Текст книги "Амир. Книга вторая"

Екатерина Дей
Амир. Книга вторая

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Е. Дей, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

www.napisanoperom.ru

1

После моей выходки Амир не появлялся целый день, хотя был в доме. Он дождался, когда у меня закончились вопросы и медленно вышел из спальни. А я рухнула на постели и спросила себя: зачем, вот зачем опять устроила такой цирк? Ведь на самом деле мне было хорошо, мое тело млело от ощущения его горячего сильного тела, от его рук на себе, его улыбки, смешинки-иронии, внутреннего осознания, что ему тоже хорошо рядом со мной. Когда зашла Яна, я сразу спросила:

– Амир уехал?

– Он в доме.

Она сразу подошла ко мне, так как я закрыла лицо руками и тяжело вздохнула.

– Рина, тебе плохо?

– Если бы ты знала, что я натворила…

Яна села на краешек постели, взяла меня за руку.

– Яна, скажи… как вы … с мужчинами, вы выходите замуж?

– Нет, мы никак не оформляем своих отношений.

– Совсем? А ритуал? Фиса мне что-то говорила, а я не запомнила.

– Ритуалом оформляют отношения только тогда, когда в паре есть человек. Я мутант… и у меня не может быть никаких отношений ни с кем, кроме мутанта.

– Как это… а если человек или боевик как Алекс?

– Есть один случай, но это только у королевы девушка-мутант вышла замуж за боевика ближнего круга. Был настоящий ритуал.

Она грустно улыбнулась, и мне показалось, что это настоящая грусть, за которой уже есть чувство. Я не решилась спросить – кто этот счастливчик, да и вовремя вспомнила, что все кругом записывается. А Яна задумчиво посмотрела в окно и тихо сказала:

– У нас нет тех чувств, какие бывают у людей, мы не можем так чувствовать по своей природе.

– Яна, я не поняла, как это вы не можете чувствовать?

– Это не совсем то чувство, мы хищники и питаемся кровью, поэтому мы и любить не можем.

Ее слова так диссонировали с грустной улыбкой на милом девичьем лице, что я ей не поверила – этого просто не может быть, как это не уметь любить? А я? Я человек, но умею ли я любить? Может поэтому мой разум так сопротивляется движению тела, он не понимает его, он не чувствует, не знает, что такое любовь.

Обедать идти я отказалась, сказала Яне, что не голодна. На ее укоризненный взгляд пообещала, что попрошу обязательно, если проголодаюсь, или буду ужинать в двойном размере.

Я села на пол, и львенок включил мне море. Вот все и объяснилось – встретились не просто два одиночества, два существа из разных вселенных, которые не только отличаются физически, невероятная мощь Амира тому свидетельство, но и самой организацией мышления, полным отсутствием возможности любить. Амир не знал любви, когда был человеком, а потом уже не мог ощутить ее по своей сущности. И я, которой это чувство тоже не знакомо, вернее, не в той мере, которая может точно соответствовать определению. Нельзя сказать, что меня не любили совсем – меня не научили любить. Была только мечта, но и она не осуществилась. И теперь, когда я уже даже не мечтаю о ней, мне нужно научиться любви и помочь существу, неведомому мне.

Весь ужас состоит в том, что я постоянно забываю, кто Амир, что он не просто мужчина со странным характером, он иное существо. Которое зависит от неведомой и непонятной мне жажды, агрессии, накопленной столетиями, просто от того, что я даже не могу себе представить. Мне говорили, что он стремится к моей крови, но слов я не понимала. Алекс прав, мне сравнить не с чем, поэтому мозг отсекал эту информацию, как непонятную, значит, не столь важную. А как быть с тем, что он вообще ничего не чувствует? Те моменты, когда он ощущал мою кожу, превращали его в живое существо, а тогда, когда этого ощущения нет, когда для него все одинаково – стол, меч или моя рука? О какой любви можно говорить и на что надеяться?

И вдруг вспомнилась фраза Фисы, что у нас мало времени, совсем мало. Почему? А потому, что я не выдержу этих всяких потерь энергии, оледенений и еще всякого разного, чему нет определения, но что ломает мой организм, превращает в ничто, Пустоту. Вспомнилась одна песенка, слова которой Алекс мне нашел по одной строчке, наговоренной ему, а Фиса заставила спеть сто раз:

 
Призрачно все в этом мире бушующем.
Есть только миг – за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим.
Именно он называется жизнь.
 
 
Вечный покой сердце вряд ли обрадует.
Вечный покой для седых пирамид
А для звезды, что сорвалась и падает
Есть только миг – ослепительный миг.
 
 
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия.
Но не всегда по дороге мне с ним.
Чем дорожу, чем рискую на свете я —
Мигом одним – только мигом одним.
 
 
Счастье дано повстречать да беду еще
Есть только миг – за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим.
Именно он называется жизнь.
 

Я пропела два раза, что-то было в этой песне очень важное, все объясняющее для меня, только надо понять… все правильно. Фиса абсолютно права, конечно, нет времени! У Амира впереди шестьсот лет новой жизни, я для него лишь миг, маленький миг существования, и за этот миг я должна успеть совершить предначертанное. Обещала – делай, как сможешь, так и будет.

– Амир.

Он появился бледный, с провалившимися черными глазами. Я встретила его, опираясь на столик у постели, боялась упасть от своей решительности.

– Ты прав, ты во всем прав. У нас мало времени, практически нет, поэтому с завтрашнего дня, лучше сегодня, вы будете брать у меня кровь. Надо успеть, она постоянно …

– Нет.

– Амир, выслушай меня.

– Нет.

– Я могу в любой момент умереть! И тогда у тебя ничего не получится! Ты и твой народ…

– Нет.

– Амир! У тебя впереди целая жизнь, Мари, твой народ, сильный… он должен жить без страха, что снова эта болезнь… я не зря встретила этого мальчика, только я, понимаешь, только моя кровь…не зря именно я, во мне все…

– В тебе, только в тебе…

Он как будто не слышал, говорил сам с собой, смотрел на меня странным черным взглядом.

– Пойми, моя жизнь лишь миг, понимаешь – мгновение, оно не стоит ничего, только то, что я могу дать тебе! Случайность, в которой сошлось все сразу, и ты должен этим воспользоваться, взять все, спасти всех, и себя спасти! Мне все равно умирать…

– Нет!

И опять этот крик, от которого я замерла, а в комнате проявился бледный Вито. Амир лишь взглянул на него – Вито отлетел к стене и упал на пол, но сразу оказался передо мной.

– Амир! Рина не выдержит!

Кто-то схватил меня, и я оказалась в тронном зале, послышался непонятный шелест и голос Алекса:

– Амир сюда не войдет.

А сам встал перед дверью, закрыл меня своей широкой спиной. Я зажала рот руками, чтобы не закричать, а сама стала падать, меня подхватили чьи-то мягкие руки и уложили прямо на стол, Яна.

– Рина, он сюда не сможет войти.

А в глазах такая готовность, что я закрыла лицо и заплакала, зарыдала в голос как когда-то Фиса. Мой плач эхом отдавался по всему залу, криком проносился вдоль стен, и оружие звенело, повторяя этот вопль отчаяния.

Вито сидел на троне со мной на коленях, а Алекс и Яна делились своей энергией. Я продолжала плакать, но уже совсем тихо, мелко вздрагивая и всхлипывая.

– Амир ушел, Рина, все спокойно, он далеко ушел.

– Пу…пусть…вер…вернет…вернется…я …ска…сказать…надо…ему…

Алекс мрачно посмотрел на Вито и лишь покачал головой:

– Рина, он не вернется.

– Ска…сказа…ать…

Вито погладил меня по голове и глубокомысленно изрек:

– А ты ему так скажи, он увидит. Камера передаст ему твои слова.

– Ка…каме… пере…передаст?

– Камеры везде.

Яна принесла мне воды, и я вскоре успокоилась, лишь иногда подрагивала всем телом. Наконец, глубоко вздохнула и попросила Вито:

– Отнеси меня в этот… будуар.

Вито отнес меня и уже хотел уходить, но я остановила:

– Не уходи.

Я сама не понимала, почему попросила его остаться, может, его присутствие придавало мне храбрости, а может внимательный взгляд просто успокаивал.

– Амир, что бы сейчас не произошло, я не отказываюсь ни от одного своего слова. Ты просил меня сказать, если… так вот, я тебя не боюсь. И я плакала не от страха, а от отчаяния, что мы никогда не поймем друг друга, не услышим, а время идет неумолимо, мгновения капают, унося возможности, которых уже никогда не будет. Как в этой песне, жизнь она на самом деле между прошлым, которое ушло, и будущим, которое мы создаем. Если не отпустить прошлое, то будущее никогда не придет, ему не будет места, приходить будет некуда. И только от нас зависит…все зависит только от нас, даже если Вито меня еще сто раз от тебя спасет, я успею умереть от чего-нибудь другого, какой-нибудь обычной глупости. У людей это бывает.

Мой взгляд остановился на красивом букете в хрустальной вазе, их было много, но этот – яркий до сияния, состоящий из множества голубых цветов, выделялся особенно.

– Камень не может согреться сам по себе, он согревается только от тепла тех, кто рядом с ним. Если, конечно, ему нужно это тепло.

Помолчав несколько секунд, я добавила:

– Живые цветы не живут долго, их надо заменять новыми, им не прожить столько, помни об этом. Ищи себе новый цветок, который сможет … ищи.

Взглядом я поблагодарила Вито за поддержку, и он ушел. Голубой букет еще долго казался мне перед глазами, даже в бассейне, из которого я смогла выбраться только с помощью Яны, вовремя решившей меня накормить. Из воды мне показалось, что она просто уронила поднос, но оказалось, что она его аккуратно поставила на бортик. Мои – «не хочу, не буду, уже поздно есть» не помогли, и я что-то пожевала под ее строгим взглядом. Яна так и осталась в спальне, села у окна и заявила, что будет охранять мой сон, на всякий случай. Я была рада, что она осталась со мной.

Утром меня встретила Яна с завтраком и приказ Амира ехать в Испанию. На мой мрачный взгляд Яна посоветовала искупаться в бассейне и провериться у Вито, состояние должно быть для поездки отличным, иначе постельный режим с Фисой. Я выбрала отличное состояние и Испанию.

Состояние действительно оказалось нормальным, хотя Вито и промучил меня почти до обеда. Он был на удивление весел, даже шутить пытался по поводу методов лечения Фисы:

– Песня для человека оказывается лечением хоть и жестоким, но действенным. Лучше масла, от которого ты вся краснела и твоя энергия билась во все стороны.

– Вито, метод действительно жестокий, особенно для вас, я пела последний раз в школе на уроке пения. Наш учитель всегда всем ставил пятерки, лишь бы рот открывали, а мне единственной четверку поставил, надеялся, что я пойму и уже никогда не буду петь.

– Ты хорошо поешь.

– Это ты говоришь, потому что я жена Амира.

– Я говорю правду, посмотри мне в глаза – мы не умеем лгать.

В самом деле, глаза светились улыбкой.

– Ты поедешь в Испанию?

– Да, мы будем сопровождать тебя.

– Все? И Алекс, и Яна?

– Да.

Я облегченно вздохнула, как хорошо, что они есть, что они рядом со мной, я уже не одна в этом новом для меня мире.

– А Мари? Она поедет с нами?

– Амир ничего о ней не сказал.

Решил – как решил, не будем усложнять и так непростую ситуацию. Может, действительно, пока не стоит ей с нами рядом находиться после всего, что произошло за вчерашний день.

На мой вопрос, что с собой брать, Яна ответила, что брать ничего не нужно, в Испании все готово, ведь это мой дом. Ну да, я же приехала сюда и лишь постояла у двери гардеробной в удивлении, хожу только в халате и тапочках. А вчера так вообще в одной ночнушке стояла перед Амиром, совсем забылась.

Заставив меня обедать, поднос с едой уже стоял в будуаре, Яна осталась, чтобы помочь одеться. Мы долго стояли у двери гардеробной, а потом я засмеялась:

– Яна, давай так, я закрою глаза, а ты мне подашь что-нибудь – в этом и поеду, сама я выбрать не смогу.

Она лишь улыбнулась, и я закрыла глаза. Брючный костюм кофейного цвета из тонкой, но плотной ткани, с удлиненным свободным пиджаком и тонкая белая блуза с воротником как шарф, меня полностью устроили. Вертясь перед зеркалом и удивляясь своему настроению, которое наполнилось ожиданием чуда, может, это ощущение дороги и новых впечатлений так на меня подействовали, я даже замурлыкала песенку:

 
Упала ранняя звезда, в полях прохлада.
Плывет паром, поет вода о чем-то рядом.
И там, где светится река у тихой рощи,
Соединяет берега седой паромщик.
 
 
Разлук так много на земле и разных судеб,
Надежду дарит на заре паромщик людям.
То берег левый нужен им, то берег правый.
Влюбленных много – он один у переправы.
 
 
Струится время без конца у тихой рощи.
Венчает юные сердца седой паромщик.
Но нас с тобой соединить паром не в силах —
Нам никогда не повторить того, что было.
 

Странно, но именно эту песню Фиса заставляла петь в разной тональности: то это ее не устраивало, то другое, то грустно пой, то весело. Мелодию я не удерживала, хотя даже обернулась на дверь, вдруг Фиса появилась и сейчас начнет мне строго выговаривать.

Алекс вел машину спокойно, никакой космической скорости и я всю дорогу любовалась удивительными видами за окном. Яна ехала в машине сопровождения, я только посмотрела на Алекса и он сразу сказал:

– Яна поедет в другой машине.

Что ж, положение обязывает, раз жена вождя, то будь добра соответствуй.

Самолет был действительно для меня. На пустынном аэродроме среди гор он стоял как олицетворение мощи и красоты – большой, с хищно загнутым носом, глазами-иллюминаторами по бортам, и широкими крыльями, распахнутыми в готовности к полету. Машина остановилась у трапа, и Алекс мгновенно занес меня в салон, сразу появились Яна и Вито. Алекс посадил меня на диван, и они с Вито ушли в кабину пилота, сразу взревели моторы, и самолет слегка завибрировал.

Как все красиво: мягкая светлая обивка, вдоль борта диваны, укрытые красивыми пледами, перед ними складные столики, тоже обитые мягкой тканью. А какой он большой, я поняла только тогда, когда обратила внимание на расстояние между столиками, это вам не пассажирский, где едва протискиваешься между сиденьями. Даже несколько букетов с цветами в низких вазах на столиках, я потрогала одну из них и не смогла сдвинуть – она была прикреплена к столешнице. И иллюминатор оказался больше размерами, как круглое окно, я сразу попыталась в него посмотреть, но с дивана было неудобно, и Яна предложила:

– Можно сделать кресло.

Я удивленно подняла на нее глаза – как это из дивана кресло? Она улыбнулась и помогла мне встать. Аккуратно сложив плед, Яна куда-то нажала, детали сами по себе задвигались, диван стал складываться как трансформер, и через несколько секунд у окна уже стояло большое кресло с широким сиденьем, удобной спинкой и подлокотниками. Я только ахнула, а она показала, что кресло двигается во всех направлениях, и спинка опускается в удобное для меня положение, достаточно на нее нажать чуть посильнее.

Пока мы занимались креслом, самолет начал взлет, и в небо я уже смотрела, удобно устроившись у окна. Рассматривая облака, ни о чем особенном не думала, состояние радостного волнения было для меня странным, непривычным и я лишь старалась его сохранить в себе, никакой мыслью не испортить. Пусть будет, как будет, захотел Амир показать мне мои владения, значит, посмотрим. Все, что я хотела ему сказать, я сказала и теперь только от него зависит, как сложится. Удивительно, но я за последнее время ни разу не вспомнила свою прошлую жизнь, ни намека, ни даже случайного сравнения. Правда и ситуация так складывалась, что думать некогда было. Да и в дни моего горного лечения Фиса все устроила в соответствии. Она оказалась права – многократным исполнением одних и тех же слов заставила меня отвлечься от всего – от прошлого, настоящего и ожидания неясного будущего.

Яна тихонечко сидела чуть в стороне, превратив диван в такое же кресло, и не мешала моим размышлениям. Я несколько раз взглянула на нее и поразилась красоте, которой наградила ее природа. Каштановые волосы, густые такой густотой, что их не нужно никак укладывать, они сами волной лежали на плечах, обрамляя белую кожу тонкого аристократического лица. Она была поразительно хороша. Темные брови, высокий лоб, большие синие глаза, четко очерченный нос и удивительные губы – не пухлые и не тонкие, а именно такие, которые могут карать своим словом, а могут и милостиво поцеловать. В ее роду явно есть короли, Радзивиллы какие-нибудь, навечно подарившие ей этот ген красоты, который никогда ни с чем не спутаешь. Не зря они всегда женились на самых красивых женщинах, а полячки были известны всему миру своей красотой, даже Наполеон когда-то был влюблен в прекрасную пани Валевску, это я по названию духов помню. А может ее и не так звали.

Вито и Алекс за всю дорогу ни разу не выходили к нам. Яна приносила мне сок, предлагала поесть, но я отказалась – возбуждение от пути все еще не покидало. Я хотела поговорить с Яной, но увидела ее задумчивый взгляд и осеклась. Почему-то вспомнила, что они слышат лучше людей, и мне не захотелось, чтобы Алекс и Вито присутствовали при разговоре, дверь в кабину пилотов для них не преграда. Вот в Испании и поговорим, найдем возможность.

Мы приземлились на таком же пустынном аэродроме, как будто его освободили, отправили все самолеты в полет, чтобы никто не помешал нам опуститься на землю. Машина уже стояла у трапа, и все повторилось – то есть Алекс подхватил меня на руки и мы сразу оказались в машине.

Испания, так странно, я в Испании, еду в шикарной черной машине смотреть свои владения. Сумасшествие мне начинало нравиться, даже внутренний разлад головы и тела не беспокоил, правда и объекта беспокойства нет рядом. Может Амир не приедет, всего лишь просто меня отправил подальше от себя? Мысль заморозила кожу, но я сразу громко заявила телу, что он будет, он уже ждет меня, не может нарушить свое обещание. Он тогда сказал – мы поедем, мы, а не ты. И холод недоверия отступил, тепло разлилось и успокоило встревоженное тело.

Я смотрела на скалы, проносящиеся мимо – почему-то в Испании Алекс решил развить их безумную скорость – и только закрывала глаза на очередном повороте. Это неожиданное возбуждение показало, что я могу еще чего-то хотеть, к чему-то стремиться, просто я, без экивоков на кого бы то ни было. Даже если это приказ грозного мужа. Ничего во мне не вспоминало вчерашнюю сцену – ужас и рыдания, мою речь, которая лилась сама по себе, слова появлялись за секунду до того, как я их произносила. Значит, на самом деле все обдумано давно, процесс анализа шел, только я сама не хотела в нем участвовать.

Уже вечерело, солнце иногда еще напоминало о себе, неожиданно сверкнув среди скал, но это были уже закатные лучи, лучи прощания до завтра, до следующего утра надежды. Интересная мысль – утро надежды.

Мы въехали в какой-то город. Алекс сбавил скорость, и я с интересом наблюдала за жизнью в Испании. Все как обычно, люди куда-то шли и ехали, разговаривали друг с другом на улицах, выходили и заходили в магазины. Может, выделялись только отдыхающие у домов: мужчины и женщины, молодые и старые, они сидели на скамеечке или стуле и наблюдали за проходящей мимо толпой. Когда наша машина остановилась на перекрестке, пожилой мужчина, сидевший в большом кресле, взмахнул рукой и что-то сказал мне гортанным голосом, я улыбнулась и помахала ему в ответ. Алекс перевел:

– Он пригласил тебя в гости.

Помолчал до следующего перекрестка и добавил:

– Таких красавиц в их городе нет.

Я расхохоталась, ну конечно, откуда у них может быть такая, на почти правительственной машине с сопровождением. Образовался вопрос, и я его сразу задала Алексу:

– Амир на чем ездит?

– На джипе.

– А сопровождение?

– Обычно он ездит один.

Ну да, это меня нужно везде сопровождать, вдруг что, или кто, или еще что-нибудь. Или сама. Когда мы ехали в клинику, Амир постоянно останавливался, не хотел говорить со мной на ходу, даже когда не смотрел на меня.

Мы выехали на пирс, странно, ни одной лодки не было к нему привязано, я пыталась вспомнить по фильмам, но так и не пришла ни к какому выводу, должны или не должны быть лодки. Алекс помог мне выйти из машины и указал рукой направление:

– Твои владения.

Мои владения – это остров, на котором стоит замок. Пока я его рассматривала, закрыв ладошкой рот от удивления, увидела, что к нам приближается какой-то транспорт, только никак не могла понять, какой. Алекс странным голосом произнес:

– А вот и переправа.

– Переправа?

Я проследила за взглядом Алекса и заметила столбики, к которым были прикреплены толстые канаты, точно, переправа. Переправа, как в песне. Мы оба с Алексом сами встали столбами, лишь переглянулись, для него такая переправа тоже оказалась неожиданным транспортом.

К нам приближался паром, и в центре парома стоял Амир. Боевики по обеим сторонам парома тянули канаты, очень быстро и очень ровно, паром двигался со скоростью катера, рассекая воду широким, чуть приподнятым носом и образовывая своим движением волну. Я была настолько поражена, что не могла ни о чем думать, в голове только билась фраза из песни о седом паромщике. Что заставило Амира так буквально воплотить слова песни в жизни, что он хочет мне сказать этим действом? И чего он ожидает от меня?

Паром неумолимо приближался, и я заметила, что он весь украшен: перила и решетчатая арка увиты каким-то плющом с большими белыми цветами, даже на полу рассыпаны цветы, множество цветов, образовавших собой разноцветный ковер. И вдруг я поняла – Амир, услышав песню, которую я промурлыкала перед зеркалом, демонстрирует мне, что слышит и понимает. А именно в этом я ему вчера отказала в своей тронной речи.

Как только паром коснулся бетонного края, Амир оказался рядом со мной и подхватил на руки:

– Приветствую тебя, Рина.

Голос был торжественным и уверенным, взгляд голубым, но никакой улыбки, серьезность вассала перед королевой. Амир оказался опять на пароме, и тот поехал обратно, а я не смогла ничего ему сказать, пораженная его поведением. Лишь через несколько минут, немного придя в себя, я едва слышно поздоровалась:

– Здравствуй, Амир.

– Твой дом ждет тебя.

Мы плыли и плыли, замок оказался значительно дальше, чем смотрелся с берега. Теплый ветер обдувал мне волосы, капли иногда попадали на лицо, и я жмурилась от удовольствия, море приветствовало меня этими солеными брызгами. Амир стоял как скала, которая двигалась по волне, ни разу его руки не дрогнули и он не качнулся. Он не обнимал меня руками, не прижимал к своему телу, я была лишь коронованная особа, которая решила посетить свои владения. А он ее в эти владения доставляет. Что я там думала о седом паромщике и соединении берегов? Как-то совсем не похоже, больше на доставку ценной почты смахивает.

Замок возвышался на скалистом острове, высокий, построенный из гигантских глыб, положенных друг на друга непонятным образом. Всю его красоту я рассмотреть не могла, ночь очень быстро накрыла все пространство, и мы причалили уже почти в полной темноте, лишь видны были факела, сверкающие своим мерцающим светом вдоль берега.

Амир медленно поднимался по каменной лестнице, освещенной теми же факелами. Они чадили и потрескивали, от их пламени на каменных стенах образовывались невероятные тени, совершенно фантастические изображения. Я рассматривала их и представляла, как Амир занесет меня в камеру, в углу которой брошена кучка прелой соломы, и прикует цепями к стене. А чтобы уже все поняла правильно, заявит, что паром нас не в состоянии соединить. От этих мыслей я начала покрываться изморозью, но не позволила телу полностью оледенеть, я не доставлю ему такого удовольствия – очередной раз меня спасать, выказывая тем самым полную от него зависимость. Камера, так камера, сама предрекла, сама попросила – используй меня по полной, пока жива, вот и будет использовать, приходить иногда, забирать энергию, а Вито остатки крови в колбочки выкачает.

Внезапный яркий свет ослепил, я зажмурилась и почувствовала, что Амир уложил меня на что-то мягкое, тихо прошептал:

– Отдыхай, дорогая.

И сразу поцелуй, страстный, жесткий, наполненный такого внутреннего жара, что я вся вспыхнула ответным огнем и смогла лишь тихо застонать. Когда этот бесконечный поцелуй прекратился, а я уже почти задохнулась, Амир еще раз коснулся моих вспухших губ и исчез. Я долго лежала с закрытыми глазами и пыталась привести в хоть какое-то состояние свой организм, который еще сотрясался от взрыва вулкана и истекал испепеляющей все лавой. Энергия Амира, так мощно проникшая вместе с поцелуем, носилась вихрем и не давала вулкану остыть, все воспламеняла очередные потоки бушующего огня.

Когда я смогла открыть глаза, то увидела, что лежу на гигантской постели с множеством подушек и укрытой полупрозрачным пологом, вышитым яркими красными розами. Встав на подрагивающие ноги, осмотрела комнату. Не камера, да и кандалов не видно, несколько мягких диванчиков с красивыми столиками, и стены, удивительные стены, на которых везде были живые цветы в маленьких золотых вазочках. Одно большое окно смотрело на море, освещенное ярким светом луны, протянувшей сверкающую дорожку прямо к замку.

В дверь постучали, и вошла Яна:

– Рина, как ты себя чувствуешь?

– Чувствую… не знаю как. А где Вито? Алекс?

– Они с Амиром в зале.

– Здесь есть зал?

– Замок большой, есть несколько залов и много комнат. Они в другом крыле. Ты не ужинала.

– Я не хочу.

– Амир …

– Неси.

Я что-то поела, запила соком и спросила Яну:

– А ванная здесь есть?

– Рядом небольшой бассейн.

Бассейн действительно оказался небольшим, но Яна показала мне дверь, из которой можно сразу выйти к морю. Естественно открывалась она только Амиром.

Ночью я долго лежала и думала, складывала события дня и никак не могла понять, чего же Амир от меня добивается? Такая холодная встреча и такой страстный поцелуй, комната в цветах и бассейн с выходом на море, а сам исчез без единого слова. Правда, назвал дорогой, интересно – дорогая в смысле цены в спасении своего народа, или дорогая жена? Седой паромщик, который не может соединить свой берег с моим, хочет ли сам, или просто не умеет? Он? Который сотни лет своей хитростью добивался своего, ведь признался, что мог использовать слабости противника в любой битве. Или я не позволяю? Тоже не умею себя вести, потому что не умею любить? Оскорблен моими словами о гареме? Я, конечно, погорячилась, но и он вел себя как хозяин, владелец меня. Вопросы, только вопросы и ни одного ответа.

Утром я встала полная решимости радоваться жизни и не обращать никакого внимания на поведение Амира. Это мой дом, вот и буду себя вести как хозяйка. Так я и заявила Яне:

– После завтрака пойдем смотреть владения.

Это был настоящий средневековый замок: с потайными ходами, гигантскими залами, наполненными оружием и старинными картинами, маленькими жилыми комнатками, в которых сохранены предметы быта. Казалось, что хозяева только что вышли по делам. Амир опять купил музей? Я со смехом изрекла свою мысль, а Яна объяснила, что этот замок долго принадлежал одной семье, которая никак его не использовала, только изредка приезжала на какой-то домашний ритуал, хотя и содержала замок в порядке.

– А что за ритуал?

– Я не знаю, Амир сам покупал замок.

Через несколько шагов добавила:

– Ты уже была.

– Яна… скажи, а что вы обо мне думали, вот я появилась, непонятно какая человеческая женщина…

Она ответила сразу, сверкнула глазами, даже остановилась:

– Появилась надежда.

На мой удивленный взгляд неожиданно улыбнулась и робко взяла меня за руку:

– Можно?

– Конечно, а почему надежда?

– Наш клан, любой клан, держится на главе, он центр всего. У Амира никогда не было ближнего круга, он никого никогда не выделял. Даже глав кланов, которые ему подчинялись, он мог заменить в любой момент.

Она замялась и я продолжила:

– Или убить?

Яна кивнула и отпустила мою руку. Мы пошли дальше, а она продолжила:

– Никто не сможет взять клан в свои руки, поэтому нас всех…разобрали бы другие кланы и не известно…

Опять грустно улыбнулась.

– А вы сразу знали, что я энергетическая половина для Амира?

– Да.

И пошла вперед, уходя от дальнейших вопросов. Ясно, жажда моей крови с первого дня моего присутствия показала всему его окружению, кто я есть. Как тогда сказала Фиса – Амир воин не последний, куда он, туда и остальные. Не повезло Амиру со мной, вот бы ему попалась юная красавица, которая от одного вида этого замка сразу бы полюбила его со всей страстью молодости. Радостно ждала его в будуаре, окруженная подушками и нарядами. И никаких проблем и разборок. А тут нате вам, разведенка с горьким опытом и несносным характером. Как бы мне рот свой прикрыть, чадру что ли надеть, маску какую-нибудь, организм принимает – только с головой проблемы. Может кинуться на камни, превратиться в идиотку с мышлением растения, все проблемы и решатся. Я тяжело вздохнула и увидела Амира.