Текст книги "Девушка с черным котом"

Часть 2
Становление

5
Тайны Берега

Шилд сидел на камне неподвижно, как изваяние, и, не отрываясь, смотрел на море. Что он там видел, Айрин было непонятно. Абсолютный штиль, зеркальная вода, ни облачка на небе, жара. Сама она давно скинула сарафан, оставшись в невесомом купальнике, и перебралась в тень – находиться на солнце не было никаких сил. Скоро, кстати, тень сдвинется, а это значит, что придется передвигать подстилку и сумку.

И как черный Шилд сидит на таком солнцепеке?

– Эй, кот, ты там еще не сварился? – спросила Айрин. – Слезай. Жарко очень.

Шилд обернулся, коротко глянул на нее, и снова уставился на море.

– Ну, как хочешь, – пожала плечами Айрин. – Я бы на твоем месте всё же слезла. Иначе на обед у нас будет вареный кот.

…Вода между камнями была теплой и прозрачной. Поплавав какое-то время на мелководье, Айрин покинула каменный бассейн, и поплыла в открытое море, подальше от берега. Последнее время ей всё больше и больше нравилось ощущение, которое можно было испытать лишь на глубокой воде – ощущение это казалось ей чем-то сродни полету, парению. Кристальная глубина внизу, призрачная, звенящая синева – сверху. И ни единой волны, ни одного движения. Если взять маску и трубку, можно лежать на воде лицом вниз, а если не брать, то можно долго-долго смотреть на небо, уже почти не чувствуя тела – смотреть и грезить наяву.

Условности, всюду на самом деле были условности.

Она уже знала, что ни маска, ни трубка ей не нужны – Таенн показал, что можно плавать под водой, сколько хочешь, и не дышать, всё решает лишь привычка к физическому телу. Она так пока что не могла, но надеялась, что научится. Может быть, научится. Научится до того, как за ней придут.

…Пока она плавала, кот спустился, наконец, с камня, и встретил Айрин, лежа на ее подстилке в тени. Айрин налила ему тепловатой воды в захваченную из дома чашку, напилась сама, вытащила из сумки книжку, и углубилась в чтение. Последние недели она стала много читать, благо, что в библиотеке недостатка в интересных книгах не было. Сначала она читала по большей части романы или рассказы, но потом наткнулась на книгу по архитектуре – и в результате не спала всю ночь. Книга эта, повествующая о строительстве и дальнейшем существовании старинных зданий, читалась интереснее, чем любой роман. Судьбы строений, судьбы людей, их спроектировавших, судьбы стран – всё сплеталось и переплеталось, всё взаимодействовало; дома, церкви, мосты, дворцы обретали свои лица и характеры, у них оказывалось тайн и загадок не меньше, чем у людей, а то и больше… Айрин, дочитав эту книгу, стала искать еще и еще, и книги, о чудо, послушно находились, причем именно такие, как ей хотелось. Как-то раз она заговорила про свое новое увлечение с Таенном, и тот ее чтение одобрил. Хорошая тема, согласился он. Ведь строят не только здания. Строят гораздо более интересные вещи. Какие? Почитай сначала про здания, потом поговорим и про что-то другое.

Она и читала. В этот раз книга, которую она нашла, называлась «Мосты тысячи столиц». Книга эта была про самые разные мосты. Подвесные, разводные, плавучие, длинные, широкие, даже межконтинентальные. Она и не представляла, что такие бывают. До этого она и вообразить не могла, что мост может иметь сто с лишним этажей движения, и соединять два континента, не нарушая при этом важные для планеты океанские течения…

Читала Айрин долго. Шилд заснул, раскинувшись в теньке, а Айрин сидела рядом, одной рукой удерживая тяжелую книжку, а другой – задумчиво поглаживая спящего кота по голове. Опомнилась она лишь тогда, когда тень растущего неподалеку куста достигла ее подстилки – а это значило, что пора собираться домой.

– Вставай, – позвала Айрин кота. – Поднимайся, соня. Шилд, вставай, а то не получишь своё любимое мясо на палочке. Его съедят до нас.

Кот неохотно встал, потянулся, зевнул от души – розовые десны, и белые, как сахар, острые зубы. Одним прыжком взлетел на камень, и, прищурившись, посмотрел на хозяйку – чего, мол, торопила, вот он я.

– Иду, – отозвалась Айрин, запихивая в сумку подстилку, книгу, и бутылку из-под воды. – Дай хоть тапки надеть. Как я без тапок по камням?

* * *

Набережная сегодня оказалась безлюдной, поэтому еды взяли без проблем – коту пару деревянных шампуров с жареной птицей, самой Айрин – тарелку холодной окрошки и пирожок с сыром. Дома она теперь обедала редко. Перекусив, девушка с котом отправились наверх – сегодня предстояло переделать еще довольно много дел.

Сперва Айрин и Шилд заглянули к Янине – та уже не просто открывала глаза, она начала улыбаться, узнавая Айрин, да и мха что на ней, что на собаке заметно поубавилось. Айрин очень хотелось верить, что Янина в один прекрасный день сумеет встать и заговорить. Она и сама толком сначала не понимала, что же так сильно привлекает ее в этой женщине, ведь совершенный Яниной поступок страшен, а судьба совсем незавидна. Но потом разобралась, что именно. Честность. Янина, не смотря на весь ужас содеянного, действительно поступила честно – она хотя бы не врала себе, не лицемерила, не пыталась изобразить то, чего нет, и спрятать то, что есть. Все-таки надо дать ей шанс, думала Айрин. Или хотя бы дать ей понять, что она заслуживает этот шанс.

Позже Айрин направилась к бабе Унаре, за обещанным рецептом финикового пирога. Про этот пирог Унара прознала от кого-то на пляже, и, встретив Айрин в городе, велела зайти – рецепт она записала на бумажке своим аккуратным учительским подчерком, и размножила через шкаф для еды.

По слухам, трансфигураторы над такими заданиями смеялись, но выполняли всегда охотно – инициатива в Мире Берега ими приветствовалась.

Унара на поверку оказалась не такой уж и плохой, хоть и вздорной. Да, она была зациклена на уборке, но ведь лучше уборка, чем постоянные воспоминания о смерти сына, или о предательстве дочери. Таенн объяснил, что далеко не всегда человек сам виноват в том, что с ним случилось, а случай бабы Унары самый что ни на есть классический. Айрин спросила, что же ее ждет в будущем. Таенн ответил, что, может быть, следующая жизнь ее сложится более удачно. А как же рай? спросила тогда наивная Айрин. А в рай ее никто не пустит, пожал плечами Таенн. Хотя бы потому, что она не способна понять, что такое рай…

Вернувшись домой ближе к закату, Айрин для начала приняла душ, потом выпила холодного компота, а потом принялась заказывать продукты для пирога – захотела порадовать Таенна, который обещал зайти сегодня вечером. Зайти, чтобы посмотреть на спящих – последнее время они Айрин не нравились. Нет, не сами, конечно, а то, как они выглядят. Несколько дней назад они вышли уже из третьего по счету гибера, спали сейчас не подолгу и всегда по очереди. Айрин гадала, что же у них там происходит, но сама ничего придумать так и не смогла. Чтобы разобраться, ей нужен был Таенн.

* * *

– Ну так что? Ты решила на счет лабиринта, или до сих пор боишься? – спросил Таенн, когда они вдвоем прошли на кухню. В кухне сейчас витали такие запахи, что любой человек, туда попавший, просто обязан был забыть обо всех проблемах и обо всех вопросах хотя бы на полчаса. Любой, но не Таенн.

– Не боюсь, – Айрин натянула варежки-прихватки и открыла духовку. – Просто пока не хочу.

– Ты не слишком долго «пока не хочешь»? – Таенн сел за стол. – Девочка, игнорирование проблемы ее не решает. Сама понимаешь.

– Понимаю, – Айрин вытащила форму с пирогом и водрузила ее на плиту. – Кажется, готов. Как тебе?

– Пахнет просто умопомрачительно, но ты так и не ответила на вопрос, – заметил Таенн. – Тебе нужно пройти лаби… ай! Ты что делаешь?! – заорал он, вскакивая. – Шилд, поганка! Больно же!

– Он играет, – хмыкнула Айрин. – А еще, судя по всему, ему не нравятся твои вопросы.

– Может, мне лучше уйти? – нахмурился Таенн. – Я вообще-то тебе добра желаю, а ты натравливаешь на меня своего кота. Нехорошо.

– Натравливаю? – удивилась Айрин. – Вообще-то, это ты его провоцируешь. Хорошо, я схожу в лабиринт… на следующей неделе. Ладно?

– Через семь дней? – уточнил Таенн.

– Через шесть. Я повесила свой календарь у двери, если ты не заметил. Сейчас мы выпьем чаю, а потом вместе пойдем к нему, и я отмечу день похода, – предложила Айрин. – Так устроит?

Календарь она сделала сама. Попросила у трансфигураторов листы бумаги, шнурок, карандаши, и нарисовала этот самый календарь. В каждом месяце ровно тридцать дней, а единственный выходной прорисован красным. И на каждой странице сверху цифры – 1, 2, 3, 4, 5. В Мире Берега не было, и не могло быть никаких календарей. Ни календарей, ни времен года. Поэтому лучше так, чем вообще никак. Хотя бы ориентироваться можно. Например, отмечать появление своих спящих. Или планировать события.

– Хорошо, – устало согласился Таенн, садясь обратно. – Давай твой пирог. Пахнет и впрямь так вкусно, что удержаться невозможно. Половину съем. Рецепт Полосатый подкинул?

– Нет, Унара. Точнее, не сама Унара, ей на пляже кто-то подсказал. Очень много фиников, просто девать некуда. Что у нее, что у меня. Ну и вот.

– Здорово… Айрин, извини, что я сейчас захожу редко, – Таенн пододвинул к себе поближе тарелку с большущим куском пирога, который положила ему Айрин. – Просто… ну, как бы сказать… уж не знаю, почему, но наши сюда посыпались просто градом. Многие в очень печальном виде. Надо как-то помогать устраиваться, с силами собираться. Ведь далеко не все, оказавшись на Берегу, принимают этот факт легко и сразу. Особенно молодые. А если учесть, что среди наших молодых большинство… – он не договорил. Замолчал, принялся ковыряться маленькой ложкой в тарелке.

– Понимаю, – кивнула Айрин. – Тебе тяжело сейчас из-за этого. А познакомь меня с кем-нибудь из них. Можно? Или это против правил?

– Не существует никаких правил, – развел руками Таенн. – Кроме одного. За вами рано или поздно приходят Черные, а мы остаемся. Тяжелее всего как раз принять тот факт, что мы-то как раз остаемся.

– Для таких грустных проповедей тебе нужен твой черный костюм священника, – заметила Айрин, отрезая еще один кусок пирога, и перекладывая его на опустевшую тарелку Таенна. – Ты сам учил меня оптимизму, а теперь я вижу, что ты способен на такой пессимизм, что мне и не снилось. Таенн, соберись, – попросила она. – Ведь всё равно ничего не изменится. Верно?

– Верно, – кивнул Таенн. – Налей-ка мне еще чаю. Сейчас наемся твоего оптимистичного пирога, глядишь, и отпустит меня немного.

* * *

Первым спящим сегодня появился рыжий, хотя ждала Айрин черного – за последние сутки он появился всего единожды, и всего на два часа, глубокой ночью. Рыжий выглядел измотанным, спал он неспокойно – то и дело дергался. И проспал совсем немного – не прошло и двух часов, как он исчез. Еще через час появился черный, но и он не задержался – проспал меньше часа, и тоже пропал.

– И давно они так? – поинтересовался Таенн, когда, убедившись в том, что сегодня больше никто не появится, они перешли в библиотеку.

– Восьмой день. Таенн, они какие-то очень усталые, – в голосе Айрин звучало беспокойство. – Ведь не должно так быть. Они же серые от усталости оба, и выглядят, как покойники. Ужасно. Неужели совсем ничем нельзя помочь?

Таенн задумался. Походил вдоль полок, потрогал пальцами книжные корешки.

– А ты не пыталась пускать к ним Шилда? – спросил он, наконец. – Он ведь охотно туда заходит.

– Пыталась, но он у них не задерживается. Словно… словно не хочет им мешать. А еще, знаешь… – Айрин задумалась, подыскивая слова. – Человек, если он нормально выспится, просыпается не так. Совсем не так. Они сейчас подскакивают, как ужаленные, рывком. Только что был тут, потом рывок, раз, и нету.

– Может быть, в этом есть необходимость, – с сомнением произнес Таенн. – Ты не думала о том, что они или работают, или просто заняты чем-то важным? Зная их, могу тебе сказать, что просто так они бы не подрывались. Без повода. Значит, повод есть. И повод серьезный.

– А почему ты спросил про Шилда? – поинтересовалась Айрин.

– Потому что, в теории, Шилд мог бы помочь. Если ты его попросишь, конечно. Гуарды и фамильяры могут, так сказать, удерживать сон, – объяснил Таенн. – Если ты сумеешь уговорить Шилда, то у твоих спящих появится шанс проспать немного подольше.

– И как это сделать?

– Поговори с ним. И попробуй начать с рыжего, мой тебе совет, – Таенн усмехнулся. – В свое время рыжий отличался редкой стрессоустойчивостью. Рядом могло что-то стрелять или взрываться, а рыжий в это время дрых без задних ног, и просыпался лишь тогда, когда ему за шиворот выливали холодную воду. Нет, правда, он очень любит поспать. Вот и поставь эксперимент с участием кота.

– Присутствовать не хочешь? – предложила Айрин.

– Хочу. Но завтра. Как уговоришь кота, зови меня. Или сама, или через Полосатого. Сегодня мне придется уйти, а завтра я целиком и полностью к твоим услугам.

* * *

Когда Таенн ушел, Айрин, в сопровождении кота, поднялась наверх, в свою спальню. Кот, по обыкновению, запрыгнул на подоконник, Айрин взяла книгу, подушку и плед, и устроилась рядом с ним. Кот не возражал. Какое-то время Айрин читала, не забывая почесывать кота за ухом, потом они вместе смотрели, как на горы опускается закат. А потом Айрин отложила, наконец, свою книгу о мостах, и сказала:

– Шилд, я не знаю, понимаешь ли ты меня. Если честно, я вообще ничего не понимаю. Я не знаю, кому я могу верить, и во что мне верить… ведь на самом деле тут всё ненастоящее, и я с каждым днем чувствую это всё сильнее.

– Мрр? – Шилд поднял голову и удивленно посмотрел на Айрин.

– Ага, именно что мрр, – подтвердила она. – Ну не совсем всё, конечно. Ты – настоящий. Таенн – настоящий. Камни и наше место на берегу – настоящие тоже. И пирог получился вполне себе настоящим, и эта книга… Но самыми настоящими мне кажутся те, кто… те, кто спят. Они самые настоящие в этом мире, Шилд. Даже более настоящие, чем ты или я.

Кот вздохнул.

– И знаешь, почему? – продолжила Айрин. – Потому что они – живые. Мне теперь кажется ненастоящей даже вся моя прежняя жизнь, которую я не помню. Может, я ее потому и не помню, что она была… жизнь длинною в Берег, – Айрин грустно усмехнулась. – Но когда я захожу к ним в комнаты, когда я прикасаюсь к ним случайно, поправляя одеяло, я понимаю, что живы вовсе не мы, что живы – они. И мне больно, Шилд.

Кот повернулся к ней. Во взгляде его зеленых глаз читался вопрос.

– Мне больно, потому что я понимаю… – Айрин осеклась, но продолжила. – Я понимаю, что никогда не смогу вернуться к ним. Кем бы я ни была, кем бы они ни были. Таенн сказал, что это невозможно. Что моё тело обречено, что когда я умру насовсем, за мной придут Черные, и уведут меня с Берега неизвестно куда, – она почувствовала, что сейчас расплачется. – Но, Шилд… неужели ты откажешь мне в крошечной услуге? Я хочу хоть немножко им помочь, просто хочу, чтобы они выспались. А сама я не имею понятия о том, как это сделать.

Кот встал, потянулся, боднул головой коленку Айрин – подвинься, мол. Она послушно отодвинула ногу, и кот вскочил к ней на руки. Тело его было тяжелым и теплым; кот улегся, устроив голову на сгибе руки своей хозяйки, и тихонечко замурчал. Айрин машинально стала гладить его по спине, и вдруг почувствовала, что веки ее наливаются тяжестью, глаза закрываются сами собой, мысли плывут. Айрин тряхнула головой, отгоняя сонную одурь, которая, казалось, окутала ее со всех сторон, и тут до неё дошло.

– Я поняла, поняла, – проговорила она, осторожно ссаживая кота обратно на подоконник. – Шилд, а ведь ты меня и раньше усыплял, верно? В первую ночь, когда ты появился, например. Я помню, как ты замурлыкал, и я тут же уснула. Думаешь, с ними сработает?

Шилд посмотрел на хозяйку снисходительно – мол, сама увидишь, сработает или нет.

– Слушай… – Айрин замерла. – А на Таенна подействует, как считаешь? Может, сперва испытаем на нём?

Шилд дернул хвостом и коротко мяукнул.

– Не поняла, – покачала головой Айрин.

Кот снова дернул хвостом, искоса глянул на Айрин. Испытаем, испытаем, говорил сейчас его взгляд. Но испытаем так, чтобы потом стало посмешнее. Нам, не ему. А то он, понимаешь ли, хозяйка, много на себя берет. Так что испытаем, как только подвернется подходящий момент.

* * *

Следующий день Айрин, против обыкновения, решила провести на набережной. Мысль, которая пришла ей в голову, не отличалась особой оригинальностью, но не была при этом лишена здравого смысла. Айрин решила осторожно порасспрашивать других обитателей Берега про их спящих. Ведь не может того быть, чтобы среди тех, с кем она уже не первый месяц здоровается на улице или обедает в маленьких кафе, не было ни одного человека, в доме которого кто-то спит? Айрин мысленно перебрала своих знакомых. Ну-ка…

Унара. Нет, у Унары точно нет спящих, ни одного. Унара при жизни была страшно одинокой, и потому слегка помешанной. Это свое помешательство, а именно – страсть постоянно убирать в доме – она сумела пронести даже в Мир Берега. Ее все бросили. Это Айрин знала точно. Поэтому с Унарой на тему спящих говорить будет бесполезно.

Феликс. Выглядел Феликс как средних лет мужчина, невзрачный, чуть рассеянный. То зонтик на пляже забудет, то тапочки. За этими предметами обычно бегал фамильяр Феликса – здоровенный, больше всего похожий на овчарку пес, которого Феликс ласково называл Мальчиком. На первый взгляд – само одиночество. Феликс чурался компаний, и все дни напролет проводил исключительно с собакой. Однако Таенн рассказал, что на самом деле Феликс – глубокий старик, но отнюдь не одинок. У него большая семья, и старенький, впавший в маразм дедушка находится вовсе не в приюте, он дома, о нем заботятся и его любят. А это значит, что у Феликса вполне может быть кто-то спящий. Надо попробовать расспросить его.

Венера. Высокая, стройная, спортивная, поджарая женщина лет тридцати, рыжеволосая, зеленоглазая. Гуард – курица по кличке Нутта. Сначала Айрин втихую посмеивалась над этой парочкой, но потом увидела, как Нутта атаковала чьего-то гуарда, рысь, за то, что этот гуард косо посмотрел на проходящую мимо Венеру… и решила, что с Венерой, пожалуй, шутить не стоит. И с Нуттой тоже. Даже Шилд, и тот, кажется, не ожидал такой прыти от белой курицы – он еще с час потом не отходил далеко от Айрин, и, кажется, осторожно озирался по сторонам. На всякий случай. Венера, по словам Таенна, была одержимой матерью – что именно случилось с ее настоящим телом, Таенн не знал, а вот то, что Венера ищет своего сына – знал. Об этом, кажется, знал весь Берег. Венера не помнила из прежней жизни ничего, кроме того, что у нее был сын, которого она очень любила. И единственной целью её стало воссоединение с этим самым сыном. Может ли быть у Венеры спящий? Сложно сказать. Лучше, наверное, спросить.

Савел. Очень красивый, какой-то карамельный юноша – вьющиеся волосы медового оттенка, голубые глаза, фигура Аполлона. Фамильяр – белый волк, кличка Лёд. Очень импозантная парочка, но на деле – опять же, по словам Таенна – непростая судьба, война, ранение, кома, смерть мозга, гибернация тела… Таенн сказал, что на запчасти. Савел про себя мало что помнил, и почти ничего не рассказывал. Кажется, он говорил что-то про любимую женщину. Или девушку. Слова были обращены не к ней, а к Таенну, Айрин так и не поняла, о ком речь. Она поняла только, что Савел старше, чем выглядит сейчас. Впрочем, как и она сама. Может быть, эта девушка, про которую они говорили, жива, и она сейчас спит для него?

Анежа. Небольшого роста, чуть полноватая молодая женщина, уютная и приятная. Фамильяр – синий волнистый попугай Гоша. На самом деле Анежа – глубокая старуха, после двух инсультов находящаяся на попечении семьи. Тело там, а разум – уже на Берегу. Похоже, что Анежа очень хороший человек. Она какая-то нереально добрая. Всем подсказывает всё, старается помочь, ободряет новеньких, если их замечает. Могут у нее быть спящие? Вполне. Если она так умеет любить, то почему бы не быть на свете людям, которые любят ее?

Ахельё. Да, тот самый, который любит готовить, и каждый день по собственной воле проводит в кафе на набережной. Высокий, смуглый, усатый, улыбчивый… тоже очень добрый и гостеприимный. Гуард – крупный серый попугай по кличке Рах. Очень умный, кстати, попугай. Например, он собирает с дерева орехи, когда Ахельё просит его об этом, он следит за мясом на мангале, и криком подзывает хозяина, когда пора переворачивать шашлык, он звонит в колокольчик на стойке, если в кафе заходят очередные гости. Ахельё, как рассказал Таенн, здесь уже очень давно. У него грустная судьба. Он попал сюда, на Берег, еще мальчиком – наследник богатой семьи, для которого пожалели наследства. Тело уже четыре десятилетия живет в доме для умалишенных, на сильных препаратах, превративших мозг в кашу, а разум – который, собственно, и есть Ахельё – отлично прижился тут, на Берегу. Ахельё знает очень многое. Совсем не факт, что у него есть спящий, но зато Ахельё общается с тысячами посетителей своего кафе, и, может быть, сумеет рассказать что-то важное.

С него, пожалуй, и стоит начать, решила Айрин.

* * *

Обычно Айрин завтракала дома, поэтому Ахельё немного удивился, когда она пришла к нему утром, едва ли не сразу после открытия. Рах, как всегда, звякнул в колокольчик, Ахельё высунулся с кухни, и удивленно вопросил:

– Айрин, ты ли это, девочка? Ты пришла позавтракать? Полосатый снял тебя с довольствия? Заходи, заходи, я очень рад!

– Нет, Полосатый меня с довольствия не снимал, – усмехнулась Айрин. – По-моему, он как раз наоборот, решил раскормить меня так, чтобы мне стала мала вся одежда. Ахельё, я сегодня пришла пораньше не только чтобы позавтракать. Я хочу поговорить.

– Про что же? – Ахельё на секунду скрылся в кухне, и вскоре появился с двумя чашечками прекрасно пахнущего кофе.

– Про спящих, – Айрин села за стойку. Ахельё поставил перед ней чашку и маленькую белую сахарницу – он знал, что девушка предпочитает сладкий кофе. – У меня есть вопросы, на которые некому ответить.

– О, значит, и тебя настигла эта напасть, – вздохнул Ахельё. Задумчиво пошевелил своими роскошными усами.

– Почему «напасть»? – удивилась Айрин.

– Потому что это грустно. Очень грустно, наверное. Видеть того, кто тебе важен, ощущать его, прикасаться к нему – и не иметь возможности сказать ему ни слова, никогда не быть услышанным и понятым. Наш общий друг Таенн любит говорить, что Берег милосерден. Нет, девочка, Берег в этом своем проявлении жесток. Я не могу себе представить более жестокой пытки.

Айрин задумчиво посмотрела на него.

Кажется, Ахельё уловил отзвук ее собственных мыслей, вот только интерпретировал он эти мысли иначе. Не так, как она сама.

– А у тебя есть спящий, Ахельё? – спросила она.

Тот грустно усмехнулся.

– Теперь нет. Раньше – да. Она была красивой женщиной, очень милой… и спала так сладко… Это было много лет назад, Айрин.

– Она была твоей мамой?

– Нет. Хотя я не знаю. Знаю только, что я любил ее, – Ахельё отпил глоток кофе, довольно зажмурился. – Когда она пропала, я тосковал. Тоскую и сейчас. Может быть, когда я уйду… отсюда… я хочу постараться найти её. Попробую. Мне даже неважно, кем она окажется мне, если найдется. Мамой, сестрой, женой. В любом случае я буду любить ее, Айрин, любить самозабвенно и всегда. У меня сохранилась ее комната, и, знаешь, я каждое утро приношу туда свежие цветы. Заходи ко мне в гости, девочка. Спорим, ты никогда не видела столько цветов, сколько растет у меня.

– И когда ты всё успеваешь, – польстила ему Айрин.

– Я люблю всё успевать, – улыбнулся Ахельё. – Что ты хочешь на завтрак? Полосатый сегодня прислал чудесные фрукты для салата, отличные овощи, и какое-то особое масло на заправку, а я сейчас готовлю кашу, омлет, и сладкие творожные ромбики. Что ты будешь?

– Ох… омлет, фруктовый салат, и ромбики, наверное. И кашу. Ахельё, а каша сладкая? – Айрин вдруг кольнуло еще одно воспоминание. Крошечное и смутное.

– Сладкая, – покивал Ахельё. – Все любят сладкую кашу. Орехами посыпать?

– Посыпь, – улыбнулась Айрин. – У тебя просто золотые руки. Знаешь, мне кажется, что когда ты уйдешь… ты и там, куда попадешь, станешь поваром. И найдешь свою женщину.

– Твои слова, девочка, тому в уши, кто услышит, – Ахельё покачал головой. – Никто не знает, что там, за гранью.

– Никто и никогда не знает, что за гранью. В той жизни, помнится, мне говорили то же самое. Или похожее, – Айрин задумалась. – Наверное, я и тогда боялась. А сейчас вот сижу здесь, с тобой. Кофе пью. Скоро кашу буду есть.

* * *

Каша в исполнении Ахельё была настоящим произведением искусства. Небольшая чашечка, в которой находилось немного каши, была оформлена так красиво, что оформление это вполне подошло бы для торта. Тоненькая треугольная пластинка грильяжа, поставленная в кашу под углом, напоминала парус яхты; несколько шоколадных капель и линий на самой каше должны были по замыслу Ахельё обозначать море, а берег был выполнен из орехов – потому что Айрин попросила орехи. По желанию берег делался из фруктов, из шоколада, из вафель…

– Ну вот, как всегда, – пожаловалась Айрин. – Ахельё, ну это же жалко есть!

– Ешь спокойно, я завтра еще красивее сделаю, – отозвался Ахельё. – И учти, каша только аперитив. Омлет сегодня большой. Если бы ты завтракала у меня почаще…

– Я бы лопнула, – закончила Айрин, зачерпывая кашу. – Ммм… как же вкусно! Что ты туда такое положил?

– Секрет, – ухмыльнулся Ахельё. – Который я не раскрою. У меня свои маленькие тайны.

– Маленькие тайны Берега, большие тайны Берега… Я тоже хочу научиться готовить такую кашу, – призналась Айрин. – Она волшебная.

– Придумай сама, – Ахельё снова ухмыльнулся. – Повтор шедевра – уже не шедевр.

– Ну и придумаю, – засмеялась Айрин.

Звякнул колокольчик – значит, в кафе вошел очередной посетитель.

– Рах, кто там? – спросил Ахельё. Попугай что-то хрипло крикнул. – Ясно. Значит, на очереди фрукты. Айрин, кот завтракал дома или нет?

Шилда девушка, разумеется, утром покормила, но сейчас она видела – кот не прочь позавтракать еще раз.

– Завтракал, – отозвалась она. – Но от второго завтрака он не откажется.

– Я так и знал, – резюмировал Ахельё, выходя из кухни. В руках у него была тарелочка, на которой лежали два деревянных шампура с едва прихваченным огнем свежим мясом. – Шилд, киса, прошу. Угощайся… О, Венера, душа моя! Как всегда обворожительна! Нутта, птичка, сейчас я принесу тебе сухариков. Венера, что желаешь? Фрукты, овощи?

– Привет, Ахельё, – Венера вошла, огляделась. Села за столик неподалеку от стойки, за которой сейчас сидела Айрин. – Доброе утро, Айрин. Ахельё, сделай мне спортивный завтрак. Овощи, фрукты… что у тебя есть?

– И овощи есть, и фрукты есть, и омлет есть, – зачастил Ахельё.

– Омлет не подходит, – покачала головой Венера.

– Очень подходит! Это очень спортивный омлет! – запротестовал повар.

– Не думаю, что Нутта обрадуется, если я буду есть её детей, – Венера нахмурилась. – Спортивный завтрак, Ахельё. Из овощей и фруктов.

Венера по утрам бегала, об этом тоже все знали. Она бегала по набережной, в сопровождении Нутты – женщина в белой майке и шортах, с пышным рыжим хвостом, и сопровождавшая ее жилистая белая курица выглядели комично… вот только смеяться было нельзя.

Хотя порой очень хотелось.

Да и вообще, бегать в Мире Берега, чтобы поддерживать спортивную форму – это уже само по себе абсурд, но… Таенн сказал, что каждый сходит с ума, как он хочет, поэтому если Венере и Нутте нравится вот так проводить время, то пусть делают, что им заблагорассудится.

– Ладно, спортивный так спортивный, – вздохнул Ахельё. – Одну минутку.

Этот завтрак тоже был в своем роде произведением искусства, но отнюдь не таким красивым, как сделанная Ахельё для Айрин чашечка каши. Из нарезанных овощей повар изобразил розу, а порезанные фрукты выложил в салатник симпатичной спиралькой, и воткнул в серединку свой фирменный маленький флажок. Флажки, по его словам, он делал самостоятельно. Зубочистка, на которую приклеена бумажка с картинкой: море, песок, пальма, и стилизованная буква «А».

– Отлично, – констатировала Венера, когда Ахельё поставил перед ней тарелки. – Айрин, а почему ты тут так рано? Ты ведь соня, и предпочитаешь завтракать дома, не так ли?

– Верно, – кивнула Айрин. – Я действительно соня, ты совершенно права. Но сегодня у меня появилось важное дело, и я пришла сюда пораньше.

– А что за дело? – спросила любопытная Венера, подцепляя на серебряную вилку кусочек огурца.

– Я решила написать книгу, – невозмутимо сообщила Айрин. – Книгу про спящих. Надеюсь, что успею до того, как… как за мной придут.

– Книгу про спящих? – безмерно удивилась Венера. – Но зачем? Для кого? Кому она нужна?

– Я отдам ее трансфигураторам, или еще кому-нибудь, – объяснила Айрин. – Пусть раздают всем подряд. Почему бы и нет, Венера? Ты любишь бегать по утрам, а мне нравится писать. Что в этом плохого? Смысла в этой книге будет не больше, чем в твоих пробежках, но ведь такие вещи не делаются для смысла. Нам это просто нравится. Или я не права?

Эта речь, видимо, задела Венеру за живое – ведь она и сама прекрасно понимала, видимо, что ни в беге, ни в диете, которую она соблюдала, никакого смысла на самом деле нет. Ни грамма. Но до этого момента ей никто не говорил про его отсутствие. А эта маленькая нахалка… сидит спокойно, да еще и улыбается…

Айрин безмятежно смотрела на Венеру, и действительно сейчас улыбалась – совершенно без ехидства, наоборот, открыто и приветливо.

– Ну, отчасти ты действительно права, – задумчиво произнесла Венера, отодвигая почти нетронутую тарелку с фруктами. – А что ты хочешь узнать? Что тебе нужно для книги?

– Ну… – Айрин задумалась. – У тебя есть спящий? Или нет?

Венера нахмурилась.

– А если я не хочу говорить? – спросила она.

– Тогда я спрошу кого-нибудь другого, – пожала плечами Айрин. – Я же не буду никого заставлять, правда?

– Понятно. У меня есть спящий, девочка. Конечно, есть. Я же не какая-то ущербная.

– И кто он? – с интересом спросила Айрин.

– Мой сын, разумеется, – Венера с гордостью вздернула голову. – Он спит для меня, потому что я его мать.

– Спасибо, – Айрин вытащила из сумки заранее приготовленный блокнот. – Скажи, а он… сколько ему лет? Он ребенок?

Венера отрицательно покачала головой.

– Уже нет, – ответила она еле слышно. – Он… он выглядит… словно он средних лет. Но раньше был ребенком, да. Это Берег шутит надо мной, но я не отступлю. Это Берег издевается, старит моего мальчика. Я знаю, что под этим мороком мой беззащитный маленький сын, моя крошка. То, что лежит по ночам в моем доме… оно уже не совсем мой сын. Это морок. Фальшивая оболочка. Я узнаю в мороке знакомые черты, но знаю, что… – Венера осеклась. Отпила залпом половину стакана сока, который незадолго до того принес ей Ахельё. – Что на самом деле всё не так.