Книга: Записки - Екатерина Дашкова

Руссо искренне раскаивается в содеянном, и у читателя нет причины не верить исповедующемуся. Но его раскаяние было бы еще убедительнее, если бы Руссо не попробовал оправдать свой поступок. Оправдание он нашел такое. Дело в том, что Руссо был неравнодушен к Марион, он много о ней думал; поэтому, когда нужно было свалить на кого-то вину, именно ее имя пришло Руссо на ум. Довольно оригинальное оправдание, такая изящная казуистика, я даже сам думал взять на вооружение в случае крайней необходимости.

Это я все к тому, что автобиографический жанр - пространство коварное. Даже когда автор решает сорвать с себя все покровы, всегда присутствует соблазн выставить себя в более выгодном свете. Зеркальце, зеркальце на стене, кто всех красивей в нашей стране? Понятно кто . . . От желания покрасоваться не застрахованы даже такие личности, как Ж.-Ж. Руссо, а Екатерине Дашковой, автору рассматриваемых «Записок», до Руссо все же далековато. Правда, мы читаем записки, а не исповедь. Исповедоваться княгине Дашковой, судя по всему, не в чем - ни перед читателем, ни перед самой собой; ее неискоренимому чувству собственной непогрешимости можно только позавидовать.

Княгиня об этом говорит открытым текстом. Например, в самом конце произведения, в предпоследнем абзаце мы находим следующее признание: «Относительно их содержания я могу уверить, что беспристрастная истина водила моим пером. Опустив некоторые оскорбительные для других события, я, может быть, не отдала должной справедливости себе, но от этого читатель ничего не теряет».

Напрасно переживает княгиня: она отдала себе слишком много справедливости, и от этого читатель точно ничего не теряет.

Читатель теряет от кое-чего другого. «Записки» имеют почти все недостатки автобиографического жанра, но весьма ограниченное количество его преимуществ. В сущности, эта книга о том, какой ее автор хороший и какие все остальные плохие; отдаляясь от автобиографических краев, мы приближаемся к области агиографии.

Книга заканчивается следующим образом: «В заключение скажу, что я со своей стороны делала все доброе по силам своим и никому не сделала зла. Единственным орудием моей мести за всю несправедливость, интриги и клевету, возведенную на меня, было забвение или презрение». В общем, на какую-либо критическую самооценку рассчитывать не приходится. Ценность «Записок» состоит исключительно в исторической значимости личности их автора. Какова же эта историческая значимость?

Немного о нашей героине. Екатерина Дашкова появляется на свет в 1743 году в знатной семье Воронцовых. Судя по всему, девушка растет необычная. Юная Воронцова любит книги, с младых лет увлекается Вольтером, Гельвецием, Монтескье, Бейлем . . . Тогда это было явным признаком неординарности, даже для девушки из аристократического круга. Женское образование в ХVIII веке в России было не очень хорошо развито. В «Беседе о русской культуре» Юрий Лотман пишет о женском образовании той эпохи: «Тип русской образованной женщины, особенно в столицах, стал складываться уже в 30-х годах XVIII века. Напомним хотя бы о вкладе в культуру Екатерины II и ее ревностной союзницы княгини Екатерины Дашковой».

Но этот вклад был сделан только во второй половине XVIII века. Смольный институт был основан в 1764 году, при этом, как пишет Лотман, качество образования оставляло желать лучшего: «Обучение в Смольном институте, несмотря на широкие замыслы, было поверхностным. Исключение составляли лишь языки . . . Из остальных же предметов значение фактически придавалось только танцам и рукоделию».

Лотман описывает, как невеста знаменитого мемуариста (и современника Дашковой) Андрея Болотова отказала ему потому, что Болотов читал много книг и оттого прослыл колдуном. Тогда Болотов обратился к свахе, попросив ее найти грамотную невесту. Сваха нашла девушку, которая «и читать, и писать может, а коли мать прикажет, так и книги читает». Вот так. Колдуны, танцы и рукоделие . . . А тут Вольтер и Гельвеций! В общем, Дашкова была самородком. Собственно, молодая девушка, штудирующая по своему желанию французских мыслителей, и сегодня явление довольно редкое. Может быть, особенно сегодня . . .

Интересуется молоденькая Воронцова и политикой, читает какие-то дипломатические бумаги, которые она отыскала в библиотеке семьи. Девушке еще не исполнилось семнадцати лет, когда на нее обращает внимание князь Дашков. Правда, не совсем ясно, прельстился ли он ее интересом к трудам Гельвеция или чем-то другим. Дашкова о многом умалчивает и многое опускает. Hе совсем ясно и то, чем князь прельстил свою невесту. Вообще непонятно, что из себя представлял князь Дашков. Впрочем, в «Записках» эта участь постигает не только Дашкова, как будет видно дальше.

Затем происходит другая встреча, не менее значительная. Девушка знакомится с супругой великого князя, т.е. с будущей Екатериной II. Встреча эта окажется судьбоносной для Дашковой. Великая княгиня, очевидно, отмечает способности ее новой знакомой. Во всяком случае, девушки быстро находят общий язык: «В ту эпоху, о которой я говорю, наверное, можно сказать, что в России нельзя было найти и двух женщин, которые бы, подобно Екатерине и мне, серьезно занимались чтением; отсюда между прочим родилась наша взаимная привязанность . . .».

К тому же Дашковой решительно не нравится ни муж великой княгини (будущий Петр III), ни его фаворитка Елизавета Воронцова, сестра Дашковой. Природа этих отношений (связь, как любит говорить в таких случаях Дашкова) ее коробит и, по-видимому, способствует развитию обоюдной неприязни между сестрами. Ситуация, надо сказать, пикантная - как это ни странно, кровное родство оказывается слабее личных симпатий и привязанностей. В общем, Дашкова становится ярой поборницей будущей императрицы. Выбор абсолютно правильный и дальновидный, хотя не стоит обвинять Дашкову в том, что она руководствуется исключительно прагматическими интересами.

После смерти императрицы Елизаветы Дашкова принимает активное участие в борьбе Екатерины за власть. Она продвигает ее интересы, исполняет обязанности гонца и посредника, участвует в придворных интригах, агитирует . . . Короче говоря, общие интересы и нежная дружба - настолько нежная, что Дашкова и Екатерина дважды оказываются в одной кровати. Например, вот что происходит, когда Дашкова как-то прибегает к Екатерине поздно ночью: «Затем она (Екатерина II - PancakeVonWaffle) пригласила меня в свою постель и, завернув мои ноги в одеяло, позволила говорить». Примерно то же самое мы наблюдаем во время дворцового переворота: «Когда мы вошли в тесную и дурную комнату, государыня предложила, не раздеваясь, лечь на одну постель . . .».

Я охотно признаю, что читаю эти строки как человек, развращенный всеобщим моральным упадком последних пятидесяти лет. Нужно также сделать скидку на барочную эмоциональность и экзальтированность людей той эпохи. В то же время, по мнению некоторых исследователей, Екатерина II не была чужда и однополой любви. Литературовед и историк Игорь Волгин касается этого вопроса в своей книге о Достоевском и деле Петрашевского («Пропавший заговор»): «Известно, что, несмотря на присущее ей мужелюбие . . . [Екатерину II - PancakeVonWaffle) не обошла и специфическая слава Сафо. Родители не без некоторого смущения отдавали своих хорошеньких дочерей во фрейлины императорского двора».

Волгин также ссылается на несколько источников, якобы подтверждающих бисексуальные наклонности императрицы. Правда, источники не вызывают большого доверия: это имевший доступ к придворным кругам француз со слегка сомнительной фамилией Массон и польский историк Казимир Валишевский, чьи описания интимной жизни русских правителей, как утверждает Википедия, не имеют научной ценности.

Тем не менее не стоит идеализировать нравственные качества Екатерины II. Как писал классик с присущей ему игривостью: Старушка милая жила Приятно и немного блудно . . .

Впрочем, это о Екатерине II, а не о Дашковой. Дашкова не производит впечатления склонной к гедонизму сибаритки. Так что я готов поверить в кристальную чистоту отношений Дашковой и Екатерины II. Главное в любом случае не это. Главное - роль Дашковой в «июньских событиях», окрестим их так, а именно в том, что произошло 28 июня 1762 года, когда Петр III был свергнут и Екатерина стала императрицей. Скажем так, Дашкова была рядом. Наверное, этот день - самый важный день в жизни Дашковой, ее апофеоз и звездный час. Потому как дальше следуют одни разочарования.

Петр III как-то сказал Дашковой, что ей будет безопаснее общаться с «честными дураками, подобными вашей сестре и мне . . . чем с теми великими умниками, которые выжмут из апельсина сок, а корки бросят под ноги». Честные дураки - это Петр III и сестра Дашковой Елизавета, великие умники - будущая Екатерина II и Ко. Дашкова пишет: «Я ничего не поняла из этого намека . . .».

Жаль, что не поняла. Несмотря на свою легендарную ограниченность, в данном случае обреченный монарх был прав. Нельзя рассчитывать на полноценную дружбу с властями предержащими. Во всяком случае, всегда надо помнить, что в таких отношениях правитель будет нуждаться в вашей дружбе меньше, чем вы в его. Любое исключение - временная тактическая аберрация. Дашкова не смогла этого осознать - ни тогда, ни в конце своей жизни. По крайней мере, в «Записках» об этом ни слова.

Дашкова, конечно, неоднократно намекает на монаршую неблагодарность, при этом она, как всегда, на высоте во всех отношениях. Ни дать ни взять леди совершенство. На самом деле это не так. Екатерина оценила помощь Дашковой. Дашкова была щедра вознаграждена за свое участие в «революции», не обошла императрица вниманием и мужа княгини. Но это не соответствовало собственным представлениям Дашковой о своих заслугах. Честолюбивая девушка не просекла, что ситуация кардинально изменилась, и она, очевидно, перестала ориентироваться в новой системе координат.

Вот как описывает поведение Дашковой американский историк и автор биографии Екатерины II «Екатерина Великая. Портрет женщины» Роберт Масси (Robert Massie): «Девятнадцатилетняя княгиня продолжала предъявлять требования и заявлять о себе. В салонах она громко говорила о составленных самой Дашковой новых законах и проектах. Она хвасталась перед иностранными послами своим влиянием на императрицу и на графа Панина, утверждая, что она является для этих особ ближайшим другом, доверенным лицом и вдохновением. Амбиции княгини Дашковой едва ли имели границы, а ее грубость бросала вызов правилам хорошего тона и здравому смыслу» (перевод мой - PancakeVonWaffle).

Даже в «Записках» присутствуют намеки на то, что их автору случалось забываться, хотя сама Дашкова как бы об этом не догадывается, она все делает правильно, comme il faut. Стоит ли удивляться, что императрице это немного надоело?

Не следует приближаться слишком близко к солнцу - можно крылья обжечь. А Дашкова не просто хотела приблизиться к солнцу, она хотел светить вместе с ним. Вероятно, княгиня забыла, что у солнца по определению не может быть конкуренции, cолнце можно лишь затмить. То есть солнце, может, можно, а самодержца не стоит. Какой правитель, пускай даже прогрессивно настроенный, позволит другим посягать на свои прерогативы?

При всем при этом Дашковой грех жаловаться. Екатерина II произвела Дашкову в статс-даму, выделяла ей крупные суммы, в 1780-х назначила ее на пост директора Петербургской Академии наук . . . Но этого было Дашковой недостаточно, и ее «Записки» пропитаны горечью и разочарованием. Жизнь, как она считает, отнеслась к ней несправедливо. Вопрос спорный, не говоря уже о том, что жизнь, к сожалению, вообще не про справедливость. В моем представлении я уже давно должен был стать если не мэром вселенной, то уж точно его заместителем, вместо этого я сижу и пишу отзыв на книгу, который соберет полтора «лайка» на форуме livelib. Что тоже неплохо, конечно, но это все же не мэр вселенной и не его заместитель.

«Записки» можно разделить на две части. Первая посвящена всему, что предшествовало дворцовому перевороту, включая и сам переворот, вторая - жизнь Дашковой после того, как она поняла, что у ее амбиций есть четкий потолок. Она описывает свои путешествия в Европу, встречи со знаменитыми современниками, свою работу в Академии, помещичью деятельность и временную опалу во время правления императора Павла.

Тут мы и подходим к главному вопросу: насколько значительна была роль Дашковой в дворцовом перевороте и, соответственно, в судьбе Екатерины II? Иначе говоря, смогла бы ли Екатерина II обойтись без Дашковой? Вот вопрос для историков. Боюсь, что никто из них с уверенностью не сможет дать исчерпывающий ответ. Тем более что историки и биографы (например, Масси, Монтефиоре) нет-нет да и открывают «Записки» той же Дашковой для того, чтобы описать некоторые подробности тех событий, при этом отдавая себе отчет в том, что они имеют делать с очень недостоверным источником (Монтефиоре, например, в своей биографии Потемкина говорит о том, что «Записки» Дашковой - один из лучших источников информации о перевороте, в то же время он отмечает, что «Записки» - книга, лишенная адекватной оценки реального положения вещей).

Дашкова безусловно принимала активное участие в дворцовом перевороте и была близка к Екатерине II, императрица же впоследствии, уже после переворота, пыталась принизить заслуги Дашковой, подчеркивая роль Орловых. Наверное, с уверенностью можно сказать лишь то, что роль Дашковой в истории России все же скромнее, чем ее собственное об этой роли представление.

В общем, мы имеем дело с проблематичным трудом. Но ценность подобного произведения не должна исчерпываться одной достоверностью. В конце концов, это в своем роде «исторический памятник», как характеризует «Записки» коротенькое дежурное описание от издателя. Портит «Записки» вовсе не излишне вольная трактовка событий или неизбежная субъективность. Основная проблема заключается в невероятном «центропупизме» Дашковой.

Сказать, что Дашкова нелюбознательна - значит, ничего не сказать. Иногда кажется, что она просто слепа. Дашкова жила во время великих исторических событий, и ее положение предоставило ей возможность наблюдать за ними из первого ряда; ей посчастливилось общаться с выдающимися людьми России и Европы, и ее наблюдения были бы бесценны, если бы происходящее вокруг нее вызывало у нее больший интерес.

Увы . . . Читатель переворачивает страницу, потом другую; уютно шелестят страницы, незаметно проходят года, а то и десятилетия, и ничто не тревожит мнимую гладь мира Дашковой, кроме ее собственных переживаний. Семилетняя война, пугачевщина, официальное присоединение Крыма к России, Великая французская революция, дело Радищева, - все это происходит либо на периферии, либо вообще не происходит.

Дашкова тесно общалась с Дидро, но читатель узнает лишь то, что он согласился с точкой зрения Дашковой в отношении крепостного права. Если верить Дашковой, Дидро воскликнул: «Вы удивительная женщина! Вы разом опрокинули все мои идеи, которые я лелеял двенадцать лет». Кто бы сомневался . . .

Дашкова посещает старого Вольтера в Ферни, сначала с антуражем, затем несколько раз тет-а-тет. О чем они говорят? Что говорил сам Вольтер? Каким он показался Дашковой? «Записки» молчат . . . Зато Дашкова рассказывает, как великий мыслитель сделал комплимент голосу Дашковой, сравнив его с голосом ангелов. Комплимент пришелся не по духу Дашковой: «Я пришла удивляться Вольтеру и вовсе не думала слышать от него такую приторную лесть». Но приторной лестью Вольтер и ограничился, о других примерах удивления Дашкова не повествует.

В Вене Дашкову приглашает канцлер Кауниц, но о первом человеке Австрии мы узнаем только то, что он принял Дашкову вовремя, хотя до этого всегда заставлял гостей ждать, даже самого римского папу!

В Берлине Дашкову удостоил аудиенции сам Фридрих Великий: он пригласил княгиню на парад - редкая честь для женщины, поскольку дам прусский король никогда не приглашал, правило такое (он их не очень-то и любил). Больше об этой замечательной личности мы ничего не узнаем, если не считать того, что Фридрих Великий вроде бы похвалил Дашкову как мать и что принцесса Генриетта сказала, что история не умолчит о том, что Дашкова - единственная женщина, ради которой Фридрих Великий нарушил свои правила. Заглянув в указатель имен биографии Фридриха Великого Тима Бланнинга (Tim Blanning), я вынужден сообщить, что имя княгини, заставившей Фридриха Великого изменить своим правилам, отсутствует. Боюсь, что история и на этот раз поступила несправедливо с многострадальной княгиней.

Как писал Довлатов, комментируя похожий случай, вот она, пагубная для зрения близость. Дашкова же еще страдала сильной близорукостью. Даже Екатерина II, которую Дашкова так хорошо знала, выходит какой-то блеклой. Главным образом Дашкова пишет о своих многочисленных заслугах перед всеми, о своей тонкой и высоконравственной душе и о каких-то интригах и конфликтах, годных, скорее, для блошиного рынка истории. Из-за своего «центропупизма» Дашкова потеряла, хотя бы частично, расположение Екатерины II, а мы - исторический шедевр.

Вряд ли Дашкова, писав «Записки», ставила перед собой цель показать круг, по которому, как часто кажется, ходит история России. Но внимательный читатель не сможет не обратить внимание на ряд аналогий и параллелей. Невольно вздрагиваешь при напоминании о крымском вопросе: «В июле мой сын возвратился из действующих войск, посланный оттуда с депешами, оттуда возвестившими об окончательном признании подданства Крыма Русской империи». Это один из тех редких случаев, когда Дашкова вспоминает о том, что мир не ограничивается одной ее личностью, а мы вспоминаем о том, что болевые точки все те же.

Есть и другие примеры. Канцлеру Кауницу Дашкова с пеной у рта, с чуть ли не с детской запальчивостью, рассказывает о величии России, умаляя заслуги Петра I и упраздняя его вклад в русскую историю: «. . . такая обширная страна, как Россия, наделенная всеми источниками силы и богатства, не нуждается на пути своего величия в иностранной помощи. Если управлять ею хорошо, она не только неприступна в своей собственной мощи, но в состоянии располагать судьбой других народов как ей угодно. Притом, извините меня, если я замечу, что это непризнание России до Петра было скорее невежеством и глупостью европейских народов - упустить из виду такую страшную силу».

Жаль, что Дашкова не вспомнила, что она приехала в Европу для того, чтобы ее сын получил образование в Западной Европе, и что сама княгиня, как она призналась в начале «Записок», до замужества и последующего за ним приезда в Москву, по-русски почти не говорила (далекая от народа элита - картина знакомая). Петр I - личность противоречивая и, конечно, буйная, но без его «окна в Европу» Россия наверняка была бы другой страной и княгиня Дашкова вряд ли сидела бы в Вене, беседуя с канцлером Кауницем.

Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. Любопытно было бы узнать, как часто напоминала себе об этой аксиоме сама княгиня Дашкова, предаваясь воспоминаниям и думая о том, как могла бы повернуться ее жизнь при большей благосклонности судьбы.

Совершенно незаурядная личность даже для нашего времени: "Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника, если он не так молится, знает до конца театр и поправляет своих домашних актеров, когда они сбиваются с роли; она доктор, аптекарь, фельдшер, кузнец, плотник, судья, законник".

Чтение о таких женщинах очень мобилизует - рекомендую! Делитесь похожими источниками вдохновения - буду благодарна!

А возникало ли у вас желание, взяв книгу в библиотеке или у друзей, немедленно купить такую же для себя? Меня оно долго глодало. Так хотелось иметь собственные «Записки»! Но они не попадались даже у букинистов, а когда их переиздали в 90-х и случай наконец представился, то это оказался репринт. Однако старинная орфография только добавляла прелести, а яти и твердые знаки очень скоро перестали восприниматься.

P.S. Образ Дашковой вышел несколько идеализированным. Следует отметить, что мнение сформировалось, основываясь только на мемуарах. Возможно, изучив образ Дашковой из других источников, картина будет выглядеть более реалистичной и объективной.

Крутиться в большой политике и не обрасти сплетнями и мифами — невозможно. Поэтому эта книга была задумана Дашковой, как, своего рода, правдивое жизнеописание из первых уст. Что примечательно, писала она её для своей английской подруги, с указанием не издавать «Записки» до смерти автора.

В своих мемуарах Екатерина не останавливается на каких-то исторических событиях, если они не связаны с её жизнью, или проходят по касательной в её отношении. Это именно повествование о ней самой, такой какой автор себя видит. Хотя, по прочтению, становится понятно, что всё таки Дашкова пытается выставить себя в лучшем свете и, что естественно для большинства людей, поёт со своей колокольни. Действительно, очень умная женщина, которая сделала себя сама. Преодолела выпавшие на её долю испытания (а их, действительно, хватало). Живущая в обстановке постоянного стресса, и не умеющая жить по-другому. Сильная, смелая, но хитрая и лукавая, хотя она бы, конечно, горячо отрицала наличие у себя подобных качеств. Думаю, нет смысла пересказывать её биографию, лучше просто прочитать книгу, она того стоит.

Но, мне бы хотелось остановиться на моментах, которые меня позабавили.

Дашкова прямо называет себя главной движущей силой переворота (правда, в ночь переворота она спала дома), в результате которого на престол взошла Екатерина II. Вообще, как-то странно получается. Выходит, что Екатерина II какая-то тюха-матюха, которая села на престол благодаря восемнадцатилетней девочке. Та же девочка смогла собрать вокруг себя целую толпу единомышленников, привлечь на свою сторону армию, которые без неё бы сами не скооперировались никогда. Очень сомнительно. Я более высокого мнения о Екатерине II, как об искусном политике. Думаю, она просто позволила Дашковой играть некую роль и думать, что та является центром действа. Автор неоднократно делает акцент на том, что делала она всё безвозмездно, для блага России, без какой бы то ни было пользы для себя, но впоследствии постоянно находится в состоянии военных действий с каждым из фаворитов императрицы. Делалось ли это для получения большего влияния на Екатерину II, из ревности к вниманию государыни или желанию получить некую власть при дворе — теперь уже никто не узнает. Чужая душа — потёмки. Кстати, Потёмкин был единственным фаворитом, с которым у Дашковой сложились более менее нейтральные отношения. Все остальные получились у неё довольно гнусными, а сама императрица, казалось, не воздала должного той услуге, которую ей оказала Дашкова. Во всяком случае, благодарила как-то не так. Деньги предлагала, дома, чины, ленты и ордена, деревни с крестьянами — откупиться видать хотела. А Дашковой-то всего этого не надо было, она дружить хотела, ну, и чтобы Екатерина ей всецело доверяла, советы спрашивала, поручения всякие важные давала. Хотя иной раз случалось государыне Дашкову уговорить на дом, или даже на целую деревню. Тут автор опять делала акценты на своём бескорыстии, мол, приняла, чтобы не обидеть, но прибавляла, что другим-то дома получше раздали, да и деревня у неё, прямо скажем — говно, не то что вот тому-то досталась. И тщеславна всё таки была Екатерина Дашкова, так и сквозит из всех щелей её желание быть в центре внимания, при этом опуская глаза и скромно твердя: "Да, ну что вы? Да, не стоит вам".

И в течение всей книги натыкаешься вот на такие самоопровержения характера. Хотя, наверное, это мелочи. У всех у нас есть свои недостатки, а у Дашковой они с лихвой перекрываются её научной деятельностью, её дружескими связями с весьма образованными людьми, её прямотой в высказываниях, её преданностью и любовью к мужу при жизни и после его смерти (осталась вдовой в двадцать лет), её интереснейшей и насыщенной жизнью. Но тоненькой красной ниточкой проходит через всё это великолепие обида на императрицу Екатерину II, в которой Дашкова не любит признаваться даже самой себе.

«История моей жизни», так книга была озаглавлена в рукописи – это история истинной патриотки России, в любой ситуации не боявшейся отстаивать традиции русской культуры и науки. Основные вехи повествования – история личной жизни княгини, нежные отношения с мужем, воспитание детей; подготовка и участие в дворцовом перевороте 1762 года; руководство Академиями; многочисленные путешествия за границу; опала и ссылка после смерти Екатерины Великой. Но самая важная линия, проходящая через всё произведение – отношения двух Екатерин – императрицы и Дашковой, не всегда безоблачные, но не смотря ни на что, императрица всегда описывается как мудрая, прислушивающаяся к мнению окружающих правительница.

Сама же Дашкова весьма скромно оценивает свою деятельность, как в подготовке переворота, так и на посту директора Академий. Ее жизнь нельзя назвать легкой - Дашкова не отличалась крепким здоровьем, была импульсивна (из-за чего неоднократно попадала в немилость), ей суждено было рано овдоветь, полжизни погашать долги мужа, зятя, сына, пережить неудачный брак дочери, нападки и гонения со стороны конкурентов и завистников, ссылку.

Дальше...

Уже в детстве она владела пятью иностранными языками, но совершенно не изъяснялась на русском (как и практически вся аристократия в 18 веке), однако достигла таких высот в его изучении, что являлась впоследствии одним из составителей «Словаря Академии Российской, словопроизводным порядком расположенного» - толкового словаря русского языка, основала департамент переводчиков, переводивший на русский язык лучшие произведения мировой литературы. Она была прогрессивной, энергичной, многосторонне развитой личностью, своей деятельностью много сделавшей для развития науки и просвещения, для процветания Российской империи. Недаром Екатерину Романовну Дашкову, великую дочь России называют «матерью языка русского».

«Записки» представляют собой колоссальный исторический материал, слепок эпохи, ведь они запечатлели нравы, царившие в России и за рубежом, и основные события в период правления пяти правителей: Елизаветы Петровны, Петра III, Екатерины II, Павла I и Александра I.

Советую читать всем интересующимся Отечественной историей. Портрет-миниатюра княгини Е.Р.Дашковой кисти Озайаса Хамфри, 1770-е годы Екатерина Дашкова. Художник Д.Г. Левицкий, 1784 год