Текст книги "Право первой ночи"

Глава 5

Дома вежливо, но пытливо поинтересовались, неужели у меня теперь внеурочная работа.

– Да, – соврала я. – У фирмы много контрактов, проектов. Происходит расширение объемов работы по всем направлениям. Приходится вкалывать.

– Это похвально, – проскрипел отец. Они с матерью ужинали на кухне, куда я зашла на минуту – схватить бутерброд с колбасой и стакан горячего чая. – Работа образует людей.

– Вот именно работа… образует, – подчеркнула я.

– Это ты о ком? – побагровел папашка.

Став безработным, он чокнулся окончательно. Во всем ему чудился подвох и подкалывание.

– Я вообще говорю. Я могу иметь собственное мнение. В конце концов я не маленькая.

– Оставь ее в покое, – тихо сказала мать.

– Да, чуть не забыла. – Я пошла в коридор за сумкой, а когда вернулась на кухню, то выложила на стол пятьсот долларов.

– Возьми, мам. На стиральную машину. Сколько можно горбатиться над ванной. Да и душа никогда нормального не примешь. Вечно что-то над тобой стекает и капает.

Отец как-то разом сник. Наверное, он решил, что своим жестом я намекаю на его полную финансовую несостоятельность.

Я посмотрела на мать. Ее губы скривились, словно она собиралась заплакать.

– Ну что ты, мам, все нормально. – Я обняла ее и быстро чмокнула в щеку. – Я попью чай в комнате. Не буду вам мешать.

Я смотрела телевизор, когда заявилась Ника. В нежно-розовом платье. Если я что-то понимаю в одежде, куплено оно было не на китайском рынке и даже не в дорогом универмаге, а в бутике, где зеркала режут глаза, как лазерные лучи, а продавщицы надменны, как английские принцессы.

– Привет!

– Привет! – буркнула Ника. – Что смотришь?

– Какую-то бодягу.

– Если это бодяга, то чего пялишься?

– А что еще делать? Ника фыркнула.

– Заведи себе классного трахальщика. Слабо?

– Кандидатуры не устраивают. Планка слишком высока. Не то что у некоторых… Готовы всегда. Готовы везде…

Ника встала напротив меня; подбоченившись.

– На меня намек?

– Нет. На других.

Ее лицо налилось кровью, и я подумала, что скоро она станет вылитым папашкой. Тот тоже от любого пустяка багровеет и психует.

– Не люблю я твои шуточки!

– А что ты вообще любишь?

– Многое. Но тебе эти вещи недоступны. Например, это платье.

Я делаю вид, что платье – ничего особенного.

– От Дольче анд Габбаны? – ехидничаю я. Лицо Ники внезапно озаряется радостью.

– Представь себе – да. Попала в точку. Дольче анд Габбана. Хоть в чем-то ты кумекаешь!

– Я кумекаю во многом. Иначе не работала бы секретаршей в солидной фирме.

Ника наклонилась ко мне, и я уловила аромат ее духов. И еще странный запах. Агрессии и враждебности.

– Работай дальше, кто же тебе мешает? Гнобись в вонючей конторе…

– Пошла ты! Сама бы поработала.

– Зачем? Я бабки и так имею.

– Давно ли?

– Не твое дело!

– Спишь с толстым папиком?

– Почему папиком. Это – не папик… – И тут Ника замолкает. А у меня просыпается любопытство.

Откуда у нее такие деньги? Представить себе, что какой-нибудь рекламный магнат или автомобильный туз потерял голову от Никиных прелестей, я при всем желании не могла. На суперкрасотку Ника не тянет. Внешность самая обычная, правда, когда накрасится – ничего. Фигура – средняя. Шарма – ноль, обаяния – тоже. Откуда же у нее деньги? Стала наркодилером? Это больше смахивает на правду. Но тогда Ника может загреметь в любой момент. Хотя она порядком треплет мне нервы и кровь, но все же это – моя сестра…

Она садится рядом со мной на диван. В другом углу. И, не глядя на меня, впивается в экран. Потом берет пульт и переключает. Так она делает всегда. Но сейчас я не спорю с ней. Мне страшно.

– Ника! – окликаю я ее.

– Что? – цедит она сквозь зубы.

– Ты связалась с наркотиками? Распространяешь их?

– Какое тебе дело?

– Ника! Не надо! Я буду делиться с тобой зарплатой. Только прошу тебя, не связывайся с наркотиками, дилерами, перекупщиками. Тебя подставят, и ты загремишь. Станешь стрелочником.

– Не хочешь носить мне передачи?

– Ника! – хватаю я ее за руку. – Не надо!

В ее взгляде что-то мелькает.

– Дура! – бросает она, высвобождая свою руку. – Ничем таким я не занимаюсь.

– Правда, Ник? Честное слово? – обрадовалась я.

Она посмотрела на меня, как на идиотку.

– Клянусь на Библии!

По телевизору показывали очумелый боевик. Пальба, грохот. Негр мочит всех из автомата. Высоченный небоскреб, похожий на рождественскую свечку, медленно оседает от взрыва террористов…

– Как Паша? – Это был последний Никин кавалер. В меру щедрый в отличие от других.

– Без понятия. Я его давно не видела.

Значит, это не Пашка. Ее содержит кто-то другой. Но кто? Рано или поздно Ника пробалтывалась мне о своих ухажерах. Ей нравилось хвастаться своими трофеями. Но здесь она молчит. Как воды в рот набрала. И это непонятно.

– Он богат? – захожу я с другого конца.

– Кто?

– Ну твой новый спонсор?

Ника делает глубокий вздох. Хрупкое взаимопонимание, установившееся между нами пару минут назад, нарушено.

– Ав-ро-ра, – раздельно говорит она. – Ты мне надоела. Понимаешь? Я имею право на свою личную жизнь или нет?

– Конечно, имеешь. Но мне интересно знать, как у тебя на личном фронте. Все хорошо?

– Прек-рас-но, – отчеканивает она. – Лучше не бывает. Но тебе я ничего не скажу.

– И даже не познакомишь?

– Тем более.

– Боишься – уведу?

– Вот именно!

– Странно!

– Почему?

– Да так.

Ника встает с дивана и начинает раздеваться. Стягивает через голову платье. Остается в одних трусах.

– Выключай свет! – шипит она.

– Сей секунд! – Я протягиваю руку к выключателю и щелкаю им. Комната погружается в темноту.

Утром я проснулась в семь, встала, накинула халат и посмотрела на спящую Нику. Она лежала лицом к стене, волосы разметались по подушке. Я прислушалась. Спит. Я осмотрелась по сторонам. Мне была нужна Никина сумочка. Я вчера видела ее. Черная с серебряной пряжкой на боку. Куда же она ее дела? Сумочки нигде нет. И я занервничала. На стуле – нет, на столе нет. Я заглянула под кровать. Валяется в дальнем углу у стены. Ника специально ее туда забросила? Подальше от меня? Чтобы я не нашла там наркотиков? Она же вчера клялась и божилась, что больше не связывается с ними?

Для того чтобы достать сумочку из-под кровати, надо взять длинную палку из ванной и аккуратно подцепить за ремешок. Есть и другой способ. Самой залезть под кровать. Идти в ванную было чревато непредсказуемыми последствиями. Меня мог остановить папашка и втянуть в длинный разговор, из которого я навряд ли быстро выпутаюсь. А в этот момент может проснуться Ника. И тогда прости-прощай мое знакомство с Никиной сумочкой. Точнее, с ее содержимым. Поэтому, взвесив все «за» и «против», я решаюсь лезть под кровать. Ника слабо шевельнулась во сне, перевернулась на бок и тихо застонала. Мне захотелось подойти к ней и дунуть на лицо. Отогнать страшные сны, как я когда-то делала в детстве. Но я поборола это искушение. Мы уже давно не были детьми, и сейчас передо мной стояла совсем другая задача.

Я встала на четвереньки, потом легла на пол и стала осторожно ползти вперед. Внезапно я подумала, что надо было подпереть чем-нибудь дверь комнаты. Если сейчас сюда войдет папашка, он разбудит Нику. Но все обошлось. Я хватаю Никину сумочку и ползу обратно со своей добычей. Когда я распрямилась, мне показалось, что Ника не спит, а притворяется и смотрит на меня сквозь ресницы. Но это мне лишь показалось, потому что дыхание у Ники – ровное, а глаза – закрыты. Я стою посредине комнаты с сумочкой и лихорадочно соображаю: что мне делать дальше. Осматривать сумочку здесь – рискованно. Идти с ней в ванную – тоже. Придется все-таки рискнуть. Но делать все надо очень быстро. Как говорится, в темпе вальса.

Я раскрываю сумочку и вываливаю ее содержимое на диван. Чего тут только нет. Такая маленькая дамская сумочка, а напихано… Мобильник «Нокиа»! Я не знала, что Ника купила мобильник! Даже номер своего сотового не дала! Ну и сестренка! Развела секреты! Я смотрю дальше. Записная книжка, темные очки, упаковка одноразовых платков, пачка презервативов, жевательная резинка «Орбит», две расчески, карамель «Бон пари», кошелек. Я раскрываю его. Триста баксов и семь российских сотен. Пудра. Дорогущая. Золоченая, с подписью на верхней крышке – «Нина Риччи». Платье от Дольче энд Габбаны, пудра от Нины Риччи. Помада в золоченом тюбике. Тоже под стать пудре. Я верчу эти предметы в руках. Замахнулась сестренка на шикарную жизнь. Подцепила на крючок богатую рыбку и затаилась. С кровати до меня долетает скрип. Я замерла, затаив дыхание. Впечаталась в диван. Намертво. Если Ника сейчас неожиданно проснется – мне капут. Она растерзает меня на мельчайшие кусочки. Меня не смогут даже похоронить – не соберут останки. Но моя тревога была ложной. Я продолжаю свой осмотр. Я роюсь, как заправский кладоискатель в надежде найти неизвестное сокровище. Так… дальше… Браслет в виде тонкой цепочки. Конечно, золотой. Ника теперь на дешевку не разменивается. И я ее понимаю. Жить хочется по максимуму.

Я продолжаю осмотр. Телефонная карта. Билет на метро. Реклама кухонной мебели. Наверное, сунули при выходе из метро. Все. Ничего такого, что указывало бы на ее воздыхателя. От досады мне хотелось завыть и стукнуть кулаком по дивану. Вторую часть своих пожеланий я осуществила. Диван был мягким и стучать по нему можно было сколько угодно. Облегчения мне этот жест все равно не принес. Я листаю записную книжку. Телефоны, имена. Попробуй вычислить: кто есть кто.

Я складываю все обратно в сумочку. Последней была пудреница. Я решилась раскрыть .ее, посмотреть, как выглядят шикарные пудреницы шикарных дам. Пока есть возможность. А то завтра Нике дадут коленом под мягкое место, и вся ее роскошь мгновенно кончится. Я раскрываю пудреницу, и оттуда выпадает сложенная вчетверо бумажка. Я разворачиваю ее и читаю адрес. Большой Харитоньевский переулок, дом двенадцать, квартира девять. Код 953. У меня нет ни капли сомнений: это адрес Никиного любовника. Того, кто покупает ей платье от Дольче энд Габбаны и пудру от Нины Риччи. Поэтому она и хранит эту бумажку в потайном месте.

Я быстро переписываю адрес и код в свою записную книжку. Что же! Я нашла, что хотела. И Никины тайны скоро перестанут быть таковыми.

Вячеслава Александровича я увидела только во второй половине дня. До обеда он отсутствовал. Он выглядел озабоченным и усталым. Как обычно за последнее время. Он подошел ко мне, я встала и протянула ему папку бумаг: напечатанные документы и проект на подпись. Он взял папку из моих рук и спросил:

– Как вчерашний день? В новом качестве у Натальи Родионовны?

– Все нормально.

– Зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет.

В кабинете он предложил мне сесть в кресло для посетителей и без всяких предисловий сказал:

– Все, что я сейчас скажу вам, должно остаться строго между нами.

– Я клянусь в этом, – с жаром сказала я. – Не сомневайтесь во мне.

Легкая улыбка скользнула по его губам. Больше всего в шефе мне нравилась вот эта легчайшая ироничная улыбка. Она стремительно возникала и так же стремительно исчезала. В ней была печаль и мудрость человека, знавшего о жизни все. Или почти все.

– Наталья Родионовна – тяжелобольной человек. Помимо сердца, – он запнулся и какое-то время смотрел прямо перед собой, как будто обдумывая, как лучше сформулировать свою мысль, – у нее серьезное психическое расстройство, – резко сказал он. – Мании, галлюцинации. Прошу вас иметь это в виду.

Я удивилась. Наталья Родионовна не показалась мне дамой с расстроенной психикой. Напротив, ее язвительные реплики и подкалывания говорили мне, что с рассудком у нее все в порядке. Но мужу лучше знать собственную жену. Тем более я видела ее всего один раз.

– Я буду внимательна к ней, – заверила я его.

– Напротив, я прошу вас разубеждать ее. Если Наталья Родионовна будет делиться с вами своими… своими фантазиями, не поддерживайте ее в этом. Договорились? Это моя просьба к вам.

– Я сделаю все, как вы хотите.

– Хорошо, приступайте к своим обязанностям. Я встала и вышла из кабинета.

Работы было много: я перепечатывала документы, отвечала на звонки. Когда в приемную вошел Руслан, я сразу опустила голову и сделала вид, что напряженно работаю. Я помнила, как он небрежно обращался со мной в прошлый раз, и готова была дать ему отпор. Но здесь случилось нечто неожиданное. На документ, с которым я работала, легла роза. Алая роза на длинном стебле. Я растерялась и подняла глаза.

– Это вам.

Я молчала, не зная, что сказать.

– Примите мой скромный подарок в знак вашего расположения.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я, откладывая розу в сторону. – Красивый цветок.

– Работы много?

– Как всегда.

Я старалась быть деловитой и краткой. Настоящей секретаршей, которая не пускается в длинные разговоры с посетителями. А соблюдает дистанцию.

– Да… Ольга, – протяжно сказал Руслан. Он стоял довольно близко от меня. Я чувствовала аромат его одеколона и обжигающий взгляд черных глаз. Соблазняет он меня, что ли, мелькнуло в голове. Может, у него хобби такое: соблазнять секретарш. Моя догадка оказалась верна. Потому что следующими словами Руслана были:

– А что вы делаете сегодня вечером?

Кто сказал, что настоящая женщина не сможет выпутаться из щекотливого положения? Всегда можно вежливо отказать, не задев честь и самолюбие мужчины. И я собиралась это сделать, но меня опередили.

– Возражений я все равно не приму.

– Это почему же? – Маска чопорной секретарши постепенно слетала с меня.

– Потому что таково мое желание.

– Вот как! – Мои брови взлетели вверх. – Но ваши желания могут не совпадать с моими.

– Это и надо выяснить…

– Каким образом?

– Во время ужина.

– Странное предложение, – сухо сказала я. – Очень!

– Нормальное. Сколько вам лет?

– Это к делу не относится!

– Еще как относится. Вы молоды, перед вами прекрасное будущее. Но в «Морском бризе» вы еще не были.

– И что с этого?

– Я хочу сегодня ликвидировать этот пробел в вашей жизни.

– Интересно! Это единственный пробел, который вы собираетесь сегодня ликвидировать? – И я посмотрела на него. В карих глазах Руслана плясали насмешливые искорки.

– Пока – да.

– Понятно!

– Ну так как? Во сколько договоримся встретиться?

– Ничего не получится. Сегодня вечером я занята!

– У Натальи Родионовны. Я знаю. Но вы работаете там до девяти. Я подъеду прямо к дому. В девять ноль-ноль.

Как я хотела сказать «нет»! Но почему-то вырвалось «да».

– Ну и прекрасно.

А когда Руслан покинул кабинет, я поняла, что передо мной стоит неразрешимая проблема: мне не в чем пойти в ресторан.

Мне нравится расхожее выражение, что совесть – это понятие растяжимое. Во всяком случае моя совесть растянулась не знаю до каких пределов, потому что я решила схапать на вечер одно из новых Никиных платьев. Если бы она была здесь, я бы спросила у нее разрешения. Но она непонятно где, а я не могу опозориться перед Русланом. Так что… разговаривала я сама с собой, роясь в шкафу, – все в порядке.

На розовое платье от Дольче энд Габбаны я наткнулась сразу. Померила. Я была объективной. И справедливой. Платье шло мне намного больше, чем Нике. Этот нежно-розовый выгодно оттенял мои темные волосы и карие глаза. Но как я пойду в таком платье к Наталье Родионовне? Там все хорошо разбираются в фирменных шмотках. Могут подумать, что я – новая пассия шефа и он втихаря отщипывает мне кусочки от своего финансового пирога. И здесь я нашла выход из затруднительной ситуации. Я пойду в будничной одежде, а платье спрячу в сумке, тем более что оно из немнущейся ткани. И переоденусь на лестнице или в укромном закутке. Так я и сделала.

В этот раз я шла к Наталье Родионовне с опаской. Общаться с психически больным человеком – занятие не из легких. К тому же неизвестно, что она может выкинуть в любой момент. Кто знает, что ей взбредет в голову?

Время пролетело довольно быстро. Большую часть я сидела около постели Натальи Родионовны и молчала. Она дремала, полуприкрыв глаза. Украдкой я посматривала на будильник, но старалась делать это незаметно, потому что боялась, что в любой момент Наталья Родионовна откроет глаза и увидит, что я пялюсь на циферблат.

Когда за мной закрылась дверь квартиры Викентьевых, я поняла, что сейчас мне предстоит молниеносно проделать маленькую операцию: переодеться так, чтобы на меня случайно не наткнулся никто из жильцов дома. Несмотря на то, что в этом элитном доме царила торжественная пустынность, я жутко боялась, что кто-нибудь увидит мои манипуляции с одеждой и будет выяснять, что я здесь делаю и чем занимаюсь. Укромных закутков в доме не было. Оставалась лестница. Поставив сумку на ступеньки, я мигом стянула с себя блузку, потом – брюки. Сняла лифчик, потому что платье было сильно декольтировано. И покидала все в сумку. И тут я почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Повернув голову, я увидела, как в щелочку двери на меня восхищенно глазеет лысый старикашка, причмокивая губами. На элитного жильца он никак не тянул, но, возможно, это был папаша какого-нибудь бизнесмена, который вместо дома престарелых отправил отца в престижную квартирку, предварительно переписав ее на себя или своих детей.

Я посмотрела на старика гневным взглядом в надежде, что он быстро захлопнет дверь. Я ошиблась. Щель стала шире. Теперь я могла лицезреть похотливого старикашку в полный рост.

– Отлично! – сказал он, кивая на меня. – Первый сорт.

– Неужели? Может быть, вы все-таки закроете дверь?

– А зачем? – искренне удивился старикашка. – Я же не каждый день могу видеть почти обнаженную барышню. Да еще с таким телом. – И он зацокал языком.

Я пыталась воззвать к остаткам совести, забыв, что согласно меткой поговорке там, где у мужчин была совесть, вырос х… Дверь распахнулась во всю ширь. Я выглядела, как испуганная нимфа. В одних трусиках, прикрывая грудь руками. Больше всего мне хотелось запульнуть чем-нибудь тяжелым в этого сатира, но ничего подходящего под рукой не было. Не кидать же в него бюстгальтер.

– Мне кажется, что это дивный сон, – закатил глаза старикашка. – Прелесть!

Я была в крайне дурацком положении и не знала, что делать. И вдруг я нашлась.

– Хотите увидеть продолжение?

– Конечно, – заволновался старикашка. – Когда?

– Сейчас. Но надо заплатить.

– Сколько?

– Тысячу рублей. И я обнаженка. Вся.

– Господи! – всплеснул он руками. – Давай же!

– Гони сначала бабки, – суровым голосом сказала я. – Халява здесь не пройдет.

Старик нырнул в глубину квартиры, а я подхватила сумку и рванула по лестнице вниз. Моля об одном, чтобы все жители дома внезапно погрузились в сон, как гости в «Спящей красавице».

– Эй! – раздалось сверху. – Это кричал «мой старикашка». – Где ты?

«Э-э-й-й», – эхом откликалось в доме.

Перед первым этажом я остановилась. Не хватало только, чтобы меня а таком виде застукал охранник. Я поставила сумку на подоконник, достала розовое платье и быстро натянула его на себя. Кажется, мои муки остались позади. Проходя мимо охранника, я приветливо улыбнулась ему. Но он отвлекся от телика и подозрительно уставился на меня.

– Это не вам кричали сверху?

– Мне? – делано удивилась я. – Нет. Он ничего не ответил.

Выйдя на улицу, я поискала глазами машину Руслана. Навороченную иномарку. Какой-нибудь «Форд» или «Ауди». Но я ошиблась. Руслан стоял около черного джипа и смотрел на меня. Как я могла ошибиться! Конечно, такие роковые мужчины могут ездить только на джипах. Им не подходят ни элегантные «Тойоты», ни юркие «Ауди». Только джип, грозный и мощный, мог подходить Руслану.

Я подошла ближе. Руслан без тени улыбки смотрел на меня.

– Опоздала! – И показал глазами на наручные часы.

Я возмутилась. Я – не рабыня в его гареме!

– Дела!

– И кто задержал тебя? Наталья Родионовна?

– Она.

– Понятно! Садись!

Я села в джип, и мы поехали. Всю дорогу Руслан молчал. Молчала и я. Наконец он затормозил у ресторана с надписью «Морской бриз» и кратко скомандовал:

– Выходим.

В зале преобладали глубокие синие тона. Во всю стену было выложено мозаичное панно, изображающее море, чаек, большой белый парусник, дельфинов, выныривающих из воды. Я подняла голову. В глаза бросились маленькие изящные балкончики.

– Здесь будем располагаться? Или пойдем на второй этаж?

– Здесь.

Мы сели за столик, покрытый бело-синей скатертью.

– Блюда в основном из рыбы, но, если хочешь, можно заказать что-нибудь мясное. Изучай меню.

Я выбрала турнедо из копченого лосося в сметанном соусе. И салат из креветок с омарами. Руслан – баранью ногу, запеченную в тесте, и картофель-фри. И два бокала сухого белого вина.

Официант ушел. Руслан положил руки на стол и посмотрел на меня.

– Как работается?

– Мы приехали говорить о делах? Руслан рассмеялся.

– Не совсем.

– Не понимаю.

– Давай сначала расслабимся и отдохнем.

– Хорошо. – Я откинулась на спинку стула и полуприкрыла глаза. Играла музыка. Приятная, расслабляющая. Кажется, это был блюз. Печальный, как осенний закат, и волнующе-томительный, как южная ночь.

И вдруг меня пронзило острое чувство радости: я молода, сижу в ресторане с привлекательным мужчиной, слушаю замечательную музыку… Наверное, это отразилось на моем лице, потому что Руслан с удивлением посмотрел на меня. Я постаралась придать своему лицу прежнее выражение.

– Красивый ресторан, – сказала я.

– Я люблю здесь бывать. Приятная обстановка. Хорошая кухня. Здесь есть одно блюдо, которое напоминает мне еду, которую я ел в детстве.

Я молчала. Что я знала о нем? О его детстве? Ничего! Мы были случайными людьми, соединившимися на один вечер за ресторанным столиком. Случайными и чужими друг другу.

– Я никогда не думал, что когда-то буду жить в Москве. Никогда.

– Почему? – машинально спросила я.

– Потому что слишком долог был путь к ней. Я родился в горном ауле, и Москва была для меня недостижимой мечтой.

– Но она же сбылась!

– Да! Поэтому я часто удивляюсь. Мне кажется, что это – сон.

– Наверное, приятно, когда мечты сбываются.

– Конечно. Они обязательно должны сбываться. Рано или поздно. А у тебя есть мечта?

Разговор принимал странный, неожиданный оборот. Какое ему дело до моей жизни, до меня?

– Нет. Я ни о чем таком не думаю.

– А зря! Тогда у тебя был бы стимул идти вперед.

– Зачем?

– Надо жить так, чтобы каждый день был наполнен чем-то полезным. Чтобы он приближал к цели.

– Может быть.

– Сейчас у тебя хорошая работа… Но надо думать и о другом.

– О чем?

– О том, как из секретаря стать профи высшего класса. Это же не окончательная ступень в твоей карьере.

– Не знаю.

– Почему?

– Я не люблю заглядывать в будущее.

И это было чистой правдой. Зачем знать, что ждет тебя впереди? Может быть, там такое, что надо срочно брать веревку и вешаться. Или забиться в угол и никогда оттуда не выходить. Был такой царь Эдип, которому напророчили, что он переспит со своей матерью и убьет отца. Он бежал из дворца, скитался по глухим лесам. Но ему не удалось уйти от судьбы. Я уже не помнила всех перипетий этой истории, но в конце концов все произошло так, как было предсказано. Зачем тогда Эдипу было знать свою судьбу заранее? Какой в этом смысл?

– Жить только сегодняшним днем – глупо.

Что я могла на это ответить? Спорить мне не хотелось, вдаваться в длительные рассуждения – тем более. На меня вдруг навалились усталость и раздражение. Руслан почувствовал это и замолчал. Принесли еду. Некоторое время мы молча ели, потом Руслан сказал:

– Мне отец прислал письмо. Два дня назад. Мы часто перезваниваемся. Но он все равно пишет письма. Зовет меня к себе. Ему хочется, чтобы я был рядом. Я ведь старший сын.

– Ты из Дагестана?

– Нет. Ингушетии.

– У тебя большая семья?

– Да. Трое братьев. Две сестры. Мы все очень дружны.

И тут мне пришлось сделать величайшее усилие, чтобы не разрыдаться, потому что моей главной мечтой было, чтобы у меня была семья. Чтобы мать не смотрела на меня, как на пустое место, чтобы отец был добр и великодушен, чтобы Ника тоже была другой. Моей подругой. Как когда-то. Я помню Никину ладошку в своей. Когда мы шли зимой по улице, и она отворачивалась от метели, пряталась за меня. Это было очень давно. В детстве. Как будто бы в другом измерении. Почему-то Ника всегда боялась хлопьев снега, летящих ей в лицо. Ей казалось, что это – маленькие осы. А я защищала ее, успокаивала.

– С тобой все в порядке? – спросил Руслан.

– Да. Извини, просто кое-что вспомнила.

– Я хочу сделать тебе одно предложение… – Внезапно он замолчал.

Мне хотелось пошутить и спросить: «Руки и сердца?», но что-то в Руслане не располагало к таким рискованным шуткам. Поэтому я только спросила:

– И что это за предложение?

Напротив нас было зеркало. Я посмотрела в него. И удивилась. Мы с Русланом были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Оба темноволосые, кареглазые. Только моя кожа была светлее. Я вдруг вспомнила, что мне всегда нравились брюнеты. Почему-то я терпеть не могла блондинов. Мне они казались слишком изнеженными и слабыми. Словом, не настоящими мужчинами. А Ника, наоборот, сохла по блондинам…

– Я хочу быть в курсе всего, что происходит в «Алроте». И ты можешь помочь мне в этом.

Я была слишком расслаблена, чтобы отреагировать на эти слова сразу. Их смысл доходил до меня постепенно, медленно.

Мне захотелось встать и швырнуть в лицо Руслану салфетку или вылить на его костюм остатки вина.

– Разумеется, твои услуги будут оплачены. Неожиданно мне в голову пришла одна мысль.

– А Ольга?

– Что Ольга? – не понял Руслан.

– Ольга тоже была твоей осведомительницей?

– Тебя это не касается, – отрезал он.

Еще как касается! Учитывая ее… конец. Может быть… – Слова застыли у меня на губах, потому что Руслан посмотрел на меня таким взглядом, что я осеклась.

– Не говори ерунды!

– Это не ерунда!

– Ты будешь получать приличную сумму.

Мне захотелось немного поиздеваться над ним.

– Приличную – это сколько?

– Ну, скажем, долларов пятьсот в месяц.

– Так мало? – протянула я. Руслан поднял брови.

– А сколько ты хочешь?

– Надо подумать. Я могу подумать над этим предложением? Или должна давать ответ сию минуту? Сейчас?

– Соглашайся сразу. – Ясное дело, что он хотел сломить меня и подчинить своей воле. Но не на такую напал. Я не какая-нибудь покорная женщина Востока.

– Не могу.

– Что тебя смущает?

– Моральный аспект проблемы.

– Не понял?

– Вячеслав Александрович ко мне прекрасно относится. Доверяет. Я подрабатываю сиделкой у его жены. А ты предлагаешь мне предать его. Я же не Иуда, в конце концов.

– При чем здесь Иуда? Я не могу объяснить тебе все до конца. Но это совсем не то, что ты думаешь.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

– Догадываюсь.

– Нет. Я не могу принять это предложение.

– Твое решение окончательное и бесповоротное?

Я качнула головой. Утвердительно.

– Да.

– Подумай хорошенько, а потом бросайся словами.

Здесь я по-настоящему возмутилась:

– Я никогда не бросаюсь словами.

– Похвально. Но женщина – существо непостоянное.

– Давай не будем говорить о всех женщинах. Я могу отвечать только за себя.

– А я и говорю о тебе.

– На каком основании? Ты что, хорошо меня знаешь?

Руслан хотел что-то сказать, но сдержался.

– У меня есть опыт работы с людьми. Я знаю их психологию.

Мне вдруг стало грустно и захотелось уйти. Вот почему он пригласил меня в ресторан и сделал вид, что ухаживает за мной. Ему нужна не я, а информация, которую я могу ему поставлять. Как же все просто объясняется в этом мире. Не надо ничего принимать за чистую монету и верить людям. Ищи во всем корыстные мотивы, тогда не прогадаешь и не попадешь впросак!

– Мне пора!

– Еще не принесли десерт.

– Не хочу.

– Не обижайся. Мы можем остаться друзьями. Надеюсь, ты понимаешь, что этот разговор…

– Не волнуйся. Я все поняла. Я пойду. – И я не удержалась, чтобы не подпустить шпильку. – Может быть, я должна тебе за ужин?

Руслан вздрогнул, как от удара.

– Без комментариев.

– Спасибо за приятный вечер, – насмешливо сказала я. – Все было очень приятно.

Руслан ничего не ответил. Я уходила с гордо поднятой головой, но на самом деле с трудом сдерживала слезы.

Я вышла на улицу. Стояли сумерки, и силуэты домов резко выделялись на фоне вечернего неба. Кругом горели огни магазинных витрин и кафе. В воздухе было разлито летнее марево. Приятный летний вечерок… Но я была как потерянная. Вроде бы не произошло ничего трагичного и печального. Но все равно на душе оставался муторный осадок. Не надо было тебе, голубушка, губу раскатывать, насмешничала я над собой. Ты и вправду поверила, что такой интересный мужчина будет просто так водить тебя в ресторан? Очень ты ему нужна! У него таких девиц навалом! Крутится небось с топ-моделями. А тут как же, снизошел до бедной секретарши! А тебя этот факт не насторожил. Ты решила, что привлекла его собственной персоной. Наивная душа! Лохушка! Ника, наверное, в два счета раскусила бы этого мачо. А ты… расслюнявилась и уши развесила. Он тебе о своей мечте рассказывал, письмах, которые ему папаша присылает. Как трогательно! Можно слезу от умиления пустить! Он старался расположить тебя, думал, что после ресторана ты вся разомлеешь и выполнишь любое его желание. Интересно, Ольгу он тоже водил в рестораны, ухаживал? Я вспомнила, что с Ольгой они общались, как близкие люди. Может быть, она была его любовницей? А потом, когда она стала опасна… он убрал ее? Я остановилась. По моей спине пробежали мурашки. Тогда все становится на свои места. И ясно, почему убили Ольгу. Она просто перешла ему дорогу. Но как? Стала угрожать разоблачением? Шантажировать? Просить все больше и больше денег! Ну конечно, как же я не подумала об этом раньше! На лечение матери требовались большие суммы, вот она и стала поднимать планку. Руслан испугался Ольгиных возрастающих аппетитов и убрал ее. Естественно, не сам, а чужими руками. А может быть, и сам… Я шла по улице и чувствовала, как мои щеки пылают от возбуждения. А если Руслан решит, что я тоже могу представлять для него определенную угрозу? Ведь теперь я знаю, что он хочет владеть информацией о делах «Алрота». Вдруг он посчитает, что я не смогу держать язык за зубами? Зачем ему нервничать, дергаться? Не проще ли все решить одним махом? Убрать меня! Нет человека, нет проблем!

Когда я через два дня пришла к Наталье Родионовне, она была в неплохом настроении. Я это поняла сразу, как только переступила порог ее комнаты.

– А, Аврора! Проходите, – приветствовала она меня. – Лекарство на тумбочке. Принесите воды.

– Сейчас.

Когда я пришла со стаканом воды, Наталья Родионовна уже сидела на кровати и читала газету.

– Какая гадость! – сказала она, отшвыривая ее.

– Что-то неприятное?

– Да просто гадость! Гадость и чушь! – И она брезгливо поджала губы. – Журналисты пишут черте что. В погоне за сенсацией готовы все опошлить и испоганить.

– Да, – поддакнула я ей. – Продажный народ. Я обратила внимание, что публикации о разного рода необычных извращениях, притонах, маньяках не сходят со страниц отечественных СМИ. Как будто все население России поголовно жаждет знать подробности сексуальных приставаний озабоченного папашки к несовершеннолетней дочери или не может уснуть без описаний интимной оргии двух шоферюг и трех лимитчиц, закончившейся поножовщиной.