Текст книги "Солнце завтрашнего дня"

– Нет.

– Вы можете назвать друзей вашего брата?

– Одного. Кирилла Морозова. Друг он там или нет – я не в курсе. Просто единственный, кого я знаю. Мы встречались с братом в кафе, а он еще одну встречу там же назначил. Я уходила, а Кирилл этот как раз пришел. Брат нас представил. А больше я никого не знаю.

– Ваш брат жаловался на что-нибудь в последнее время?

Вероника Сергеевна отрицательно покачала головой:

– Нет.

– А можно побеседовать с вашей дочерью? – вдруг задал вопрос Павел.

– Зачем?

– Она же общалась с вашим братом. Он хотел ей помочь поступить в театральный…

– Общалась…

– Не дадите ее телефон?

– Вряд ли это необходимо.

– Вероника Сергеевна, – подала голос Светлана. – Следствие разберется, что необходимо, а что нет.

С видимой неохотой Вероника Сергеевна продиктовала телефон своей дочери.

– Только меня предупредите заранее.

– Конечно!

На улице, когда они шли пешком к метро, Светлана сказала:

– Ты все делал правильно, молодец!

– Это ты, конечно, специально, чтобы меня подбодрить.

– Ничуть.

Светлана была молодой мамой, ее дочери Кире было пять лет. Она ласково звала ее Кирюшка, несмотря на уверения окружающих, что это производное от мужского имени Кирилл. Ее муж работал в банке, семья была дружной, Светлана говорила, что она вытянула счастливой билет.

– Спасибо. – Пашины уши предательски заалели.

– Слушай, – Светлана взглянула на часы, – у нас еще есть время до возвращения на работу. Можем зайти в кафешку перекусить.

Кафешка оказалась предприятием быстрого питания, которые Паша недолюбливал. Все-таки он еще не отвык от маминых котлет и компотов. Глядя на Свету, которая лихо вонзила зубы в высоченный бургер, Паша подумал, что через некоторое время он и сам станет таким. И забудет мамины компоты.

– Ты, главное, не тушуйся. Вась Васич – человек добрейший, но иногда любит напускать строгость. Не бери в голову. В смысле, не расстраивайся особо.

– Постараюсь, – пообещал Паша.

– Кто там у нас еще?

– Андрей… Он явно хотел меня поддеть. Не скажу, что было особо приятно.

– Андрей – говнюк еще тот! – с некоторой горячностью воскликнула Светлана.

И Паша внезапно подумал, а не вызвана ли эта горячность, скажем, личными мотивами. Но сразу же отогнал эту мысль. По большому счету это его никак не касается. Светлана – отличный коллега и товарищ. А все, что выходит за эти рамки, не важно, в конце концов, пусть с этим ее муж разбирается.

Паша деликатно промолчал.

– Он вообще-то неплохой, – после недолгой паузы протянула Светлана. – Но жизнь его довела. Жена бросила и не дает общаться с дочерью. Нашла себе богатея, а ему отставку дала. Вот он и… выпендривается.

Капля густого кетчупа повисла на подбородке женщины.

– У тебя здесь капля… – показал Павел.

Та быстрым движением стерла ее салфеткой и вопросительно посмотрела на него.

– А сейчас как?

– Все нормально.

– Так что коллектив у нас хороший. Ты не думай, – продолжила Света. – Люди золотые. Каждый со своей судьбой. Сам понимаешь. У кого лихо свое, у кого тараканы в башке. Не без этого. Но если впишешься, работать сможешь. – Она скользнула по нему внимательным оценивающим взглядом. – Мне почему-то кажется, что у тебя все получится. Есть в тебе нечто… – Свою мысль она не закончила.

– Все золотые? Даже Костенаки? – спросил Павел.

– Даже Костенаки, – кивнула Света. – У него пацан погиб. В возрасте пятнадцати лет. Остались две девочки-близняшки, Рита и Карина. Но никто не заменит, как ты понимаешь, погибшего сына…

– Конечно, понимаю, – кивнул Паша.

Но в голове у него вертелся один-единственный вопрос: кому понадобилось отрубить убитому руки. И зачем в них вложили розу? Думать об этом было жутко. По спине поползли мурашки, хотя Паша понимал, что он находится на работе и должен быть стойким солдатиком, а не размякшей тряпкой. В оправдание своему поведению он говорил себе, что таких дел у него просто еще не было, он даже представить не мог, что такое возможно…

– А что ты думаешь по поводу пушкинских стихов? – спросила Света.

– Трудно сказать… Может, прикалывается просто. Хотя зачем… – сказал Паша, но как-то неуверенно.

– Любитель? – фыркнула Светлана. – Чует мое сердце, что не такой уж он и любитель…

Глядя в глаза Светланы, Павел вдруг подумал, что она не так уж и молода.

– Сколько лет ты здесь работаешь?

– Почти десять. А ты думал, что я девочка-припевочка? – усмехнулась Светлана. – Мне, между прочим, уже тридцать пять.

– Не может быть! – притворно ахнул Павел.

– А вот говорить комплименты ты пока не научился. – Женщина посмотрела на часы. – Доедай и пошли. А то Вась Васич будет сердиться. А начальство надо любить и не раздражать.

* * *

Вась Васич ворчал и кряхтел, высказывал недовольство, Светлана все бодро отрапортовала за двоих. К концу дня у Павла была уже голова кругом. Он не поехал домой на автобусе, прошелся пешком.

 
Я жил тогда в Одессе пыльной:
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет…
 

При чем здесь Пушкин? Почему листок с этими стихами оказался у трупа? Паше казалось, что это дурацкий розыгрыш. Если бы… Если бы не труп. Паша впервые столкнулся со смертью, это было его первое дело.

Главное, не ударить лицом в грязь и справиться. Будет обидно, если он не потянет. Около дома, прежде чем нырнуть в подъезд, Паша поискал глазами свои окна и вдруг понял, что не знает, где они. И еще надо будет привыкать к тому, что этот дом – его. В подъезде он посторонился, пропуская вперед старушку с белой псиной. Собака деловито обнюхала его и тявкнула. Больше для порядку, чем от злости.

Паша подумал, что теперь он живет в этом доме и должен здороваться с другими жильцами, а то как-то невежливо получается.

– Здравствуйте! – громко сказал Павел уже в спину пожилой женщине.

Серое пальто шевельнулось.

– Здравствуйте, – услышал он в ответ.

И Паша улыбнулся.

Дома было пусто. К этому тоже надо было привыкать – сколько он себя помнил, всю жизнь жил с родителями. А теперь он один.

Глава вторая
Белые начинают и проигрывают

Если тебе тяжело, значит, ты поднимаешься в гору.

Если тебе легко, значит, ты летишь в пропасть.

Генри Форд

На другой день в сквере он встретился с Лизой, племянницей убитого, которая хотела поступать в театральный. Лизе было восемнадцать: задорная мордашка, светлые кудри, свежее лицо без косметики и пухлые губы. Почти Барби. Они зашли в кафе, потому что Лиза захотела подкрепиться смузи. Паша понятия не имел, что это такое, но в кафе они зашли. Лиза заказала что-то зеленое в высоком бокале, Паша ограничился черным чаем.

– Вы хотели поступать в театральный?

– Да. А теперь не знаю. Вот ужас-то! Кто дядю Сашу убил? Кому это надо? И что теперь будет со мной? Все? Планы коту под хвост? Столько стараний. И в инсте уже всем объявила, что иду поступать. Ради увеличения фолловеров… А теперь к кому идти? – Лиза тараторила без умолку, но было видно, что крах своих планов она переживает не на шутку.

– Хотела поступить?

– Конечно! А потом в сериалах сниматься или в полном метре. Клево же! У дяди Саши знакомые везде были. Уж он помог бы. У вас знакомых в театральных кругах нет? – огорошила его вопросом Лиза.

Паша покачал головой:

– Нет.

– Очень жаль! – со вздохом призналась Лиза.

Она отпила смузи и склонила голову набок.

При каждом ее движении кудряшки, напоминающие спиральки, тряслись и колыхались в такт словам и жестам.

– Как быть?

Девичий лоб прорезала морщинка, отчего Лиза стала похожа на старушку.

– Ну ведь не может быть, чтобы все так и лопнуло.

– Ты часто виделась с дядей Сашей?

Она снова наморщила лоб.

– В последнее время – да.

– А что ты имеешь в виду под «последним временем»?

– Ну… два-три месяца, когда я стала готовиться в институт.

Паша представил себе, как мать, смирившись с выбором дочери, стала лихорадочно прикидывать возможности и искать связи. Брат был под боком, и его следовало обработать, то есть уломать с тем, чтобы он помог Лизе пробиться в институт. До этого брата она особо не знала, а тут вспомнила, что он имеет связи в артистических кругах, и стала осаждать его. Все понятно.

– На предмет чего вы встречались с Александром Николаевичем?

– Поговорить о моей карьере. Куда лучше поступать, во ВГИК или в Щепку? Мне хотелось сразу в кино, но дядь Саша говорил, что это нереально. Нужно все-таки повариться пока в театре. У него были знакомства…

– Что-нибудь в нем не показалось тебе необычным? Странности в поведении?

– Н-нет. Он только говорил, что, возможно, у него скоро будет постоянная работа. Он ведь не был в штате. Крутился, а театра своего не было…

– Он упоминал при тебе когда-нибудь Кирилла Морозова?

– Не помню. Он говорил, что ему нравится театр «На грани». Его возглавляет прикольный чувак – Константин Громопуло. Я про него передачу видела. Дядя Саша, кажется, играл в этом театре пару проходняков.

– Что?

– Проходных ролей.

– А…

Лиза пила свой смузи и снисходительно посматривала на Павла. Похоже, все происходящее раздражало ее тем, что наступила полная неясность с дальнейшими планами и карьерой актрисы. Знает ли она про отрубленные руки? Говорила ли ей об этом мать? Или пощадила ребенка?

– Твоя мама не упоминала о том, что труп нашли в странном состоянии?

Тревожный взгляд метнулся на него.

– Н-нет.

Не буду, решил Павел.

– А твой дядя увлекался стихами? Пушкина при тебе читал?

– Нет.

Расставшись с Лизой, Павел подумал, что, наверное, ее поступление в театральный откладывается на неопределенное время, если не навсегда. Таланта у нее явно никакого нет.

Прага. 1922 год

– Бу-бу-бу, – бухтело за стенкой.

Он поморщился.

– Слушайте, поручик, вы и вправду сходите с ума?

Он с интересом посмотрел на вопрошающего.

Молод, задирист, а впрочем, полное ничтожество. Тоска по жене и дочери накрыла его с головой. Он чуть не застонал от душевной боли, скоблившей по сердцу. Когда они еще увидятся? Когда? И суждено ли им увидеться в этой жизни? Или все дым, мираж, суета сует, как сказал когда-то мудрец Экклезиаст.

Как ему быть в этом мире? На что надеяться? На то, что время повернется вспять, не будет тех двух революций – этого ада, внезапно обрушившегося на Россию. Он помнил, как неприятно и унизительно началась Февральская революция, какое взвинченное возбуждение носилось в воздухе. Керенского обожали и носили на руках, а он оказался полным ничтожеством, не способным вывести страну из кризиса. Царь Николай II, Помазанник Божий, вел себя так, словно он правил не огромной страной, а маленьким княжеством, где всё под рукой и не нужно принимать тяжелых судьбоносных решений. Страна давно катилась к краху, и не видел этого только слепец…

Воспоминания нахлынули на него. Ему есть что вспомнить. Салон Марии Клейменихель. Каким он был тогда наивным и как увлекался всем таинственным, мистическим…

* * *

С Кириллом Морозовым Павел встретился недалеко от театра «На грани». Кафе, где они сидели, было стилизовано под советскую столовую.

Когда Павел позвонил по телефону, Кирилл не сразу понял, зачем его хотят видеть, потом посерьезнел и сказал, что об убийстве Диянова он не знал, но, если это требуется для следствия, конечно, готов встретиться.

Павел вынужден был признать, что Кирилл хорош собой, наверное, женщины сохли по нему пачками. Высокий, стройный, мускулистый синеглазый блондин чем-то напоминал молодого Бреда Питта.

– Я даже не могу поверить, что Александра убили, – сказал он. – Бред какой-то!

– Не просто убили, а отрубили ему руки.

Кирилл издал звук: нечто между возгласом негодования и криком ужаса.

– Вы были друзьями?

– Я бы так не сказал, скорее, знакомыми.

– Когда вы познакомились и как часто виделись?

– В последнее время – чаще обычного. А так – два-три раза в год.

– Чем были вызваны участившиеся контакты?

– Александр хотел прийти к нам в театр «На грани», поэтому просил о содействии.

– Вы входите в руководство театра?

Павел увидел, что Кирилл невольно смутился.

– Нет, что вы! Я просто там… иногда играю. Пару раз консультировал режиссера. И всё. Никаких руководящих должностей в театре я не занимаю.

– Почему же Александр обратился к вам?

– Он просил помочь ему, похлопотать перед главрежем. Александр думал, что я смогу помочь. Он нигде постоянно не работал и хотел найти площадку, где мог бы играть регулярно.

– У него были враги? Рассказывал ли он вам о своих неприятностях?

– Понятия не имею о его врагах. Ничего подобного он мне не говорил…

– Выглядел ли он в последнее время расстроенным или озабоченным?

– Как обычно, ничего такого за ним я не замечал.

– И между тем его убили зверским способом.

– Я не…

– Хотите посмотреть фотографию? – не унимался Павел.

Он показал снимок Морозову. Тот поперхнулся, и Павлу показалось, что его сейчас вытошнит.

– Ужас! Простите! Кто это мог сделать?

– Мы и пытаемся это выяснить…

– Я о его жизни ничего не знаю толком, я же говорю, друзьями мы не были…

– Подумайте хорошенько. Когда вы с ним встречались в последний раз?

Морозов задумался:

– Кажется, дней пять назад, если не ошибаюсь.

– И о чем говорили?…

– Ну… о делах театральных. Он хотел, чтобы я энергичнее вел переговоры с главрежем. Можно сказать, настаивал. О своих планах говорил. Хотел, как я понимаю, пустить пыль в глаза, показать свою незаменимость. Без блефа актерам обойтись трудно.

Павел подумал, что толку от Кирилла Морозова маловато… Ну а вдруг?

– Советую вам все хорошенько обдумать. Наверняка какие-то детали вы могли упустить. Вспомните, любая мелочь может оказаться зацепкой…

– Я попытаюсь.

Павел оставил свой телефон Морозову и подумал, что распутать это дело будет весьма нелегко.

– Простите, – спросил он напоследок, – а какую роль собирался играть в вашем театре Александр Диянов? Было ли это как-то связано с Пушкиным?

И здесь… Павел мог поклясться, что в лице Морозова мелькнула растерянность, которая, впрочем, быстро сменилась неприкрытым страхом. Он проскользнул, как блик, в одну секунду, но Павел сумел этот страх разглядеть.

– Нет. О конкретных ролях мы пока не говорили.

– Подумайте!

– Если что-то вспомню, я сообщу вам, – быстро проговорил Павел.

Уже вернувшись домой, Павел решил, что надо поговорить с Морозовым еще раз. Ему не понравилось то выражение страха, которое промелькнуло на лице актера.

Турция. Наши дни

Выходящий из моря мужчина был красив как бог. Стройный, поджарый. Анна невольно задержала на нем взгляд, но тут же, устыдившись собственного порыва, отвела глаза в сторону. Докатилась, беззлобно поддела она сама себя, любуешься накачанными мужскими торсами. А надо бы думать совсем о другом. «И о чем же? – ехидно пропел кто-то внутри нее. – О чем тебе еще думать на отдыхе, как не о мужчинах? Ты теперь девушка свободная». При этих словах она поморщилась. Не хотелось вспоминать о расставании с Данилой. Кто был прав, а кто виноват? Какая теперь разница! И зачем это нужно разбирать? Да еще на отдыхе, когда главное – отдохнуть и развеяться.

Анна вспомнила, как ее начальник Вася Курочкин чуть ли не силой выпихнул ее в отпуск, приговаривая при этом: «Пора бы тебе, матушка, и отдохнуть». Когда Курочкин начинал употреблять такие слова, как «матушка», это означало крайнюю степень раздражения. Все-таки Анна знала своего начальника неплохо. Да что там говорить – хорошо. Поэтому она недолго сопротивлялась и согласилась взять отпуск, тем более что Вася выдал ей на дорожку не только отпускные, но и премию. Словно хотел поскорее спровадить ее.

На самом деле Анна понимала, что ему нужен толковый здоровый работник, а не та размазня, в которую она превратилась. Васины щедрость и внимание означали всего лишь заботу о ценном кадре, имеющемся в компании в единственном числе. Вторую опору фирмы составлял сам директор.

Дома Анна немного всплакнула. Было непривычно идти в отпуск в одиночестве. Раньше такие проблемы занимали ее меньше, а вот с некоторых пор – по мере приближения к тридцатилетию – возраст стал чувствоваться острее. Еще, конечно, все не фатально – все-таки ей не сорок, тем более – не пятьдесят. Пятьдесят лет Анне вообще представлялись недостижимыми и далекими, как пустыня Сахара… хотя она понимала, что время пролетает молниеносно, и этот возраст наступит гораздо раньше, чем она думает.

Анна зашла в интернет и стала просматривать предложения турфирм. Все было ярко, красочно и… стандартно. Турфирмы, словно соревнуясь друг с другом, предлагали измученному работой, неурядицами и просто бытом потребителю один тур краше другого. Там были и экзотический Бали, и Таиланд, полюбившийся россиянам в последние годы, присутствовала европейская экскурсионка: Прага, Париж, Вена, предлагались изученные вдоль и поперек Египет и Турция… Словом, глаза разбегались, и трудно было остановиться на чем-то одном. Каждый вариант был хорош по-своему, и у каждого была своя изюминка, но экскурсии Анна отмела сразу, потому что она нуждалась прежде всего в отдыхе, а не в походах по музеям и достопримечательностям, какими бы выдающимися они ни были. Все это как-нибудь в другой раз, решила она. Сейчас – долгожданный отдых, в котором я так нуждаюсь, раз сам начальник выпроводил меня из офиса под белы рученьки.

Внезапно Анна подумала, что чем проще, тем лучше, и для ее целей вполне подойдет Турция. Разве это плохой вариант?

Анна зашла в турбюро, находившееся рядом с домом, и купила себе тур на десять дней. Вполне достаточно, подумала она. Длительное пребывание на солнце мне повредит. Да и мозги слишком расслабятся… А вот десять дней – самое оно.

…В самолете она ни о чем не думала, только вспоминала Васю, который сказал ей: «Без красивого загара и легкой головы не возвращайся. Сиди там, пока не наберешься сил».

* * *

…Выполнять программу по красивому загару она начала сразу, в первый день же день облюбовав уютное место на пляже. Она лежала на топчане, представляя, как выглядит со стороны: в новом купальнике, купленном на скорую руку – сине-бирюзовом, с эффектными белыми полосками; в темных фирменных очках, закрывающих пол-лица. И только она села, чтобы посмотреть на море, как увидела ЕГО… Красавца-блондина, который невольно смутил ее… Наверное, длительное отсутствие секса так действует: мужчины видятся в другом, волшебном свете. Чуть ли не богами…

В этот момент она рассердилась на саму себя и снова легла, чтобы никого не видеть. И неожиданно услышала:

– Место свободно?

Анна открыла глаза и мгновенно села.

К ней обратился тот самый блондинистый бог… Вблизи он был еще лучше, красивее – пресс кубиками, как это сейчас модно, синие глаза… Она внезапно покраснела.

– Э… свободно.

– Спасибо. Я сейчас…

Через минуту блондин уже устроился рядом с ней. Они сидели на соседних топчанах и разговаривали. Анна ощутимо напряглась. Она вдруг вспомнила, что ее фигура далека от совершенства, надо было не лениться, а хотя бы изредка ходить в фитнес-клуб и тренироваться, тем более возможности сейчас есть. А так…Она представляет собой не очень красивое зрелище. Ноги не накачаны, животик провисает, мышцы рук тоже дрябловаты…

– Вы здесь первый день?

– Да.

– Как жаль!

– Почему?

Анна прищурилась, принимая вид роковой красотки, подсмотренный в каком-то глянцевом журнале.

– Потому что я завтра утром улетаю. Мой отдых закончен. Се ля ви. Все хорошее, к сожалению, когда-нибудь заканчивается. Так что мне не повезло: приятное знакомство – и в самый последний день… Какой нонсенс.

Анна дипломатично промолчала. Да и что она могла сказать? Неужели она понравилась этому красавцу с первого взгляда? Разве так бывает? Что за низкая самооценка, одернул ее внутренний голос. Не надо заниматься самобичеванием!

– Будем знакомы. Кирилл.

– Анна…

– Так звали мою маму, – с грустью в голосе сказал Кирилл. – К сожалению, ее уже нет. Но я ее помню, и мне не хватает материнских советов.

– Да… – Матери у Анны не было, она умерла, а об отце – тиране и алкоголике – лучше было не вспоминать. Тем более что сейчас она жила от него отдельно и не должна была терпеть его выходки, как раньше. То время Анна не могла вспоминать без содрогания… Как только она смогла все вытерпеть, не сломаться и не превратиться в законченную стерву!

– Вы отдыхаете одна?

– Одна. – Тут Анна рассердилась. – А что? – спросила с некоторым вызовом.

– Просто так, – стушевался блондин. – Я вас обидел? Слушай, может быть, на «ты»?

– Может…

Кирилл посмотрел на часы.

– Мне нужно съездить в город – закупить сувениры для своих родственников и знакомых. Терпеть не могу это занятие, но деваться некуда. Если не привезу – стану для всех врагом номер один. Поэтому я бы с радостью остался здесь с тобой, но… – Его указательный палец уставился на Анну. – Я приглашаю тебя сегодня вечером в ресторан и не приму отказа. Все будет очень красиво, обещаю… в каком ты живешь номере?

– В двести пятом.

– Отлично. Вечером я постучусь к тебе… И еще – твой номер телефона?

– Я не взяла роуминг, решила отдохнуть ото всех.

– Понимаю… еще как понимаю. Иногда хочется всех послать к черту и остаться одному. Но увы… Никак не получается. Дела, обязательства…

У Анны на языке вертелся вопрос о семейном положении своего нового знакомого, но она сдержалась.

Блондин встал.

Теперь это божество нависало над ней:

– Итак, до вечера…

– До вечера, – эхом откликнулась Анна.

* * *

Вторую половину дня она пребывала в странном смятении. Вроде бы не произошло ничего особенного. Ну да, знакомство, но куда оно приведет? Тем более – завтра Кирилл уезжает. Но все же, все же… Не каждый день на нее обращают внимание такие интересные мужчины. Не каждый… И что это было? Неужели она способна покорять мужчин с первого взгляда? Анна была невысокого мнения о своих женских способностях, хотя частенько себя ругала за это. Как ты себя ощущаешь, так тебя люди и воспринимают. Она прекрасно знала эту нехитрую истину, но не могла считать себя покорительницей мужчин, роковой женщиной, с легкостью разбивающей сердца…

Мысленно она вернулась к Кириллу. Бывает же любовь с первого взгляда… Хотя, по правде говоря, ни о какой любви пока речь не идет… Просто она понравилась очень интересному мужчине, он пригласил ее в ресторан – и всё, одернула она сама себя. И хватит фантазировать на пустом месте. Может, чел просто хочет срубить напоследок необременительный секс. Подарит ей красивый вечер, а потом потянет в койку… А ты уже размечталась… Тебе нужно обладать более практичным умом и твердо стоять на ногах, а не парить в облаках…

Анна волевым усилием заставила себя не думать о предстоящем свидании. Если все станет скатываться в пошлость и банальность – она даст отпор. Дешевое одноразовое приключение – не для нее. Пусть красавец не рассчитывает на легкую добычу…

* * *

…Ровно в семь часов к ней постучались. Она была уже одета в вечернее платье, которое положила в чемодан в самый последний момент. Как оказалось, не зря!

Платье было чуть ниже колен. Темно-синее, с тонкими лямками и серебристой вышивкой на груди. Волосы Анна распустила, и они красивыми волнами спускались ниже плеч. Косметикой она решила воспользоваться по минимуму: блеск на губы и тушь на ресницы. Кожа, конечно, бледновата, приобрести красивый загар в соответствии с пожеланием начальника она еще не успела, но что есть, то есть…

Анна открыла дверь. Блондин стоял, прислонившись к стене, и улыбался:

– Готова?

– Как видишь!

– Тогда – пошли.

* * *

Вечер и вправду был замечательным. Кирилл выбрал удобное место: они сидели за столиком, и перед ними открывался прекрасный вид на море. Вечерело, вода из синей становилась темно-бирюзовой, лучи заходящего солнца тонким слоем, как разлитые акварельные краски, растекались по воде… Змейками струились по ней, взбаламучивая ровную гладь.

Кирилл рассказывал о себе. Оказалось, он служит в МИДе… Нет, нет, не в главном аппарате. Всего лишь скромный клерк, который выполняет свою работу, скучные рутинные обязанности, ничего возвышенного и романтичного. Он не посол и не дипломат первого ранга. А кем работает Анна? На секунду она замялась: говорить или нет? Но все же решилась: в историко-консультативном центре. При этом известии глаза Кирилла расширились.

– Бог мой, май год, как говорит начальник, как это интересно!

– Ну… – протянула Анна. Рассказывать особо не хотелось, но и принижать себя – тоже.

– Есть какие-то сногсшибательные дела? – поинтересовался Кирилл.

– Дела разные… – уклончиво сказала Анна.

– Понимаю, – подмигнул ее собеседник. – Конфиденциальность.

– Этот момент всегда присутствует, – несколько назидательно сказала Анна.

Разговор плавно перешел к родственникам. У Кирилла была сводная сестра Ника.

– Забавное существо, – сказал он, – очень забавное. Немного сумасбродная, но очаровательная. Ветер в голове, хотя надо бы уже немного остепениться. Возраст приближается к тридцатнику, не девочка.

При этих словах Анна невольно съежилась. «Не девочка» и «тридцатник» – это было и о ней, об Анне. Понимает ли это Кирилл? Похоже, что нет. Она с облегчением выдохнула.

– Ника играет в театре… Увлекается девочка, увлекается… Но у меня с ней прекрасные отношения, и она всегда может рассчитывать на меня… Кстати, я тоже играю в театре, но не главные роли. Это скорее мое хобби, и театр у нас очень своеобразный. Может быть, слышала о таком? Называется «На грани». Хотя сначала собирались назвать его «Сукины дети», но вовремя спохватились, а то сейчас был бы прикол на всю Москву. – И Кирилл смеется.

– Как интересно… – Анна подается вперед. – Играть в театре!

Кирилл скрещивает руки на груди:

– Кайф – есть! Отрицать не стану. Сначала думаешь – зачем это? Ну, один раз попробую, и всё! Не собираешься участвовать во всем этом и сам себе говоришь: «Один разок». А потом понимаешь, что одним разом не обойтись… Никак. Потому что опасный вирус под названием «театр» уже проник в тебя, и тебе ничего не остается, как постоянно принимать этот сладкий наркотик, иначе жизнь кажется скучной и пресной. Был человек – и пропал. Наверное, я тебе кажусь немного сумасшедшим. Но те, кто попробовал играть, – все такие. Крейзи. И никто меня не переубедит в обратном.

Анна слушает его голос – так вода отскакивает от гладкой поверхности – стаккато. Никогда бы не подумала, что страсть к чему-то может захватить целиком, но театральные люди – особые. Театр для них – вся жизнь… Попробуй втолкуй им, что жизнь не ограничивается кругом сцены, есть еще тысячи вещей, которые могут радовать… Неужели Кирилл как раз такой? Из этой породы, отмеченной театром, как клеймом?

– Правда, в последнее время… – И Кирилл внезапно замолчал. – Я немного к театру поостыл. И тому есть причины. Не все мне нравится… – произнес он с некоторым нажимом. Потом тряхнул головой. – Ладно, разберусь…

– Какие-то любопытные последние постановки?

Он смотрит на нее, а она отводит взгляд.

– Есть! – Он замолкает. По лицу пробегает тень. Кирилл как будто бы пытается что-то вспомнить и не может.

– Мы сейчас ставим «Сон Татьяны и Онегина». Как самостоятельный спектакль. Он небольшой, но там есть смысл. Есть игра! Все очень тонко! Очень… – Он замолкает и смотрит в сторону. – Там играем я и Ника, моя сводная сестра.

– У меня тоже есть сестра… сводная… – говорит Анна.

И замолкает. Может ли она говорить о своей сестре – известной телеведущей, которую знает если не вся страна, то бо́льшая ее часть? Нет, лучше она не будет говорить об этом…

Луна покачивалась на волнах, словно собираясь нырнуть в воду: она примерялась к своему погружению, пробуя на вкус блестящую темную поверхность. Кирилл был очарователен: рассказывал разные истории, шутил, смеялся… Фонарь бросал на него свет. «Я умею хранить молчание…» – было написано белыми буквами на черной футболке. Какая двусмысленная надпись… Хотя мужчина, умеющий хранить молчание, дорогого стоит.

Анна расслабилась и подумала, что, если Кирилл захочет остаться с ней на ночь, она… пожалуй, не станет его отталкивать. Наверное, в этом была виновата коварная луна, разливавшая по воде призрачный свет, от которого глаза мужчины блестели, словно все происходящее имело какое-то особое значение: каждый звук и жест таил в себе множество смыслов. К тому же он умеет хранить молчание… Но что он подумает о ней? Не сочтет ли легкомысленной девицей, готовой прыгнуть в койку с первым подвернувшимся кавалером?

Она терзалась этими вопросами, они не давали ей расслабиться. Она примерялась к роли, которую ей предстояло сыграть, но совершенно напрасно, потому что Кирилл проводил ее до двери номера и скорчил гримаску со словами, что завтра рано вставать, у него самолет и надо хорошенько выспаться перед полетом. Он ушел, помахав ей на прощание рукой. Но перед тем как покинуть Анну, взял номер ее телефона и сказал, что в Москве обязательно позвонит.

* * *

Не успела Анна прибыть в Москву, как к ней явился курьер с огромным букетом роз.

– Распишитесь, – протянул он ей квитанцию.

– От кого?

– Там все написано.

Можно было и не спрашивать: в букете была записка: «Моей новой знакомой – очаровательной Анне. От Кирилла». Розовая бумага, завитушки по краям.

– Спасибо.

Анна взяла букет и уже в коридоре посмотрела на себя в зеркало. Щеки горели, глаза блестели.

– Ну и ну!..

Неужели она стоит на пороге нового романа? Кто бы мог подумать, чем обернется для нее эта поездка в Турцию!

* * *

На работе Вася Курочкин заметил, глядя на нее:

– Хорошо отдохнула! Сразу видно по тебе…

– Хорошо! – подтвердила Анна. – Отдыхать я не привыкла, но организм требовал срочной перезагрузки, иначе я бы просто не выдержала.

– Я так и понял, поэтому как шеф, который денно и нощно заботится о своих подчиненных, отправил тебя в отпуск. И теперь вижу, что результат налицо. Точнее, на твоем лице. С кем-то познакомилась? Вся сияешь! Давненько я не видел тебя в таком состоянии.

– Вася! Это уже лишнее и личное.

– Всё! – Начальник вскинул руки, – Сдаюсь! Не буду… и кстати, приступаем к работе… Есть небольшое дельце, которое требует предельного внимания и сосредоточенности.

* * *

Кирилл позвонил на следующий день после ее приезда.

– Привет!

– Привет!

– Как дела? Может, сходим в театр? В тот, где играет Ника? Моя сестра, о которой я тебе говорил! Ну и я… подвизаюсь… Сегодня я играю, посмотришь… Роль совсем небольшая, мягко говоря… Но тем не менее…

– Я помню. С удовольствием. – Анна хотела прибавить, что в театр она в последнее время ходила нечасто, так ее отпугивал современный репертуар. Либо чернуха, либо уж совсем тошнотворные сцены, чуть ли не поедание экскрементов, и все это выдается за смелое авангардное искусство, волну новых веяний в старой замшелой драматургии. Хотя Анна помнила, как в детстве она ходила на классический спектакль по Шиллеру «Коварство и любовь», и ей все понравилось, театр оставил впечатление чего-то возвышенного и легкого. Без истошных криков, воплей, обнаженки, выворачивания всего и вся, что присутствует на современных подмостках…