Текст книги "Сод"

11
Последний шанс

Домой они вернулись около одиннадцати, и уже в подъезде Ит понял, что в их отсутствие Карин даром времени не терял. Во-первых, в холле ощущался слабый, но вполне узнаваемый запах – кажется, один из «гостей» был нэгаши. Во-вторых, первую провеску они засекли еще в общем коридоре, следующая оказалась над лестницей, и еще две стояли над входами в обе квартиры.

– Ну, это уже беспредел, – пробормотал Скрипач.

– Запах знакомый, – поморщилась Эри. – Как в детстве, тогда…

– Танк в кустах сирени? – уточнил Ит. Эри кивнула. – Угу, верно. Это оно самое и есть.

– Что такое «оно самое»?

– Нэгаши. Это такая раса. Ящеры. Люди-ящеры. Нет, рыжий, ты прав, это действительно беспредел наглости, – Ит легко запрыгнул на лестничные перила, и сдернул замеченную провеску, которая выглядела, как прозрачный тонкий волос, практически незаметный. – Мало того, что придти, так еще и навонять, как у себя дома. Они и не думают скрываться.

– А что это такое? – Эри кивнула на «волос», который Ит всё еще держал в пальцах.

– Это система, которая умеет подглядывать и подслушивать, – объяснил Ит. – Еще она умеет ползать, куда прикажут, и становиться практически невидимой. Можешь помахать ручкой, и сказать «привет, Карин». Эй, Карин, привет, слышишь? Тебе объяснить, куда и как запихнуть это дерьмо, или сам разберешься? – весело произнес Ит. Произнес, и смял волос в пальцах, превращая в труху. – Сейчас, Эри. Подожди секунду…

К большому удивлению, в их с рыжим в квартире было чисто, туда никто не заходил, но вот в квартире Эри явно кто-то похозяйничал. Запах нэгаши ощущался там гораздо сильнее, чем на лестнице, а еще какая-то наглая тварь, забрасывая провеску, не постеснялась встать ногами на обеденный стол, чтобы дотянуться до потолка, и одна из ножек старенького стола треснула. В центре стола виднелся отпечаток подошвы.

– Поймаю – убью, – сообщил в пространство Ит. Эри открыла рот, чтобы что-то сказать, но Ит тут же прижал палец к губам – тихо, мол. Она и сидела тихо, пока он метался по квартире, выдираю отовсюду системы, общим числом полтора десятка. Рыжий в это время «чистил» лестницу и холл, ругаясь про себя, а потом спустился к машине: там, судя по всему, тоже не обошлось без подарочка.

– Вот теперь тут можно говорить, – сообщил Ит, когда последняя система отправилась на раскаленную сковородку, которую он поставил на плиту десятью минутами раньше. – Точно можно, точно. Спрашивай, ты же хотела.

Эри, всё это время сидевшая в пальто за столом, и искусавшая себе до крови губы, расплакалась. Скинула пальто, и побежала, бегом побежала в комнату. Ит пошел следом.

– Мой архив, – бормотала Эри, открывая шкафы. – Я не могу понять, они трогали архив или нет…

– Сейчас разберемся, – пообещал Ит. Подошел к открытому шкафу, заполненному рядами папок (ничего себе, объем!), присмотрелся, принюхался. – Нет, не трогали. Видимо, обыск в их задачи не входил. Или они решили, что там нет ничего ценного. Скорее всего, просто посветили, и ушли.

– Посветили – это как? – удивилась Эри.

– Сканировали наспех всё подряд, чтобы не рыться в вещах, и не стали разбираться с бумагами. При желании они, конечно, могли бы сделать копии, но для этого нужен приказ, а Карин слишком туп, чтобы понять сразу, что в бумагах может быть что-то личное. Вероятно, он решил, что там твоя работа. Это ему не интересно. Я его слишком много лет знаю, он отнюдь не мастер поспешных решений. Эри, если бы они прочли, что у тебя в шкафу, мы бы сейчас тут не стояли. Мы были бы уже очень далеко. И содержимое шкафа тоже.

Эри всё еще плакала. Стояла, бессильно опустив руки, рядом с распахнутым шкафом, и плакала. Ит подошел к ней, после секундного колебания обнял – и тут его словно что-то ударило изнутри. Несильно, но ощутимо – словно в тот момент он перешагнул некую грань, незримую, нереальную, но, тем не менее, существующую.

– Ну что ты… – тихо прошептал Ит. – Не плачь, не надо. Ну, подумаешь, квартиру провесили… это ерунда, я всё снял и сжег… Ну успокойся, пожалуйста… большая девочка, а плачешь, как маленькая… ну ничего страшного ведь не произошло…

Но она всё еще продолжала плакать, уткнувшись лицом в его плечо.

– Я не из-за этого… – разобрал Ит. – Я из-за другого…

– А из-за чего? – Ит немного отстранился, и участливо заглянул ей в лицо.

– Всё летит куда-то, – беззвучно ответила Эри. – Всё рушится. Даже то, что оставалось, и это рушится. И я сама… я словно стою на зыбучем песке, и… может быть, я решусь…

– На что? – удивился Ит.

Она глубоко вздохнула. Провела по глазам ладонью, и посмотрела на Ита – да так, что тот на секунду опешил. Такого взгляда он не ждал.

Раньше в ее глазах стояла всегда смесь робости, надежды, и старого-старого горя, но сейчас в глазах появилась решимость вперемешку со страхом. Сумасшедшая какая-то решимость. Отчаянная. И вместе с ней – ужас.

– Так, – Ит покачал головой. – Эри…

– А что – «Эри»? – спросила она. – Ну что – «Эри»? Ты мысли ведь умеешь читать, правда?

– Немного, и не всегда, – признался Ит. – Но тут и читать ничего не нужно. Мы – это всё-таки не они, и не уверен, что это вообще правомерно в принципе…

– А какая разница? – она нервно усмехнулась. – Я же всё равно умру, Ит. Очень скоро, ты же сам знаешь. Так почему… почему – нет? Почему неправомерно? Что это может изменить?

– Это может окончательно сбить геронто, – Ит растерялся. – И ты…

– И что? Умру раньше? Ит, я уже умерла, тогда, когда они исчезли! Не надо было меня спасать… им, тогда… и вам, сейчас… не надо… вы сегодня всё правильно говорили, но что вся эта правильность, когда… я не хочу, как правильно! Ну можно же хотя бы попробовать?

Ит пристально смотрел на неё. В последние дни она всё больше и больше уходила под влияние геронто, и сейчас рядом с ним стояла женщина максимум лет тридцати, а то меньше. Блестящие, молодые, яркие карие глаза, светлая, почти не знавшая солнца кожа, короткие, едва до плеч, темные волосы; нет, Эри вовсе не была красавицей, но в этот момент Ит ощутил то, что уже не в силах бороться с тем, с чем он старался бороться последние полторы недели. В ней было что-то такое, что притягивало их, как магнит притягивает железо. И его, и Скрипача. Нечто абсолютно иррациональное, не поддающееся логике и правилам. А еще он понял, что сейчас, тут, в этой комнате, перестали почему-то действовать все запреты и ограничения; и даже совесть куда-то подевалась, даже мысли про эту самую совесть.

Невозможно…

– Что же ты со мной делаешь, – прошептал Ит.

– Ничего, – шепнула она в ответ.

– Да как же, – криво усмехнулся Ит. – Я не монах-бенедиктинец. Вот только не говори про благотворительность! Это уже не я, это ты…

– Ит, но… я не умею, – кажется, она сама ужаснулась собственной смелости. – Совсем не умею.

– И боишься, – кивнул Ит.

– И боюсь, – согласилась она.

– Тогда у меня будет предложение. Давай просто поваляемся рядом, и поговорим. Даже раздеваться не будем, хорошо?

Эри с явным облегчением кивнула.

– Но может быть, всё-таки… – робко начала она, но Ит тут же ее перебил.

– Только если ты сама решишь, что хочешь этого.

– Я хочу, но мне страшно.

– Вот поэтому давай сделаем так, как я сказал.

* * *

– Всегда тепло? – переспросила она.

– Почти. Зимой прохладно, – Ит лежал рядом с Эри, и тихонько гладил ее по волосам. – Плюс пять, ну, десять. Днем. И дожди. Зимой много дождей.

– А снег?

– Очень редко бывает. Терра-ноль, она вообще теплая планета. И добрая… то есть была добрая, – поправился он. – Сейчас не очень.

– Почему?

– Потому что там идет несколько войн. Ну, так получилось, долго рассказывать… мы работали последние полтора десятка лет в миссиях, врачами. От конклава-наблюдателя. Зарабатывали на приданое дочкам.

– Заработали? – Эри чуть-чуть придвинулась к нему.

– А как же, – улыбнулся Ит темноте. – Обязательно. Они сейчас в университете учатся, межмировом. То есть уже доучиваются… Они уже взрослые, у них теперь своя жизнь.

Лежать вот так, в одежде, на узкой кровати, было странно и непривычно, но в то же время почему-то бесконечно уютно. За окном, задернутым старой шторой, сейчас шел снег, и поднялся ночной ветер – было слышно, как он бросает в стекло пригоршни сухих колких снежинок. Мороз. Сильный мороз, градусов тридцать, не меньше – и снегопад. Что же случилось с погодой на Соде?.. Сошла с ума? Ну никакой логики. Впрочем, сейчас без разницы.

– А ты их любишь?

– Конечно.

– А жену?

– Ты уже спрашивала, – напомнил Ит. – Да. Но иначе, не так, как в первые годы.

– А в чем разница? – требовательно спросила Эри.

– Не знаю, зачем тебе это, но если ты просишь, попробую объяснить, – Ит повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо. – Люди и не люди, они врастают друг в друга, понимаешь? Врастают, как дерево в скалу, пускают корни, становятся одним целым. Любит ли дерево скалу? А скала дерево? Очень часто они уже не могут друг без друга, дерево держит рассыпающуюся скалу корнями, а скала не дает дереву упасть в пропасть. Любовь ли это? Как ты думаешь?

– Я не знаю, – прошептала Эри.

– И никто не знает, – отозвался Ит. – Если ты имеешь в виду внешние проявления любви, такие, как поцелуи, секс, или что-то в этом роде, то это всё, конечно, есть. Обязательно. Не очень часто, потому что мы много работаем, но есть.

– Понимаю… – Эри задумалась. – Может быть, не совсем правильно понимаю, но… остроты нет, ведь так? Знаешь, вот сейчас…просто потому, что ты рядом, у меня ощущение… словно я босая стою на снегу. Ит, я неправильно, наверное, говорю…

– Правильно, – кивнул Ит. – Ты всё правильно говоришь, но пойми, это закономерно. Это у всех происходит, исключений нет. Это время.

«А вот на счет босиком на снегу, это она права, – подумалось ему. – Не только босиком. Еще и без одежды. Совсем. И на ветру».

– То есть если бы они… они остались со мной, это тоже потом получилось бы так же, как у вас в семье, да? Или нет?

– У нас в семье всё несколько иначе, – обтекаемо ответил Ит. – Я бы не сказал, что ощущение остроты мы совсем потеряли… просто испытываем его значительно реже, чем раньше.

– А я? – робко спросила Эри. – Что ты чувствуешь сейчас… ко мне?

Ит замялся. Сказать вслух то, что он сейчас чувствовал, он не решился бы никогда и никому. По одной простой причине: он в жизни не умел говорить настолько откровенно. Поэтому, подумав с полминуты, он осторожно ответил. Максимально осторожно и деликатно, и при этом – максимально честно.

– Меня к тебе тянет, и мне хочется быть с тобой. С одной стороны, я понимаю, что это неправильно – из-за семьи, из-за того, что это, по сути, измена. С другой – я ничего не могу с собой поделать. И я не понимаю, почему это происходит. До твоего появления такого со мной никогда не происходило.

– Я тебя загнала в угол?

– По сути дела, да, – Ит снова провел ладонью по ее волосам. – Но я ничего не имею против. А еще мне почему-то кажется, что мы поступаем правильно. Что так и должно быть.

– А если мы ошибаемся?

– У всех есть право на ошибку, – пожал плечами Ит. – В общем, ты как хочешь, а я сниму хотя бы свитер. А то в свитере под одеялом мне уже жарко.

* * *

Полностью они так и не разделись – Ит поймал себя на мысли, что, во-первых, он впервые в жизни пытается заниматься сексом в майке, и, во-вторых, он пытается заниматься сексом с девушкой, у которой до этого секса никогда не было. Хоровод мыслей, что всё бывает в первый раз, истерических мыслей, идущих в раздрай мыслей, никак не унимался; Эри, видимо, ощущала нечто похожее, поэтому первые полчаса ушли на то, чтобы дать ей понять – не нужно вздрагивать от каждого прикосновения, да и вообще, бояться нечего. А ведь я сам был еще хуже, думал Ит, и бедный Фэб, сколько же терпения ему потребовалось, и сколько выдержки… ему ведь тоже тогда хотелось, и ничуть не меньше, чем мне сейчас, а я, кретин, тогда вообще про него не думал, я же только про себя думал, эгоист тупой, а он терпел, и мои выкрутасы терпел, и рыжего… Куда там Эри до нас! Господи, да он святой, Фэб…

У нее оказалась чудесная кожа, нежная, бархатная на ощупь, и лежать с ней рядом, обнимая, гладя, и шепча всякие глупости, тоже было очень приятно, и постепенно она перестала бояться, или почти перестала, и он, наконец, шепнул:

– Давай попробуем… только учти, в первый раз нормально не получится… ни у кого не получается…

– А когда получается?..

– Во второй раз, в третий… у кого как… не бойся, клянусь, я не сделаю тебе больно… если будет больно, то сразу остановимся…

…Он не ожидал от себя такой реакции. В жизни такого раньше никогда не происходило, ни с кем. Это были не просто какие-то приятные ощущения, давно выверенные и знакомые, нет, ощущение оказалось совершенно новым, невероятным. Падение в бездну и взлет одновременно, но дальше нельзя, надо замереть и ждать, и как же это невообразимо трудно, и в то же время – невообразимо прекрасно. В первую минуту он пытался как-то совладать с бешено колотящимся сердцем, а потом всё-таки как-то сумел спросить:

– Не больно? Эри, тебе не больно?

Она ответила не сразу.

– Нет, кажется нет… очень странное… чувство…

– Надо привыкнуть… – прошептал Ит. – Просто полежать и привыкнуть…

– А потом?.. – прошептала Эри в ответ.

– А потом мы выпьем по рюмке, и попробуем уже по-настоящему, – шепотом ответил Ит. Сердце, наконец, стало успокаиваться. Ну, так. Слегка. Немножко.

– Слушай, а чего мы шепотом говорим?.. – спросила Эри.

Ит не выдержал, и рассмеялся.

– Не знаю, – ответил он. Уже не шепотом, просто понизив голос. – Убей, не знаю. Просто так?

– Наверное. Ит, мне правда не больно. Теперь уже совсем не больно. А почему у тебя руки такие горячие?

– Это всегда так, когда… ну, в общем, просто у меня температура в такие моменты поднимается. Почему-то. Никто не знает, почему… ерунда. Будем пробовать по-настоящему?

– Еще как будем.

* * *

– Ну, про то, что ты охренел, я знал давно. Но я не думал, что ты охренел до такой степени, – констатировал Скрипач. – Ты хоть что-то соображаешь вообще? У тебя в голове хоть одна извилина осталась? И почему тебя, позволь узнать, так штормит?..

Ит стоял в дверях, держась за косяк, и молча внимал речи рассерженного Скрипача. Молча, потому что сил отвечать у него не осталось. На часах сейчас было шесть утра, рыжий, конечно, мог отлично слышать всё происходящее за стенкой, но, видимо, проявил тактичность, и ушел спать в другую комнату, поэтому не слышал.

Может, оно и к лучшему. Будет сюрприз, в некотором роде. Нет, сказать-то можно, но рыжий не поверит.

Потому что такого не бывает.

– Замок, – ответил Ит.

– Чего? – не понял Скрипач.

– Я теперь понял, почему Фэба так колбасило после меня. Замок, рыжий. Я впервые в жизни попал в замок. Какими же всё-таки кретинами были наши предшественники.

– Ты хочешь сказать, что она… как гермо? – Скрипач удивленно посмотрел на Ита. Тот кивнул.

– Ну, не совсем, но очень похоже. И… рыжий, меня впервые в жизни не отпихнули по завершении. Ты же помнишь, я говорил.

Мелочь. Крошечная мелочь – всего-то пять минут на то, чтобы войти в обычный ритм, но эти пять минут ни Берта, ни Фэб ему почему-то никогда не давали. Один-единственный раз он рискнул признаться в этом Скрипачу, на что получил логичный ответ – так ты возьми, и попроси. Но ему почему-то не хотелось просить, а хотелось, чтобы поняли сами… но почему-то не поняли. Это было очень давно, и вскоре Ит сам забыл про эти несчастные пять минут. А сейчас они неожиданно вернулись – вот так. Да, мелочь. Но как же она много, оказывается, значила.

– Выпей чаю с сахаром, и ложись спать, – приказал Скрипач. – Это вообще чья инициатива была? Твоя?

– Нет, её, – покачал головой Ит.

– История имеет склонность к повторению, – хмыкнул Скрипач. – Сука ты всё-таки. С Бертой первый ты, с Фэбом ты, с Эри ты…

– А с Киром ты, – напомнил Ит.

– Три – один в твою пользу. Поэтому и говорю, что сука. Бесстыжая.

– Я не нарочно. Тогда я за сахаром пошел, как ты помнишь.

– Ага, тогда за сахаром. А сейчас квартиру чистить. Ловко устроился.

– Рыжий, перестань, – взмолился Ит. – Я сейчас упаду, кажется…

– Я тебе упаду. А ну садись, давай. Садись, я хоть посмотрю. Хрена ты себе гликолиз устроил! Это как же так умудриться-то надо?

– Говорю тебе, замок. Фэб всегда первым делом или на кухню бежал, или вообще рядом с кроватью лхус сладкий ставил… ох… потому что Фэб опытный, а я кретин… но я не ожидал такого…

– Ладно, с тобой-то всё нормально будет, а она там как? – с тревогой спросил Скрипач.

– Она как раз в полном порядке, – заверил Ит. – У нее система стоит, поэтому я просто подправил кое-что. И ей, между прочим, понравилось.

– То, как ты систему подправлял? – ехидно поинтересовался Скрипач.

– Нет. Всё остальное.

– Ложись спать, – приказал Скрипач. – Через часок зайду к ней, проверю.

– Дай ей лучше выспаться, – попросил Ит.

– Ложись, сказал. Без тебя разберемся.

* * *

Ит проснулся уже вечером. Стемнело, за окнами снова бушевала непогода. Он прислушался. В их квартире царила тишина, в соседней, впрочем, тоже. Интересно… Он встал, оделся, прошел на кухню. На столе, придавленная сахарницей, обнаружилась записка, поражавшая своей нахальной лаконичностью. Большой лист белой альбомной бумаги украшала собой рожица-смайлик, с высунутым языком и прищуренным глазом, и краткая подпись «Мы катаемся». Ит выглянул во двор – обе машины стояли на местах, основательно заметенные снегом. Ну и на чем они катаются? Неужели на «Горизонте»? Хотя со Скрипача станется. Скрипач тот еще затейник.

Ощущение ирреальности происходящего всё никак не проходило. Ит задумался. Да, оно появилось, это ощущение, после первого «настоящего» раза, когда он минут двадцать всё никак не мог придти в себя – это он-то… Кажется, Эри испугалась, и потом пришлось ей объяснять, что всё не плохо, а, наоборот, хорошо, даже слишком хорошо. Про то, что так не бывает, он ей сказать не рискнул, только спросил – почему не оттолкнула? А надо было? удивилась она. Нет, не надо, просто всегда отталкивали почему-то. Все. Но не она. Больше всего его волновало, хорошо ли было ей, но для того, чтобы понять, что хорошо, оказалось достаточно просто включить свет – и увидеть ее лицо. Совершенно счастливое, молодое, с каким-то новым, незнакомым выражением – он, как ни старался, не смог для себя его никак определить. Кажется, она что-то поняла для себя, что-то бесконечно важное – и приняла какое-то решение. Какое – он так и не спросил.

…Чайник, стоящий на плите, закипел – глупо вечером пить кофе, но надо же будет дождаться, когда эти двое явятся домой. Или лечь поспать? Но спать не хочется. Непонятно, чего хочется, и откуда эта ревность к Скрипачу, скажите на милость? Катаются они, понимаете ли…

А ведь она этого хотела. Она этого очень хотела, и она отлично осознает, что это для нее действительно последний шанс – получить то, что она и не мечтала никогда получить. Заслужила? Глупое слово. Смотреть, как разрушают твой мир, болеть, плакать, жить без надежды – это называется «заслужить»? Бред. Идиотизм. И жестокость. Никто ничего не заслуживал, просто близость – это один из самых верных способов доказать что-то, неважно, себе, или партнеру. Она не заслужила, потому что не служила никому и никогда (директор с архивом не в счет), она просто ждала – и дождалась. Может быть, ей эту близость и раньше предлагали… конечно, она не договаривает, и даже придуривается немножко, лукавит, когда говорит о себе; предлагали – но она не согласилась. «На ее месте я, наверное, тоже бы не согласился, – подумал Ит, вспоминая местных мужиков – вонючих, жирных, потных, неопрятных. И ведь все, как на подбор, женатые, значит, это никого не смущает и не отвращает. Всем всё нравится. – Ну ведь правда, ну тошнотворное же зрелище». Она просто ждала… и, хочется верить, не разочарована в своих ожиданиях.

Отвратительный кофе, но, чтобы проснуться окончательно, пришлось выпить две чашки – однако ощущение ирреальности всё равно никуда не пропало. Он еще немного посидел на кухне, покурил, глядя на снег за окном, и пошел в комнату – нужно было собрать и упаковать ненужные больше датчики. Однако датчики ему собрать не дали – как только Ит разложил на полу кофры, ожил передатчик.

– Что у вас там происходит?! – металлическим от гнева голосом спросил Карин. Судя по всему, он был взбешен, но Иту на него было наплевать с высокой колокольни.

– У меня? – спокойно спросил он. – Да ничего. Аппаратуру собираю, как видишь.

– Ит, прекрати ломать комедию! Я не про аппаратуру! Что это за полеты черти куда, и с какой радости модуль вы сажаете на крышу жилого дома?!

Ах, вот в чем дело, подумал Ит. Молодец, рыжий.

Заодно и потренировался.

– Понятия не имею, что за полеты, и куда, и про модуль я не знал, – Ит сунул первую пару датчиков в кофр. – Я спал вообще-то.

– Днём?! Что вы там делаете?! Что там творится?!

– Стихами скоро заговоришь, – пообещал Ит. – А чего, мы все следилки сняли? – удивился он запоздало. Удивился вполне искренне, потому что на полное снятие провески он даже не рассчитывал. – Ни одной не осталось?

– Ит… – угрожающе начал Карин.

– Чего Ит-то? Чего сразу Ит?

– Ты чем ночью занимался?

– Вот же блин, а! – Ит выпрямился, кинул датчик на диван. – Сам догадаться не можешь? Трахался. Тебе в деталях рассказать, как это делается? Или сам сумеешь вспомнить, что к чему?

– Вы для этого ей поставили геронто? Значит, она тогда не врала? На станции?

– Какая догадливость, – хмыкнул Ит. – Да, для этого. Это ты у нас непорочный любитель виртуальной порнухи, а мы, понимаешь, предпочитаем по старинке. Законом это вроде бы не запрещено.

– Но она же…

– Ну да, через пару дней умрет, судя по всему, – подтвердил Ит. – Так пусть оттянется напоследок.

– Вот что, – голос Карина стал сух и спокоен. – Прекратите ломать комедию. Хватит. Игрушки закончились, Соградо, и теперь вы будете четко следовать моим указаниям. А иначе – расспроси Скрипача, каково ему было в той камере. Я легко это вам устрою, не сомневайся. Женщину завтра или послезавтра мы заберем, это раз. Никто не умрет, само собой. Вы – отправляетесь на Терру-ноль, и там ждете семью, это два. Сообщать ли Берте с Фэбом про ваши художества, я еще подумаю, это три. И – сюда уже выходит дополнительная группа, разбираться со спиральными образованиями. Это четыре. Всё понял?

Ит покорно кивнул.

– Понял, – со вздохом подтвердил он. – Только один момент, Карин. Точнее, просьба. Женщина хотела умереть дома, в своей квартире. Давай мы сделаем ей такой маленький подарок – введем её в гибер прямо тут, а потом – как ты сказал. Гибер – это та же смерть. Она всё равно ничего не поймет. Ну, какое-то время. Наплетем ей что-нибудь про лечение на другой планете… ну или что-то типа того. Тут всё-таки родные стены, и всё такое…

– Зачем? – нахмурился Карин.

– Тебе жалко? Сутки жалко? Карин, ты, конечно, та еще скотина, особенно это сильно в Сибири было заметно, когда ты две банки тушенки, которые были на четверых, сожрал в одно горло, и не поперхнулся, но в этот-то раз прояви хоть немного человечности! Мы же не месяц у тебя просим, день всего лишь. От кого убудет, если мы так сделаем? Группа приходит через сколько?

– Через пять дней, – мрачно ответил Карин.

– Ну и вот, – обрадовался Ит. – Ну даже не сутки, давай меньше. Ну просил человек кони двинуть дома, и…

– Она будет про вас всё отлично помнить, – справедливо заметил Карин.

– Ой, прекрати. Ничего она не будет помнить, память затрем, и всех дел, – отмахнулся Ит. – Мы на нее не претендуем, если ты об этом.

– Уговорил, ладно уж. Как хоть потрахался-то? – поинтересовался Карин.

– Очень хорошо, – ответил Ит. – Отлично. Давай переключайся на живых людей уже, стеснительный скромняга.

– Считку дашь?

– Ты опять?! Хотя… я тоже подумаю, – хмыкнул Ит. – Можно так. Мы тебе считки, а ты – будешь держать язык за зубами, когда вернутся Берта и Фэб. Ага?

– А Кир? – с интересом спросил Карин.

– И, разумеется, Кир. У него рука тяжелая.

– Веселая у вас семейка, – хмыкнул Карин. – И вот еще чего. Этому любителю покататься скажи, чтобы корабль потом, как покатается, отправил обратно.

– Не выйдет, – развел руками Ит. – Оборудование для гибера на корабле. Как работать прикажешь?

– Я пришлю наш транспорт.

– Это корыто? – возмутился Ит. – Слушай, перестань. С какой радости мы должны будем работать да дерьме по пятому уровню, когда у нас на «Горизонте» почти семерка стоит? Ты издеваешься?

– Нет, не издеваюсь, – процедил Карин. – Просто веры у меня вам нет, и никогда не было.

– Ну, конечно, – сардонически усмехнулся Ит. – Совсем кретин, да? Мы, значит, будем рисковать Бертой, Фэбом, Киром, Джесс, Ри, детьми, наконец – из-за чего? Весьма сомнительных историй Эри, или каких-то гипотетических спиральных систем, которые, небось, еще и не подтвердятся? Там же чертовщина получилась, по первому результату, ты же видел. Прекрати. Не смешно даже. В общем, мы оставляем тут «Горизонт», и делаем всё нормально и качественно. Это моё последнее слово. Иначе…

– Ну и чего будет, если иначе?

– Иначе они сюда сядут, мы ей всё расскажем, как есть, и отчалим, а вы потом сами с ней разбирайтесь. Лечите, на разговоры раскачивайте. И совсем не факт, что она даже со смытой памятью начнет с вами сотрудничать. У нее интуиция развита – хоть куда, и понять, что вы та еще козлятина, она отлично сумеет. А так… мы, так уж и быть, ее для вас предварительно подготовим немножко. Вам же потом будет на порядок проще.

– И не таких обламывали, – проворчал Карин. Но призадумался. – Слушай, а ведь это романтично, Ит. Я только сейчас понял.

– Что именно? – удивился Ит.

– Умереть дома, – мечтательно произнес Карин. – Но ничего. Мы ее планы слегка нарушим. Интересная тётенька, и как вы только догадались… и ведь почти обвели меня вокруг пальца, паршивцы. Так и умерла бы.

– Не проведешь тебя, ты слишком опытный, – проворчал Ит. – Не вышло. Переиграл. Ладно, давай там торжествуй, а я буду дальше аппаратуру собирать.

– Собирай, собирай, – покивал Карин. – И без фокусов. Учти, к «Горизонту» уже вышел конвой, и попробуйте мне только…

– Мы не будем ничего пробовать. Отвяжись, Карь, а то я запутаюсь, а мне потом группа голову оторвет.

* * *

Паутина лжи, которая окутывала их эти недели, сейчас разлеталась, рассыпалась, истончалась. Все карты – сданы. Партия – разыграна. Обманы и подставы – раскрыты. У всех шулеров вывернуты рукава, да и сидят теперь шулеры за прозрачным стеклянным столом – ничего не спрячешь. Нечего уже прятать.

Интересно, думалось Иту, за что зацепились аналитики? За нас, за точки, которые не было никакой возможности скрыть, за саму Эри? Или еще за что-то, что мы пропустили? Впрочем, какая сейчас разница… Стол стеклянный, и рукава у всех закатаны по локоть. Вот только…

Ит отложил полный кофр в угол, где уже лежали его собратья, и снова посмотрел в окно.

Ненависть. Сейчас его переполняла черная, глухая ненависть. К чему, к кому? Что он чувствовал в этот момент?

Парк.

Пойма.

Тихая аллея с рябинами, деревянные лавочки.

Плачущая Эри с завядшим листиком в руке…

Мы ведь были в секунде от тайны, в шаге от тайны!!! Если бы не это кричащее, орущее, воняющее стадо, мы бы, наверное, сделали этот шаг – и ведь Карин, хоть и тупица, но догадался, потому и послал за нами такой эскорт, потому что и гонялся за нами по всему городу.

Один шаг – который оказалось невозможно сделать.

Портал? Или что-то еще? Мы не сумели узнать этого. Потому что…

«Парк мечты», вашу мать… ненависть Эри, которая сейчас прорастала в его собственную ненависть; ведь это, в некотором смысле, и моя жизнь тоже, и какое право у вас есть топтать эту мою жизнь своими грязными ногами, плевать в нее, ссать в нее, блевать в нее, визжать, орать, и кривляться?

Если бы она могла, она бы, наверное, стерла этот парк с лица земли.

И не только его.

Но его – в первую очередь.

Даже в Чертаново не было такого отвращения и безнадежности. Даже молельный дом не вызывал такого отторжения. Даже огороженная колючкой родная высотка. Там, в этом парке, получилось что-то несоизмеримо большее…

Сихес, вдруг вспомнилось ему. Не там, не этой аллее, но неподалеку. Да, неподалеку, ближе к реке. Мы туда не дошли, но, интересно, что сейчас находится на месте, которое бесконечно важно для меня самого? Общественный сортир? Кофе для визгунов, с видом на замерзшую реку? Там сидят дебелые самки, и кормят грудью такое же дебелое потомство, а мужики плотоядно пожирают их глазами? Или там аттракционы с благочестивыми названиями? Или что? Это было моё место, моё, я стоял там, на зимнем ветру, и впервые увидел то, что действительно почти не соотносилось с нашей реальностью…

Сод.

Тайна.

Эри.

Мир.

Мир, находящийся в тайне, подумал он. Тайный мир. Скрытый мир. Мир, который многое бы мог дать выяснить, но который почему-то отдан сейчас на растерзание толпе уродов и ублюдков, и даже не ублюдков, а выблядков, неважно, взрослых или мелких, это всё равно, потому что всё это – одно и то же. Какая-то глобальная самокастрация, отупение, добровольное превращение в свиное стадо, в котором и голову поднять от корыта уже зазорно.

Не дети причиной, понял Ит. Эри на самом деле ненавидит не детей, дети вообще ни при чем. Она не принимает, и никогда не сможет принять всю эту грязь и пакость, в которой оказалась, для нее это невозможно, невообразимо – с ее-то верой, с ее убежденностью.

Один шаг.

Всего один шаг – и что-то бы произошло, ведь точно, произошло, сейчас он это понимал так же, как сама Эри. И она это тоже чувствовала, хоть и не сказала ни слова. Она знала про этот шаг. И знала, что он, вероятно, возможен… с ними. Одной – не получилось бы. А с ними…

То, что мы собираемся сделать…

Ит горько усмехнулся про себя.

Мы ведь довершим начатое экипажем, которым мы были в прошлой жизни. Да, как это ни парадоксально звучит, но мы действительно довершим начатое ими, а именно…

Мы убьем Эри.

Для того чтобы попробовать ее спасти, нам потребуется попробовать её убить. То есть даже не попробовать, а просто – убить.

И…

И неизвестность.

Ит замер с датчиком в руках.

Сейчас даже думать нельзя про то, что будет дальше – бедный Скрипач, он, наверное, догадывается, но всё-таки еще не поверил до конца. Он думает, что я… что я придумал что-то еще. А на самом деле никакого «еще» не существует в природе, потому что его нет, этого «еще», и…

Дыхание на секунду перехватило.

Страшно?

Конечно.

Очень страшно.

Но другого выхода нет.

Карин понял многое, но, по счастью, еще не полностью. Он не осознал масштаб. И рыжий, кажется, еще не осознал. А я осознал – тогда, когда мы летали на базу, за приборами. Осознал и ужаснулся, потому что я знаю: когда происходит нечто подобное, все отходит на второй план. Вообще всё. Карин сперва подумал, что в этой игре мы ставим по сотке, потом поднял ставки до тысячи, но он еще не понял, что на самом деле на кону – миллиард. Или десять миллиардов. Или сто.