Текст книги "Змей в саду Ватикана"

Глава четвертая
Портрет без права передачи

Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться собственным именем.

Анатоль Франс

Москва. Наши дни.

Павел понимал, что встретиться с друзьями убитого Филиппа Рогова нужно как можно скорее. Телефоны, которые ему передала Марина Байрюк, он аккуратно переписал в записную книжечку, так как привык не особо доверять гаджетам. У него на глазах глохли, терялись и навсегда замолкали телефоны людей, которые в тот момент в ярости восклицали: «Как же так! Знал бы – переписал все в добротную телефонную книгу, столько контактов потеряно! Мамма миа…» И все в этом духе. Прогресс прогрессом, думал Павел, а старые методы еще никого не подводили. Нужно только не забывать о них, иначе останешься без связей. Без нужных телефонов. А это в наше время весьма серьезная мини-катастрофа. И есть такие телефоны, которые не восстановить…

Позвонив по первому номеру, Павел понял, что его здесь ждет облом… Никто к телефону не подходил, когда же он попробовал позвонить во второй раз, прозвучало «Абонент временно недоступен». Со вторым другом Филиппа Рогова ему повезло больше, хотя тот долго не мог понять, что ему хотел сказать Павел. Судя по фоновому шуму, Лисенков Николай Владимирович находился где-то в кафе или в магазине.

– Что?! – почти кричал он в трубку. – Не понял? Филипп умер. Ой-ты елы-палы. – В голосе послышалось искреннее огорчение. – Я же ему несколько дней назад звонил, разговаривал. Как же так? Да-да, понимаю. Надо встретиться. Я… – Он задумался. – Буду свободен после пяти. Устраивает? Говори, начальник, где и когда?

Рудягин, немного подумав, назначил встречу в одном уютном кафе, спрятанном в московских двориках. Интерьер был не пафосный. А главное – цены умеренные, что для столицы являлось большой редкостью.

Николай Лисенков оказался крепким мужчиной лет шестидесяти в джинсах и кожаной куртке.

Он поздоровался с Павлом и спросил, отводя глаза:

– Никакой ошибки нет? Это точно Филипп?

– Нет, Николай Владимирович, к сожалению, никакой ошибки здесь нет. Это Филипп Рогов.

– Жаль пацана. – Он снял в кафе кепку и положил ее на край стола. – Эх…

– Вы давно знакомы?

– Дай, начальничек, пива себе закажу. Это можно?

– Я и сам собирался предложить вам пива и какую-нибудь закусь…

– Ты еще и платить за меня хочешь? Нет, начальничек, я еще способен сам за себя заплатить. С финансами у меня пока все в порядке. Не знаю, долго ли так будет… Посмотрим… Пока не жалуюсь…

Через пару минут перед ними появились два высоких бокала с пивом, тарелка с гренками и еще винегрет.

– Люблю винегрет. Его еще моя жена покойная делала, Вероника. Спасибо ей за детей. Двое у меня. Сын, правда, погиб… – Лицо собеседника Павла помрачнело. – Когда ему восемнадцать лет было. А Машка – дочь – мамашей уже стала. Трех внучат подарила. Как будто бы за себя и за Кирюху… Что ты хотел про Филиппа спросить?

– Как и где вы с ним познакомились?

– Вопрос хороший… Этот мальчонка буквально сох по машинам. И разбирался в них. Его первый автомобиль был куплен с моей подачи. «Фольксваген».

Он позвонил по объявлению и приехал. Так мы и стали с ним общаться…

– Когда это было? – Павел достал блокнот и ручку.

– Дай сообразить? – Николай Владимирович поднял глаза вверх. – Лет шесть назад. Да. Где-то так. Но мне этот малец сразу понравился. Чем-то он покойного Кирку мне напомнил. Такой же серьезный, самостоятельный… К старшим прислушивается.

– Как часто вы виделись?

– Ну как часто? Он – занятой человек, когда его машина ремонта требовала – приезжал. Иногда заглядывал просто так… Поверишь ли, сидели в моем допотопном гараже и беседовали. Несколько раз брал меня прокатиться на яхте своей. У него маленькая яхта была, так мы по Истре катались, выходили на канал… хорошо было. Плывешь себе, вода вокруг плещется. Пивко же опять холодненькое, закусон всякий…

– Э-э-э-э. – Дальше Павел не мог точно сформулировать свой вопрос. Вернее, он понимал, что это прозвучит крайне бестактно. А хотел он спросить попросту о том, что могло связывать успешного карьериста Филиппа Рогова и простого автомеханика Николая Лисенкова. Но как бы это поизящнее сформулировать… Чтобы не прозвучало слишком обидно… – Как вы думаете: почему Филипп тянулся к вам?

– Так это, думаю, понятно: машинки он любил – это раз. А потом у мальца отца не было. Вот ему и хотелось мужского общества, чтобы просто посидеть. Поговорить…

– Делился ли он с вами какими-то проблемами на работе?

– Да что я в его работе понимал? Он то на бирже играл, то у какого-то депутата был помощником. Для меня все эти современные работы – лес темный. Если бы он и поделился проблемами, что бы я мог ему посоветовать… – Здесь Николай Лисенков сделал движение, которое не ускользнула от Паши. Он как будто бы задумался… над чем-то…

– Если вам есть что сказать – говорите… – попросил Павел.

– Вообще-то, в последний раз, когда мы виделись, мне показалось, что он как-то посерьезнел. Словно над чем-то усиленно думал. Так бывает, когда какая-то проблема не оставляет. Бьешься над ней, мучаешься… Я даже спросил его: ты чего, Филипп? А он вскинул глаза и ничего не ответил.

– Вы встречались в гараже?

– Нет, я его к себе пригласил. Обстановка у меня неважная, ремонт давно надо сделать, но он никогда этого не показывал… Я еще пошутил тогда: может, жениться надумал? А он так встрепенулся: нет-нет… Я об этом даже и не думал… А я в ответ на его слова еще хмыкнул: как это не думал, разве судьба будет спрашивать. В один прекрасный день встретишь девчонку и поймешь, что пропал.

– У него же есть знакомая… Марина Байрюк. Его любовница.

Но Лисенков только махнул рукой.

– Не нужна она ему. Это он так… баловался. Всерьез он Маринку никогда не воспринимал. Мне достаточно было посмотреть на них вместе, как все встало на свои места. Проходная она у него… Больше и сказать нечего.

– Но она говорит, что была ему близким человеком. Они собирались пожениться.

– Ну мало ли что бабы скажут. Их хлебом не корми, дай поскорее парня охомутать. Уже в мечтах колечко золотое на пальце видят. А Филипп жених завидный был… Все при нем: и квартира, и тачка хорошая, и сам красавец. Извини, что я так говорю, но сегодня девахи, как ты знаешь, весьма меркантильны. Это не то, как мы с Вероникой поженились. Ни кола ни двора… Да ладно, что о нас-то говорить… Эх, Филипп. Ну как же так…

– Была ли у Филиппа другая женщина?

Николай Владимирович развел руками.

– Неизвестно… Не знаю… Хотя, впрочем… – Он запнулся.

– Что? – встрепенулся Павел. Ручка застыла над листом бумаги.

– Один раз я видел его с девчонкой. Как он на нее смотрел! Эх…

– Кто она?

– Не знаю. Я видел их на улице. На перекрестке. Хотел махнуть рукой, поприветствовать Филиппа, но машины скрыли нас друг от друга, а потом, когда я посмотрел на то место, где они стояли, там уже никого не было.

– Как она выглядела?

Николай Владимирович почесал в затылке.

– Такая шатенка. Среднего роста. Симпатичная… Больше ничего сказать не могу.

– Ясно. Значит, Филипп Рогов, имея постоянную любовницу, крутил роман еще с одной девушкой.

– Слушай, – непонятно почему разозлился на него Лисенков, – я не говорю, что он крутил романы. Просто я видел его с девчонкой. Может, это его давняя подруга. Одноклассница там или кто еще…

– Больше вы ее с ним не видели? В ваше поле зрения она не попадала?

– Нет.

– А вы ни о чем не расспрашивали?

– Послушайте, – почему-то снова рассердился Лисенков. – Я знаю, о чем можно было расспрашивать Филиппа, а о чем – нет. Я к нему в душу не лез. Дистанцию соблюдал.

– Хорошо. Я вас понял.

Внезапно Пашин собеседник обмяк:

– Как жалко пацана-то. За что его так?

– Будем выяснять.

– Поймают убийцу?

– Следствие будет использовать для этого все имеющиеся ресурсы. Может быть, вы вспомните что-то еще… Расскажите о том, как он был у вас, когда вы виделись в последний раз… Постарайтесь все обозначить по порядку. Ничего не перепутать. Для следствия это важно.

– Да, я все понимаю. Но сказать что-то особенное не могу. – Пиво было уже выпито.

– Еще закажем? – предложил Павел.

– Ни-ни. Я свою норму знаю. Печень берегу. Так что, начальничек, все в ажуре, как говаривала моя покойная Вероника… Филипп приехал. Посидел в гараже совсем немного, потом говорит дядь Коля пошли к тебе… Посидим там… Я немного замялся. Обстановка у меня не очень. Но Филипп словно понял, о чем я думаю, и сказал, что он на дизайн интерьера не смотрит. Я так сообразил, что он хочет немного расслабиться, уж очень задумчивый был, как не в себе… По дороге мы купили еды, Филипп купил… Пивко там… Пришли. Я стол накрыл. Посидели…

– О чем говорили?

– О машинах. О гонках… Потом кто-то позвонил, и Филипп заторопился… Вот и все. Кто бы знал, что вижу его в последний раз… – Голос Лисенкова дрогнул.

– Кем были его родители?

– Они умерли… Он был сиротой…

Павла терзало смутное недовольство. Что-то ускользало…

– Ладно. – Паша с шумом захлопнул блокнот. – Я вам оставлю свои телефоны. И личный, и служебный. Звоните, если что-то вспомните еще.

– Конечно…

* * *

Когда Павлу позвонила Анна и рассказала о пропавшей Ольге Шифман, он не поверил своим ушам.

– Так-так, – сказал он, проговаривая Аннины слова про себя. – Так-так.

Он-то помнил портрет убитого Филиппа Рогова с размашистой подписью внизу: Ольга Шиф…

В этом ритме, казалось, было успокоение. Или он ошибался? Какой там покой? Откуда? У них в родительском доме до сих пор висят часы, доставшиеся от бабушки. Старые, с маятником. Их тиканье всегда успокаивало.

– Давай встретимся, и ты мне все расскажешь по порядку.

– Конечно! – воскликнула Анна. – Где и когда?

– Откладывать не станем. Предлагаю сегодня. Я могу подъехать к тебе. Диктуй адрес. Где-то он у меня был записан, но скажи снова.

Встретила его не одна Анна – сразу три девушки. Три грации, отметил про себя Павел.

– Павел Рудягин. Следователь, – сказала хозяйка, глядя на гостей. – Надеюсь, он нам поможет. Я пригласила этих людей, потому что им есть что сказать. Как раз по поводу Шифман.

Представила своих знакомых – одна из них была галеристка, Александра Шалинская. Ее галерея называлась «Фиолетовое небо». Другую девушку звали Маргарита Мазен… Как объяснила Анна, она была ее знакомой, сталкивались по одному делу, которое распутывало «Клио». После этого Анна обратилась к галеристке.

– Наверное, первой должна сказать Александра.

Рассказ владелицы арт-галереи «Фиолетовое небо» был краток, монолог прерывался возгласами и восклицаниями.

– Я не знаю, куда она пропала, да еще накануне выставки.

– Когда выставка должна была открыться?

– Через месяц. Но это очень ответственный проект, месяц тут – уже выход на финишную прямую. Нужно все рассчитать, да и пиар-подготовку никто не отменял. Мы уже начали эту кампанию. Заказали статьи в журналах и пару роликов для ютуба. Все должно было пройти на очень высоком уровне, – подчеркнула она слова «высокий» и «уровень», чтобы Павел проникся всей важностью ситуации.

На всякий случай он кивнул.

– Она не могла куда-нибудь уехать, просто не поставив в известность?

– Ну вот! – с явным огорчением воскликнула Александра. – Она тоже спросила меня об этом! – и махнула рукой на Анну. – Но так утверждать значит не понимать, как вообще протекает жизнь в художественном пространстве и сколько времени уходит на подготовку каждого проекта. И сколько потом он приносит бонусов. Для молодого художника, такого как Ольга, это счастливый лотерейный билет. И вряд ли она стала бы им пренебрегать. Это совершенно не в ее стиле.

– Насколько я поняла, – вмешалась Маргарита, – Ольга была очень амбициозной молодой особой, она хотела сделать карьеру в столице.

– Еще бы, она приехала из провинции… Из Саратова, – подтвердила Шалинская.

Про себя Павел невольно усмехнулся. Огромный город на берегу Волги, исторический и культурный центр, Шалинская назвала «провинцией». Иногда москвичи все-таки немного снобы, но сами того не замечают.

– В любом случае она не стала бы так рисковать, – подтвердила Маргарита.

Павел переводил взгляд с одной девушки на другую.

«А что они вообще знают о жизни?» – внезапно подумал он. За время своей работы в Москве он уже повидал многое, еще больше услышал от своей коллеги Светланы Демченко. Все не так, как кажется на первый взгляд. Не всегда видны тайные мотивы действий людей. И бывает, что до них докопаться очень непросто. Даже близким не всегда известна правда… Кто знает, что стояло за этим поступком? И почему Ольга Шифман решила уехать накануне такого грандиозного открытия.

– Ольга знакома с Филиппом Роговым?

Маргарита Мазен переглянулась с Шалинской.

– Если честно, то я ничего об этом не знаю. И это имя и фамилию слышу в первый раз.

– А вы? – обратился Рудягин к Маргарите.

Та помотала головой:

– Я тем более ничего не знаю. Я в Москве наездами. С Ольгой общалась только однажды и о ее личной жизни никакого понятия не имею…

– Был ли у нее молодой человек?

– Похоже, что нет.

Павел с недоверием посмотрел на владелицу галереи.

– Вы уверены?

– Ну… она об этом не рассказывала. – Помолчав немного, добавила: – В общем, это странно, да… Обычно молодых людей не скрывают. Но Ольга никого не приводила, ни о ком не рассказывала… Если был какой-то тайный любовник…

– А где и когда вы познакомились с Шифман?

Шалинская вздохнула:

– В Тарусе, на выставке, в которой участвовало еще несколько художников. Ольга тогда была практически неизвестна. Но чем-то мне ее картины понравились, и я решила с ней сотрудничать. У меня же своя галерея, и я нуждаюсь в новых именах. Я стала ее арт-дилером, если так можно сказать…

– Ее картины хорошо продавались?

– Неплохо… Но о какой-то популярности говорить не приходилось… Я возлагала надежды на эту выставку. Но, как видите… – Галерейщица нервно прищелкнула пальцами.

– Родные у нее есть?

– Никого. Все умерли.

– А портрет Филиппа Рогова вы видели?

– Вы второй раз упоминаете это имя и фамилию, но я о нем ничего не знаю. Кто он?

– Помощник Дмитрия Коростылева.

– Ольга нарисовала его портрет?

– Да.

– Она об этом мне не говорила. А познакомиться с ним могла на какой-нибудь выставке или презентации. Ее иногда приглашали на тусовки. Он мог быть там…

– Он убит.

– Кто?

– Рогов. Поэтому я и задаю этот вопрос… Я хотел бы задать его Шифман, но пока это не представляется возможным.

Три пары глаз уставились на него.

– Вы думаете, что… – протянула Мазен.

– Не знаю. Я хотел бы спросить у Шифман, какие отношения ее связывали с Роговым, но…

– Как теперь мы будем действовать? – спросила Анна. – Что делать?

– Пишите заявление о пропаже Ольги Викентьевой, откроем дело, тогда я смогу действовать официально. Нужно будет провести обыск в квартире, где она жила.

– Хорошо, – сказала Шалинская. – Так и сделаем.

Марина Байрюк, когда ее допрашивал Паша, была категорична и утверждала, что никакой другой девушки или женщины в жизни Филиппа Рогова не было.

– Враки! – решительно заявила она. – Старик выжил из ума, и что-то ему почудилось. Мы с Филиппом собирались пожениться… И уже готовились к свадьбе. Если бы не его смерть… – Она провела рукой по лицу. При этом глаза ее, как заметил Павел, остались сухими.

– Каким был Филипп в последнее время?

– Каким всегда. Ничего особенного я в нем не заметила, – добавила она после легкой паузы. – Я бы сразу поняла, что с Филиппом что-то не так.

– Как часто вы с ним встречались?

– По-разному… Когда как. Иногда два раза в неделю. Иногда – один.

– Не так уж часто, – вскользь заметил Павел.

– Филипп был занят, – с легким оттенком недовольства сказала Марина. – Ездил в командировки.

– Где он работал?

– Одно время помощником депутата. Дмитрия Коростылева. Он и сейчас с ним связан. Был. Играл на бирже. В свою работу он меня особо не посвящал, – передернула она плечами. – Филипп считал, что удел женщины – дом и хозяйство, а не котировки на бирже.

– Весьма похвально, – сказал Павел. Потом подумал, что его слова выглядят несколько иронично-издевательски и замолчал…

– Он был прекрасным человеком. – Вот сейчас она заплакала по-настоящему. Навзрыд…

– Что вы можете сказать о его родных?

– Они умерли… Филипп ничего мне не рассказывал. Наверное, это была для него тяжелая травма.

«Возможно, он просто не хотел с тобой ничем делиться», – подумал про себя Павел…

– Ясно, что-то еще можете добавить?

– Могу! Он в последнее время боялся звонков… из Италии.

– Из Италии? – удивился Павел. – Как вы это поняли?

– Зазвонил телефон. Он кинулся к нему, увидел номер и побледнел. Я спросила, что такое? Он ответил: ничего. Но я потом посмотрела на первые цифры номера, мы стояли рядом. Это была Италия.

* * *

В квартире, где жила Шифман, все было перевернуто вверх дном.

– Видите, – сказала Шалинская, – что здесь творится. Кое-что мне удалось убрать…

– Зря… – прервал ее Павел. – Надо было оставить все в неприкосновенности.

– Не подумала в тот момент… – Она посмотрела на Павла и спросила: – Как вы думаете, она жива?

– Будем надеяться.

Сегодня ее лицо было особенно бледным. Колечко в носу отливало тускло-желтым светом. Тени под глазами дедали ее похожей на нахохлившуюся черную птицу. Это сходство усиливала черная одежда – размахайка и брюки.

Подписав бумаги, она ушла, а Рудягин, оставшись один, осмотрелся…

Что здесь искали? Кому понадобилось все переворачивать в квартире? И кто это сделал?

Нашли искомое или нет? И как это узнать? Ну неспроста же учинили такой разгром? Что-то, по словам Шалинской, удалось убрать, что-то осталось… Зря она, конечно, прибиралась. Отпечатки пальцев стерлись, и теперь нельзя установить, кто здесь был. Хотя, вероятно, что-то еще можно найти.

Надев перчатки, Павел стал внимательно смотреть в комнате… Картины, картины… Выдвинув ящики стола, увидел записные книжки. Пролистал – в основном записи прихода-расхода. Какие-то беглые заметки…

Все осмотрев, он позвонил Светлане Демченко.

– Привет! Как дела?

– Ничего нет.

– Совсем ничего?

– Все осмотрел.

– Сейчас я подъеду…

– Жду…

Светлана приехала быстро. Поздоровавшись с коллегой, она прошла в комнату.

– Ничего никогда не бывает, – назидательно сказала она. – Попробуем что-нибудь найти.

– Я, похоже, – пас. Осмотрел все.

– Понятно. Здесь нужен опыт. Как у собаки-ищейки. С той только разницей, что у нее нюх природный, естественный, а у нас – приобретенный. И мы его должны выработать… Он почти как интуиция. Ходишь и всматриваешься в предметы.

– Внюхиваешься, – попробовал было пошутить Павел.

– Внюхиваешься – серьезно сказала Светлана. – И это без шуток.

Через несколько минут Светлана уже обходила квартиру. Метаморфозы были налицо: она подтянулась, выражение лица сделалось сосредоточенно-серьезным. Упомянутое сходство с собакой-ищейкой стало явным. Павел хотел было продолжить разговор, но не осмелился. Светлана словно пребывала в своем мире… ни на что и ни на кого не обращая внимания. Она внимательно скользила взглядом по полкам и стенам, осмотрела диван, постучала по обивке, потом так же внимательно обошла кухню, выдвигая каждый ящик и заглядывая в банки.

Затем она села на табурет и закрыла глаза. Только Павел хотел спросить: все, значит, я был прав, и здесь ничего нет, как Светлана поднялась с табуретки. Как сомнамбула она снова проследовала в комнату и начала все осматривать повторно. Наконец, издав странный возглас: нечто среднее между криком дикаря и ироничным хмыканьем, она с сияющим лицом обратилась к Павлу.

– Вот. Смотри… – Светлана поднялась с табуретки и указала на ящик сбоку.

– Не понял. – Павел подошел поближе…

– Смотри внимательней… тут щель, разглядеть ее нелегко. Но могу уверенно утверждать, что здесь что-то есть. Это мне сообщает нюх ищейки, тот самый, о котором я тебе говорила…

– Осталось только проверить…

– Сейчас мы это и сделаем.

Из сумки Светлана достала набор инструментов, и через несколько минут перед Павлом возникла картина небольшого размера – примерно 20х30 сантиметров, пейзаж.

– Обычная картина, – сказал он.

– Если бы была обычной, ее бы здесь не прятали, – назидательно сказала Светлана. – Раз она в тайнике, значит, есть причина держать ее здесь. Иногда бывает в картинах делают тайники для наркотиков. – Она осмотрела полотно внимательно.

– Нет, похоже, это всего лишь картина.

– Но она была спрятана, а мы ее все-таки нашли. Я же говорила…

– Я тебе не верил. Прости…

Коллега скользнула по Павлу взглядом:

– Это нормально… Все приходит с опытом. Я тоже поначалу была зеленой и неумелой. Потом все изменилось. Так что не ругай себя слишком сильно, ты не виноват.

– Но ты даешь! – восхитился Павел. – Я тебе просто аплодирую.

– Рано! Надо узнать, почему эта картина представляла такую ценность.

– Подпись есть?

Светлана внимательно вгляделась в картину. Поднесла ее ближе к свету.

– Похоже, что – нет. Она без подписи.

– Так бывает?

– Как видишь!

– И что нам делать?

– Надо подумать. С ходу не решишь…

– Может быть, зайдем и посидим в кафе.

Коллега качнула головой.

– Не могу. В другой раз. Сейчас слишком много дел, каждая минута на счету.

Светлана позвонила на следующий день. Павел как раз вышел из кабинета начальника Вась Васича, которому доложил о проделанной работе. По лицу шефа нельзя было понять, доволен он или нет. Вась Васич хранил невозмутимость, и это Павла немного раздражало: хотелось эмоций, но их не было.

Потом начальник отпустил его, и тут позвонила Светлана.

Она находилась в шумном месте, и ей приходилось чуть ли не кричать, чтобы он мог услышать ее.

– Я поняла, что тебе нужно сделать.

– Что?

– Нужно с этой картиной пойти на экспертизу. К искусствоведу.

– Да?

– У меня может кончиться зарядка! – кричала Светлана. – Так что записывай.

– Ты можешь позвонить, когда я дойду до кабинета.

– Нет, – отрубила Светлана. – Либо запоминай, либо найди блокнот с карандашом – срочно.

– Минуту. Ладно. Давай диктуй…

– Валентинова Софья Константиновна. Искусствовед. Телефон. – Дальше Светлана дважды повторила номер, и Павел эхом – в уме повторил за ней.

– Теперь все! Она – настоящий профи. И даст тебе консультацию по интересующему нас вопросу. Даю отбой. На связи.

В кабинете, который Павел занимал не один, он написал на бумаге телефон, хотя насчет двух последних цифр был не уверен. Его сомнения подтвердились, когда он позвонил и ему сказали, что он ошибся.

Светлана позвонила вновь через полчаса.

– Все в порядке?

– Нет. Телефон неверный.

– Я так и подумала, что ты не успел запомнить. Записывай снова… Эх, растяпа! Носи все время с собой маленький блокнот и ручку. Понял?

– Два раза повторять не надо…

– Ну все! О’кей. И еще… – Светлана взяла паузу. – Мы пробили сотовый Шифман. Там чаще всего встречалась фамилия Полянского Арсения Николаевича. Запиши номер. Разыщи его и побеседуй насчет Шифман. Понял?

– Чего уж тут не понять, – проворчал Павел.

Софья Константиновна жила недалеко от Павла, и он с удовольствием прогулялся по старинным московским улочкам. Осень была теплой, без дождей. Искусствовед жила на втором этаже бывшего доходного дома начала девятнадцатого века. Дверь Павлу открыли не сразу. Послышалось громыхание отпираемых замков. Cначала – одного, потом – другого. Да еще дверная цепочка. Павел уже давно не встречал квартир с цепочкой. Они казались ему уже давним анахронизмом.

Валентиновой уже перевалило за семьдесят, но взгляд у нее был ясный, а спина – прямая. Ее бледно-голубые глаза внимательно рассматривали Павла.

– Да-да. Проходите. В комнату. Я сейчас…

В большой комнате Паше показалось, что он попал в музей. На стенах висели картины… В двух шкафах – за стеклом виднелись великолепные сервизы.

– Кофе у меня закончился. Могу предложить чай.

– Спасибо. Мне все равно.

– Тогда устраивайтесь – я сейчас…

Вскоре Софья Константиновна вплыла в комнату с подносом в руках. На нем стояли две чашки из тонкого фарфора, чайник и блюдце с печеньем.

– Сама пекла, творожные.

– Спасибо.

Паша любил крепко заваренный чай, поэтому напиток ему понравился.

– С чем пожаловали? – спросила хозяйка, когда Павел, выпив полчашки, поставил ее на стол.

– Сейчас вам все покажу.

Из пакета он достал картину, протянул ее Софье Константиновне.

– Хотелось бы узнать, кто художник. Вдруг известный? Или это просто живопись третьего сорта.

Пожилая женщина прищурилась.

– Надо очки надеть, без них вижу плохо…

Она встала и, сняв с полки темно-бордовый очешник, повернулась к нему.

– Ну что вы хотели узнать, Павел? Кто художник? А при каких обстоятельствах вы нашли эту картину? Если, конечно, это не является служебной тайной, как принято говорить на вашем языке.

– Нашли в квартире одной исчезнувшей девушки-художницы.

– Известной?

– Практически нет. Ольга Шифман, знаете ее?

– Никогда о такой не слышала… наверное, из современных. Их сейчас много развелось. Каждый мнит себя художником и как правило – непризнанным гением.

– Да, она наша современница. И должна была участвовать в одной выставке, открытие уже анонсировано, деньги вложены. Но девушка пропала, и мы прилагаем все усилия, чтобы найти ее.

– Теперь понятно… И эту картину вы нашли у нее?

– Да.

– Любопытно… Больше подобных картин у вас нет? Странная манера письма. Напоминает художника девятнадцатого века. Но более подробно я пока ничего сказать не могу.

– Нет. Картин, похожих на эту, мы больше не нашли. Мы обнаружили ее в тайнике, видимо для Шифман она представляла особую ценность. А вот ее работы. – Павел достал планшет и стал показывать картины пропавшей художницы Софье Константиновне. – Потому мы и обратились за разъяснениями к вам. Что это за картина? Как она оказалась у Шифман? Как мне сказала моя коллега Светлана, вы – профессионал.

– Спасибо за комплимент. Я отправлю эту картину на экспертизу к нам в лабораторию. Вам дадут точное заключение о том, когда она сделана, укажут возраст картины. Принадлежит ли это полотно пропавшей художнице. Я имею в виду, она сама писала эту картину или нет. Это можно будет установить не со стопроцентной доказательностью, но все же с высокой степенью вероятности. Потом я уже скажу вам, что и как. Попробуем расшифровать вашего таинственного художника.

– Хорошо. Договорились. – Павел поднялся с места. – Жду тогда вашего звонка.

– Да. Всего доброго.

Софья Константиновна взяла толстую телефонную книжку, выписала оттуда номера и протянула листок Павлу.

– Вот здесь все. Я позвоню вам.

Неожиданно Павлу пришла в голову одна мысль. Он достал из папки фотографию Шифман.

– Вы с ней точно нигде не встречались?

Взяв фотографию в руки, Софья Константиновна воскликнула:

– Да! Помню! Эта молодая девушка приходила ко мне с просьбой установить, кому могла принадлежать картина, которая была у нее. Только она сказала мне другую фамилию. Какую, уже не помню.

Павел чуть было не открыл рот.

– Да! И когда это было? И что за картина? – Вопросы так и сыпались из него.

– Кажется, это было два или три месяца назад. Могу что-то напутать. Нужно посмотреть. Когда она отдавала картину на экспертизу, скажу вам позже. Что за картина? – Софья Константиновна прищурилась. – Это была хорошая подделка под Марию Башкирцеву. Была такая художница с очень интересной судьбой. Она жила во второй половине XIX века…

– Простите, – спросил Павел. – А вы не знаете, случайно, Полянского Арсения Николаевича?

И здесь Павел увидел на лице Софьи Константиновны сложную гамму чувств: от легкого презрения до страха.

– Это человек, который подвизается в нашем художественном мире. Когда-то он был неплохим художником, но потом понял, что своими картинами он денег не заработает, и переключился на преподавание. Одно время, говорят, он занимался коллекционированием картин, потом, опять-таки по слухам, картины продал… У него не однозначная репутация… Ходили разговоры о каких-то темных делах. Но ничего конкретного доказать не удалось. А почему вы о нем спросили?

– Просто так, – ответил Павел.

Еще раз поблагодарив, Рудягин ушел. На улице он набрал телефон Полянского, который ему дала Светлана. Но абонент был «вне зоны доступа». Он еще несколько раз набирал телефон, но было – глухо.