Текст книги "Давай сыграем в любовь"

Глава 4

Булочки действительно оказались очень вкусными, а чай – в меру горячим. Какое– то время Амалия развлекала хозяйку сплетнями о графине Ольшанска, та довольно хмыкала и вставляла весьма язвительные комментарии. Из них девушка поняла, что в свое время дамы были соперницами при дворе, и графиня Ольшанска претендовала на внимание барона Фриша, отца Эдмунда. Дамы постоянно строили козни друг другу, пока, наконец, выбор не был сделан в пользу ныне вдовствующей баронессы.

Под конец беседы, взглянув на часы, Амалия спохватилась, тепло попрощалась с хозяйкой и, пообещав зайти и рассказать, как прошло официальное оглашение её помолвки. В сопровождении горничной и двух лакеев, на которых настояла баронесса, девушка отправилась обратно во дворец.

Когда они были уже почти у ворот, раздался крик: «Поберегись!» Привратники засуетились, распахивая тяжелые створки, и мимо пронеслась карета с императорским гербом на дверцах: император Рудольф возвращался из здания парламента. Не желая попадаться лишний раз ему на глаза, Амалия опустила своих провожатых и вместе с Гердой проскользнула в ближайший боковой вход, скорее всего, предназначенный для слуг. Слегка поплутав по коридорам, она уже поднималась по лестнице, ведущей к ее покоям, когда услышала визгливый голос графини. Та явно пыталась узнать у слуг, где находится вверенная ей невеста императора.

Встречаться со статс-дамой и окончательно портить себе настроение не хотелось. Амалия отдала Герде плащ и отослала, сказав, что хочет прогуляться в парке.

Эта часть дворца ещё не была ей знакома, и девушка пошла наугад. Желая срезать путь и оказаться в парке, около того самого дуба, который приглянулся ей несколько дней назад, она свернула в двери, богато украшенные позолотой.

Судя по пыли на зачехленной мебели, эти помещения использовались редко. Амалия с трудом узнала голубой салон – здесь во время балов ставились карточные столики. Кажется, два года назад именно здесь её брат Альфред просадил целое состояние. Отец тогда сурово наказал наследника, на три месяца сослав в дальнее имение и запретив появляться в свете. По окончании сезона Амалия с разрешения родителей поехала навестить брата, где и познакомилась с Клаусом. Грустно улыбнувшись воспоминаниям, девушка медленно пошла дальше.

Следом за карточным салоном был бальный зал. Его Амалия прекрасно помнила: светло-зеленые стены и лепнина под потолком – лебеди, держащие в клювах гирлянды из цветов. Белые стулья с изображением таких же лебедей на спинках были сейчас зачехлены, а наборной паркет из восьми пород дерева выглядел тусклым. Девушка прошлась по нему и нерешительно замерла у дверей, на створках которых был изображен герб Империи. Амалия знала, что за ними находится тронный зал.

Именно там представляли императрице дебютанток. Девушка помнила и то волнение, которое охватило ее, когда она впервые приблизилась к трону, стоявшему на ступенях, и как дрожали ее ноги, когда она делала церемониальный реверанс императорской чете. Тогда императрица беседовала с ней не более пяти минут. После этого необходимо было, не поворачиваясь спиной к царственным особам, спуститься со ступенек. Иногда, Амалия слышала об этом, особо злобная соперница старалась подставить подножку. У нее обошлось, никого не интересовала одна из младших дочерей эрцгерцога, к тому же не блиставшая особой красотой. Никого, кроме императора Франца.

Бетти тоже повезло, хотя, судя по злобным взглядам, желающих поставить подножку хрупкому белокурому созданию в белоснежном, украшенном серебряными розами, платье было хоть отбавляй. Но эрцгерцогиня стояла за спиной младшей дочери, ограждая любимицу от возможных врагов. Беседа с императорской четой у самой Бетти не заняла и минуты, а вот с Амалией император Франц беседовал достаточно долго. Теперь стало понятно, почему.

Воздух вдруг словвно сгустился. Девушке захотелось развернуться и бежать прочь, но тогда была вероятность попасться на глаза графине Ольшански, а Амалия еще до конца не решила, как себя вести с этой дамой. Да и не стоило упускать возможности рассмотреть трон, пока вокруг никого нет, даже вездесущих лакеев.

Слегка испуганная собственной дерзостью, Амалия вошла в зал и удивленно замерла. Она помнила, что императорские кресла с вышитыми на спинках инициалами стояли на возвышении, над ними был полог, украшенный копией имперской короны. Сейчас одно из кресел стояло криво.

Император Рудольф в белом мундире с золотыми эполетами слишком небрежно развалился в нем, закинув ноги в начищенных до блеска сапогах на второе кресло. В руке у правителя была открытая бутылка коньяка, к которой он прикладывался. В бирюзовых глазах плескались тоска и злость. Он впервые напоминал человека, который потерял кого-то очень близкого.

– Ваше императорское величество, – сердце тревожно забилось, понимая, что они одни в зале. Чтобы скрыть испуг, Амалия склонилась в глубоком реверансе и заметила еще одну бутылку, пустую, лежащую около ступеней. Девушка невольно вскинула глаза на мужчину, с мрачной решимостью смотревшего на нее.

– Контесса, встаньте! – Рудольф даже не попытался выпрямиться, лишь сделал несколько глотков. – Я же просил оставить эти формальности!

– Простите… – тихо сказала она и поспешно добавила. – Ваше императорское величество.

Мужчина скривился, точно от оскомины.

– Вы неисправимы! Что вы вообще здесь делаете?

– Я? – признаться, что заблудилась, было стыдно. – Я просто решила осмотреть парадные залы дворца, пока здесь никого нет…

– А здесь оказался я… Справляющий поминки… по дяде Францу…он ведь был моим дядей, впрочем, вы это знаете… – снова несколько глотков, пустая бутылка покатилась по ступеням, мужчина тяжело поднялся и протянул руку. – Поднимайтесь, присаживайтесь! Вам тоже пора привыкать!

– Спасибо. Возможно, в другой раз, – заученные фразы сами срывались с губ. Девушка попятилась, но Рудольф был быстрее. Он вскочил, на удивление быстро сбежал со ступеней и подошел вплотную:

– Пытаетесь ускользнуть от меня?

Он слегка пошатывался, запах коньяка смешивался с запахом дорого одеколона.

– Вы пьяны? – ахнула Амалия, пытаясь сообразить, что ей делать. Правила поведения строжайше запрещали девушкам оставаться наедине с пьяными мужчинами, поскольку последствия могут быть непоправимы.

– Да, – Рудольф кивнул так, что светлые пряди упали ему на глаза, придав его лицу мальчишеское выражение. – У Эдмунда был коньяк, он дал его мне, и я напился. Еще в карете.

– Зачем?

– Надо же было как– то… отпраздновать… – он зло усмехнулся. – Император умер, да здравствует тмператор… Это говорили в Парламенте… – он оглянулся, заметил пустую бутылку и скривился. – Почему они принесли мне только одну бутылку? Я же протрезвею, пока доберусь до своей спальни! Фриш!!!

– Ваше величество, может быть, вам не стоит… – попыталась увещевать его девушка, но он отмахнулся:

– Ну хоть вы не указывайте, что мне делать!

– Как вам будет угодно, – она обронила это холодно и повернулась, намереваясь уйти, но император ухватил ее за руку:

– Постойте, я снова обидел вас, верно?

– Нет, что вы! – она решила, что отрицание поможет сбежать, но хватка не разжалась.

– Обидел… – пробормотал мужчина, разговаривая, скорее с самим собой, – И вы ненавидите меня?

Девушка вздрогнула, вспомнив свои опрометчивые слова, сказанные в приемной.

– Вам показалось, – торопливо проговорила она.

– Нет, ненавидите… – император зло усмехнулся, – как и все эти…

Он кивнул головой в сторону двери, затем вновь посмотрел на Амалию, на этот раз задумчиво:

– Меня ненавидит красивая девушка…И что же теперь делать? Может быть…

Прежде, чем она успела воспротивиться, Рудольф резко схватил ее за талию, привлекая к себе. Одна рука скользнула по шее вверх, удерживая за затылок, девушка попыталась вырваться, но не смогла. Бирюзовые глаза приближались. Словно завороженная, Амалия смотрела в них, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Она знала, что ей надо сопротивляться и закричать, но не могла издать ни звука.

Мягкие губы едва заметно коснулись ее губ, она успела уловить аромат спиртного, а затем вдруг тиски, сжимающие ее талию, разжались.

На дрожащих ногах девушка отпрянула, с тревогой всматриваясь в лицо своего мучителя. На его губах была загадочная улыбка. В какой-то момент, у девушки закралось подозрение, что Рудольф не так уж и пьян, но она предпочла отбросить его. Какая разница, пьян император или трезв, его поведение было просто возмутительно. Странно только, что вместо праведной ярости Амалия испытывала лишь смущение и еще немного, и в этом следовало признаться самой себе, разочарование от того, что поцелуй не состоялся.

– Почему? – только и спросила она, голос звучал очень тихо. Император, казалось, наслаждался её изумлением:

– Почему я собирался поцеловать вас? Или почему я этого не сделал?

Опомнившись, она взмахнула рукой, пресекая возможные возражения.

– Неважно. Это не должно повториться.

Рудольф расхохотался.

– Амалия, – он произнес это имя, словно пробуя его на вкус. – Если вы останетесь и станете моей женой, то нам придется это повторить… и не только это! Уверяю вас, вам это понравиться…

– Вы говорите так, словно у меня есть выбор, – пробормотала она, хотя при мысли о том, что ей придется лечь в одну постель с этим мужчиной, сердце учащенно забилось

– Возможно… – Рудольф мрачно улыбнулся. – Например, вы можете сбежать из дворца, предпочтя размеренную жизнь с младшим сыном графа.

Кровь бросилась девушке в лицо. Он знал о ее невинных встречах с Клаусом, но, наверняка, считал их предосудительными. Именно поэтому император и вел себя с ней столь пренебрежительно и развязно. Обида захлестнула ее.

– Вы пьяны! – упрямо заявила она, чувствуя себя совсем глупой. Хотелось расплакаться, и лишь присутствие явно насмехающегося над ней мужчины заставляло сдерживаться.

– Верно, – кивнул он. – Пьян.

– Ваше поведение недопустимо!

– Что именно для вас недопустимо? – он уверенно протянул руку и провел пальцами по ее щеке. – Ваши глаза полны злости… Неужели вы рассердились за то, что я не поцеловал вас? Или за то, что упомянул о вашей первой любви?

– Отпустите меня, – попросила Амалия и, опомнившись, сразу же строго, как того требовали правила приличия, добавила, – уверяю вас, завтра вы наверняка будете сожалеть о своем поступке!

– Возможно, а может быть, протрезвев, я буду им гордиться, – снова усмешка. – Хотя, смотря о каком поступке идет речь…

– Вы… вы… – она попыталась сформулировать, что именно вызвало ее гнев, но все ответы были слишком двусмысленны или же чопорны, поэтому Амалия просто выпалила: – Вы – самый отвратительный мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни!

Она ожидала, что император ответит, но он промолчал. Слегка пошатываясь, Рудольф прошел к ступеням своего трона, очень медленно наклонился и подобрал пустую бутылку, задумчиво посмотрел и снова отшвырнул, раздался звон стекла. Девушка невольно вздрогнула.

– Идите в свои комнаты, Амалия, – приказал император, даже не оборачиваясь. – Я должен напиться. И я благодарю вас за бутерброды, хотя они предназначались и не мне, а Эдмунду… Интересно, стоит ли мне начинать беспокоиться об этом?

Это было последней каплей. Она уже не знала, на что именно злится, на его нахальное поведение или же на его явное пренебрежение.

– Не смейте так со мной разговаривать! – чувствуя себя на грани истерики, девушка топнула ногой. Император обернулся. На этот раз его улыбка была почти веселой:

– Вы так соблазнительны сейчас в гневе, что я уже начинаю жалеть о своем решении соблюсти приличия! Продолжайте в том же духе, и я точно вас поцелую!

– Вы смеетесь надо мной? – она задохнулась от всхлипов, так и рвавшихся из груди. – Что же вы за человек? Вы все время смеетесь! Даже эта свадьба для вас – всего лишь забава, и вам нет никакого дела до моих чувств!

– Почему же, – он снова шагнул в ее сторону. – Меня всегда интересовали чувства женщин. Хотите, я вам докажу это?

Амалия вздрогнула. Охваченная желанием убежать, она впервые не задумывалась об этикете. Подхватив пышные юбки, она резко повернулась и кинулась к дверям.

– Амалия! – негромкий голос остановил ее, девушка обернулась. Рудольф так и стоял у ступеней трона, весело смотря на нее. – Прошу вас, никому не рассказывайте о том, что происходило сейчас здесь, иначе вас, несмотря на все ваше сопротивление, вынудят выйти за меня замуж!

Он вновь улыбнулся, заметив ее возмущенный взгляд.

– Вы невыносимы! – выпалила девушка. Император нарочито медленно шагнул в ее сторону, и она позорно сбежала. В спину ей донесся издевательский хохот.

Амалия остановилась, лишь когда добралась до знакомой портретной галереи. Там она прислонилась к стене, стараясь просто вздохнуть. Сердце то неслось в бешеной скачке, то замирало.

Казалось, что ее талию все еще сжимают сильные руки. А на губах ощущался вкус несостоявшегося поцелуя. Девушка не могла понять, что заставило императора остановиться, когда победа над ней была так близка. Это не могло быть сострадание или уважение, нет, мужчина, только что державший её в своих объятиях, не знает жалости, это она осознавала, но тогда почему он не стал применять силу…

– А, вот вы где! – показалось, что графиня Ольшанска возникла внезапно, прямо посередине комнаты. Впрочем, Амалия сейчас ни в чем не могла быть уверенной. – Наконец-то я вас нашла! Как можно быть такой легкомысленной, чтобы заставить меня бегать за вами?

– Что вы хотите? – девушка обреченно взглянула на статс-даму, понимая, что просто так от нее не избавится.

– Как? Его императорское в… величество, – та слегка скривилась, мысль о новом императоре явно вызывала у нее оскомину, – поведал мне в приватной беседе, что завтра состоится оглашение вашей с ним помолвки.

– И вы рассказали об этом всему городу? – будь Амалия спокойнее, она бы даже восхитилась, как ловко и быстро Рудольф известил всех, даже не печатая объявление в газетах. Сейчас она чувствовала лишь раздражение. Своими действиями он лишал её возможности изменить хоть что-то.

– …Лишь паре-тройке самых верных моих друзей! – вещала между тем графиня, – Конечно, я допускаю, что они тоже могли известить своих приятелей…

Амалия почти не слушала то, что ей рассказывали. Она очень устала, голова просто раскалывалась, предвещая очередную смену погоды, а мысли все еще блуждали в тронном зале. Интересно, на что бы был похож этот поцелуй. Задумавшись, девушка провела пальцами по губам, затем испугано посмотрела на собеседницу, но та, увлеченная собственным голосом, просто ничего не заметила:

– … уверяю вас, мои друзья умеют хранить секреты!

– О да, я в этом не сомневаюсь! – не выдержала Амалия, понимая, что теперь, откажи она императору, скандала не избежать, а ведь она терпеть не могла скандалы. – Думаю, именно поэтому о предстоящей помолвке прин… Императора Рудольфа знает весь высший свет. Впрочем, полагаю, что слуги тоже осведомлены.

– Милая моя, в таком исключительном случае слухов не избежать! Конечно, всем интересно, почему такой ценитель красивых женщин, как наш Руди, решил жениться на… вас, – графиня вновь оскалилась, полагая, что улыбается. – Поэтому нам необходимо устроить прием. Ничего пышного, разумеется, поскольку в империи траур. Так, легкие закуски, может быть, танцы для молодежи… вы же умеете танцевать?

– Как ни странно, да, – Амалии уже порядком надоел и этот снисходительный тон, и вечные попытки указать ей её место, намек же на то, что она не соответствует идеалам красоты, показался ей чудовищным. – Только вряд ли я позволю это себе во время траура! Так что танцев завтра не будет, поэтому можете даже не пытаться пригласить оркестр.

– Но… восьмой уланский… – Ольшанска растерянно захлопала глазами.

– Останется в казармах. Как и остальные полковые оркестры. Это касается и музыкантов из оперного театра! – в сопровождении графини девушка вошла в свои покои. Фрейлины сидели за столом, они старательно переписывали текст с листка бумаги, лежащего перед ними, начиная новое письмо, они обязательно сверялись со списком, лежавшим перед каждой из них.

– Контесса, где вы пропадали!

– А мы решили сделать все без вас!

– Мы уже заканчиваем и скоро отошлем приглашения!

– Вам даже не надо ничего предпринимать!

Их голоса слились воедино. Девушки, совсем юные, в основном ровесницы её сестры, смотрели на вошедшую так невинно, что она почти усомнилась в том, что правильно услышала все утром.

– Девушки, танцев завтра не будет, – проинформировала их графиня.

– Какая жалость! – воскликнула одна из фрейлин, затем с едва заметной насмешкой взглянула на Амалию. – Впрочем, если хотите, мы покажем вам основные па…

Все– таки не показалось…

– Не хочу, – отрезала та. Она подошла к столу, взяла одно из писем, вчиталась:

«Его Императорское Величество приглашает графа Максимилиана цу Валленштейна с семьей на торжественное празднование своей помолвки с девицей Амалией…»

Она вздрогнула, представив, как бы её осудили, если бы эти приглашения были разосланы от её имени, не говоря уже о том, что девицы забыли упомянуть её титул. Пришлось взять себя в руки прежде, чем смотреть на фрейлин, и все равно в ее взгляде была злость.

– Это что – неудачная шутка? – холодно спросила она, кидая листок вновь на стол. Девушки смущенно переглянулись. Одна из них опустила голову, явно пытаясь скрыть улыбку. Это было последней каплей.

Амалия резкими, слегка нервными движениями порвала письма, а потом строгим, не терпящим возражений тоном попыталась отчитать шутниц, но тут же вмешалась графиня:

– Моя дорогая, не стоит так разговаривать с фрейлинами Императрицы! Вы ведь еще даже не невеста императора!

Контесса хотела сгоряча возразить, что она-то точно станет невестой, а потом и женой Императора, а вот будущее девушек, стоящих перед ней, весьма сомнительно, но заметила торжествующий огонек в глазах графини и сдержалась, поняв, что чуть не поддалась на провокацию. Устраивать сейчас скандал не имело смысла.

– Возможно, мне и стоит подождать до завтра, но приглашения придется переписать! – предупредила она.

– Не думаю, что это возможно, девочки так старались и уже устали…

– Значит, постараются еще раз, – отрезала Амалия, она села за стол, взяла лист бумаги и четким, почти мужским почерком, написала текст.

– Вот, – она положила листок на стол, подхватила неудавшиеся приглашения, – Нужно написать именно это. Адресатов я впишу сама.

– Вы уверены? – встревожилась Ольшанска. – Все-таки вы не знакомы с нашими порядками и можете кого-нибудь обидеть…

– Я прекрасно знаю, кого следует пригласить, – непреклонно заявила девушка, но графиня не собиралась сдаваться.

– Контесса, я понимаю, что, оказавшись без матери, вы чувствуете себя взрослой, но вы еще слишком юны, чтобы принимать такие решения единолично.

Дочь эрцгерцога Норрик надменно посмотрела на статс-даму, понимая, что сражения не избежать:

– Хорошо. В таком случае сейчас вот с этим приглашением я отправлюсь к императору Рудольфу, чтобы он – как лицо заинтересованное – помог мне советами…

– Моя дорогая, стоит ли беспокоить императора? – всполошилась графиня, в её глазах промелькнул испуг. – Это же – пустяк, ваш каприз, с которым мы сможем разобраться и без его вмешательства! Разумеется, раз вы так хотите, мы перепишем эти приглашения, это входит в наши обязанности… Желаете ли вы, чтобы все было написано слово в слово, как в образце, который вы дали?

– Будьте так добры, – улыбнулась Амалия. Статс-даме совсем не обязательно знать, что император наверняка сейчас уже сейчас не в состоянии не то что прочитать письмо, а найти в нем хоть одну знакомую букву, правда, он мог и протрезветь, если, как и грозился, сумел добраться до своих покоев. – И, во избежание дальнейших ошибок, я лично проверю и подпишу каждое.

– Как вам будет угодно, – по тому, как графиня ответила, Амалия поняла, что эту битву она выиграла, что, впрочем, не означало благоприятный исход всей войны.

– Благодарю, а сейчас, простите, мне необходимо переодеться.

Она прошла в будуар, с деланным спокойствием закрыла за собой дверь и лишь потом дала выход тому напряжению, которое охватывало её.

Кружа по комнате, словно зверь в клетке, Амалия пыталась упорядочить события дня. Получалось плохо.

Насмешливый взгляд Рудольфа постоянно вставал перед глазами. Девушка уже не знала, что злит ее больше: то, что напился, что он пытался поцеловать ее, или то, что сразу же пренебрег ей. Баронесса дала понять, что в прежней жизни у него было много женщин…

С отчаянием Амалия взглянула на себя в зеркало. Да, она не могла похвастать исключительной красотой, но все говорили, что она была достаточно мила, хотя излишне худа, скулы были слишком резко очерчены, но большие серые глаза светились живостью, а еще у нее были пышные темные волосы, длинные ресницы и правильной формы нос… Она вдруг поняла, что рассматривает себя, желая понравиться императору. От этой мысли ее передернуло, и девушка поспешила отойти от туалетного столика.

Чуть позже графиня лично занесла ей стопку приглашений. Уже абсолютно спокойная, Амалия вежливо поблагодарила ее и, вооружившись альманахом, так любезно предоставленным баронессой Фриш, начала подписывать приглашения.

Она провела так несколько часов, затем, запечатав послания при помощи магической печати, защищавшей письма в том числе от кражи, отдала их неторопливо подошедшему лакею, наказав незамедлительно разослать.

После ухода слуги Амалия прошлась по комнате, опустилась в одно из кресел, стоявших у потухшего камина, и закрыла лицо руками. Она не плакала, лишь сидела молча, понимая, что полностью опустошена. С момента, как она ступила на булыжные мостовые столицы, события развивались слишком стремительно, и Амалия, очутившись одна в чужой стране, просто не представляла, что ей следует сделать. Она судорожно вздохнула.

– Ну, ну, госпожа, будет вам, – Герда неуклюже погладила её по голове. Девушка вздохнула и отняла руки от лица:

– Ты и правда думаешь, что все наладится?

– Откуда мне знать? – служанка пожала плечами. – В любом случае, императрицей быть гораздо почетнее, чем женой младшего графского сына, – она с улыбкой посмотрела на свою смутившуюся от таких откровений хозяйку, – все знали, что вы по утрам верхом ездите, чтобы с ним встретиться.

– От слуг ничего не скроешь, верно? – Амалия усмехнулась и нехотя встала. – Пожалуйста, распорядись, чтобы ужин принесли мне сюда, я очень устала и не хочу никого видеть!

Весь вечер контесса провела в спальне, листая Готский альманах, на большее её просто не хватило. Герда принесла из библиотеки дворца несколько романов, но описание любовных страданий героини показались слишком надуманными, а осознание того, что столь глупую девицу ждет любовь и счастье, привело в полное уныние. Амалия даже сердито отбросила книгу в сторону, потом, устыдившись собственных порывов, подняла ее, отряхнула и положила на столик.

Понимая смятение своей госпожи, Герда не показывалась в спальне, и у девушки наконец-то появилась возможность обдумать всю ситуацию, в которой она оказалась.

Больше всего её беспокоили отношения с принцем, вернее, уже императором Рудольфом. То, что произошло в тронном зале, должно было оскорбить ее, но между тем Амалия чувствовала только разочарование и досаду.

Её пришлось признать и то, что, в отличие от погибшего кронпринца, Рудольф занимал ее мысли гораздо больше. Возможно, дело было в том, что Леопольд обращался с ней с абсолютным безразличием, из которого, как полагала Амалия, могло вырасти уважение друг к другу. С новоявленным императором это было невозможно, в чем она еще раз убедилась сегодня днем в тронном зале. И все же, следовало признать, он не стал пользоваться ситуацией, в которую она так неосмотрительно попала, а позволил Амалии уйти, сохранив остатки гордости и уважения к самой себе.

Девушка встала и раздраженно прошлась по комнате. покружив, она подошла к окну и взглянула на парк, в котором полюбила гулять. В серых сумерках, окутанный белесым туманом, стелившимся по тщательно выровненной траве, он казался зловещим. Дуб – великан почти не было видно, только темный силуэт с кривыми ветками-руками, раскинутыми в разные стороны. Внезапно яростный, по-звериному хищный взгляд буквально обжег. Амалии показалось, что она увидела в тумане ярко сверкающие глаза. Девушка отпрянула от окна, затем, посмеявшись над собой, снова выглянула. Парк был пуст. Сумерки уже развеялись, уступив свое место темноте ночи, а над темными деревьями медленно восходила луна.

Амалия покачала головой, похоже, ее нервы уже просто не выдерживают того напряжения, которым она была охвачена в последние дни. Решив, что утро вечера мудренее, она легла спать и не видела, как в темноте ночи из-за дерева вышел огромный светло-серый зверь. Он вновь посмотрел на окна дворца, и его глаза злобно сверкнули.