Текст книги "Товарищ Торин"

Глава 10. Нежеланная свобода

Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Че Гевара

Как ни странно, Брехлисиус продержался дольше остальных эльфов. Видимо, запас прочности, приобретённый благодаря превосходному питанию на высших должностях, сослужил ему добрую службу.

«Пока толстый сохнет, худой сдохнет!» – народная мудрость опять не соврала. Пускай бывший правдист изначально был весьма стройным, на момент заключения он находился в лучшей физической форме, по сравнению с тремя другими ушастыми доходягами, и это помогло ему выжить.

Другая, уже не народная, а местная присказка «Холод, голод и труд – в могилу тебя заведут» тоже возникла не на пустом месте: погодные аномалии вкупе с неадекватной реакцией надзирателей пожали в лагере свою страшную жатву. Через четыре дня после начала внезапной весенней метели, из барака вынесли первый труп эльфа. Ещё через день вперёд ногами унесли сразу два тела. На сей раз новичка-эльфа и бывалого, но старого человечка. Шестой день обошёлся без происшествий, зато на седьмой в лучший мир опять отправилось по одному представителю от эльфийской и человеческой расы.

В лагере не осталось ни одного хотя бы относительно здорового каторжника. Сопли, кашель, озноб или невероятная слабость одолевали всех, даже стойких гномов и орков. Начальство это нисколько не беспокоило, с утра пораньше всех вновь гнали в карьер. Мол, нечего имитировать страдания и болезни, а пятеро померших сами во всём виноваты. Недостаточно верили в светлое будущее, оттого и скопытились. Старшие товарищи не по силам задания не дают, так что проникайтесь верой и вкалывайте.

Однако, несмотря на пламенные морализаторские речи, производительность труда с каждым днём падала. Никакая мотивация не работает, если выжать из работников все соки по максимуму – простая истина, недоступная понимаю власть имущих во все времена. План не выполнялся, паёк сокращался, обе стороны извечного конфликта между эксплуататором и рабом выражали всё большее недовольство.

Первым понесло тяжело пережившего потерю соратников Брехлисиуса. Стоя на утреннем построении, эльф напрочь отказался работать, требуя освободить его по амнистии, которую, по его прикидкам, товарищ Торин должен был объявить со дня на день.

Естественно, вместо освобождения «правдоруба» демонстративно жестоко избили, объявив, что все слухи об амнистии – выдумки. Учитывая, что никто, кроме Афелиса, Рока и Даскалоса Балиновича, даже слова такого не слыхивал, никакого возмущения от каторжников не последовало. Эльф сошёл с ума, ясное дело. Свободу он требует, держи карман шире!

«Кирка и лопата – такова для виновных расплата.

Пускай виноваты все без вины, в правах мы навеки поражены», – печальный девиз, придуманный давно помершим заключённым, прекрасно отражал суть всех перспектив в северном лагере.

Но старший надзиратель-то про амнистию знал. Как знал и единственного среди каторжан человека, до которого была доведена на сей счёт информация. Вечером Афелису предстоял весьма непростой разговор.

В добротно сколоченном домике с большой печкой было тепло и уютно. Сладко пахло горящими сосновыми брёвнами и наваристой бараньей похлёбкой. Закутанный в лохмотья Афелис чувствовал, как в его замёрзшее тело вместе с теплом постепенно возвращается жизнь. Ноздри непроизвольным образом расширялись, ловя чудесные запахи. Живот урчал, словно пармашина на полном ходу, но сознание понимало, что рассчитывать на угощение бесполезно.

– Я же просил, нет, приказывал тебе держать язык за зубами! И не притворяйся, что не понимаешь, о чём идёт речь. Указ товарища Торина пришёл только вчера, Брехлисиус никоим образом не мог узнать о нём раньше остальных надсмотрщиков в лагере!

Старший надзиратель гневно глядел на Афелиса, искренне не понимавшего, откуда бывший правдист мог узнать об амнистии. Даскалос Балинович оставался вне подозрений: принципиальный гном ни за что бы не проболтался. Рок… да, Рок провёл много времени, занимаясь «перевоспитанием» эльфа, а за словом орк лезть в карман не привык. Ладно, со всяким бывает, в любом случае Афелис сдавать друзей не привык. Понурив голову, он предположил, что мог взболтнуть лишнее во сне…

Надзиратель, конечно, ему не поверил:

– Кому ещё ты рассказал об амнистии, человек? Я спрашиваю, кому…

Теперь пришлось взглянуть главному мучителю прямо в глаза:

– Никто больше не в курсе. Вы же видели реакцию остальных заключённых, все решили, что эльф поехал кукухой! Он потерял троих друзей всего за несколько дней…

Жестокий гном внезапно расхохотался. Афелис удивлённо захлопал глазами, не видя причины для столь странной реакции.

– Друзей, он потерял друзей, говоришь?! – надсмотрщик смахнул слезинки от смеха с лица. – У таких, как Брехлисиус, не может быть никаких друзей и товарищей. Верней, они-то могут и считать Брехло другом, но он их – никогда! Для него они все просто полезные инструменты, не более. На такой высокой должности, как была на воле у правдоруба, настоящих друзей не бывает. Не думаю, что остроухий проронил по поводу потери трёх дурней хотя бы слезинку. С другой стороны… – начальник лагеря задумчиво погладил холёную бороду. – Брехлисиус ведь не может не понимать, что судьбу таких высокопоставленных товарищей, как он, непосредственно решает самое высшее руководство, и никакие «общие указы» его не касаются? Идиот, не понимающий основ работы системы, не мог получить столь важную должность и управлять Союзом Западных Островов. Что-то с правдорубом нечисто, вот только пойди пойми что…

Афелис работу «системы» с её двойными стандартами понимал плохо, а потому счёл за лучшее помалкивать, слушая рассуждения надзирателя. Тем паче, что Брехлисиус давно вызывал подозрения и у него самого.

– Нет, ну а с чего ради товарищ Торин поставил руководить отдалёнными островами эльфа, бывшего практически личным летописцем у Горрыка? Ушастый должен был прибыть в наш лагерь ещё лет двадцать назад, а не строить из себя эффективного управляющего! Ясно же, что он предатель вдвойне! От эльфов ушёл, от орков ушёл, а с лихнистами вдруг честным и преданным стал?

Старший надсмотрщик вдруг пристально уставился на Афелиса, как будто тот мог знать ответ.

– Лихнизм меняет сознание… – промямлил заученную фразу стушевавшийся под взором гнома затравленный каторжник.

Бородач презрительно отмахнулся:

– Своей мамаше будешь эти сказки рассказывать. Хотя… на воле советую именно так всем и отвечать, – увидев на лице Афелиса замешательство, главный надсмотрщик пояснил: – Да, ты не ослышался, мне не нужно, чтобы кто-то смущал остальных заключённых разговорами об амнистии. Во сне, от небольшого ума, по доброте душевной – неважно. Брехло мы выставим фантазёром, но тебе, как бывалому, могут поверить.

Коротышка схватил Афелиса под локоть, грубо подтолкнул к окну:

– Я не стану говорить, чтобы ты собирал свои манатки и попрощался с приятелями. Ценного имущества ни у кого из каторжников здесь давно нет, а на твои дружеские отношения мне плевать. Видишь телегу, груженную углём, который вы едва сегодня насобирали? Поедешь в ней через десять минут, я дам тебе бумагу об освобождении и скажу седокам, чтобы довезли тебя до Хребта Великого Змия. Не самая комфортная, наверно, будет поездочка, но в такую метель всё равно никто, кроме мамонтов, в наших краях не пройдёт.

Вручив всё ещё ошарашенному Афелису грамоту, старший надзиратель буквально выволок «отныне свободного человека» из тёплого помещения на мороз. Пнул под зад, заставив забраться в большую телегу, уже запряжённую мохнатым чудовищем. Напутствовал на прощание:

– А теперь захлопни свой слишком разговорчивый рот и вали отсюда, человек. И помни: в следующий раз из лагеря тебе живым не уйти, никакая амнистия и товарищ Маврик тебе не помогут! Веди себя хорошо на свободе, а если станешь наговаривать на меня или суровые условия быта в лагере, то двум твоим друзьям может не поздоровиться. Кивни, если понял! Всё, катись к орочьей матери, неблагодарная бестолочь. Спасибо от тебя всё равно хрен дождёшься…

* * *

Рок был вне себя от страшного беспокойства, непрерывно меряя шагами узкий коридор между рядами коек в бараке. С его губ попеременно срывался то кашель, то отборная брань.

– Что они сделали с Афом? Какого варга он до сих пор не вернулся? Если эти сволочи посмеют хоть пальцем тронуть мальчишку…

Хотя Афелису давно перевалило за третий десяток годков, для Рока он всё равно оставался юношей, когда-то попавшим в плен Третьей Орде. Тревога орка быстро передалась первоначально спокойному Даскалосу Балиновичу, но в отличие от мечущегося по бараку товарища, тот, напротив, застыл на пеньке в позе философа, сосредоточенно размышляя над ситуацией.

– Надо идти спасать Афа! – кричал на безвольно лежащих на кроватях каторжан Рок. – Поднимать бунт! Выручать своего!

Никто на призывы не реагировал. Сейчас побуянит и успокоится, к пьяным выходкам орка в лагере давно все привыкли. Лишь Брехлисиус скулил и постанывал, но у эльфа на то имелись свои основания.

Отчаявшись, Рок принялся колотить по двери барака, требуя ответов от несуществующих надзирателей. Конечно, лихнисты даже не собирались нести караул, стоя на таком морозе, ограничившись запиранием барака массивным засовом снаружи. Лишь вой вьюги отвечал на зов орка, что злило зеленокожего ещё больше.

Вид разбивающего кулаки в кровь об дверь друга в конце концов вывел Даскалоса Балиновича из долгой задумчивости:

– Рок, прекрати! – не терпящим возражения тоном приказал бывший учитель. – Так ты ничего не добьёшься и никому не поможешь, только угробишь ещё и себя! Если хочешь прорваться наружу, это надо делать через туалетную комнату. Потолок там дырявый, как следует надави, всё развалится. Стой! Куда побежал? Голыми руками в одиночку собрался всех надзирателей перебить?

Судя по выражению морды Рока, орк именно такое мероприятие и планировал.

– Иди сюда, попробуем вдвоём эту кровать разобрать. Что значит зачем? Нам хоть какое-то оружие нужно. Доска с торчащими гвоздями лучше, чем ничего. Погодь, так нам ничего не сломать, на совесть приколотили. Инструмент нужен. Вот, у меня специальным образом отколотые камешки спрятаны, ты думал, я от нечего делать втихаря их годами таскал?

Глава 11. Желанная свобода

Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс

Афелис быстро оставил попытки осмотреть из телеги окружающую местность. С наступлением темноты мести стало так, что дальше десяти-пятнадцати метров разглядеть всё равно было ничего невозможно. Лишь силуэт медленно шагающего мамонта впереди свидетельствовал о том, что они едут, а не стоят на месте посреди снежной бури.

Хотя каторжан, по вполне понятным причинам, никто в географию тундры не посвящал, Афелис всё же имел определённые представления об окрестностях. Их лагерь находился едва ли не в самой северной точке населённой разумными расами ойкумены, дальше шла уж совсем вечная мерзлота. Единственная дорога из лагеря вела на юг, где в двадцати километрах располагалась ещё одна каторга, считавшаяся менее строгой. Туда отправляли насильников, убийц и других негодяев, гораздо менее опасных, по мнению власти, для общества, нежели осуждённые по политическим мотивам враги прекрасной гномьей идеологии. Именно туда рассчитывали добраться сегодня седоки на мамонте, чтобы переночевать в более комфортных условиях.

Вот только усилившаяся на середине пути метель нарушила гномам все планы.

Афелис вздрогнул, когда обнаружил в телеге с углём ещё одного пассажира. Кряжистый коротышка плюхнулся рядом с ним, громко ругаясь, судя по движениям его губ:

– Всё, приехали, ёп… – из-за воя метели Афелис едва слышал, что говорит наездник на мамонте, – …мать. Дальше с телегой даже Мохнорогу не пройти, всё замело! Переждём вьюгу здесь, ты же не против? А впрочем, мне по… – несмотря на заглушивший слова порыв ветра, Афелис догадался, как высоко ценит гном его мнение.

Скоро в телегу забрался второй всадник, наорав как на своего товарища, так и на сжавшегося в уголочке Афелиса. Втроём они начали откидывает уголь в сторону, создавая таким образом углубление, чтобы укрыться от снега и ветра между бортами телеги и наваленной кучей. Сверху рукотворную яму попробовали накрыть парусиной в надежде, что удерживающие её камни и гвозди не дадут вьюге унести ткань в бескрайние просторы северной тундры. Получилось неплохо, пока ненадёжная крыша надувалась, но не улетала.

– Ну и метель! – прокричал более старший гном, сидя вплотную с Афелисом и товарищем. Сейчас было не до брезгливости из-за вонючих лохмотьев освобождённого каторжника. Важно было сохранить хотя бы крохи тепла. – Погода вообще в курсе, что уже два дня как лето?! Бр-р-р! Давно такого не видел, хотя вожу уголь последние тридцать лет!

– Может, стоило всё-таки шатёр разобрать? – спросил любитель крепкого словца. – А то, если долго сидеть так в позе зародыша, можно себе х… – порыв ветра резко надул парусину, – отморозить.

– Поздно! Надо было заранее площадку от снега расчистить! Без надёжной опоры унесёт шатёр ветром! Сиди на жопе ровно! Такой буран вряд ли долго продлится, через пару часов двинемся дальше.

Вот только погода и не думала успокаиваться. Напротив, с каждой минутой ветер усиливался, проникая сквозь щели в бортах телеги, забираясь под раздувавшуюся парусину, не говоря уже про лохмотья Афелиса. Отстукивая зубами барабанную дробь, он чётко осознавал, что до утра его ослабленный организм точно не выдержит. Любитель похабщины достал из заплечного мешка лепёшки и вяленое мясо, с явной неохотой протянул Афелису небольшую порцию пищи.

– Не смей подыхать, пидри… – Афелис даже не пытался прислушиваться, жадно поедая скромную трапезу, – …недоделанная. Ты ж теперь полноправный свободный товарищ, ёб… – голодный человек изо всех сил старался не уронить ни единой крошки, сосредоточившись на еде, словно больше ничего в мире не существовало, – …рот. Немощные людишки, вечно с вами проблемы.

Второй гном молча жевал свою порцию, куда более солидную, нежели перепавший человечку кусочек. Делиться он, конечно, не собирался. Но для чистоты совести велел матерщиннику дать всем выпить:

– Сейчас водочки перцовой с мёдом глотнём, сразу согреемся, – прокричал он Афелису прямо в ухо.

Рассасывающий кусочек мяса Афелис не возражал. В такую непогоду лишь водка может спасти человека, оказавшегося волю судеб посреди снежной бури на краю света.

– У меня в мешке водки нет! – отчаянно прокричал мастер сквернословия. – Нет, говорю! Я еду только брал, не водку! Это ты должен был выпивку взять, ёб…

– Заткни свой хлебальник! Я парусину тащил. Сказал же тебе, идиоту, провизию захватить! Или ты всё выпил втихаря, падла? Я тебе щас…

Два гнома яростно вцепились друг другу в бороды, ища виноватого. Поток отборных ругательств лился словно из рога изобилия. Афелису пришлось слегка отодвинуться, дабы не попасть под раздачу.

– Придурок! Ничего нельзя тебе поручить! Ну как можно было не взять с собой водку?!

– Ты сказал взять провизию! Я и взял пожрать, ё…

– А водяра что, не провизия для тебя?! Это же главный компонент любой трапезы!

– Пьянь ты дранная просто, Махалыч! Лишь бы нажраться в санную тряпку!

– Сам ты пьяница! Я совершенно нормальный товарищ!

– За водку убить готов, алкоголик! В седельных сумках у Мохнорога этой водяры хоть упейся, сходи и возьми, если так надо!

– Ты забыл, тебе и идти! Мы тут с человеком тебя подождём.

– Ну уж нет, пока метель не пройдёт, я и носа отсюда не высуну! Сам пиз… – борта телеги содрогнулись от очередного толчка борющихся гномов, – …в такую вьюгу, Махалыч!

– Водки-и-и!!!

– Не-е-е-е-ет!!!

Афелис понял, что пора вмешиваться, иначе взаимные оскорбления и борьба грозили перерасти в драку с непредсказуемыми последствиями для всех троих путников. С трудом разогнув колени и спину, он встал, упёршись головой в парусину.

– Я сгоняю за водкой, если скажите, где искать!

Два гнома застыли, повернувшись к подавшему хриплый голосок человеку. Старший гном пришёл в себя первым:

– Значит так, вылезай из телеги и дуй к Мохнорогу. Он, должно быть, уже задремал, не тронет тебя, не боись. По верёвочной лесенке залезай ему на спину, увидишь на мамонте два седла. Одно на голове, туда не вздумай соваться! Если Мохнорог проснётся, пришибёт тебя, как пить дать! А вот за вторым седлом на спине приторочены всякие сумки. Орк знает, в какой из них водка! Похлопай по мешку, если бутылки почувствуешь, значит, оно. Бери сразу две, нет, три бутылки, и дуй скорее обратно! Всё понял? Давай, выручай товарищей, человек.

Афелис похлопал себя по коленкам, бёдрам и по заду, аккуратно попрыгал, чтобы разогнать кровь. Затем резко отодвинул парусину и перемахнул через борт. Съёжился, моментально получив за шиворот обильную порцию снега.

Несмотря на темноту и метель, не заметить огромную тушу мамонта вряд ли было возможно. Борясь с порывами ветра, проваливаясь по колено в сугроб, Афелис медленно брёл вперёд. Преодоление каких-то жалких десяти метров заняло невероятное количество времени. Наконец занесённая снегом мохнатая туша оказалась по правую руку. Афелис осторожно дотронулся до животного. Ноль реакции. Как и предполагал Махалыч, мамонт спокойненько спал, для его шубы холод проблемы не представлял. Скоро нашлась и верёвочная лесенка сбоку. Как следует похлопав в ладоши, Афелис не без труда заставил одеревеневшие пальцы схватиться за ступеньки на лестнице. Через несколько минут, растянувшихся в его сознании на часы, он таки залез на спину гигантского зверя.

Седельные сумки он нашёл быстро. А похлопывание по оным принесло весьма неожиданный результат…

– Ну где он застрял? – возмущался товарищ Махалыч. – Людей только за смертью посылать! Медленные, слабые, глупые! Хуже только эльфы и орки.

– Согласен, грёба… – согласился гном помоложе, – …человеки. Как бы он на радостях в одно жало всю бутылку ни выдул, тогда его точно можно сегодня не ждать.

– Угумс, от целой бутылки даже у меня ноги ватными станут. Зря его послали за водкой. Не каждый устоит перед таким страшным соблазном…

– Признайся, ты бы точно нажрался, Махалыч!

– Чё ты на меня нагоняешь всё время?! Да я вообще свят, как Лихнун!

– Мне-то не гони! Свят он, ёп…

Парусина резко отлетела в сторону, в спасительное углубление дохнул хладный ветер. На фоне кружащегося водоворота снежинок застыл тёмный силуэт человека. Махалыч не сразу понял, что тот держит в руках.

– Не дёргаться! Сидеть, я сказал! – рявкнуло чудо в лохмотьях. – Ты, матерщинник.

– Я, что ли? Ё…

– Заткнись! – грубо оборвал его человек. – Лови.

В руках сквернослова оказалась бутылка водки.

– Открывай. А теперь пей. Пей до дна! – приказал бывший каторжник.

Когда тебе предлагает выпить человек с заряженным арбалетом, ссылаться на здоровый образ жизни не следует. До дна, так до дна. Любитель бранных словечек послушно влил в себя содержимое литровой бутылки.

– Хорошо. Держи ещё одну, только не пей сразу. Когда проснёшься, используешь, чтобы согреться. Теперь ты! – арбалет уставился на Махалыча. – Привяжи верёвку к своей лодыжке. Крепко-накрепко привязывай, я прослежу!

Человек кинул гному моток верёвки, другой конец которой был привязан к предплечью предателя.

– Если верёвка натянется слишком сильно, я разряжу в тебя арбалет, понял? А если даже и промахнусь, то топором я не только дровишки умею колоть. Косточки рубятся не так легко, зато хрустят весело, хочешь на себе ощутить?

Спятивший оборванец похлопал себя по поясу, где висел походный топорик Махалыча.

– Давай, вылезаем вдвоём из телеги. А этот пусть спит. Неохота всю дорогу его сквернословие слушать.

…

– Снимай с мамонта упряжь. С телегой нам не проехать, а без неё вполне справимся.

…

– Теперь залезай на это чудовище. И без глупостей, а то прямо жопу тебе прострелю!

…

– Всё, нормально уселся на голове? Буди мохнатого и поехали.

…

– Куда-куда, обратно в северный лагерь, естественно.

* * *

Стоя на плечах Рока, высунувшийся из дыры в крыше барака Даскалос Балинович тщетно вглядывался в ночную метель.

– Не видно ни зги! – констатировал он очевидный факт. – Полагаю, все надзиратели давно разошлись по домам. Предлагаю пробраться к избе главного и попробовать зайти в гости. Ты как?

Рок утвердительно крякнул, подталкивая пожилого гнома, с трудом перелезавшего через отверстие в потолке. Подал забравшемуся на крышу товарищу бесхитростное оружие, при помощи которого двое безумцев рассчитывали расправиться с двумя же, правда, не единицами, а десятками вооружённых лихнистов. Надежда мероприятия на успех стремилась к нулю, но орк и гном знали, что просто обязаны сделать хоть что-то, иначе оба сошли бы с ума.

Бывший шаман легко подтянулся, вызволяя из барака своё исхудавшее тело. Порыв холодного ветра придал сознанию ясности.

– Домики надзирателей в той стороне! За внутренним частоколом! Двигаемся аккуратно, чтобы не заметили с вышки! – из-за завывания ветра приходилось кричать. Не самая приятная погодка, но зато о производимом шуме сегодня можно было не беспокоиться.

Вскоре выяснилось, что смотровая башня тоже угрозы не представляет. Её очертания едва угадывались на фоне тёмного неба, непохоже, чтобы кто-нибудь нёс ночной караул. Ни один факел не освещал занесённый снегом северный лагерь, лишь сквозь несколько закрытых ставень струился слабенький свет.

Поджарый Рок играючи преодолел трёхметровый внутренний частокол, отделявший облагороженную территорию надзирателей от грязной обители каторжников. Доска с торчащими гвоздями на сей раз послужила чем-то вроде скального крюка, позволившего орку зацепиться за вершину преграды. Даскалосу Балиновичу такие выкрутасы были явно не по зубам, поэтому, преодолев препятствие, орк осторожно двинулся к воротам, чтобы приоткрыть товарищу створки.

Для перестраховки, Рок несколько минут внимательно наблюдал за вышкой рядом с воротами, но никаких признаков жизни в башне так и не обнаружил. Халатность надзирателей можно было понять: всё равно в такую метель дальше двадцати метров не разглядишь даже мамонта, а побеги заключённых являлись исключительной редкостью.

Куда бежать в тундре, где на десятки километров нет ни души? Единственные поселения, которые можно найти – это такие же лагеря, где тебя быстро «убедят» возвращаться обратно. Внушительные частоколы служили скорее защитой от белых медведей, волков и других северных хищников.

Бунты здесь тоже случались нечасто: выдаваемые каторжанам кирки и лопаты приковывали толстыми цепями к громоздким телегам, а голыми руками лезть на жестоких вооружённых охранников была так себе перспектива. Теоретически полсотни узников могли попытаться одолеть двадцать надзирателей, но на практике мало кто был готов умереть за призрачный шанс стать свободным. Невольники были слабы и разобщены, мучители сыты и слажены. Всё как в обычной жизни в любом государстве. Концентрированная сила побеждает хаотичную массу.

Удостоверившись, что все сторожа спрятались по домам, Рок отодвинул тяжёлый засов, пропуская внутрь Даскалоса. Предстояла самая опасная часть операции – вряд ли во владениях надзирателей радушно встретят гостей. Чутьё не подвело заговорщиков, как только они приблизились к домикам, послышался лай.

– Учуяли, падлы, – буркнул орк, до последнего надеявшийся, что метель помешает сторожевым псам распознать не самый приятный запах двух давно не мывшихся тел.

– Могли бы и пёсиков в дом пустить, – также угрюмо ответствовал Даскалос Балинович, встав в боевую стойку и держа доску словно какой-нибудь двуручный топор или меч.

– Как же, дождёшься от этих…

Дальше им стало не до разговоров. Четыре тёмных силуэта обозначили своё присутствие грозным рычанием в нескольких метрах от каторжников. Рок крепче сжал стучащие от холода зубы, отведя доску с гвоздями в сторону для замаха.

Словно по команде, псы одновременно кинулись на вооружённых не пойми чем оборванцев. Рок с размаху огрел доской первую тварь. Гвозди разорвали сторожевой псине бок.

Даскалосу Балиновичу повезло меньше. Собака опрокинула его раньше, чем он успел опустить ей на голову «меч». Под тяжестью «пёсика» гном упал, едва успев защитить шею и лицо предплечьем левой руки. Зубы сомкнулись над плотью, без труда прокусив слой лохмотьев. Старый гном зашипел, сдерживая готовый вырваться крик.

Рок подавил желание добить скулящую тварь с разорванным боком. Она создавала много шума, но больше не представляла угрозы. Краем глаза он уловил прыжок другой псины, в последний миг отскочив в сторону. Не тратя времени на замах, он ударил доской снизу, метя в живот четвероногому зверю. Почувствовав небольшое сопротивление, он сразу понял, что попал в цель. Гвозди вошли неглубоко, но когда Рок рванул доску на себя, основательно повредили внутренние органы глупой животины.

Орк понимал, что дикий скулёж двух раненых псин не останется не услышанным, но вынужден был переключиться на Даскалоса Балиновича, руку и ногу которого раздирали две твари. На сей раз он прицельно бил сверху вниз по шеям животных. Одна собака скуля отскочила, второй гвоздь проколол позвонок. Она сдохла сразу.

Помогать товарищу было некогда, Рок метался по покрасневшему от крови снегу, добивая визжащих собачек, считавших себя боевыми. Ха, по сравнению с варгами они были всего лишь щеночками! Четыре орочьих «пёсика» не оставили бы двум болванам с досками ни единого шанса.

На шум из ближайшего домика выглянул надзиратель:

– Чего там развылись?! Спите, шакалы! Никакого толку от вас, один вред!

На фоне света, исходящего из дверного проёма, Рок прекрасно видел силуэт высунувшегося на улицу гнома. Оставалось надеяться, что зрачки коротышки ещё не успели расшириться, дабы узреть учинённое орком побоище.

Не думая ни секунда, Рок упал на четвереньки и пополз к двери, лая во всю мощь своих лёгких.

– Фу! Иди в свою конуру! В конуру иди, говорю! – заорал на подползавшего орка гном, после чего резко захлопнул дверь, предпочитая не связываться с одуревшими, по его мнению, псами.

Такой поворот Рока в целом устраивал. Наконец он смог уделить внимание пострадавшему от стычки Даскалосу. К сожалению, в отличие от орка, гном получил весьма серьёзные повреждения.

– Проклятые псины… – бывший учитель едва сдерживал вопль боли. – Разодрали всю ногу!

Действительно, если предплечье кровоточило, но выглядело относительно неплохо, то лодыжку гнома собака обгрызла изрядно. С такой раной не то что сражаться, с ней в принципе далеко не уйдёшь. Рок задумчиво почесал подбородок: похоже, мероприятие по спасению Афелиса следовало заканчивать. Он оттащил Даскалоса к пустующей вышке у приоткрытых створок ворот, гадая, что делать дальше.

– Гони! Прямо на ворота! – кричал Афелис сидевшему на голове мамонта гному. – Пусть надавит на них передними ногами!

Поездка на гигантском мохнатом животном оказалась не из приятных. Афелиса всё время подбрасывало, в глаза и за воротник постоянно попадал снег. Вцепившись одной рукой в седло, а другой в арбалет, он пытался отсчитывать время до возвращения в лагерь, но казалось, что часы и минуты растянулись на целую вечность. Дискомфорт имеет странную особенность удлинять время.

Метель продолжала бушевать, но глубокие следы, оставленные мамонтом и массивной телегой с углём, ещё не занесло полностью, что помогло им не сбиться с пути назад в лагерь. Афелис ежесекундно ожидал саботажа, но взятый на прицел гном пока послушно выполнял указания. Поначалу это удивляло ставшего подозрительным за десять лет каторги человека, но как следует присмотревшись к осанке седока на голове мамонта, Афелис пришёл к выводу, что дело не в трусости, а в простом равнодушии. Лихнизм настолько прививал безоговорочное послушание старшему, что пожилому гному стало в конечном счёте всё равно, чьи указания выполнять. Лишь бы не тронули здесь и сейчас, а глобальный смысл приказа не важен.

Внешний частокол лагеря, всегда казавшийся Афелису непреодолимым препятствием снизу, со спины мамонта уже не казался таким уж высоким. Голова пятиметрового гиганта возвышалась над рукотворной преградой, чудовищный вес делал его страшнее любого тарана. Ворота лагеря не имели ни единого шанса. Как только могучий зверь опёрся о створки своими передними лапами, те с треском рухнули внутрь. Афелис триумфально возвращался на каторгу. Недолго же он отсутствовал.

– Я вернулся, падлы! – непонятно зачем и кому выкрикнул он в темноту. – Вперёд! К бараку за вторыми воротами!

Чтобы преодолеть дворик надзирателей, мамонту потребовалось сделать от силы десяток шагов. Такой топот не мог не остаться замеченным, но к тому времени, как из домика высунул нос первый гном, огромный зверь уже оттолкнул створки внутренних ворот, которые, по всей видимости, оказались незапертыми.

Знакомые очертания барака вызвали в душе Афелиса целую бурю эмоций. Ему страстно хотелось разнести проклятое здание в щепки, но он понимал, что таким образом гарантированно угробит товарищей. По его указке гном заставил мамонта «аккуратно разгромить к варговой матери» переднюю часть строения.

Эффект превзошёл его ожидания, нога мамонта крушила хлипкую стену барака, словно игрушечный домик. Изнутри здания послышались испуганные возгласы – даже в густой темноте Афелис разглядел страшный переполох среди заключённых.

– Это я! Я, Афелис! Я вернулся за вами! Теперь вы свободны! Идите за мной!

«Освободитель» искренне надеялся перекричать завывания ветра, но не похоже, что хоть кто-то из каторжников услышал его страстный призыв. Вместо того чтобы вырваться на свободу, враги режима забились в противоположный, пока ещё целый угол барака, трясясь от страха и холода.

– Даскалос Балинович! Рок! Где же вы?!

Но взгляд выцепил лишь эльфийского «правдоруба», одним из последних отползавшего к задней стенке барака.

– Брехло… – грустно промолвил Афелис, уже заметивший мельтешение позади мамонта.

Держа факелы, топоры или арбалеты, надзиратели выбегали из своих уютненьких домиков. Ждать помощи от каторжан было некогда. Человек и его заложник против двух десятков лихнистов – самое время бежать или сдаться. Однако ни первый, ни второй вариант Афелиса категорически не устраивал. По его приказу Махалыч развернул мамонта навстречу противникам.

– Нет! Против своих я не пойду! – в самый неподходящий момент вдруг встрепенулся пребывавший все последние часы в глубочайшей прострации гном.

Афелис выругался, припомнив все орочьи выражения. Нацелил было арбалет в спину своего пленника, но в последний момент передумал. Вытащив из-за пояса одолженный у лихниста топорик, человек перерубил об седло связывавшую его с гномом верёвку, чтобы не возиться с узлами. Потянул со всей силы за путы, буквально выдёргивая Махалыча из сиденья на голове мамонта. Цепляясь за густую, длинную шерсть, седок был вынужден спуститься на землю.