Текст книги "Женское время, или Война полов"

Президент несколько секунд в упор рассматривал руководителя своей Администрации. Потом спросил, чуть откинув голову:

– Насчет яиц – ты всерьез?

– Ну, – пожал плечами Яшин, – если они могут с помощью этой линзы попасть из космоса в грудь любой женщине в Нью-Йорке, то, наверно, нетрудно попасть и в другое место.

– Та-ак… Ничего себе, понимаешь! – Президент почесал в затылке и, вновь раздражаясь, посмотрел на Пашутина: – И такая штуковина была у нас еще в девяностом году? А вы ее упустили?

– Я тогда не был начальником силовых структур, – напомнил Пашутин.

– Твое счастье, – остыл президент. И добавил, глядя в окно: – Жалко! Нескольким «товарищам» я б и сейчас кой-чего выжег.

Его приближенные улыбнулись, они хорошо знали, кого он имел в виду.

– Ситуация такая, – сказал Яшин, возвращаясь к деловому тону. – Мы не знаем, кто и зачем выжигает груди американским бабам. Но если американцы возьмут этих типов – а они их рано или поздно возьмут, все ФБР уже брошено на это дело, – то они расколют их в первые же десять минут и узнают, что мы держим на орбите спутник с оружием похлеще атомной бомбы. И это в то время, как мы подписали с США всякие соглашения о любви до гроба и даже все свои ракеты обесцелили…

– А скинуть им эту информацию сейчас тоже нельзя, – вставил Пашутин, боясь упустить свою долю в деловом разговоре с президентом. – Они не поверят, что мы не знали об этой штуковине, когда подписывали протокол об уничтожении всего оружия, направленного на США.

– И что ты предлагаешь? – спросила дочь президента у Яшина.

– Это не я предлагаю, это он предлагает. – Яшин кивнул на Пашутина.

Тот сказал как бы одновременно и президенту, и его дочке:

– Мне нужно ваше разрешение на проведение силами ГРУ операции на территории США. Чтобы срочно найти этих типов с линзой Шварца. То есть еще до того, как американцы допрут, что это задействован наш «Кедр-1».

Президент посмотрел в окно и задумчиво поскреб затылок. Протокол о взаимном прекращении шпионских операций на территории США и России был подписан им с американским президентом еще пять лет назад. Именно тогда он и американский президент перешли на ты, и с тех пор оба держали слово.

Кортеж въехал в Кремль через Боровицкие ворота и подкатил к подъезду бывшего здания царского Сената, а ныне – Администрации Президента России. Охранники «наружки», подбежав к лимузину, открыли его заднюю дверцу. Генерал-телохранитель, выждав короткую паузу, вышел из передней дверцы машины и быстрым взглядом окинул посты «наружки». Все было в порядке – и на площади, и у подъезда, и в окнах, и на крыше здания Сената. Справа, в стороне, за серым гранитным памятником Ленину, в тени серебристых кремлевских сосен Ивановской площади, дремал танк «Т-72» – он стоял там со второго октября 1993 года.

Яшин, Грузицкий и Пашутин тоже вышли из машины и ждали появления президента и его дочери. Президент тяжело выбрался из лимузина, отказавшись от помощи и дочки, и охранников, и сказал Пашутину:

– Ты это… Подожди в приемной… Мы подумаем.

12

Телефон звонил уже целую вечность, но Марк и Анна игнорировали эти звонки. Казалось, они все еще проводили в постели свою первую после семилетней разлуки ночь. И только когда Анна мертвой птицей рухнула Марку на грудь, он подтянулся к телефону и снял трубку:

– Hello…

– В следующий раз, когда ты отключишь свой пейджер, считай, что ты уволен, – сказал раздраженный голос Ала Кенингсона.

– Что случилось?

– «Красная тревога».

– Что-о?! – От изумления Марк резко сбросил Анну с себя и рывком сел в кровати.

– Мост Вашингтона, шесть минут максимум! – сказал Ал и дал отбой.

Марк рывком выбрался из-под Анны и стал спешно натягивать джинсы. «Красная тревога» могла быть объявлена только в случае атомной войны, вторжения инопланетян, взрыва Сити-холла или еще чего-то ужасного.

– Ты куда? – спросила Анна по-русски.

– У нас тревога, я должен ехать.

– Я с тобой.

– Не говори ерунду. – Он уже застегивал рубашку.

Но Анна вдруг вскочила с такой резвостью, словно это не она только что лежала в постели обессиленной птицей. И тоже стала одеваться.

– Даже не думай! – сказал Марк, проверяя обойму в пистолете.

– Я не останусь ночью одна!

– Я не могу тебя взять. Пока!

Марк выскочил из квартиры на мокрую от дождя улицу, пробежал к своему «форду», но Анна, полуголая, выскочила за ним и успела ухватить ручку задней дверцы машины, когда он уже отъезжал. Марк вынужденно ударил ногой по тормозу, обернулся к ней:

– Ты с ума сошла!

– Конечно! – сказала она, шмякаясь на сиденье и натягивая какую-то куртку на голые плечи. – А ты хочешь, чтобы мне без тебя сиську выжгли! Поехали!

Он сокрушенно крутанул головой и дал газ. Машина вымахнула на пустое ночное шоссе «Генри Хадсон парквэй» и сквозь дождь понеслась на юг, к Нью-Йорку. Еще через пару минут Марк свернул под указатель «Мост Джорджа Вашингтона», сделал крутую петлю и выскочил на мост, ища глазами машину Ала. Но Ала нигде не было. Гигантский мост Джорджа Вашингтона нависал над черным Гудзоном, соединяя северную оконечность Манхэттена со штатом Нью-Джерси. Редкие встречные грузовики и авто таранили ночной дождь желтыми конусами фар.

Марк пересек весь мост и только перед выездом с него увидел справа, на боковой полосе, темный «форд торас» с синей мигалкой на крыше. Марк свернул к нему, собираясь остановиться, но в тот же миг «торас» стремительно рванул с места, рука Ала Кенингсона высунулась из кабины и жестом приказала Марку следовать за ним. Обе машины, набирая скорость, сошли под указатель «Форт Ли», сделали полную петлю под мостом и выскочили на него со стороны Нью-Джерси. Здесь автомобили притормаживали у будок шлагбаумов при въезде на мост и оплачивали въезд в Нью-Йорк. Хотя движение в такую позднюю пору никогда не было напряженным, сейчас у кассовых будок собралась вереница грузовых фургонов и легковых машин. Обогнув их, Ал подъехал к какому-то желтому школьному автобусу, торчавшему справа от кассовых будок. Здесь же табунком стояли стандартно-серые «форды» и «шевроле» сотрудников ФБР и полиции. В одной из этих машин Марк увидел несколько женских голов, и у него отлегло от сердца – не он один притащил с собой компаньонку. Он вышел из машины и подошел к Алу.

– Что случилось?

– Бунт в Покано. Все бабы разбежались. Нападают на конюшни и владельцев джипов. Похищают лошадей и джипы «бронко». Хрен знает почему. Мы перекрыли все дороги, – и Ал кивнул на шлагбаум.

Только теперь Марк заметил, что у каждой будки-кассы стоит по агенту ФБР и полицейскому, проверяют документы водителей и осматривают кабины и кузовы траков. Из-за этих осмотров и скопилась очередь.

– Мы тут задержали шестнадцать этих сучек, – продолжал Ал на ходу, направляясь к школьному автобусу. – Вот они, в автобусе, ты отвезешь их назад, в Покано.

– Я? – изумился Марк, едва поспевая за Алом.

– Не бойся, – бросил тот через плечо. – Они уже не кусаются, доктор всадил им снотворное. Кто это в твоей машине?

Но Марк не успел ответить. От крайней слева будки послышался женский крик:

– Ебаные копы! Вы не имеете права…

Несколько полицейских и агентов ФБР разом бросились туда, спеша на помощь двум агентам ФБР и полицейскому, которые пытались вытащить из-за руля джипа «Бронко-2» худенькую женщину лет тридцати. Но она оттолкнула их с неожиданной для такой пигалицы силой, резко нажала на газ, и ее «бронко», сбив полосатый шлагбаум, рванул вперед. Однако дежурившие там полицейские машины тут же ринулись ей наперерез, сверкая мигалками и оглашая воздух воем сирен. «Бронко» врезался в одну из них, остановился, женщина выскочила из машины и стремительно, со скоростью олимпийской чемпионки по бегу, помчалась назад и вбок – к перилам моста.

– Шит! (Дерьмо) – выругался Ал и побежал наперехват, догадавшись о ее намерениях.

Марк и выскочивший из автобуса врач ФБР рванули за ним, но Ал опередил их на добрую сотню метров – он еще в школе был нападающим футбольной команды и рывок с места был его «коронкой». Однако даже при его скорости женщина смогла оторваться от него настолько, что успела влезть на высокие перила моста, и только тут, перед ее последним безумным шагом, Ал в длинном прыжке ухватил ее за плечо и сдернул на мокрую металлическую пешеходную дорожку моста. Впрочем, и падая, женщина проявила нечеловеческую ловкость – каким-то странным вывертом упала, как кошка, на ноги и на руки и вскочила, словно резиновая, собираясь вновь сигануть с моста. Однако в этот миг подоспел Марк, он сбил женщину с ног всем весом своего тела, навалился на нее сверху и отработанным приемом ухватил за руки, пытаясь заломить их за спину. И вдруг с изумлением ощутил, что его мужские и хорошо тренированные руки не могут одолеть сопротивление этих, казалось бы, худеньких женских рук. В изумлении он напряг свои мускулы до предела, чувствуя, что сейчас эта супербаба просто сбросит его с себя и вырвется.

Но тут тело женщины вдруг дернулось под ним и обмякло, теряя способность к сопротивлению. Марк поднял голову и увидел, как врач небрежным жестом выбросил за перила моста короткий одноразовый шприц, а Ал отпустил ноги этой бабы. Она не вскочила и даже не пошевельнулась, она уже спала. Ал поднял ее на руки и понес к автобусу, говоря Марку на ходу:

– Ты понял? Она ни хера не весит, а силища как у Тайсона! И две сотни таких бешеных баб сбежали из Покано!

В автобусе он кулем бросил женщину на сиденье, пристегнул ремнем безопасности, а наручниками – к стойке кресла. На всех остальных сиденьях тоже спали молодые женщины, пристегнутые к креслам ремнями и наручниками.

– Давай двигай в Покано! – приказал Ал Марку. – Тут уже комплект. – И повернулся к вошедшей в автобус Анне: – Вы кто?

– Я его герлфренд, и я поеду с ним, я одна не останусь! – решительно сказала Анна.

– О’кей, о’кей, – поспешно согласился Ал и сказал врачу: – Ну и бабы пошли! Кипяток!

А врач протянул Анне коробку с одноразовыми шприцами и стеклянными капсулами:

– Не бойтесь, это чистый морфий. Как только начнут просыпаться, колите в задницу! Справитесь?

Анна кивнула.

– О’кей, пошел! – Ал выскочил из автобуса вслед за врачом и стукнул ладонью по двери, приказывая Марку отправляться.

Марк завел двигатель и тронул автобус на запад.

Мимо него ремонтная техничка тащила изуродованный от столкновения «Бронко-2». Над задним бампером этого джипа висело зачехленное запасное колесо с фирменным знаком «бронко» – брыкающимся мустангом.

13

ИЗ СООБЩЕНИЙ АМЕРИКАНСКОЙ ПРЕССЫ И ТЕЛЕГРАФНЫХ АГЕНТСТВ:

«Попытка ФБР изолировать жертвы «космических ожогов» в кэмпе «Покано-Форест дрим» обернулась трагедией: женщины взбунтовались и разбежались, а новые жертвы ожогов перестали регистрироваться в больницах и полиции. Пережив ожоговый шок, они начинают проявлять агрессивность и нападать на мужчин. Появились совершенно новые виды преступлений: в Центральном парке две белые женщины изнасиловали черного парня. В сабвее кто-то попытался флиртовать с одногрудой женщиной, а она избила его…»

«Число пострадавших от «космических ожогов» стремительно растет. По неполным данным, только за последнюю ночь этим ожогам подверглись в Нью-Йорке 79 женщин, а всего с начала месяца – 277…»

«Тысячи одиноких белых женщин из среднего и высшего класса покинули город. Остальные парализованы ужасом. Черные проповедники Джероми Фарэвэй, Рэй Шепилов-младший и другие заявили о конце белой расы и превосходстве черных женщин, обладающих иммунитетом к «космическим ожогам»…»

«Объявления в газетах орут о готовности белых женщин на все, лишь бы найти мужчину. Разводы прекратились. На улицах и в сабвее замужние женщины держат своих мужчин двумя руками. Еще никогда мужчины не были окружены таким женским вниманием – из-за них происходят драки. «Виллидж войс» опубликовал обращение лос-анджелесского клуба «Плейбой» к космическим пришельцам. Члены клуба просят инопланетян перенести их огонь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес хотя бы на пару ночей…»

«Террор новых амазонок ширится. Одногрудая женщина напала на конного полицейского, стащила его с лошади и ускакала…»

«В Манхэттене зарегистрировано четыре «Клуба новых амазонок», их одногрудые гуру опубликовали в «Нью-Йорк дейли» страничное объявление с призывом ко всем женщинам добровольно вырезать правую грудь. «Удалив правую грудь, вы избавитесь от ужаса ожидания космического ожога и тысячелетнего ига дебилов мужского пола!» – сказано в объявлении…»

«Согласно достоверным данным, правительственные учреждения Нью-Йорка и Вашингтона проводят интенсивные секретные совещания с учеными с целью определить источник этой напасти. Хотя над Нью-Йорком постоянно летают АВАКСы и правительство регулярно делает заявления, что над США нет никаких инопланетных летающих аппаратов, большинство средств массовой информации считают, что над Нью-Йорком висит незримая «летающая тарелка» космических амазонок, которые готовят кадры для свержения власти мужчин и восстановления матриархата на Земле…»

«На случай эскалации женского террора полиция вызвала всех отпускников, а ФБР запросило у Вашингтона мобилизацию национальных гвардейцев…»

ДОКУМЕНТ:

ДЖЕЙМС Л. ФАРРОН

Директор Нью-Йоркского городского управления Федерального бюро расследований Федерал-Плаза, 28, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10001

Срочно, секретно

Директору ФБР,

Штаб-квартира ФБР,

Вашингтон, округ Колумбия

РАПОРТ

Ситуация с «космическими ожогами» выходит из-под контроля нью-йоркских городских сил правопорядка. За последние трое суток наблюдается отказ женщин регистрировать полученные ими ожоги, и теперь мы не в состоянии определить истинное количество жертв и принять меры к изоляции «новых амазонок». Одновременно наблюдается резкое увеличение агрессивности этих «амазонок» по отношению к мужчинам и акты их прямого насилия, о чем я докладывал раньше. Вчера нью-йоркский «Клуб амазонок» приобрел в городе Клиф-Пойнт, Лонг-Айленд, стрелковый клуб и кэмп бойскаутов «Горный орел», оборудованный для верховой езды и тренировок в условиях, приближенных к условиям тренировок армейских десантников. Сегодня в 0.27 утра произошел бунт одногрудых женщин, интернированных в больничный кэмп «Покано-Форест дрим», штат Пенсильвания. Под руководством бывшей ведущей теленовостей Ланы Стролл восставшие связали врачей, разоружили охрану и разбежались, совершая нападения на автомобилистов и угоняя машины – главным образом джипы «бронко» и «Бронко-2»…

14

– А откуда у него эти фотографии? – спросила дочь русского президента, сидя в отцовском (а до того – горбачевском, брежневском, хрущевском) кабинете, разглядывая фотографии, доставленные Пашутиным.

– Это его племянница передала из Нью-Йорка, – ответил Яшин. – Она раньше работала на ГРУ под крышей «Аэрофлота». А теперь у нее какая-то фирма в Штатах, импорт – экспорт. Но оформлена, конечно, на кого-то другого. Чтобы дядю не подставлять.

– Вот блин! – возмутился президент. – У всех, понимаешь, дети в Америке! Демократы, ё-мое! Ты можешь представить, чтоб племянница Берии или Молотова имела свою фирму на Западе? А? Да Сталин бы им головы, понимаешь, поотрывал!

Дочь молчала. Она сидела в золоченом кресле екатерининских времен и ждала. Она знала, что отец просто отводит руганью душу. Хотя пресса уже открыто пишет, что президент лишь послушная кукла в руках своей дочери и ее команды, на самом деле это далеко не так. Куклы не выкидывают те фортели, которые можно ждать от отца в любую минуту. С тех пор как она лишила его алкоголя и очистила Кремль от спаивавших его массажистов и банщиков, она вдруг оказалась перед совершенно неожиданной проблемой: к отцу вместе со здоровьем вернулись и самые элементарные мужские силы и желания. В конце концов, он еще нестарый мужчина! Но разве может она, дочка, решить этот вопрос? А помочь ему втайне от нее никто из новой кремлевской гвардии, конечно, не решится. Между тем из-за этого неудовлетворенного «беса в ребре» отец с каждым днем становится все капризнее, вспыльчивее и грубее. Из его обращения с подчиненными почти исчезло местоимение «вы», а из поведения – прежние выдержка и хладнокровие. Теперь он может публично ущипнуть за задницу смазливую стенографистку, наорать на министра обороны. Словно былая партийная закваска вдруг поперла из него, как перебродившее тесто. «Какого хрена вы мне раньше не доложили?!» «Я тебя из дерьма министром сделал, а ты даже с реформой справиться не можешь!» Конечно, на публике ему приходится вместо этих акцентов употреблять маловыразительные «понимаешь» и «это самое». И тогда получается какая-то каша, а вовсе не то, что он имеет в виду. Мало кто догадывается, что если заменить эти «понимаешь», «э-э-э» и прочие заминки на нормальные русские термины, то все речи последних российских лидеров тотчас обретут яркую образность и конкретный смысл. Потому что мат в их лексике – это вовсе не ругань, а признак власти, как звезды на погонах. Только хозяин имеет право материться, никто больше! Поднимаясь по номенклатурной лестнице к вершинам власти, отец и все, кто был в Кремле до него, терпели мат своих хозяев, не имея права даже чертыхнуться в их присутствии. И отводили душу еще большим матом на своих подчиненных. Однако, взобравшись наконец на вершину власти, отец вместо возможности материться, как Хрущев, на всю страну вынужден теперь еще осторожнее выбирать выражения – вот ведь в чем парадокс демократии! Да, сегодня любой работяга может орать (и орет!) публично: «Наш президент – говно!», но попробуй президент сказать то же самое о своих избирателях! Вот он и отводит душу в узком кругу, вот и тянет руганью время, чтобы отложить решение, которого ждет от него Пашутин.

Словно подтверждая эту догадку дочери, президент отошел от окна, сел в кресло, сказал с горечью:

– И вообще, блин, не с кем работать! Не с кем! Раньше, понимаешь, все-таки фигуры были – Устинов, Громыко, Андропов! Такие-сякие, а думали, понимаешь, о мощи страны. Посвящали этому, понимаешь, ну, не всю жизнь, но все-таки занимались этим делом! А сейчас? Даже в Кремле каждый только думает, на чем заработать. И все! А как сделать хоть что-то – нет, все на президента! Ну, что ты молчишь?

Дочь не ответила – она унаследовала его былую выдержку и умение со спокойным лицом глотать любые шпильки. Даже отцовские. К тому же сейчас он был абсолютно прав. Этот Пашутин должен был избавить отца от информации о проведении нелегальной операции. Как сделал это Оливер Норт при Рейгане и как положено делать всем более-менее толковым руководителям разведывательных ведомств. Чтобы в случае провала президент мог развести руками, сказать, что он ничего не знал, и «сурово наказать» проштрафившегося министра.

– А снимать его сейчас уже тоже нельзя, – продолжал президент читать ее мысли. – Лошадей, понимаешь, на переправе не меняют. Тем более его племянница уже ведет эту операцию в Нью-Йорке.

– А нельзя просто сбить этот «Кедр», уничтожить? – спросила дочь президента у Яшина.

– И это поздно, – ответил тот. – Американцы любой запуск нашей ракеты секут из космоса…

– Н-да, понимаешь… – Президент потер нижнюю губу, потом почесал-взлохматил волосы на голове. Это был верный признак того, что он наконец решил всерьез обдумать проблему и просчитать варианты ее решения. – И вообще сбивать такую штуковину жалко, понимаешь. Мало ли кому пригодится прижечь кой-чего. На следующих, понимаешь, выборах в президенты… – При этом он как-то из-подо лба, зорко, с блеском в глазах глянул на дочь, и у нее разом посветлело на душе: наконец-то! Наконец-то отец включился, стал самим собой, прежним, как когда-то, в его лучшие времена.

– Вообще-то это не будет операция против американцев, – сказал Яшин так осторожно, словно издали навешивал президенту пас для удара по воротам. – Мы же не американцев должны там взять, а наших, русских.

– Неужели? – насмешливо усмехнулся президент, не ударяя посланный мяч, а только играя им на весу. – А если эти «наши», понимаешь, уже приняли их гражданство и стали американцами?

– Русскими американцами, – уточнил Яшин, – русскими, которые выжигают груди у натуральных американок.

Президент нагнулся к селектору связи со своим секретариатом, нажал кнопку:

– Вернохлебова!

– Не надо! Отставить Вернохлебова! – быстро и громко, так, чтобы услышал секретарь, вмешалась дочь президента. И тут же объяснила отцу: – У него же дочка там, ты забыл?

Станислав Вернохлебов уже восемь лет был советником президента по международным вопросам и умницей, умеющим находить так называемые взвешенные решения. Но с одним недостатком: шесть лет назад, в период противостояния Президента СССР и Президента России, Вернохлебов поехал в командировку в США, взяв с собой жену и семнадцатилетнюю дочку, и там, в Вашингтоне, эта дочка по уши втюрилась в советника Белого дома по американо-советским отношениям. Вернохлебов, как к отцу родному, пришел тогда с этой бедой к своему хозяину, но отец сказал ему не колеблясь: «А в чем дело, понимаешь? Отпусти ее замуж, и будет ее муж нашим человеком в Белом доме. Авось присоветует Бушу перестать цепляться за Горбачева!» Действительно, в то время лучшей возможности гасить горбоманию Белого дома даже трудно было придумать, да и потом, после свержения Горбачева, этот закулисный канал общения с Белым домом не раз выручал из щекотливых и горячих ситуаций. Но затем вышел конфуз: Ричард Никсон, готовясь к поездке в Москву, взял себе в помощники американского зятя Вернохлебова, а тот вдруг присоветовал Никсону посетить Руцкого, только что выпущенного из тюрьмы. И произошел жуткий скандал: зять советника Президента России привел Никсона к Руцкому!

Нужно отдать должное Вернохлебову: в тот же день он положил на стол президента заявление об отставке. Сам! И только это погасило тогда бешенство отца. «Заберите эту бумагу! – сказал он Вернохлебову с той холодной вежливостью, которая порой хуже отставки. – Я присоветовал вам отдать дочку за этого американца, я и буду расхлебывать! Так что идите и работайте! И Никсона я приму, чтоб не разжигать скандал. Но этого вашего зятя, понимаешь… чтоб его духу больше не было в Москве!

Вернохлебов остался в должности, но выбыл из узкого круга доверенных лиц. И теперь, когда речь шла о таком щекотливом деле, как тайная операция на территории дружественных Соединенных Штатов, следовало обойтись без него.

– Может, и правильно, – легко согласился президент с тем, как запросто и без церемоний дочь отменила его распоряжение.

Но тут низкий, как гудок, ревун красного «атомного» телефона заставил их обоих вздрогнуть. Президент, открыв рот, изумленно уставился на этот извечно мертвый аппарат, а тот вдруг сказал встроенным в него динамиком:

– Товарищ главнокомандующий! Докладывает штаб космической разведки! Американцы запустили боевой вариант «Атлантиса»! Без предупреждения!..

Вместе с этими словами распахнулась дверь кабинета, в ней появился стремительный капитан 2-го ранга с «ядерным» чемоданчиком в руках. Алая сигнальная лампочка над ручкой этого чемоданчика лихорадочно мигала, в нем, в чемоданчике, были шифры запуска ответного ядерного удара. Капитан 2-го ранга бегом пересек кабинет и положил чемоданчик на стол президента, открывая его своим ключом и протягивая руку за ключом хозяина. На всю эту операцию у него ушло ровно четырнадцать с половиной секунд, как и положено по инструкции. Потому что еще за те сорок секунд, пока будет вычисляться траектория полета «Атлантиса», президент обязан определить силу ответного удара и назвать его командному пункту ракетных войск стратегического назначения. Боевой «Атлантис», как известно, вооружен лазерным оружием, и сбивать его нужно до вторжения в космическое пространство над Россией.

Одновременно с появлением капитана 2-го ранга на боковом, справа от президента, столике разом затрезвонили все телефоны, и в кабинет вбежали советник по национальной безопасности Баулин, пресс-секретарь Грузицкий, генерал Пашутин, а также глава внешней разведки Куваев и советник президента по международным вопросам Станислав Вернохлебов. А на большом настенном телеэкране «Хитачи» высветился оперативный зал Генштаба армии и подземный бункер штаба ПВО, где дежурные уже поднимали по боевой тревоге авиацию и ракетные войска стратегического назначения. Хотя США и Россия давно обесцелили свои межконтинентальные ракеты, компьютерам Генштаба нужно не больше двух минут, чтобы вновь нацелить эти ракеты на Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго и другие промышленные центры противника. Даже если лазерная пушка «Атлантиса» успеет ударить по Кремлю, ничто не остановит 1300 русских межконтинентальных ракет с 6000 ядерных боеголовок.

Яшин и дочь президента, вскочив со своих мест, подбежали к распахнутому перед президентом «ядерному» чемоданчику. Внутри его откинутой крышки, на электронной карте мира мигала яркая точка американской ракеты, восходящей над флоридским сапогом. Траектория ее взлета круто изгибалась в сторону Атлантического океана, за которым были Европа, Россия. Под картой были четыре ряда цветных кнопок и табло обратного отсчета времени, которое показывало, что до ответного ядерного залпа осталось тридцать три… тридцать две… тридцать одна секунда…

Дочь президента увидела, как руки отца, задрожав, замерли над этими кнопками.

И в этот миг Вернохлебов сорвал трубку телефона горячей линии, который дребезжал громче других.

– Yes! – крикнул он в эту трубку. – Hello, Mister President! Yes! He is here. Just a sec! – И передал трубку президенту: – Вас, американский президент!

А сам взял трубку параллельного аппарата, включил динамик.

– Йес… – хрипло сказал русский президент, все еще держа одну руку над кнопками ядерного чемоданчика. – Аллоу… – И посмотрел на Вернохлебова.

– Hi! How are you? – прозвучал на весь кабинет сипло-глуховатый и веселый, как всегда, голос американского президента.

– We’re o’key. How are you, Mister President? – бесстрастно ответил Вернохлебов, глядя на табло обратного отсчета времени. Никто не мог поручиться, что американский президент не будет тянуть эту светскую бодягу приветствий до того момента, когда русские ракеты уже не успеют перехватить «Атлантис» над Атлантическим океаном.

– I have a feelin’ you are shitty scarу over there about our missile shot…

– Я чувствую, вы там слегка струхнули из-за нашего ракетного пуска, – синхронно перевел Вернохлебов.

– Еще чего! – сказал ему русский президент.

– Nothin’ of thе kind! – перевел Вернохлебов в трубку, глядя на табло, по которому уже бежали последние секунды – девять… восемь… семь… – What’s going on, sir?

– Relax! – усмехнулся голос американского президента. – That why I’m callin’ you. These fucking extra-terrеstrials or…

– Расслабьтесь, – синхронно переводил Вернохлебов. – Я потому и звоню вам. Эти сраные инопланетяне, или хрен их знает кто, только что выжгли еще сорок сисек в Нью-Йорке. Мы запустили военный вариант «Атлантиса» с лазерной пушкой, чтобы посмотреть, есть ли кто-то там в космосе. И я хочу попросить тебя, мой друг: на вашей станции «Мир» крутятся сейчас на орбите два ваших и один наш астронавты. Могут они тоже поработать на эту задачу? А?

Все столпившиеся в кабинете помощники и советники шумно выдохнули и обессиленно грохнулись в кресла. Президент откинул голову к спинке кресла, закрыл глаза, а потом вслепую выдвинул боковой ящик стола, нашарил в его глубине, под деловыми бумагами, свою последнюю заначку – бутылку «Московской» и стал наливать себе в стакан. Водка громко булькала в усталой тишине кабинета. Табло обратного отсчета времени застыло на цифре «0».

– Hello! – прозвучал в тишине встревоженный голос американского президента. – Can you hear me? What’s that bolbing sound?

– Алло, – синхронно переводил Вернохлебов. – Вы меня слышите? Что там у вас булькает? – И сам ответил: – Оh, it’s nothing, Mister President! It’s just mineral water. Of course, we’ll do what you say, no problem! – Он вопросительно посмотрел на президента, у которого дочка запоздало отнимала стакан.

– Ноу проблем! – сказал ему президент, успевший выпить. Затем утер губы тыльной стороной ладони и перевел себя на русский язык: – Никаких проблем!

– Отбой тревоге! – приказал всем Яшин и выпроводил из кабинета Пашутина, Баулина, Грузицкого и остальных. – Все! Все на выход!

– Thank you. Good bye! – сказал между тем в динамике голос американского президента.

– Good bye, Mister President, – ответил в трубку Вернохлебов и посмотрел на своего президента.

– Гуд бy, мистэр прэзидент, – повторил за ним русский президент в свою телефонную трубку и, опустив ее на рычаг, выругался в сердцах, врастяжку: – Блин! Ничего себе «гуд бай»! Мы его чуть ядерными ракетами не раздолбали! И все из-за каких-то бабьих сисек! – Он посмотрел на Яшина и добавил: – Ладно! Пусть Пашутин начинает операцию! Только если он, понимаешь, ее провалит, я ему сам кой-чего выжгу!

– Какую операцию? – спросил Вернохлебов.

– Вы идите работайте. Это наши внутренние дела, – сказал ему президент. И хитро подмигнул своей дочери.

За окном кабинета часы на Спасской башне начали свой хрустальный перезвон, извещая о приближении полудня.