Текст книги "Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок"

Секретарю факультета, хоть и не без труда, удалось уговорить Шеннона назначить мне короткую встречу в полдень[58]58
  Наша встреча произошла 29 сентября 1960 г. Я зафиксировал ее подробности в письме, которое я написал тем же вечером своему другу, математику Бертольду Швейцеру. (прим. автора)


[Закрыть]. Однако она предупредила меня, что Шеннон готов уделить мне всего несколько минут, и мне не следует рассчитывать на большее, так как он не готов тратить свое время на темы и людей, которые ему не интересны. В некотором трепете от такой удачи, я пришел в кабинет Шеннона и обнаружил там худощавого человека среднего роста и телосложения, с несколько заостренными чертами лица. Я вкратце изложил ему историю своих отношений с блэкджеком и показал статью, которую я хотел напечатать.

Шеннон подробно допросил меня по всем пунктам, пытаясь не только понять, как именно я анализировал игру, но и найти возможные ошибки. Мои несколько минут превратились в полтора часа оживленной беседы, во время которой мы еще и пообедали в столовой МИТ. В заключение он сказал, что я, по-видимому, совершил значительное открытие в этой области и что дальнейшие исследования должны по большей части сводиться к уточнению деталей и истолкованию результатов. Он попросил меня изменить заглавие статьи – назвать ее «Благоприятная стратегия игры в “двадцать одно”», а не «Выигрышная стратегия для блэкджека», – так как такое, более уравновешенное, название будет более приемлемым для академической публикации. Поскольку место для публикаций в журнале было ограничено и каждый из членов Академии мог представить лишь определенное число страниц в год, я неохотно согласился с сокращениями, предложенными Шенноном. Мы договорились, что я немедленно пришлю ему конечную редакцию своей статьи для пересылки в Академию[59]59
  Thorp Edward O. A Favorable Strategy for Twenty-One // Proceedings of the National Academy of Sciences. 1961. № 1. Vol. 47. P. 110–112. (прим. автора)


[Закрыть].

Когда мы вернулись к нему в кабинет, он спросил: «А другими азартными играми вы не занимаетесь?» Поколебавшись мгновение, я решил открыть ему свой великий секрет и объяснил, что рулетка предсказуема и я собираюсь построить миниатюрный компьютер, предсказывающий ее поведение, который можно будет носить, спрятав под одеждой. По мере того как я рассказывал о том, что мне уже удалось сделать, мы начали оживленно обмениваться идеями. Несколько часов спустя, когда кембриджское небо уже начинало темнеть, мы наконец разошлись в возбуждении от планов совместной работы, которая позволит нам победить эту игру.

Тем временем я собирался представить свою систему игры в блэкджек на ежегодной конференции Американского математического общества в Вашингтоне. Я отправил аннотацию своего доклада под названием «Формула Фортуны: игра в блэкджек» для включения в брошюру с программой конференции[60]60
  Thorp (1960). Так же – «Формула Фортуны» (Fortune’s Formula) – называлась опубликованная в 2005 г. книга Уильяма Паундстона, описывающая часть этой истории о блэкджеке, рулетке, фондовом рынке и критерии Келли. (прим. автора)


[Закрыть], где она должна была появиться среди множества аннотаций других, по большей части технических и сложных для понимания, докладов.

Когда отборочная комиссия получила мою аннотацию, она почти единодушно собиралась отвергнуть ее. Я узнал об этом впоследствии от Джона Селфриджа, знакомого мне по УКЛА специалиста по теории чисел, который был членом этой комиссии. Одно время он был обладателем мирового рекорда в качестве первооткрывателя самого большого простого числа (простым называют положительное целое число, которое делится только само на себя и на единицу; первые несколько простых чисел – 2, 3, 5, 7, 11, 13…). К счастью, Селфридж убедил их в том, что я – серьезный математик и что если я утверждаю, что что-то истинно, то так оно, скорее всего, и есть.

Почему же комиссия собиралась отвергнуть мой доклад? Профессиональные математики регулярно сталкиваются с людьми, утверждающими, что им удалось решить какую-либо знаменитую задачу. Такие решения чаще всего оказываются произведениями сумасшедших или дилетантов, не знающих о результатах, уже полученных в математике, или же содержат простейшие ошибки в доказательствах. Так называемые решения часто касаются задач, давно и основательно признанных неразрешимыми, как, например, поиски способа трисекции (разделения на три равные части) произвольного угла при помощи циркуля и линейки. В курсе планиметрии изучается простой способ бисекции (разделения на две равные части) угла таким образом. Но небольшое изменение задачи, переход от деления на две части к делению на три, превращает простую задачу в неразрешимую.

Сходным образом обстояло дело и с азартными играми, так как математики уже доказали невозможность создания выигрышной системы для большинства стандартных азартных игр, и, очевидно, если бы игорные заведения можно было обыграть, они изменили бы правила игры или разорились бы. Неудивительно, что члены комиссии склонялись к тому, чтобы отвергнуть мой доклад. Как это ни забавно, тот довод, на который они опирались, – то, что математики, по-видимому, доказали невозможность создания выигрышных систем для стандартных игр, – сильнее всего побуждал меня продемонстрировать, что создание таких систем возможно.

За два вечера до отъезда на конференцию мне неожиданно позвонил Дик Стюарт из газеты Boston Globe с вопросами о моем предстоящем выступлении. Газета даже прислала ко мне фотографа. Я разъяснил по телефону идеи, лежащие в основе моей системы. На следующее утро статья Стюарта появилась на первой странице газеты[61]61
  Richard H. Stewart. «Can Beat Blackjack», Says Prof // Boston Globe. 1961. Jan. 24. P. 1. (прим. автора)


[Закрыть] вместе с моей фотографией. За несколько часов новостные агентства распространили эту статью и еще несколько иллюстраций по десяткам газет всей страны[62]62
  Например, Columbus Dispatch (1961), Las Vegas Sun (1961), Miami News (1961), New York Herald Tribune (1961), New York World Telegram и Sun (1961), Washington Post и Times Herald (1961). (прим. автора)


[Закрыть]. Когда я уезжал в аэропорт, Вивиан устало записывала сотни поступавших непрерывным потоком телефонограмм. Наша маленькая дочь Рон вскоре стала плакать при каждом звонке телефона.

6
Час ягненка

Я прилетел в Вашингтон с его свинцовым зимним небом и первыми шквалами начинавшейся сильнейшей снежной бури. Город все еще был переполнен приехавшими на инаугурацию нового президента США – Джона Ф. Кеннеди.

Конференция Американского математического общества проводилась в старом отеле Willard. Я ожидал встретить там всего около пяти десятков ученых, но обнаружил зал, набитый под завязку оживленной толпой в несколько сотен человек. Среди математиков то и дело попадались персонажи другого типа, в темных очках, с сигарами и огромными безвкусными перстнями на мизинцах, а также репортеры с фотоаппаратами и блокнотами. Мое выступление было составлено в обычном для математических конференций сухом, деловом стиле. Сначала я объяснял, как можно выиграть при помощи подсчета пятерок, затем упомянул, что подсчет десяток работает еще лучше, и наконец упомянул все огромное разнообразие систем подсчета карт, которые можно создать на основе моей методики. Мой сжатый, специализированный доклад не охладил энтузиазма публики. Закончив его, я положил на стол жалкие пять десятков экземпляров своего выступления. Толпа набросилась на них, как стая хищников на свежее мясо.

Уступая просьбам публики, организаторы устроили после моего доклада пресс-конференцию, после которой я дал интервью одному из крупных телеканалов и нескольким радиопередачам. Ученые и технические специалисты, как правило, понимали описанную мной выигрышную стратегию и верили в мою правоту, в отличие от представителей казино и некоторых из журналистов. Газета Washington Post напечатала язвительную редакционную статью о приезжем математике, утверждавшем, что у него есть система, позволяющая выигрывать в азартные игры. Это напоминало им анекдот про объявление: «Пришлите нам 1 доллар и получите безотказное средство борьбы с сорняками». Отправивший доллар получал в ответ следующую инструкцию: «Возьмитесь за стебель и тяните изо всех сил». Один из представителей казино саркастически заявил, что его заведение само отправляет в аэропорт такси за системными игроками (с тех пор прошло больше пятидесяти лет, а я все еще не дождался этого такси). Другой рассказал, что я прислал ему список подробных вопросов о правилах игры в блэкджек в его казино. Он утверждал, что я даже не знал правил игры. Действительно, за пару лет до этого, когда я начинал свои вычисления, я разослал такой вопросник в двадцать шесть невадских казино. Я хотел выяснить, насколько правила игры различались в разных заведениях, и, в особенности, выяснить, существуют ли казино с более благоприятными, чем обычно, правилами. Тринадцать из двадцати шести игорных домов были настолько любезны, что ответили на вопросы невежественного исследователя.

После моего доклада у меня взял интервью молодой репортер из Washington Post по имени Том Вулф. Газета напечатала его статью[63]63
  Thomas Wolfe. Washington Post. 1961, Jan. 25. P. A3. (прим. автора)


[Закрыть] под заголовком «Математик утверждает, что игорный дом можно обыграть в блэкджек – и еще как!» Он проявлял скорее любознательность, чем скептицизм, сочувственно, но настойчиво добиваясь ответов на свои вопросы. Впоследствии Вулф стал одним из известнейших американских писателей.

К этому моменту вашингтонские аэропорты были завалены снегом, поэтому я вернулся в Бостон на поезде. В пути у меня было достаточно времени подумать о том, как мои исследования в области математической теории игр могут изменить мою жизнь. Коротко говоря, жизнь – это смесь случайностей и решений. Случайности можно считать картами, которые сдают нам в жизни. Решения определяют, как мы их разыгрываем. Я решил заняться блэкджеком. В результате этого случайность открыла передо мной новые, неожиданные возможности.

Начиная с моей первой сентябрьской встречи с Клодом Шенноном, мы работали над своим рулеточным проектом по двадцать часов в неделю. Параллельно с этим я преподавал, занимался исследованиями в области чистой математики, ходил на мероприятия, проводившиеся на факультете, писал свою работу по блэкджеку и привыкал к новой для себя роли отца. Однажды за ужином, после очередного сеанса работы над рулеткой в доме Шеннона, Клод спросил меня, думаю ли я, что в моей жизни будет что-либо лучше этого времени. Я думал приблизительно то же, что, как мне казалось, думал и он сам: что признание, аплодисменты и почести, хотя они и очень приятны и придают жизни дополнительный вкус, нельзя считать самоцелью. Тогда, как и сейчас, я считал, что важно то, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь, то, как ты проводишь свое время, и то, с кем ты его проводишь.

Тем временем новостное агентство АР распространило статью Тома Вулфа по всей стране, что вызвало поток писем и телефонных звонков, захлестнувший математический факультет МИТ. Секретариат был загружен работой на несколько недель, что выводило всех вокруг из терпения. Я решил, что будет разумнее не отвечать на некоторые из полученных писем. Например, один из корреспондентов прислал мне тщательно проработанное двадцатистраничное «доказательство» того, что он является реинкарнацией Понсе де Леона[64]64
  Понседе Леон Хуан (ок. 1460–1521) – испанский конкистадор, основатель первого европейского поселения на Пуэрто-Рико и первооткрыватель Флориды. В частности, занимался поисками источника вечной молодости. (прим. переводчика)


[Закрыть]. Хотя я не ответил на его письмо, он прислал мне еще одно пространное описание «связей» между ним, мной и Понсе де Леоном, из которого следовало, что я сыграл ключевую роль в его истории. Он утверждал, что я просто обязан принять участие в его судьбе!

Другой персонаж предлагал стать моим телохранителем, уверяя, что, когда я обыграю казино, мне непременно понадобится охрана. Когда я не ответил ему, он прислал мне рассерженное письмо, в котором описывал свой военный опыт и мастерство в обращении с огнестрельным оружием. Он утверждал, что может «посадить вам пулю между глаз с 25 метров» из автоматического пистолета калибром 11 мм, и предлагал работать на меня бесплатно, за одну лишь возможность находиться рядом со мной и научиться чему получится. Наконец от него пришло последнее письмо, в котором он предупреждал меня, что, когда я наконец пойму, что мне нужна защита, раскаиваться будет поздно – он мне помогать не станет. Он был разочарован тем, что я «оказался таким же, как и все остальные» – те, кому он уже предлагал свои услуги.

Больше всего было писем с просьбами прислать экземпляры моей статьи и подробные инструкции, «что надо делать». Действуя в духе свободного распространения научной информации, я сделал и разослал за счет математического факультета МИТ сотни копий своего доклада, но в конце концов все-таки сдался.

До своего выступления на конференции я не предполагал, что оно вызовет такой шум и приобретет такую известность. Я ожидал, что ученые посмотрят на мою работу, удивятся ее результатам и в конце концов признают их правильность. Однако вместо спокойного, неторопливого обсуждения, нормального для научной среды, я оказался осажден незнакомцами, каждый из которых чего-то от меня хотел. Такая «слава» мне была не нужна.

Предложения о финансировании испытаний моей системы в казино поступали в диапазоне от нескольких тысяч до ста тысяч долларов. Мне пришлось решать, стоит ли проверять работоспособность моей научной теории на практике, за игорными столами. В конце концов я решил отправиться в Неваду, отчасти для того, чтобы заткнуть рот любителям распространенных и довольно раздражающих издевок над учеными: «Если вы такие умные, почему же вы такие бедные?» Мне казалось, что я должен представить своим читателям доказательства того, что моя система действительно работает, несмотря на все презрительные усмешки казино, считавших мои утверждения смехотворными. Это было делом чести и моего личного самоуважения. Последней каплей стало высказывание одного администратора казино, выступавшего по телевидению. Он сказал: «Когда ягненка ведут на бойню, он в принципе может убить мясника. Но мы всегда ставим на мясника».

Наиболее привлекательное предложение поступило от двух нью-йоркских мультимиллионеров; когда я впоследствии описывал эту историю, я назвал их «мистер X и мистер Y». После многочисленных звонков мистера X и моих колебаний относительно того, могу ли я рисковать капиталом, предоставленным малознакомыми людьми, в месте, о котором я мало что знаю, я наконец согласился встретиться с ним.

Стоял холодный февральский вечер, и из нашей кембриджской квартиры было видно серо-стальное небо, обрамленное резко прорисованными голыми деревьями. Стены и крылечки высоких деревянных домов на нашей улице были покрыты въевшейся в поры угольной пылью; корка сажи покрывала свежевыпавший снег. К четырем часам начало темнеть, а наш гость запаздывал. Наконец к дому подъехал темно-синий «кадиллак», в котором сидели две симпатичные блондинки – одну из них было видно через переднее окно с пассажирской стороны, другая вышла из-за руля. «Кто это? – подумал я. – И где же мистер X?» Сидевшая на пассажирском месте блондинка открыла заднюю дверь, и из машины вылез невысокий седой мужчина в длинном черном кашемировом пальто. Они позвонили в нашу дверь, и мы поняли, что это, видимо, и есть мистер X. Он представился: Эммануэль Киммель, по прозвищу Мэнни; ему было тогда около шестидесяти пяти лет. Он сказал, что он состоятельный бизнесмен из города Мейплвуд, Нью-Джерси, с большим опытом азартных игр. Двух блондинок в норковых шубах он представил нам как своих племянниц. Я ему поверил, хотя по выражению лица Вивиан я видел, что у нее другое мнение на этот счет.

Пару часов Киммель играл со мной в блэкджек – он выполнял роль дилера – и расспрашивал меня об исследованиях. Рядом с нами Вивиан, с которой была и полуторагодовалая дочь, разговаривала с «племянницами». В какой-то момент младшая из них начала было наивно и откровенно рассказывать что-то о себе, но вторая прошептала: «Ну-ка тихо!»

После нашей беседы Мэнни был готов начать подготовку к поездке в Неваду. Мы договорились отправиться туда, как только у меня будет свободное время, – то есть во время недельных апрельских каникул в МИТ. Когда они уходили, он вытащил из кармана пальто запутанный клубок жемчужных бус, вытянул из него одну нитку жемчуга[65]65
  В статье Пола О’Нила (Life, 1964), в основном точной, ошибочно утверждается, что я сказал относительно этой нитки жемчуга: «На следующее же утро мы отнесли ее к ювелиру и оценили. Она стоила 16 долларов». Ни первая, ни вторая часть утверждения не соответствуют истине. Конни Брук повторила их в своей книге 1994 г., хотя я сказал ей, что эта часть статьи в Life неверна. Хорошую ложную цитату не так-то просто убить. (прим. автора)


[Закрыть] и подарил ее Вивиан. Этот жемчуг так и остался в нашей семье, и сейчас, по прошествии более чем пятидесяти лет, его носит Рон.

Вивиан поддерживала мою идею испытаний в казино, но в то же время беспокоилась. С одной стороны, хотя математические детали моей работы были ей, как и почти всем остальным, непонятны, она знала, что я обычно не высказываю утверждений, которых не могу обосновать, особенно если дело касается математики и точных наук. Хотя до сих пор у меня не было ничего, кроме вычислений и логических рассуждений, она верила, что в честной игре я смогу выиграть. С другой стороны, эта игра должна была проходить в реальном мире, а не среди символов и уравнений. Можно ли ожидать от казино честной игры, или же следует опасаться шулерства или попыток вывести меня из строя, например, при помощи наркотиков или насилия? Что это за так называемые «племянницы»? – она же ясно видела, что с ними не все чисто. Я должен был погрузиться в мир легкой наживы и доступных женщин – как знать, какие еще опасности могут меня там подстерегать? А мои спонсоры? Достаточно ли они компетентны, чтобы защитить меня от любых нечестных действий казино? Выдержат ли они те временные потери, с которыми мы неизбежно должны столкнуться в начале игры?

На мой взгляд, после того как вся страна услышала мои заявления, отступление казалось бы согласием с теми, кто объявлял мои расчеты полной чушью. Я был уверен в своей правоте и ни в коем случае не хотел позволить своим родным, друзьям и коллегам усомниться в ней. Хотя до сих пор Голиаф, которому я бросал вызов, неизменно побеждал, я знал кое-что, чего не знал никто другой: этот великан был близорук, неуклюж, нерасторопен и попросту глуп и наш поединок должен был проходить по моим, а не его, правилам. Я окончательно решился на это предприятие, когда убедился, что Вивиан, несмотря на все свои опасения и заботы о моей безопасности, верит в мой успех.

В ходе подготовки к нашей экспедиции я каждую среду летал из Бостона в Нью-Йорк: в этот день у меня не было никакой преподавательской работы. Я приезжал в пентхауз Мэнни на Манхэттене; там я играл по своей системе подсчета десяток, а он раздавал карты. Хотя у меня было в запасе несколько методик подсчета карт, Киммель уцепился за подсчет десяток и слышать не хотел ни о чем другом. В тот момент это вполне меня устраивало, так как я уже составил таблицы стратегии для подсчета десяток, но еще не сделал этого для других систем. Стратегия подсчета десяток требует увеличения ставок, когда оставшаяся в игре часть колоды оказывается богата тузами и десятками. Через пару часов дворецкий Мэнни подавал нам обед, а мы продолжали игру. В конце каждого такого сеанса Киммель выдавал мне 100 или 150 долларов на покрытие накладных расходов и почему-то палку салями. На обратном пути по всему самолету распространялся характерный запах колбасы.

На некоторые из наших встреч приходил мистер Y, деловой партнер Киммеля, который также внес свои средства в обеспечение нашего предприятия. Иногда за нашей игрой наблюдала и одна из племянниц. Мистером Y был Эдди Хенд, состоятельный бизнесмен из сельской части штата Нью-Йорк. Это был темноволосый мужчина, слегка за сорок, среднего роста. Его речь была забавной смесью ворчливых жалоб и шуток. Шли недели, кучка фишек на моей стороне стола росла все выше, и вместе с ней рос энтузиазм Мэнни. После полудюжины таких сеансов игры мы были готовы к приключениям в Неваде.

Мы могли использовать в своей игре в казино два основных подхода. Один из них, который я буду называть «рискованным», предполагает, что всякий раз, когда преимущество игрока превышает некоторое небольшое значение, скажем, 1 %, следует делать максимальную ставку, разрешенную в этом казино. Это метод в среднем приносит максимальную прибыль за минимальное время, но колебания размеров капитала игрока могут быть очень сильными, и необходимо иметь солидный запас средств, который позволил бы продолжать игру несмотря на большие проигрыши. Киммель и Хенд сказали, что выделят на обеспечение нашей игры 100 000 долларов и, если потребуется, могут вложить еще больше. Как видно из таблицы поправок на инфляцию, приведенной в Приложении А, эта сумма соответствует 800 000 в долларах 2016 года.

Я был против использования рискованного подхода, потому что слишком многое в мире азартных игр оставалось для меня неизвестным. Кроме того, я понятия не имел, как поведут себя мои спонсоры, если я уйду в минус, скажем, на 50 000 долларов и, чтобы продолжать игру, буду вынужден каждую минуту ставить суммы, превышающие мою месячную зарплату. Смогут ли Киммель и Хенд выдержать проигрыш такого размера и не отказаться от наших планов? Если предположить, что они в этом случае могут пойти на попятный, это означало бы, что банкролл, имеющийся в нашем распоряжении, на самом деле составляет всего 50 000 долларов. Но поскольку я не мог этого знать заранее, следовало с самого начала делать более осторожные ставки. К тому же, с моей точки зрения, целью этой поездки было не заработать кучу денег для спонсоров, а испытать мою систему. Для этого я предпочел бы получать гарантированный умеренный выигрыш, а не пытаться добиться возможной крупной победы с более значительным риском проигрыша. Я собирался играть осторожно, ставя вдвое больше минимальной ставки при преимуществе 1 %, вчетверо больше минимума при преимуществе 2 % и в десять раз больше минимальной ставки при преимуществе 5 % и более. Я подсчитал, что если я буду делать ставки от 50 до 500 долларов (таков был в то время размер максимальной ставки, разрешенной в большинстве казино), то мне, по всей вероятности, должно хватить банкролла 10 000 долларов.

Мэнни неохотно согласился со мной. Одним холодным апрельским днем во время весенних каникул в МИТ мы встретились в нью-йоркском аэропорту. Проболтав около часа, сели в самолет. В полночь мы подлетели к Рино: на фоне царившей за бортом самолета адской тьмы возникла ослепительно яркая полоска света. Когда мы заходили на посадку, я впервые увидел этот город, выглядевший как кроваво-красный неоновый паук, распластавшийся по земле. Я с некоторой тревогой размышлял о том, что может случиться со мной на следующей неделе. Мой полет в неизвестность беспокоил Вивиан больше, чем меня самого: она просила меня звонить ей каждый день. Такая связь с нею, а через нее и со всем привычным для меня миром, вселяла в меня уверенность. В то время междугородние звонки стоили дорого. Чтобы сэкономить, я должен был звонить каждый день за счет вызываемого абонента – сам факт звонка служил сигналом того, что у меня все в порядке – и просить к телефону «Эдварда _. Торпа». Мы разработали код, в котором инициал второго имени обозначал размер нашего выигрыша в тысячах долларов; если же речь шла о проигрыше, я должен был называть его перед именем Эдвард. Код был очень простым: буква А обозначала сумму до 1000 долларов, В – от 1000 до 2000, С – от 2000 до 3000 и так далее, вплоть до буквы Z, которая соответствовала суммам от 25 000 до 26 000 долларов. Услышав имя вызываемого абонента, Вивиан должна была вежливо ответить оператору, что мистер Торп «сейчас в отъезде».

Проспав несколько часов, мы встретились за завтраком в ресторане нашей гостиницы. Усталый, с воспаленными глазами, я подкрепился яйцами бенедиктин с апельсиновым соком и огромным количеством черного кофе, после чего мы втроем направились к игорным столам. В нашем первом казино, расположенном за городом, я начал с мелких ставок, от 1 до 10 долларов, планируя увеличивать их по мере того, как я буду осваиваться с уровнем риска в игре. В конце концов я собирался дойти до ставок размером от 50 до 500 долларов. Хотя перед нашей поездкой я настоял на использовании банкролла всего 10 000 долларов, я знал, что Мэнни предпочитает ставить в десять раз больше – по 500 долларов в ситуациях с преимуществом игрока 1 % – и использовать банкролл 100 000 долларов. Однако я настаивал на разминке со ставками от 1 до 10 долларов. Я старательно объяснял Мэнни, что мне нужно дойти до крупных ставок в своем собственном темпе, но он не мог спокойно ждать, пока я до них доберусь. Он нервничал все больше и больше, и его бледное лицо приобрело в конце концов ярко-красный цвет, особенно резко контрастировавший с его седой шевелюрой. Впоследствии я узнал, что он обычно выигрывал или проигрывал в казино в США и на Кубе (до коммунистического переворота) десятки тысяч долларов.

Приблизительно за час игры я выиграл несколько долларов, но потом заведение закрылось – была Страстная пятница. Мы вернулись в центр Рино и выбрали там казино с очень благоприятными правилами игры. Колоду в нем раздавали до последней карты, а игроку разрешалось удваивать ставку при любой руке и разделять любые пары. Когда первая карта дилера, которая всегда сдается в открытую, – туз, в некоторых казино, в том числе и в этом, игрок имеет право «взять страховку» на тот случай, если вторая карта дилера окажется десяткой или «картинкой» (что дает дилеру «натуральный блэкджек» – 21 очко на двух картах). При этом игрок делает дополнительную ставку, равную половине исходной. Если у дилера действительно оказывается блэкджек, игрок получает по страховочной ставке удвоенную выплату.

После обильного ужина и некоторого отдыха я продолжил игру: по пятнадцать – двадцать минут кряду с перерывами в несколько минут. Когда я возобновлял игру, я всегда выбирал стол, за которым было меньше всего игроков. Я играл медленно, то и дело задумываясь и внимательно рассматривая бывшие в игре карты. Работники казино считали, что я играю по одной из многочисленных ошибочных систем, которые предлагают схемы изменения размеров ставок, чтобы попытаться как-то компенсировать преимущество заведения. Подобных систем существует бесконечное множество. Ни одна из них не работает. Казино рады таким игрокам, встречающимся весьма часто, до тех пор, пока они проигрывают. Что бы я ни делал, варьируя свои ставки в диапазоне от 1 до 10 долларов, я постепенно проигрывал все больше и больше, пока мой проигрыш не дошел до 100 долларов. К этому моменту прошло уже восемь часов, в течение которых Мэнни поочередно испытывал беспокойство, отвращение, возбуждение и наконец почти утратил веру в меня, свое секретное оружие.

Было три часа утра, и за последние два часа в зале почти не осталось игроков. Мне наконец удалось найти стол, за которым не было никого, кроме меня. Новый дилер вела себя недружелюбно, да и я уже чувствовал усталость и раздражение. Мы с нею обменялись несколькими резкими репликами, и она начала сдавать так быстро, как только могла. Я был раздосадован и, считая, что я уже накопил достаточно опыта, чтобы увеличить ставки, перешел в диапазон от 2 до 20 долларов. По случайному совпадению состав колоды стал более благоприятным, и я выиграл следующие несколько розыгрышей, вернул свой проигрыш и даже несколько вышел вперед. Поскольку я был совершенно изможден, я вышел из игры и пошел спать. Было пять часов утра, но дело было даже не в этом. В казино нет часов и, как правило, нет окон, так что игроки не замечают смены дня и ночи. Может быть, лучшим временным ориентиром в безотрадном суточном цикле этого оторванного от реальности мира служат массовые перемещения посетителей, число которых возрастает и спадает подобно морским приливам и отливам.

Я проснулся около полудня, все еще чувствуя усталость, и позвонил Вивиан. В соответствии с нашим кодом я спросил Эдварда А. Торпа, что означало «все в порядке, мы в выигрыше, но не больше тысячи долларов». То облегчение, которое прозвучало в голосе моей жены, когда она сказала оператору, что мистер Торп не может подойти к телефону, придало мне сил.

После завтрака мы с Мэнни снова вернулись в то же загородное казино. Теперь я ставил от 10 до 100 долларов и за несколько минут выиграл две или три сотни. Тут мой эмоциональный спонсор решил, что он тоже хочет вступить в игру, причем я должен был считать за нас обоих. За следующие два часа мы набрали 650 долларов выигрыша, и заведение начало постоянно тасовать колоду: вся колода перетасовывалась после каждых нескольких туров игры. Поскольку благоприятные ситуации чаще возникают ближе к концу колоды, такая ранняя перетасовка значительно уменьшала уровень наших выигрышей. Мы решили пойти в другое место.

Моя игра становилась все более быстрой и уверенной, и через непродолжительное время по скорости сравнялась с игрой дилеров. Кроме того, мне становилось все легче увеличивать ставки. В следующем заведении, в которое мы зашли, я ставил от 25 до 250 долларов, а через час игры перешел в диапазон от 50 до 500. По моим расчетам, таковы были максимальные ставки, которые можно было безопасно использовать при банкролле 10 000 долларов. Такой образ действий – играть только на том уровне, на котором я не ощущал беспокойства, и не переходить к более крупным ставкам, пока я не буду к этому готов, – давал мне возможность спокойно и точно применять мою систему. Этот урок, полученный за столами для блэкджека, оказался неоценимо полезным и в дальнейшем, когда я стал заниматься инвестициями и размеры ставок становились все больше и больше.

Эдди Хенд прилетел в субботу вечером, и мы втроем отправились в знаменитый Harold’s Club в центре Рино.

Его владелец, Гарольд Смит-старший, начинал в 1930-х годах с почти разорившегося клуба для игры в бинго, который он сумел превратить в самое знаменитое казино Соединенных Штатов. Помимо установки на американских шоссе двух с половиной тысяч рекламных плакатов и славы, которую обеспечивало особенно высококлассное обслуживание отправлявшихся на войну военнослужащих, именно в заведении Смита впервые появились женщины-дилеры, круглосуточный режим работы и система обслуживания клиентов, ориентированная на обычных игроков[66]66
  Schwartz David G. Roll the Bones. N. Y.: Gotham Books, 2006. (прим. автора)


[Закрыть]. Эта стратегия оказалась чрезвычайно прибыльной, причем клуб Смита также привлекал и крупных игроков. Еще двадцатью годами раньше, когда наша семья ехала из Чикаго в Калифорнию – мне было тогда десять лет, – меня заинтриговали стоявшие вдоль дороги щиты с объявлением: «HAROLD’S CLUB В РИНО – ИЛИ ПРОИГРЫШ!» И вот я наконец добрался до него.

Мы с Мэнни и Эдди оказались на первом этаже клуба, светлого и просторного по сравнению с обычными игорными заведениями. Пройдя мимо игровых автоматов, я сел играть со ставками от 25 до 250 долларов; Мэнни и Эдди внимательно следили за игрой. Затем мои спонсоры спросили, нельзя ли организовать для нас игру со ставками до 500 долларов, в которой нам не мешали бы посторонние игроки с их мелкими ставками. Тогда инспектор зала пригласил нас наверх, в особую зону казино, предназначенную для крупных игроков. Там я получил в свое распоряжение персонального дилера и один из трех игровых столов. О лучших условиях для игры нельзя было и мечтать. Однако минут через пятнадцать, когда я выиграл всего каких-то 500 долларов, из боковой двери появился владелец казино Гарольд Смит-старший в сопровождении своего сына Гарольда-младшего; они подошли к столу и встали за спиной нашего дилера. Теперь я предполагаю, что они знали, кто такие Мэнни и Эдди, и, учитывая их склонность к крупной игре, подозревали, что они могли задумать какой-то план, который может дорого обойтись казино. Последовал обмен ничего не значащими любезностями и шутками, но они ясно дали нам понять, что колода будет перетасовываться так часто, как это потребуется, чтобы помешать мне выигрывать.