Текст книги "Адонис и собака"

Адонис и собака
Егор Двинянинов

© Егор Двинянинов, 2023

ISBN 978-5-0060-7730-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Адонис и собака

Приходя в школу, Адонис никогда не упустит возможности кого-нибудь послать, а уже после, удовлетворённо садится за парту и сидит, сидит, сидит, сидит. Сидит. Сидит. Сидит. Сидит. Сидит… Потом встаёт, идёт в другой душный кабинет, опять садится и… сидит-сидит-сидит. Двойки он получает регулярно. Пока учитель объясняет какую-то очевидную бредятину, Адонис либо смотрит в окно и ведёт активную мыслительную деятельность, либо что-то увлечённо чиркает в блокноте, каракулями и странными выдуманными им символами, понятными только ему самому.

Учителя, видя несносность Адониса, часто вызывали его к доске с насмешливой улыбкой. Но от улыбки не оставалось и следа, после того как Адонис мастерски и хладнокровно, словно хищник, расправлялся со всеми задачами, как в технических, так естественных и гуманитарных науках. Заканчивая решать, Адонис, не спрашивая разрешения, садился за парту и опять глядел в окно. Учителя после подобных номеров, теряли дар речи и глядели на ученика глазами, становящимися с каждой секундой всё больше и больше похожими на арбуз.

В классе Адонис был чем-то вроде потустороннего духа. Адонис, словно призрак, двигался среди толпы кричащих, оскорбляющих друг друга одноклассников, которых он даже одноклассниками не изволит почитать, про себя называя их «существами», а иногда «отсталыми животными», но чаще: «каторжниками с полыми черепами».

– Адонис! – тихо раздался сзади голос, – Адонис же ты? Можно мне, пожалуйста, ручку, а то я забыл, я верну.

Адонис закрыл глаза и раздражённо вздохнул. Это был новенький… ещё не знающий своё место. Адонис медленно повернулся, и остановил свирепый взгляд на попрошайке. Всегда, лицо Адониса, подобно машине. Даже мелкой мимике не удаётся пробиться сквозь стену хладнокровия его лица. Можно провозглашать человека избранным богами, если ему вдруг доведётся повидать хоть одну эмоцию на лице Адониса.

Лицо Адониса имеет два агрегатных состояния: либо абсолютная бесчувственность, за что Адониса в тёмном переулке можно счесть за ходячий труп, либо лицо свирепого мрачного демона. Другое дело с глазами, которые почти всегда, – пустые непробиваемые, злые льдинки. Столь холодный, столь жестокий и равнодушный взгляд, не раз вызывал приступы ужаса у людей, настолько холодный взгляд ты не встретишь ни у Кощея, ни у мертвеца, и даже у ледяной фигуры глаза не столь холодные, сколько они холодные у Адониса.

Но это не единственный взгляд, используемый Адонисом. Ведь есть совершенная противоположность ледяного взгляда: Огонь. Данный взгляд используется Адонисом крайне редко, но если используется, то тебе доведётся увидеть величайшее чудо, и ужаснейший кошмар, который будет тебя преследовать во снах до самого гроба. В моменты, когда Адонис применяет данный взгляд, его глаза… воспламеняются! И жар огня, его пыл и свет сжигают всё, на что смотрит Адонис. Его зрачки превращаются в плазменные пушки, способные расплавить даже самый плотный металл во вселенной!

Адонис взглянул на новенького Огненным взглядом. Попрошайка вжался в стул, глядя на обезумевшего Адониса. Судя по виду, он был уже готов молить о пощаде, но Адонис медленно и тяжело положил кулаки на его парту и сказал:

 
…
 

Только, что он сказал, вряд ли захочется кому-то слышать. Во-первых, он не сказал, он прокричал на весь класс!!! Во-вторых, слова, которыми он отборно назвал новенького… Даже самый бескультурный гопник, преисполнившийся в познании богатства русского мата, покрестился бы, услышав их. Послав сразу в четыре адреса напуганного мальчика Адонис равнодушно, механически повернулся обратно к окну, и с тем же неподвижным видом и холодным взглядом продолжил смотреть на небо.

Над классом нависла тишина. Все с удивлением, а некоторые с чрезвычайной ненавистью (особенно учитель) смотрели на Адониса. Не понятно чувствовал ли Адонис на спине десятки их взглядов, но ясно одно: на мнение класса и учителя Адонису плевать. Он также равнодушно разглядывал облака и изредка хмыкал.

Прозвенел последний на сегодня звонок. Учитель продолжал говорить, и класс продолжал терпеливо сидеть, тем временем как Адонис один, встал, взял портфель, из которого даже не доставал учебника, и, не задвинув стул, не сказав: «До свидания!», направился к выходу.

Он, словно робот, шагал по этажам и спускался по лестницам. Его чёрные, грязные, не причёсанные волосы, не стриженные минимум полгода, колыхались, словно стог сена в телеге.

Адонис спустился на первый этаж. Слева белела ободранная, гниющая дверь в раздевалку, а справа воняли две стройные двери в туалет.

– Помогите! – раздался из мужского туалета истошный визг.

За визгом последовали удары. Крик. Кашель. Стоны. Сразу понятно, кто в туалете: «Клан Смерти». Точнее три шестиклассника, славных своей страстью к всевозможным порошкам, курению и выпивке, а также безнравственным поведением. А кликают они себя «Кланом Смерти». «Клан Смерти» обожает избивать ребят из началки, хоть им и светит вылет из школы.

– Помогите! Пожалуйста! – ещё удары.

Адонис остановился. Неужели он поможет?!

Он злобно посмотрел в сторону туалета.

 
Снял портфель.
 
 
Засунул руку.
 
 
Вынул телефон.
 

– Что у нас сегодня по плану? – он открыл план дня.

После просмотра списка дел, он равнодушно прошёл возле криков и вошёл в раздевалку. Адонис равнодушно, переводя усталый сонный взгляд по рядам курток, выискивал свою одежду. В раздевалку ввалились его одноклассники, бросая на Адониса колкие взгляды. К Адонису подошёл, походкой орангутанг, Борис, не знающий ничего, кроме турника, брусьев и гантелей и наивный «проповедник» их класса – Пётр. Они дико сверлили Адониса глазами. Адонис и бровью не повёл, переведя на них ледяной мрачный взгляд, и совсем не моргая хмуро исподлобья вонзаясь в их лица зрачками.

– Адонис, – сурово сказал Борис, от него тошнотно несло потом. – Нам надоело терпеть…

– Моё эгоистичное, нахальное, агрессивное поведение?! – перебил его Адонис.

Борис и Пётр хмуро переглянулись.

– Да! – воскликнул Петя. – Твои выходки безнравственны, что выказывает всю пустоту и бедность твоего внутреннего мира!

– Мне плевать, что вы там себе думаете, и вообще идите в… – продолжение слов Адониса никогда не следует произносить в высоком обществе.

– Адонис, – Борис положил руку на плечо Адониса. – Просто, веди себя, пож…

Адонис встретился с ним взглядом, по мускулистой руке Бориса пошли мурашки, а ладони вспотели. Борис дрогнул и отшатнулся, скорей отворачивая голову от мучительных лазеров глаз Адониса.

– Лапу свою потную с плеча убрал!!! – голос Адониса, словно гром, пронёсся по всем кабинетам и этажам.

Борис смущённо засунул руку в карман. Пётр сделал шаг к Адонису, смело взглянув прямо в безжизненные, будто мёртвые ледяные глаза:

– Я тебя понимаю… человек не может быть добрым, пока на душе камень… ты чувствуешь одиночество и это…

– Sei nicht dumm, du Idiot! – протараторил Адонис, надевая куртку. (Нем.: «Не тупи идиот!»)

Пётр ничего не понял, но отчётливо ощутил, что его оскорбили, сделал шаг назад и вопросительно посмотрел на Бориса. Борис топнул ногой, и свирепо схватив мощными руками Адониса, прошипел:

– Веди себя как человек! Ты понял?!

– Мне, от таких как ты понимать нечего, – и добавил: – Ничтожество!

Борис покраснел и крепче сжал плечи Адониса, лицо которого не выражало ни испуга, ни злости, а простой холод и равнодушие, приправленные высокомерием.

– Ты сколько месяцев назад мылся?! Да, от тебя воняет, как от бомжа! – смущённо воскликнул Борис

– Спасибо за комплимент, – произнёс Адонис.

– Да у тебя хоть девушка есть?! – глаза Бориса налились кровью.

Адонис показал Борису средний палец, от чьего грязного, не стриженого ногтя лицо Бориса искривилось. Адонис насмешливо произнёс:

– Я не могу прекратить восхищаться вашей глупостью! – он обвёл разрушительным взглядом одевающийся класс. – Вы бредите! Мечтаете с кем-то встречаться, и кого-то любить, а также не нарадуетесь как полоумные, когда узнаёте, что кто-то любит вас, надеясь провести с ним остаток вашей жалкой жизни! Та фигня, которую вы называете «любовью»… – на этом слове Адонис плюнул в пол, – …есть всего лишь продукт животных, даже не первобытных, животных инстинктов! Той самой, своей инфантильной, наивной любовью-морковью вы превращаетесь в зверей, в отсталых приматов! Вы лишаетесь разума, безвольно отдаваясь чувствам! Это безнравственность по отношению к интеллекту! Разврат над личностью, движимый гормонами! Гормоны очень буянят в вашем возрасте. Вашему мозгу важно оставить после себя детей, и всё, миссия выполнена, а вы как рабы ходите у него на поводу. Так что пошлите эту подделку занятия важной деятельностью, иначе угробите свои жизни! Хотя… кому я это говорю…

Послав свой класс, Адонис покинул раздевалку.

Он вышел на улицу и печально взглянул на чёрные-чёрные тучи. Тучи были настолько темны и тяжелы, что трудно их назвать паровым выделением, скорее какими-то опасными, магическими сгустками мрака, поглотившего планету. Но и на тучи Адонису было всё равно, он направился к воротам, злобно шаркая ободранной обовью. Адонис часто шагал, глядя на то, как камешки на застывшей серой тропинке асфальта мелькают под ним, и часто пинал отвалившиеся осиротевшие, одинокие камни.

Адонис остановился. Он всмотрелся в асфальт. Сегодня начало октября, пора первого снега, но по асфальту медленно и косолапо полз жучок. Адонис присел. Старательно перебирая лапками, жучок стремительно пытался добраться до лужайки. Может быть, он добыл корм для своих детей и спешит накормить их? Или наоборот: он – ребёнок, отбившийся от родителей? В любом случае лужайка для него – спасение от ног и холода. Адонис протянул руку к жучку, прошептав:

– Насекомое, я тебе помогу.

– Козёл!

Адонис поднял взгляд. Мимо него проходили девочки его класса, показательно хмурясь, глядя на Адониса, и кривя рты. Девочки скрылись за воротами, предварительно не забыв кинуть на него злые, осуждающие взгляды. Адонис равнодушно встал и снова перевёл ледяной взгляд на жучка.

Он опустил ногу на насекомое. Несколько раз, крепко и тщательно проведя носком по асфальту, он пошёл дальше. Перед школой стоял магазин, Адонис каждый день покупает там яблоки – это его любимая пища. И хоть жизнь принудила Адониса в совершенстве овладеть навыками воровства, он всё равно яблоки покупал, из принципа. Купив и жуя яблоко, Адонис пошёл направо от школы, в сторону квартала с гнилыми, обрушающимися пятиэтажками.

Проходя мимо помойки, он услышал тяжёлый хрип. Старый обросший волосами и язвами мужчина в грязной оборванной куртке, окоченев, лежал между контейнеров. Бомж поднял красные глаза на Адониса и прошептал:

– Адонис… пожалуйста… яблоко…

Это был единственный друг Адониса – Николай. Видно было, как каждое слово ему давалось с неимоверным трудом. Адонис остановился. Пять секунд они смотрели друг на друга, и Адонис, швырнув яблоко мужчине, направился домой.

Адонис вошёл в подъезд. Старые бетонные ступени, грязные стены, изрисованные двери, туалетная вонь, а также подозрительные мужчины, курившие у подоконника и шептавшие:

– То есть договорились? Завтра в пять, они должны уже лежать в лесу!

Вдруг мужчины замолчали и взглянули на Адониса угрожающими взглядами, а один мужчина вынул из кармана нож. Но Адонис хладнокровно прошёл мимо.

Лязг ключей, скрип двери, и Адонис дома. В доме была всего одна комната-кухня, коридор и туалет. Солнечные лучи сотней водопадов лились сквозь поеденные молью шторы, освещая рой пыли. Гниющий шкаф стоял возле койки, по которой ползали клопы. Лампа на проводе свисала с жёлтого, низкого потолка. Адонис в обуви, не боясь запачкать пол, устало прошагал к столу, и вяло рухнул на стул, выбив из него ураган пыли. Он перевёл взгляд на таракана, ползущего по жёлтым выцветшим обоям, закрыл лицо ладонями и тяжело вздохнул:

– Как же душно в этой комнате!

Посидев так пять минут, он открыл ноутбук и принялся за работу…

На ночной улице из помятых жигулей на весь квартал грохотала музыка, и пьяные сумасброды верещали как свиньи на скотобойне. А пятиэтажные дома возвышались как крепости, защищавшие спящих людей от опасных пьянюг.

Дома как опухоли торчали, сплошь усеянные бездонными отверстиями – окнами. Лишь одно отверстие продолжало тускло сиять. Это окно Адониса. В тёплой тусклой квартирке экран ноутбука светил, как фонарь в глухом лесу. Однако свет экрана не мог сравниться со светом, исходящим из глаз Адониса. Да, да! Ледяные глухие глаза Адониса светились! Из них будто вырвали льдинки, открыв чудесные, вдохновлённые глаза, по-детски восхищённо глядящие на экран. Тёплые волшебные глаза, зрели науки! Возле ноутбука лежали три большие стопки с тетрадями.

Первая стопка – языки.

Вторая стопка – науки, а также программирование.

Третья стопка – всё о развитии личности и продуктивной деятельности.

Возле них высился Эверест из книг. Философические, научные и десятки других образовательных произведений, наполненных закладками, вложенными, исписанными листочками, и заметками на полях. Книги и тетради крепостью окружали Адониса, словно непробиваемый щит. И в магической тишине наук Адонис проводил ночь за ночью, день за днём. Не мылся. Не спал. Не ел. Но изучал, осваивал, пока весь город, вся страна и весь континент смотрели сны, а пьяные мужики выли под луной.

Адонис сегодня начал изучать испанский язык. Любой человек, знающий Адониса, потерял бы дар речи. Куда пропала механичность движений Адониса?! Руки Адониса, словно крылья бабочки, легко порхали над тетрадкой и клавиатурой. Что стало с его мёртвыми глазами?! Что наполнило их жизнью и радостью? А рот! Рот!!! Он улыбается… он, весело шепчет… он… смеётся!!!

Во вселенной наук, где Адонис чувствует свою значимость и важность, Адонис начинает жить по-настоящему. Это единственное место, где он действительно важен. Тут нет ни боли, ни людей, ни ненормальных школьных обязательств, а есть то, к чему Адонис стремился с детства – развитие. И тут тебе не нужны ни друзья, ни родители, ни девочки, ни вообще вся планета. Ведь ты в своём собственном тылу, под защитой от агрессивного мира. И здесь можно снять маски, можно раскрыться и позволить своей личности расти.

Адонис носился по комнате, как восторженный повар носится по кухне, когда одновременно в разных углах варится, кипит, нарезается, жарится! Горизонт начинал алеть. А Адонис, всё читал, писал, с неимоверной жаждой поглядывая на скрипку в углу и, выглядывающих из башни ящиков, деталей, проводков и инструментов. Но постепенно карандаш в его руке становился всё медленнее, движения всё более вялыми и вот на полу, свернувшись калачиком, возле старых добрых соседей – тараканов, мирно посапывает Адонис, вокруг которого разбросаны книги, тетради карандаши и ручки.

Адонис приоткрыл глаза. Солнце уже нещадно вливало лучи в комнату. Он устало повернулся на спину, оглядывая бардак. Адонис встал и первым делом сложил тетради в шкаф. Затем взглянул на часы. Кажется, сейчас идёт третий урок. Хотя Адониса нисколько не расстраивало, что он опоздал, он всё равно торопливо нацепил форму и, схватив рюкзак, чей арсенал учебников не обновлялся с позавчерашнего дня, вышел на улицу.

И опять всё по тому же сценарию: сидеть-сидеть-сидеть, вставать и идти, слыша сзади злобное хихиканье одноклассников, замечая осуждающие взгляды, и вновь сидеть-сидеть-сидеть. И лишь через многие часы Адонису довелось увидеть свет вне школы. Выйдя за ворота, он направился налево, где высились современные, красивые дома. Каждый месяц мама скидывает Адонису на счёт по пять тысяч рублей на еду, питьё и т. д. Но Адонис питается мало, а все деньги втекают научную вселенную Адониса.

Адонис помчался. Он не обращал внимания на восхитительные современные дома, в которых только мог мечтать жить, а видел лишь одну цель: магазин электротехники. Несясь, как вихрь, сквозь кварталы и проспекты, он сдувал фуражки с голов прохожих. И уже через пять минут Адонис ворвался в магазин электротехники…

Уже несколько недель Адонис не прикасался к паяльнику, не скручивал провода… досадно! Ведь проект Адониса не ждёт! Год назад Адонис создал чертежи странного аппарата. Далее четыре месяца ушло на создание макета! То было что-то вроде платформы на колёсах с камерой, возвышающейся на шесте среди проводов. Посреди проводков, микросхем, датчиков и прочих чудес робототехники высились два динамика. Это был… робот. Маленькая колонка на колёсиках, которая может отвечать на твои запросы! Она может ездить, она может разглядывать предметы! Уф и сколько же прошло времени с тех пор, как он начал писать программу для сего чуда, и сколько же ещё лет должно пройти, когда машинка сможет впервые проехать вдоль досок на полу Адониса? Адонису часто снится, как из колонок доносится голос, отвечающий на его вопросы. Как машинка встречает его дома, после школы…

Через пять минут Адонис вышел с микросхемой в рюкзаке. С каменным лицом, он оглянул улицу: консервы, пакеты, старые игрушки, фантики и бутылки. Среди мусорных пакетов, брошенных посреди тротуара, как старый плюшевый мишка, валялся щеночек. Он еле раздувал впалый животик. Собачка была настолько помятой, грязной и ободранной, что на вид не скажешь, какой она породы. Она лежала в луже, не имея сил уйти с холодного места.

Ветер задул с новой силой. Уши собаки всколыхнулись, приоткрыв морду. Адонис подошёл ближе. У щенка не было одного глаза. Серое существо, лежащее на таком же сером ободранном асфальте, в луже, было неприметно для людей, и прохожие переступали через щенка, толи как через мусор, толи как через брошенную игрушку, даже не пытаясь разглядеть, не настоящая ли собака умирает у них под ногами.

Адонис присел. Собачка приоткрыла единственный глаз и вонзилась в Адониса настолько живым, настолько одиноким и жалобным взглядом, что у Адониса дрогнула губа. Адонис встал и отвернулся от собаки. Маска Адониса скрывала абсолютно все эмоции, но внутри Адониса что-то кипело. Что-то больно шевельнулось в его груди. Он посмотрел на продуктовый магазин, стоящий возле электротехнического магазина.

Уже через минуту Адонис вышел из него, держа пачку сосисок. Собака встрепенулась при виде еды, и Адонис положил сосиски перед животным. Щенок, слабо тявкнув, накинулся на сосиски, как волчонок на добычу, и принялся отчаянно живать их, с таким чавканьем, что у Адониса заурчало в животе.

Сотни ног проносились над мальчиком и собакой, скрытыми паром, исходящим из труб машин. Но долго так сидеть нельзя. Адонис встал и, последний раз взглянув на щенка, слился с толпой равнодушных прохожих.

Но что-то ухватилось за его штанину, и одновременно защемило в сердце.

Адонис взглянул на тучи, и хоть кроме мрака в небесах ничего не было, Адонис, увидел сквозь него звёзды, словно тысячи слезинок, упавших на небесный купол. Сколько за тысячелетия существования человечества слёз было обронено на землю? И вновь глаза Адониса заблестели, он опустил голову и слезы, медленно, словно снежинки, слетели, опустившись, перед маленьким одноглазым щенком, добродушно улыбающимся Адонису. Собака склонила голову набок, и на её единственном глазе виднелись такие же слезинки как у Адониса: добрые, чистые. Слеза Адониса капнула на носик щенка, тот мило повёл головой, и крепче прижался щекой к ноге Адониса, как голубёнок, прижимается к матери, во время грозы. Адонис приподнял щенка, и, расстегнув куртку, спрятал его за пазухой. Он ощутил, как под маленьким тельцем бьётся крохотное сердечко. И ощутил, как его собственное сердце бьётся в унисон сердцу щенка.

Ударил гром. И лёгкий дождик в примеси со снегом окропил город. Адонис крепче, прижал щенка, не давая ему замёрзнуть и улыбнулся. Впервые… впервые за столькие годы вне дома на его лице возникло что-то иное, кроме злых глаз, и неподвижного рта… ибо он чувствовал жизнь у себя под курткой, и знал, что эта маленькая жизнь в его руках, и никто, кроме него, не защитит щенка.

В груди Адониса, где хранится маленький одинокий уголёк души, расступились тучи. Сквозь уголёк пробилось лёгкое сияние, превратившееся в огонь. Пламя, всё больнее и больнее щемило сердце Адониса, и по ту сторону бетонного барьера боли, под которым был спрятан огонёк, горел ещё один такой же маленький нежный огонёчек. Огонёчек щенка. Две души, почувствовали друг друга, и две жизни, человеческая и собачья, слились в одно целое. Адонис, сбросив капюшон и тихо стирая слезы, вошёл в подъезд. Там он медленно сполз по стене и прижал ладони к лицу. Тихие всхлипы разнеслись по подъезду. Адонис приоткрыл куртку, и, нащупав мохнатое тельце, словно хрустального младенца вынул щенка. Они просидели довольно долго, разглядывая друг друга и, наконец, собравшись с силами, Адонис привстал и тяжело зашагал на свой этаж…

Дома он аккуратно вымыл щенка, а после отправился в «Пятёрочку», за кормом. Собаку, он взял с собой, боясь оставить одну. Он нёс её словно цветочная нимфа, поднявшая упавшего птенца или росинку. Купив корм, придя домой, он нежно опустил собачку на пол. Та сначала неуклюже зашаталась на пятидесятилетних досках, но после робко сделала несколько шажков и подняла на Адониса одинокий глазик. Адонис тихо, будто боясь спугнуть щенка, присел и, закрыв глаза, прижался щекой к собаке. Она принялась облизывать Адониса. Адонис засмеялся и легонько подтолкнул щенка, чтоб тот шёл дальше.

Щенок долго ходил из угла в угол, всё нюхал, а Адонис сидел на стуле и улыбался. Он и не заметил, как прошло два часа. Адонис ударил себя по лбу, вскочил и насыпал корм. Щенок, не щадя желудка, наедался, а Адонис продолжал сидеть и разглядывать щенка.

Сколько дней, недель, месяцев и лет Адонис жил в своём ноутбуке, закрывался от мира тетрадками, и маскировал душевную боль книгами, но сегодня впервые за столько лет ноутбук не был включён ни разу за день, а книги и тетради лежали не тронутыми!

С детства мрачный демон бродил за Адонисом. Демон не отставал от Адониса ни на шаг, он ходил за ним и в школу и в «Пятёрочку», он преследовал его даже дома! Мрачный демон, высасывающий душу, обрушающий все мечты и надежды, топящий тебя в болоте тревоги, не позволяющий тучам расступиться над твоим маленьким человеческим миром, хлестал Адониса огненной плетью, не оставляющий на спине ни следа, но рассекающей сердце и, оставляющей на душе раны, которые не заживут никогда. Раны кровоточили долгие годы, а демон пил кровь и хлестал, требуя ещё. Вскоре кровь иссякла, и остались мёртвые, засохшие шрамы. Но демон продолжает блуждать за Адонисом и продолжает, гнать тлетворную мглу в сердце. Так идут годы, и до глубокой ночи Адонис тихо льёт слёзы. Демон, и прочая нежить превратили его сердце в улей тьмы, где вместо пчёл злостные создания из Тёмных миров заполняют истлевшие сосуды сердца ядом как мёдом.

Это демон одиночества. Демон одиночества, правил окружающим миром Адониса в лице родителей, учителей и одноклассников, всё больше и больше обрушая его жизнь.

Но Адонис нашёл волшебный мирок, скрытый от глаз демонических сил! Мир сей располагался вдали от ненормального человеческого мира и веял спокойствием и чистотой, как бы веял зачарованный лес, наполненный эльфами и духами, где среди мистических водопадов растут тысячелетние деревья, а над горами простираются великие, святые небеса, среди которых виднеется соседняя планета, а парой в глубине стратосферы, пролетает дракон!

Здесь не властны силы тьмы!

Здесь не властны люди!

И здесь Адонис в безопасности!

Эта волшебная вселенная соткана из тетрадей, книг и языков. Возвращаясь из жестокой вселенной людей, из школы, Адонис тут же нырял в свою тайную страну. Так проходили дни, а Адонис всё сидел среди великанских мшистых деревьев, которые хранят восхитительные чудесные научные знания. Шли месяца, а Адонис забирался на синие вершины холмов, чувствуя, как чистый ветер раздувает волосы, и будто наполняет голову и душу святым соком. Это сок наук и учений, который веками вынашивался в лачугах мудрецов, который собирали, как яблоки, в чудесных садах волшебники-учёные. Так пробежали и годы, а Адонис всё пил воду из ледяных магических родников, вытекающих из таинственных пещер, где каждая капелька, путём долгих исследований и экспериментов, створяется и собирается в общий поток, называемый научным исследованием.

Но демон никуда не уходил. Каждое утро он ожидал Адониса у золотых ворот – выхода из сказочного мира, где Адонису предстоял суровый, тяжёлый путь в жестокий мир людей. Тогда, выходя из защитной вселенной, Адонис вновь напарывался на непринятие учителей, игнорирование Адониса одноклассниками…

Но всякий раз, приползая домой, весь избитый, обглоданный, оплёванный, он открывал чудесные врата в свою вселенную, и скорей пил из целебного источника знаний, скорей вдыхал воздух развития. Но сегодня Адонис увидел: мирок не целебный, он не заживляет раны, его вселенная – это всего лишь способ сбежать от окружающего мира.

Чтобы заживить раны, есть только один способ – найти друга. Который приходит не только когда плохо ему, но когда и тебе. К которому можно прижаться, и поведать обо всей чудовищной боли, нагнетающей тебя! Которому можно показать шрамы на душе и не бояться, что он наложит ещё одну рану, как это делали все люди!

С этим другом ты идёшь, держась за руку, по скользкому мосту жизни, среди океана, и если один из вас вдруг сорвётся, второй поможет подняться, если же оба, то вы не дадите друг другу утонуть. С ним, вы схожи душами, понимаете, друг друга без слов, и, глядя в глаза, видите внутренние миры друг друга, и вы понимаете: его душа – моя душа, моя душа и есть его душа.

И этот друг – собака.

Принеся домой щенка Адонис, принёс не просто комок грязи, который бегает и гадит по углам. Принеся домой щенка, Адонис принёс сгусток света, икону, впервые отпугнувшую демона.

Адонис несколько лет не улыбался, вне своей вселенной, не смеялся среди чужого, проклятого человеческого мира, но этот день настал! Адонис почувствовал, как хмурая маска начала отслаиваться от лица. Как льдины в глазах стали таять, и как шрамы на душе начали затягиваться.

Проходили дни, а ноутбук всё не был включён! На страницах тетрадей появился лёгкий слой пыли! Уже тараканы, не боясь, бегали по столу! Волшебный мир пустовал, а Адонис ползал на четвереньках, то лая, то смеясь, то бросая мячик. Щенок бегал, прыгал! Серая шерсть на нём вдруг стала рыжей, словно воспламенилась. И чем чаще Адонис играл со щенком, тем ярче и бархатистей становился его мех. Одинокий глаз загорелся, и был столь живым, и радостным, что иногда, у Адониса наворачивались слёзы, когда он смотрел на него.

По сто раз в день Адонис выводил щенка на улицу. На улице же щенка поджидал добродушный знакомый! Бомж – Николай, который неустанно кидал палочку и от души хохотал, когда щенок неуклюже приносил её обратно, и глядел на Николая глазом героического волчонка, задыхаясь от гордости, что принёс палочку!

Словно роза стал расцветать щенок и словно тюльпан распустился Адонис. И жизнь Адониса превратилась в душистый радостный букет, и что интересно: та жизнь была вне тихой вселенной! А прямо тут, среди чужих серых злых людей… среди агрессивного жестокого мира! И человеческий мир всё меньше и меньше казался Адонису загнившим, убогим деревом, машущим ветками, снося головы людям… дерево успокоилось. Оно выпрямилось, и расправило ветки, на которых стали проклёвываться почки!

Но чем выразительней расцветало, и чем ярче оживало дерево окружающего мира, тем более увядала защитная вселенная Адониса. Листы тетрадей, лежащих на подоконнике, выцвели. И все смыслы и идеи, накопленные Адонисом за столькие годы, начали забываться…

Но страх никуда не уходил. Хоть человеческий мир и перестал казаться угрожающим, в глубине души Адонис всё ещё знал: человеческий мир опасен. Стоит слегка ступить на его почву, как корни оплетут твою ногу и утянут в пучину проклятой земли. А единственное спасение хранится во вселенной наук.

Но как сесть за тетради, как вернуться к учебникам, и при этом не забыть про нового друга?

Вновь взошла луна. И над горой проводов, тетрадей и книг пронёсся мрачный голос скрипки. Щенок удивлённо поднял голову и увидел Адониса. Адонис играл на скрипке. Откуда у него инструмент? Украл в магазине. Спустя год тренировок, Адонис зажмурил глаза, и печаль, вылилась из струн и смычка. И забытые горы книг и тетрадей, отозвались эхом! Водопад боли понёсся вдоль стен и потолка, и даже соседи, разбуженные музыкой, застыли в волнении, забыв, что надо стучать по батареям.

Адонис играл Лакримозу – своё любимое произведение! Столько шарма, столько фейерверков и силы не мог бы произвести ни тяжёлый барабан, ни грубая гитара, ни даже орган. Такую мощь могла извлечь только скрипка. Звуки, будто исходили не из под смычка, а прямиком из сердца Адониса.

Тело Адониса содрогалось, сгибалось, взлетало и обмякало. Он, оскалив зубы, зажмурив глаза, погрузился в звуки и в свою дилемму. Щенок, сонно ступая по, лежащим на полу, тетрадям, удивлённо подошёл к хозяину. И Адонис нагнулся, вонзившись в щенка холодным взглядом. В ярости вздохов скрипки он оттолкнул щенка, вставшего на… драгоценные тетради…

Музыка вздрогнула, и Адонис резко выпрямился, устремив взгляд на луну, чьи лучи водопадом лились на книги. Под лунной вуалью запылившаяся бумага неожиданно всхлипнула…. Что-то блеснуло на забытых страницах… неужто слеза?! Книга взвыла, и за ней вскричал хор сотен тетрадей.

И куда ушёл Адонис?! Зачем он бросил свой мир, свою крепость?! Неужели ради… собаки? Адонис бешено взглянул на щенка. Взволновавшая его собачья жизнь, вырвала его за пределы! И заставила великую стену разрушаться! И сонные, пыльные лучи окружающего человеческого мира стали просовываться в мир Адониса, веющие благоговением, словно мёд для мух, и одновременно разрушающие всё, что Адонис построил!

Новая микросхема так и лежит в рюкзаке! Тараканы ползают по ноутбуку, тетради, будто погорели… а Адонис гуляет и играет… с какой-то псиной.

Разрушенная крепость, рано или поздно будет захвачена, и единственная возможность спастись это… отказаться от нового друга! Адонис вскричал, отбросил скрипку со смычком. Он свалился на колени и прижал к груди тетрадь. Щенок наивно слизнул слёзы с его подбородка.

Адонис толи с сожалением, толи с болью, толи с ненавистью уставился на щенка:

– Хвостиком виляешь?! А ты знаешь, что ты ОТОБРАЛ У МЕНЯ ЖИЗНЬ?!! – Адонис вздохнул и, опустив голову, продолжил: – Прости меня волчонок…