Текст книги "Вспоминая прожитое… (Мемуары)"

ДО ШКОЛЫ

До школы меня решили просто скинуть жить у бабушки, в тихую сибирскую деревню Смолино Марие Вавиловне. Или, по-другому – бабе Мане. А нефиг мне было быть подвижным ребёнком, в отличии от их дочки Ольги. Та на месте сидела, никаких хлопот не доставляла. Где посадили, там и находили.

Сейчас этой деревни не существует, как и многих сотен других. Оптимизировали всё до основания… А ведь когда-то почти село было, хоть и всего одна длинная улица. Сначала закрыли клуб, растащили библиотеку, закрыли медпункт. Потом даже и на начальную школу замок повесили. Работы не найти, заняться молодёжи нечем, стали поневоле уезжать кто куда. Остались доживать старики, да те, кому некуда и не на что было куда-то податься. А там и вовсе всё заросло высоким бурьяном, брошенные пустые избы без хозяев быстро обветшали, и одна за другой со временем развалились. Но вот бабушка до последнего упрямо не соглашалась ни к кому ехать жить. Там умерла, и там же похоронена. Младшего сына Шурку, с которым доживала бабушка, потом забрала к себе в Омск её средняя дочь Валентина.

А, помнится, магазинчик был. Продавщица была Анна Федотовна. Невысокая полноватая пожилая женщина с добродушным открытым лицом. Часто бегали с подружкой Лидой туда за леденцами. Пять копеек всего стоили, Карл! «-Нюра! Айда в лавку, открой!» «-По чё? Ково надо?» «-Да за всяким делом…» «-Погодь-ко, грядку маненько дополю… чуток совсем тутока осталось». Кто ж там контролировал? Все ведь знали, где она живёт. Можно и позвать. Что ж человеку попусту часами сидеть в ожидании покупателей? А вот огород не будет ждать, зарастёт крапивой да лебедой.

Клуб был, в котором иногда показывали привезённый киношником фильм. 10 копеек билет… Там даже небольшая библиотека была. Ей заведовал Сергей Иванович. Потерял он на войне ногу, вот и нашёл себе применение такое у книг.

А ещё этот дед просто виртуозно играл на балалайке. Называли его для удобства «дядя Серёжа». Даже в старости не потерял обаяния. Глаза всегда искрились молодым задором. И, наверное, внутри он всегда гордился своим кудрявым светлым чубом. Он был женат на сестре мачехиного отца, то бишь, её тёте. Той самой добродушной, тихой Анне Степановне, невысокой худышке.

Из дошкольного времени помню, было мне года три. Ненадолго привезли домой. Тогда нормой было каждый год ездить с севера на юг в Адлер, Новороссийск, Сочи… Вот и мы отправились к морю: мачеха, отчим, их дочь Ольга и я. Помню, сбежала с моста, полезла ноги ополоснуть в воде. Плиты скользкие, и я упала на спину, покатилась в воду. Отчётливо до сих пор помню, как в голове у меня совсем по-взрослому сработало сознание: «ещё чуть, немного, и конец, могу захлебнуться». Но на первых секундах спасло платьишко, красное в белый горошек, которое раздулось пузырём, и какое-то время воздушная подушка держала меня на плаву. Я же была мелкая, лёгкая, года три, наверное, было в то время. Но интуитивно взялась ручонками бултыхать… Потом уже, конечно, кто-то меня подхватил, вытащил промокшую душу на сушу. Этого я просто не успела осмыслить. Что интересно – тогда не испугалась, но с тех пор на подсознании стала остерегаться заходить глубоко в воду, да и плавать так и не научилась. Впрочем, особо от этого никогда не страдала, и не страдаю по сей день. Вобще сырость не люблю. Например, в Ленинграде (теперь Петербург), не смогла бы жить никогда из-за частых дождей и сырости. Собственно, и в жарком климате мне плохо бы жилось, не смогла бы адаптироваться и там.

Кстати, однажды по дороге домой на север отчим меня чуть не потерял на вокзале. Дело было так. Слово за слово, познакомился он с какими-то двумя мужчинами. Как оказалось, летчики. А отчим последние годы войны был связан с авиацией. Стали выпивать за такое знакомство в вокзальном буфете. А я рядом крутилась. Года четыре было. И в какой-то момент умудрилась залезть там за прилавок этого самого буфета. Сколько же там было разных конфет в ящиках на витрине! Я очень удивилась, что они лежат отдельно. По моему детскому понятию это был очень уж большой непорядок, все конфеты обязательно должны лежать вперемешку! Тут же принялась их перекладывать, наводить справедливость. Не ела конфеты, а именно перекладывала. Ни одного фантика потом рядом не обнаружилось, хотя соблазн для ребёнка был очень велик. Но меня в то время интересовало лишь навести «порядок». Вскоре буфетчица заметила меня, закричала: «-Чей мальчик?!». Действительно была похожа на мальчика. Ведь была коротко пострижена, в зелёном вязаном костюмчике со штанишками. Вот тут только и вспомнил, уже захмелевший папаша, что маленького ребёнка с собой везёт… «-Чей туфля? …Ой, моё…».

Помню и давнюю деревенскую шуструю подружку Лиду. Худенькая, рыжая, с быстрым взглядом зелёных круглых глаз в белёсых ресницах. С самого раннего утра прибегала. Бабушка её не пускала. «-Пошто так рано то? Девчонка ещё покудова спит!». «-Ну дак чо… я подожду…». Покорно садилась на широкую крашеную лавку у стены под вешалкой. Стоило лишь бабушке отвлечься на стряпню, как она мышонком тут же проскальзывала в горницу, садилась на кровать, нетерпеливо трясла меня за плечо, и с укоризной быстро выговаривала: «-Скока можно спать? Я уж давно встала! Айда играться!». Бабушка же на это очень на неё возмущалась: «-Пошто так делашь?!». Потом тут же сменяла «гнев на милость», и садила нас вместе завтракать с невероятно вкусными творожными шаньгами и крендельками. Нигде и никогда больше таких не ела. А какой от них аромат тёплый был! Разве забудешь дивный такой аромат!

Помню старый барак на четыре семьи, в котором первоначально жили на севере до переезда в нашу благоустроенную квартиру. Высокое крыльцо. Верёвочные самодельные качели в сенях. Небольшая квартира состояла из комнаты и кухоньки. Мебель простенькая.

Однажды потеряли меня. Долго искали, пока не обратили внимание на небольшую старенькую этажерку. В моде такие были, и у многих имелись. Люди обычно покрывали их вышитыми салфеточками, ставили на них вазочку с цветами или радио. Умудрилась залезть туда на полку, и уснуть. Видимо, тесно оказалось на полке, ноги затекли, закряхтела от неудобства. Так и осталась на память фотография, где лежу на полке, подложив для мягкости под щёку обе ладошки.

Зимой этот серый барак, в котором жили, заметало по крышу. Впрочем, как и другие тоже. Взрослые откапывались, утаптывали из снега ступеньки. Вот такие жилища были у первых поселковых северян. А мы играли, делая лопатками в снегу ниши. Как же красиво снег переливался под фонарями! Чудо! И на уличном освещении не экономили. Совсем не экономили, Карл! Похожий на нерукотворное серебро снег лежал. А зима там уж очень долгая, конца и края не видно… Зря там, на севере, больше, чем в средней полосе, не стали бы платить. Условия жизни там далеки от идеала. Очень далеки.

Один раз действительно потерялась. Года четыре было. Привезли домой ненадолго от бабушки. Я даже и не заметила, как, глазея по сторонам, отошла довольно далеко от дома. На перекрёстке потеряла ориентир, не знаю, по какой дороге возвращаться, заплутала. Парень проходил, увидел меня плачущую, и привёл домой к своей матери. Толком объяснить где живу не могла. Хорошо, что посёлок наш был небольшой, к вечеру они с сыном, всё-таки, вычислили, чья пропажа, вернули.

В советское время на севере бурно шло строительство жилых домов. Старые бараки сносили, людей торопились переселять в благоустроенные квартиры. И мы получили, если не ошибаюсь, к ноябрю 1968-го двушку в пятиэтажке. Пыталась потом посмотреть наш старый дом, где жили, но его уже снесли. На месте первых бараков уже поднялись ровным строем многоэтажки.

Именно в этом обычном бараке осталось моё «рваное» детство… ведь жила я на два дома, то у бабушки, то снова привозили сюда… Остались воспоминания, как собирались у нас в этом бараке друзья семьи, пили разливное пиво аж целыми вёдрами (целыми вёлрами, Карл!), с сушёной солёной рыбой, все вместе весело встречали разные праздники… Потом растеряли всех тех друзей. Кстати, пива и я себе требовала. Сначала были в шоке. Давали вместо пива обычный виноградный или яблочный сок. Доверчиво верила, что это пиво. Оказалось, что бабушка специально для меня делала домашнее пиво без хмеля. Вот его то я и требовала.

Запомнились мне особо дядя Коля с тётей Аней. Дружила с их маленькой дочкой Галей. Потом они тоже получили квартиру, но вскоре вобще уехали куда-то в Орловскую область, получив от родителей жильё в наследство. Эту Галю я помню смутно. Разве что только чёрно-белые фото остались, где в две семьи весело встречаем Новый год…

Нет больше тех первых бараков. Вместо них пугают пустотой разбитые многоэтажки, с бесполезными объявлениями на темнеющих витринах бывших когда-то магазинов: «сдаётся в аренду». Некому эту аренду брать. А чаще вовсе просто заколочены двери, закрылись, как никому уже не нужные. Тяжёлым катком проутюжила всё и вся оптимизация! В том числе человеческие судьбы северян. Шахты стали закрывать одну за другой, работы не стало толком, многие люди уже поневоле сами стали уезжать. Сам город, и все шахтёрские посёлки, которые расположены по кольцевой дороге, пустеют, превращаясь в призраки… А ведь когда-то там шахты были знаменитые на весь Советский Союз! Посёлок когда-то даже хотели перевести в статус города. Но… что-то пошло не так. По данным Википедии в 1989-м население было почти 25 тысяч. В 2021 – уже всего-то 6553. А на 1-е июля 2023-го – 10954. Но это за счёт того, что в него, как самый крупный, переселили в пустующие квартиры людей из других посёлков вокруг, которые стремительно умирали. И те посёлки окончательно стали заброшенными. Какой уж тут город! В 2018-м в нём даже клуб единственный закрыли. Ещё с 1965-го года работал. 53 года верой и правдой прослужил культуре. А ведь у нас там когда-то выступали такие знаменитые певцы и артисты такого высокого уровня! Людмила Зыкина, Юрий Гуляев, Эдуард Хиль… Хорошая сцена, прекрасная акустика зала. Библиотека была. Даже бильярдная. Ну, чем вам тут плохая, не нормальная цивилизация? Это же надо ещё умудриться, до такого состояния довести некогда активно живший и процветающий посёлок! Хотя, о чём это я… Таких как он не одну тысячу за всё прошедшее последнее время загубили! Стоят теперь как призраки, немым укором сотворившим с ними такое…

А сколько зрителей приходило посмотреть индийские фильмы! Выходили, и продолжали тихо всхлипывать, вспоминая драматическую концовку. Или молча вздыхая о романтической любви героев фильма.

Даже сейчас, глядя на все фото с руинами «очага культуры», мне не верится, что в нём прекратилась жизнь, что весь метал, батареи и трубы, прочее ценное, так быстро, оперативно, что называется, «ударными темпами» разграбили мародёры…

Урок жизни: беречь надо то, что имеешь хорошего, чтобы не лишиться этого!

ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

Ещё накануне учебного года, летом, я настырно потянула мачеху записать меня в школу. Прям-таки, рвалась в неё. Откуда мне было тогда знать, что это время будет одним из непростых периодов в жизни… Но ведь школьные годы по-любому никак было не избежать. Это только поначалу испытывала невероятную радость от тех изменений! А как же! Купили форму, книжки, пенал, карандаши, ручки… Часами перебирала всё это богатство новое. Теперь ведь не просто так, как-никак, первоклассница! Взрослею ведь, япона мать! Предстоит новая жизнь!

К тому времени, как пойти в школу, мы уже переехали в новую благоустроенную квартиру на третьем этаже в пятиэтажке. Помнится, к ноябрьскому празднику в 1968-м году. Тогда заселяли новые дома, приурочив к какому-то празднику. Обычно на Новый год, 1-е мая, 7-му ноября… Отопление ещё не пустили, батареи с рёбрами холодные, воды тоже ещё нет… Но зато была у нас печка! Невысокая, кирпичная, прямоугольная, белёная. Духовка, сама печка, поддувало. Её, за ненадобностью, потом уже использовали как подсобный стол обычно, застелив клеёнкой. Многие тогда для экономии места в кухне ломали эти самые печки. У нас так и осталась до конца. Мачеха рассказывала, что когда эту квартиру сдавали, женщина из конторы, которая квартиру принимала, очень даже удивилась этому. Да и вобще осталась довольна состоянием жилья. Всё чистенько, всё работает. Что-что, а домовитости у мачехи не отнять. Всегда следила за чистотой в доме и порядком. Регулярно белила сама. Мы же с Ольгой помогали подготовиться к ремонту, выносили из комнат мелочёвку. А вот отчим предпочитал в это время уходить из дома в гараж, чтобы «не мешать». Потом, как дошли слухи, после нас там жил старший по дому некий Алексей Якимовский.

А пока, не даром, что Лев по гороскопу, по-кошачьи тихо пошла «на разведку» по пустой полутёмной новой квартире, всё «обнюхать». Вещи сгрузили в комнату поменьше. Зашла в комнату больше. Темно. Где включается свет – неизвестно. Ну, и ладно. Как говорится, «не очень-то и хотелось!», раз так. Потом зашла в ванную. Увидела непонятный полуовальный стул с крышкой… Как потом оказалось, это был унитаз. Сама ванна мне показалась просто огромной. Повернула барашек крана… Он как зашипит воздухом! Пулей выскочила оттуда. Испугалась, подумала, что сломала… Ругать же за это будут!

Потом, конечно, и лампочки вкрутили где надо, и привезённую мебель расставили. А всего-то было: старенький диван с круглыми валиками вместо подлокотников, две кровати полуторки «панцирные» с железными сетками, шкаф с зеркалом для одежды, стол круглый на одной ноге, да разномастные стулья. Не скоро купили новую мебель. С этим на севере очень даже напряжённо тогда было первое время. По записи, по очереди… Всё было завозное. Даже молоко было поначалу не натуральное, а порошковое. Потом со всем обеспечением там постепенно вполне наладилось. Нужно же было заинтересовывать людей ехать сюда работать на шахты, которые открывались одна за другой.

Разумеется, там стали быстро открываться и магазины, раз есть спрос на товары, народ прибывает. Что интересно… магазины были конкретно под какие-то товары. И понятно было, где что можно купить. «Гастроном», «Продукты» или «Овощи-фрукты», «Обувь», «Ткани». Были и «Игрушки», «Канцелярские товары». Там покупала многие виниловые пластинки. Там же, когда подростком была уже, приобрела свою первую простенькую гитару. Увидела, сразу же заняла у соседки деньги, (по тем временам просто смешные цены были), а когда мачеха пришла вечером с работы – она просто отдала ей долг. Не ругали. Не на ерунду же потратила. Потом, когда уже развелись с первым мужем, и я уехала из дома в 1982– м году, увезла её с собой. Но попала в комнату общежития с неблагополучными соседками, и гитару утащил их друган. Не нашли потом ни этого другана, ни самой гитары.

Помню свежие типографские запахи от учебников с красочными картинками, запах новеньких тетрадок в косую линейку и клетку. Ручки тогда ещё перьевые были, так что всем школьникам начальных классов приходилось с собой таскать чернильницу-непроливайку. А в тетрадках были вложены беленькие мягкие промокашки, спасаться от клякс. Это потом перешли на авторучки. Нужно было в них как пипеткой набирать чернила. А вот сейчас дети даже и не представляют, что это такое. Вряд ли видели Букварь того времени… Сейчас ведь берут в школу уже ребятишек подготовленных, и пишут сразу шариковыми ручками. Нет той нужды в счётных палочках, когда в руках детей достижение электроники: разномастного типа калькуляторы на любой твой вкус… Раньше же начинали с выписывания палочек, кружочков, крючочков, этими самыми ручками с перьями.

А где сейчас увидишь парты того времени? Те самые, с лунками для ручки и углублениями для чернильницы-непроливайки, с откидными крышками, чтоб можно было за партой встать? А под крышкой – углубление, ниша, что б там положить портфель. Парты были разработаны для правильной осанки ребятишек. С первого класса приучали сидеть прямо, положив руку на руку. Причём, парты были разного размера. Для первоклашек ставили маленькие в классе, а для старшеклассников – намного больше. И, обычно, самые крупные парты ставили сзади ряда. Их (этих рядов) в помещении обычно три было. Теперь везде столы и стулья. С одной стороны, это же очень облегчает уборку. Ведь конструкция парт вынуждала парту поднять, чтобы помыть под ней. Теперь же, раз, и всё!

Помню, сама мелкая, портфель почти по полу волочится, мне приходилось клониться в сторону, чтоб он дном не чиркал по земле. Портфели то сейчас не у каждого. Нынче же в ходу просто сумки, рюкзаки. Да и всё обучение в школе теперь другое. Ускоренное. Поспевать надо за прогрессом… Современные дети уже во многом больше разбираются в электронике, чем какой-нибудь взрослый. И телефонные приложения знают, и компьютер. Вспомнилась шутка. В детском саду Дед Мороз и Снегурочка предлагают всем детям крикнуть: «-Ёлочка, зажгись!». Гирлянда на ёлке не зажигается. Повторили. Она всё равно не горит. Тогда один из малышей вдруг деловито говорит: «-Чё орать-то? В зале есть свет, значит дело не в пробках. Контакты в реле плохие, или в вилке. Может ещё из-за розетки. Или провод где-то пробило. Надо проверить. У кого отвёртка есть?»

Привела 1-го сентября на первый урок не мать, а тётя Рая, (это мачехина двоюродная сестра). И ушла после линейки… Она сама в то время у нас в городе уже училась на химика-технолога в техникуме. Ой, как я перепугалась множества дверей! Не передать это словами! Испугалась такого количества детей. Думала, надо обратно бежать домой, а то я среди этих дверей и людей потеряюсь! Ведь до этого я жила в деревне у бабушки, на воле! Меня до школы скинули ей, лишь ненадолго привозили домой, чтоб не отвыкла. Схватила портфель, и убежала. Ну, конечно, потом тётя снова отвела меня в школу.

Помню, конечно же, первую учительницу Валентину Алексеевну Куликову. Молодая и красивая, очень добрый человек. Как говорят: «на своём месте». Уж простите за подробности, но мне казалось, что и по своей естественной надобности такой человек в определённый «кабинет» не ходит… Слишком «прозаически» это как-то.

В детский сад я не ходила, поэтому начало школьных лет для меня было, довольно-таки, серьёзным испытанием. Нужно было учиться общению в определённых рамках. Нужно было учиться усидчивости, и вниманию. Тут я могу похвалиться, и твёрдо сказать, что это даже очень получилось. В более старших классах практически не открывала учебники, помнила тему с урока. Конечно, если не нужно было выполнить письменное домашнее задание. Однако, для меня ох как муторно было учить на память стихи, запоминать даты событий, как говорил известный всем Остап Бендер, из далёкого «исторического материализма» где-то в какой-нибудь далёкой чужой стране.

Одновременно с первым классом обычной школы с успехом поступила и в музыкальную. Не возразили. Это была всего лишь дань моде, чтобы при случае похвастаться знакомым, вот, мол, учим. Тем более, что племянница мачехи Люба в Омске тоже училась в музыкальной. Кстати, более заносчивого, высокомерного и эгоистичного человека как она больше не встречала. Ну, как оплошать моим? Отдали бы учиться свою дочку Ольгу, да её лелеяли дома. Даже просто пыль вытереть или просто посуду помыть не бралась. Разве что иногда помочь мелочёвку всякую вынести из комнаты перед ремонтом. Вся её забота – книги всякие читать, телевизор смотреть, в шахматы «сам на сам» играть. Вот и всё. А затраты на обучение в муз школе по классу фортепиано для них, обоих работающих на шахте на севере, не было особой уж проблемой. Однако, пианино они не торопились покупать. Пришлось на бумаге сперва рисовать клавиатуру пианино под её реальный размер, и так вот первое время обходиться. Или приходить раньше, искать по классам свободный инструмент, что далеко не всегда было возможно найти.

Попала я сразу в муз класс к Александру Александровичу. Коллеги-учителя величали его Сан Саныч. Средних лет. Высокий, можно сказать, высоченный мужчина. Меня очень удивляло, что в уголках глаз и губ постоянно появлялся какой-то белый налёт. Вероятно, были проблемы со здоровьем. Обратила ещё внимание на его пальцы. Неправдоподобно длинные, с широким обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки.

Два года там проучилась, но больше уже не выдержала. Постоянные упрёки, что тратят на меня за муз школу… а заниматься не всегда у меня получалось. То я в обычной школе на своих уроках, то мачеха или отчим отдыхает после ночной смены, то отчим пьяный пришёл. Так шумно обычно заявлялся домой, что уже с первого этажа доносился голос. Сразу уходила с глаз в нашу с Ольгой комнату. Вот и бросила занятия. Потом начались упрёки, что, мол, вот, столько платили, и бросила… Оказалось, и так – плохо, и так – плохо… Потом инструмент тот продали. Это где-то в средней полосе проще такое привезти, а тащить такие тяжёлые вещи на север было затруднительно. Вот местные и старались перекупать инструмент друг у друга. С 1968-го по 1993 простояло фортепиано. 25-ть лет! Четверть века, Карл! Когда забрали новые хозяева, отчим посмотрел на зияющее пустое место, засмеялся: «-Корней там твоя бандура не пустила?».

Конечно, кое-что полезным было для меня, безусловно. Сейчас в доме у меня есть гитара, гармонь, скрипка, балалайка… но, как цыганка, больше, безусловно, тянет к гитаре. В первую очередь именно ей я уделяю своё внимание, занимаюсь самостоятельно. Гитара с неплохим звучанием, фольклорная, акустическая. Её выбрала под себя из всех, что были в продаже, какая поменьше, узким грифом, чтоб пальцы доставали.

Помню, когда нормально уже освоилась в классе обычной школы, привыкла, то носилась по коридорам. Детство вобще не может долго быть на одном месте. Бывало, что отчаянно дралась с мальчишками. А вот пусть не лезут ко мне патамушта! Ишь, взяли моду, цепляться к «мелким»!

Летом на севере круглые сутки по ночам как днём светло. Вспоминается смешной случай, когда однажды вечером, девчонкой ещё, уснула у телевизора. Просыпаюсь, и слышу, они в кухне чашками своими застучали, чаёвничать собрались, панимаешь. Встала. Посмотрела в окошко, но не могу понять, толи вечер, толи день… Прихожу в кухню, глазами растерянно моргаю, спросила у них серьёзно: «-Это ещё сегодня, или уже завтра?». Смеются.

А в деревне у бабушки, куда каждое лето ездили потом, в окошке всегда маячила моя старенькая кукла с выцветшими голубыми глазками и платьишке, будто она ждала меня вместе с бабушкой. И всё та же беспокойная рыжая подружка Лида… Как она умудрялась уже через час узнавать, что приехали – не понятно… Всегда привозила ей какой-нибудь пустячок: заколку, детское колечко, бусинки, бантик, календарик. Очень тогда скучала и по бабушке, и по подружке. Где сейчас она – не знаю. Доходили вести, что после школы уехала в Омск, выучилась на акушерку. Вышла замуж. На память осталось лишь фото, где она стоит в школьном саду.

…Да, было время… Особо о жизни в таком возрасте и не думаешь, просто живёшь себе настоящим. Где вы есть теперь, потерянные подружки детства и юности…

Может, это и не реально кажется кому-то, но поголовно всех одноклассников помню! Осталось на память фото всего большого первого класса вместе с первой учительницей Валентиной Алексеевной.

Смешно вспомнить… Получила табель за первый класс. Одни пятёрки стояли. И тут услышала дома, что хотят его «обмыть». По наивности удивилась тогда. Зачем его мыть? Он же ведь бумажный… Подумать только… не верится… был тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год… Сама уж давно «антиквариатом» стала… Ведь антиквариатом считается срок от 50-ти лет. И самой теперь никак не верится, что столько лет пролетело…

В первом, втором, третьем классе, пока были просто детьми, не осознавали, что у кого-то что-то «круче», были, вроде как, все равны, в одинаковых школьных формах, фартучках. Всё казалось нормальным… Это потом, став подростками, разделились на группки… Тогда и испытала на себе первые моменты начала отчуждения.

Постепенно я становилась изгоем, потому что меня одевали как чучело, на огромный «вырост», эдакий Пьеро, с длиннющими рукавами, хотя я в росте, практически, не прибавляла, да ещё совсем как дитё, на свой вкус. А его у мачехи никогда не было, судя по тому, какие вещи покупала… И не было рядом человека, который бы научил, ввёл меня во взрослеющий мир… Вобщем, клоун клоуном. Для ровесников я осталась ребёнком, каким-то недоумком… А они все взрослели… Помнишь сказку про гадкого утёнка, как его на птичьем дворе шпыняли? Мало того, стала отставать в росте… Жуткая история произошла. Даже и сейчас вспоминать, становится не по себе.

Однажды отчим пришёл домой пьяный, злой. Решил вдруг сию минуту заняться моим воспитанием. А что, самое время в таком виде и настроении! Потребовал дневник. Первые два класса я училась на одни пятёрки, это потом начались четвёрки и тройки. Но тогда в том дневнике, было написано замечание, что не ношу на урок физкультуры форму. Ну, вот не любила я физкультуру! Всякие отговорки придумывала, на какие хватало фантазии придумать. То чешки забыла дома, то резинка на трусах формы порвалась, то, якобы, кто-то нарочно намочил футболку, и рукава узлом завязал… Отчим разъярился, посадил перед собой на стул, и разбил мне нос в кровь. Бьёт и смеётся… бьёт и смеётся… Хоть и пьяный, а соображал всё же, не кулаком, лишь пальцами бил… А я пошевелиться боюсь, всего 7—8 лет, а он взрослый мужик… Их дочка Ольга тоже его испугалась, молча стоит, вжалась в стенку, не знает, что делать. Вскоре отчим повалился, и тут же уснул, а я, как могла, остановила кровь из носа, переоделась. Платьишко спереди всё в крови было, бурое… Очень много тогда крови потеряла… красные мураши долго ещё потом в глазах мелькали… Тут пришла мачеха с работы со второй смены. Конечно же, не могла не увидеть, увидела то окровавленное платье, и Ольга ей рассказала в подробностях о всём случившемся, но никаких претензий к своему муженьку мачеха так и не высказала. Вообще никогда. Как-будто ничего не было, ничего не случилось. Как же она без мужика останется, если что?

Зато мне потом в судьбе это очень даже серьёзно аукнулось, ведь от этого едва не получила всерьёз малокровие. Естественно, весь гормональный баланс нарушился, и, как результат, впоследствии навсегда лишилась возможности иметь детей. Уже навсегда… Но такое заключение дала гинеколог тогда, когда мы вдвоём с первым мужем Станиславом пошли в больницу выяснять, почему после года супружества так и не нет беременности. Он на самом деле очень хотел ребёнка, статус отца. И вот такое разочарование. Для меня этот приговор стал тяжёлым ударом. Слава же не бросил, стойко воспринял неутешительное заключение медика. Никогда не упрекнул, что женился на «пустоцвете».

Когда после случая с разбитым носом на очередном школьном медосмотре в медпункте написали записку, мол, ваш ребёнок отстаёт в росте, родители, обязательно обратитесь с ней к эндокринологу, на неё (записку) не обратили никакого внимания. Ноль внимания и фунт презрения. Им было наплевать. Мало ли что там напишут… Время было упущено… Это для своей дочки делали всё. А я росла тогда как придорожная трава. Замкнулась, и стала жить в своём закрытом мире. Иначе говоря, я сама себя невольно начала воспитывать. Наверное, поэтому невольно приучилась надеяться лишь на свои силы. И это по жизни очень неплохо. Научилась приспосабливаться решать свои трудности самостоятельно, а за помощью обращаться только когда точно не обойтись без неё.

Только спустя время поняла, что их дочка Ольга подслушивала, подсматривала за мной, а потом докладывала мамаше. Зачем? Просто чтоб удовлетворить непомерное любопытство, ведь с её мамашей, сколько себя помню, я так никогда и не откровенничала. Чувствовала её фальшь. Но, вместе с тем, наивная очень была в силу возраста.

Не знаю до сих пор, как это расценить… Толи поиздеваться хотел, толи я понравилась ему на самом деле, но не знал, как выразить эмоции, обратить на себя моё внимание… Был у нас в классе Ренат Мубаракшин. Невысокий, вполне себе симпатичный худощавый парень. Мы тогда уже все подростками были. Однажды после уроков увидел, что я у крыльца школы жду девчонку-одноклассницу Шишову. Жили с ней в одном доме, только в разных подъездах. Частенько вместе ходили в школу и домой после уроков. Остановился, и наблюдает, кого это жду. Я его поначалу и не заметила. Лишь когда он, удовлетворив своё любопытство, протянул: «-А-а… Шишку…». Прошло какое-то время. Однажды подошёл ко мне в окружении нескольких одноклассников, и вдруг молча, ни с того, ни с сего, несильно ударил по щеке. Я не растерялась, и залепила ему в ответку смачную пощёчину. Группка та ухмылялась, а один констатировал итог этой непонятной мне ситуации: «-Обменялись!». Может, поспорил, что я просто зареву от обиды, или промолчу, или же убегу, испугавшись… Может, мстил за то, что никак не обращаю внимания на него… Вот не могу понять до сих пор смысла этого поступка. Но действительно, не вызывал во мне никакого интереса на протяжении всего времени, пока учились вместе в одном классе. А в другой раз он вдруг насильно захотел сесть со мной за парту на свободное место. Но я не пустила. Сопротивлялась, отбивалась руками и ногами, как могла. Девчонки очень недоумевали от этого, заговорили: «-Такого парня отвергла!». Не знаю, до сих пор не знаю, как расценить это его странное поведение. Не скажешь никак, что у него была «поехавшая кукушка», что был дебилом.

А вот дома всё понятно. Всю жизнь они считали меня никчёмной, ни на что не годной, насмешничали. К моим словам они никогда не прислушивались вобще, только ухмылялись в ответ, отмахивались, мол, разве ЭТА может что-то умное сказать? И постепенно во мне формировался стойкий, убивающий комплекс неполноценности, и я просто отказалась от всех мечтаний, посчитав их несбыточными. Это потом мне удалось его как-то уменьшить. Но ценное время было упущено безвозвратно. Дома насмешничали надо мной, одноклассники насмешничали… какое уж тут продолжение учёбы после школы! Быстрей бы начать жить самостоятельно! Скорей к свободе!

Я начала рваться из дома уже с детства. Помню, лет в восемь собрала в чемодан кукол, оделась, и пришла попрощаться в кухню. Даже не подумала, что у меня в кармане не было ни копейки. Разумеется, меня не выпустили тогда. Второй раз мне удалось лет в двенадцать уйти уже с небольшим чемоданчиком вещей, да скопленными со сдач деньгами. Хотела уехать к бабушке в деревню. Тут Ольга проснулась, разбудила мамашу, предупредила о побеге. Догнали на остановке. Опять вернули. Третий раз лет в 14—15. Снова не выдержала насмешек одноклассников и дома. Тогда я тоже была с тем же чемоданчиком, небольшими деньгами. Опять хотела уехать к бабушке в деревню. Но дело было зимой, сильный холод, а варежки забыла в прихожей. Торопилась. Попасть в квартиру без ключа, понятно, никак не могла. Не звонить же теперь, когда собралась бежать! Представляю, с реверансом такая: «-Здрасьте. Извините, что разбудила… Я тута чумудан свой собрала, решила сбежать. Чумудан свой взяла, а рукавицы то забыла…». Обморозила тогда руки, пришлось просить помощи. Позвонила в первую попавшуюся дверь. Женщина открыла. Усадила меня чай попить, а сама незаметно вызвала милицию. Пришлось опять вернуться. Семья не была на учёте как неблагополучная. Тогда меня просто перевели в другой класс. Только на уроки французского приходилось являться с той половиной прежнего класса. Другая же половина его учила английский. Вот теперь ситуация более-менее, наладилась. Но всё решили без участия мачехи и её муженька. Никаких выводов мачеха и отчим не сделали, решив, что это просто моя дурь, мол, «само рассосётся». Четвёртый раз уже после развода с первым мужем. В 1982-м мне удалось уехать. Просто в Новокузнецк, где не было никаких ни знакомых, ни друзей. Почему в Новокузнецк именно – до сих пор не могу объяснить выбор. Даже себе самой.