Текст книги "Голоса из окон. Ожившие истории петербургских домов"

Доходный Дом Никитиной
(1861 г., А. Ф. Занфтлебен)
Манежный пер., 6 / Радищева пер., 2

«Лет пятнадцать назад дочь поручика Надежда Козлова до безумия увлеклась модным в то время баритоном. Барышня не пропускала спектаклей с участием своего кумира. Мать сопровождала ее, сама восторгаясь пением артиста.

Козловы жили замкнуто, никого не принимая, показываясь только в театре. Они жили в Манежном переулке, в доме профессора Никитина. Увлекаясь артистом, барышня каждый спектакль подносила ему венки и цветы, нередко прибавляя к ним подарки более солидные. Польщенный певец вскоре счел долгом лично поблагодарить поклонницу»[78]78
  «Сын Демона» // Биржевые Ведомости. № 10920. 22 января 1909.


[Закрыть].

Так интригующее началась необычная история, многие годы развивавшаяся в этом самом доме. Визит известного певца к восторженной поклоннице мог бы стать завязкой счастливого любовного романа, но обернулся трагедией, которую через несколько лет все местные жители, проходя мимо этих стен, будут обсуждать, шепчась о неком «сыне Демона» – именно так газетчики окрестят красивого веселого мальчика, «подкинутого» к дверям квартиры незамужней барышни Козловой. Беззащитного мальчика, к которому в этом дом скоро потянутся, как стервятники, десятки нечистоплотных дельцов, корыстных родственников и даже просто однофамильцев.

Итак, 1894 год. Потеряв отца, двадцатитрехлетняя барышня Надежда Козлова осталась с матерью совсем одна. Чуждые светской жизни женщины жили обособленно, не имея в городе ни близкой родни, с которой бы они общались, ни друзей. Снимая квартиру в этом доходном доме на Манежном переулке у хозяев его – доктора медицины Владимира Никитина, известного отоларинголога и профессора Клинического института, дамы почти все время проводили в этих стенах. После смерти отца семейства вдове и дочери остался двухэтажный дом на Воскресенском пр., 10, где они не жили, сдав его под трактир, дача в Павловске, состояние в 200 тысяч рублей[79]79
  Мелкий служащий получал в то время около 200 рублей в год, а просторная шестикомнатная квартира в доме Никитина обходилась в 1200 рублей в год.


[Закрыть], драгоценности, мебель. Соседи недоумевали – почему, имея такой капитал, мать не выводит уже далеко не юную дочь на «рынок невест». Замкнутую, чудаковатую Надежду, не отличавшуюся к тому же красотой, было невозможно встретить ни на балах, ни на приемах. Единственным местом, куда регулярно выбирались затворницы, был театр.

Одинокая девушка, не знавшая других увлечений, отдалась театру со всей страстью молодой души. Влюбившись в знаменитого певца, Надежда ждала каждый его спектакль, и не только чтобы послушать прекрасное пение, но и чтобы по окончании действа передать артисту (конечно, не лично, а через слуг) свою благодарность – цветы и подарки, иногда очень дорогие.

Польщенный баритон просто обязан был познакомиться с благодетельницей и выразить свою признательность. Узнав адрес поклонницы, певец отправился сюда, в дом на Манежном.

«Он явился к Козловым с визитом. Обрадованная и донельзя смущенная барышня не спускала глаз с дорогого гостя. Мать повела разговор о музыке, о пении. Артист осведомился, не поет ли Надежда Николаевна. Та вспыхнула, пробормотала, что у нее нет голоса. Мать, смеясь, открыла ее секрет: Наденька поет, только от всех скрывает.

Артист подошел к роялю, взял несколько аккордов, стал ласково уговаривать пропеть гамму. Барышня с трудом решилась… Гость рассыпался в комплиментах, предложил давать уроки. Разумеется, предложение было принято с восторгом»[80]80
  «Сын Демона» // Биржевые Ведомости. № 10920. 22 января 1909.


[Закрыть].

Шли годы. Десятки раз входил в эти двери и уже по-свойски поднимался по ступеням этого дома известный певец, охотно и часто дававший уроки музыки своей богатой поклоннице. Мать Надежды строго следила за соблюдением приличий и ни на минуту не оставляла дочь наедине с мужчиной, несмотря на то что артист слыл порядочным семьянином и давно успел стать другом одиноким женщинам. Как-то сняв по соседству с павловской дачей Козловых домик на лето, он познакомил их со своей женой и даже попросил Наденьку стать крестной матерью их новорожденному сыну.

Счастливая и беззаботная жизнь на Манежном закончилась со смертью старушки Козловой. Событие так потрясло Надежду, что и без того замкнутая девушка стала настоящей затворницей.

Она разорвала отношения с немногочисленными родственниками, а вхожим в ее квартиру лицом остался только прекрасный друг артист. Появились в образе жизни барышни и другие странности – просторная квартира стала необитаемой, топить разрешалось только в единственной жилой ныне комнате – спальне хозяйки да в гостиной в дни долгожданных уроков пения.

Служанки Надежды, стоя под этими самыми окнами, обсуждали нарушавшую все нормы приличия госпожу, усылавшую их на улицу каждый раз, когда намечался визит артиста. К этому времени уже тридцатишестилетняя Надежда принимала друга в полном одиночестве, не позволяя горничной остаться, даже чтобы открыть ему дверь.

Вскоре прислуга заподозрила что-то неладное: «барышня задумывалась, плакала… перед летом объявила, что к себе на дачу в Павловск не поедет, останется в городе. А к осени вдруг объявила горничной:

– Ты знаешь, у меня предчувствие: к нам скоро ребенка подкинут.

Прислуга посмотрела на барышню и возразила:

– Чего уж тут подкидывать, когда ребенок уж полгода как подкинут»[81]81
  «Сын Демона» // Биржевые Ведомости. № 10920. 22 января 1909.


[Закрыть].

Действительно, беременность Козловой было уже не скрыть. 7 октября 1908 года тридцатисемилетняя Надежда отправилась на 5-ю Рождественскую улицу, дом 4, в частный Гинекологический Институт модного в Петербурге доктора Иосифа Герзони, где на следующий день родила сына. Не чувствуя расположения кормить младенца и ухаживать за ним, Наденька наняла ему мамку, которая поселилась здесь же, в больнице, где Козловой выделили отдельную комнату до полного выздоровления. Выздоровление, однако, не наступило, и через три недели, 31 октября, молодая мать скончалась от воспаления мозга.

Доктор Герзони, не имея никакой информации о семье покойной, дал объявление в газету о похоронах дочери поручика Н. Н. Козловой, надеясь встретить там родственников и отца ребенка. На похороны никто не явился.

Газетная заметка все же возымела эффект, и всего через несколько дней комната «бедного сиротки», по-прежнему жившего с кормилицей под присмотром Герзони, наполнилась народом. Объявился и отец мальчика, который, посокрушавшись над несчастной судьбой Надежды и Коленьки (именно так мать назвала дитя), сообщил Герзони, что уже похлопотал в Сиротском Суде о назначении опекунами малютки двух человек. Ими стали его друг мировой судья фон Раабен и сам доктор Герзони, которому ничего не оставалось, как согласиться. Не всем, однако, понравилось это решение.

Многочисленные родственники, которые никогда не участвовали в жизни затворницы Козловой и большинство из которых она даже не знала, прослышав про ее смерть, бросились «на помощь» сироте, не забыв прихватить с собой знакомых присяжных поверенных. Миловидного мальчика передавали из рук в руки, умилялись и ласкали, так что состоявшая при нем мамка сочла вдруг появившуюся экзему на лице ребенка злым сглазом. Даже однофамильцы, которых в городе было немало, приезжали попытать счастья и напроситься в опекуны. Причина была проста – внебрачный ребенок по закону наследовал все движимое имущество матери, а это, помимо обстановки и драгоценностей, был огромный капитал в 187 тысяч рублей. Дом и дача отходили роду, из которого пришли – в эту битву вступили родственники по матери и по бабке, имевшие право на доли в недвижимости покойной.

Тридцатишестилетний доктор Герзони так устал от бесконечного паломничества к богатому сироте, что решил отказаться от опеки и передать дело «совету старейшин», в состав которого вошли бы видные столичные политики и юристы (председатель Государственной Думы Хомяков, юристы Таганцев и Арсеньев, мировой судья Стасюлевич, юрист и сенатор Кони). Именно совет должен был наконец решить, кто достоин стать опекуном «сына Демона». Именно так простой народ и газетчики, следившие за этой историей, прозвали несчастного внебрачного ребенка.

Дальнейшая судьба Коленьки, в отличие от обстоятельств его рождения, не так интересовала общественность. Бесспорно, в съемную квартиру в Манежном, где его мать прожила почти двадцать лет и встретила самые счастливые и самые горькие моменты своей короткой жизни, он не вернулся. Скорее всего, иногородние родственники-опекуны увезли его и из Петербурга.

Слышал ли о драме маленького мальчика и его богатой затворницы-матери поселившийся здесь через 10 лет вместе с женой и тремя детьми (близкими по возрасту к сироте Козлову) и проживший здесь целых 20 лет писатель Корней Чуковский, стихи и сказки которого, возможно, в это же время, но уже в другом месте читал его несостоявшийся сосед?

Литература

«Сын Демона» // Биржевые Ведомости. – № 10920. – 22 января 1909.

Весь Петербург на 1894 год: адресная и справочная книга / сост. под ред. Н. И. Игнатова. – СПб.: издание А. С. Суворина, 1894.

Дубин А. С. Улица Рылеева. – М.: Центрполиграф, 2008.

Доходный Дом Кокина
(1874 г., архитектор И. И. Буланов)
Невский пр. 158 / Перекупной пер., 2

«Часто во время разговора она вдруг замолкала, слегка бледнела и, проводя рукою по лицу, начинала повторять одну и ту же фразу: “Скорее карандаш и бумагу!” Обычно в это время Вера Ивановна сидела в кресле за маленьким столом, на котором почти всегда были положены карандаш и кипа бумаги. Голова ее слегка откидывалась назад и полузакрытые глаза были направлены на одну определенную точку. И вдруг она начинала писать, не глядя на бумагу. Это было настоящее автоматическое письмо. <…> Это состояние транса продолжалось от двадцати до тридцати минут, после чего Вера Ивановна обычно впадала в обморочное состояние. <…> Каждый раз письменные передачи заканчивались одной и той же надписью: “Рочестер”. По словам Веры Ивановны, это было имя (вернее – фамилия) Духа, который входил с нею в сношение»[82]82
  Харитонов Е. Первая леди научной фантастики. Библиография. Выпуск 1. Книжная палата, 1997.


[Закрыть].

Знал ли хозяин этого доходного дома, шестидесятидевятилетний купец Иван Иванович Кокин, проживавший здесь же с сыном, тоже Иваном Ивановичем, невесткой и внучками, какие «чудеса» творятся в апартаментах сверху?

Сталкивался ли он у парадных дверей, отправляясь спозаранку проведать собственную булочную на соседней улице за углом, с засидевшимися до рассвета гостями знаменитых жильцов, выходящими, подобно сомнамбулам, с очередного спиритического сеанса? («Сам государь бывал-с», – мог бы приврать коллегам швейцар, ведь ходили слухи, что Николай II действительно когда-то вызывал духов в кружке таинственной оккультистки).

А может, невестка Кокина, Ольга Гавриловна, подзуживаемая двумя дочерями, Машей и Надей, всю ночь не смыкавшими глаз, не в силах оторваться от нового любовного романа, спешила с визитом наверх, к своей прославленной квартиросъемщице, чтобы выразить свои восторги. В доме также находился магазин бумаги и канцелярских принадлежностей, в который, вероятно, часто посылались слуги, а вскоре из ближнего здания переехал сюда и книжный магазин, прямо под бок к автору своих бестселлеров.

Этой замечательной женщиной, обосновавшейся в доме на Невском, 158, в 1901 году на долгие двадцать лет, была Вера Ивановна Крыжановская, знаменитая писательница и спиритка.

Сорокачетырехлетняя Вера только что вернулась из Парижа, где, помимо творчества (к этому времени было опубликовано уже тринадцать романов Крыжановской, а впереди читателей ждет еще тридцать шесть), практиковалась в оккультизме, выступая в качестве медиума на спиритических сеансах в кружке известного французского мага Папюса.

В Петербурге ее ждали муж Сергей Валерианович Семенов и продолжение духовных практик – помимо службы в канцелярии Его Императорского Величества, Сергей председательствовал в «Кружке для исследований в области психизма», собрания которого пользовались особой популярностью у высокопоставленных лиц, включая, как говорили, и императорскую семью.

Воссоединившись, супруги сняли квартиру в этом доме, «перевезли» сюда кружок, который теперь официально расположился по адресу «Невский пр., 158, телефон № 52427», и вместе со своей пятилетней дочерью Тамарой обосновались в этих стенах на долгие годы.

Вера Ивановна обладала поразительной работоспособностью. Она выпускала по несколько романов в год, как классических любовных, где благородная героиня, претерпевая всевозможные несчастья, находит в конце концов любовь и покой, так и других, нетривиальных жанров. Крыжановская стала первой русской писательницей-фантасткой, описав телепортацию, путешествия на космических кораблях, жизнь на Марсе. Отдельный цикл Вера Ивановна посвятила истории древнего Египта. Но ключевой темой романистки стала, конечно же, оккультная, которая так или иначе присутствует во всем ее творчестве. В стенах этого дома родилась знаменитая пенталогия «Маги» и еще множество мистических произведений.

Каждый роман, выходивший из-под пера Крыжановской, становился горячей темой для обсуждения. Несмотря на большой успех у публики и некоторые регалии (например, почетный отзыв комитета Пушкинской премии Петербургской Академии наук), книги Веры Ивановны имели репутацию бульварной литературы невысокого качества. Злопыхатели насмехались над чудачкой, верившей в потусторонний мир, а Максим Горький даже опубликовал едкую статью, где сравнивал читателей Крыжановской с неумытым глупым лакеем Ванькой, которому барин отдает случайно попавшую к нему «забористую» безграмотную дребедень. По мнению безжалостного критика, у Крыжановской было все, что такие Ваньки любят, – «медиумы, духи, черти, поползновения к сатире и мистицизму». Горький возмущался не только отсутствием содержания и «дубоватым» языком, но тем, что писательница в угоду сюжету переписывает библейские сказания на свой лад. «Говорят – по Сеньке и шапка. Ну, Ванька, скверная же у тебя шапка! Неужели ты не чувствуешь, что заслуживаешь лучшей? Ведь ты уже не крепостной и не лакей, ты достаточно свободен для того, чтоб крикнуть людям, отравляющим тебя всякой мерзостью: Не хочу мерзостей!»[83]83
  Горький М. Ванькина литература // «Нижегородский листок». № 56. 26 февраля 1899.


[Закрыть]

Одна из главных причин интереса к личности Веры Ивановны, как у ее поклонников, так и у злопыхателей, состояла в том, что все свои романы женщина писала не сама. Еще в начале карьеры Крыжановская вошла в спиритический контакт с английским поэтом Джоном Уилмотом (графом Рочестером), который «полностью материализовался, воспользовавшись медиумическими способностями Веры Ивановны, и предложил ей всецело отдать свои силы на служение Добру»[84]84
  Харитонов Е. Первая леди научной фантастики. Библиография. Выпуск 1. Книжная палата, 1997.


[Закрыть]. Именно Рочестер, творивший в XVII веке за двести лет до Веры Ивановны и неожиданно ставший ее «Учителем и невидимым покровителем», диктовал ей тексты всех ее произведений. Дух графа, умершего в 1680 году в возрасте тридцати трех лет от сифилиса, общался с Верой по-французски, а затем все, что было ею записано в бессознательном состоянии, переводилось на русский.

Почему Джон Уилмот, живший в Англии в эпоху реставрации, выбрал русскую писательницу, живущую в этом доме на Невском проспекте, как своего проводника? А главное, почему он диктовал ей именно эти тексты? При жизни талантливый поэт, прославившийся как едкий сатирик, любовный лирик и автор порнографической поэмы «Содом, или Квинтэссенция разврата» имел репутацию весельчака, дамского угодника и дебошира. Дважды он похищал свою возлюбленную, сидел в тюрьме, сражался на войне, нещадно критиковал короля Карла II, который то отлучал от двора, то снова прощал своего любимца. Скрываясь от властей, Уилмот одно время даже жил под чужим именем, прикидываясь доктором, излечивающим народ от бесплодия. Более того, врачебная практика авантюриста пользовалась большим успехом, как и выступления «доктора» против власти. И вот уже, сняв маску лжеврача, Джон выступает в Парламенте с речью в поддержку короля. Духовная жизнь Рочестера была такой же бурной – ярый нигилист, безбожник и противник религиозной морали несколько месяцев провел в беседах со священником и вернулся в лоно церкви. Яркая, полная приключений жизнь гениального, по мнению Вольтера, Уилмота и его замечательное поэтическое наследие до сих пор продолжают вдохновлять – наши современники ставят пьесы о Рочестере, а киновоплощением поэта-вольнодумца стал Джонни Депп в фильме «Распутник» 2004 года.

Так неужели дух бунтаря XVII века являлся в доходный дом булочника Кокина и диктовал экзальтированной писательнице оккультно-космологические истории? Несмотря на усмешки злопыхателей, все свои книги Вера Ивановна подписывала двойной фамилией Крыжановская-Рочестер. Даже в адресном справочнике она записана дважды – как Семенова и как Крыжановская-Рочестер. Высечено имя английского графа и над могилой оккультистки.

Таинственная супружеская чета прожила в этом доме двадцать лет. Сергей Валерианович дослужился до чина камергера, действительного статского советника и старшего чиновника канцелярии Императора. Вера Ивановна продолжала писать, создав в общей сложности более восьмидесяти романов и повестей. После революции Семеновы приняли решение остаться в Петрограде, но в 1920-х Сергея арестовали (он умрет в тюрьме «Кресты»), а Вера, которой было уже больше шестидесяти лет, с дочерью Тамарой бежали в Эстонию, где их ждали болезни, унижения и бедность.

Немощная женщина работала на лесопильном заводе, а по вечерам в своей убогой комнатушке гадала на картах. Снова открылся хронический туберкулез, от которого много лет назад писательница мистически излечилась после контакта с духом Рочестера, считая это чудом. Местное русское сообщество безразлично отнеслось к отчаянному положению знаменитой когда-то писательницы, и, не прожив в эмиграции и пяти лет, Вера Ивановна скончалась на руках дочери в полной нищете и безвестности.

Литература

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века / под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб.: Пилигрим, 1996.

Векслер А. Ф. Старо-Невский проспект. – М.: Центрполиграф, 2009.

Весь Петербург на 1901 год: адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. – СПб.: издание А. С. Суворина, 1901.

Волков С. В. Высшее чиновничество Российской империи: словарь. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2018.

Горький М. Ванькина литература // «Нижегородский листок». – № 56. – 26 февраля 1899.

Нымтак В. Воспоминания. Таллин, 1935 г. // Сборник «Оккультизм и йога». – № 25. – 1961.

Рейтблат А. И. Крыжановская Вера Ивановна // Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь / под ред. П. А. Николаев. – М.: 1994. – Т. 3: К – М.

Справочная книга С.-Петербургской купеческой управы. – СПб.: тип. С.-Петерб. градоначальства, 1901.

Харитонов Е. Первая леди научной фантастики // Библиография. – Выпуск 1. – Книжная палата, 1997.

Дом Шаффе
(1885 г., архитектор В. А. Кенель)
Большой пр. ВО, 17 / 5-я линия ВО, 16А

«Я не знаю еще, или по последней мере сомневаюсь, жив ли я или мертв. Я вижу, что Профессора Рихмана громом убило в тех же точно обстоятельствах, в которых я был в то же самое время.

Сего июля в 26-е число, в первом часу по полудни, поднялась громовая туча от норда [с севера]. Гром был нарочито силен, дождя ни капли. Выставленную громовую машину посмотрев, не видал я ни малого признака электрической силы. Однако, пока кушанье на стол ставили, дождался я нарочитых электрических из проволоки искор… Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я руку держал у железа, и искры трещали. Все от меня прочь побежали, и жена просила, чтобы я прочь шел.

Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне сказали, что шти [щи] простынут, а притом и электрическая сила почти перестала. Только я за столом посидел несколько минут, внезапно дверь отворил человек покойного Рихмана, весь в слезах и в страхе запыхавшись. Я думал, что его кто-нибудь на дороге бил, когда он ко мне был послан. Он чуть выговорил: “Профессора громом зашибло”. В самой возможной страсти, как сил было много, приехав увидел, что он лежит бездыханен»[85]85
  Ломоносов М. В. – Шувалову И. И., 26 июля 1753 г. // Ломоносов М. В. Соч. 1784, ч. I.


[Закрыть].

Именно сюда, на угол Большого проспекта и 5-й линии Васильевского острова, почти 270 лет назад, так и не доев свои остывшие щи, бросился сорокадвухлетний Михаил Ломоносов, узнав о трагедии, произошедшей с коллегой и другом.

Несчастным ученым, скоропостижно скончавшимся тем солнечным днем от удара шаровой молнии, был его одногодка, сорокадвухлетний профессор физики Академии наук и художеств Георг Рихман. Один из виднейших ученых страны, Рихман постоянно проводил опыты с электричеством. Императрица Елизавета Петровна даже выделила комнату во дворце, куда профессор приглашался для демонстрации наиболее впечатляющих экспериментов. Здесь же, в своем доме, ученый оборудовал небольшую лабораторию: на шкаф он поставил устройство для обнаружения электрической силы с железным прутом, опущенным в хрустальный стакан с медными опилками, а с крыши дома, сквозь сени, шла к пруту по потолку тонкая проволока. Сени были «шириною в четыре, а длиною на тринадцать шагов, и где на север находились двери, а к югу окно, которое отворено ли было или нет, о том заподлинно известить не можно» [86]86
  «Петербургскиеведомости», 3 августа 1753 г. // Лебедев В. И. Исторические опыты по физике. М., 1937.


[Закрыть].

Дома у Ломоносова была похожая громовая машина, и всего час назад два друга-профессора, жившие недалеко друг от друга (дом Ломоносова находился на 2-й линии В.О.), беседовали о науке и совместной работе. В обед они расстались, и оба бросились к своим устройствам, чтобы приметить надвигающийся гром, а сейчас счастливо избежавший смерти Михаил склонился над другом, стараясь возобновить в нем движение крови. Окруженный плачем безутешной супруги Рихмана, его свекрови и троих детей четырех, полутора лет и трех месяцев, а также толпой сбежавшегося народа, Ломоносов констатировал смерть: «Первый удар от привешенной линеи с ниткою пришел ему в голову, где красно-вишневое пятно видно на лбу, а вышла из него громовая электрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, а не прожжен. Мы старались движение крови в нем возобновить, затем что он еще был тепл, однако голова его повреждена, и больше нет надежды»[87]87
  Ломоносов М. В. – Шувалову И. И., 26 июля 1753 г. // Ломоносов М. В. Соч. 1784, ч. I.


[Закрыть].

Георг Рихман

Помощник Рихмана, мастер Соколов, упавший от удара наземь, но уцелевший, рассказал, что перед трагедией профессор проверил прибор. Он показывал, что опасность пока далеко. Ученый регулярно проводил такие опыты и спокойно стоял в тридцати сантиметрах от злополучного шкафа, как вдруг из прута вышел бледно-синий огненный клубок величиной с кулак и приземлился прямо на лбу Рихмана. Не издав ни звука, профессор рухнул на стоявший позади сундук.

Происшествие в доме Рихмана стало шокирующей сенсацией не только в России, но и в мире – русский профессор немецкого происхождения оказался одной из первых известных жертв опытов по исследованию атмосферного электричества.

Ломоносов, подчеркнувший, что его друг и коллега умер прекрасной смертью, исполняя свой профессиональный долг, и попросивший для вдовы Рихмана пожизненной пенсии, беспокоился, однако, что этот случай может быть истолкован против дальнейших исследований, и просил графа Шувалова «миловать науки». Тем не менее электрические опыты были временно запрещены.

Супруга Рихмана вышла замуж вторым браком, а дети его были приняты на обучение за казенный счет. Через тридцать лет одноэтажный дом профессора был снесен. На этом же углу появился трехэтажный каменный.

Век спустя после смерти Рихмана, в 1858 году, тридцатиоднолетняя домашняя учительница Эмилия Шаффе откроет здесь частную школу-пансион для четырех девочек.

Эмилия считала, что ее воспитанницы должны быть всесторонне образованы, поэтому первой в Петербурге ввела в своей школе курсы физики, алгебры и геометрии. Учебникам Шаффе предпочитала устный рассказ, большое внимание уделялось прогулкам и посещению музеев. Историю изучали в Эрмитаже, ботанику – в Ботаническом саду. Школа Шаффе с ее семейной атмосферой быстро обретет известность. На свои средства Эмилия отправит одну из учительниц в Германию перенимать опыт работы с малышами, и вскоре здесь появится один из первых в городе детских садов.

В это же время, в 1868 году, в другой части этого дома будут собираться художники – двадцатишестилетний Архип Куинджи, средств которого иногда хватало лишь на кипяток с черствым хлебом, приедет в который раз поступать в Академию художеств и поселится в дешевых меблированных комнатах Мазановой, расположенных при кухмистерской в этом доме. Двадцатичетырехлетний Репин и двадцатилетний Васнецов, навещавшие друга, проведут «у Мазанихи» не один вечер, до двух часов ночи споря об искусстве.

Школа Шаффе тем временем получит статус перворазрядного учебного заведения – для ее нужд теперь потребуется весь дом. Начнут перестраиваться внутренние помещения, возведутся пристройки.

В 1880-х Эмилия стала владелицей всего участка, а школа перестала быть частной, преобразовавшись в государственную гимназию. После смерти Шаффе, полвека возглавлявшей свою школу, ее приемный сын Лев Шпергазе, которого она усыновила после смерти его матери, руководившей здесь детским садом, построил рядом еще один четырехэтажный корпус.

Благодаря гимназии Эмилии Шаффе на месте трагической гибели профессора Рихмана от шаровой молнии вновь изучали электричество. Среди воспитанниц были дочери Дмитрия Менделеева, Леонтия Бенуа, историка Кареева, а среди преподавателей – будущий директор Петроградского политехнического института физик Скобельцын, известные историки Иван Гревс и Петр Фридолин. Сама Эмилия Павловна вела классы немецкого языка и Закон Божий лютеранской веры. Сейчас в корпусе по 5-й линии находится средняя общеобразовательная школа № 21 имени Эмилии Шаффе.

Литература

Василеостровский район / под ред. Кирикова Б. М. – СПб.:, Издательский Дом «Коло».

Пилосян М. К. К истории гимназии Э. П. Шаффе // RussianColonialStudies. – 1 (5). – 2020.

Гревс И. М. Долгая трудовая жизнь на пользу детей и учителей. (Памяти Э. П. Шаффе). – Русская школа, 1906. – № 5/6.

Бобынин В. В. Рихман, Георг-Вильгельм // Русский биографический словарь: в 25 томах. – СПб. – М., 1896–1918.

Лебедев В. И. Исторические опыты по физике. – М., 1937.

Ломоносов М. В. – Шувалову И. И., 26 июля 1753 г. // Ломоносов М. В. Соч. 1784, ч. I.

Меншуткин Б. Н. Ломоносов, Михаил Васильевич // Русский биографический словарь: в 25 т. – СПб. – М., 1896–1918.

Никитенко Г. Ю., Соболь В. Д. Дома и люди Васильевского острова. – М.: ЗАО «Центрполиграф», 2008.

Пашкова Т. И. Гимназии и реальные училища дореволюционного Петербурга. 1805–1917 гг. – СПб.: Серебряный век, 2015.