Текст книги "Подростки. Как пережить пубертат"

Что делать, когда «эмоциональных бурь» все еще много, а вы еще не полностью научились разбираться со своими болевыми точками и с эмоциями подростка?

Обязательно с ребенком нужно поговорить про то, что произошло в конфликте, но только в нейтральное время, только когда никакой бури нет, никакой вспышки нет, никакого другого стрессора нет и у вас не самый трудный период – когда у подростка все хорошо и у вас все хорошо.

Ничего более важного, чем разговор в нейтральное время, вообще не существует в психологии взаимодействия с подростком.

Все ошибки, все долгосрочные ухудшения отношений, вся потеря контакта происходит оттого, что разговор ведется не в нейтральное время. Ни в коем случае нельзя говорить, когда вы или ребенок на эмоциях – это главная ошибка, это «красный свет», это «кирпич».

Если у вас раздражение, уйдите, прервите контакт. Даже если подросток идет за вами, постарайтесь не разговаривать. Можно говорить такие слова: «Знаешь, я сейчас расстроена, если я с тобой буду говорить, если я сейчас открою рот, я скажу не то, что я хочу, не то, что я думаю, не то, что надо. Правда, дай мне успокоиться». Совсем не все могут так себя вести во время эмоциональной вспышки, но, мне кажется, это тот желаемый результат, к которому может прийти почти каждый родитель.

Во время «эмоциональных бурь» мы для ребенка своего рода проводники, их эмоции гораздо более сильные, гораздо менее контролируемые. То, как мы справляемся со своими состояниями, постепенно, раз за разом, шаг за шагом, показывает ребенку, как можно выйти из пике эмоций, если мы используем нейтральное время, если мы умеем ставить точку.

Часть конфликтов по типу «эмоциональная буря» такие сложные и такие сильные, потому что они у нас внутри не заканчиваются. Ребенок быстро вспыхивает, у него куча эмоций, он может кричать, стучать, говорить неприятные вещи, но в основном дети быстро остывают. Да, есть 10–15 % подростков, которые надолго застревают в состоянии аффекта, но в целом подростки остывают быстрее, чем родители.

Иногда подросток уже успокоился, уже готов пойти на примирение, а мы не готовы остыть, мы не можем поставить точку. У нас внутри раскручивается спираль, мы начинаем вспоминать каждое слово, каждую интонацию, чувствуем все больший крах. Это ошибка. Очень важно освоить умение ставить точку после конфликта.

Ставить точку – это не значит, что мы должны забыть эмоциональный опыт и суть ситуации. Поставить точку – это сказать: «Все, мы про это больше не ругаемся». Хотя нужно время переварить все это, где-то, может быть, про себя это сделать или вслух, возможно, на точку это не очень будет похоже. Это переваривание – учет триггеров: что вас привело в ситуацию «эмоциональной бури».

Триггер – это очень маленький момент, это какой-то носок, брошенный в неположенном месте, или не вовремя присланное смс – все, что вывело вас из состояния равновесия. Мне кажется, полезно коллекционировать триггеры. Знать о том, что вас может дестабилизировать, и учитывать это на будущее.

Техника «Безопасный конфликт» универсальна:

• говорим только в нейтральное время;

• не говорим на эмоциях;

• ставим точку;

• учитываем эмоциональный опыт;

• изучаем собственные триггеры.

Если вы будете это делать, то, мне кажется, в течение месяца-полутора, в тяжелых случаях – двух, количество конфликтов по типу «эмоциональная буря» с высокой вероятностью сократится.

Второй тип конфликта с подростком. Кто главный?

Конфликты второго типа тоже очень важные. Это конфликты с подростком из-за ответственности, из-за того, кто за что отвечает. Кто главный, кто является тем, от кого зависят результат и последствия.

Конфликты второго типа возникают не из-за эмоций, не из-за гормонов, не из-за того, что ребенку от вас что-то эмоционально нужно. Все конфликты этого типа вертятся вокруг вопросов: кто главный? кто решает? кто командует? кто взрослый?

Сейчас мало того что подростковый возраст помолодел, он начинается очень быстро, и часто у родителей вообще нет времени, чтобы сориентироваться и понять, что ребеночек-то вырос.

Мы очень долго были главными, мы очень долго были ответственными, мы очень долго командовали, может быть, нам это не нравилось, но мы очень долго решали все за ребенка, 9–10 лет точно. Мы привыкли к тому, что делали за ребенка максимум вещей.

Первое непослушание ребенка обычно все помнят, это бывает в возрасте трех лет. Там тоже происходит кризис, который очень сильно напоминает подростковый: ребенок уже не со всем согласен, но глобальные вещи, важные решения, стратегические выборы были родительскими.

А когда начинается созревание в 12, 13, 14 лет, все меняется. Главный мотив развития ребенка и главное событие, которое с ним происходит на уровне психики, – это становление самосознания. Ребенок как бы просыпается и видит, что это он живет свою жизнь, это именно у него есть свои взгляды, это у него есть свои предпочтения, это он чего-то хочет или не хочет, и это очень сильное желание или нежелание. Это он делает какие-то выборы, которые могут не совпадать с родительскими. Это «соль», это «зерно» подросткового периода развития.

Всегда, когда наступает подростковая стадия развития, очень важно, особенно при попытке разобраться в конфликтах типа «Кто главный?», понять, какой вы видите структуру вашей семьи.

Есть вопросы, ответив на которые вы сможете чуть лучше оценить, как устроена ваша семья, в том числе с точки зрения подростка.

Вопрос № 1. Чьи интересы в семье учитываются в первую очередь? Кто у вас в фокусе внимания?

Очень часто при ответе на этот вопрос оказывается, что семья детоцентричная, в первую очередь учитываются интересы ребенка. Он может быть ростом выше мамы и папы, крупнее, сильнее, но по-прежнему, особенно если он единственный, это сосредоточие внимания родителей.

Вопрос № 2. Есть ли личная зона у вашего подростка? Место неприкосновенности и ответственности? Конечно, у него есть кровать, наверняка есть письменный стол, шкаф, где лежат вещи, возможно, это целая комната или часть комнаты. Но есть ли личная зона как пространство, за которое отвечает сам подросток, где без его спроса никто ничего не подвинет, ничего не переложит, ничего не прочитает и не выкинет, даже если это откровенный «тухляк», огрызки, объедки, пачки от чипсов?

Этот вопрос адресован родителям детей старше 12–13 лет. Если ответ на этот вопрос: «Нет такой личной зоны» или есть, но вы ее контролируете, то регулярные конфликты про самостоятельность вам обеспечены. Нужно от них уходить, меняя договор про личное пространство подростка, несмотря на то что это сложно – наблюдать атрибуты подросткового беспорядка.

Вопрос № 3. Есть ли личная зона у родителей?

Часто личная зона у подростка есть, а вот личной зоны у родителей нет – места покоя в квартире, может быть, очень небольшого, где их никто не трогает, не беспокоит.

Если ответ на этот вопрос «нет», у вас нет личной зоны или она есть, но вы никогда ее не используете, не разрешаете себе использовать, у вас тоже будут конфликты по типу «Кто главный?». Потому что подростковый возраст про самостоятельность, про независимость, про уважение к границам и понимание ответственности. Эти понятия формируются во взаимодействии, они не вырастают сами собой.

Сейчас эпоха опекающего, внимательного, бережного родительства. Мы очень настроены на контакт с ребенком, мы в него очень много вкладываем с самого рождения, поэтому нам очень сложно отстроить эти границы и делегировать самостоятельность.

Это проявляется и в том, что мы не можем признать ни личную зону подростка, ни свою собственную. Начинаются конфликты и непонятные бодания. В итоге это может стать существенной преградой при расширении степени его самостоятельности, ответственности, автономности, способности быть организованным.

У нашего поколения в подростковом возрасте было в разы больше самостоятельности. Многие по-разному к этому относятся, не все вспоминают это с удовольствием, иногда самостоятельности было слишком много. Но сейчас работает «эффект маятника». В силу социальных обстоятельств и разных возможностей мы не предоставляем подросткам и даже не можем предоставить столько автономии. Мы их постоянно опекаем, и тут возникают конфликты этого типа, потому что дети нашу опеку, нашу заботу, наш контроль начинают видеть как преследование, когда мы приближаемся ближе, чем им комфортно.

Вопрос № 4. Знает ли ваш ребенок ваши предпочтения, ваши желания, ваши мечты, может быть, ваши надежды? Или он знает только свои желания? Это очень важный вопрос.

Если подросток не знает ваших предпочтений, конфликтов второго типа будет много.

Еще на конфликты второго типа влияет то, как выражаются в вашей семье просьбы. Используется ли прямая коммуникация? Говорите ли вы напрямую: «Я сейчас не хочу с тобой препираться из-за того, сделал ли ты уроки». Или вы говорите: «Ну вот, опять как всегда. Ну конечно, я так и знала». Мы часто даже не отслеживаем привычку к непрямой коммуникации, когда мы не говорим напрямую, о чем думаем, а говорим языком сожаления, языком обвинений.

Чем больше непрямой коммуникации, тем больше конфликтов второго типа.

Часто ребенок менее самостоятелен, менее автономен, чем хотел бы. Он чувствует много контроля, он чувствует заботу, которая для него лишняя. Как он реагирует? Он начинает сопротивляться. Он либо тормозит, либо упирается, как ослик, либо игнорирует. Часто ваши просьбы он не слышит в принципе. Большой мальчик или большая девочка, совершенно разумные и ответственные в других отношениях, оказываются абсолютно в глухом состоянии. И тогда приходится повышать голос.

Это очень утомляющая вещь, входящая в конфликты этого типа, – просьбы, выраженные через крики.

Еще есть стратегия «попугай», когда родитель по 150 раз повторяет элементарную вещь, о которой заранее договорились. Но стратегия «попугай» не работает. Если ребенок знает, что вы повторите пять раз, он не будет реагировать, пока вы не повысите голос. Пока уровень громкости не будет превышать определенный уровень, он будет спокойно продолжать свое дело.

Еще один важный вопрос, он тоже про конфликты второго типа «Кто главный, кто решает?». Вы можете что-то велеть своему ребенку так, чтобы вы потребовали, а он сделал? Есть ли у вас во взаимодействии так называемый твердый знак? Бывают ситуации, в которых вы можете сказать: «Стоп! Никаких сопротивлений. Сейчас мы едем к бабушке. У бабушки плохо со здоровьем»? Или: «К нам внезапно приехали гости. Пожалуйста, возьми сумку, сходи в магазин, нужно купить то-то и то-то»? Или даже так: «Планы на каникулы меняются, не получится тебе поехать в языковый лагерь. Мы не сможем оплатить эту путевку, потому что изменились обстоятельства»?

Есть ли у вас возможность вот так напрямую сказать об этом ребенку? Или в любых условиях его пожелания будут в центре планов семьи?

Необходимо договариваться с подростком о том, что вы можете велеть, можете строго попросить. Что могут быть такие ситуации, когда он не должен, извиняюсь за сленговое слово, «козлить», он не взбрыкнет, а пойдет и сделает. Это будет примерно 2 % из всех обстоятельств, когда вам реально что-то нужно. Ребенок должен видеть эти 2 % и распознавать их, а для этого он должен видеть в вас человека, для этого он должен понимать, что у вас есть личная зона, свои предпочтения и желания, что вы тоже живые люди, а не обслуживающий персонал высокого ранга.

Таких ситуаций, когда нужно просто велеть, потребовать, чтобы ребенок послушался, много быть не может. Но если их нет совсем, это показатель того, что договороспособность еще не наступила.

С моей точки зрения, есть возраст подростка максимально сложный – он и по эмоциям сложный, и по договороспособности, и по конфликтам первого типа, и по конфликтам второго типа очень непростой. Это возраст от 12 до 14 лет, и его нужно постараться пройти достойно.

В какой-то момент тема внешнего вида у подростка выходит на первый план. К этому надо готовиться и определить для себя, в какой области ребенок может экспериментировать, а чего он абсолютно не может.

Конфликты этого типа, мне кажется, очень важно научиться решать, выделяя важное и неважное.

Есть исключительные вещи типа постоянных татуировок, пирсинга, тоннелей в ушах, на которые у подростка не должно быть денег, но и все остальные эксперименты, даже самые невинные, часто становятся полем боя. И конечно, в такие моменты отношения очень портятся.

Родители не могут представить своего ребенка с синими волосами, с выкрашенной в оранжевый цвет прядью, в рваных джинсах, с какими-нибудь дредами. А для него это просто пик проявления самостоятельности. Я считаю, что все выборы, связанные с внешним видом, с какого-то момента надо передавать подростку, и по этому поводу как раз не «бодаться».

Какие оптимальные реакции могут быть, когда ребенок уперся в свой выбор, когда «нашла коса на камень», когда он говорит: «Я буду, и все!»?

Первый и главный способ – это пауза. Сказать: «Стоп! Слушай, я так не могу, вопрос серьезный, мне нужно подумать». Это то, на что вы имеете право. Вы берете паузу и достойно, по возможности не нервничая, говорите: «Нет. Я сейчас не могу это обсуждать. Давай-ка мы день подумаем». Если тема большая и сложная, то можно подумать и неделю.

И вот вы думаете, вы пытаетесь эмоционально отвлечься, не вовлекаться из конфликта второго типа в конфликт первого типа. Вы стараетесь вспомнить собственный опыт, свой подростковый возраст, собственные выборы.

Дальше вы вспоминаете, что кнопки «выключить желание» нет. Вы не можете остановить мечты и выборы подростка, сказать: «Стоп! Перестань этого хотеть!» Это невозможно.

В ряде случаев запрещать не надо, если полная ответственность за эти выборы лежит на ребенке. Но при условии, что вам удастся удержаться от комментариев. Это же он хочет покрасить волосы в розовый цвет? Ок. Вы знаете, что через неделю ему это надоест и он сам будет думать, что с этими розовыми волосами делать. Если вы разрешите ему покраситься, это будет его личный опыт, его ответственность. А если вы надавите, запретите, это будет ваш опыт, а подросток, скорее всего, уйдет в состояние глубокой обороны.

У подростков бывает и противоположная реакция, когда он упирается: «Я не стану, я не буду, ты меня не заставишь!» Именно такие моменты родителей абсолютно демотивируют. Обычно в ситуациях такого типа не получается спокойно реагировать, потому что с точки зрения взрослого такое поведение ребенка абсолютно глупое, дурацкое, непонятное.

Но подростковый возраст – это возраст максимальной упертости.

Как в три года поведение ригидное, так и тут – если он уперся, в этот момент не работает ничего. Лучшее, что может быть в таком положении, – это пауза.

Конечно, когда ребенок упирается, когда он говорит: «Я буду!» или «Я не буду!», у родителей вовсю включается «сундук с наследством». Мы реализуем все то, что слышали в детстве, и говорим такое, о чем в обычное время даже и подумать не можем.

Это отдельная большая тема, как конкретно работает «сундук с наследством»: в те моменты, когда ситуация напряженная, эмоциональная и похожа на какую-то прошлую, у нас невольно выскакивают стандартные ответы. Мы начинаем говорить: «Да я в твои годы!» Или: «Посмотри на себя, ты как сыр в масле катаешься». Или: «Как ты можешь так говорить с матерью?» Обычно это вообще не те слова, которые мы собирались говорить. Это когда-то в детстве мы слышали от мамы, бабушки, от «Марьиванны» из детского сада и обещали себе никогда не повторять, но в эмоционально напряженной ситуации наш рот открывается и выдает неожиданные фразы с чужой интонацией.

Права на протест у нас в детстве было значительно меньше, поэтому конфликты по типу «я хочу», «я буду», «я главный» будут вызывать огромное количество трудностей. Хороший путь к их уменьшению – это повышение самостоятельности и самоорганизации.

Есть очень большой блок конфликтов – ссоры из-за денег и других «заявок», то есть определенные требования подростка к родителям, которые могут очень сильно портить отношения. Это тема не для тех, у кого дети 11–12 лет, но лет с 12–14 в больших городах и в целом в России тема финансов встает очень активно. Тут могут быть и обиды из-за того, что родители не идут навстречу каждой финансовой просьбе, и даже эмоциональный шантаж: «Дай мне три тысячи, а то я не буду учиться, не буду помогать по дому, не буду смотреть за младшим братом или сестрой». Или: «Купи мне вон те кроссовки, иначе я брошу музыкалку». Пройти через подростковый возраст и не столкнуться с такого типа коммуникацией сложно, обычно что-то похожее происходит.

Иногда, когда родитель не идет навстречу, однозначно отказывается, у ребенка формируется универсальная защита: «А мне все равно».

Абсолютно невозможно ничего сделать с этой защитой – это броня, это бетонный купол. Все, вы его не проймете.

Как научиться реагировать на это «А мне все равно» и действительно понимать, что ему не все равно?

Если отношения в семье нормальные, если подросток с вами на связи, его детство было с вами в контакте, конечно же, ему не все равно. Это как шипы, колючки, как дым в глаза, как чернильное облако осьминога, но ему совсем не все равно.

Подросток очень хорошо понимает, что он реально зависим от родителей и это надолго. Когда он говорит: «А мне все равно», это завуалированная просьба о помощи, нежелание показать свою уязвимость.

Если вы услышали «А мне все равно», значит, где-то ребенок давлением на него, может быть неосознаваемым, доведен до ручки. Очень важно с ним не спорить и не объяснять: «Нет, тебе не все равно».

Третий тип конфликта с подростком. Ощущение нелюбви

Тип третий – сложная история, это глубокий конфликт, связанный с ощущением нелюбви у подростка. Первые два типа очень энергоемкие и яркие, их много в жизни взрослеющего ребенка, но они не затрагивают глубинных пластов отношений. Конфликт третьего типа затрагивает сердцевину.

Как же ведут себя подростки, когда думают, что их не любят? Да, это не про то, что вы их не любите, это они думают, что вы их не любите. Часто это происходит, когда родители начинают сравнивать детей не в их пользу, например: «В военное время подростки в партизанах были, а ты все еще не можешь пол помыть».

Такого рода высказывания, которые, конечно, выскакивают на автомате, без желания задеть, разворачиваются у детей в парадоксальное поведение. Что это такое? Это, например, странные поступки, провокации во вред себе, непонятная забывчивость, откровенный саботаж. Это происходит не потому, что подросток защищается от родительского давления, он это делает потому, что его не принимают как человека. Эти странные поступки, игнорирование психологи называют термином «пассивно-агрессивное поведение».

Как подросток себя чувствует при пассивно-агрессивном поведении? Снаружи он страшный, он сопротивляется. А внутри у него полное ощущение отверженности: меня не слышат, я им неинтересен, им не до меня, они все решают за меня. И часто в конфликтах этого типа, когда присутствует парадоксальное поведение, обязательно есть какая-то добавочка, какая-то «вишенка на торте» – они всегда больше любили… Кого? Себя, работу, деньги, свой образ жизни, брата или сестру. У ребенка действительно ощущение, что его совсем не любят.

Это ловушка: чем больше ребенок проявляет пассивно-агрессивное поведение, тем больше вы его отвергаете, отталкиваете, пытаетесь «построить». В итоге он еще больше чувствует себя несчастным.

Как же понять, что вы действительно столкнулись с пассивно-агрессивным поведением, что за странной забывчивостью, за торможением, за игнорированием, за разными вызовами и провокациями ребенка стоит просьба о любви?

У ребенка, который по какой-то причине ведет себя пассивно-агрессивно, парадоксальным способом, – несчастные глаза. Он может говорить страшные, странные слова, портить вещи, истерить, опаздывать в школу, забывать про обещания, но его глаза сконцентрированы на вас.

У ребенка, которому действительно все равно или у которого вызовы, обращенные к внешнему миру, в глазах нет вопроса, внимательного взгляда, яркой реакции на родителей.

Надо помнить, что это нормальная амбивалентность – люди, которые нам очень близки, которых мы очень любим, могут вызывать и ненависть. И ребенок, который ведет себя парадоксально или амбивалентно, очень сильно любит родителей, но выражает это криво, через сопротивление. Такой ребенок сильно усомнился, что он нужен.

Очень часто конфликты третьего типа выступают как следствие конфликтов первого и второго типов. Если слишком много отрицательного фидбэка, если вы все еще продолжаете его контролировать и пытаться вести его в ту сторону, куда он не хочет, и длится это не неделю и не месяц, у ребенка может нарастать ощущение, что он нелюбимый.