостоверение – можно было водить автомобиль. И хоть у нас и был ВАЗ-21011, но чтобы заикнуться перед отцом поводить наш «Жигуль», не было и речи. Отец не дал бы, поэтому я его даже не просил. Да и ездить, собственно, было некуда. На завод я ездил на трамвае, он был в трех остановках от дома.

Приходя с работы домой, я только слушал насмешки моего родителя: «Посадчик идет!» Все это было мерзко и унизительно, но я терпел, презрев все, и занимался своим немецким. Так шло время. Проработать мне надо было всего полгода, поэтому я запасся терпением.

Заодно я понял важность диплома. Я не хотел бы всю жизнь гореть у печи. Кроме того, дышать газом еще и просто вредно. Однажды мне в помощь дали вальцовщика со стана, их задачей является вставлять заготовки щипцами в валки стана. Он работал со мной, все было, как обычно, в норме – в конце концов он был молодой, здоровый парень. И вот он отошел к пробоине в стене подышать свежим воздухом. Я наблюдал за ним, он стоял спиной ко мне и вдруг стал оседать и потом просто упал на пол, ударившись затылком о рельс. Я подошел к нему и оценил ситуацию. Он был без сознания. Все ясно – надышался газом. Я тут же позвал мастера. Дальше мы работали втроем. Недостаток работы втроем заключается в том, что каждый из трех по очереди один час работает и только полчаса отдыхает. Мои напарники были различные люди: то это был солдат стройбата – парнишка с глупым деревенским лицом, то талантливый алкоголик. Последний мог прийти на работу вдребезги пьяным, так что мастер вынужден был отправлять его всякий раз домой.

Алкоголик умел резать по дереву весьма неплохо, как он сам мне хвалился, хоть ни одной его работы я и не видел.

Настоящим подарком судьбы во время смены были для меня перевалки. Так называется смена валков стана на другой профиль проката. Например, с рельса на уголок. Во время перевалки трудились только вальцовщики, меняя валки с помощью крана. Мы же посадчики были свободны. Перевалка длилась всегда четыре – пять часов, а то и всю смену. Моя радость понятна. В свободное время я не шел сидеть с рабочими. Я гулял по территории комбината. Однажды я забрался на домну. Моему взору предстала фантасмагорическая картина. Из донышка доменной печи текла струйка яркого расплавленного металла, тут же рядом за железным столом сидели трое молодых рабочих, голые по пояс, и весело зубоскалили. Грязные лица озарялись белозубыми улыбками. Шла игра в карты. На столе стояла опорожненная бутылка водки. «Это же просто черти в аду», – поразило меня сравнение. Посмотрев на них еще немного, я спустился вниз.

Во время перекуров между работой, особенно в ночные смены, я любил размышлять. Так, сидя ночью на лавочке возле горящих печей, выбрасывающих вверх двух, а то и трехметровые языки зеленого пламени, под жар, шедший от свежих болванок, меня поразила мысль. «А ведь я работаю в аду тем самым мифологическим чертом, и в железных чурках находятся на самом деле души грешников, которых краном я сажаю в печь». Мифологический ад, в который верить вообще просто глупо, вероятно, если и есть, то находится не где-то под землей, вот же он – перед моими глазами. Ночь, звезды, жар и пламя печей, и мы при них черти – рабочие, пропитанные железной пылью, которая не отмывалась до конца даже под душем в конце смены.

Странно, но после этой догадки ночью во сне я почувствовал, как у меня на голове выросли рога.

Время шло, текли трудовые будни. Вот и весна. Наконец-то нам повысили заработную плату. Начинал я работать за полторы тысячи рублей, через два месяца получил пять тысяч рублей. Но за деньги приходилось бороться. Когда в кассу цеха приезжал кассир с наличными, у окошка выдачи начиналась подлинная свалка. Толпа рабочих, и каждый из них стремился в числе первых получить заработанные. Читатель, вероятно, помнит те времена, когда почти везде задерживали зарплату. Не был исключением и наш завод. Но я ужом пробирался сквозь толпу работяг и всегда успевал получить свои рубли. Свои деньги я пока ни на что не тратил. Моей целью было приодеться. Поэтому позже я все же купил себе в нашем городском универмаге отличный китайский пуховик, в котором не стыдно будет показаться в Томске. Ведь я решил после полугода работы снова возобновить учебу. Я – белая косточка, интеллигент, черная работа не мой удел. Потом я весь свой заработок пустил на одежду, купив норковую шапку-формовку, туфли «Саламандра», пошил в ателье брюки из тонкого коричневого драпа, приобрел шикарный двубортный костюм и так далее. Одним словом, одет я теперь был что надо. Как я уже сказал, за каждую зарплату приходилось бороться, так я и поступал, поэтому всегда в срок получал свои трудовые.

Наконец, читатель, постепенно мы подошли с тобой к самому главному в этот период моей жизни. Это, конечно, женщина. Работа на комбинате свела меня с очень красивой особью противоположного пола. Ее звали Люда, ей было тридцать два года – на десять лет старше меня. Ее лицо имело правильные красивые черты, она была полутатарка, с ее слов. Фигура была ядреной и налитой. Одним словом, самка что надо. Выделил я ее сразу, и понравилась она мне с первого взгляда. Долго я наблюдал за ней, стараясь делать это незаметно. Поводов к сближению не было. К тому же я не хотел услышать насмешки рабочих. Наконец я заметил, что она, будучи на нашем участке, начала поглядывать в мою сторону. Но дальше дело не шло. Вскоре удобный случай представился. Мы сидели одни, я и она, на лавочке для отдыха в нашем уголке. Никого из коллег в данный момент рядом не было. Она первая что-то спросила у меня. Я понял тут же – она моя. Мы разговорились.

«Главное действовать спокойно», – успокаивал я себя. Тут возникло неожиданное препятствие – она была замужем. Вообще глупо было ожидать другого, ведь не жениться я на ней собирался.

Но впоследствии мы стали довольно часто общаться, шла к концу весна, близилось лето. Работать в цехе у раскаленной печи становилось все невыносимей. Если зимой печи приятно грели, то летом они изматывали своим жаром. Я начал считать дни до увольнения. Разговоры с Людой начали мне надоедать. Однажды уже летом, мы, как обычно, сидели на лавочке в цеховом дворике и болтали. Я внушал ей иносказательно, что в супружеской неверности нет ничего особого. Явление это было для меня в те годы вполне нормальным. Ведь речь не шла о верности моей жены, какое мне дело до других. Наконец ей тоже надоели мои виляния вокруг да около. Она просто спросила меня: «Что ты от меня хочешь?» Мой ответ был также обескураживающе прост: «Я хочу, чтобы ты изменила мужу». Теперь между нами воцарилась ясность. Она сказала что ей нужно время подумать. «Хорошо, подумай», – решил я.

Объясню читателю, что меня толкнуло на этот шаг. Да, она была красивой бабой, но что с того. Красивых баб – каждая на свой лад – в принципе немало.

Все дело в том, что впервые в жизни я испытал знак силы. Это я осознаю позже, после знакомства с трудами дона Карлоса Кастанеды. Подробно расскажу тебе, читатель, об этом.

Подходила к концу ночная смена. Было полшестого утра. Я как раз сделал очередную посадку в ненасытное жерло печи. Появилась Люда – ее смена начиналась с утра. Я, стоя у печи, глянул на нее. И вдруг, внимание, мне в лицо ударила молния – яркий сноп света. Ударив мне в лоб, энергия как колокол обтекла мое тело и ушла вниз. Это было впервые в моей жизни. Я как вкопанный долго стоял и смотрел на нее, переваривая случившееся, полностью лишенный дара речи. Люда, ничего не заметив, приветливо кивнула мне. Такое явление – его так и называют «молния» – бывает нередко с влюбленными людьми. Но обычно это бывает сразу, с первого взгляда, у меня же «молния» появилась со значительной задержкой. Странно.

Этот знак дал мне понять, что я должен овладеть ею. Я загорелся этим желанием, к тому же мой объект вожделения был весьма сексуален и вызывал желание.

Итак, сообщив Люде прямо, чего я от нее хочу, я ждал от нее ответа. Понятно, что ей, как замужней женщине, было нелегко решиться на подобный шаг – полезть в постель пусть и к интересному, но все же первому встречному парню.

Где-то через неделю после нашего кардинального разговора она дала мне телефон сестры и сказала, когда у нее будет.

Просила меня позвонить. Торопиться я не стал – на носу был срок моего увольнения. Приближалось первое августа.

«Так и прошла моя трудовая юность, – думал я, – конец изнуряющему труду». Наконец настала долгожданная дата – 01.08.92.

«Конец каторге!» – ликовал я. Выйдя в цеховой двор после смены, я с радостью пнул опостылевшую рабочую каску в воздух. «Все, пиздец, кончено». Сдал рабочие ботинки на склад, чинно уволился, выполнив все формальности. Но вот блядство, желанной трудовой книжки мне так и не дали, сказав, что для этого надо отработать минимум один год. «В пизду вашу трудовую», – разозлился я. Хватит с меня этой ебаной каторги. Меня ждал Томск, а впереди был самый сложный третий курс. Я решил вернуться от тэфовских дебилов па свой родной физтех, но не знал, получится ли это.

Отдохнув первую неделю от работы, я понял, как я устал: при ходьбе ныли ноги. «Это истощение», – понял я. Ведь в Сибири кроме картошки и мяса ничего не едят – какие там витамины. Достав с атлетических времен пузырек «Декамевита» – это поливитамины – я начал их принимать по одному драже в день. Ногам стало легче – боли начали униматься. Пора было вспомнить и о Люде. Я немного волновался. Как мы договорились, я позвонил ее сестре, которая жила в моем микрорайоне. Людмила была у нее, и мы тут же договорились о встрече. Выбрали воскресение. Я знал, все мои уедут на дачу, я же под каким-нибудь предлогом останусь дома. Так я и сделал, хотя мать упорно говорила, чтобы я ехал с семьей на ненавистную дачу – полоть ебаную траву, поливать посадки, одним словом – делать опостылевшие еще с детства хозяйственные работы на участке. Сославшись на невыносимые боли в животе, я остался дома. Принарядившись в модные тогда голубые джинсы-пирамиды и новую рубашку-поло, я стал ждать Люду. Она позвонила в мою дверь около десяти часов. Я впустил ее, тут же у порога обнял, мы начали целоваться. Перешли в зал на софу, я гладил ее грудь, целовал ее в губы и шею. Наконец я повел ее в родительскую спальню, где предварительно расстелил свежее белье. Я раздел ее и разделся сам. Голая она была великолепна. Белая кожа полных налитых ног привела меня в неистовое состояние. Я бросился целовать ноги. Но вот настало время вставить. Но увы, мой член оказался предателем – эрекции не было. Но я не отчаялся и нагло спросил, не возьмет ли Люда в рот. Это было в порядке вещей для меня. Читатель уже знаком с прытью и сообразительностью моих бывших подруг-студенток. К сожалению, Люда не была отягощена интеллектом и поэтому сосать наотрез отказалась. Мастурбировать – ставить балду – я тоже не стал, пенис был абсолютно расслаблен, никакого намека на эрекцию. Засунув ей палец в пизду, я горько пожалел о несостоявшемся совокуплении – пизда была тугой и влажной. Обидевшись, Люда отвернулась от меня. Ситуация требовала разрядки. «Ты, наверное, думаешь, что ты старая для меня, и поэтому у меня ничего не вышло?» – ласково спросил я ее. Она молча задумчиво кивнула. «Не огорчайся, ты великолепна во всем виноват я один», – продолжил я.

Я не стал развивать теории об упадке сил от тяжелой работы в смену. Тем более что где-то я читал, что ночные смены особенно вредны для потенции. Ночью нужно спать, а не работать. Коротко я сказал ей об этом, она ответила, что ее муж тоже работает ночью и у него все в порядке. Мне стало очень обидно. Очевидно, я не создан для случайных встреч – позднее судьба подтвердит эту печальную истину. А как хотелось задрать эту ядреную бабу!

Мы молча оделись, и она сказала, что ей пора идти. Я проводил ее и долго смотрел ей вслед с балкона.

Впоследствии мы встретились с ней еще раз. Она зашла от сестры ко мне, но экспериментировать с кроватью я больше не решился. Она ушла. После я звонил ей один раз, но Люда ответила, что больше не придет. Так она поставила точку на нашей интрижке. Я был рад, что эта тягомотина наконец-то закончилась. Впереди меня ждала наконец-то учеба, по которой я так соскучился за прошедший год.

Подходил к концу август. Впереди сентябрь, а с ним и мой Политех. «Снова чертов Семенец», – грустил я. Но надо было учиться. Прикупив еще пару шмоток, я засобирался в Томск.

Кроме Люды и моего фиаско с ней, август больше ничем значительным в моей жизни не ознаменовался. Азы немецкого языка я одолел за эти трудовые месяцы. Водительское удостоверение получил тоже. Оставалось ждать вызов. Когда он придет – неизвестно, а жить надо сегодня, здесь и сейчас. Настроенный в этом ключе, я спокойно отправился в Томск.