Текст книги "Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию"

Коллективное животное

Жизнь возникает из кооперации. В биологическом мире мы наблюдаем головокружительное разнообразие взаимосвязанных кооперирующихся единиц – от генов до клеток, затем организмов и социальных групп. Хромосомы в вашем теле можно рассматривать как «общество генов»{157}157
  Skyrms 2004: xi; ср. Yanai and Lercher 2016.


[Закрыть], собрание отдельных сегментов ДНК, которые зависят друг от друга и живут общей судьбой. Клетки, созданные этими хромосомами, «соглашаются», образно говоря, специализированно развиваться в разные ткани и органы, и все это ради того, чтобы сообща помочь организму, которому они доверили свою судьбу, передать хотя бы половину своего набора генов следующему поколению{158}158
  Dawkins 1976/2006. В действительности, воспроизводство половым путем как таковое представляет собой своего рода соглашение о кооперации: пока процесс, посредством которого определенные гены отбираются для поездки на спасательной шлюпке половой клетки (сперматозоида или яйцеклетки) случайным и, следовательно, справедливым образом, все соглашаются с ситуацией, в которой половина из них на спасательную шлюпку так и не попадает. Таким образом, мощное давление естественного отбора гарантирует, что отбор всегда является справедливым, сопротивляясь воздействию всевозможных механизмов обмана, пытающихся обеспечить преимущество одному комплексу генов перед другим.


[Закрыть].

На уровне отдельного организма мы видим: эти кооперирующиеся единицы могут существовать независимо друг от друга, борясь с миром и другими организмами, или отдавать предпочтение объединению с другими кооперирующимися единицами. В последнем случае степень кооперации может быть настолько высокой, что группы сотрудничающих индивидов напоминают сверхорганизмы, воспроизводящие в масштабе социума те же самые соглашения о кооперации, которые обусловили существование каждого организма{159}159
  Прекрасное введение в дарвиновские процессы, работающие на всех уровнях кооперации, от генов и клеток до индивидов в группах, см. в D. S. Wilson 2007.


[Закрыть]. Например, у социальных насекомых, скажем у пчел и муравьев, отдельные особи быстро специализируются в отдельные функциональные касты – рабочих, солдат или цариц, способных к воспроизводству. Рабочий муравей, не задумываясь, самоотверженно трудится, добывая пищу для других особей, а солдат с готовностью и без колебаний жертвует собой, чтобы нейтрализовать захватчиков. Главное, чтобы выжила царица, – это гарантия того, что гены группы перейдут следующему поколению.

Приматы более эгоистичны. Обычно они не идут на самостерилизацию или добровольное, без сожалений, самоубийство. Как мы уже отметили, люди – социальные насекомые мира приматов – составляют исключение. Мы в такой степени зависим друг от друга и кооперируемся друг с другом ради достижения целей, далеко выходящих за рамки возможностей любого индивида, что несколько напоминаем в этом отношении пчел или муравьев с их впечатляющими ульями и муравейниками, со сложным разделением труда. Однако биологически мы приматы, и нас преследует эволюционная проблема: на глубинном уровне мы все же остаемся эгоистичными обезьянами, готовыми нанести соплеменнику удар в спину. Пчелиной матке никогда не приходится беспокоиться о недостаточном послушании ее подданных. В человеческом обществе правителей то и дело отравляют и казнят или же просто смещают путем голосования, когда поднимает свою индивидуалистическую голову свойственный нам комплекс личных устремлений, наша обезьянья ДНК.

Противоречие между потребностью в широкомасштабной кооперации и нашим эгоизмом, унаследованным от приматов, со всей очевидностью проявляется в специфических дилеммах, присущих социальной кооперации. Каждый раз, когда общественное благо начинает конфликтовать с личными интересами, возникает опасность того, что экономисты называют отступничеством[16]16
  Defection (англ.).


[Закрыть], – ситуации, когда эгоистичный индивид пользуется общественным благом, не вкладываясь в него. Это противоречие имеет множество названий, в том числе «трагедия общин» и «проблема безбилетника»{160}160
  См. обзор в Hauert et al. 2002. Как они отмечают, «многообразие названий подчеркивает единство сущности» (1129).


[Закрыть]. Сокращается популяция рыб? Для всех было бы лучше согласиться меньше рыбачить, но как добиться выполнения соглашения в открытом море? Никто не хочет быть простофилей, который сидит дома, пока конкуренты выходят на промысел и выгребают из моря остатки голубого тунца. Поэтому голубому тунцу грозит вымирание. Вам приходилось пользоваться общей кухней на работе, чтобы разогреть или приготовить обед? Если нет четкого расписания уборки и возможности заставить всех его соблюдать, подобные места часто превращаются в отвратительные клоаки, которыми невозможно пользоваться, напротив, с местами, находящимися в личном пользовании, такого не происходит. Дело в том, что никто не заинтересован в наведении и поддержании чистоты, если остальные не вносят свой вклад: если я сдамся и отмою раковину от застарелого жира и грязи или разгружу, наконец, посудомойку, то позволю другим задаром пользоваться плодами своих трудов.

Подобные проблемы кооперации пронизывают человеческое общество на всех уровнях взаимодействия. Они подрывают общемировые попытки справиться с изменением климата, приводят к расколу политических партий и экономических объединений{161}161
  Приведем пример из области политики. Праймериз Демократической партии в 2020 г. представляли собой разновидность дилеммы заключенного. Общественное благо для умеренного крыла Демократической партии, безусловно, требовало объединения вокруг согласованного кандидата, но, по крайней мере, до «супервторника» – ни один умеренный кандидат не был готов пожертвовать собственной кандидатурой в условиях неготовности его противников сплотиться вокруг общего выбора. Нефтяные картели, например OPEC и страны-союзники, уязвимы для ситуации, когда участник-ренегат нарушает правила и наращивает производство нефти за счет других членов. Когда я это пишу (март 2020 г.), сразу после резкого падения цен на нефть, вызванного эпидемией Covid-19, создается впечатление, что Саудовская Аравия решилась на отступничество за счет России.


[Закрыть] и нередко вынуждают индивидов делать трудный выбор. Подобный выбор лежит в основе знаменитого мысленного эксперимента «дилемма заключенного», яркой иллюстрации одного из вариантов «проблемы безбилетника». Представьте, что вас арестовали и обвинили в преступлении. Прокурор сообщает, что другой подозреваемый в том же преступлении, совершенно вам неизвестный, также задержан. Вам предлагают сделку. Если свалите все на другого, отделаетесь легким испугом, одним месяцем за решеткой, а другой обвиняемый отсидит полный срок, все три года. Откажетесь давать показания – будете обвинены в препятствовании правосудию и сядете на полгода. Вы знаете, что если в итоге вы оба обвините друг друга, то вас сочтут соучастниками преступления и приговорят к двум годам. Никакой возможности переговорить друг с другом в тюрьме у вас нет.

Эту дилемму полезно рассмотреть как матрицу выигрышей (табл. 2.1).

Самым выгодным для обоих было бы не давать показаний и тем самым сократить срок. Однако нет никаких гарантий, что другой заключенный станет кооперироваться. С учетом риска, что вы, если промолчите, будете обвинены другим, единственная рациональная стратегия – отступничество, то есть оговор другого. Для обоих индивидов данный результат не является наилучшим, но это единственная безопасная стратегия. Всецело рациональные эгоистичные личности не могут выиграть в дилемме заключенного.

Таблица 2.1. Матрица выигрышей в дилемме заключенного

К счастью, люди нерациональны или, по крайней мере, не обязательно рациональны{162}162
  Damasio 1994; R. Frank 1988, 2001; Haidt 2001.


[Закрыть]. Большинство авторов теорий кооперации сходятся на том, что мы часто способны сотрудничать в условиях дилеммы заключенного, поскольку эмоционально преданы друг другу. Если мы связаны с другим человеком или группой на уровне эмоций – любовью, верностью или дружбой, то можем довериться другим, прорваться сквозь дилемму и, таким образом, достичь оптимального результата для каждого. В ситуации, когда окружной прокурор искушает оговорить приятеля, настоящие члены банды оказываются способны держать рот на замке и отделаться сокращенными сроками. Дело здесь не только в страхе возмездия (настучат и на стукача), но, что более важно, в верности группе и душевном стыде, который сопутствовал бы предательству. Никто не любит стукачей, и никому не хочется быть стукачом.

Принципиальный момент: это все работает по одной-единственной причине – мы не имеем полного сознательного контроля над своими эмоциями. Например, в моих сугубо эгоистических интересах стоило бы под благовидным предлогом избавиться от необходимости встать в воскресенье спозаранку и помочь подруге перевезти диван, но если я это сделаю, то буду чувствовать себя виноватым, поэтому я вытаскиваю себя из постели, плюю на похмелье и иду за своим фургоном. Проблема со здоровьем, забуксовавшая карьера или просто накопившаяся усталость от постоянного пребывания с детьми – и ситуативно отношения могут стать невыгодными для одного из партнеров или для обоих, но иррациональная любовь служит клеем, удерживающим любящие пары вместе и в горе, и в радости. Социальные эмоции, если они искренни, позволяют нам преодолевать сиюминутный эгоизм расчетливого ума, но лишь потому, что мы не можем их сознательно контролировать. Если бы могли, то наш сознательный рациональный ум просто подавил бы их, будь это в наших интересах, и они утратили бы действенность. Любовь или гордость, которые я могут включать и выключать, когда это удобно, – не настоящие любовь или гордость.

Опять-таки именно префронтальная кора, отвечающая за абстрактное мышление, практические соображения и контроль разума, – наш враг. Двое заключенных, каждый из которых находится под властью своей префронтальной коры, всегда готовы на два года застрять за решеткой. Единственная возможность отделаться сокращенным сроком – пересилить префронтальную кору иррациональной эмоцией, такой как гордость или стыд. Парочка капитанов Кирков получила бы обоюдный выигрыш в дилемме заключенного, парочка мистеров Споков – сгнила бы в тюрьме[17]17
  Герои саги «Звездные войны», воплощенная честь и воплощенный разум. – Прим. пер.


[Закрыть].

Понять, как эмоции помогают нам справляться с дилеммами кооперации и почему наша относительная неспособность сознательно ими управлять в решающий момент принципиальна для их социальной функции, поможет еще один сюжет из древнегреческой мифологии. (В этой главе мы много учимся на греческих мифах.) Одним из многих испытаний, выпавших Одиссею в его дальних странствиях, было пройти на корабле мимо острова сирен. Все разумные моряки старались держаться как можно дальше от этих опасных созданий, соблазнительной песней заманивавших морские суда на скалы и затем пожиравших беспомощных жертв кораблекрушения. Однако Одиссей не из тех, кто избегает приключений. Истинный гедонист, он жаждет услышать пение сирен – говорят, оно невообразимо прекрасно. Он также отлично знает об опасностях. Со свойственным ему хитроумием он находит решение – трюк, который не позволит его будущему «я» совершить «отступничество», нарваться на неприятности. Он велит своим спутникам заткнуть уши воском, чтобы они даже не услышали сладких голосов коварных певуний, а его самого крепко привязать к мачте. Это позволяет Одиссею слушать пение сирен, не имея физической возможности ринуться навстречу своей погибели, что он отчаянно рвется сделать, пока слышит волшебные звуки.

Веревки, привязывающие Одиссея к мачте, – буквальное воплощение того, что можно назвать предварительным принятием обязательств. По словам экономиста из Корнеллского университета Роберта Фрэнка, социальные эмоции – это «страсти в рамках разума»{163}163
  R. Frank 1988.


[Закрыть]. Любовь, гордость, стыд и праведный гнев лишь кажутся иррациональными. На самом деле на мгновение оказываться во власти неуправляемых эмоций, когда этого требует ситуация, в наших долгосрочных интересах. Подобно веревкам, связавшим Одиссея, эмоции способны выступать в качестве инструментов приверженности только потому, что мы не можем просто взять и освободиться от них. Влюбляясь или принося искреннюю клятву верности группе, мы фактически привязываем себя к мачте, сковываем себя эмоциональной приверженностью, которая не позволит нам предать других при неизбежном возникновении такого искушения. Это поразительно эффективная стратегия, объясняющая, почему так много влюбленных пар сохраняют взаимную привязанность, студенты помогают друг другу перевозить диваны, а угодившие за решетку члены банд непоколебимо отказываются стучать прокурору на сотоварищей.

Необходимость доверия в отношениях между людьми очевидна не только когда речь идет о дилемме заключенного. Она очевидна и в других отношениях, неделового характера, которыми управляют преданность и взаимозависимость, классическими примерами являются отношения родителя и ребенка, больного и сиделки{164}164
  Философ, больше всего сделавшая, чтобы перенаправить наше внимание на подобные отношения и добиться понимания глубинных основ доверия как фундамента всех человеческих взаимодействий, – Аннет Байер. См. в особенности Baier 1994.


[Закрыть]. Мы реже осознаем, что даже взаимодействия, внешне кажущиеся сугубо деловыми, могут иметь место лишь на более глубоком фундаменте подразумеваемого доверия. Когда я плачу четыре доллара за хот-дог владельцу уличного лотка, обмен денег на сосиску опирается на комплекс допущений, таких многочисленных, что составить их полный список невозможно. Хот-дог приготовлен как следует. Он не был сознательно загрязнен. Купюры, которые я за него даю, не поддельные. Хот-дог содержит (хотя бы по большей части) говядину или свинину, а не собачатину. Ничто из этого не прописывается в явном виде, но тем не менее уверенно принимается за данность. Еще и поэтому всплывающие иногда факты нарушения одной из этих составляющих базового доверия кажутся настолько вопиющими: «Собачье мясо в хот-доге соседского торговца!», «Отец семейства из нашего квартала расплатился в парке игрушечными деньгами!». Сенсационные заголовки таблоидов лишь подчеркивают всю глубину нашей веры в эти базовые допущения и то, насколько редко они нарушаются.

Что касается доверия и коллективных уз, то, как и в случае креативности и обучения традициям, дети значительно опережают взрослых. Дети приходят в мир с острой, почти отчаянной потребностью сблизиться с членами своей культурной группы и доверять им. Это очевидно каждому, к кому в переполненной зоне ожидания аэропорта подходили разговорчивые четырехлетки, чтобы многословной скороговоркой познакомить с биографией своих кукол. На самом деле именно вследствие готовности детей доверять другим, включая совершенно посторонних людей, и взаимодействовать с ними злоупотребление этим доверием настолько трагично и чудовищно. Точно так же отсутствие доверия у ребенка – признак того, что в его окружении происходит что-то ужасное.

В деле доверия, как и креативности с обучением, важна игра. Повсеместно в мире животных игра позволяет отрабатывать важные взрослые навыки, такие как охота или драка, и дает молодым особям возможность выработать структуры социальной иерархии. Принципиально важно, однако, и то, что игра позволяет упражняться в доверии. Согласно наблюдениям специалиста по поведению животных Марка Бекоффа, игра обычно включает сознательную уязвимость – вспомните, как играющая собака подставляет живот или шею, – а также сигналы, что особи можно доверять. Игриво прогибаясь, собаки, приветствующие друг друга на публике перед тем, как затеять шутливую потасовку, подают именно такой сигнал: если ты тоже прогнешь спину, это будет означать, что мы договорились войти в мир игры, где наши укусы будут неглубокими, рычание не всерьез и мы будем по очереди доминировать{165}165
  Spinka, Newberry, and Bekoff 2001; Brown 2009: 181.


[Закрыть]. Хотя исследователи долгое время считали, что главная функция игры – отработка навыков и тренировка, функция социализации и создания доверия представляется более основополагающей. Стюарт Браун пишет: «Кошки, лишенные возможности устраивать шутливые драки, могут прекрасно охотиться. Чего они не могут – чему никогда не научаются – это успешно социализироваться. Кошки и другие социальные млекопитающие, например крысы, если по-настоящему лишить их возможности играть, становятся неспособными однозначно отличить друга от врага, неверно трактуют социальные сигналы и либо ведут себя чрезмерно агрессивно, либо уклоняются от нормальных социальных моделей взаимодействия»{166}166
  Brown 2009: 31–32.


[Закрыть].

Как и в случае других ребяческих признаков, взрослые люди остаются настолько игривыми и доверчивыми, что больше напоминают лабрадоров, чем взрослых волков или шимпанзе. Если взрослый волк или шимпанзе показывает зубы, лучше спасайтесь. Люди, даже взрослые, чаще гоняются за мячиками, чем добиваются доминирования. Мы с поразительной готовностью играем с друзьями, знакомыми и даже с незнакомцами, разве что подшучивание или игра слов постепенно приходят на смену веселой потасовке. Когда я подкалываю продавца хот-догов по поводу его приверженности «Метс»[18]18
  «Нью-Йорк Метс» – профессиональный бейсбольный клуб. – Прим. пер.


[Закрыть], о чем свидетельствует его бейсболка, мы становимся очень похожи на двух резвящихся в парке собак. Мои вербальные укусы лишь прикидываются настоящими, они не призваны действительно ранить, и такое поддразнивание создает преходящую, но важную в многолюдном мегаполисе доверительность. Напротив, если вы, образно говоря, заденете любимую бейсбольную команду какого-нибудь шимпанзе, то, скорее всего, останетесь без руки. Люди сохраняют во взрослом возрасте сложные и изощренные когнитивные механизмы, необходимые для игры, и продолжают получать удовольствие от игр с другими. В этом факте отражается колоссальная важность доверия во всех людских делах.

Как вернуть себе ум ребенка

Итак, продолжительную незрелость и сохранение детских черт во взрослом возрасте можно считать реакцией человека на требования, предъявляемые «тремя К». На протяжении детства и юности мы переживаем долгий период развития, во время которого наш ум хаотически перескакивает с одной мысли на другую. Мы открыты для новой информации, которую активно поглощаем, и одновременно доверяем другим людям и сами заслуживаем доверия, хотя по мере взросления все в меньшей степени. Однако и став взрослыми, мы, чтобы быть успешными в невероятно странной экологической нише, которую сами для себя создали, должны оставаться гениями креативности, способными усваивать и передавать культуру, а также выстраивать доверительные отношения друг с другом и решать дилеммы кооперации, требующие взаимной приверженности. Мы как биологический вид являемся лабрадорами мира приматов, сохраняющими признаки ребенка и во взрослые годы.

Тем не менее, как свидетельствуют бесчисленные мифы и детские истории, ребячливая игривость – наше уникальное отличие от других приматов – постепенно утрачивается. Мы обмениваемся шутками с продавцом хот-догов, но наскоро, потому что опаздываем на работу. У взрослого человека стремление, как в детстве, бесцельно бродить, рассматривать козявки и играть оказывается подчинено производственной рутине. Встать, одеться, добраться до работы, отработать, поесть, поспать, повторить. Это царство префронтальной коры, центра исполнительного контроля, и неслучайно созреванию этой области мозга сопутствует растущая способность удерживать внимание на задаче, откладывать удовольствие и подчинять эмоции и мечты абстрактному мышлению и достижению практических целей.

Иначе и быть не может. Честно говоря, дети, какими бы забавными и милыми они ни были, – совершенно бесполезные существа. Если бы от них что-то зависело, нам бы пришел конец. Моя 13-летняя дочь забывает выключить духовку, не может без напоминания выгулять собаку или хотя бы развесить влажное полотенце для просушки, а не бросать его на пол. Тем не менее она сверхэффективна и в высшей степени сосредоточена по сравнению с самой собой в пятилетнем возрасте. Префронтальная кора – физиологически дорогостоящая система, и мы выработали ее у себя не просто так. Способность удерживать внимание на задаче, подавлять эмоции и откладывать удовольствие – принципиально важные признаки человека. Мы не можем вечно оставаться детьми.

Поэтому не следует придавать слишком большое значение способности четырехлетнего ребенка обскакать взрослого в контринтуитивном варианте теста со световым детектором. Рассуждая об очевидном преимуществе детей в плане креативности, Элисон Гопник проводит аналогию с корпоративным миром:

Между детьми и взрослыми существует своего рода эволюционное разделение труда. Дети – это отдел НИОКР человеческого племени: витающие в облаках участники мозговых штурмов. Взрослые – это производство и маркетинг. Дети совершают открытия, мы воплощаем их в жизнь. Они выдумывают миллион новых идей, по большей части бесполезных, а мы выбираем из них три или четыре удачных и превращаем в реальность{167}167
  Gopnik 2009: 11.


[Закрыть].

Недостаток этой аналогии в том, что в действительности четырехлеткам принадлежит слишком мало патентов. Очень трудно привести пример, когда бы взрослые изобретатели заимствовали идеи непосредственно у своих детей{168}168
  К их чести, Гопник и сотрудничающие с ней ученые признают эту проблему: «Маленькие дети редко являются источником сложных технических инноваций; в действительности, конструирование и изготовление, например эффективного орудия, – это сложная задача, требующая как новаторства, так и исполнительной функции». Они, однако, считают физическую юность залогом культурной инновации: «Инновации, дающиеся с большим трудом и редкие, когда впервые появляются в данном поколении, могут даваться без труда и повсеместно приниматься в следующем поколении. В действительности среди животных, за исключением людей, культурные инновации часто создаются, усваиваются и распространяются молодежью» (2017: 55–58).


[Закрыть]. Иногда взрослые могут воспользоваться или вдохновиться идеей, подсказанной детьми, которые вертятся поблизости, но лишь благодаря способности распознать полезную инновацию, воспользоваться техническими новинками и креативными прорывами или превратить озарения в продукты. По большей части залогом культурной инновации является виртуальная юность – детское состояние ума функционального в остальных отношениях взрослого.

Таким образом, чтобы взрослые люди, являясь человекообразными обезьянами, могли успешно функционировать как коллективные насекомые, им необходима способность проявлять детские черты, несмотря на наличие полностью развитой префронтальной коры. Цель состоит в том, чтобы временно восстановить у себя состояние ума ребенка, а не снова стать ребенком в буквальном смысле. Мы должны проявлять креативность и доверчивость, в то же время не разучившись завязывать шнурки и без опозданий выходя из дома. Примечательно, что популярным мотивом в культурах всего мира и на протяжении всей истории является мысль о некоей связи духовного или нравственного совершенства с обретением детского ума. Евангелие от Матфея утверждает: «Истинно говорю вам, пока не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»[19]19
  Мф. 18:1–9. Синодальный перевод.


[Закрыть]. В древнекитайском даосском тексте «Дао дэ цзин», или «Лао-цзы»[20]20
  Традиция называет Лао-цзы автором текста, поэтому иногда он также называется его именем. – Прим. пер.


[Закрыть], настоящий мудрец сравнивается с младенцем или маленьким ребенком, полностью открытым и восприимчивым к миру{169}169
  Matthew 18: 3; Daodejing Chs. 10, 20, 28, 55.


[Закрыть].

Для того чтобы удовлетворить эту потребность, люди создали различные технологии временного, но мощного пробуждения детской креативности и восприимчивости у полностью функциональных во всех отношениях взрослых. Для достижения этого эффекта существуют всевозможные духовные практики, например медитация и молитва. Однако более быстрым, простым и гораздо более популярным способом является применение химических веществ, которые могут временно обратить вспять развитие и когнитивное созревание.