Текст книги "Бабье царство"

Постепенно он становится «альтер-эго» Петра. Он при Царе неотступно. Когда Петр, узнав о смертоубийстве, задуманном Софьей, бросился в ночной рубашке в лес, одежду принес ему верный Алексашка. Он успокоил повелителя, он поскакал с ним в Троице-Сергиеву Лавру.

СТРАННЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ПЕТРОМ

До наших дней дошла сплетня того века, которая заставила размышлять даже серьезных историков, – будто Петр бисексуал и делил постель со своим фаворитом. Во всяком случае, в народе возвышение Меншикова приписывалось преступным, по тогдашнему закону, отношениям с Государем. За распространение слухов «о блудном их житье» были арестованы богатый купец Гаврила Никитин и каптенармус Преображенского полка Владимир Бояркинский.

Чтобы прекратить слухи, Петр показал себя гонителем гомосексуализма. Он установил строжайшее наказание за мужеложество в России – кнут и вечную каторгу. Но исполнять строгости не хотел. Гвардейского капитана, заявлявшего, что «Государь живет с Меншиковым бл***ким образом», всего лишь выслали в дальний батальон.

Одна из причин серьезного отношения историков к этой версии – письма Петра к Меншикову. В них – постоянные нежнейшие обращения царя к вчерашнему денщику: «мин херц» («сердце мое»), «мой лучший друг», «мой любимейший товарищ», «брат мой»… Заболев, Петр пишет Меншикову: «…я терпел долго, а более уже не могу, как болезнь мне тоска разлучения с тобою». Подобных писем Петр не писал никому из мужчин…

Да и письма Меншикова к Петру ничем не напоминают принятые в России обращения подданного к Государю. Алексашка смеет не употреблять в них слово «Величество», предпочитая величать Петра тем чином, который Царь в это время присвоил себе по службе, – капитан, полковник. Но что еще удивительнее, докладывая о своих распоряжениях, Меншиков никогда не пишет обязательное «по твоему указу, Государь», «по твоему повелению, Государь», а просто говорит: «поступил так-то и так-то». Меншиков не подписывается, подобно другим сановникам, «Ваш холоп» или «Ваш раб». К примеру, фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, один из родовитейших сподвижников Петра, ставил под своими письмами к Царю подпись: «Ваш холоп Бориско». И другие знатнейшие подписывались по тем же правилам: «наиподданнейший раб твой». Все в стране – рабы и холопы царские. Но безродный Меншиков подписывает письма просто: «А. Меншиков».

Француз Вильбоа (о мемуарах которого мы еще поговорим) определенно пишет, что «Петр с юности ночевал с денщиками, и Меншиков стал одним из них, но самым любимым». «[Петр] … являлся настоящим чудовищем сладострастия. Он был подвержен, если можно так выразиться, приступам любовной ярости, во время которых он не разбирал пола».

О денщиках Петра уточним. Царь действительно ночевал со своими денщиками… Но секс, видимо, был тут ни при чем. Как писал современник, Петр боялся, что во сне случится приступ его нервной болезни (возможно, он страдал эпилепсией). И потому спал с денщиками, положив им руки на плечи.

Впрочем, гомосексуалистами в том веке были самые блестящие монархи – великие полководцы король Пруссии Фридрих и король Швеции Карл XII, а также шведский король Густав III и Вильгельм III, правитель Нидерландов, король Англии и Шотландии…

КОНЕЦ МОСКОВИИ: ФИНАЛ САКРАЛЬНОЙ БОРОДЫ

Итак, примчавшись в столицу, Царь вызвал в Преображенское знатнейших бояр. Он принял их в чужом, иноземном, камзоле. Лицо православного Царя тоже было незнакомое, бритое, над губой торчали острые усики. Сидел Царь мрачный, страшный. Нервная судорога пугающе искажала молодое лицо. Воскрес Иван Васильевич Грозный! Бояре почувствовали грозу…

Петр сразу объявил: «Бунт затеяло семя Ивана Милославского». И повелел боярам «разведать всю правду». Тут умные поняли, почему не позвал Царь на встречу любимого прежде боярина Шеина. В немилости будет генералиссимус до конца своих дней, ведь не допытал, не выбил из стрельцов угодное Петру – участие в бунте ненавистной Царевны Софьи.

Далее произошло страшное, невиданное. Царь взял в руки огромные ножницы и, с усмешкой подзвав к себе одного из бояр, отхватил у него благословенную бороду! Потом поманил другого обладателя пышнейшей бороды. Но тут его ножницам справиться оказалось не под силу, и Царь обошелся с ним еще страшнее – под гогот присутствовавшего Алексашки Меншикова отрубил бороду топором.

Так началось всероссийское брадобритие. Но это были не просто бороды, а бороды сакральные. Безбородых на Руси не благословлял священник. Бородатые святые глядели с древних икон. Борода – это святая отеческая старина.

Валялись в ногах Царя старые бояре, просили не позорить, ведь до смерти уже недалеко. Умоляли, плакали, но противиться не смели – помнили о царском топоре и о «святой царской воле». Вскоре по всей стране в церквах читали указ о брадобритии, и команды солдат отправились по земле Русской резать священные бороды. Бороды были обложены огромным штрафом. Но страшнее потери денег был царский гнев. И были случаи, когда, не смея ослушаться, обладатели бород кончали с собой…

Право носить желанные бороды Царь-насмешник оставил крепостным рабам, священникам и крестьянам. С тех пор всех их Петр презрительно звал бородачами и говорил, что «бородачи многому злу корень… Отец мой имел дело с одним бородачом [имея в виду мятежного Патриарха Никона. – Э. Р.], а я с тысячами».

Так начиналось преображение страны.

ПОСТРИГШИ БОРОДЫ, ЦАРЬ ПРИНЯЛСЯ ЗА ГОЛОВЫ

По приказу Петра Ромодановский возобновил следствие о бунте… Теперь главным следователем стал Царь! В Преображенский приказ начали свозить стрельцов – участников мятежа.

День и ночь курились костры в Преображенском. В полутора десятках пыточных застенков арестованным стрельцам беспощадно ломали суставы, прикладывали к коже раскаленные угли, поджаривали. Застенками заведовали бояре, назначенные Петром. Сам Государь присутствовал – следил, усердны ли бояре.

Смертельно боясь огромного, непонятного Царя, бояре вовсю усердствовали. Старались добиться желанного царем – показаний об участии Софьи в бунте.

Но стрельцы сознавались лишь в том, что подали Софье челобитную с просьбой принять власть… Пытки усилили. Только тогда стрельцы не выдержали – рассказали о письме к ним Софьи…

Допрошенная в монастыре Софья свое участие отрицала. Пытать вчерашнюю повелительницу Петр не осмелился. Так что пора было закончить расправу и устроить главное представление.

СТРЕЛЕЦКАЯ КАЗНЬ

Перед казнью в Преображенское приехал Патриарх Адриан со святой иконой (Патриарх Иоаким умер в 1690 году). Как и положено пастырю, Адриан просил о милосердии к заблудшим. Петр велел Патриарху отправиться восвояси, икону поставить на место и не мешать Царю исполнять его трудную работу – казнить преступников.

Началась расправа. Палачи, а вместе с ними Царь с боярами (так приказал Петр) рубили головы стрельцам. Царь показал пример – лично отрубил головы пятерым. Бояре тоже старались, демонстрировали кровавое усердие. Но им было далеко до царского любимца Меншикова. По собственному признанию Алексашки, он обезглавил двадцать несчастных, а одного, распятого на колесе и долго не умиравшего, пристрелил из ружья, прекратив муку…

Царь милостиво предложил другому своему любимцу, Лефорту, поучаствовать в мужской забаве. Но участник петровских потех в этой затее участвовать отказался.

Из села Преображенского представление перенесли в Москву. И потянулись на Красную площадь крестьянские телеги, в которых сидели стрельцы с горящими поминальными свечами в руках… За телегами, вопя, бежали жены, матери, дети. В присутствии огромной толпы на Красной площади рубили головы стрельцам.

Весь октябрь 1698 года бесконечной чередою поднимались на эшафот стрельцы. Троих, сознавшихся после нечеловеческих пыток в том, что писали челобитную Софье с просьбой взять власть, Царь повелел отправить в Новодевичий монастырь. Под окном Софьи этих челобитчиков и повесили. Один, висевший в центре, держал привязанную к мертвым рукам преступную челобитную.

Долго они висели. Долго вчерашняя правительница не смела подойти к окну.

Вдоль каменной стены Новодевичьего монастыря второй стеною висели две сотни повешенных стрельцов.

ЖИЗНЬ В МОНАСТЫРЕ

По приказу Царя в Новодевичьем монастыре Софью постригли в монахини. Ее родным сестрам запрещено было навещать монахиню Сусанну. Только на Пасху и в храмовый праздник монастыря Царевны имели право повидать сестру.

В те немногие встречи Софье приходилось узнавать о многом. Узнавала она новости и от прислужницы, которая шепотом величала Петра Антихристом. Вал событий обрушил на страну новый Царь. Покойный Патриарх Иоаким запрещал носить иноземную одежду. Царь объявил свой закон: нельзя носить одежду дедовскую, велел сбросить прежнее платье, в котором ходили отцы. В камзолы втискивали свои телеса дородные бояре. Величественные старинные одежды было велено резать солдатам, если кто посмеет их носить. И резали!

НОВАЯ ФЕМИНИСТСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Потом Петр принялся за женщин. Повелел, чтоб в теремах повесили зеркала. В строившихся новых боярских дворцах никаких теремов теперь не было. Боярыням предписывалось сбросить любимые телогреи и одеться в европейское платье. Оделись…

Груди вываливались из корсажей, пышные юбки колоколом скрывали толстые бедра – обожаемое на Руси обилие женской плоти. Беспощадная шнуровка и крепкие мускулы крепостной служанки создавали новомодную фигуру боярынь… Обычная сцена: самая дюжая крепостная девка, упершись ногой в жирную спину хозяйки, беспощадно затягивает шнуровку на талии вчерашней затворницы. Красавица теперь должна быть пышногрудой и с тонкой талией. Кто более несчастен – обессилевшая служанка или еле дышащая в корсете госпожа?

ВАРВАРСКИЕ АССАМБЛЕИ

Рассказали Софье сестры о новых обычаях. Вечером вместо молитвы и покойного сна мужьям приказано везти жен на бесовские ассамблеи – балы, где боярыни пляшут, как ведьмы. И пьют вместе с мужчинами. Попробуй не привези! На этих дьявольских сборищах назначенный Петром «царь бала» граф Ягужинский (из новых, худородных людей) ведет список не пришедших. Но Ягужинский не только балами заведует. Он генерал-прокурор – око Государево. Не приди боярин на бал – в особую книгу запишет. И жди тогда царского гнева! Но коли пришел – пляши! Не умеешь – учись или пляши, как умеешь. Потому как худородный граф Ягужинский безумен в танцах. Как и сам Царь. Танцы часто длятся до утра. Только когда Царь устанет отплясывать, заканчивается ассамблея.

И вот наконец Петр удаляется. Радостно вздыхают истомленные бояре («вельможи» – так их теперь принято называть). Только приготовились отправиться по домам, глядь – Царь возвращается! Объявляет, что по пути понял: недоплясал. И бояре продолжают веселье, и с ними отплясывают жены – вчерашние теремные затворницы.

Но на ассамблеях не только танцуют. Там смертно пьют вместе с молодым Царем. И кто-то после ассамблеи отправляется под стол, а кто-то и в могилу. Что делать, хочешь быть у Государя в фаворе – учись плясать и смертно пить.

Более того, ассамблеи – эти пьяные танцульки – соседствовали с неким удивительным сборищем знатнейших вельмож…

ВСЕШУТЕЙШИЙ, ВСЕПЬЯНЕЙШИЙ И ВОИСТИНУ – СУМАСБРОДНЕЙШИЙ СОБОР

«Царь Петька», или «Антихрист», как его часто звали в народе, после этих таинственных сборищ устраивал шествие участников Собора. Люди, глядя на это шествие, возглавляемое грозным Царем, только испуганно крестились…

Молодой Петр создал этакую раблезианскую пародию на религию – на православие и на католичество – Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший Собор.

Собор возглавлял князь-папа, которого выбирали кардиналы. Иногда папа носил титул патриарха – тогда его выбирали архиепископы (прежние кардиналы). Выборы сопровождались «шутейными церемониями».

Помня легенду о женщине, ставшей Папой, у избранного проверяли половой орган. «**й» – наше любимое народное слово, мы найдем в именах элиты Собора: «Пахом, пихай **й Михайлов» – это царь. «Изымай **й» – это сводный брат царя, незаконный сын «Тишайшего» Мусин-Пушкин… Был и «Почини **й» и прочие.

После проверки новоизбранного Папу сажали в чан, полный пива и вина, а участники – вельможная элита, раздевшись догола, пили это зелье из чана, где плавал голый избранник и спьяну мочился. Роль шутовского князь-папы и Патриарха исполнял русский Вакх – полоумный от постоянного пьянства бывший учитель малолетнего Петра стопудовый Никита Зотов… Сам Петр всего лишь служка в этом Соборе – смиреннейший протодиакон Пахом Пихай**й Михайлов.

Матерный язык – язык Собора… Все только им и разговаривали. В Соборе рождалось постыдное словесное ожерелье – «Большой и Малый Загибы», состоящие из одних матерных слов. Большой загиб состоял из 360 бранных слов… «Мать твою ***ть поперек **пы, грушу тебе в ***ду, гвоздь под…****ок и ведьму в **пу и т. д.

Во времена Сталина, почитателя Петра, русский писатель граф Алексей Толстой («красный граф», как его называли в СССР) был знаменит тем, что мог повторить малый матерный загиб. И обожавший мат Сталин высоко ценил это искусство.

«Царь Петька», или «Антихрист», как его теперь часто звали в народе, после окончания заседания Собора обычно устраивал шествие его участников. И люди, глядя на шествия с трудом держащихся на ногах соборян, возглавляемых грозным царем, только испуганно крестились.

К мужскому Собору примыкал женский Сумасброднейший монастырь, куда входили дамы из знатнейших фамилий. Они называли себя «мона***нями». И так же непотребно выбирали игуменью, и так же матерились и смертно пили. В результате все будущие императрицы в XVIII веке (кроме Екатерины II) замечательно ругались, причем самыми постыдными словами.

Герцен писал, что допетровская Россия преобразилась в новую Россию через публичный дом.

Пьянство на ассамблеях и в Соборе требовало отменного здоровья. От пьянства, «столь великого, что невозможно описать… многим случалось от того умирать», – вспоминал современник, князь Куракин. Уцелевшие после встреч «с Ивашкой Хмельницким», как именовал попойки Петр, порой болели по нескольку дней. Но сам Государь после заседаний Собора поутру просыпался свежим, бодрым и как ни в чем не бывало принимался за работу.

К сожалению, в России, как печально отмечал Чаадаев, «новые идеи выметают старые, так как они не вытекают из них, а сваливаются на нас неизвестно откуда». Так было и в петровское время. Еще вчера – добродетельная до изуверства жизнь, похожая на монастырь, а уже нынче приказал Царь – и тотчас наступила жизнь, похожая на пьяный бордель.

Впрочем, многие историки видят в этом своеобразном шутействе-сумасбродстве серьезнейший смысл – этакий скрытый тест на верность Царю. В пьянке, распутстве, издевательствах над религией Петр как бы объединил самых верных соратников, готовых предать все прежние идеалы и потешаться над прежними святынями, если так велит Царь. Недаром шутейную власть в Соборе делит с «папой» Зотовым человек совсем не шутейный – боярин Федор Ромодановский, при упоминании имени которого бледнеют люди. В Соборе он носит почетнейший титул – князь-кесарь. Вместе с ним в Соборе незримо присутствует весь Преображенский приказ – тайная полиция с пыточными камерами, палачами с плетьми, которыми он и руководит. Ромодановский единственный имеет право входить к Царю в любой час дня и ночи… Так что перепившиеся члены Собора должны были очень внимательно следить за своим языком.

ГИМН КНУТУ

После пьяного веселья, решив неотложные дела с Пахомом Пихай**й Михайловым, Ромодановский отправлялся на работу. В Преображенском приказе были собраны все виды пыток, созданных инквизицией, плюс самая распространенная отечественная – кнут, оставленный нам в наследство татарами. Здесь работали знаменитые кнутобойцы, виртуозно владевшие этим великим искусством. С разгона, подпрыгивая, наносили они удар. Каждый удар точнехонько ложился рядом с предыдущим. За десять ударов вместо спины оставался кровавый остов. Понимал толк в ударах и сам Царь, он умел бить кнутом страшно – «до костей».

ПОСЛЕДНЯЯ РУССКАЯ ЖЕНА РУССКОГО ЦАРЯ

Расправляясь с прошлой жизнью страны, Петр избавился и от своей прошлой жизни. Молодому Царю надоели причитания жены. Воспитанная в старых понятиях, ненавидящая иноземцев Евдокия, с ее вечными жалобами на его отлучки из дому, «опротивела совершенно». Он поступил просто – приказал ей постричься в монахини. Она отказалась. Патриарх приехал уговаривать Петра не разлучаться с любящей Евдокией, но Царь в гневе прогнал его.

Царицу Евдокию силой заставили постричься. На двух жалких клячах, как опальную, отвезли ее в Суздаль в Покровский монастырь…

Покровский монастырь – традиционный приют нелюбимых жен московских Царей. Здесь, уже монахинями, жили брошенные жены Василия Третьего и Ивана Грозного. Под именем монахини Елены теперь томилась и Царица Евдокия Лопухина…

Таким образом в царском семействе появились две августейшие монахини – монахиня Сусанна (правительница Софья) и монахиня Елена (царица Евдокия).

За сыном Петра Царевичем Алексеем, рожденным Евдокией, наблюдали теперь «подлого происхождения» Алексашка Меншиков да горький пьяница князь-папа Зотов. Прошел слух, будто в жены Царь собрался взять басурманку – «кукуйскую царицу» Анну Монс.

Вскоре началась война со шведами, и сестры принесли Софье новые удивительные слухи: «Царь Петька» придумал строить новый город на отвоеванных у шведов болотах и собирается, Антихрист, навсегда оставить матушку-Москву.

ПРАВИТЕЛЬНИЦА УШЛА – ПРАВИТЕЛЬНИЦА ПОЯВИЛАСЬ

Но новую столицу бывшая правительница не увидела. В 1704 году, когда только началось строительство, Царевна Софья (монахиня Сусанна) умерла.

Ее возлюбленного Василия Голицына с семьей Петр продолжал мучить, переводя из острога в острог. Последним местом ссылки Голицына стал Пинежский Волок в диком бескрайнем архангельском крае. Здесь опальный князь и умер в 1714 году.

Только после смерти князя его семья была возвращена из ссылки. Внук Михаил был послан учиться во Францию. Он окончит курс в Сорбонне, вернется на родину, поступит в гвардию и дослужится до майора. Но его, как и деда, ждет очень горькая участь. С ним нам еще придется встретиться…

Так закончилась эта попытка женщины править Россией. Однако правление Софьи стало прологом к невиданному периоду русской истории – к этому удивительному женскому царству. И в год, когда умерла Софья, в постели ее недруга Петра появилась удивительная женщина, которой и суждено было осуществить мечту опальной монахини Сусанны – стать полноправной, самодержавной правительницей России.

Ее жизнь оказалась сказкой. Сказкой о Золушке, ставшей былью.

Глава 2. Сказка о Золушке, ставшая былью

КУХАРКА ПАСТОРА ГЛЮКА

В Прибалтике, в Лифляндии, в доме пастора Глюка в маленькой убогой комнатушке жила прехорошенькая кухарка Марта. Было ей 17 лет, а может быть, 18 или 19. О ее возрасте, родителях она сама и ее хозяева могли только догадываться. Впрочем, тогда вряд ли кого-то это очень интересовало. Марта отлично мыла полы в небольшом доме пастора, славно стряпала. Этих сведений было достаточно. Однако уже через два десятка лет ее происхождением будет заниматься вся Европа. Затем три столетия подряд историки станут ломать копья в спорах – кто она? И как все это могло случиться? Как обернулась былью любимая детская сказка о Золушке, ставшей принцессой? Да если бы только принцессой! Ставшей самодержавной Императрицей самой обширной державы мира! И главное, как неграмотная кухарка смогла завоевать сердце ветреного и могучего властелина бескрайней державы?!

ЛЮБОВНАЯ ПЕРЕПИСКА

На этот вопрос помогают ответить сами герои этой истории – царь Петр и кухарка Марта. Осталась их переписка – 226 писем, из которых 180 принадлежат перу Петра и 46 посланы неграмотной Мартой. Свои письма Марта диктовала. Переписка охватывает двадцать лет: она начинается в 1704 году, когда Петр тайно поселил ее в нанятом доме, и заканчивается за год до его смерти, в 1724 году…

В помощь этим письмам мы привлечем воспоминания удивительного автора, который был необычайно близок к героине и герою нашего повествования, – француза Франсуа Вильбоа.

Впервые о его сенсационных воспоминаниях заговорили в середине XIX века, когда их использовал в своих трудах князь Петр Долгорукий.

«ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЙ ХОЛОП В СТРАНЕ ВСЕОБЩЕГО ХОЛОПСТВА»

В 1843 году в Париже под псевдонимом граф Альмагро и на французском языке вышло сочинение «Заметка о главенствующих фамилиях в России».

Сочинение вызвало скандал…

Из Парижа последовали доносы в Третье отделение. Граф Яков Толстой (литератор и осведомитель Третьего отделения) сообщал о возмутительном сочинении, где «открывались факты, которые автору, как доброму русскому, следовало бы придать забвению», а «русское дворянство описано как гнездо крамольников и убийц». Возмутил графа и образ Петра, «сурового до жестокости», в «теле которого легион демонов сладострастия».

Автором, скрывавшимся под псевдонимом, оказался Петр Долгоруков, личность весьма примечательная. В свое время его подозревали в сочинении пасквиля, ставшего причиной смертельной дуэли Пушкина. Но он всегда с негодованием отвергал эту клевету.

История с пасквилем заслонила ученые заслуги Долгорукова. Князь Петр был крупнейшим специалистом по русской генеалогии. Этот потомок Рюриковичей издал «Русскую родословную книгу» – первое наиболее полное родословие русского дворянства. Но певцом русской аристократии князь Петр не стал. Насмешливо именовавший себя «привилегированный холоп в стране всеобщего холопства», князь в будущем станет невозвращенцем. В своей книге «Правда о России» князь объяснит: «С цензурою русской, одержимою двумя неизлечимыми недугами – тупостью и глупостью, печатать истину о России можно только в чужих краях».

Но это все потом. А тогда, в 1843 году, князя вызвали в посольство и приказали немедленно вернуться в Россию. Граф Бенкендорф повелел по пересечении князем границы арестовать его и доставить со всеми бумагами в Третье отделение. Это и было сделано.

На допросах в Третьем отделении выяснилось, что среди главных источников, определивших вредный ход мысли Долгорукова, были некие «Воспоминания француза Вильбоа». Долгоруков заявил: «Должен сознаться, мнение мое о Петре Великом, который ранее был изображаем мною полубогом, в этот промежуток времени изменилось после чтения разных книг о той эпохе и чтения записок адъютанта Петра Великого Вильбоа…»

В арестованных бумагах князя произвели обыск, но рукописи крамольных записок, совершивших такой переворот во взглядах князя, не нашли. Долгоруков объяснил, что рукопись хранится в Парижской Королевской библиотеке, где он ее и прочел. Шеф жандармов Бенкендорф тотчас отправил повеление графу Якову Толстому немедля заказать копию и срочно доставить ее в Петербург.

Копия опасной рукописи была доставлена и помещена в библиотеку Зимнего дворца.

В рукописи подробно описывалась жизнь автора – Франсуа Вильбоа, полная опасных приключений, подчас героических, подчас скандальных, а иногда даже преступных, которые, однако, постоянно прощал государь Петр Первый.

СВИДЕТЕЛЬ САМОГО ЗАГАДОЧНОГО РОМАНА ВЕКА

Его подлинное имя Франсуа Гиймо де Вильбуа. Происходил из старинного французского дворянского рода. В России произошло его преображение. Он взял себе фамилию по названию поместья, принадлежавшего роду Вильбуа, принял православие и новое имя – Никита Петрович. Подновил и фамилию – Вильбоа.

Никита Петрович Вильбоа – достойное дитя золотого века авантюристов. Морскую службу начал во Франции в 1690 году. В морском сражении попал в плен к англичанам и… поступил на службу уже к ним – к врагам. На английском корабле его увидел Петр. (Он плыл из Голландии в Англию в дни Великого посольства). Царь оценил его уже во время плавания, и вот Вильбоа – на русской службе. Вильбоа сразу стал одним из самых доверенных лиц при Царе. Он сопровождает Петра во всех его путешествиях. Он неразлучен с Царем, отлучаясь лишь для выполнения его поручений.

В 1699 году он был с Петром I в Воронеже, оттуда ездил с ним в Азов и на закладку Таганрога, Вильбоа участвовал во всех событиях Северной войны: неудачном походе под Нарву в 1700 году, и последующих победах – взятии Нотебурга (Шлиссельбурга) в 1702 году, Ниеншанца в 1703 году, Нарвы в 1704-м. Он был с царем во время его неудачи в Прутском походе 1712–1713 годов. Удалой Вильбоа редко расставался с Петром. Если расставался, то по уважительной причине – участвовал в морских сражениях Северной войны. К примеру, удалой француз на рыбачьих лодках сумел захватить шведский корабль.

Но самое важное – он наблюдал весь фантастический роман Петра с Мартой, от начала до триумфального завершения. Не случайно Петр сделал его шафером на своей свадьбе с Екатериной. (Так стала именоваться Марта после перехода в православие.)

О царском доверии свидетельствует и тот факт, что Царь женил его на дочери пастора Эрнста Глюка Елизавете. Так Вильбоа вошел в семью, где выросла и работала служанкой будущая Императрица. Его женитьба на дочери бывшей хозяйки русской Императрицы праздновалась 27 января 1715 года в царском дворце Петра. Его жена Елизавета становится статс-дамой Екатерины I, их бывшей служанки. Сам Петр крестит сына Вильбоа и Елизаветы.

Войдя в семью, Вильбоа получил возможность узнать от своей тещи, бывшей хозяйки Золушки-Императрицы, о загадочном прошлом Марты-Екатерины.

У Вильбоа была длинная жизнь. Он пережил четырех правителей – Петра I, Екатерину I, Петра II и Анну Иоанновну… При пятой властительнице, дочери Петра императрице Елизавете, стал членом Адмиралтейской коллегии. Но у старого моряка начались столкновения с главой Морской Коллегии графом Николаем Головиным. Елизавета не посмела отправить в отставку любимца отца и назначила Вильбоа комендантом Кронштадта. Но Головин, ставший генерал-губернатором Петербурга, уже через год добился своего – освободил Вильбоа от должности «за дряхлостью». Его отправляют в отставку в чине контр-адмирала, наградив орденом Святого Александра Невского. «Дряхлый» прожил еще 20 лет! И думаю, «в благодарность» за аттестацию обиженный морской волк начинает писать свои беспощадные мемуары. Благо времени у него теперь было много…

«БЕСПРИСТРАСТИЕ И ИСТИНА»

Свои мемуары Вильбоа писал, конечно же, для себя и друзей. Но в это время великий Вольтер задумал создать историю великого Петра… Императрица Елизавета ненавидела атеиста Вольтера, но ее тогдашний любовник – граф Иван Шувалов – боготворил его. Он убедил Императрицу, доказал, как важно, чтобы кумир Европы написал книгу о ее отце. Любовь победила – Елизавета согласилась с любимым.

По приказу Елизаветы материалы для Вольтера собирали Иван Шувалов, Ломоносов и Миллер… И мы можем только догадываться, как доживавший свой последний год Вильбоа сумел обхитрить и присоединить к посылке свое не самое комплиментарное для Петра сочинение. Он не хотел уйти безгласно.

Впервые мемуары Вильбоа были напечатаны в Париже. Многие историки отказываются признать авторство Вильбоа. Считают, что слишком много темных сторон Петра в этом повествовании. И потому не мог всё это написать человек, стольким обязанный Императору. Но даже они соглашаются, что написаны мемуары современником событий, человеком посвященным – очень близко наблюдавшим жизнь Петра и Марты-Екатерины.

На наш взгляд, автором был, конечно, Вильбоа. Только он со слов своей тещи – хозяйки молодой Екатерины мог так описать ее загадочное прошлое: юность, первый брак… И, конечно же, Вильбоа в этих воспоминаниях боготворит Петра. «Царь необыкновен как в своих добродетелях, так и в своих недостатках», – пишет француз. Но он не хочет скрыть правду, он решает описать реального человека, которого наблюдал так близко. Восхищаясь трудолюбием Царя, он описывает другого Петра, который необуздан в своих страстях: в его теле – легион демонов сладострастия, заставлявших не различать пол. Описывает он и участие Петра в гибели сына. Только Вильбоа, который был одним из самых доверенных членов петровской «кумпании» – узкого круга друзей-собутыльников Всепьянейшего Всешутейшего Собора, мог так описать этот Собор. «Не было такой непристойности, которая не совершалась бы в этой ассамблее», – почти восхищенно восклицает француз. Сам Вильбоа был достойным собутыльником великого Императора. Он лихо пил – почти все его сохранившиеся письма к сестре упоминают о попойках. Только ближайшему собутыльнику и преданнейшему человеку Петр мог простить, когда Вильбоа спьяну весьма вольно поступил с Мартой-Екатериной.

«Если когда-нибудь мои воспоминания явятся перед публикой, читатель не должен забывать, что они были произведением солдата, более способного владеть мечом, чем пером… Беспристрастие и истина – вот капитальное их достоинство», – писал Вильбоа. Что ж, он имел право так написать…

Лукавый Вольтер опубликовал Мемуары в пятитомном издании документов о Петре. Но в его собственном сочинении, щедро оплаченном панегирике Петру, им не было места.

После смерти Вольтера его библиотека, включая названные пять томов рукописных материалов, была куплена Екатериной II. Мемуары Вильбоа благополучно вернулись в Россию. О чем не знал Бенкендорф, когда платил за копию записок из Парижской Королевской библиотеки.

Благодаря историку профессору Леониду Алексеевичу Никифовору, считавшему весьма достоверным авторством Вильбоа, записки были опубликованы в 1991 году в журнале «Вопросы истории».

Они состоят из введения, где говорится об авторе, и пяти частей, в которых повествуется о смерти Петра I, Всешутейшем Всепьянейшем Соборе, о Стрелецком бунте и царской расправе, о жизни несчастной Евдокии – первой жены царя – и об Александре Меншикове…

Но главное – они повествуют о служанке Марте и ее фантастической судьбе.

ЗОЛУШКА И ПАСТЫРЬ ДОБРЫЙ

Вильбоа (как и общепринятая версия) утверждает: ее звали Марта Скавронская, родилась она в Дерпте, скорее всего, в 1686 году, крестили ее в том же году в католическом костеле. К этой религии принадлежали ее отец и мать, бежавшие из Польши. Они, видимо, были крепостными, то есть рабами, и бежали в свободу – в Дерпт, маленький городок в Ливонии. Здесь нужда заставила их поступить в услужение, чтобы зарабатывать на жизнь. Они жили поденной работой, но чума, охватившая Ливонию, заставила бежать из Дерпта. Они переселились в окрестности Мариенбурга, где эпидемия их настигла – они умерли от чумы! После них в Мариенбурге остались малолетние дети – братья и сестры. Сирот приютили добрые люди. Марту взял на попечение местный священник. Но чума шла по пятам за несчастной Мартой, и уже вскоре священник и его семья умерли. Несчастная крохотная девочка осталась одна в опустевшем доме.