Текст книги "Давай сыграем в любовь"

Екатерина Каблукова
Давай сыграем в любовь

Пролог

– Мои дорогие, кронпринц Леопольд удостоил нас особой чести… – эрцгерцогиня выдержала паузу и внимательно посмотрела на своих дочерей. Фрау Марта, бессменная гувернантка семьи, на чьи плечи выпала тяжелая обязанность растить дочерей эрцгерцога, хорошо воспитала их.

Обе девушки сидели напротив матери с совершенно прямыми спинами и делали вид, что внимательно слушают. Вернее, внимательно слушала лишь одна, младшая, любимица эрцгерцогини, красавица Бетти. Её старшая сестра, Амалия, украдкой поглядывала в окно, где конюх прохаживал ее новую лошадь.

Эрцгерцогиня заметила это и вздохнула: в свете последних событий с этим предстояло покончить. Как, впрочем, и с увлечением Амалии сыном их соседей. Она с сожалением еще раз посмотрела на обеих дочерей и решительно закончила:

– Его высочество Леопольд попросил руки Амалии.

– Конечно, мама… – машинально произнесла Бетти, затем ее большие голубые глаза округлились, и она взвизгнула. – Что-о-о?

Эрцгерцогиня вздохнула. Амалия, старшая из незамужних сестёр, напротив, нахмурилась:

– Должно быть, это – ошибка, мама! Ведь на последнем балу Леопольд не отходил от Бетти. Они даже протанцевали два танца, а ведь это равносильно признанию в любви! Возможно, секретарь кронпринца просто перепутал наши имена?

– Предложение поступило напрямую от императора Франца, а он всегда отличался великолепной памятью, – отозвалась эрцгерцогиня, с сочувствием посматривая на младшую и оттого – самую любимую дочь, в ярости кусавшую губы. Она была вылитой копией своего отца, белокурого красавца, посла Северного королевства, так вскружившего когда-то голову молодой красавице, уставшей от пренебрежения собственного мужа.

Роман был слишком бурный, об осторожности никто не думал. Эрцгерцог Норрик был в ярости, лишь угроза неотвратимой войны с северными соседями заставила его смириться с оскорблением. Коварный соблазнитель был выслан на родину, эрцгерцогиня – отправлена в загородное имение. А потом родилась Бетти.

Эрцгерцог, скрипя зубами, признал девочку своей дочерью, но он так и не смирился с её существованием, слишком уж явно напоминавшем ему об измене жены.

Эта история окончательно испортила так напряженные отношения эрцгерцогства с Северным королевством, раз и навсегда определив предпочтения соседей. Возможно, со временем все бы и изменилось, но Бетти была слишком похожа на своего настоящего отца.

Именно это сходство, как полагала женщина, и сыграло роль, что выбор кронпринца Леопольда, наследника великой Аустрихской Империи, еще одного могущественного соседа герцогства Норрик, пал на старшую дочь эрцгерцога, чье происхождение не вызывало толков.

Амалия сидела, словно пораженная молнией. Удивительно, но на ее породистом, но отнюдь не таком красивом, как у сестры, лице было написано отчаяние.

– Я отказываюсь понимать, – решительно произнесла она, внимательно смотря на мать своими пронзительными серыми глазами, – на зимнем балу Леопольд не отходил от Бетти, и потом, вы сами утверждали, что эта помолвка – почти решенное дело!

– Я ошибалась, – эрцгерцогиня ответила очень резко, слышать о своих промахах от дочери было очень неприятно.

Амалия нахмурилась:

– Не думаю, мама, что ошиблись именно вы.

Вопреки всему, она встала и прошлась по огромной столовой, которую использовали по назначению лишь когда эрцгерцогиня давала ежегодный летний бал. Странно, что мать выбрала именно эту комнату, чтобы сообщить дочерям о выборе императора. Приезд эрцгерцогини был так внезапен, что слуги даже не успели растопить камин, и в комнате ощущалась сырость.

Аккуратно обойдя стулья, все еще покрытые белыми пыльными чехлами, Амалия подошла к окну и с огромным сожалением приказала конюху увести лошадь. Закрыв раму и решительно задвинув щеколду, она вздохнула: похоже, что Клаус сегодня её не дождется.

Клаус был младшим сыном соседа, графа Тревизской марки. Помешанный на лошадях даже похлеще самой Амалии, он являлся её верным спутником во всех верховых прогулках и неоднократно намекал, что желал бы обратиться к отцу храброй всадницы за разрешением ухаживать за Амалией.

Понимая, что отец сочтет подобный брак мезальянсом, Амалия неоднократно отговаривала юношу, прося повременить. Наверное, не стоило.

В голове мелькнула мелькнула трусливая мысль оправить несостоявшемуся жениху письмо с объяснениями и более не видеться, но это было бы подло. Следовало поговорить лично. Девушка украдкой оглянулась на мать, успокаивавшую свою младшую дочь. Та самозабвенно рыдала на плече эрцгерцогини:

– Как он мог, мама, как он мог так поступить, – даже рыдая, Бетти была очаровательна, сама Амалия обычно покрывалась некрасивыми красными пятнами, и у нее опухали глаза. – Он ведь дал мне свое слово!

– О, моя дорогая, если бы выбирал сам Леопольд, – вздохнула эрцгерцогиня, нежно поглаживая дочь по спине. Сейчас она уже сожалела и о том романе, что случился у нее за спиной мужа, и о том, что, вопреки всему, она сохранила память об этом романе.

Надо было, как и все, отдать ребенка на воспитание в какую-нибудь семью. Эрцгерцогиня подняла голову, встретилась глазами с проницательным взглядом старшей дочери и невольно вздрогнула, понимая, что та знает. Знает и о прекрасном белокуром после Северного королевства, своим обожанием украсившем жизнь тогда уже одинокой женщины, и о пагубной, иного слово и не подобрать, страсти, охватившей тогда их, и о том, чья действительно дочь Лили.

Амалия смотрела слегка насмешливо, или же это просто казалось из-за ее слегка раскосых, точно у кошки, глаз. Такие же глаза были и у мужа. Но эрцгерцог давно не баловал жену вниманием.

Казалось, что взгляд дочери проникает прямо в душу. Впрочем, эрцгерцогиня знала, что ни Амалия, ни её отец не умели читать мысли. Она решительно отстранилась и расправила оборки платья.

– Элизабет, хватит рыдать! – почти приказала она, умышленно скрывая за резкостью любовь к дочери. – Выбор сделан, и твоя сестра выйдет замуж за кронпринца Леопольда. Ваш отец уже дал согласие на этот брак.

– Было бы удивительно, если бы он его не дал, – пробормотала Амалия и потупилась под строгим материнским взглядом.

– Предложение императорского дома – большая честь для нашей семьи, – очень четко произнесла эрцгерцогиня, – И я надеюсь, моя милая, ты с полной ответственностью отнесешься к нему, как и подобает старшей дочери эрцгерцога Норрика.

– Положим, одной из средних, – возразила Амалия, невольно вспомнив старших сестер, выданных замуж одна за другой два года назад по политическим соображениям. Теперь она жалела об их свадьбе. Возможно, кто– то из них привлек бы императора больше, чем она сама. – Кстати, могу я поинтересоваться, что отец дает за мной в качестве приданого?

Её вопрос вновь вызвал волну негодования эрцгерцогини. Тоном, не терпящим возражений, она отчитала дочь, напомнив ей, что любопытство – греховный порок, а юной девушке пристали лишь добродетель и подчинение родительской воле. Амалия непочтительно хмыкнула, поняв, что отец не стал посвящать свою жену в политические интриги, чем вызвала очередную волну недовольства и обещание эти три месяца уделить особое внимание манерам и воспитанию дочери, чтобы та не опозорила их перед императорской четой.

Не сомневаясь, что мать так и сделает, полностью лишив ее последних месяцев свободы, Амалия поспешила принести извинения, которые были приняты со строгой снисходительностью. После чего эрцгерцогиня величественно вышла из комнаты, оставив сестер одних.

Насупившись, Бетти смотрела на старшую сестру, которая отобрала у нее все: почет, уважение и красавца-кронпринца, с которым так приятно было кружить в вальсе на зимнем балу.

Амалия ответила ей не менее неприязненным взглядом. Они никогда не любили друг друга. Амалия считала Элизабет слишком глупой и жеманной, та полагала, что старшая сестра резка, иронична, не слишком красива и думает только о лошадях и книгах.

– Ненавижу тебя, – наконец произнесла младшая. – Как же я тебя ненавижу.

Амалия пожала плечами:

– Можешь ненавидеть сколько тебе угодно, это ничего не изменит…

– Интересно, чем ты его так зацепила?

– Ты сейчас о кронпринце или о его отце? – зачем-то уточнила Амалия, совершенно случайно вспомнив мимолетную беседу, которую имела на зимнем балу с императором и императрицей. В тот сезон мать, невзирая на шушуканье за спиной, представляла младшую дочь как дебютантку.

Бетти старательно следовала этикету, но их императорские величества предпочли побеседовать именно с Амалией, усадив на небольшой стульчик рядом с их золочеными креслами. Вернее, беседовал император, его супруга смотрела на девушку с ледяным снисхождением, как смотрят на таракана, гнушаясь раздавить. Из этой беседы Амалия смутно помнила лишь то, что император Франц был весьма любезен и пожелал ей приятного вечера.

Потом пришлось аккуратно пятиться по ступеням, опасаясь наступить на пышные оборки бального платья, и чинно высиживать рядом с матерью, пока сестра вовсю кокетничала с кронпринцем Леопольдом.

Девушка попыталась вспомнить своего так внезапно появившегося жениха. Высокий, светловолосый, наверное, он даже был красивым, если бы не презрительная гримаса, словно застывшая на вытянутом лице с точеными скулами и абсолютно прямым носом. Пухлые – почему– то на ум приходило слово «порочные» – губы то и дело кривились в презрительную улыбку, а голубые глаза смотрели на собеседника с явным снисхождением. Амалии кронпринц никогда не нравился, и она старалась по возможности избегать общения с ним. Впрочем, он и сам не стремился познакомиться с девушкой, предпочитая проводить время с признанными красавицами, благо, в них не было недостатка.

Элизабет же всего этого не замечала, когда она смотрела на кронпринца, её лицо светилось обожанием. Они протанцевали два вальса на балу. Неслыханная дерзость, которая была прощена высшим светом лишь потому, что все вокруг посчитали их самой красивой парой. На следующий день Леопольд даже прислал сестре цветы… и сразу же забыл, подхваченный вихрем развлечений. И вот теперь Амалия должна была стать женой этого человека.

Уже не слушая, о чем говорит сестра, девушка вновь подошла к окну, с тоской посмотрела на тюльпаны, распустившиеся на клумбах.

– Интересно, что все-таки отец дал в приданое, – тихо произнесла она, не рассчитывая на ответ, но он последовал почти сразу за её вопросом:

– Северную марку.

Амалия обернулась, ее лицо осветилось улыбкой, делавшей её почти красавицей:

– Альфред!

Ее брат, невысокий темноволосый человек, всего на два года старше сестры, без стука вошел в комнату и подошел к девушке, привычно поцеловал ее в щеку:

– Поздравляю, Милли. Слышал, скоро к тебе надо будет обращаться «Ваше высочество»?

– Наверное, – вздохнула новоявленная невеста. – Тебе виднее, папа́ наверняка сказал тебе гораздо больше, чем мама нам.

– Он сказал лишь то, что скоро мы породнимся с семьей императора Франца, – Альфред бросил уничижительный взгляд на младшую сестру, все еще причитавшую над своей судьбой. – Бога ради, Бетти, если тебе угодно разводить сантименты, делай это в своей комнате!

Та возмущенно засопела, но не посмела перечить старшему брату, наследнику эрцгерцога, поэтому вышла, напоследок громко хлопнув дверью.

– Ты забываешь, что это и моя комната тоже, – Амалия проводила ее задумчивым взглядом. – И, боюсь, ближайшее время мне придется выслушивать эти стоны и всхлипы.

– Хочешь, я пожалуюсь отцу?

Девушка внимательно посмотрела на брата, прекрасно зная о его неприязни к младшей сестре, и покачала головой:

– Пожалуй, не стоит, это только все осложнит.

Она устало потерла виски, затем посмотрела на собеседника:

– Ох, Альберт, и что мне делать?

– Надеюсь, это – риторический вопрос, и ты не из тех глупых гусынь, кто начнет отказываться от привилегий, которые тебе даст положение жены кронпринца Леопольда… – заметил он, тщательно расправляя манжеты белоснежной рубашки и избегая пристального взгляда сестры.

– Даже если бы я и хотела отказаться, вряд ли это возможно, – обреченно произнесла она. – Насколько я понимаю, отец уже дал свое согласие, и остальное – лишь дело времени.

– Полагаешь, Леопольд приедет делать тебе предложение? – Альберт заинтересованно посмотрел на Амалию. Девушка усмехнулась.

– Полагаю, что Леопольд даже не вспомнит меня! Что же касается самого императора, то у него очень много дел, поэтому помолвочное кольцо мне передадут через какого-нибудь лакея… – она прикусила губу, понимая, что наговорила лишнего. – Прости, Альберт, я понимаю, что мне, наверное, стоит порадоваться. После трех неудачных сезонов вдруг такой оглушительный успех…

Она заморгала, потом встала и расправила складки на своей амазонке.

– Мне надо переодеться, не думаю, что мама одобрит мое платье для верховой езды за обедом.

Глава 1

Три месяца спустя

Карета подпрыгивала на ухабах, переваливалась с боку на бок, колеса, обитые железом, надрывно скрипели. Проливные дожди, продолжавшиеся почти неделю, размыли тракт так, что даже самые последние новомодные рессоры не спасали пассажиров от ужасной тряски.

Карету очередной раз тряхнуло, и Амалия бросила сочувствующий взгляд на своих спутниц. Герда, личная горничная девушки с тех самых пор, когда Амалия впервые сделала взрослую прическу и надела свое первое вечернее платье, разумеется, белое, украшенное розами, спокойно дремала в углу, укрывшись шерстяным пледом.

Вторая сопровождающая, графиня Ольшанска, как гласило рекомендательное письмо, переданное эрцгерцогу, была отправлена императрицей в качестве компаньонки невесты кронпринца. Сейчас эта дама откинулась на подушки, её руки судорожно сжимали ткань богато расшитого покрывала, а бледное лицо приобрело зеленоватый оттенок. Не выдержав, Амалия легко прикоснулась к руке своей спутницы, магия привычно заколола в подушечках пальцев, перетекая из руки девушки на бледную кожу дуэньи.

Та открыла глаза и вздохнула, её щеки слегка порозовели, тем не менее она с укором посмотрела на девушку:

– Вам не следовало так поступать, контесса! Дар целительства слишком хорош, чтобы расходовать её по пустякам.

– Позвольте мне самой решать, как и когда расходовать свою магию, – Амалия обиженно отвернулась. Она не ждала благодарности за свой поступок, но упрекать её было по меньшей мере несправедливо. – Зачем вы вообще согласились на эту поездку, если так плохо переносите дорогу?

– Потому что Её Императорскому Величеству не отказывают, кому, как не вам, знать это, – неприятная улыбка на губах графини подсказала, что она в курсе всей истории о неожиданной помолвке Амалии, а холодный взгляд голубых глаз подтвердил, что навязанная компаньонка не ждет ничего хорошего от юной выскочки.

Не желая ссориться понапрасну, девушка лишь отвернулась и сердито посмотрела в окно. Взгляд упал на улан, выделенных императором в качестве охраны. Сейчас, полностью промокшие под проливным дождем, с поникшими перьями на киверах, они выглядели не слишком браво.

– Нам необходимо остановиться, чтобы передохнуть! – решила Амалия. Не дожидаясь ответа от своей провожатой, она требовательно стукнула в крышу кареты, затем открыла небольшое окошко и приказала кучерам остановиться у ближайшего трактира. Её приказ был принят с явным оживлением, хотя графиня вновь выглядела недовольной.

– Вы еще не императрица, моя дорогая, чтобы так вольготно командовать слугами императора, – заметила она. Герда бросила на графиню грозный взгляд, а Амалия невольно сжала руки в кулаки, чтобы не ответить грубостью на это замечание.

– Я всего лишь думаю о людях, которые исполняют свой долг и сопровождают меня! – отчеканила она. – Полагаю, любой человек, даже сам император, в данной ситуации поступила бы так же!

Графиня Ольшанска поджала губы, выражая свое неодобрение. Амалия вздохнула, понимая, что неприязнь её спутницы кроется в том, что у графини самой была дочь на выданье, которой, по слухам, Леопольд в этом сезоне уделял достаточно много внимания. Кажется, там даже намечался скандал, который очень быстро замяли, девица вышла замуж и уехала за пределы Аустриха.

Девушка украдкой взглянула на свою сопровождающую, стремясь понять, как далеко заходили материнские амбиции. Юная Ольшанска слыла красавицей, обладала безупречными манерами и весьма достойным происхождением, но она не была дочерью эрцгерцога и за ней в приданое не давали Северного надела, так необходимых Империи для выхода к Холодному морю в обход коварных фьордов, где каждый год гибли имперские суда, налетая на подводные скалы.

Эти же земли, переданные империи в качестве приданого одной из дочерей, защищали герцогство Норрик от жадных и амбициозных планов Северного королевства. Не будь Амалия так зла на отца, она по достоинству оценила бы его план о заключении союза с могучим соседом, но сейчас ей претила политика, ведь именно она служила разменной монетой для обоих правителей.

Карета скрипнула и остановилась. Стало слышно, как фыркают лошади, а капли дождя стучат по крыше. Дверца распахнулась, и внутрь ворвался ледяной холод.

– Прошу прощения, дамы, – извинился капитан драгун, заметив, что девушка вздрогнула и плотнее закуталась в плащ, – кучер сказал мне, что вы желаете остановиться в каком-нибудь трактире?

– Мне и моим спутницам нужен отдых, – кивнула Амалия. – Да и вам с вашими людьми не мешало бы выпить горячего чаю.

Благодарная улыбка была ей ответом.

– Здесь неподалеку есть небольшое заведение, – предложил капитан. – Не знаю, насколько оно подходит для вас, контесса[1]1
  Обращение к невесте особы королевской крови


[Закрыть]…

– Капитан, мы в походных условиях, – Амалия предпочла не заметить недовольство своей спутницы. – И если вы считаете, что там для нас найдется несколько глотков горячего чая…

– На счет чая я не уверен, но добрый грог там есть всегда! – выпалил капитан и слегка смутился под строгим взглядом графини Ольшанской.

– Как вы смеете, капитан! – возмущенно произнесла она. – Контесса Амалия – приличная девушка!

Тот густо покраснел, пробормотал извинения и поспешно ретировался, захлопнув за собой дверцу кареты.

– Вы не должны поощрять подобное поведение, моя милая! – тем временем очень сторого продолжала графиня. – Иначе о вас незамедлительно пойдут слухи при дворе.

– Непременно, – огрызнулась Амалия. – Особенно если вы их начнете распускать, поскольку, кроме нас троих, в карете никого нет!

Герда одобрительно хмыкнула, а графиня зло сверкнула глазами, оскорбленно насупилась и отвернулась к окну. Остаток пути до трактира они проделали в абсолютном молчании. Амалия уныло размышляла, какой прием ждет ее при дворе императора, в очередной раз жалея, что выбор пал не нее, а не на младшую сестру.

Уже когда карета остановилась, и кучер спрыгнул, чтобы открыть дверь, Амалия, сделав над собой усилие, вновь прикоснулась к руке своей спутницы:

– Графиня, простите меня, я очень устала и наговорила вам лишнего. На самом деле, уверяю, я ценю то самопожертвование, с которым вы исполняете указания Её Императорского Величества.

Та кивнула и ответила менторским тоном:

– Надеюсь, вы это будете ценить и в будущем.

Герда закатила глаза, хозяйка посмотрела на нее с притворной строгостью, в глубине души жалея, что сама не может позволить себе такого. Служанка улыбнулась, прекрасно понимая, о чем сейчас думает её госпожа.

– Разумеется, – Амалия вышла из кареты первой, плотнее закуталась в плащ. Холодные струи дождя буквально обрушились на нее, стекая по лицу за воротник. Девушка поежилась и, следуя за капитаном, поспешила войти внутрь двухэтажного домика, сложенного из серого камня.

Как оказалось, капитан выслал к трактиру гонца, и по приезду Амалию и ее спутниц уже ждала отдельная хорошо протопленная гостиная и горячий обед. Это слегка примирило графиню Ольшанску с путешествием, и она даже подремала в удобном кресле, пока уланы растирали своих лошадей и давали животным отогреться и просохнуть.

Сама виновница поездки все это время просидела у окна, сквозь мокрое стекло задумчиво рассматривая унылый пейзаж. Мрачная серость дождливого дня как нельзя лучше отражала то, что творилось у девушки на душе.

Её то и дело охватывало отчаяние. Слова графини разбередили еще не затянувшиеся раны.

Императору не отказывают…

Они встретились с Клаусом через три дня после того, как эрцгерцогиня объявила дочерям о решении Его Величества. С трудом ускользнув от приставленных для надзора за императорской невестой слуг, Амалия стремглав понеслась на поляну, их поляну, где уже распускались первоцветы. Клаус был там. Он нетерпеливо прохаживался по кругу, водя в поводу своего гнедого коня.

– Милли, – бросив повод, он кинулся к девушке, протянул руки, помогая соскользнуть из седла, и так и остался стоять, обнимая ее за талию, – я так скучал…

– Клаус… нам не стоит… – Амалия мягко оттолкнула его, юноша сразу помрачнел:

– Значит, это правда? Вы приняли предложение Леопольда?

– Да, – она выдержала его взгляд, не опуская голову.

– Что за чушь! – разозлился юноша. – Милли, ты могла отказать Леопольду, как и любому другому!

Девушка покачала головой.

– Ты же знаешь, что я не могу… На наше герцогство давно точит зуб Северное Королевство, лишь близость Аустрихской империи и лояльность к нам императора Франца пока удерживает его… откажи я Леопольду, мы потеряем эту поддержку и окажемся беззащитны перед остальными соседями, – возразила Амалия. – Нам необходим союз, который бы упрочил договоренности.

– Но почему ты, Милли! – в отчаянии воскликнул он, переходя на «ты», – Почему бы Леопольду не довольствоваться кем– то другим? Элизабет, например! Она же красивее тебя!

– Ты сам все прекрасно знаешь… – Амалия устало посмотрела на него, несмотря ни на что, слова о том, что сестра красивее, задели. – Кронпринц не настолько был влюблен в мою сестру, чтобы закрыть глаза на все эти грязные слухи о её рождении!

Клаус с досадой посмотрел на возлюбленную:

– Мы же столько ждали, – прошептал он, его красивое лицо исказилось от отчаяния. – До твоего совершеннолетия оставалось совсем немного…

– Клаус, что толку сейчас говорить об этом, – Амалия отвернулась, грустно взглянула на тюльпаны, пестревшие повсюду. Скоро их яркие цветы завянут, если прежде их не сорвет кто– то, прельщенный незамысловатой красотой ярких лепестков. – Все уже решено. Мой отец дал свое слово. Императору не отказывают…

Она не смогла сдержать горечи. Клаус взял ее руки в свои.

– Милли, дорогая, мы можем бежать! – он говорил очень торопливо, словно боялся, что его решимость исчезнет. – Я знаю, это… это неприлично, но я готов…

Девушка покачала головой и мягко отстранилась, выскальзывая из пылких объятий возлюбленного:

– Нет, Клаус, я не могу себе позволить бежать с тобой… Империя не прощает оскорблений…

Юноша нахмурился и обиженно, точно мальчишка, у которого отобрали игрушку, взглянул на возлюбленную, его голос был наполнен злобой:

– Скажите проще, контесса: вы просто не можете упустить шанс стать императрицей!

– Да как ты смеешь! – она задохнулась от несправедливости его обвинений, – Как ты смеешь так говорить!

Юноша слегка покраснел, но тут же вызывающе пожал плечами:

– Ты же предпочла мне кронпринца.

Девушка всплеснула руками:

– Клаус, пойми, я не могу отказать императору… Даже если я и откажу, мой отец уже принял это предложение, и мое слово ничего не значит… А бежать с тобой означает лишить эрцгерцогство поддержи могучего союзника!

– В таком случае не смею больше докучать вам!

Он резко поклонился, буквально подбежал к своему коню, вскочил на него и сорвался с места в карьер.

– Я меняю одного мальчишку на другого… – прошептала Амалия, смотря ему вслед. В этот момент мир вокруг дрожал и расплывался.

– Нам пора, – холодный голос графини вывел девушку из воспоминаний. Она кивнула и украдкой вытерла слезы, выступившие на глазах. Будущей императрице, особенно если корона маячит где– то в необозримом будущем, не стоит показывать свои слабости.

Герда кинула на девушку сочувствующий взгляд. Одна из немногих, она знала, что творится у её госпожи на сердце, но вынуждена была молчать, особенно в присутствии этой напыщенной графини в модном платье ярко-фиолетового цвета.

Они вновь вышли на крыльцо, около которого уже стояла карета, запряженная четверкой. Амалия обеспокоено посмотрела на лошадей, прижимавших уши, но промолчала. Ей, как и животным, почему– то не нравился ни этот дождь, ни порывы ветра, весь день клонившие деревья к земле.

– Остался последний перегон, – уже знакомый капитан вновь подошел к ней. Девушка заметила, что его тщательно напомаженные усы намокли и понуро обвисли, но это не портило ему настроение, как, впрочем, и его подчиненным: драгуны уже предвкушали, что к вечеру окажутся в родных казармах. Амалия вздохнула. Дорога так утомила её, что она уже не испытывала ни радости, ни страха перед встречей со своим женихом и его царствующими родителями. К тому же она уповала на то, что сегодня её проводят в гостевые комнаты, а уже завтра устроят торжественный прием в каком-нибудь парадном зале огромного дворца.

Девушка послушно села в экипаж, позволила горничной накинуть ей на ноги теплое покрывало, подложив под него нагретый кирпич. Графиня поднялась следом и долго возилась, устраиваясь поудобнее, Герда вновь забилась в свой угол. Дверца захлопнулась, и карета покатилась, со скрипом отсчитывая мили, остававшиеся до въезда в столицу.

Они остановились так внезапно, что Амалия, успевшая задремать, вздрогнула и сразу же открыла глаза. Её провожатая, напротив, лишь захрапела еще оглушительнее, пышная грудь колыхалась, а толстые, слегка расплывшиеся губы смешно причмокивали после каждой рулады.

Герда понимающе скривилась и обменялась со своей хозяйкой насмешливым взглядом, затем Амалия решительно распахнула дверцу и вышла.

В вязких серых сумерках все искажалось. Туман стелился по дороге, скапливаясь в сырых лощинах, мокрые, словно потускневшие листья деревьев то и дело подрагивали на ветру, осыпая путников тяжелыми холодными каплями, даже лошади, от которых шел пар, напоминали таинственных животных, появившихся из потустороннего мира. И, словно в подтверждение нереальности, откуда-то издалека прозвучал набат.

– Контесса… – капитан вынырнул из серой хмари, словно призрак, заставив вздрогнуть. На секунду подумалось, что это – происки фейри, решивших забрать к себе невесту императора… Девушка повернулась к нему:

– В чем дело, капитан, почему мы остановились? И почему звонит колокол?

Он замялся, словно решаясь:

– Мои люди заметили, что имперский флаг над воротами приспущен, это означает…

– Смерть члена императорской семьи, – кивнула Амалия, не зная, радоваться ли ей внезапной отсрочке, поскольку свадьбу наверняка отложат из-за траура. Она не могла вспомнить, если ли у императора престарелый или же больной родственник. Кажется, была сестра, которая умерла много лет назад, и племянник, сын этой самой сестры, который был воспитан императором. Племянник лет на десять старше самого кронпринца, следовательно, ему было около тридцати двух-тридцати пяти лет. Насколько девушка знала, принц Рудольф служил в одном из полков и вел достаточно вольготную жизнь, на этом ее познания о семье, в которую она должна была войти, заканчивались.

– Хотел бы я знать, кто умер, – между тем пробормотал капитан.

– Для этого нам надо доехать хотя бы до ворот, – заметила Амалия. Её собеседник согласился.

– Да, вы правы, позвольте, я помогу вам, – он протянул руку, контесса оперлась на нее, чтобы вновь сесть в карету. Графиня так и не проснулась. Герда вопросительно посмотрела на свою госпожу, та пожала плечами:

– Похоже, Герда, моя свадьба откладывается: в Империи объявлен траур…

– И слава богу! – шепотом ответила ей служанка, косясь на спящую графиню. – Сначала траур, потом еще что… глядишь, и совсем расстроится!

– Да ты просто полна оптимизма! – Амалия невольно улыбнулась. – Думаешь, такое возможно?

– Почему нет? – беззаботно отозвалась горничная. – Вы же не знаете, кто сейчас умер. Не рове́н час сам император преставился, – она осенила себя знаком четырехлистника. – Думаете, наследник, освободившись от папаши, будет слово держать? Нет! Найдет себе, уж простите, посмазливее и поглупее!

– Откуда ты знаешь?

– Да пока вы на балах оборки своего белого платья пачкали, я много чего про Леопольда этого слышала, – фыркнула Герда. – Вам говорить не хотелось, чтоб не расстраивать.

Она вновь насупилась и сделала вид, что игнорирует вопросительный взгляд госпожи.

– Скажи, раз начала! – потребовала Амалия.

– Да какая разница, о чем слуги треплются? – та попыталась отмахнуться.

– Герда! – девушка зло топнула ногой и сразу оглянулась, не разбудила ли графиню, поколебалась, добавила сонных чар и вновь повернулась к служанке. – Ну? Говори!

Девица вздохнула. Было видно, что ей очень хочется поделиться со своей госпожой. Амалия нахмурилась.

– Последнее предупреждение! – как можно тверже произнесла она. – Или ты говоришь все, или я отошлю тебя обратно!

Она блефовала, но Герда поддалась на угрозы, или просто хотела поделиться услышанным.

– Да бабник он, ваш женишок, гуляка и бабник! Говорят, какую– то девицу дворянского рода обесчестил, что бедняжку спешно замуж выдавали, а потом, поскольку папенька строго-настрого запретил к благородным подходить, Леопольд ваш начал с актерками по гримерным прятаться! – воскликнула девица.

Амалия улыбнулась: для служанки общение с актрисами было верхом неприличия.

– Смейтесь, смейтесь, только мужчины своих привычек не оставляют после свадьбы! – мрачно продолжила Герда.

– Я знаю, – на душе опять стало тоскливо, – Но ты же знаешь, что императору…

Она осеклась, потому что карета опять остановилась. Пауза затягивалась, и, не выдержав, Амалия вновь выглянула наружу. Освещаемые скупым светом газовых фонарей, уланы растерянно стояли около городских ворот. Девушка заметила их потрясенные лица и абсолютно растерянный вид командира.

– Капитан, – окликнула она его. – Что там?

Он посмотрел на вверенную ему девушку, точно видел впервые. Амалия нахмурилась, от её взгляда не укрылось то, как мужчина побледнел.

– Что случилось? – повторила она, чувствуя, что сердце буквально замирает, чтобы потом пуститься вскачь. – Кто умер?!

Капитан вздрогнул, дернул ворот мундира с такой силой, что золоченые пуговицы посыпались на землю, затем как-то странно взглянул на Амалию. По его взгляду она уже знала ответ, но все равно оказалась к нему не готова:

– Император… императрица… и кронпринц… они все… Яхта разбилась о скалы…

Амалия откинулась на подушки. Вдруг стало очень тяжело дышать, сердце словно сдавило железным обручем. Наверное, ей надо было обрадоваться, что столь нежеланная свадьба не состоится, но девушка не чувствовала ничего, кроме страха. Смерть наследника престола освобождала её саму, но перечеркивала все договоренности отца с Империей, а значит, эрцгерцогство окажется беззащитным перед Северным королевством. А новый император? Будет ли он соблюдать договоренности своего предшественника. Земли эрцгерцогства Норрик всегда было лакомым куском… В ушах вдруг загрохотали пушки. Она представила себе безжалостно вытоптанные зеленые луга, обезлюдившие деревни и землю, потемневшую от крови.