Текст книги "Потусторонним вход воспрещён"

За столом, совершенно незаметный среди белоснежно-блестяще-кафельной обстановки, сидел вчерашний лаборант. Услышав голоса в коридоре, он развернулся к нам всем корпусом вместе со стулом.

– О, девочка-курьер! – искренне удивился он, глядя на меня. – Вы зачем ее с собой притащили, признавайтесь!

Светлые волосы неряшливо торчали в разные стороны, озорной блеск светился в глазах.

– О, любитель суши, – не осталась в долгу я.

С противоположного конца стола фыркнули. Я подняла голову и только теперь заметила девушку в вишневом фланелевом платье. Темно-каштановые волосы были собраны на затылке в высокий блестящий хвост. Лабораторный халат накинут на плечи.

Двумя ладонями девушка нежно обнимала чашку с изображением котенка, от которой поднимался едва различимый чайный пар. За спиной ее громоздился массивный вытяжной шкаф с прозрачным окном, за которым торчали вентили газовых горелок. Нечто подобное – правда, неработающее – было в нашем школьном кабинете химии.

– Скорее, любитель воды. Причем обычной, речной.

Парень с досадой махнул на нее рукой, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но увидел за спинами трио Васю и окончательно растерялся.

– Рассказывайте, что стряслось и кто эти люди с вами. Не зря же вы провозились дольше, чем я ожидал.

Медина выдержала эффектную паузу, затем прошла к столу и бросила перед лаборантом раскрытый блокнот:

– Спешу сказать, Леонид: ваша теория оказалась пшиком. Никого мы там не нашли.

– Зато на обратном пути шарахнуло, – вставил Володя. – Медь почувствовала зов.

– Знаешь, у меня ведь к этому талант, – произнесла девушка и заскребла поясницу сквозь кофту. – Это точно тебя заинтересует.

Медь поставила сверху на блокнот баночку с невесомой серой трухой:

– Узнаёшь? Теперь какая-то потусторонняя дрянь охотится на людей.

– Покажи, где взяли, – велел лаборант. – А эти? – кивок на нас с Васей.

– Были на месте и каким-то лешим обнаружили нас, пока мы находились под пологом невидимости.

Лёня несдержанно присвистнул.

– Судя по всему, мы не ваши Потусторонние, – хмыкнула я, покосившись на Володю.

– А еще девчонка что-то знает о плесени, – весомо добавила Медина.

– Давайте по порядку.

Парень отодвинул стул, убрал со стола пустую чашку. Ребята обступили его. Я протиснулась между Артуром и Володей.

То, что издалека я приняла за свисающую до пола клеенку, оказалось огромной картой города с точно прорисованными улицами, парками и даже некоторыми отдельными домами.

Мне вспомнились военные фильмы, в которых частенько показывали кадры собраний в штабе. Я присмотрелась: кое-где на переплетении улиц стояли отметки. Желтым кружком обведен дом на Петроградской стороне. Зеленый прямоугольник – здание южнее Летнего сада. Синий ромб ниже – дом возле набережной Фонтанки. Буква «Р» рядом. Еще одна метка – на нашем острове: красный квадрат и рисунок башни возле него. Жирная черная точка совсем недалеко – лаборатория, ее я узнала по схематичному изображению храма рядом. Практически у самой Гавани, за пару кварталов от нашего дома, – еще точка. И еще. В этой части карты черные маркерные линии перечеркивали друг друга. Поверх них шла частая штриховка карандашом.

– Выброс энергии случился здесь, в кафе на нашей линии. А вот тут разлом. – Медина ткнула пальцем в толстую голубую ленту реки.

– Сильно? – обеспокоенно уточнил Лёня.

– Едва держался.

– Ты заделала?

– Обижаешь, – фыркнула Медина, но тут же подобралась. – Но долго ли продержится, все равно не знаю. Оба случая, несомненно, связаны с метро. Иначе я не могу объяснить. Кстати, тебе еще подарочек.

Девушка извлекла из кармана плаща крошечный пузырек, наполненный водой, и поставила в центр стола. Внутри прозрачной жидкости колыхались едва различимые черные частички тьмы. Я невольно потянула руку.

– Не трогать! Может быть опасно. Что еще? – обратился лаборант к трио.

– Это линия метро? – неожиданно выступил Василий, тыча пальцем в зеленую тонкую линию, пересекавшую полотно между станциями «Василеостровская» и «Гостиный двор». Кривоватая дуга проходила поперек реки и дальше, через весь остров, делая резкий поворот возле старого кладбища, похожего на зеленоватую проплешину в тесно облепивших его жилых районах.

– Самая точная, – не без хвастовства ответил Лёня. – Как тоннель проложен, никаких погрешностей.

Вася поднял голову, внимательно посмотрел на Володю, Артура и Медину:

– Я ехал вчера по тому тоннелю. Поезд затормозил в перегоне. Потом человеку стало плохо. Почти как сегодня. Он был весь в какой-то хищной ползучей плесени. Потом погас свет, я увидел платформу и потоки воды. И их. – Кивок на озадаченно замершее трио. – Затем свет погас, а когда мы подъехали к «Василеостровской», все снова стало нормальным. И плесени не было.

– Только в метро мы были сегодня, а не вчера, – сказала Медина.

– И человеку стало плохо тоже только сегодня, – добавил Артур.

– Это единственное видение? – Лёня не сводил с Васи пытливого взгляда.

– Думаю, нет. Хотя второе сложно назвать видением.

И Вася пересказал им уже знакомую мне историю с визитом к магу-колдуну и зачарованным общежитием.

– Потусторонние? – Лёня вскинул глаза на притихших Медину, Володю и Артура.

– Похоже на то, – неохотно призналась девушка. – Шутки в их стиле. Только зачем им куклы, не представляю.

– Куда ты вышел из приемной? – это снова к Василию.

– В дверь. Точнее, так я думал. Теперь не уверен.

– А подвал находился…

– …Тут. – Вася ткнул пальцем в карту через улицу от лаборатории.

Жестом фокусника Лёня извлек из кармана выпуклую лупу и занес ее над указанным местом.

– Через стену двор Духов, – вполголоса отметил Володя, вглядываясь в рисунок дома.

Изображение смахивало на калач: в середине здания двумя дырками выделялись скошенные квадратные дворы с арками, ведущими на улицу.

– Чей двор? – переспросила я.

– По известной городской легенде, это закрытый внутренний двор, исполняющий желания.[15]15
  Двор Духов – внутренний двор бывшего купеческого доходного дома на 4-й линии Васильевского острова. По известной городской легенде, в тесном дворе обитают духи, исполняющие желание всякого, кому удастся к ним попасть. Пройти во двор можно только через парадную дверь дома, запертую на магнитный замок. Еще одно поверье гласит, что перед некоторыми счастливчиками дверь распахивается сама. Желание такого человека, загаданное во дворе Духов, непременно сбудется в кратчайшие сроки.


[Закрыть]

Медина хохотнула:

– Духи? Исполняют желания? Расскажу Потусторонним при случае. Пусть посмеются.

– Покажи еще раз, где располагалось то общежитие?

Под внимательным взглядом Лёни Вася ткнул куда-то в край карты:

– Сразу за мостом. Между домом семьдесят семь и три. Напротив, через реку, Лопухинский сад.

– Проверим, – он кивнул. Черная отметина легла на бумагу. – Ребят, займетесь?

Володя насупился:

– Мы еще за метро не отчитались.

Лёня радостно хлопнул в ладоши:

– Вам как раз от «Грифоньего дома» будет недалеко. Передайте Великорецкому, что это важно. Не сможете сами, так пусть кого-то другого пошлют.

– Раскомандовался, – протянула Медина. Впрочем, без особого недовольства.

– Ребята остаются с вами? – с беспокойством подал голос Артур.

Мне сделалось боязно. По спине прошла волна щекотливых мурашек. Оставаться? Происходящее напоминало одновременно спектакль и телевизионное шоу о необъяснимых явлениях большого города – смесь мистики и нездоровой конспирологии.

Но неразрешенные вопросы жгли изнутри. Я надеялась найти разгадку немыслимым случайностям последних дней.

– Лида, что скажешь?

Девушка, сидящая возле шкафа, впервые за весь разговор шевельнулась и посмотрела на лаборанта. Затем на нас с Васей. И снова на коллегу.

– Они не врут.

– Ну и славно. Хоть одной проблемой меньше.

Лёня поднялся, хрустнул пальцами. Медина деловито собирала волосы в хвост. Неприметный Артур молчал. В ярком свете лабораторных ламп его глаза выглядели теперь совершенно обычными. Может, в кафе мне просто показалось?

Я ничего не понимала.

– Зеркало нашли? – отводя лаборанта в сторону, тихо спросил Володя.

– Что ты меня-то спрашиваешь? Как будто я его искал! У меня и без него работы хватает, – вспыхнул Лёня, но быстро остыл. – Не нашли.

– А Ярик? – уже тише.

– Он после той ночи сам не свой. Даже Маргарита тревожится. Не понимает, что с ним. А ты знаешь Маргариту…

Володя промолчал. Не говоря больше ни слова, они с Мединой и Артуром вышли в коридор. До меня донесся гулкий звук захлопнувшейся входной двери.

В неожиданно опустевшей комнате остались мы вчетвером.

– При чем тут Русский музей? – прервал молчание Вася, указывая на ярко-зеленый прямоугольник посреди карты.

Лаборант вопросительно вскинул глаза на Лиду, но девушка спокойно кивнула.

– Его директор, Глеб Борисович Гусев, один из Хранителей города.

– Бывший, – заметила Лида.

– Да, бывший Хранитель, насколько это возможно. Он уже много лет не интересовался общими делами. Кажется, на все, кроме искусства, ему теперь плевать.

Василий задумался:

– Гусев тоже говорил мне про Хранителей.

– Кто такие Хранители? – спросила я.

– Те, кому известно даже больше нас. Хотя они просто люди. Но, пока Лида меня не поправила, скажу, что свое знание и свое бремя они несут заслуженно.

– Глеб Борисович упоминал род Хранителей, – поделился Вася. – А потом сказал такую странную фразу: «Реши насчет своего места в жизни, пока все картины не умерли». В общем-то, мы с ним встречались как раз по поводу грибковой болезни на многих полотнах в музее. Я отучился на реставратора.

– Гусев темнит, – сказала Лида, глядя на Лёню. – Сначала отказывается сотрудничать с Институтом, а сам тем временем ищет себе замену.

– Старый интриган.

– Мне только интересно, почему он? – кивнула девушка.

– Хотелось бы знать. – Василий пожал плечами.

– Выясним, – отрезал Лёня. – Сейчас есть дела поважнее.

– Пропавшие дети? – встрепенулась я.

Если полчаса назад после разговора с Васей я могла сказать, что нахожу закономерности в случаях со мной и с ним, то теперь в голове все перемешалось. Мысли сбились в кучу.

– Мне нужно кое-что вам показать, – сказал Лёня. – Подождите минуту.

Он порывисто развернулся и скрылся в двери. Еще не осознавая, что собираюсь делать, я сорвалась с места и под неодобрительный взгляд Лиды выбежала следом.

В темном коридоре я чуть не влетела Лёне в спину. Он обернулся, замер, занеся руку над колышущимся тканевым пологом. За ним была комната, где светила красная лампа и стояли клетки со зверьками.

– Ты со мной?

Я увидела в полумраке, как недоуменно изогнулась его правая бровь.

– Если можно.

– Ну, вперед.

Я нерешительно просочилась в комнату за лаборантом. При звуке шагов возня и шебуршание в клетках прекратились. Множество пар бусиничных глаз уставились на нас в настороженном внимании. Лёня подхватил клетку размером с небольшой аквариум. Зверек внутри завозился, вытянул сквозь прутья лапу и угрожающе затряс ею в воздухе. Не обращая внимания на его метания, Лёня развернулся к выходу. Я заслонила проход.

– В чем дело? – негромко и очень ровно спросил он.

В свете ламп лицо парня выглядело красновато-румяным, как от загара. Длинные тени очертили скулы, выделив острый подбородок с едва заметным пушком и выразительные линии бровей.

– Помогите мне, – прошептала я. – Моя сестренка пропала. Точнее, ее украли. Я уверена…

Лаборант медленно моргал, неотрывно глядя на меня. Грудь под вишневым свитером мерно вздымалась и опадала. На бесстрастном лице сложно было прочитать, о чем именно он думал. Но он решал.

Я внезапно догадалась, что Лёня выглядит моложе своих лет, хотя наверняка старше и Василия, и тех ребят. Опыт спокойной силой читался во взгляде, в мягкой уверенности движений, интонациях.

– Разберемся, – наконец сказал Лёня и, осторожно взяв меня за локоть, обошел и двинулся обратно в лабораторию. Я поспешила за ним.

– Это котеуглы, низшие существа, жители сумеречного города прошлого. Потусторонний рембрандтского типа. – Лёня поставил клетку со зверьком на лабораторный стол, зафиксировал металлическими креплениями дно. Зверек беспокойно заерзал, взгляд крошечных красных глазок метался от нас с Василием на лаборанта. – Угловатые твари, поедающие мышей. В общем, отсюда и название. Водятся в мусоропроводах домов и старых канализациях. Пока север города еще не так плотно застраивали, обитали там.

– Зачем они вам? – спросил Вася.

– Эксперименты с биоэлектричеством. Скажем так: альтернативные источники энергии. Но не суть. – Лёня оперся ладонями о стол, развернулся к нам. – Сейчас будет небольшой экскурс в историю. Что мы знаем об основании города? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Была болотистая глухая пустошь, труднопроходимая, не заселенная людьми. Затем пришел царь Пётр и заложил крепость на Заячьем острове.[16]16
  По преданию, первый камень, положивший начало строительству нового города на Неве, был собственноручно заложен Петром Первым на Заячьем острове (где ныне находится Петропавловская крепость) 27 мая 1703 года. Согласно другим версиям, Пётр в те дни был в разъездах и никак не мог находиться на острове.


[Закрыть] Так?

– Наверное, – сказала я. – В учебниках по истории это и пишут.

Лёня удовлетворенно кивнул. Как лектор, довольный неправильным ответом студента, попавшегося на его уловку.

– Во всяком случае, именно эта теория разлетелась как горячие пирожки. В то же время нам известны конкретные народы, населявшие земли Приневья и Приладожья тысячу лет. Об этом еще Шарымов[17]17
  Александр Матвеевич Шарымов (1936–2003) – филолог, журналист, автор исследований о предыстории Санкт-Петербурга.


[Закрыть] писал. Водь, нудь, суомские и ижорские племена. Викинги, оседавшие вдоль торговых путей. Жизнь кипела. В том числе тайная жизнь. Тонкие миры существовали бок о бок с нашим. Духи, неведомые создания. До сих пор на месте бывших поселений вдоль реки находят языческие капища и жертвенники. Взгляните, насколько обширные территории были задействованы. – Лёня махнул рукой.

За его спиной, на дальней стене, висела репродукция старинной карты: зеленоватая суша, ближе к воде раскрошенная на крупные острова. Зубья леса вдавались в нее неохотно, образуя кривую «расческу». Штриховка обозначала болота. Широкий рубец реки в левом углу карты был уродливее и шире нынешней Невы.

– Вопрос: откуда взялся слух о «гиблых пустынных землях»? И тут же вторая нестыковка. Если пройтись по историческому центру Санкт-Петербурга, можно заметить, что у многих домов есть так называемый цокольный этаж. Наверное, со временем подземные воды размывали почву, и здания потихоньку «проваливались». Так объясняют официально.

– Культурный слой, – перебил Вася.

– Возможно. Я не списываю роль наводнений, как, например, в тысяча восемьсот двадцать четвертом. Страсть, что тогда творилось, если верить картинам художников. Возможно, где-то и намыло лишний слой грунта. Но как тогда объяснить чертежи Зимнего дворца и многих других архитектурных сооружений того времени? – Лёня покачал головой. – Бартоломео Растрелли изобразил на них здание Эрмитажа именно таким, как мы видим его сегодня: с утопленным в землю цокольным этажом. То есть где-то культурный слой за триста лет нарос аж под три метра, а какие-то места совершенно обошел стороной? И где вы, простите, видели культурный слой в несколько метров? В Трое, значит, накопилось не больше сантиметра, который безалабернейшим образом уничтожили при раскопках, а у нас что?[18]18
  Лёня имеет в виду раскопки, проводимые Генрихом Шлиманом в 1871–1873 гг. на месте предполагаемого нахождения древнего города Трои. Из-за нетерпеливости и торопливости Шлиман уничтожил верхние культурные слои и значительно повредил нижние, чего другие ученые-археологи так и не смогли ему простить.


[Закрыть] Люди по дорогам не ходили, улицы не убирали? Не-е-ет. Это значит, что здания строили таким образом изначально: без фундамента и с окнами в полуподвальных этажах. Разумно ли это в условиях постоянных наводнений? – И опять Лёня не стал ждать ответа, сказал сам: – Неразумно. Если, конечно, строители были не в курсе зыбкости места. Но подобное исключено. Тогда, быть может, фундаменты не делали потому… что они уже были? Остатки разрушенных построек…

– Ты хочешь сказать, Петербург существовал до прихода Петра Первого? – поинтересовался Василий.

– Не только существовал, но и был заселен. С полной ответственностью вам заявляю. Минутка демонстрации.

Лёня оттолкнулся от стола, прошел в угол, где стояла широкая приземистая тумба, намертво вросшая в пол. Откинул звонкую жестяную крышку. Изнутри дохнуло слабым запахом водорослей и сырости. Колодец?

До меня с запозданием дошел смысл Лидиной шутки про любителя не суши, а, скорее, речной воды. Лёня бодро завертел ручку ворота. С металлическим звоном и плеском поднялось ведро. Лаборант выхватил его, затащил на борт. Зачерпнул химическим стаканом.

Я затаила дыхание, но вода оказалась самая обыкновенная: прозрачная, без частичек рассеянной тьмы.

Лёня поставил стакан на стол, крючком на витой пружине подцепил крышку клетки. Потянул на себя рычаг рядом с платформой. Спицы, служившие стенками, резко сложились. Потолок с силой обрушился на дно, придавив зверька. В воздухе повис звук оборвавшейся тугой пружины.

Я вскрикнула:

– Что ты сделал?!

Я боялась подойти ближе и увидеть окровавленную шкурку и размозженные косточки хилого создания. Кем бы ни было существо, оно все-таки живое.

– Вернул Потустороннего в его мир, под землю, на Изнанку города. – Лёня спокойно пожал плечами. – Сама посмотри.

Я отчаянно замотала головой.

– Ладно, сейчас поправим.

Отцепив спусковой крючок с пружины, Лёня снова расправил клетку. Останков не было, лишь кучка уже знакомой невесомой пыли.

Мы с Василием жадно следили за происходящим. Лаборант плеснул воды прямо в горсть сероватой трухи. Внезапно кашица зашевелилась, стала жадно вбирать воду. Отдельные крупинки подтягивались к куче в центре клетки. Субстанция пухла, поднималась, словно распирающее кастрюлю тесто, продолжая свое студенистое трясущееся движение.

Тонкая когтистая лапка протянулась к прутьям решетки, за ней показалась вторая. Затем треугольная голова существа высунулась из комка шевелящейся грязи. Живой и невредимый зверек пронзительно заклекотал и заметался в клетке. Пыли же и след простыл.

– Видите? У здешних созданий особенная связь с рекой. Вода из Невы питает их, позволяет жить в мире, который больше не принадлежит им полностью: в мире обычных людей.

– Это магия? – спросил Василий.

Лёня покачал головой. Лида, все это время следившая за нами молча и без движения, подала голос:

– И да и нет. Процесс развоплощения вполне себе физический. Будь тут достаточно чувствительный термометр, мы бы засекли тепловой выброс. Хотя это иррационально с точки зрения привычной логики. Сейчас существа тонкого мира, давние жители сумеречного города, на развалинах которого, вероятно, был построен Петербург, – лишь исторические эманации, проекции так называемого Перепутья.

Лёня продолжил:

– Ага. Мы нарекли их Потусторонними. Они обитают здесь повсеместно в разных причудливых ипостасях. Некоторые даже похожи на людей. А мы, сотрудники Института, похожи на них. Верно писали классики: каждый человек – маг в душе. Когда очень долго прислушиваешься к сигналам мира, можешь развить в себе дополнительные способности. Шестое чувство, если хотите. Кто-то начинает слышать залежи руды и подземные источники. Другие ощущают чужую ложь, излечивают тела от повреждений, накидывают полог отвода глаз. Вот и получились… то ли маги, то ли историки.

Вася и я растерянно моргали. Лёня, явно довольный произведенным впечатлением, улыбнулся.

– И чем же занимается ваш Институт? – спросил Василий после долгой паузы.

– Поиском истоков правды. Копаем вглубь исторических эпох, выискиваем то, что потеряли или специально укрыли. Достраиваем картинку нашей реальности, при этом стараясь всё сделать так, чтобы никто посторонний не узнал о другой, соседствующей с нами. Ты знаешь, например, что Декабрьское восстание разжигали в том числе и Потусторонние? Александр Первый, прославившийся склонностями к мистицизму, в качестве самодержца их не устраивал, потому что мог докопаться и до тайн Перепутья. В общем, теперь знаете…

Лида подхватила:

– Город живет, пока о нем помнят. Пока заботятся о нем. Прошлое всегда стремится взять реванш. Если люди забудут собственную историю и не станет Института и Хранителей, древние силы прорвутся на свободу и превратят здания и жителей в такую же пыль, которая была здесь столетия назад, до прихода Петра. И начнется хаос. – Кивок на клетку. Котеугл сидел в углу, рассеянно умываясь лапкой.

– Разве он уже не начался? – угрюмо спросила я.

Лёня прикусил губу. Наверное, вспомнил мой горячий шепот в коридоре и мольбы о помощи в поисках сестры. Но ответить не успел.

– Что случилось с человеком в кафе? – задал вопрос Василий.

– Звездная плесень. Вызывает стремительное разрушение под действием искаженного хода времени. Есть такая закономерность: некоторые вещи в городе сохраняются на века, а что-то сгорает буквально на глазах, сморщивается, покрывается трещинами, иссыхает и превращается в пепел, потому что его подтачивают энергии этого места. И я не только про неодушевленные предметы. Плюс историческая аура тут не очень. Но это скорее одно из следствий, нежели причина аномалий. Звездная плесень – неразумный потусторонний паразит, встречается нечасто, водится обычно в старинных местах и музеях. На живое не нападает, потому как не имеет разума отличить его от неживого. Да и тягаться с живым ему не по силенкам.

– При прошлой нашей встрече ваш паразит вел себя вполне разумно, – поморщился Вася.

– Причину этого нам и предстоит выяснить, – хмыкнул Лёня. – Видимо, микоплазменной пневмонии в декабре нам не хватило. Теперь у нас разумные грибы. Впрочем, появление звездной плесени обычно и так не предвещает ничего хорошего.

В кармане у меня громко и настойчиво завибрировал телефон. Надеюсь, это не сообщение от мамы, требующей тотчас вернуться домой. И не плохие новости…

Я выдохнула и быстро открыла сообщение.

Писала не мама. Номер у отправителя вообще отсутствовал. Я застыла. Потом крепко зажмурилась, не веря своим глазам. Перечитала короткие строчки, чувствуя, как при каждом слове кровь гулко ударяет в виски. Сердце заходилось как сумасшедшее. Буквы прыгали и двоились.

– Ну что там? – первым не выдержал Вася.

Я выдохнула:

– Кажется, я узнала, где моя сестра.