Текст книги "Потусторонним вход воспрещён"

Часть 2. Марго

Я боком протиснулась в прихожую, недовольно бормоча под нос. Шкаф подвинули слишком близко к двери, отчего она не открывалась до конца. Сначала я пропихнула вперед самокат, затем втянула за собой квадратную курьерскую сумку. Разуваясь в полумраке, подумала о несправедливости мира вообще и к подросткам вроде меня в частности. Но лучше уж так, чем отчитываться родителям за каждую купленную на их деньги вещь или поход в кино.

Я кинула ключи на тумбочку, засунула форменную куртку и пронзительно пахнущую едой сумку в шкаф и почувствовала, как требовательно свело желудок, намекая, что и мне бы пора перекусить, а не только кататься в обнимку с продуктами туда-сюда.

Пока я справлялась с униформой, из кармана что-то выпало и металлически звякнуло об пол. Старинный ключ! Я уже успела позабыть о нем. Нагнувшись, подобрала находку, повертела перед глазами так и эдак и, не зная, что с ней делать, бросила в выдвижной ящик – к ложке для обуви и запасным батарейкам для часов.

И лишь теперь огляделась.

Квартира выглядела сумрачной, пустынной и какой-то… нежилой. В воздухе еще чувствовался запах недавнего ремонта – дом сдали за пару месяцев до нашего приезда. А собственного запаха жилище пока не успело приобрести. Как и уюта, отличавшего бы типовую квартиру типового дома от всех прочих.

Утром ее заполняли мамин звонкий голос и наводимая ею суета. Папа бродил по комнатам, рассеянно собираясь на работу и отвечая на телефонные звонки и сообщения. Сейчас же в коридоре разносилось лишь ритмичное тиканье часов.

Я сбегала в ванную, протерла влажной тряпкой колеса самоката, закинула в комнату вещи.

Сестра обнаружилась в родительской спальне. Василиска танцевала возле зеркала, беззвучно подпевая незнакомой песне из музыкальной колонки. Дверца шкафа была приоткрыта, сестра выволокла наружу мамины костюмы и платья, нацепила ее летний сарафан и соломенную шляпу.

Я застала кривляния младшей в самой активной фазе. Дальше только прыжки по кровати и попытки накраситься маминой косметикой.

Заметив меня в отражении зеркала, Лиска ойкнула и обернулась.

– Собирайся, – сказала я. – Сегодня гуляешь со мной.

В кухне я подцепила со стойки для фруктов зеленое яблоко, обтерла его о штанину и с наслаждением впилась зубами в упругий сочный бочок.

Васька сидел на подоконнике, неподвижный и оттого похожий на садовую фигурку. На мои шаги он не обернулся, а продолжил наблюдение за птицами. Мне всегда казалось, что кот – самое спокойное и мудрое существо в доме.

– Шел бы лучше к своей тезке, проконтролировать одевание на прогулку.

Кот вяло мяукнул, будто отмахнулся. Рыжим осенним листом бесшумно соскользнул с подоконника. Я проследила за ним взглядом и увидела в дверном проеме Лиску.

Уже при параде. Только куртки с ботинками и не хватает.

Я фыркнула: умеет же быстро собираться, когда надо.

– Пойдем?

Сестра недоверчиво и требовательно смотрела на меня. Точно я обязана мгновенно все бросить и побежать, раз она, такая умница, успела приготовиться быстрее обычного.

– Теперь я буду есть. Я вообще-то с работы. – Мне захотелось потянуть время.

– А когда мы пойдем на речку? К чайкам.

– Какая это тебе «речка»? Ты видела, какая она огромная?

– Ну пойдем уже! – Лиска упрямо топнула ногой. – Ты обещала.

Я невозмутимо пожала плечами и демонстративно медленно откусила яблоко. Сестра насупилась:

– Я маме позвоню. И скажу, что ты специально меня дразнишь. И не хочешь никуда.

Ну, насчет «не хочешь» она недалеко ушла от истины.

– Не позвонишь. – Я хитро прищурилась, собираясь немного пошутить. – Я твой мобильник спрятала. Уберешься в комнате и позвонишь. Заодно расскажешь, какая Марго злая и заставляет тебя собирать раскиданные игрушки. Можешь приступать прямо сейчас.

Лиска надулась, но сдержала слезы. Убежала к себе.

Я усмехнулась, довольная методом воспитания. Доела яблоко, нарочно неторопливо полистала соцсети, проверяя сообщения. Друзья писали, что соскучились, и скидывали фотографии с прошедшей тусовки. Я глядела, как Серёга катает Карину в магазинной тележке, и меня грызла зависть.

Погасив экран и выбросив в мусорное ведро огрызок, я поднялась из-за стола и пошла к сестре. Из комнаты не доносилось ни звука. Может, правда прибирается? Я тогда сильно удивлюсь.

Я толкнула плечом дверь и вошла.

Игрушки валялись на полу, как и прежде. Но что-то изменилось. Зловещая пустота царила в детской. Балконная дверь была распахнута настежь, стекло отодвинуто. Ветер яростно трепал розовую занавеску. Та подпрыгивала и взметалась к потолку, потом снова безжизненно опадала, пока порывы не принимались терзать ее с новой силой.

По ногам скользнул холод. Сердце екнуло. Видимо, холодок непонятным образом пробрался и в него.

Зачем сестра открыла окно?

– Василиса, – негромко позвала я. Никто не ответил.

Может, она в ванной?

Я метнулась в коридор, заглянула во все укромные уголки, проверила шкаф, под кроватями и в спальне родителей.

– Василиса, если мы играем в прятки, то это не смешно! Выходи! Мы хотели пойти на набережную.

Никакого ответа.

Черт! Я снова рванула к окну. Перевесилась через подоконник наружу. В лицо ударил ветер. От высоты двадцати этажей закружилась голова. Нет, ну не могла она… Нет.

Чертыхаясь, я вылетела из квартиры. Проклиная медленный лифт, спустилась и выбежала из подъезда на задний двор, куда выходили Василискины окна.

За домом рос газон с низкими кустиками. Замирая, я осмотрела на нем каждую травинку. С трудом удержалась, чтобы не посмотреть под ветками кустов. Василиски не было…

Глухое отчаяние толкнулось в груди, заполонило легкие, оставив сковывающий тело вакуум. Не понимая, что происходит, я хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, но не могла дышать.

Мимо проходила женщина с продуктовыми пакетами.

– Извините, – цепенея от смущения и неловкости, произнесла я. – Вы случайно не видели здесь девочку? В серых вельветовых штанах и кофточке. Розовой.

Женщина неопределенно пожала плечами:

– Нет. Может, она на площадке?

Я снова припустила бегом. Детская площадка перед подъездами пустовала. Удивительно. Сейчас же каникулы! Куда подевались все дети?

Но мысль пронеслась на краю сознания, я не стала цепляться за нее. На смену отчаянию пришла почти невесомая надежда. Вдруг я где-то пропустила? Вдруг сестра действительно решила поиграть в прятки?

К счастью, лифт по-прежнему стоял на первом этаже, иначе бы я не выдержала ожидания. Квартира встречала распахнутыми объятиями – уходя, я совершенно забыла о двери. Я еще раз прошлась по комнатам. Звала, просила, извинялась, кричала, ругалась, что так шутят над близкими только бессердечные чудовища.

В конце концов меня настигло осознание: сестры дома нет. Взаправду нет. Я упала на диван в гостиной и беззвучно заплакала.

Что теперь делать?

* * *

Лампа над кухонным островком еле слышно стрекотала, как если бы в квартире завелся сверчок. Ее ярко-оранжевый свет падал на раскиданные по столешнице бумаги.

Моложавый оперуполномоченный Ряженый нелепо теребил усы и хмурился, с неохотой заполняя графы в отчетном листке. Он походил на поручика Ржевского из известных анекдотов и почему-то сразу мне не понравился. Его напарница – голенастая брюнетка с конским хвостом на затылке – осмотрела комнату Василиски, а после безучастно следила за опросом в кухне, периодически поглядывая на часы и поджимая губы.

Едва эти двое показались на пороге квартиры, слабенькая надежда, теплившаяся внутри меня, потухла окончательно.

– Почему ты уверена, что твоя сестра упала из окна? – скрывая усталость, проговорил суженый-ряженый.

Время подходило к восьми вечера. Через широкие окна в кухню заглядывали асфальтово-серые неуютные сумерки.

– Я не видела. Я сидела на кухне. А когда зашла в комнату, окно было распахнуто.

– И ты не заметила ничего подозрительного? Как она самостоятельно открывает дверь?

Голос шелестящий и ломкий, как старая бумага. И такой же сухой. Казенный.

– Нет. У нас замок заедает. Я бы услышала, как она уходит.

– Хорошо. Потом ты поняла, что сестры нет. Что ты сделала дальше?

– Я выглянула в окно, но… ничего не увидела там. Тогда я выбежала на улицу.

Повисла долгая пауза. Оперативник перестал писать и что-то соображал, уставившись в одну точку.

– Когда ты выходила, дверь была открыта или заперта изнутри на замок?

– Я не помню, – честно сказала я. Важно ли это теперь?

– Что вы имеете в виду? – насторожился папа.

Они с мамой во время разговора находились тут же, но в допросе не участвовали, даже не смотрели в мою сторону, замкнувшись в себе и своем горе. Без их внимания я чувствовала себя безнадежно потерянной и забытой.

Точно стена выросла – не пробить, не перескочить. Не докричаться.

Ряженый отложил бумаги:

– Я имею в виду, что если бы ребенок правда выпал из окна, то мы бы ее сейчас не искали.

При этих словах мама спрятала лицо в ладонях и беззвучно затряслась. Отец жестко посмотрел на полицейского.

– Пардоньте… не те выражения. Но. Логически ситуация вырисовывается такая: ваша старшая дочь пришла с работы, забыла закрыть дверь. Дети поссорились, и младшая, не дожидаясь сестры, отправилась на прогулку сама.

– Но вся ее обувь в коридоре, – запротестовал папа.

– В пылу обиды ребенок мог уйти и так, – подала голос инспектор по делам несовершеннолетних. Конский хвост подпрыгнул в такт движению головы. – «Назло маме уши застужу», знаете ли…

– Это какой-то бред. Почему тогда она говорит иначе?

Папа кивнул в мою сторону. Несмотря на раздраженный тон, я слышала в голосе отца облегчение. Если Василиса не выпала с балкона, у нас хотя бы есть шанс найти ее живой.

Но я была совершенно уверена, что сестра не выходила через дверь. И от жуткой, сверхъестественной уверенности холодели внутренности и становилось тяжело дышать.

– Потому что когда дети падают с верхних этажей, это смерть. Мгновенная, – отрезала инспекторша. – И мы не сидели бы сейчас здесь, а ехали в морг на опознание!

Мама коротко вздохнула и отчаянно взвыла. Папа, державший ее за плечи, точно тряпичную куклу, разжал руки и кинулся к шкафчику с лекарствами. Сильно запахло сердечными каплями.

Опер придвинул к маме табуретку. Мама бессильно опустилась. Когда папа подал ей стакан с водой, пальцы у нее дрожали.

– Что ты мне налил? Муть одна. – Она закашлялась и отпихнула стакан.

– Успокойтесь, мамочка. Найдем, – белозубо улыбнулся Ряженый.

Такому бы телекамеру или толпу зрителей, а не красоваться перед родителями пропавшей девочки. Вот гадина, а!

– Других ведь не нашли, – глухо произнесла я. На меня обернулись все присутствующие. Впервые за вечер. Опер опять помусолил усы, как мне показалось – с досадой. – Я видела ориентировки. Ведь их вы не нашли.

У мамы задрожали плечи.

«Уйди», – махнул папа, делая страшные глаза.

Я послушно вышла из кухни и толкнула плечом дверь Лискиной комнаты. Окно успели закрыть. Занавеска понуро болталась в углу. С пола на меня смотрели бесчисленные игрушки. В основном куклы: мягкие и пластиковые, с шарнирами и нарисованными глуповатыми лицами, в одежде и совершенно растрепанные.

Я наклонилась, сгребла их в кучу, принялась неторопливо и методично расставлять по местам: на полку в шкафу, на подоконник, на спинку дивана, возле цветочного горшка. Одну, вторую, третью… Как игра. Сделай все правильно, и Лиска вернется. Вернется. Вернется…

Закончив, я упала на диван, зарылась лицом в подушки. Комната звенела от тишины. Я слушала ее, прогоняя всякие мысли, пока безмолвие из звенящего пузыря где-то на границе сознания не разрослось и не заполнило пространство целиком, задавило барабанные перепонки, сплющило и скрыло прочие звуки.

Я не сразу услышала, что меня зовут.

Отец стоял на пороге. Строгий и какой-то осунувшийся, точно огромный гризли после зимней спячки. Очки перекосились на носу.

– Подойди к маме. Ей сейчас нужна поддержка.

– Пап, ты же понимаешь: я не виновата.

– Речь не о том.

– Но я не виновата! Ты мне веришь?

Он безмолвно смотрел на меня. Непроницаемый. Чужой. Не ответив, отец развернулся и ушел.

Сколько прошло времени, я не знала.

В следующий раз, когда я открыла глаза, в коридоре серой тенью застыла мама. Она цеплялась рукой за дверной косяк и выглядела бледной.

– Мам.

Она вздрогнула. Наверное, не ожидала найти меня здесь. Зачем она пришла?

– Мам, – шепотом. – Мам, я не виновата. Честно.

Тишина.

– Мам, я просто не хотела с ней идти. Она меня достала!

Гневный вопль сорвался с языка раньше, чем я успела подумать о словах. Мама зажала рот рукой и выбежала из комнаты, забыв закрыть дверь. Я слышала, как она рыдает в родительской спальне, надрывно, с судорожными всхлипами. До сих пор я не слышала звука ужаснее и горестнее, чем ее плач.

Я зажмурилась, сжалась калачиком на Лискиной кровати, представляя серое грозовое небо, укутавшее дома. И потерявшуюся девочку под его тяжестью.

Груз пережитого дня сдавил виски. Спасительное ничто надвинулось, сковало тело сонной неподвижностью. Я почувствовала, как проваливаюсь в пустоту.

Но сон не принес облегчения – только тревогу и страх. Мне снились люди в метро и теряющиеся поезда. А пассажиры в вагонах превращались в кукол.

Глава 3
Улица Лунных кошек

О том, что Петербург построен на костях, говорят еще со времен Петра Первого. Имеют в виду погибших рабочих. А на днях выяснилось, что и тротуары у нас попадаются буквально вымощенные надгробными плитами. Траурную находку обнаружили дорожники, разбирая для ремонта бордюры на Большой Конюшенной.

На некоторых плитах даже сохранились фрагменты имен и фамилий и даты жизни усопших. Так, одно из надгробий принадлежит некому Лаптеву, другое – урожденной Васильевой, предположительно купчихе. Родом все могильные плиты из девятнадцатого века.

Сколько еще сюрпризов хранят тротуары и стены города?

«Расширенный курс гипотетической истории», 528 стр., изд. «ГИИС print», 2021 г.,

карандашные заметки некоего Я. Д. на полях[10]10
  Читатель учебника цитирует в первых абзацах статью Алексея Мавлиева от 30 марта 2011 года для информационного портала Санкт-Петербурга. В той же статье сказано: «В 1924 году Петербург накрыло одно из крупнейших наводнений. Водой смыло из города все деревянные плашки, которым были выложены улицы. Советские власти нашли оригинальное применение надгробиям с кладбищ, закрытых через три года после трагедии. В угоду индустриализации мостовые выложили могильным гранитом. И дороги обновили, и новые пространства расчистили. Сколько всего улиц подверглось траурной облицовке, даже историки только могут предполагать».


[Закрыть]

Димон скинул адрес ближе к вечеру. К геоданным прилагалось краткое сообщение:

Жду в семь.

Какое странное расположение у твоей магической конторы. Ничего не перепутал? – напечатал я, но приятель уже вышел из сети.

Уходя с работы, я прикинул маршрут по навигатору. Тридцать минут. Как раз успеваю. С неба накрапывал мелкий дождик. Такая затяжная печальная морось в городе никого не удивляла, но я пощупал сумку и понял, что забыл зонтик дома. Вот точно не мой день!

Припоминая жуткий случай в метро, я вызвал такси. К тому моменту как желтая машина подъехала к дверям ресторана, тучи сгустились уже не на шутку. Радуясь, что все-таки не промокну, я запрыгнул на переднее сидение.

Со Среднего проспекта мы выехали на набережную, миновали широкий мост и оказались на Петроградке. Я наблюдал, как в дождевой завесе за окном степенно проплывают желтовато-серые стены домов. Таксист попался на удивление неразговорчивый.

Мы свернули налево и долго ехали прямо, пока кварталы не сменил редкий парк, и вот уже впереди показался мост на остров.

У подъема стояли два розовых гранитных обелиска с бронзовыми звездами и венчиками. За коваными перилами набережной плескалась чугунно-серая река. Вдалеке не разобрать было, где небо сливается с полосой воды.

– Куда дальше? – спросил водитель.

Садясь в машину, я постеснялся и назвал местом назначения просто «Каменный остров». Я сверился с картой:

– Сразу после съезда.

В адресе, отправленном Димоном, значилось: «Улица Лунных кошек, между домами 77 и 3». Странно…

Цель поездки находилась сразу за мостом. Возле двухэтажного домика с полуколоннами, узкими окнами и аж целыми шестью трубами на крыше я расплатился и вышел, оставив таксиста в недоумении. Подумает еще, что очередной параноик скрывает свой адрес.

Сразу за приземистым домом стояло кирпичное неприветливое здание общежития морского колледжа. Несколько окон первого этажа закрывали листы фанеры. Дом семьдесят семь и три соответственно. Синяя табличка с названием улицы – «Лунных кошек»[11]11
  Улица Лунных кошек – стихийно возникший в 2007 году арт-объект в безымянном переулке на Каменном острове. Неизвестный художник написал на стене дома № 3 фразу: «Улица Лунных кошек». Позже улица обзавелась «официальной» синей табличкой. На картах обозначена как достопримечательность, но реальной улицы с таким названием в городе не существует.


[Закрыть] – прилагалась.

Между строениями пролегала узкая асфальтированная дорожка. Я в задумчивости прошелся по ней. Со стороны общежития выпирал из стены электрический щиток с криво торчащими кабелями. Со стороны же неизвестного домика не было ничего. Лишь гладкая розовая штукатурка с кое-где отколотыми кусками.

Я вытащил из кармана телефон, посмотрел на время. Ровно семь вечера. Может, Димон все-таки перепутал?

В пустынном сумрачном дворе за домами гулял ветер. Возле общежития росли клены, их ветви шумели в предчувствии грозы. Серая кошка сидела у подъезда и вылизывала лапу. Под козырьком горела желтая лампочка. Дверь была закрыта. Табличка рядом с ней вежливо предупреждала, что вход только для студентов.

Никаких тебе мистических организаций.

Осмотревшись, я вернулся к исходной точке между домами. Открыл чат, перечитал сообщение от Димона. Попробовал позвонить, но абонент оказался временно недоступен.

Наверное, очередной его прикол, и не стоило сюда тащиться. Я развернулся в сторону набережной, чтобы уйти, но остановился, внезапно заметив мерцающий фиолетовый свет.

На стене со щитком висела неоновая мигающая вывеска: «Мастерская магического моделирования. Подберем выкройку судьбы на любой вкус!».

Фиолетовые лампочки ритмично вспыхивали, завораживая.

«Три „М“», – мелькнула в голове мысль.

К двери из темного дерева и с резной круглой ручкой вели несколько ступеней.

На секунду я поколебался, но потом заключил логически: у места, связанного с магией, и спецэффекты должны быть соответствующие. Наверное, прием по записи здесь тоже устраивают с расчетом успеть подготовиться.

За дверью оказалась маленькая, даже тесная, комната без окон. Стены пестрели от невообразимого количества плакатов с изображением рун, незнакомых символов, волшебных линий ладони и карт движения планет. На полках стояли хрустальные гадальные шары и ненастоящие черепа, прозрачные цветные кристаллы, тяжелые мраморные ступки, пучки засушенной полыни и свечи.

У боковой стены я заметил деревянную конторку. На ней покачивался золотистый планетарный маятник. Рядом восседала пластиковая кукла размером с трехлетнего ребенка. Глаза у нее были закрыты, руки опущены по бокам, подол платья терялся на полу, полностью скрывая под собой стул, на котором расположилась игрушка.

На груди у куклы покоилась картонная табличка: «Пожалуйста, не обижайте администратора. Он не сможет Вам ответить».

Кто-то зачеркнул маркером «не» в последней фразе, и теперь выходило зловещее предупреждение.

Рядом стояла еще одна табличка: «По вопросам продажи кукол обращаться к продавцу!».

Исчерпывающий ответ…

– Вечно эти администраторы валяют дурака! – донеслось сзади. – Стоит только на секундочку отвернуться, как вот – снова спит!

Я обернулся.

Передо мной откуда ни возьмись возник высокий худощавый блондин. На нем было нечто похожее на широкую треугольную накидку, расшитую золотым узором из звезд, открытых глаз и пылающих солнц. Накидка колыхалась при каждом движении. Солнцезащитные очки с широкими стеклами скрывали половину лица.

Одним стремительным прыжком блондин подскочил к кукле-администратору и с нажимом крутанул ключ у нее в спине. Послышался скрежет шестеренок, но ничего не произошло.

– Балда! – выдохнул парень, с досадой стукнул куклу по голове и обернулся ко мне. – Рад приветствовать вас в нашем заведении! Добро пожаловать! С каким пожеланием вы к нам зашли?

Он схватил мою руку и самозабвенно затряс. Голос его источал сладкую доброжелательность, хотя лицо оставалось неподвижно-серьезным. Такое странное несоответствие неприятно царапнуло изнутри.

– Меня тут должен ждать друг. Признаться, это его идея…

– Замечательно! – радостно всплеснул руками парень, отчего рукава цветастой хламиды подпрыгнули. Разыскивая что-то взглядом, он завертелся на месте, точно сам был заводной куклой. Потом махнул на диванчик, притаившийся под картой звездного неба с созвездиями: – Вот сюда, пожалуйста! Нужно немного подождать.

Я с сомнением взглянул на толстый низкий диван. Сядешь на такой, провалишься в мягкие объятия, и подниматься не захочется.

– А он сам не приходил? – оборачиваясь, наконец спросил я и замолчал.

Комната была пуста.

Когда улизнул блондин? И еще так бесшумно.

На всякий случай я похлопал себя по карманам, проверяя наличие телефона и кошелька. Мало ли что эти актеры еще умеют.

Где-то тикали часы. Я огляделся, но стены так пестрели плакатами, что сосредоточиться на них дольше пяти секунд не получалось. От нечего делать я пошел вдоль полок, рассматривая чудаковатые «магические» атрибуты, бывшие, несомненно, жуткой дешевкой. Полки кончились, я провел по стене рукой, касаясь стыков между листами. Неожиданно пальцы нащупали щель.

Замаскированная и совершенно слившаяся с рисунками дверца бесшумно подалась внутрь, обнажая за декорациями светлый безлюдный коридор. Мигали на потолке забранные металлической сеткой лампы дневного света. Пластиковая панель на стене отражала белесые блики. «Доска информации». В кармашках прятались белые листы и толстая книга «Правила проживания в заведении».

От резкой смены обстановки сделалось смешно и неловко.

Умно – устроить розыгрыш в общежитии. Оставалось только найти приятеля и всыпать ему за глупые шутки.

Я толкнул ближайшую дверь. Комната за ней походила на театральную мастерскую. В углу стоял стол с головастой лампой на кривой «ноге». Среди вороха ткани валялась растрепанная кукла.

На стене сверху было прибито деревянное полотно с полочками и креплениями для инструментов. Там висели и лежали странные формы, колодки и приборы для вживления шарниров, рядами тянулись мастерки и резцы по дереву. Тонкие золотистые спицы торчали из фарфорового стакана. На бархатной подушечке матово блестели под лампой стеклянные кукольные глаза на проволочных стебельках.

Остальные стены покрывали рисунки. Бесчисленные альбомные листы заполняли свободное пространство, лепились и наползали друг на друга, почти как в приемной с конторкой и заводным администратором. Страницы содержали чертежи будущих кукол: рассеченных на части, препарированных и вскрытых, с яростно заштрихованными черным карандашом лицами.

Других источников света в мастерской не обнаружилось, не было даже окон, оттого единственный яркий угол с порога приковывал взгляд. И я сам, и сотни нарисованных кукол с набросков казались мне наблюдателями, с трепетом следящими за работой мастера. Однако место за столом пустовало. Я попятился в коридор.

Следующее помещение походило на склад. На стеллажах, выстроившихся по бокам от входа, россыпью лежали пластиковые руки, ноги, туловища и безволосые головы. Иногда среди «запчастей» попадались подвешенные к балкам куклы – худые и изможденные, как высушенные мумии. И до ужаса реалистичные. Глаза навыкате излучали тоскливую безнадегу.

«Зеркало души», – вспомнил я.

Длинные проволочные ресницы бросали на щеки косые тени. Сероватая кожа шелушилась, точно сделанная из пергамента.

Прямоугольное отверстие в дальней стене загораживала фанера. «Прям как в окнах общежития», – подумал я. На ней мелом изобразили женщину с огромными миндалевидными глазами. В полупрозрачных голубоватых белках застыли золотые рыбки.

Под забитым окном стоял витой столик. За ним сидели еще две куклы: тонкий маленький мальчик и сухонькая девочка в платье невесты. И сатин платья, и впалые щеки игрушечной новобрачной отливали неживой синевой. Широко распахнутые глаза мальчика завороженно смотрели на подругу. Темно-бордовый галстук был засунут ему в рот. Нижняя челюсть неестественно широко отставала от верхней.

На столе перед ними покоился могильный венок. Пыльные, будто присыпанные землей цветы создавали атмосферу тоскливой мрачности.

Что значат все эти комнаты? Кто стащил сюда кукол, сделал мастерскую в жилом доме? И зачем?

Я на цыпочках вышел. Из следующего помещения раздавались ритмичные щелчки, стук и глухие удары. Шум издавали вращающиеся барабаны стиральных машин. За дверцами-иллюминаторами мелькало разноцветное тряпье. Гулкое дребезжание вибрацией разносилось по полу.

Машинки стояли друг на друге в три ряда, верхний упирался почти в самый потолок. Наверное, забирались туда по лестнице. Я притворил дверь и повернулся к ней спиной. Уверенность, что я нахожусь в обычном общежитии, таяла на глазах.

– Хранители – это типа люди, которые живут на границе с Потусторонним. А Институт – их особое ведомство. Понапридумывали, блин…

– Зачем они нужны?

– Для контроля. Думают, раз загнали Духов под землю, то все. А они – хоп! – и в личинку.

– Она открывается с помощью ключей?

– Типа того. Только нужно спрятать живую душу.

Из-за стены напротив раздавались голоса. Полная неразбериха.

– Ты, Темников, конечно, гений-все-дела, но я не понимаю, как можно ключом запереть то, что даже на руке не взвесить!

– Вырастешь – узнаешь.

– Куда уж расти-то?

Слова звучали неловко, механически, как если бы говорившие не знали языка, а просто повторяли заученные фразы наизусть.

Механически…

Души. Дети… Люди в метро смахивали на манекены, заводных кукол.

Я рванул навстречу с полной уверенностью, что снова увижу их. В тот момент я не понимал еще, что буду делать, но отчаянное желание застать говоривших врасплох перевесило растерянность.

Дверь открылась.

Я стоял на пороге, по всей видимости, общежитской кухни. Пол устилали квадратики выцветшего пестрого ламината. Вдоль правой стены тянулись ржавые рукомойники, слева выстроились пять или шесть плит. Возле одной замерли двое студентов – чем-то неуловимо похожие между собой рыжеволосый парень и девушка. На конфорке перед ними грелась большая кастрюля, из которой торчала поварешка.

Студенты внимательно наблюдали за ней, как будто чего-то ждали, но на скрип петель синхронно обернулись.

– Кого потерял? – спросила девушка.

Фигура ее походила на волну: дугообразная ссутуленная спина и выдающийся вперед плоский живот. Лицо пестрело крупными веснушками – даже издалека их рисунок проступал очень четко. Девушка зевнула, сделавшись похожей на выгибающуюся кошку, и облизнула губы. Глаза ее бесстыдно горели.

– Где здесь этот, в мантии? – Я изобразил одеяние торговца.

– Мастер кукол в конце коридора. Следующая дверь, – лениво махнул рукой парень и отвернулся.

Я порывисто отступил, собираясь идти, но в последний момент передумал и спросил еще:

– А Димон?

– Там же, Ваше Сиятельство, – ничуть не удивившись, проговорил студент.

Девушка сдавленно хихикнула.

– Спасибо.

Теперь я точно знал, что меня разыгрывают. Причем с самого утра.

Я прошел назад через дверь и застыл…

Коридора не было. Был узкий земляной проход с низким стесанным потолком. Пахло плесенью. Я выпрямился и уперся затылком в сырую почву. Обернулся.

Вход на кухню исчез. На его месте торчали из стены корявые корни. От них убегала вперед тусклая нить красных лампочек, похожих на те, которыми обозначают места дорожных работ. От ближайшего огонька к следующему тянулся тонкий проводок. Конец цепочки терялся в густом кофейном сумраке. Я пошел на ощупь, держась за провод, словно за нить Ариадны.

Шагов через двадцать я почувствовал, что потолок опустился ниже. Еще через десяток пришлось сгорбиться. Я двигался почти на ощупь, ловя красное свечение фонариков и неудобно выкручивая голову в попытках разглядеть хоть что-то впереди. Каждый шаг отдавался холодком, и внутренности испуганно сжимались в предчувствии того же жуткого вибрирующего воя, который сотрясал вагон метро.

Я уже понял, что иду по какому-то подземному тоннелю, проеденному под городом огромным ртом. Засечки на стенах походили на отпечатки зубов. Мне не хотелось думать, кем могло быть существо, проложившее его.

Нить огоньков внезапно оборвалась. Я с удивлением заметил, что стою возле еще одной двери: деревянной, с резным узором, состоящим сплошь из острых углов. Согнувшись, я пошарил в поисках ручки, навалился всем весом. С пронзительным скрипом створка подалась вперед.

Описав широкую дугу вместе с ней, я вывалился в неожиданно светлую комнату. За конторкой спиной ко мне стоял уже знакомый торговец.

Я был в той же приемной, куда попал, поддавшись миганию вывески на улице Лунных кошек. Или не в той, а всего лишь похожей?

Под потолком покачивались бумажные китайские светильники. Стены украшали тканевые драпировки густых винных и баклажановых оттенков. Вместо пухлого дивана по правой стене тянулся стеллаж, уставленный заводными игрушками. Оскаленные деревянные медведи по очереди ударяли молоточками по деревянной же наковальне. Раскрашенная обезьяна лезла по металлической спице за бананом и, не достав, падала обратно. Крутилась резная карусель. Отовсюду доносились, переплетаясь друг с другом, задорные мелодии.

В клетке над конторкой возилось мелкое существо: тонколапый мохнатый зверек с треугольной мордой. Не то истощенный лемур, не то насекомое с пушистыми суставчатыми конечностями. Недобрые глаза остановились на мне. Существо напряженно замерло.

– Можешь сказать Димону, что розыгрыш отлично удался, – бросил я в спину торговцу, с удивлением обнаруживая в голосе дрожь. – Правда, не знаю, как вам удалось провернуть такое в студенческом общежитии, но за декорации отдельный респект. Особенно за коридор. В нашем театре такого нет.

Сухие щелчки разносились по комнате, словно бряцали деревянными счетами. Дзеньк-дзеньк-дзеньк. Блондин поднял голову. Расписанная звездами хламида шелохнулась. Вместо чудаковатого парня на меня смотрело абсолютно гладкое пластиковое лицо манекена. Белые глаза выразительно мигнули. Кукла дернулась, сделала шаг навстречу. Нерешительно, точно боясь передумать или поторопиться.

Сердце дрогнуло и пропустило удар, а потом разразилось частой дробью. Я сглотнул, чувствуя, как пересыхает в горле. Отступил к стене.

– Ты… прошел сюда… а значит… справился… с испытанием. – Голос доносился откуда-то из нутра куклы. Приглушенный и скрипучий. Казалось, под широкой одеждой спрятан магнитофон.

– Несложно найти кого-то в общаге.

Я снова тяжело сглотнул. Лопатки коснулись полок стеллажа. Отступать дальше было некуда.

– Черная вода… под землей… где камень… – прохрипел репродуктор. – Торопись…

– Достаточно, – раздался властный голос. Из-за тканого полога в комнату шагнул растрепанный блондин в темных очках. Я удивленно воззрился на две одинаковые с виду звездные накидки. – В чужом незнании сила того, кто все знает.

Парень с силой крутанул в спине манекена ключ, тот обмяк и медленно сполз по стене, став похожим на обычную, неживую куклу.

– Мы с ним как братья-близнецы, но иногда он несет сущую чушь. – Блондин улыбнулся, и опять улыбка вышла какая-то кособокая.

– Кто ты?

– Ты пришел сюда, значит, хотел найти Мастера магических кукол. Модельера судеб. Великого Духа, в конце концов. Имя не имеет значения. Но раз мы здесь, разговор другой. Какой вопрос интересует Хранителя?