Текст книги "Давай сыграем в любовь"

Глава 5

Амалия проснулась очень поздно. Вернее, проворочавшись всю ночь, с трудом вырвалась из вязкой дремы, которая сморила ее под утро. Открыв глаза, девушка долго прислушивалась к шуму ветра и стуку дождевых капель, барабанивших по стеклам. На ее родине дождь на помолвку сулил удачный брак. Вспомнив принца Рудольфа, она все никак не могла привыкнуть, что ее жених теперь император, девушка усмехнулась. Похоже, приметы герцогства Норрик не распространяются на Империю. «Вам надо просто влюбиться в него!» – прозвучал в голове хрипловатый голос баронессы. Окончательно проснувшись, Амалия позвала служанку.

– Доброе утро, – Герда, как обычно, в платье из темно– серой шерсти и накрахмаленном до хруста переднике, вошла в комнату, раздернула портьеры. Светлее не стало. Девушка уныло посмотрела за окно, где виднелись серые тяжелые тучи. Мелькнула шальная мысль – сказаться больной и посмотреть, как будет выкручиваться император. Впрочем, она понимала, что это не остановит Рудольфа, но сама дерзкая выходка перерастет в скандал и создаст множество ненужных слухов. Пришлось вставать.

– Все готово? – спросила она у Герды.

– Конечно, я вчера сидела весь вечер, перешивая ленты на вашем платье.

– Герда, ты не представляешь, как я тебе благодарна, – воскликнула Амалия, – Ради меня ты ведь бросила свой дом, братьев и сестер…

– Невелика потеря, – фыркнула служанка, – Сравнили тоже! Здесь я сижу за столом почти рядом с экономкой, а станете императрицей, так и я сяду во главу стола и буду командовать всеми! Если, конечно, позволите и дальше прислуживать вам.

Амалия с благодарностью посмотрела на неё:

– Ты еще спрашиваешь! Ох, Герда, что бы я без тебя делала?

– Наверное, шили бы сами, и ленты к платью были бы пришиты криво? – предположила служанка, и обе рассмеялись, прекрасно зная, что Амалия ненавидела рукоделие, предпочитая ему чтение, охоту и верховую езду.

Позавтракав у себя в спальне, девушка вышла в гостиную. К её удивлению, все фрейлины были там. Они что-то вышивали, втроем сидя за огромными пяльцами. При виде Амалии девушки вскочили со своих мест и сделали книксен:

– Контесса.

– Доброе утро, – кивнула та, – А где графиня Ольшанска?

– Её сиятельство отлучилась, она хотела предупредить вас, но вы спали, – показалось, или в голосе фрейлины промелькнуло осуждение. Амалия решила не обращать на это внимание:

– Спасибо.

Она направилась к дверям.

– Контесса, куда вы? – окликнула ее одни из девиц, кажется, Тесса, Амалия все никак не могла их запомнить.

– Хочу посмотреть, как готовят парадные залы…

– А что там смотреть? – махнула рукой вторая фрейлина, – Лучше помогите нам!

– Или можем прогуляться и покормить лебедей! – подхватила третья. Подруги посмотрели на нее с неодобрением. Девушка покраснела, понимая, что сморозила глупость.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – Амалия, спеша сбежать от этой пустоголовой компании, вышла.

Дворец напоминал потревоженный муравейник. Всюду сновали слуги. Спешно натирались полы, смахивалась пыль. Из любопытства девушка прошлась в парадные покои. Там как раз расчехляли мебель, а между колоннами в бальном зале расставлялись кадки с оранжерейными деревьями. За всем этим надзирал невысокий человек с длинными темными волосами, то и дело взмахивавший несуразно длинными руками и очень экспрессивно говоривший на мелодичном южном наречии.

– А, вот и наша невеста! – воскликнул он при виде Амалии и снова замахал руками, – Атантио!!! То есть – внимание!!! Есть необходимость поприветствовать невесту его Императорского Величества!!!

Все моментально побросали свои занятия и выстроились в ряд. Лакеи кланялись, горничные приселив реверансе. Склонив головы, слуги тем не менее с интересом разглядывали избранницу императора. Их интерес был, скорее, практическим, нежели праздным. Новая императрица могла поменять порядки, существовавшие во дворце, а, значит, это напрямую касалось их всех.

– Не стоит ради меня прерывать вашу работу, времени ведь очень мало, – улыбнулась девушка, чувствуя себя слегка неловко от столь пристального внимания.

– О– ля– ля, в этой варварской холодной стране всегда говорят о времени! – пожаловался темноволосый мужчина, – Что такое время, когда видишь перед собой прекрасную женщину!

– Это то, чего может не хватить, чтобы успеть очаровать её! – весело заметила Амалия, – Но вы не назвали мне свое имя…

– О, простите, я просто ожидал какого-нибудь остолопа, который изволит меня вам представить, что ж, придется самому… – он театрально поклонился, – Обер-гофмейстер двора его императорского величества Чезаре Игалло к вашим услугам!

– Очень приятно, – кивнула девушка, совершенно верно определив, что перед ней не дворянин, а, следовательно, можно ограничиться легким наклоном головы, – Как продвигается подготовка?

– О, это есть террибле! То есть ужасно! Вот скажите мне, как можно начищать одну люстру так долго! А, Лукаш? – последнее относилось к лакею. Тот пожал плечами, и продолжил аккуратно полировать хрустальные подвески.

– А полы! – между тем продолжал обер-гофмейстер, – Вы посмотрите на эти полы! Будет скользко, а, насколько я осведомлен, планируются танцы! При этом оркестр еще не прибыл. Графиня сказал, что это – драгуны… вы понимаете, что это значит?

– С трудом, – Амалия нахмурилась: неужели Ольшанска посмела поступить наперекор ей.

– Это означает вакса!!! Понимаете, вакса!!! Что террибле! Черные полосы, черные полосы на бальных платьях дам… все, все черное, и скажут, кто виноват? Чезаре Игалло! А почему он есть виноват? Потому что уланы использоваль вакса?

– Не думаю, что уланы сегодня будут, – успокоила его Амалия. Игалло прижал руку в груди:

– О, донья… контесса, вы сняли тяжкий камень с моей души… но позвольте, если не будет улан, кто будет играть музыка?

– Думаю, что никто. Во всяком случае, я таких распоряжений не давала.

– Значит… – темные глаза южанина заискрили весельем, – Можно не убирать на галерее для музыкантов?

– Если вы гарантируете, что пыль не посыплется на головы гостям… – улыбнулась девушка.

– О, донья, я есть ваш раб навечно! Что я могу сделать для вас?

Амалия задумалась, вспомнила холодный чай, но решила не омрачать новое знакомство жалобами, но Игалло явно ждал ответа.

Из приоткрытого тронного зала раздался звон стекла, судя по всему, вчера император не дошел до своих покоев. Глаза Амалии сверкнули, впрочем, она тут же прикрыла их своими длинными ресницами.

– Просто известите всех слуг, что танцев не будет, и отправьте музыкантов обратно, если вдруг те появятся, хорошо? – наконец сказала девушка и внезапно для самой себя вдруг добавила, – а еще проследите, пожалуйста, чтобы его Императорскому Величеству в четыре часа пополудни приносили в кабинет легкие закуски.

– Разумеется! Это же пустяк, безделушка! И почему я раньше не думать об этом!

– Наверное, потому что вы были заняты другими заботами? – предположила Амалия.

– О, вы понимать меня?

– Конечно. У себя в герцогстве я устраивала несколько приемов в имении и просто валилась с ног, а ведь это было просто скромное чаепитие.

– Я быть уверен, что у вас, контесса все прошло идеально!

– Я бы так не сказала, – Амалия рассмеялась, вспомнив свои детские званные вечера, – Ну, и поскольку я вижу, что здесь все в надежных руках, я, пожалуй, пойду. Надеюсь, мне нет нужды говорить, что я рассчитываю на вас, Игалло?

– Не беспокойтесь, контесса, с этих пор я – ваш верный слуга! – обер-гофмейстер еще раз поклонился, и они расстались, совершенно довольные друг другом.

Амалия вновь прошлась по дворцу, затем вернулась в свои комнаты, кивнула фрейлинам и прошла в будуар, где Герда уже разложила ее бальное платье: темно– синее, на оборки которого служанка вчера так старательно нашивала черные бархатные банты.

Девушка подошла к нему, расправила смявшуюся оборку, поправила бант, слегка одернув ленты, и ахнула: бант остался у нее в руке. Почувствовав неладное, Амалия решила проверить остальные. Нитки, которыми Герда вчера пришила банты к платью, были подрезаны ровно настолько, чтобы удержаться на платье в первые полчаса, а затем эффектно упасть вниз. Более того, при тщательном осмотре лиф под кружевами тоже оказался испорчен так, чтобы порваться при каком-нибудь резком движении и соскользнуть с груди.

Амалия побледнела при одной мысли от того, что это могло случиться на приеме, и тогда она оказалась бы опозоренной перед всеми. Этого нельзя было допустить. Схватив платье, девушка вышла в гостиную и взглянула на фрейлин:

– Кто это сделал?

Она буквально швырнула платье на пол. Банты отлетели. Девушки охнули, вскочили и начали рассматривать платье, украдкой обмениваясь ехидными взглядами, которые не укрылись от разгневанной Амалии. Графиня Ольшанска, которая как раз вошла в комнату, подошла и тоже взглянула на испорченный наряд, затем повернулась и направилась к горничной, стоявшей за спиной своей госпожи.

– Глупая гусыня! – женщина размахнулась, намереваясь влепить Герде пощечину. – Испортить наряд контессы!

Служанка побледнела и отшатнулась.

– Вы забываетесь, графиня! – Амалия резко перехватила статс-даму за руку. – Не смейте поднимать руку на моих слуг!

– Моя дорогая, но эта девка… – та приторно улыбнулась, – Посмотрите, что она сделала с вашим платьем!

– Она лишь перешила ленты вчера вечером, а вот что сделали другие? – возмущенно сказала девушка, с грустью смотря на наряд. Она ведь даже ни разу не надела это платье, сшитое почти накануне отъезда. В том, что наряд испортил кто– то из фрейлин, Амалия не сомневалась. Возможно, это была даже сама графиня Ольшанска, которая вновь продолжала что-то говорить об императоре, о чести, о помолвке. Девицы ей вторили, иногда добавляя ехидные реплики.

– Хватит! – не выдержала Амалия, – Вон отсюда! Слышите! Немедленно все вон!

Царственным жестом она указала на дверь.

– Но, дорогая… – графиня изумленно посмотрела на девушку. Та упрямо вздернула голову:

– Я вам не дорогая! И не смейте никогда больше обращаться ко мне в таком тоне! Я не желаю видеть вас во дворце!

Графиня округлила свои и без того круглые глаза, внимательно посмотрела на Амалию:

– Ах, даже так… – протянула она, – Ну что же… Вы сами так решили…

Не говоря больше не слова, она вышла.

– Вы тоже! – обратилась Амалия к фрейлинам. – Ваша служба при дворе закончена!

Притихшие девушки последовали за статс-дамой. Амалия повернулась и заметила, что Герда подняла злополучное платье и рассматривает его, решая, возможно ли что-то исправить.

– Да выбрось ты эту тряпку! – почти выкрикнула Амалия. Служанка вздрогнула, и девушка глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, – Прости, я просто…

– Ничего, – отложив испорченный наряд, та подошла к госпоже, которая опустилась на кресло. – Надо подумать, в чем вы можете сегодня пойти.

– Какая разница, – она махнула рукой, – Уверяю тебя, чтобы я ни надела, это будет очередным поводом для сплетен, что же касается императора, то он заметит меня, лишь если я явлюсь полностью обнаженной.

– А вам так хочется, чтобы он заметил? – Герда внимательно посмотрела на девушку. Та задумалась, вспомнив вчерашний разговор с Рудольфом, и не ответила. Служанка рассудила, что её госпожа просто слишком расстроена порчей платья.

– У вас еще есть фиолетовое, – напомнила она, – то, с серебряной вышивкой, оно самое темное.

Амалия покачала головой:

– Нет. Я надену голубое, которое без оборок. И шаль из алассоннского черного кружева.

– А украшения?

– Обойдемся без них, в Империи траур, – девушка встала и обреченно взглянула на служанку, – пойдем, пока с остальными нарядами ничего не случилось.

Несколькими часами позже Амалия стояла в гардеробной и грустью разглядывала свое отражение. Из огромного зеркала в позолоченной раме на нее смотрела достаточно высокая худая девица, чьим единственным украшениям были густые каштановые волосы, уложенные в затейливую прическу. Большие серые глаза, странные губы: верхняя – тонкая, а нижняя, наоборот, пухлая, да, ей было далеко до тех красавиц, которые… Поняв, что опять думает об императоре, Амалия с досадой отвернулась

– Может быть… – Герда поднесла шкатулку с украшениями, но хозяйка покачала головой.

– Нет, – девушка взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, – Пора!

Служанка накинула ей на плечи шаль из ажурного кружева, которое, спускаясь до пола, почти полностью закрывало платье, создавая иллюзию чехла. Серые траурные перчатки завершили наряд.

Амалия прошла в гостиную и присела на край кресла, пытаясь успокоиться. Дрожащей рукой разгладила ткань юбки, поправила шаль. Полюбовалась, как ложатся черные узоры на голубой муслин. Черное на голубом, словно отражение её жизни.

Девушка прекрасно понимала, что многие продали бы душу, чтобы оказаться на ее месте. Но сейчас она сама была на грани того, чтобы продать душу любому, кто поможет ей избежать ненавистного замужества и уехать из империи. Жаль, что никто не хотел купить эту душу.

Никто, кроме Рудольфа. Сегодня они окажутся связаны обещаниями, которые через две недели обернуться для нее кандалами. Её просто продали, обменяли на безопасность небольшого герцогства от грозных соседей. Что ж, таков удел всех дочерей правителей, остается только смириться и достойно играть свою роль, хотя от тоски хотелось завыть.

В дверь постучали, затем створки распахнулись, и в комнату, позвякивая серебряными шпорами, очередная дань моде, вошел император. Девушка бросила на него пристальный взгляд. Если не считать кругов под глазами и некоторой затуманенности взгляда, ничто не напоминало в его облике о вчерашних возлияниях, которые, она знала это от Герды, подслушавшей разговор двух лакеев, продолжились до глубокой ночи. Как всегда, Рудольф был в белом мундире с траурной повязкой на рукаве. За ним тенью следовал ухмыляющийся барон Фриш.

– Добрый вечер, – очень тихо, словно громкие звуки причиняли ему беспокойство, поздоровался Рудольф и бросил непонимающий взгляд на синее платье, все еще лежащее на полу. Вздернул бровь, – Вам не хватает гардеробной?

– О, это всего лишь испорченное платье, – вместо положенного реверанса, Амалия протянула ему руку для приветствия. Император странно посмотрел на свою невесту, затем, под очень заинтересованным взглядом своего адъютанта, очень медленно склонился, едва коснулся губами кончиков ее пальцев и так же медленно выпрямился.

– И кто же его испортил? – он бросил быстрый взгляд на Герду, выглядывающую из-за двери в гардеробную. Служанка охнула и поспешила спрятаться, впрочем, подслушивать она не перестала.

– Полагаю, графиня Ольшанска, – пожала плечами Амалия. – Или кто-то по её указанию.

– Этой змее все неймется! Не может простить, что Леопольд пренебрег её дочуркой! – воскликнул, не сдержавшись, Фриш. Император кивнул:

– Да, тогда еле удалось замять скандал… И, Эдмунд, прошу, говори тише, мы не на плацу…

– О, да, конечно, Ваше величество, – с едва заметной издевкой протянул тот.

– Вы говорите о … – тем временем насторожилась девушка. Мужчины переглянулись.

– Вы все равно наверняка слышали об этом. Кронпринца Леопольда обнаружили наедине с дочерью графини Ольшански, – пояснил барон.

– Полагаю, девица была подослана своей матерью, – хмыкнул Рудольф, вновь кривясь, точно у него болел зуб, или же голова. – Сама графиня попыталась учинить скандал, но дядя Франц смог все сгладить. Девицу обеспечили хорошим приданым за счет казны и выдали замуж за одного из графов Северного королевства, а самого Леопольда решили срочно женить.

– И после этого вы все равно приняли ее на должность статс-дамы и приставили ко мне! – не сдержавшись упрекнула его Амалия.

– Я не принимал, – отозвался император, снова потирая лоб в безуспешной попытке притупить головную боль. – И не понимаю, почему вы решили привечать ее.

– Простите? – Амалия недоумевающе посмотрела на мужчин. – Ваше в… величество, вы сами дали мне понять, что ваши приказы не обсуждаются…

– Какие приказы? – Рудольф ответил ей таким же непонимающим взглядом.

– Сопровождать меня… графиня сказала мне, что это – ваше распоряжение.

– Мое? Разве? – император с силой провел рукой по лбу, – Чертова голова! Просто раскалывается! Эдмунд, я отдавал такой приказ?

– А ты не помнишь? – ухмыльнулся тот.

– Нет.

Адъютант несколько секунд искренне наслаждался замешательством, а потом сжалился:

– Не отдавал, старая каракатица просила об аудиенции, на которой сказала, что контесса Амалия слезно умоляла ее не оставлять одну. Ты сначала хотел отказать, но потом решил не спорить с невестой, поскольку у вас и так хватало разногласий.

– Вот лгунья! Не могу поверить, что она так легко провела всех! – воскликнула девушка. Рудольф страдальчески поморщился.

– Не могли бы вы говорить чуть тише? – вдруг попросил он, – Голова просто раскалывается.

– И поделом тебе! – адъютант, явно веселясь, повернулся к Амалии и доверительно сообщил, – Вы представляете, он вчера один весь вечер пил коньяк в тронном зале!

– Это возмутительно, – девушка не сводила пристального взгляда с императора, – вашему поведению вчера нет никакого оправдания.

Рудольф слегка иронично приподнял бровь, и Амалия покраснела, вспомнив его вопрос.

– Видите, Ваше величество, ваша невеста тоже осуждает ваше поведение! И считает, что с друзьями так не поступают, верно?

– Так вообще поступают лишь дурно воспитанные особы, – подтвердила девушка. Ответом ей была лукавая улыбка, мелькнувшая на тонких губах. Внезапно вспомнилось, как вчера эти самые губы… девушка вздрогнула и поспешила прогнать подобные мысли.

– Интересно, Эдмунд, что возмущает тебя больше: что я напился, сидя на троне, или что делал это в одиночестве! – Рудольф ухмыльнулся чуть шире, словно догадываясь, о чем думает его невеста.

– Разумеется, второе! Когда бы еще мне удалось распить бутылку с только что провозглашенным императором! – адъютант вновь повернулся к Амалии. – Кстати, представляете, он не нашел ничего лучше, чем запить коньяк шампанским!

– Полная безвкусица! – отозвалась та. Рудольф в ответ фыркнул, чем разозлил ее еще больше, и девушка мстительно добавила. – Тем более что сегодня нам надо будет танцевать!

– Как танцевать? Почему? Кто это придумал! – почти простонал император. Девушка торжественно кивнула:

– Да, графиня Ольшанска пригласила оркестр восьмого уланского полка. Правда, они перепачкают полы ваксой! Надеюсь, с галереи на танцующих не посыплется пыль, там не успели убрать! – она несколько мгновений смотрела на изумленно притихших мужчин, а потом рассмеялась, – О, вы поверили!

– Поверил даже я, а ведь я не пил, – барон рассмеялся вслед за Амалией, – но неужели графиня осмелилась на такое?

– Представьте себе! Мне пришлось дать распоряжение отправить музыкантов, если те появятся, обратно в казармы. Думаю, именно поэтому она и порезала мое платье.

– Вы здорово нас разыграли, правда, Рудольф? – окликнул друга Эдмунд. Император покачал головой.

– Ну у вас и шутки… – пробурчал он. – Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, он буквально рухнул на небольшой диванчик и тут же подскочил:

– Что это?

Фриш подошел к нему.

– По всей видимости, ножницы, которыми испортили платье твоей невесты, – сообщил он, внимательно рассматривая золотую безделушку, после чего протянул ее Амалии. – Вот, возьмите!

– Зачем? – улыбка исчезла с ее лица, девушка отшатнулась, неприязненно смотря на тонкие лезвия.

– Будем считать это компенсацией. Они действительно золотые.

– Лучше пожертвуйте это золото какому-нибудь приюту… – она осеклась.

В дверь опять постучали, затем Чезаре Игалло возник на пороге. На этот раз он был одет в парадный черно– желтый камзол с золотой и серебряной вышивкой, длинные волосы стянуты на затылке лентой.

– Моя дорогая контесса… – обер-гофмейстер осекся, заметив мужчин, затем всплеснул руками, – Ваше Императорское Величество! Мы же искать вас по всему дворцу! Гости ждут!!! Это террибле, недопустимо!!!

– Подождут, – Рудольф тяжело поднялся, снова поморщился, и протянул руку, – Эдмунд…

Адъютант вынул из кармана небольшую коробочку и передал императору, тот открыл и протянул ее Амалии:

– Это вам.

– Что это? – женское любопытство взяло верх над осторожностью. Она невольно подошла и заглянула внутрь, где на темном бархате блестела диадема: тонкие веточки вербы из белого золота, усыпанные бриллиантами, переплетались в причудливый узор с колосьями, украшенными жемчужинами.

– Как красиво, – не сдержавшись, Амалия провела пальцами по тонким листьям. Император улыбнулся, заметив сдержанное восхищение в ее глазах.

– Мой отец подарил это украшение моей матери в день ее помолвки. Мама считала, что колосья приносят счастье в семейной жизни… – он говорил тихо, так, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал. – Думаю, ей бы очень понравилось, если бы вы надели эту диадему сегодня.

– Спасибо, – девушка осеклась, даже не зная, что еще сказать.

Внезапно все: и резкие разговоры, и пьяная выходка Рудольфа показались ей незначительными. Этим подарком, драгоценностями своего рода, а не императора, он давал понять, что с полной серьёзностью относится к тому, что произойдет между ними. Возможно, и ей стоило попытаться…

Амалия слегка наклонила голову, и император осторожно, чтобы не смять ее локоны водрузил диадему. От него пахло коньяком, и девушка вздрогнула, вспомнив вчерашнюю встречу в тронном зале и то, как близко от ее губ были его губы.

– Надеюсь, что мой подарок пришелся вам по душе, – прошептал Рудольф.

– Он прекрасен!

– Тогда хотя бы улыбнитесь… – он вздохнул и, заметив, что обер-гофмейстер все еще стоит на пороге, недовольно переминаясь с ноги на ногу, продолжил уже достаточно громко. – Нам надо идти, не то гости действительно будут недовольны.

Он положил футляр на стол и тяжелым шагом направился к дверям.

Барон, поклонившись Амалии, последовал за ним. Игалло убедился, что его величество идет к парадным залам, вновь обратился к девушке:

– Ваши фрейлины… где они?

– Их нет.

– Как? – обер-гофмейстер схватился за сердце. – Вы понимайте, что это – позор!

– Позором было бы идти в их сопровождении, – девушка тоже направилась к дверям. – Ступайте, вы абсолютно правы, не вежливо заставлять гостей ждать.

Игалло всплеснул руками, но времени на споры уже не было, и обер-гофмейстер стремительно удалился.

Оставшись одна, Амалия прошлась по комнате, взглянула на себя в зеркало, диадема приятной тяжестью давила на голову. Возможно, к ней стоило надеть какие– то украшения, но у нее не было ничего подходящего. Поколебавшись, Амалия все– таки приказала Герде принести нитку жемчуга, быстро надела ее на шею и поспешила к тронному залу.

Совершенно одна она прошла по дворцу, не обращая внимания на переглядывание слуг, ошеломленных ее появлением без должного сопровождения, и остановилась около дверей, ведущих в тронный зал. Сейчас перед ними дежурили лакеи в парадных ливреях. Одна из створок была приоткрыта, чтобы было слышно, что твориться внутри. Распорядитель как раз объявлял все титулы императора.

Не удержавшись, Амалия слегка вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что творится в зале, но тут же сердито одернула себя: еще не хватало демонстрировать свое любопытство.

Шуршание платьев, тишина, затем гулкие звуки шагов под сводами – император вошел в зал, поднялся по ступеням и остался стоять, ожидая невесту.

– Контесса Амалия цу Норрик…

Она не стала слушать свои титулы, которые и так знала наизусть, лишь поправила перчатку. От собственной дерзости и волнения руки подрагивали. Двери распахнулись, и она вошла в зал. Одна. Под осуждающими и насмешливыми взглядами девушка в полном молчании направилась к трону, где её ожидал император.

Она прошла уже половину зала, когда услышала за своей спиной громкий шепот:

– Неслыханное бесстыдство! И это – новая императрица?

Амалия вздрогнула, понимая, что все кончено. Женщина, явно желающая её унизить, говорила слишком громко, и её прекрасно было слышно в абсолютной тишине зала.

Ожидая, что за этими словами поднимется волна возмущения, девушка стиснула зубы. Но ничего не происходило. В зале воцарилась тишина, которую вдруг нарушили звуки шагов. Амалия оторвала взгляд от пола и остолбенела. В нарушение всех традиций по красной ковровой дорожке к ней шел Рудольф. Не зная, что делать, она беспомощно осталась стоять и смотреть, как он подходит к ней почти вплотную.

– Контесса, – он поклонился, по-военному щелкнув каблуками так, что золотые шпоры зазвенели. Спохватившись, Амалия присела в заученном реверансе. Император протянул руку, помогая ей подняться. – Простите, мои подданные слишком дурно воспитаны, чтобы оценить ваше мужество и оказать вам достойный прием! Смею надеяться, несмотря ни на что, вы все– таки окажете мне честь стать моей женой и возьмете на себя нелегкие обязанности являться примером для остальных.

Слова Рудольфа звучали так, словно он впервые делал ей предложение. Девушка удивленно посмотрела на него, ожидая подвоха, но он был серьёзен. Она поняла, что император, верный своему слову, давал ей шанс. Амалия благодарно улыбнулась:

– Я почту за честь, Ваше величество, принять ваше предложение…

Барон Фриш зааплодировал первым, за ним последовали и другие.

Его Величество ободряюще улыбнулся невесте, незаметно для всех подмигнул и повел к трону. Амалия вдруг заметила, что на его лбу выступили капли пота. По всей видимости, от всех этих криков Рудольфу снова стало плохо. Движимая состраданием и благодарностью, девушка незаметно для остальных мягко сжала его подрагивающую ладонь. Магия теплой волной сорвалась с пальцев, перетекая на кожу императора. Он выпрямился, плечи слегка расслабились.

– Спасибо… – прошептал он так, чтобы никто не услышал. Амалия едва заметно пожала плечами, чувствуя, что этот небольшой сговор связывает их между собой.

Рудольф усадил ее в кресло, предназначавшееся императрице, и лишь потом сел сам, ожидая, пока лакеи поставят перед ним столик, а Игалло лично поднесет и откроет папку, в которой лежал брачный контракт, уже подписанный отцом невесты.

Камень в кольце-печатке, которое Амалия носила мизинце вспыхнул, подтверждая подпись эрцгерцога. Девушка взяла перо, старательно выводя буквы, подписала бумаги и передала жениху. Тот быстро поставил свою достаточно размашистую подпись. После чего, выждав, пока слуги унесут документы, император встал, помог невесте подняться и, держа её за руку, шагнул к краю ступеней:

– Дамы и Господа, официально представляю вам мою невесту, контессу Амалию цу Норрик.

Снова нарушение этикета, впрочем, никто уже этого не заметил. Рудольф торжественно надел девушке на палец помолвочное кольцо: тусклый синий камень в окружении переливающихся прозрачно-белых. Старинный артефакт, по преданию, магией защищающий невесту дома Лауфенбургов.

– Да здравствует император, да здравствует контесса! – воскликнул барон Фриш, давая сигнал к продолжительным овациям.

Затем последовал торжественный ужин. Его подавали в парадной столовой. Судя по убранству, помещение переделовалось относительно недавно. Бледно-голубые стены, украшенные лепкой – голые пухленькие младенцы, держащие в руках рога изобилия. Два ряда окон плотно занавесили бархатными портьерами, на которых были вышиты корзины с фруктами. Точно такие же корзины стояли на столах, окруженные канделябрами с уже заплывшими воском свечами.

Справа от Амалии сидел барон Фриш, сама девушка прекрасно понимала, что это отнюдь не случайность и была признательна за поддержку, слева – какой– то пожилой господин, которого адъютант представил ей как Георга цу Зельмеера. Он много ел, громко смеялся и почти не уделял внимания своей соседке, ослепительно красивой женщине, бросавшей в сторону Амалии неприятные взгляды.

– Барон, – окликнула девушка Фриша, улучшив момент, – А кто эта женщина?

Тот слегка смутился:

– Это? Лилиана фон Оленштайн, до этого – девица Ксендхорф.

– Я не помню, чтобы я ее приглашала…

– Её не приглашали, – подтвердил адъютант. – Наверняка она пролезла, заручившись поддержкой одной из приглашенных дам. Вернее, купив её.

– Да, к сожалению, деньги решают многое, – Амалия еще раз взглянула на темноволосую красавицу и заметила, что та смотрит на нее с неприязнью. Впрочем, женщина буквально сразу же повернулась к своему соседу и завела с ним ничего не значащий разговор.

– Интересно, какое отношение она имеет к императору? – рискнула спросить Амалия, улучшив момент, когда их никто не слышал. Барон замялся, поэтому девушка добавила. – Вы же понимаете, что найдутся доброжелатели, поэтому я бы предпочла узнать все от вас.

– Говорят, у них была связь, – решился Фриш.

– До или после её замужества?

– После. Рудольф не завязывает романы с девицами.

– Разумно с его стороны, – она вновь пригубила шампанское, наколола на вилку что-то маленькое и воздушное, поднесла ко рту, затем вновь посмотрела на адъютанта императора. – С кем еще?

Барон обреченно посмотрел на нее:

– Я могу испросить разрешение у императора составить полный список?

– Их так много? – Амалия не смогла сдержать улыбки, наблюдая за тем, как её собеседник борется между приличием и разумом. – Впрочем, можете не стараться отвечать, полагаю, присутствующие здесь дамы сегодня же вечером просветят меня…

Она бросила взгляд на императора, сидевшего напротив нее, на другом конце стола. Барон Фриш, воспользовавшись задумчивостью девушки, с явным облегчением переключился на свою соседку справа, мужчина, сидящий по левую руку от Амалии, все еще жевал, словно стараясь наесться впрок, девушка вновь скользнула взглядом по собравшимся, снова невольно задержавшись на Рудольфе.

Император вел явно увлекательную беседу с соседями, слегка улыбаясь своей соседке, невысокой полной даме. Та смотрела на него с восхищением. «Мы все обожаем Руди», – мелькнула в памяти фраза Ольшански.

Амалия не могла слышать, что говорит её жених, но, судя по улыбке на губах его собеседницы, разговор доставлял ей удовольствие. Вот он произнес несколько слов, озорно сверкнув глазами, и она рассмеялась, томно откидывая голову, чтобы присутствующие могли оценить совершенную линию шеи. Девушка нахмурилась и вновь посмотрела на Рудольфа.

Раньше, слишком подавленная своими собственными переживаниями, она не обращала внимание на внешность новоявленного жениха. Теперь, когда все уже прошло, она вдруг с удивлением заметила, что император был весьма привлекателен.

Возможно, он не обладал той абсолютной красотой, которой так славился его покойный кузен Леопольд, но когда магия исцеления сгладила заострившиеся черты лица и убрала усталую озлобленность, Рудольф, оказалось, обладал привлекательной внешностью. От него исходила какая– то властная уверенность, в бирюзовых глазах притаились смешинки, а губы уже не сжимались так плотно, в одну линию.