Текст книги "Подростки. Как пережить пубертат"

Иногда ребенок не хочет делать уроки не потому, что его ограничивают психология или физиология, а потому, что это его манифест, нежелание взрослеть. Среди детей есть такие «Питеры Пэны». Иногда ребенок не хочет взрослеть по каким-то своим причинам, и часть этого – отсутствие самостоятельности в уроках.

Бывает, что за нежеланием взрослеть стоит серьезный страх смерти – ребенок не хочет вырасти, чтобы не состарились родители. Это не банальная вещь, примерно один ребенок из сорока не хочет взрослеть, хочет оставаться маленьким. Может быть, это понимание, что жизнь взрослых не лучше.

Отложенное взросление

Последние лет 20 для России были относительно стабильными в экономическом и социально-политическом плане, и многим семьям удалось создать для своих взрослеющих детей достаточно защищенную, подстрахованную ситуацию. Можно только радоваться, что им не пришлось рано ощущать на себе груз экономических проблем.

Нашим детям было всего достаточно, и чаще всего финансовая тревога не давила на родителей настолько, чтобы транслировать ее ребенку.

Эти дети сформировались во времена, когда семьи могли позволить себе по несколько раз в год поехать отдохнуть; когда у родителей не было необходимости высчитывать, к каким репетиторам отправить ребенка; когда покупка кроссовок или джинсов не являлась событием, а можно было позволить себе купить джинсы любых цветов.

Были, конечно, и не очень обеспеченные семьи, но все равно родители всячески защищали это поколение детей от ситуации дефицита и нехватки чего бы то ни было, любых ресурсов. Порой мама, надрываясь, обеспечивала единственному отпрыску в неполной семье такое же состояние покоя и такое же ощущение, что все хорошо, как и у других. У этих детей, можно сказать, ничего не горело ни за спиной, ни под ногами.

Многие дети не торопятся взрослеть, они не рвутся в самостоятельную жизнь при всем при том, что им был дан хороший старт, может быть, даже трамплин.

Причем это тотальная вещь, она происходит в разных семьях у детей с разными психологическими типами, с разной скоростью взросления, в разных ролевых раскладах – это могут быть как старшие, так и младшие дети.

И когда ребенку уже не 18 лет, а 20, у многих родителей возникает тревога, они начинают понимать, что это существо, хотя и выглядит как взрослое, говорит как взрослое, имеет требования как взрослое, имеет права взрослого, но по-прежнему не имеет взрослой ответственности. Эта деточка, например, «утром просит денег на контрацепцию, а потом плачет, что ему не купили мороженое, как младшему брату». Эта цитата не из моей практики, я ее из светской прессы словила, но по сути эта карикатура – довольно реалистичное описание ситуации.

Мне кажется, сильно повлияла западноевропейская ситуация – социальная и социологическая, хотя там средний возраст взросления другой, – там люди позже образуют браки, позже заводят детей, но довольно рано отделяются от родителей и высшее образование в большинстве случаев получают, уже не живя вместе с семьей. А у нас, как ни странно, квартирный вопрос никуда не делся – как Булгаков его описал, такой он примерно и есть. И живя в доме родителей, ребенок получает высшее образование, оставаясь ребенком в родительском доме.

К тому же высшее образование перестало быть чем-то специфическим, эксклюзивным, престижным. Раньше был один вуз, в который можно было один раз подать документы, именно в него готовились поступать. Сейчас ситуация абсолютно другая – в какой-нибудь институт ребенок непременно поступит, и если не поступит на бюджет, поступит на платное обучение.

Это поколение из средней школы переходит в старшую школу, потом в институт, переваливаясь с бочка на бочок, даже не сильно напрягшись.

По сути, в этом формате для очень многих людей, которые не меняют места проживания, не уезжают в другой город, институт является продолжением школы. Ребенок по-прежнему живет с родителями, он по-прежнему на полном содержании, и обычно его даже не особенно побуждают работать, у него нет и инициативы – зачем подрабатывать, когда родители дают деньги на кофе?

На мой взгляд, на ситуацию с детьми влияют отсутствие внятных перспектив развития и роста, отсутствие горизонтов и ясного понимания, чего же достигнешь, если будешь хорошо учиться в высшей школе. Дело в том, что, когда поколение родителей училось и начинало работать в 90-е, было понятно, что в стране бардак, неустроенность, преступность, но было ощущение, что если ты постараешься, то твоя жизнь будет другой. И цели были другие – купить кроссовки или новую куртку тогда было ого-го! Уж не говоря про то, что можно было заработать и купить себе автомобиль и даже скопить на первоначальный взнос на жилье. К тому же была возможность прорастания личной инициативы. Конечно, были знакомства и кумовство, как обычно, но были и социальные лифты.

В России за последние 15–20 лет благополучия довольно четко сложилось иерархически простроенное общество, и если твой папа занял какую-то позицию в фирме, то ты имеешь шанс попасть в дочернюю компанию фирмы на тот же уровень. Ты можешь это сделать только по принадлежности к какому-либо сообществу, семье, структуре. Но если ты не имеешь таких родственников, у тебя вообще очень скромные перспективы продвижения.

Был один социальный лифт – это крупные западные компании, где можно было честно и много работать и достигнуть не чего-то заоблачного, но какого-то понятного благополучия. А сейчас и этого становится меньше.

Это понятно взрослым, но это совсем не то, что понимает 18– или 20-летний человек. Они этого не понимают головой, но они чуют, как некий запах, что рыпаться незачем. С одной стороны, родителями обеспечен комфортный уровень существования, с другой стороны, не горит, не искрит, не зажигается. Фактически единственное устройство, которое запускает движение с повышенной скоростью, – это желание выскочить из этой структуры и уехать на Запад.

Но всегда есть исключения, даже сейчас среди молодых есть люди очень амбициозные, очень целеустремленные, которые выигрывают какие-то конкурсы, олимпиады, поступают в престижные вузы. Есть, как ни странно, прагматичные люди, их тоже немало – это люди, которые нацелились на сферу оборонки и ФСБ. Когда я первый раз увидела, что в одну из математических школ пришел невзрачный человек в хорошем костюме и начал рассказывать о перспективах поступления на определенное отделение конкретного вуза, куда приглашали талантливых математиков и информатиков, я очень удивилась. Но кто-то выбирает этот сектор, где можно создать себе некоторую стабильность.

Общая ситуация – болотистое, непонятное будущее. Да, ты закончишь хороший вуз. Что тебе это даст? Даст ли что-то? Сможешь ли ты воплотить свой диплом? Неопределенно. И молодые люди зависают в апатии, уходят в виртуальный мир.

У нас нет специальных мест, где легко заработать молодым, это не простроено. Практика подработки для студентов фактически отсутствует. Более того, родители думают: зачем он будет работать, если можно позволить доучиться до конца. Да вообще эти дети не готовы работать за 250 рублей в час. И родители рассуждают: «Зачем я буду ребенка отправлять работать, если у меня даже уборщица получает больше?»

Первый фактор – стабильность. Нет желания рваться. Молодой человек всегда откроет холодильник и достанет еду. Он всегда получит карманные деньги на проезд и на обед в институте. Он даже получит деньги на репетитора, если завалит что-то. Ему оплатят отдых и точно купят куртку, без вопросов. Если поскандалить, то можно вытрясти деньги и на подарок другу. А что еще надо?

Второй фактор – базовая инфантилизация. Родители поколения «с ключом на шее» со второго класса грели себе обед, уже в начальной школе сами шли домой. А эти дети первый раз пошли сами по улице лет в 14–15, до этого их возили. Один из учителей московской школы рассказал мне историю, как девятиклассники поехали на метро на экскурсию. Одна девочка жмется к учительнице: «Вы никому не говорите, но я первый раз в метро». И таких детей немало.

Да, иногда без логистики и концов не свяжешь: тренировки так далеко от школы, что только на машине можно доехать. Я знаю мам, которые кормят детей супом из термоса в машине, пока везут из школы на занятия после уроков. Все это неплохо, но у ребенка смещается возраст, когда он начинает ездить сам и учится планировать, во сколько надо выйти, чтобы не опоздать. А это напрямую связано с самостоятельностью: пока сам не планируешь дорогу – за нее не отвечаешь. Не отвечаешь за то, чтобы прийти вовремя.

И вот эта инфантильность, неумение простроить график, сложить свое время, выстроить цепочку дел, конечно, тоже аукаются. Взросление в среднем задержано на пять-семь лет. Не пошел ребенок сам домой из школы в семь лет, а пошел в 14 – вот и прибавляйте семь лет ко всем остальным достижениям. Эта инфантилизация связана и со страхом, и с тем, что часть мам не работают и очень долго могут заниматься «выпасом» ребенка в послешкольное время, и это поддерживается всеми школами. Любая школа может назначить встречу с родителями в любой будний день в абстрактный час, потому что предполагается, что при ребенке-школьнике всегда есть неработающий взрослый.

Эти дети выросли без значительного количества домашних обязанностей. Поколение родителей должно было иногда к приходу своих работающих пап и мам сварить суп, помыть посуду. Но не те, которым сейчас 17, 18, 20, – они привыкли, что им поставили, накрыли, их собрали, их повезли, довезли. Их задача – только впитывать знания.

Тревога у родителей возникает в момент первой сессии, когда оказывается как-то странно ходить с ребенком в институт, хотя некоторые ходят. Но если ребенок не в состоянии сам подать документы в институт, так он и учиться будет не в состоянии.

Я коллекционирую истории о том, как молодые люди приходят устраиваться на работу с мамой. Например, была объявлена вакансия бухгалтера, выходит из кабинета эйчар (HR), а там двое на стульчике, спрашивает: «Это кто с вами?» – «Это моя мама. Она пришла со мной посмотреть, правильно ли я буду подписывать трудовой договор». Одна знакомая нанимает уборщицу, приходят двое. «Это кто, простите?» – «Это моя мама». Случаи эти не единичные. Я спрашиваю: «Берете?» – «Нет, – говорят, – сразу отказываем».

Многие студенты бросают институты, но хуже, когда человек отучился пять лет, а потом сказал: «Мамочка, вот тебе диплом, и больше я к этому не притронусь». Если ребенок очень готовится, он старается, он напрягается, ему нужны баллы ЕГЭ – тогда это какую-то ценность имеет. Когда поступление просто так и на платное, и куда пойдет потом – непонятно, это вообще не ценность. Это часто вообще не выбор ребенка, потому что вуз выбирали родители. Когда и где начнется взрослость в этой ситуации?

Но, допустим, молодые люди заканчивают вуз, они не бросили, и такие же вялые, ни горячие ни холодные пришли на работу. Опять же – это цитата, это я не придумала: «Москвичи – апатичные дебилы», потому что москвичей ничто не «жарит», они пришли работать вот такие, не включившиеся.

Такое было во все времена, но процент был другой, в нашем поколении этих подстрахованных с квартирами было просто меньше. А сейчас – деточки из Омска, Тюмени, из другого нефтяного региона, и у них есть квартиры в Москве и деньги, которые папочка или мамочка переводят на карточку. У меня офис рядом с университетом, там череда банков и кафе, и я наблюдаю, как студенты снимают сначала деньги в банке, потом идут в кафе. Понятно, что есть и другие студенты, которые не будут есть в «Шоколаднице», а едят в столовке.

На какую профессию мы сейчас можем настраивать ребенка? Вопрос профориентации стоит острейшим образом. Благородная профессия – учитель. Кстати, возможно, людям, которые ориентированы на сохранение русской культуры и русской идентичности, действительно придется идти в учителя. Но всем понятно, что учительская зарплата вряд ли будет сопоставима с вложением в профессию.

Прекрасная профессия – доктор. Но всякий ли родитель рискнет настраивать ребенка на медицину, зная ситуацию в здравоохранении? Значит, кто не менеджер, тот экономист или юрист.

Нет действительно внятных, простроенных дотаций в государстве на те направления, которые могли бы быть интересными и полезными. Никто не пойдет учиться на агронома при недотируемом сельском хозяйстве. И никто не пойдет в науку, к сожалению, только те, кто хотят уехать из страны. В итоге на молодых людей влияет ряд факторов – и фактор семейный, и фактор макросоциальный, и фактор того, что собой представляет сейчас структура высшего образования, и, конечно же, личная ответственность, которая каким-то образом не созрела.

За границей все по-другому, там понятно про оплаченное образование и про рейтинг, что, если ты учишься в медицинском на фармакологическом факультете, ты понятно куда попадешь и на какую зарплату. Понятная сумма усилий приводит к реальному результату, не зависящему только от благосостояния семьи.

Я не говорю, что на Западе какой-то рай неземной, но там работающее образование, дотированное здравоохранение. И там нет этого российского снобизма. Машинист поезда – это престижная, хорошо оплачиваемая профессия, например. Как-то мы поехали в Белоруссию несколько лет назад, а там рабочие ремонтируют дорогу, и дети говорят: «Мама, почему эти рабочие белые? Мы никогда такого не видели». В Германии мы сидим в гостях, вдруг пришел молодой человек приятной наружности, интеллигентного вида. Говорю: «Это кто?» – «Это трубочист, он пришел нам трубу чистить».

Способность принимать самостоятельные решения формируется в младшей школе, поэтому самостоятельность должна быть отдана ребенку в том возрасте, когда он об этом задумывается. Часто эти студенты нигде не бывали без родителей, они ни в какие лагеря не ездили, я уже не говорю про походы и экспедиции.

Нужно расширять зону бытовой самостоятельности и зону самостоятельных выборов, а зону материального комфорта снижать. Надо создавать ситуации для подростка лет 14, когда он сможет или заработать какую-то денежку, или принести какую-то социальную пользу – пойти волонтерить, например.

Он должен почувствовать, что что-то может, что он является агентом действия, а не вещью, которую перевозят из пункта А в пункт Б на самое хорошее занятие.

Мне кажется, что еще очень важно не решать за ребенка. Вот ваш ребенок хочет пойти на актерский, бывает такая безумная идея, она посещает не только девочек, но и мальчиков, что-то такое специфичное, что-то абсолютно иррациональное. Рацио родителей – этот выбор ребенка жестко раскритиковать и поставить в какие-то рамки, а это порождает синдром первой сессии и раннее бросание вуза. Пусть пробует! Да, возможно, это будет ошибкой. Но ЕГЭ действует четыре года, ЕГЭ можно пересдать, а, как правило, второй выбор, выбор собственный уже гораздо более зрелый, и это выбор самого ребенка.

Одно дело, если мы выбрали хорошую школу и «поступили» туда ребенка, это родители решают за несовершеннолетнего. А если мы совершеннолетнего человека помещаем туда, куда мы считаем правильным, то ценой этого нашего выбора является пятилетняя апатия в институте. Мне кажется, надо расширять свободу выбора и даже рискованного выбора.

Еще, я считаю, подростку просто необходимо где-нибудь поработать хотя бы месяц, причем желательно не у самого доброго дяди – это очень ставит мозги на место, когда ты оказываешься в ситуации, когда действительно есть обязанности, ты должен что-то сделать, когда с тебя спрашивают работу в срок. При возможности, несмотря на нежелание, отселять студентов с кем-то вдвоем на третьем, четвертом курсе, хотя бы в качестве эксперимента.

Нужно проводить разговоры о перспективах: «Когда тебе будет 18, мы тебе будем давать на еду, на одежду, но мы не будем давать на кафе или на какие-то развлечения. Когда тебе будет 20, тебе нужно будет самому заработать на свой отдых». Это как пример. У меня фокус на деньгах, но может быть фокус на каких-то достижениях.

Эта рыхлая, не «выпихивающая» структура семьи в нашей социальной ситуации может создавать такие прецеденты, что люди до 40 лет живут с мамой.

Бывает, что эти люди потом и семью не строят, потому что семья – это ответственность. Зачем ему ответственность? Мы будем жить для себя, попутешествуем. Зачем ответственность, если всю жизнь холили только его?

Сейчас возник специальный родительский сленг по поводу поступления в вуз: «Мы сдали ЕГЭ. Наш репетитор. Мы поступили». Кто в итоге поступил? И вот ребенок дополз до первой сессии, и оказывается, что он не может ее сдать, потому что в вузах система контроля совершенно другая, система преподавания другая, частых оценок нет, к сессии накапливаются «хвосты» – человек сталкивается с тем, что ответственность нести он не может, распределять нагрузку он не может, при неудаче он пасует.

И этот «синдром первокурсника» связан с разочарованием. Одна из причин этого разочарования кроется в системе высшего образования – очень часто институт рисуется каким-то небесным чертогом, где все прекрасно, страшно интересно, чудесные преподаватели, прекрасные люди, вкусная еда. А оказывается, что все наоборот или почти наоборот. Синдром разочарования накладывается на ситуацию с неорганизованностью и неспособностью справляться самостоятельно – и вот синдром первокурсника почти запрограммирован в нынешней ситуации со школьником.

Существует еще такой важный момент: часто родителям не хочется, чтобы ребенок взрослел. Это еще один фактор, семейный, затрагивающий межпоколенческие отношения.

Пока ребенок – Ребенок с большой буквы, родителям есть чем заниматься. И неработающей маме очень страшно, что сейчас этот объект перестанет нуждаться в заботе и с чем она останется?

Человек в юном возрасте как бутон. Но бутоны могут не раскрыться, если нет благоприятных условий, а не раскрыться бутону нехорошо. Он не может им оставаться вечно, он станет увядающим бутоном.

Родители думают, вспоминая себя, свое взросление, что в какой-то момент у ребенка все сложится, что пока он маленький. Термоядерные родители активно ждут термоядерности и от детей, а ведь у родителей с определенной харизмой и энергией дети часто гораздо менее энергичные и они очень редко вступают в конкуренцию со взрослым поколением. Если им не нужна активная ориентировка по жизни, реактивный двигатель не включится.

Возможно, что-то и может включиться со временем, но психология развития личности говорит о том, что, если функция не нужна, она не запускается, то есть она в состоянии off.

4
Главные задачи подросткового возраста

Жизнь или борьба с уроками

Огромная проблема нынешнего времени – будет ли в подростковый период нормальная человеческая жизнь в семье или будут постоянная борьба, позиционная война, активная война, молчаливая война, ощущение общей несостоятельности?

Я уже писала, что сейчас родители чуть ли не до института, говоря о своем школьнике, произносят «мы» – «у нас проблемы по физике», «у нас трудности с геометрией», «у нас не прошла лабораторная по биологии». Это «мы» для психолога является маркером симбиоза. И часто невозможно сказать, что в школе учится только ребенок, хотя формально именно он является учеником.

Я расскажу свою любимую байку. Одна из моих дочерей, которая сейчас уже студентка, какое-то время назад поступила в первый класс в непростую школу к невероятно продвинутой учительнице. Школа действительно была хорошая, но на первом собрании мы услышали следующее. «Дорогие родители, вы поступили в первый класс. Это не дети поступили в первый класс, поступили учиться вы, – сказала нам заслуженная и вдумчивая учительница. – Теперь вам необходимо знать, что мы будем проходить по математике, как у нас будет построено преподавание по русскому, как у нас будут устроены все остальные предметы». На каждом последующем собрании, если, не дай бог, дети что-то не сделали, спрашивали с нас, родителей.

Эта история про то, что раньше было шуткой, анекдотом: «Папа у Васи силен в математике, учится папа за Васю весь год». Но сейчас это стало былью. Это не про то, как все ужасно в мире, что невозможно ничего исправить. А про то, что надо понять исходные обстоятельства, что к чему, что можно сделать, а чего сделать нельзя. А главное, как сделать так, чтобы наши отношения с детьми не пострадали, а дети не упали в полный протест и полную необучаемость.

Как получилось, что в школе учатся родители и плохие последствия имеют наши отношения с подростками?

Для того чтобы понять, кто учится в школе, достаточно ответить на эти вопросы:

• кого результаты и оценки волнуют больше – вас или ребенка?

• кто отвечает за последствия уроков?

То есть, если ребенок не сделал уроки, кто отвечает за результат? Кого ругают за двойки? На кого наезжают из школы? Кому от этого неприятно? Кому важно оценку исправить?

Если ответы на эти вопросы – «родители», то ситуация запущенная. Она ремонтопригодная, но, чтобы ее исправить, придется приложить много усилий. Если ответ «родители» только на первый вопрос, ситуация более ремонтопригодная, ее быстрее можно поправить.

Очень важные вопросы: кто думает обо всем, связанном со школой, уроками, оценками, успеваемостью, прогнозами, отношениями? чья это головная боль? кому сложно заснуть или переключиться на что-то другое – вам или ребенку?

Если ответ на все вопросы – «родители», а не «ребенок», соответственно, в школе учатся родители. И нужно разобраться, что же у вас происходит в семье, в отношениях с жизнью, что учеба ребенка полностью завязана на вас.