Электронная библиотека » Эдуард Тополь » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 15 августа 2018, 11:41


Автор книги: Эдуард Тополь


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Прости меня. Если хочешь, еще можно успеть взять второй билет.

Он произнес это сухо, формально, не любя Лизу и вовсе не желая, чтобы она летела с ним. Собственно, именно так и нужно было по сценарию, потому что Андрей уже отрезал ее от себя, расстался с ней и жил завтрашним днем, своими планами прорыва к открытию нового элемента там, в Сибири. А это сентиментальное прощание, да еще в присутствии отца, вызывало у него только досаду.

Две камеры стояли «восьмеркой», чтобы снять и реплику Соломина, и реакцию Печерниковой, и я ждал, что сейчас Ирина, как и было написано в сценарии, покачает головой, а затем протянет руку к лицу Соломина – медленно, едва касаясь пальцами его щеки. И вложит в этот жест все, что только может сказать любящая женщина, – и прощение, и благословение на дорогу.

Но Ирина не двигалась! Она не качала головой, не поднимала руки, не шевелилась! Стоя сбоку от актеров и в двух шагах от камеры, я видел, что ее лицо бесстрастно и пусто, как серый пейзаж за ее спиной. Целовать такую Печерникову, да еще просить у нее прощения не смог бы, я думаю, даже Вячеслав Тихонов в «Доживем до понедельника».

– Стоп! Выключить свет! – приказал режиссер и, посмотрев на меня, сказал шепотом: – Вот так в каждой сцене. То он ее сажает, то она его. Что делать?

Я шагнул к Ирине, взял ее под локоть, отвел в сторону и сказал в отчаянии:

– Ну как же так, Ира! Это ваша главная сцена! Вчера вы мне сами сказали, что именно из-за этой сцены вы согласились сниматься в фильме!

Действительно, вчера, во время ужина в ресторане гостиницы, Ира выдала мне целую обойму комплиментов за то, что в этой кульминационной сцене у нее нет ни одного слова, а есть только этот жест и взгляд. «Я знаю, как это сыграть, Эдуард, – говорила она. – Не волнуйтесь. И можете спать спокойно – я сыграю это не хуже вашей любимой Лайзы Миннелли! Вот увидите!» И вдруг сегодня, тут, на съемочной площадке, в ее лице и в ее замечательных темных глазах – пустота, пустыня, кладбище эмоций и мыслей.

– Ира, что с вами? Может, послать за коньяком? За кофе?

– Ничего не нужно, – ответила она, нервно закуривая. – Просто уберите Соломина из кадра, я не могу видеть его перед собой!

– Но как же снимать эту сцену без Андрея?

– Ну, вы же сняли общий план, как мы стоим друг против друга. А теперь снимите мой крупный, но без него. Поставьте вместо него кого угодно или встаньте хоть сами. И я вам все сыграю.

– Как вы сыграете, Ира?! – сказал я с тоской, понимая, что и эта сцена, которой я так гордился, летит коту под хвост!

Каждый фильм – кладбище сценария, но чтобы вот так, на моих глазах, да еще руками таких знаменитых и талантливых актеров похоронить одну из лучших сцен сценария, – это было выше моего долготерпения!

– Давайте я вам покажу, как я сыграю, – предложила между тем Ирина, рассматривая меня каким-то новым, пытливо-женским взглядом. – Хотите?

– Ну, покажите… – нехотя согласился я, чувствуя, что сейчас либо брошусь вниз головой с крыши аэровокзала, либо пойду в ресторан и напьюсь вусмерть.

Но было в ее взгляде что-то пронзительно-испытующее, как у экстрасенса. Словно она увидела все, что было со мной прошлой ночью в зеленом болшевском коттедже…

– Встаньте против меня, – властно сказала она и поставила меня перед собой. – Вот так. А теперь смотрите. В глаза мне смотрите!

И вдруг – я не знаю, как это случилось, господа, но вдруг темные, мягкие, бархатные глаза Ирины Печерниковой, знакомые вам своей наивной невинностью по фильму «Доживем до понедельника», – вдруг эти глаза расширились и властным, могучим и даже каким-то втягивающим взглядом вобрали меня в себя – всего, целиком, со всем моим болшевским опытом и мужским апломбом! И там, внутри, в женской эротической глубине ее плоти они омыли меня слезами любви, нежности и вожделения, а затем выпустили из себя, снова поставили перед собой на холодные плиты летного поля, и уже совсем другим, не чувственно-плотским взглядом любовницы, а взором все понимающей и все прощающей матери прошли по моему лицу и щекам, вернулись к моим глазам и… оттолкнули меня от себя, посылая в другую жизнь…

– Ну? – сказала Ира после паузы и затянулась сигаретой. – Видите, я обошлась без жеста, только глазами. Так вас устроит?

– Ира… – хрипло выдохнул я, чувствуя такую слабость в коленях, какой у меня не было даже после ураганной ночи с Мариной. – Это… Это именно то, что нужно в этой сцене! – И повернулся к режиссеру: – Боря, свет, камеры!

– Но только без Соломина, – тихо сказала мне Ирина. – Встаньте вместо него на «восьмерке».

– Нет, Ира, я больше не могу! Два раза подряд я это не выдержу!

– Ничего, становитесь! – сказала она. – Не с Халзановым же мне это играть! У него тут жена на площадке…

Нужно ли говорить, что после четвертого дубля я едва ушел с площадки на полусогнутых и ватных ногах, чувствуя, что ни в этот день, ни в последующий не буду способен ни на какую мужскую работу. А вернувшись в гостиницу, не сразу понял, что за телеграмму подсунули под дверь моего номера. В телеграмме было всего три слова: «Люблю. Жду. Целую». Без подписи. И только место отправления телеграммы – «Болшево, Московская обл.» – подсказало мне, что это от Марины. В ту же ночь, первым же самолетом я вылетел в Москву, гадая по дороге, что подвигло Печерникову на такую пронзительную – воистину круче Лайзы Миннелли – игру. Неужели она и вправду прочла в моих глазах все, что было у меня накануне в «Болшеве», и ревниво показала мне свою, женскую «кузькину мать»?

Не знаю, не знаю до сих пор. Только помню, что в семь утра с букетом цветов я вошел в свой зеленый коттедж, своим ключом открыл Маринину дверь и застал ее сонную, изумленную, радостно потянувшуюся ко мне всем телом.

…Интересно, думаю я сегодня, неужели таким же способом наши замечательные, наши великие режиссеры добивались от актрис такой игры, что получали за свои фильмы Сталинские и Государственные премии и призы международных фестивалей?..

* * *

В мире есть острова, куда богатые новобрачные летят на медовый месяц – Сейшелы, Мальдивы, Барбадос…

Наш Дом творчества был островом творческого медового месяца сценаристов и режиссеров. Ведь как только фильм запускается в производство, его так называемый «подготовительный период» начинается именно с этого брачного процесса режиссера-постановщика с автором сценария. Именно в это время мы, сценаристы, нужны режиссерам, именно в этот месяц они зависят от нас, холят нас и лелеют, и за счет бюджета фильма везут в санатории, на курорты и даже на какую-нибудь Майорку. Но в то время, о котором я тут рассказываю, ни про какие Майорки не могло быть и речи, писать режиссерские сценарии будущего фильма нас, сценаристов, режиссеры везли в Дома творчества – в Болшево и в Репино.

А поскольку съемочный период у большинства фильмов приходится на лето, когда светло чуть ли не круглые сутки, то подготовительный период чаще всего приходится на зиму. И потому в январе-феврале-марте, когда студии получали новый годовой бюджет, «Болшево» становился Домом стопроцентного творчества, то есть, принимался работать на полную катушку! Элем Климов с Лунгиным и Нусиновым, Андрей Кончаловский с Ежовым и Ибрагимбековым, Эльдар Рязанов с Брагинским, Александр Митта с Фридом и Дунским, Юлий Райзман с Гребневым, Савва Кулиш со Шлепяновым, Владимир Вайншток с Финном, Андрей Смирнов с Труниным, Марлен Хуциев со Шпаликовым, Лариса Шепитько с Рязанцевой, Петр Тодоровский с Миронером… Мне кажется, я могу перечислять бесконечно! Но лучше сами представьте себе нашу столовую, в которой все двадцать пять столиков были заняты этим бурлящим вулканом творческой энергии, да что там энергии – мощи! Ведь, войдя в подготовительный период, все режиссеры еще не растратили своего запала и готовятся к съемкам, как боксеры к решающему бою на звание чемпиона мира! Именно этот фильм сделает их знаменитыми, именно этим фильмом они покорят Канны, Венецию, Берлин и Лос-Анджелес! Молодые орлы и орлицы, еще недавно птенцами вылетевшие из вгиковской альма-матер, радостно шумят, хлопают друг друга по плечам, разминают крылья перед решающим взлетом. И вот уже «все смешалось в доме» творчества – вся столовая наполняется знаменитым раскатистым смехом художника Бориса Бланка, шутками Ролана Быкова, грузинским акцентом Резо Эсадзе, молдавским тенором Эмиля Лотяну, бакинским баритоном Рустама Ибрагимбекова, темпераментными всплесками Али Хамраева, рублеными фразами Витаутаса Жалакявичуса и неторопливым бурятским говорком Бориса Халзанова.

Прибавьте сюда взбалмошную красотку Вику Федорову, могучую стать Нонны Мордюковой, загадочно трагические глаза Татьяны Самойловой, эксцентричную клоунессу Тамару Носову и еще несколько кинодив той поры. А если в этот вулкан творческой энергетики еще ежевечерне подливать горячительные напитки? Нет, в «Болшеве» не было сауны, но я хорошо помню, как по утрам, приняв горячий душ, мы со Славой Говорухиным голяком выскакивали из коттеджа и сигали в высоченные сугробы снега…

Именно в это время я как-то бороздил заснеженное Подмосковье на своем «жигуленке» и в Тарасовке наткнулся на расписанную под терем избу с вывеской «Ресторан “Кооператор”». Трудно придумать едальне более отвратительное название, сказал я своей пассажирке, но давай попробуем. Мы вошли и оказались среди запахов настоящих бараньих шашлыков, свежей кинзы, овощей и гранатового соуса «Наршараб». Понятно, что, уходя, я оставил официанту щедрые чаевые, и назавтра в Доме творчества сказал Столперу:

– Александр Борисович, я тут по соседству нашел первый в СССР частный ресторан. Можете себе представить – Амиран, шеф-повар «Арагви», с сыном Давудом ушли из «Арагви» и открыли в Тарасовке свой ресторан. Там очень вкусно! Давайте пообедаем, как мужчины. Сколько можно тут есть паровые котлеты с картофельным пюре?

Помимо того, что Столпер был киноклассиком, режиссером фильмов «Парень из нашего города», «Два бойца», «Живые и мертвые» и др., он еще был профессором ВГИКа, руководителем режиссерской мастерской, из которой вышел Борис Халзанов, постановщик «Открытия». Когда на Свердловской студии выяснилось, что половина материала, снятого Борисом в вильнюсской и сибирской экспедициях, – пленочный брак (почти все фильмы снимались тогда на пленке Шосткинской кинофабрики, и это было как игра в «русскую рулетку» – вы никогда не знали до съемки, какая партия пленки бракованная), студия оказалась на грани банкротства, и Столпер вылетел в Свердловск спасать своего ученика. А меня туда вызвали, как автора сценария, и там, в монтажной, сидя с великим мастером, я целый месяц наблюдал за его работой и как мог помогал из обрывков снятого материала выстроить, смонтировать и озвучить хоть какую-то внятную сюжетную линию.

По всей видимости, наше партнерство пришлось Столперу по душе и, приступив на «Мосфильме» к съемкам фильма «Четвертый» с Высоцким, Мариной Влади и Татьяной Ицыкович (Васильевой), Александр Борисович предложил мне написать сценарий для его следующего фильма. То есть, это был как раз тот период, когда режиссер и автор сценария начинают ухаживать друг за другом, и мы поехали обедать в «Кооператор». А едва мы вошли в ресторан, как сидевший у входа официант вскочил нам навстречу:

– Ой, это вы! Спасибо, что пришли! Нет, не сюда, не в общий зал! Идите за мной!

И повел нас через кухню в глубину ресторана, в заднюю комнату. По дороге я впервые увидел толстяка Амирана Ильича, хозяина ресторана. В белом халате и колпаке он стоял с радиомикрофоном и говорил куда-то:

– Свежий помидоры подними десять штук. Огурцы тоже давай, кинзу давай, редис тоже давай…

– С кем он говорит? – спросил я у официанта.

– С подвалом, с холодильником, – ответил тот. – Нам из Грузии каждый день самолетом присылают свежую баранину, овощи и фрукты…

А когда мы сели за стол, официант подал толстое меню и спросил:

– Вас как обслуживать? По-нашему или по-вашему?

– А какая разница?

– Большая, – улыбнулся он. – По-вашему – это когда вы сами выбираете из меню и заказываете. А по-нашему – когда мы вам приносим всё меню. Попробуйте…

– Ладно, – сказал я, лихача перед классиком. – Давай по-вашему.

О, это было великолепно! Среди мартовской зимы нам несли и несли блюда одно вкуснее другого – шашлыки, купаты, бастурму, сациви, запеченные куриные потроха, помидоры, огурцы, зелень, лаваш, грузинское вино…

В тот же вечер в Доме творчества я объявил всем – Смирнову, Трунину, Финну, Шлепянову, Ибрагимбекову, Бланку, Черных – о своем великом открытии – грузинском частном ресторане в Тарасовке, где любой, самый роскошный ужин стоит 10 (десять!) рублей на человека, а все, что вы не съели, вам заворачивают в лаваш и дают с собой. И с тех пор как минимум два раза в неделю мы отправлялись туда большим десантом на двух и даже на трех машинах.

Однажды на очередном Всесоюзном съезде кинематографистов патриарх советского кино Сергей Аполлинарьевич Герасимов, говоря о фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича», сказал:

– Марлен Хуциев весит пятьдесят три килограмма, из них пятьдесят кило – это его талант…

В то время, о котором я тут рассказываю, в Павле Финне, авторе сценариев фильмов «Всадник без головы», «Вооружен и очень опасен» и др., тоже было не больше пятидесяти трех кэгэ. Но знаменит он был не только своим сценарным мастерством, а еще и открытием «закона Павла Финна», который гласил, что на любую компанию нужно столько бутылок сорокаградусного спиртного, сколько человек в этой компании – ПЛЮС ДВЕ! При этом, находясь в суперлегком весе, Павел мог (не знаю, как сейчас) даже в одиночку доказать верность своего закона и, приняв на грудь полтора литра, встать, сконцентрироваться и произнести очередной гусарский тост. Но мы, конечно, не подвергали его таким тяжелым испытаниям. Представьте себе темный зимний вечер, заснеженное по окна «Болшево» и три автомобиля – крохотный, как божья коровка, «Фольксваген» Саши Шлепянова, гениального бильярдиста и автора сценария фильма «Мертвый сезон», мой зеленый «жигуленок» и белую «Волгу» Лили Бернес, вдовы великого Марка Бернеса. В эту небольшую эскадрилью усаживаются как минимум двадцать разнокалиберных кинематографистов – от крупногабаритных Рустама Ибрагимбекова и Валентина Черных до малоформатных Павла Финна и вашего покорного слуги. Плюс наши подруги. «Вперед! – возглашает Шлепянов. – Необъятные просторы России ждут нас!» И мы отправлялись в тарасовский «Кооператор», где закон Павла Финна «Плюс две» был нами проверен многократно и выручил даже пятого февраля, в двадцатипятиградусный мороз, когда в «Кооператоре» не было отопления, а мы приехали туда отметить день рождения Рустама Ибрагимбекова…

Именно после этой поездки гениальный Боря Бланк написал в духе Пиросмани картину «Ужин в Тарасовке». На полотне фронтально, в шубах и дубленках, сидят за столом Александр Шлепянов, Рустам Ибрагимбеков, Валентин Черных и ваш покорный слуга, а по бокам, в торцах стола – сам Борис Бланк с женой, и за нами стоят официант и Давуд, сын Амирана. Вернувшись из эмиграции, я несколько лет разыскивал эту картину и наконец отыскал ее на антресолях мастерской Бориса Бланка. Потом, в московском Доме кино, был мой творческий вечер под названием «Отчет об эмиграции», на котором Юлий Гусман, тогдашний директор Дома кино, торжественно вручил мне эту картину, и я увез ее в США, теперь она висит в моем рабочем кабинете.

Недавно Павел Финн дал мне лондонский телефон Саши Шлепянова, с которым мы не виделись с 1978 года и которого я помню только таким, каким он смотрит на меня с этой картины. Я набрал этот номер и, как только услышал мужской голос, сказал:

– Пароль: «Необъятные просторы России ждут нас!».

Была – на долю секунды – задержка с ответом, это Шлепянов из Лондона пробросил себя в «Болшево» 1978 года. А потом спросил:

– Эдик?

– Пора ехать в Тарасовку, – сказал я.

– Но ведь нет уже ни Белого, ни Дома творчества, – сказал Шлепянов.

* * *

Из Интернета:

«В 2001 году Союз кинематографистов продал фирме «Контакт-плюс» Дом творчества в Красной Пахре. Как сообщали СМИ, покупатель в качестве бартера пообещал провести реконструкцию болшевского Дома творчества. Перестройка была начата и остановлена из-за нехватки средств».

Меркурий и Коррупция

Историческая история, или Фильм, которого нет, и, скорее всего, не будет

Адмирал был настоящий, пожилой, питерский, в белом кителе цвета сливочного мороженого и с золотым шитьем на погонах и на воротнике. Он сказал:

– Вы только представьте: жаркий летний день тысяча восемьсот двадцатого года. Новенький и почти готовый бриг «Меркурий» со скрежетом ползет по стапелям первой севастопольской верфи и с гигантским всплеском ухает в воду.

(Я подумал: здорово! Если снимать это в формате 3D, зрителей просто накроет водой.)

– А едва бриг выровнялся на воде, – продолжал адмирал, – на нем вновь закипела работа – в орудийных портах оружейники укрепляли пушки, матросы подкрашивали ют и проверяли подъем и спуск парусов. Сорокалетний Иван Осминин, корабельный мастер, вел по бригу греческого скульптора Прокопиоса и его двенадцатилетнюю дочку Елену и рассказывал: «Для постройки брига я выбрал крымский дуб. У вас в Греции такого нет. Он жесткий, как камень». У одного из плотников Осминин взял топор и с силой ударил по борту брига. Топор отскочил от дерева, почти не оставив зарубки. «Видишь? – сказал Осминин. – Не всякое ядро его пробьет». – «Но дуб очень тяжелый, – по-русски, но с акцентом ответил Прокопиос. – Значит, твой бриг не очень быстрый?» – «Да, – согласился Осминин, – в штиль он не разгонится. Зато смотри: на каждой мачте по четыре прямых паруса для попутных ветров. А на грот-мачте гафельный парус, он дает маневренность. И я поставил весла – по семь с каждого борта, – Осминин приподнял из гнезда длинное весло. – Если что, грести будут стоя…»

Елена, идя за ними, плохо слушала Осминина – ей было неинтересно. Засмотревшись на стаю кефали, которая стремительно пронеслась в прозрачной воде, она отстала. А Осминин, заметив это, сказал Прокопиосу: «Ты зачем дочку за собой таскаешь?» – «А что делать? – ответил тот. – Мать умерла. А турки у нас в Греции, когда видят таких девочек, сразу в Стамбул увозят или в Зонгулдак. Когда вы нам поможете от турок избавиться?» – Осминин усмехнулся: «Это к государю императору. Мое дело корабли строить. Идем дальше. Тут, на верхней палубе, у меня восемнадцать пушек для ближнего боя. И есть еще две переносные, так что при надобности можно стрелять и с носа, и с кормы». Прокопиос перегнулся через борт. Там матросы, подвешенные в люльках, до блеска натирали большие буквы «МЕРКУРИЙ». «Иван, – сказал Прокопиос, – Меркурий – это все-таки наш бог, греческий…» – «Конечно, – усмехнулся Осминин. – Бог мореплавателей. Вот я и позвал тебя из Греции, чтобы ты мне вот тут, на носу поставил росту в виде Меркурия» – «А он должен быть греком или русским?» – «Он должен быть Богом!» – «Но из вашего дуба?» «А ты как считаешь?»

Отстав от отца и Осминина, Елена стояла на корме брига. Отсюда ей открывалась панорама на залитую солнцем бухту с могучими парусниками. А за кормой корабля, в прозрачной и пронизанной солнечными лучами воде – огромный краб медленно полз под водой. Елена следила за ним, но неожиданно какая-то тень закрыла солнце. Елена подняла глаза и увидела… проходящий совсем близко парусный фрегат «Евстафий», а на его палубе двадцатидвухлетнего красавца лейтенанта. И там, на «Евстафии» – какая-то жизнь команды, голоса офицеров и матросов. А на «Меркурии» – стук топоров, голоса отца и Осминина. Но в тот миг, когда встретились взгляды лейтенанта и Елены, все звуки исчезли. Да, ей всего двенадцать, а ему двадцать два… И тем не менее – лейтенант Казарский видит Елену… они смотрят друг на друга… и высокий, звенящий мотив любви с первого взгляда покрывает все звуки, даже удары сердца. Под эту музыку фрегат «Евстафий» медленно проплыл мимо Елены… И Казарский, сам потрясенный случившимся с ним, удалился, не оборачиваясь. Но вдруг… Громкий всплеск воды у него за спиной. Он обернулся – Елены нет на «Меркурии»… Она в воде – высовывает голову и тут же исчезает… Казарский, не раздумывая, сорвал с себя китель, прыгнул в воду и стремительно поплыл к ней. На фрегате «Евстафий» – зычные команды: «Убрать паруса! Человек за бортом!» На бриге спускают спасательную шлюпку. И только грек Прокопиос совершенно неподвижен, спокоен и даже суров лицом. Между тем Казарский спасает Елену и, бездыханную, несет на руках из воды к берегу. «А вот и бог Меркурий! – показывает на него Осминин Прокопиосу. – Сделай мне такого на нос моего брига!» Принесенная на бриг, Елена приходит в себя, а Казарский на спасательной шлюпке отплывает к своему фрегату. Прокопиос грозно говорит дочке: «Ты зачем это сделала?» Осминин удивился: «Она же упала, тонула!» – «Она тонула?! – возмутился Прокопиос. – Она плавает как рыба!» Глядя на удаляющийся фрегат с Казарским, Елена негромко сказала: «Папа, это мой муж…»

Адмирал отпил остывший чай и хитро посмотрел на меня:

– Ну, как вам такое начало фильма?

Крыть было нечем – начало вполне киношное. И вообще, каждый раз, когда адмирал приезжал из Питера в Москву в Министерство речного транспорта (ради чего и носил в жару свой парадный китель), мое сопротивление его уговорам сделать фильм о бриге «Меркурий» всё больше таяло. Я уже знал, что на Мичманском бульваре Севастополя капитану «Меркурия» стоит памятник с царевой надписью «КАЗАРСКОМУ. ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР». Но читателям, не имеющим отношения к военно-морскому флоту, вряд ли знаком подвиг этого брига, дважды увековеченный самим Айвазовским. А потому слушайте.


Был, как вы только что прочли, 1820 год. Греция входила в Османскую империю, которая гигантским халифатом простиралась от Венгрии на севере до Йемена на юге, и от Алжира на западе до Каспийского моря на востоке. Но это противоречило здравому смыслу – народ Эллады, Прометея и всех эллинских богов и родина православия – в кандалах ислама! Конечно, дух восстания жил в греческих сердцах, как в шатурских недрах даже в зимние стужи будущий пожар ждет лишь одной весенней искры. Эту искру бросил самый юный российский генерал-майор двадцатипятилетний Александр Ипсиланти, герой войны 1812 года и адъютант императора Александра I. В марте 1821 года с отрядом из пятисот одесских греков он самовольно, без ведома императора, пересек Прут и воззвал придунайские народы свергнуть турецкое иго. Правда, «священный отряд» Ипсиланти был разбит турецкими войсками, но «из искры возгорелось пламя» – горящий бикфордов шнур восстания воспламенил Грецию.

Масла в огонь подлил Махмуд Второй. Умный и, казалось бы, европеизированный правитель Порты, он тут же объявил «священную войну против неверных», и весь мусульманский Стамбул с погромной радостью набросился на местных христиан. Ведь грабить что богатых христиан, что евреев, армян, курдов и других – это такое удовольствие! За время погромов только в Стамбуле были зарезаны десять тысяч христиан, еще десятки тысяч были убиты по всей Турции, а знаменитый константинопольский патриарх Григорий V был повешен на воротах патриаршего дома. С ним казнили и трех митрополитов.

Этими ужасами Махмуд полагал запугать греков, но эффект оказался прямо противоположный. Узнав о стамбульских погромах и, особенно, что их патриарх повешен, греки ринулись громить турецкие гарнизоны, а новый русский император Николай I и осторожные правители Европы издали следили за развитием событий. Но волонтеры свободы ринулись в Грецию со всех сторон. Капитан российской армии Иосиф Березовский привел туда 180 бойцов с оружием, боеприпасами и деньгами. Николай Райко, оставив офицерскую службу в российской армии, героически воевал на стороне греков и получил звание подполковника греческой армии. Иосиф Березовский после семи лет боевых подвигов был ранен и провозглашен «всегреческим добрым патриотом». Лорд Байрон писал в поэме «Чайльд Гарольд»:

 
Над Грецией прошли врагов знамена,
Огонь и сталь ее терзали лоно,
Бесчестило владычество людей,
Не знавших милосердья и закона
И равнодушных к красоте твоей.
Но жив твой вечный дух средь пепла и камней.
 

Пушкин записал в своем дневнике: «Я твердо уверен, что Греция восторжествует и 25 000 000 турок оставят цветущую страну Эллады законным наследникам Гомера и Фемистокла».

В 1827 году Национальное собрание избрало первого президента Греции. Им стал бывший российский министр иностранных дел Иоаннис Каподистрия. В этом же году Россия, Англия и Франция выступили гарантами автономии Греции. В ответ «Блистательная Порта» выслала из Стамбула русских подданных и запретила русским судам вход в Босфор.

А что же наш герой лейтенант Казарский?

Как говорят исторические источники, его отец Иван Кузьмич происходил из белорусского шляхетского рода, а фамилия от слова «хазар». Каким образом во тьме предыдущих веков хазары сроднились со шляхтой, история умалчивает. Иван Кузьмич был отставным губернским секретарем, он подарил Александру трех старших сестер и младшего брата, а также простую заповедь: «Честное имя, Саша, – это единственное, что оставлю тебе в наследство». Позже примерно то же самое скажет великий американский меценат и self-made миллиардер Эндрю Карнеги: «Лучшее наследство для молодого человека – родиться в нищете». В 1811 году, то есть накануне вторжения Наполеона, тринадцатилетний Саша Казарский стал кадетом Николаевского штурманского училища, в 1813-м гардемарином Черноморского флота, в 1814-м получил свой первый – мичманский – офицерский чин и был назначен в Дунайскую флотилию командиром пограничного отряда мелких гребных судов. «Перед отбытием в Измаил, – сказано в одной из его биографий, – Александр Казарский исхлопотал краткосрочный отпуск: посетил родительский дом в Дубровно. Родительский дом встретил его заколоченными ставнями. Он был разграблен и пуст. Знакомый староста показал Александру могилы отца и младшей сестры. Гибель ее была ужасна. В 1812 году Дубровно занял отряд французской армии. Солдатня грабила лавки купцов и дома обывателей. Не обошла стороной волна погромов и дом Казарских. Преследуемая насильниками, Матрена бросилась с обрыва в Днепр. Старшая сестра, Прасковья, давно жила с мужем на Орловщине. Екатерина обвенчалась с каким-то проходимцем в чине пехотного поручика. После свадьбы вдруг выяснилось, что он уже женат. От стыда и горя Екатерина постриглась в монахини. Мать Александра уехала на родину, в Малороссию… Служба Казарского в Дунайской флотилии продлилась пять лет. Здесь он получил чин лейтенанта в 1819 году. В этом же году Казарского назначили на фрегат “Евстафий”, который прибыл в Севастополь…»

Вот мы и добрались до начала фильма, на создание которого приговаривал меня питерский адмирал, – на борту «Евстафия» юный лейтенант Казарский проплывает мимо только что спущенного на воду брига «Меркурий».

– Как? Вы ничего не знаете о «Меркурии»? – возмутился адмирал при нашей первой встрече. – И вам не стыдно? Вы же написали «Юнгу Северного флота»! «Меркурий» знаменит во всем мире!..

Застыдившись, я нырнул тогда в исторические книги, которые адмирал привез мне из Питера. Оказалось, что на любимом мною «Ленфильме», где в 1974 и в 1978 годах по моим сценариям были сняты (и тут же запрещены) «Любовь с первого взгляда» и «Ошибки юности», перед самой перестройкой готовились снять фильм о подвиге «Меркурия», да развал СССР и всего советского кинематографа похерил этот проект.

– Но мы его возродим! – уверенно сказал адмирал. – Моя корпорация включена в государственную программу строительства речных судов, заодно построим копию брига «Меркурий» и снимем фильм! Пишите сценарий!

Напор, как вы понимаете, был питерско-адмиральский, и я снова ушел в первоисточники.

В июле 1823 года лорд Байрон на купленном им в Англии корабле прибыл в мятежный греческий порт Миссолонги и, продав в Англии все свое имущество, на эти деньги вооружил и одел трехтысячный отряд албанцев для атаки на турок. Вся Греция восхитилась поступком поэта, он стал кумиром гречанок. Но мне-то этого было мало, в исторических материалах я искал повод для встречи Байрона с героями фильма – скульптором Прокопиосом и его пятнадцатилетней дочкой. И нашел! По приглашению друга Байрона и местного князя Александра Маврокордато Прокопиос восстанавливал на острове сожженную турками церковь. Весной 1824 года великий Байрон, всеевропейский жуир и гений, пришел, как мне привиделось, в Пасху на открытие церкви и встретил Елену. Он сражен ее красотой, он видит в ней собирательный образ Греции – красивый и мятежный. Однако Елена, помня Казарского, отвергает английского лорда и отчаливает с отцом в родную Халкиду, чтобы по примеру героических гречанок Ласкарины Бабулины и Манто Маврогенус продолжать борьбу с турками. А огорченный Байрон выходит из дома в проливной дождь, простужается и 19 апреля 1824 года умирает со словами, известными всем историкам: «Бедная Греция!.. я отдал ей время, состояние, здоровье!.. теперь отдаю ей и жизнь!»

Тут вы, конечно, скажете: опять любовь с первого взгляда – чушь, киношные штампы…

Но откуда эти штампы берутся, знаете? Как говорят в Одессе, «слушайте сюда!».

«В 1884 году двенадцатилетнюю Аликс привезли в Россию: ее сестра Элла выходила замуж за великого князя Сергея Александровича. Наследник русского престола – шестнадцатилетний Николай – влюбился в Аликс с первого взгляда. Но только через пять лет семнадцатилетняя Аликс, вновь приехавшая к сестре Элле, появилась при русском дворе… Наследнику цесаревичу исполнился двадцать один год, он обратился к родителям с просьбой благословить его на брак с принцессой Алисой. Ответ императора Александра III был краток: “Ты наследник российского престола, ты обручен с Россией, а жену мы еще успеем найти”… Через год, в следующий приезд белокурой немецкой принцессы, Николаю не разрешили с ней увидеться… В апреле 1894 года Николай отправился в Кобург на свадьбу Эрни – брата Аликс. И вскоре газеты сообщили о помолвке цесаревича и Алисы Гессен-Дармштадтской… В свадебную ночь Аликс записала в дневнике Николая: “Когда эта жизнь закончится, мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно…”»

Это цитата из Интернета, но, надеюсь, вы и без нее знали, что шестнадцатилетний русский царевич и двенадцатилетняя немецкая принцесса десять лет ждали друг друга. Правда, при этом юного и тоскующего по Алисе цесаревича несколько лет утешала красавица балерина Матильда Кшесинская, но ведь Алису, десять лет безнадежно мечтавшую о Николае, не утешал никто! Наш двадцатилетний лейтенант Казарский и двенадцатилетняя гречанка Елена тоже не знали, где и когда они встретятся, но верили, что судьба их непременно сведет. Разве не ради этого История и затеяла освобождение Греции?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации