Текст книги "Как Исландия изменила мир. Большая история маленького острова"

В тот момент, когда Армстронг и его команда отправлялись в Исландию, СССР совершал успешный беспилотный полет вокруг Луны. Ситуация накалилась еще больше: в сентябре 1968 года «Зонд-5» облетел вокруг Луны с двумя черепахами на борту и благополучно вернул их на Землю. Это напугало НАСА, потому что Советский Союз передал записи голоса с находящегося в пути корабля. Сотрудникам ведомства потребовалось несколько дней, чтобы понять, что корабль не пилотировали.

Конкуренты шли ноздря в ноздрю. В декабре США вывели людей на лунную орбиту. СССР предпринял попытку запустить свою ракету Н-1, которая в итоге разбилась, уничтожив инфраструктуру космопорта. Нил Армстронг, Базз Олдрин и остальная команда торопились, тренируясь до запланированного дня запуска. Они поднялись на «Аполлон-11». Их путешествие на Луну заняло три дня. Приземление прошло успешно. И затем, через шесть часов, Армстронг наконец сделал те знаменитые шаги, свидетелями которых стала примерно пятая часть населения Земли. Один молодой овцевод из сельской местности Исландии, Ингольфур Йонассон, который слушал описанную по радио посадку, переполнялся гордостью, когда вспоминал, как брал этого человека с собой на рыбалку.

* * *

9 из 12 человек, когда-либо побывавших на Луне, сперва посещали Исландию. 24 июля 1969 года «Аполлон-11» приземлился на Землю с геологическим образцом – кусочком Луны. В общей сложности команда корабля привезла почти 49 фунтов лунных камней и пыли. Образцы помогли определить возраст Луны и ее поверхности – 4,5 миллиарда лет. В 2013 году ученые повторно их проанализировали и обнаружили следы воды, принесенной кометами и метеорами, падающими на поверхность. Все это помогло ученым прийти к выводу, что Луна образовалась из огромных осколков Земли, оставшихся после гигантского столкновения Земли с другой планетой. Однако геологическое сходство между Луной и Исландией было в основном лишь внешним.

Когда в 1945 году директор лесного хозяйства Хакон Бьярнасон вернулся из экспедиции по Аляске, сойдя с самолета, он сказал репортеру, что при некоторых усилиях Исландия могла бы больше походить на прибрежную Аляску с высокими деревьями и кустами черники. В этих двух местах действительно был поразительно похожий климат. Но опять же, оказалось, что сходство было поверхностным. Сейчас можно сказать, что уверенность в своих словах понятна. В 1945 году и в последующие десятилетия мы были на гребне технологической волны. Это была эпоха, когда мы думали, что сможем покорить природу и даже бросить вызов гравитации, высадив людей на Луну. Никто не мог предвидеть стойкости красивого цветка в лиловой Исландии.

Согласно местной шутке, когда астронавты покидали страну, житель Рейкьявика попросил их передать исландское послание человеку на Луне: Við ætlum að leggja landið undir okkur hægt og rólega, ekki treysta neinum loforðum um annað. Астронавт, не обращая внимания на его значение, запомнил фразу, а затем повторил ее пришельцам в космосе. Фраза означает: «Мы собираемся постепенно захватить это место. Не верь ни единому слову, которое мы говорим». В шутках всегда есть доля правды, и эта не исключение. Она отражала растущее негодование. В Рейкьявике настроения по поводу постоянно растущей американской военной базы разделили нацию. Американцы прибыли во время Второй мировой войны, чтобы «защитить население», и затем нашли множество причин остаться. Они постепенно превращали ледяную страну в трансатлантическую базу холодной войны.

Холодная война
Исландия с 1970 по 1980 год

Наш позор, их победа.

New York Post о бывшем жителе Бруклина Бобби Фишере

Завтра он будет в Испании. Соми растянулся в своей постели в Рейкьявике в 2004 году и заснул, мечтая о гольфе, солнечных ваннах у бассейна и апельсиновых деревьях в Аликанте. Сангрия. Солнечный свет. Пока он спал, поднялся шум – слабое звяканье, веселая мелодия звонка его сотового телефона… Соми открыл глаза и нащупал свой мобильный телефон.

– Алло?

Механический голос на другом конце линии спросил, примет ли он звонок за счет абонента. Из Токио. Соми надел очки и посмотрел на часы – была глубокая ночь.

– Я принимаю, – сказал он.

В трубке раздался щелчок, и звонящий подключился.

– Да, – сказал слабый голос. – Это мой друг Соми?

– Ха? – Соми ответил на непонятный вопрос традиционным исландским способом.

– Это Бобби, – сказал голос. Он глубоко вздохнул. – Меня похитили!

Бобби Фишер, американский вундеркинд с IQ 180, который когда-то стоял на передовой в битве времен холодной войны, был единственным человеком, которому оказалось под силу унизить советскую шахматную машину. Фишер был гроссмейстером, которого многие считали величайшим шахматистом всех времен. В юном возрасте 14 лет он стал чемпионом США по шахматам, а в 15 – самым молодым гроссмейстером в истории. Но не только потрясающий талант укрепил его место в культурном сознании. Это был чемпионат мира по шахматам 1972 года, турнир, известный как Партия века, который воспринимался как битва в холодной войне между Соединенными Штатами и Советским Союзом, на несколько месяцев привлекшая внимание всего мира. Это был человек, которого свободный мир превозносил, несмотря на его эксцентричные выходки. Затем Фишер исчез с радаров на 20 лет. И внезапно странный гений Роберт Джеймс Фишер снова объявился. Он звонил своему старому другу Соми Палссону посреди ночи из полицейского отделения аэропорта Токио.

Это был 2004 год. Холодная война давно закончились. Что вы сделаете, когда ваш друг-гений позвонит вам посреди ночи после 32 лет молчания? Снова заснете? Выразите соболезнования в связи с тем, что его наконец-то настиг международный ордер? Соми не колебался. Друг – это родной человек. Он сказал Бобби: «Перезвони мне по коду страны +34».

Испанский номер Соми оставался в быстром наборе Фишера в предстоящие напряженные недели. Он регулярно звонил ему, просил о помощи и протестовал против его лечения. Он сказал, что хочет выбраться, а также избежать экстрадиции в Соединенные Штаты за нарушение международного эмбарго в отношении Югославии почти двумя десятилетиями ранее, когда он играл там матч.

– Если я помогу тебе, – сказал Соми Фишеру, которому грозило до 10 лет за решеткой, – тебе, возможно, придется переехать в Исландию.

К этому моменту все другие варианты политического убежища были отметены – даже Иран не был рад Бобби, – однако Фишер на другом конце провода отказался. В Исландии было слишком холодно!

Соми откашлялся и на мгновение задумался. Он вспомнил информацию, которую недавно прочитал в одной брошюре об авиакомпании.

– Ну, – возразил он, – средняя температура в Нью-Йорке в январе ниже, чем в Рейкьявике.

Фишер, родившийся в Чикаго и выросший в Бруклине, отклонил предложение. Он не любил холода и не поехал в Исландию. Вместо этого он остался в своей камере. Прошли дни, затем недели. Он отрастил длинную и редкую бороду.

Наконец однажды днем снова раздался звонок, прервавший отпуск Соми.

– Я позвонил на американскую метеостанцию, чтобы проверить твое предыдущее заявление, – сухо сказал Фишер. Последовала долгая пауза. – Я думаю, что Исландия может быть хорошим вариантом.

Итак, Бобби Фишер снова оказался втянутым в политическое противостояние, став центром идеологической борьбы. Однако на этот раз битва велась не между капитализмом и коммунизмом. Теперь это была битва за собственное будущее Исландии и за ее союз с презираемой родиной Фишера, США.

* * *

В 70-е годы политика Исландии во многом определялась одной конкретной проблемой, которая продолжает влиять на то, как мы читаем и пишем об Исландии. Я, конечно, говорю о букве Z. Споры носили в основном экзистенциальный характер.

Следует ли вообще включать Z в исландский алфавит? Фонетически оно звучит так же, как буква S, и появляется на своем месте как бы случайным образом. Произвольная замена. Оттенок алфавитной алхимии.

Роль буквы Z уже давно вызывала споры. В первом эссе по исландской орфографии, написанном учеными в XIII веке, буква Z описывается как греческая буква, затесавшаяся в латинский алфавит как троянский конь. А что мы делаем с лазутчиками? Ставим их вне закона. (Далее я перефразирую на свой лад.)

Таким образом, когда примерно 800 лет спустя официальная петиция об исключении буквы Z из исландского языка получила поддержку большинства в парламенте, это не стало неожиданностью. Левоцентристское правительство во главе с Прогрессивной партией решило, что букве нет места среди других иностранных букв. В новых правилах исландского правописания буква S заменяла Z, что изменило написание тысяч слов. Буква Z была официально упразднена! Больше никаких неудобных опечаток, никаких упражнений на запоминание правил писания Z и S, мучивших умы детей! Слово «пицца» было заметным исключением, поскольку никто не был в восторге от «горячего куска писсы».

Но, как оказалось, около половины населения страстно любили 26-ю букву алфавита. Они были недовольны изменениями. Morgunblaðið, консервативная газета, редко выступающая за гражданское неповиновение, развернула пропагандистскую войну в пользу Z. Отклик был настолько силен, что на мгновение показалось, что правительству, возможно, придется отменить постановление.

Конечно, это была не просто преданность конкретному алфавиту. Часто мелкие проблемы, подобные этой, в конечном итоге становятся маркером для определения позиций людей по более серьезным вопросам. Спор о Z против S не стал исключением. Для многих исландский язык является своего рода охраняемым культурным памятником. Отчасти поэтому заимствованные слова в исландском языке встречаются реже, чем в других языках. Например, телефон – это teléfono по-испански, téléphone по-французски и telefon по-немецки, но по-исландски это sími, очень старое слово, означающее что-то вроде «длинная нить». Новый, урезанный исландский алфавит был фактически полем битвы для культурной войны – вопрос о том, движется ли страна к консерватизму или радикальным изменениям, к объединению с англоязычными сверхдержавами или к своему собственному своеобразному пути. Позиция людей по вопросу Z была убедительным показателем их взглядов на политику в целом, и особенно того, как они относились ко второму по значимости вопросу в исландском обществе: должны военные США остаться или уйти?

Во время Второй мировой войны Америка перебросила часть войск, разместила их прямо в столице и продолжала оккупировать страну как трансатлантическую крепость. Все это казалось хорошим, правильным временным решением. Правительство США пообещало уйти, как только закончится война, завершение которой они признали в День Победы в 1945 году. Американские войска, большинство из которых были счастливы покинуть Исландию, отправились домой, размахивая символом V с палубы.

Болтуны со жвачками исчезли. Наконец-то в кинотеатре можно было смотреть фильмы без бесконечных разговоров.

Однако в соглашении ничего не говорилось о том, что американские войска не могут вернуться. Спустя всего несколько месяцев после окончания войны Исландия снова обсуждала соглашение, которое позволит Соединенным Штатам построить военный городок в Кеблавике на 99 лет. Это будут «силы защиты» от надвигающейся угрозы русского вторжения, утверждения, не подкрепленного сообщениями разведки или какими-то фактами. Правительство Исландии отклонило просьбу об аренде, но некоторые все же опасались угрозы вторжения СССР, указывая на коммунистическую Югославию, Венгрию и Румынию, которые пошли тем же путем, что и Китайская Народная Республика.

Коммунисты, коммунисты, коммунисты! Им нужна была первоклассная исландская недвижимость. Они могли в любой момент выскочить из-за любого фьорда. Лучше не терять бдительность!

Вторжение Северной Кореи в Южную и начало Корейской войны решило исход дебатов. Третья мировая война, казалось, не за горами, и Исландии снова пришлось выбирать сторону, иначе она рисковала собственной безопасностью. Исландия совсем недавно присоединилась к НАТО. Организация хотела, чтобы Исландия имела хорошую обороноспособность. Но у страны не было ресурсов для создания собственных вооруженных сил. Таким образом, в 1951 году Исландия снова приветствовала американцев на военно-морской авиабазе Кеблавик, на этот раз под вывеской Сил обороны Исландии. Согласно двустороннему соглашению об обороне, Исландия должна была предоставить только участок земли в юго-западной части острова, а Соединенные Штаты позаботятся обо всем остальном: построении и обслуживании одного из крупнейших аэропортов в мире, четырех радаров, станции и закрытой военной базы и в конечном итоге жилье для 5 тысяч американских военнослужащих.

Через несколько лет умер Сталин, и война в Корее закончилась. Страх перед новой мировой войной исчез. Многие ожидали, что американцы покинут Кеблавик. Вместо этого начали появляться яркие желтые многоквартирные дома, в которых размещалось еще больше американских военно-морских сил. Исландцы начали сомневаться в преимуществах Сил обороны Исландии, почти полностью состоящих из американцев: как могучая военная база, расположенная в 64 километрах от столицы и на полпути между Америкой и Россией, могла сделать Исландию безопаснее во времена ядерных ракет?

Военные базы США в других частях Европы всегда встречали хоть какое-то сопротивление, хотя бы небольшое. Однако в Исландии этот вопрос определял политическую повестку. Независимость была достигнута совсем недавно, и национальное сознание было на подъеме. Но стране нужны были иностранные инвестиции и инфраструктура, а база обеспечивала колоссальный приток иностранной валюты, на которую правительство могло рассчитывать, – Силы обороны Исландии обеспечивали до 5 процентов ВВП страны. Сторонники считали базу неизбежным злом в неспокойном мире, важным вкладом в сотрудничество с Западом и прибыльным предприятием, на котором работали сотни людей.

Среди этих работников был Соми Палссон. С юных лет, когда он рос в оккупированном Рейкьявике во время Второй мировой войны, он восхищался состоятельными и дружелюбными солдатами США. Он вырос в бедности, и солдаты часто давали ему жевательную резинку и конфеты. В свою очередь, он научил их нескольким выражениям на исландском языке, например «Já, takk». Когда представилась возможность поработать на базе в Кеблавике, он повторил те же слова: «Да, пожалуйста».

База Кеблавик являлась самостоятельным государством. Там были театры, бары, радио и телеканалы задолго до того, как исландцы вообще впервые увидели телевизор. Здесь выросли продуктовые магазины, предлагающие впечатляющий ассортимент беспошлинных товаров. Внезапно у Соми появилась возможность купить несколько шоколадных батончиков на выбор. Вдобавок он подружился с молодым солдатом по имени Билл и получил эксклюзивный доступ к пластинкам, на которых был записан рок-н-ролл. Он одолжил их исландским музыкантам и научился невероятно ловко танцевать твист. Его выступления на танцполе были настолько впечатляющими, что он обрел известность по всей стране под именем Соми Рокк.

Несмотря на то что Соми был доволен новой жизнью, положение работника на базе Кеблавик было нестабильным и не предусматривало пенсии. Поэтому, когда он увидел объявление о восьми вакансиях в полиции Рейкьявика, он задумался. Работа предполагала стабильность, авторитет, успешную карьеру. В своей автобиографии Соми подозревает, что ему помогла выделиться среди других 513 претендентов репутация уважаемого танцора рок-н-ролла.

ДЛЯ МНОГИХ ИСЛАНДСКИЙ ЯЗЫК ЯВЛЯЕТСЯ СВОЕГО РОДА ОХРАНЯЕМЫМ КУЛЬТУРНЫМ ПАМЯТНИКОМ. ОТЧАСТИ ПОЭТОМУ ЗАИМСТВОВАННЫЕ СЛОВА В ИСЛАНДСКОМ ЯЗЫКЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ РЕЖЕ, ЧЕМ В ДРУГИХ ЯЗЫКАХ.

Помимо этого, еще одна черта характера навсегда изменила жизнь Соми.

Летним вечером 1972 года начальство поставило его на дежурство возле дома на Вогаланд, 10, с тремя спальнями, принадлежащего лотерее DAS, который пустовал до тех пор, пока не был продан выигрышный билет. Все знали, что Соми научился немного говорить по-английски, пока работал на базе. По крайней мере, достаточно, чтобы общаться со странным молодым шахматистом, приехавшим из Америки. Он должен был стать телохранителем иностранца.

– Не позволяйте мистеру Фишеру скрываться из поля вашего зрения.

У них определенно были причины для беспокойства. В течение нескольких месяцев Бобби Фишер, величайшее оружие Америки в холодной войне умов, угрожал не участвовать в матче против чемпиона мира Бориса Спасского. Его условия были необычными.

Он требовал увеличить приз. Изменить шахматную доску. Утяжелить шахматные фигуры. Заказать новый стул. Снова увеличить приз. Положить ковролин на стадионе. Убрать пленочные фотоаппараты. Зарезервировать первый ряд в самолете. Делать свежий апельсиновый сок прямо у него на глазах, чтобы он мог это видеть. И никаких репортеров по прибытии.

После задержки двух пассажирских самолетов и аннулирования билета Фишер наконец-то зарегистрировался на рейс авиакомпании Loftleiðir (сегодня она известна как Icelandair) в Исландию. У него уже сложилось мнение об этой стране. В интервью журналу Life за месяц до приезда он сказал, что Исландия была «первобытной страной». В письме, в котором Бобби просил получения более высокой награды победителю, он привел довольно странный (и ошибочный) аргумент: «Для войск США, – утверждал он, – Исландия квалифицируется как ”место с тяжелыми условиями труда”, и солдаты получают там дополнительную компенсацию за службу». Это верно сегодня, скажем, в отношении Южного Судана, но, к несчастью для аргументов Фишера, не в отношении Исландии.

Когда он пролетал над ледниковым покровом Гренландии, он больше не мог жаловаться на деньги. Самолет направлялся на самое дорогостоящее спортивное мероприятие в истории, не считая бокса. Американский миллионер Джеймс Слейтер повысил ставки, удвоив первоначальный банк. Наконец, последнее, что подтолкнуло Фишера, – это звонок советника по национальной безопасности США Генри Киссинджера, который лично призвал его победить русских. Как вспоминает адвокат Фишера, Киссинджер начал со слов: «Приветствую, это худший шахматист в мире разговаривает с лучшим».

Соми ждал возле дома DAS, сидя в машине у обочины, когда за стеклом дверцы появилась физиономия молодого человека. У мальчишки был широкий рот и ястребиный нос, каштановые волосы. Когда он не был занят шахматами, у него была привычка нервно теребить свои длинные руки.

– Журналисты ушли? – спросил Фишер своего нового телохранителя. Соми опустил окно машины.

– Да.

Фишер спустился и спросил, как проехать в центр города. Получив инструкции, он сразу же двинулся в неверном направлении.

– Мистер Фишер, – крикнул Соми, помня о своем приказе держать гроссмейстера в поле зрения, – что скажете, если я предложу вам прокатиться?

Гений и танцор уехали из центра за город, в горы. Здания исчезли. Перед ними открылся захватывающий дух пейзаж Исландии.

– Смотри, бараны! – показывали они друг другу.

– Мы бегали за ними, как дети, – вспоминает Соми.

Лежа в траве яркой летней ночью, чикагский шахматист, казалось, оценил компанию своего нового попутчика. Его стремление понравиться укрепило уверенность Фишера. По дороге домой он испытывал терпение своего нового приятеля, нажимая на все кнопки в автомобиле. Он засыпал своего телохранителя вопросами. «Можем ли мы ехать быстрее? О чем это они говорят на полицейском сканере? Вы сможете отвезти меня к портному завтра утром?»

Они вернулись на лотерейную виллу около шести утра. У них обоих была своего рода связь – расцветала дружба. На следующий день они снова встретились.

* * *

Матч века перевернул Рейкьявик с ног на голову. Впервые в истории город был переполнен иностранными журналистами! Каждый из двух отелей в Рейкьявике был полностью забронирован! Некоторые местные жители зарабатывали деньги, сдавая свои дома в аренду.

Тем временем в Америке шахматные матчи транслировались в барах – патриоты, потягивающие пиво, смотрели в телевизоры и видели не бейсбольные команды, а сосредоточенное лицо молодого Бобби Фишера в кожаном кресле.

Виток интереса к Исландии был лестным. Хотя шахматы всегда считались благородным упражнением для ума, в XX веке Исландия была единственной западной страной, где гроссмейстеры поддерживались государством. Популярность игры сделала сам турнир еще более увлекательным. Все хотели увидеть лучших шахматистов мира и, как настоящие болельщики, выбирали, за какую сторону болеть.

Фишеру противостоял Борис Спасский, еще один вундеркинд. Он научился играть в шахматы в поезде, выезжающем из Ленинграда, в возрасте пяти лет и квалифицировался на чемпионат мира в девятнадцать. Он был человеком столь же дотошным, насколько Фишер был непоследователен. Борис всегда приходил на матчи вовремя, одетый в фирменный жилет, в окружении советских советников по шахматам и своей жены. Он никогда не говорил ничего спорного. Даже жилет у него был серым.

С пышной прической и сдержанными манерами, он выглядел скорее как дружелюбный ведущий вечернего ток-шоу, переживший тяжелые времена. Исландцы его обожали. По слухам, Спасскому ни разу не пришлось доставать бумажник во время своего пребывания в Рейкьявике.

Тем временем таинственный Фишер был одет в сшитые по индивидуальному заказу костюмы, и его сопровождал местный полицейский, его единственный друг. Ряд авторов биографий Фишера предполагают, что Соми был для него своего рода старшим братом, которого у Бобби никогда не было. Они оба были высокого роста, с высокими скулами и с длинными носами и походили на братьев, но сходство было лишь поверхностным. Фишер был суров и капризен. Соми был искренним, открытым и готовым угодить. Точно так же, как Фишер был одарен необычайным пространственным мышлением и фотографической памятью, Соми преуспел в эмоциональном интеллекте.

«Они оба были похожи на детей, но по-разному, – вспоминает в биографии Соми Гудмундур Тораринссон, председатель Исландской шахматной ассоциации в то время. – Но я сказал это тогда и повторю еще раз: Сомундур спас матч века, достучавшись до Фишера тогда, когда все остальные потерпели поражение».

Фишер действительно оставался таким же несговорчивым и после прибытия в Исландию. Он проиграл первый матч и отказался явиться на следующий, если не будут убраны все пленочные фотоаппараты. Когда требование не было исполнено, он сдержал свое слово и не явился на вторую партию. Счет был 0:2 – это довольно значительный отрыв в шахматах. Фишер начал подумывать о том, чтобы вылететь из Исландии следующим рейсом. Между тем ему пообещали еще большую долю от сборов. Газета The New York Times писала: «Матч обратился в пепел, а Фишер – его поджигатель». Киссинджер снова позвонил Фишеру.

Попытка советника по национальной безопасности вмешаться в игру между двумя взрослыми мужчинами свидетельствует о политическом значении матча. И Киссинджер, в частности, понимал невероятный потенциал, который спорт может иметь в ослаблении напряженности в холодной войне: всего за год до этого он совершил секретную поездку в Пекин, и напряжение между двумя странами спало в результате того, что позже будет называться пинг-понговой дипломатией[49]49
  Обмен игроков Китая и США в настольный теннис в 1970 году. Это событие обозначило потепление в американо-китайских отношениях и сделало возможным визит президента Никсона в Пекин в 1972 году.


[Закрыть].

Как и в случае с технологической и космической гонкой, соперничество времен холодной войны разыгрывалось на спортивных аренах на протяжении десятилетий. Спорт дал странам возможность продемонстрировать и утвердить свое господство, не рискуя ввязаться в настоящую войну. Это побудило обе стороны вкладывать средства в спортивную подготовку, хотя Советский Союз был особенно предан делу: спортсменам, выигравшим олимпийские медали или побившим рекорды, обещали деньги и другие награды. В спортивные и тренировочные программы были вложены огромные средства. Между 1960 и 1980 годами Советский Союз удвоил количество стадионов и бассейнов. Советская пропаганда называла успешных спортсменов героями.

Матчи служили плацдармом для мини-битв, отражавших более крупные сражения. Например, в 1956 году СССР вторгся в Венгрию, свергнув лидера реформистов и убив тысячи венгерских протестующих. Две недели спустя стартовали летние Олимпийские игры, и две страны встретились друг с другом в полуфинале по водному поло, который впоследствии стал известен как матч «Кровь в бассейне». Напряжение накалялось. Игроки обменивались оскорблениями и подачами. За минуту до конца матча, когда Венгрия вела 4:0, советский игрок ударил Эрвина Задора по голове. У него было сильное рассечение брови, и зрителям показалось, что кровь течет прямо из глаза. Матч был отменен. Венгрия закрепила лидерство и в итоге выиграла золото.

Матч Спасского – Фишера происходил летом 1972 года, незадолго до периода, известного как разрядка, когда отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами улучшались. Впервые прорыв произошел за год до этого во время чемпионата мира по настольному теннису в Японии, когда 19-летний парень, Гленн Коуэн, сел в маршрутный автобус китайской национальной команды и попытался с ними подружиться. Их лучший игрок, Чжуан Цзэдун, подарил ему фотографию гор Хуаншань, выполненную в технике шелкографии. Коуэн подарил ему футболку со знаком мира. Американская команда была не очень успешной и занимала 24-е место в мире, но когда их пригласили в Китай, они внезапно стали самыми важными дипломатами на Земле. Они посетили Великую Китайскую стену и сыграли несколько товарищеских матчей. Эффект был незамедлительным: через несколько недель Никсон объявил, что Соединенные Штаты ослабят запреты на поездки и эмбарго. Спустя несколько месяцев Киссинджер совершил тайный визит в Китай, а в феврале Никсон стал первым американским президентом, посетившим Поднебесную.

Казалось, оттепель была все ближе, поскольку все страны выигрывали от увеличения торговли и уменьшения распространения ядерного оружия. За несколько месяцев до игры Фишера Никсон также стал первым президентом США, посетившим Москву, где он встретился с Брежневым. Главы государств подписали несколько соглашений о контроле над вооружением и исследовании космоса. Игры теперь были чем-то средним между уловками, направленными на получение политического преимущества, и средством для поиска точек соприкосновения. Сразу после шахматного матча Фишера и Спасского была назначена «серия дружеских матчей» между сборными по хоккею СССР и Канады. Через несколько месяцев баскетбольные команды США и СССР встретились в финале летних Олимпийских игр. Спорт стал ареной соревнований идеологий, или, как выразился сам Мао Цзэдун: «Маленький мяч может сдвинуть большой мяч». Точно так же пешки Фишера и Спасского могли сделать ход гораздо более крупными фигурами.

Фишер был пешкой сверхдержавы в глобальной игре по запугиванию. Шахматы были для СССР тем же, чем бейсбол для американцев. Гроссмейстеры спонсировались государством, и на протяжении десятилетий ни один игрок за пределами Кремля не имел достаточной квалификации для участия в чемпионате мира. СССР владел этим титулом 24 года – почти столько же, сколько лет Фишеру. Было бы огромным ударом, если бы «советская шахматная машина» не смогла победить 29-летнего американца, который научился играть по инструкциям, купленным в кондитерской.

Фишер согласился продолжить игру – в небольшой комнате за кулисами. Таким образом началась шестинедельная шахматная война.

Фишер и Соми к этому времени стали такими близкими друзьями, что шахматист большую часть вечеров проводил в доме исландца. Он пренебрегал своим жилищем и вместо этого составлял компанию телохранителю и его семье. Когда военнослужащие на базе Кеблавик хотели пригласить своего соотечественника-американца на приветственный обед, он отклонил предложение, сказав, что пообещал присмотреть за детьми Соми, чтобы он мог сводить свою жену Асу в кино. Довольно престижная няня, не правда ли?

Возможно, он не был идеальным гостем: помимо гениального ума у Фишера был ненасытный аппетит. Находясь в доме Соми, он выпил столько апельсинового сока, что семья начала покупать его в огромных количествах прямо у оптовика. После еды, поглощаемой с рекордной скоростью, он часто растягивался на кушетке и размышлял до позднего вечера. Соми вспоминает, что Фишер всегда был яростным соперником, даже когда играл против Соми или его детей, будь то шахматы или любое другое занятие. «Я был лучшим пловцом, чем он, – вспоминает Соми, – но иногда я позволял ему побеждать, чтобы поддерживать его в хорошем настроении».

Вся эта гонка возникла задолго до того, как паранойя Фишера переросла в серьезное психическое заболевание. По словам Соми, за то время, пока он его знал, он никогда не упоминал евреев – это была тема, которая в конечном итоге переросла в паранойю (несмотря на то, что Фишер сам был евреем). В конце концов, холодная война была временем, когда параноидальность была почти что синонимом политической вовлеченности. Фактически каждому, кто принимал участие в матче, было можно – и даже должно! – быть параноиком.

Безумие Фишера начало набирать обороты, и в СССР занервничали. Они отправили образец апельсинового сока Фишера на экспертизу в КГБ. А он обвинил КГБ в преследовании его с целью загипнотизировать. ЦРУ же инкриминировали «захват» сознания Спасского с помощью радиоактивных передатчиков. Для расследования взаимных обвинений полиция обыскала зал. Было нанято несколько исландских плотников, которые разобрали кресло Спасского и осмотрели все помещение. Также из зала взяли пробы воздуха. Кресла обоих игроков были подвергнуты рентгеновскому обследованию, были взяты мазки с кожаных стульев для лабораторных испытаний, а все 105 стеклянных панелей специальной системы освещения, на которой настаивал Фишер, были демонтированы и обследованы. В конечном итоге они нашли целых двух мертвых мух.

Странные обвинения в саботаже были восприняты всерьез отчасти потому, что люди хотели рационального объяснения плохой игры обоих гроссмейстеров, в частности Спасского. После первых десяти игр Фишер выиграл шесть с половиной матчей. Все партии с 14-й по 20-ю были ничьими. Как выяснилось, это был матч века, только когда дело касалось зрителей, освещения в СМИ и политической значимости, но не с точки зрения качества игры.

Через два месяца после начала матча состоялась 21-я игра. Итоговый результат должен был быть объявлен, когда первый игрок набрал бы 12½ очков, а Фишер вел со счетом 11½ против 8½. Он играл черными и дебютировал сицилийской защитой. После 14 ходов игра выглядела равной. Но тут Спасский начал ошибаться. Он упустил возможность ничьей и оказался в невыгодном положении. После 40 ходов партия прервалась. На следующий день, когда игра должна была возобновиться, арбитр по телефону объявил о капитуляции Спасского. Фишер победил. Впервые Америка могла похвастаться чемпионом мира по шахматам.