Текст книги "Власть и общество: избирательные реформы и их восприятие в Великобритании в последней трети XIX века"

Эта резолюция воплощала в себе доказательство естественного права и не только означала избирательное право для мужчин на основе «один человек – один голос», но также подразумевала избирательное право для женщин. Правда, комитет впоследствии дезавуировал ее, заявив, что он не «признает право конференции уничтожить программу Ассоциации реформы избирательной системы и заменять ее иной программой» [71]71
  Ibid. 1874. Dec. 5. P. 9.


[Закрыть].

Радикалы во главе с Дилком опасались прямо выступать против идеи всеобщего избирательного права перед лицом явно сильных настроений в его пользу. Этот разрыв единства в рядах реформистов, который произошел в конце 1874 г., хорошо иллюстрирует щекотливое положение передовых либералов. Контролировать реформистские порывы рабочего класса было не просто. Радикалы не могли манипулировать давлением народных масс на парламент по своему усмотрению. Рабочие желали быть уверенными в действенности курса, выбранного передовой группой. Однако он оказался слишком медленным и не имеющим никаких гарантий на успех.

Выступившие против официального курса называли себя «Лигой избирательного права взрослых граждан и равного представительства». Ее основными деятелями являлись в основном лидеры движения сельскохозяйственных рабочих Джозеф Арч и Джозеф Митчелл. Свое мнение они выразили следующим образом: «Единственный способ получить более прогрессивную палату общин – создать национальную партию с простыми и ясными принципами, поставленными перед страной, чтобы преодолеть ретроградную тенденцию либеральной партии, и объединить в один орган убежденных радикалов в Великобритании и провести настоящую реформу нашего представительства только для того, чтобы оказаться в числе взрослых избирателей и иметь равные возможности для голосования»[72]72
  Beehive. 1875. Feb. 20. Р. 6.


[Закрыть]. Эта независимая акция была чисто символической, поскольку цели Лиги, а именно независимая партия рабочих и всеобщее избирательное право, были неосуществимы на данном этапе.

В течение последующих месяцев разногласия внутри движения радикалов были частично преодолены, и постепенно был восстановлен единый фронт. Этому послужили два тесно связанных события. Радикальное крыло чувствовало себя все более уверенно внутри либеральной партии, что вызывало рост доверия среди рабочих. Более того, в это время радикалы избрали агрессивный подход к вопросу о реформе на общественном поприще. Первый шаг в этом направлении был сделан Джоном Морли. На встрече Национального союза реформы в Манчестере он ясно выразился о намерении радикалов бросить прямой вызов вигам во главе с Хартингтоном по вопросу о дальнейшем расширении электората[73]73
  Ibid. 1875. Dec. 25. Р. 9.


[Закрыть]. Это наступление соответствовало требованиям лидеров рабочего движения. После воссоединения общая кампания продвигалась быстрее, и к началу 1877 г. реформа стала одним из первостепенных вопросов общественности. «Индастриал Ревю» (приемник «Бихайва») заявила, что реформа избирательной системы вкупе со справедливым перераспределением округов достигла статуса «решенного вопроса»[74]74
  Industrial Review. 1877. May. 26. P. 9.


[Закрыть].

Важный шаг вперед был сделан в июне 1876 г. в Лондоне, когда была проведена конференция, сопровождавшаяся массовой демонстрацией в поддержку билля Тревельяна в парламенте. За это нес ответственность «Парламентский комитет реформы», временный орган, выполнявший только координационную роль. На конференции были представлены интересы самых различных групп, включая батраков. В итоге «Парламентский комитет реформы» смог без трений объединить широкий диапазон мнений. Передовые либералы поняли, что любая попытка навязать жесткую программу через официальную организацию, такую как «Ассоциация реформы избирательной системы», неизменно приведет к губительным разногласиям внутри движения.

На следующий год вновь началась подготовка к еще более масштабной конференции. Ее цель состояла в расширении количества участников и, что самое важное, в вовлечении всего радикального крыла либеральной партии. Предварительное извещение участников указывало на широкую сплоченность, к которой стремились организаторы. Принять участие в конференции были приглашены все либеральные ассоциации и все промышленные организации[75]75
  Industrial Review. 1877. March. 31. P. 11.


[Закрыть].

Организационный комитет блестяще справился со своей работой. Конференцию в Экзетер Холле 16 мая 1877 г. можно считать кульминацией кампании за реформу в 1870-х гг. В ней приняли участие вся радикальная группа в полном составе, а также свыше 20 либералов – членов парламента. Присутствие последних значительно повысило престиж встречи. Число делегатов впечатляло: 26 000, 1 200 из них – сельскохозяйственные рабочие, прибывшие из разных уголков Великобритании. Во вступительном слове Брайт высокопарно произнес: «Вы (собравшиеся. – Е.Н.) являете собой армию, идущую на великое завоевание, армию, которую, я в этом совершенно уверен, будет твердо идти к скорой и уверенной победе»[76]76
  The Times. 1877. May. 17. Р. 7.


[Закрыть].

На этой конференции передовые радикалы смогли перехватить инициативу и вынудить либеральную партию сдвинуться заметно влево. Дилк и Чемберлен убедили свою партию в необходимости принятия пункта о реформе. Компромисс был достигнут. Либеральная партия согласилась включить билль о правах в предвыборную программу, а представителям рабочего движения пришлось умерить свои запросы[77]77
  Джефсон Г. Платформа, ее возникновение и развитие. С. 392.


[Закрыть].

Хотя либералы обещали заняться реформой при первой же возможности, лидеры рабочего движения не обольщались. В 1879 г. Джордж Митчелл жаловался Брайту на партнерство с либеральной партией: «Я не верю, будто бы аристократы-виги или капиталисты-либералы будут больше беспокоиться о рабочих, когда получат политическую власть, чем землевладельцы-тори или консерваторы-банкиры. Вы великие люди, одним миром мазаны в своем желании не пустить представителей от рабочих в парламент».

Таким образом, в течение 1870-х гг. движение за дальнейшее расширение электората вновь стало набирать силу. В то же время преувеличенным представляется мнение историка В. Хейза, утверждавшего, что включение билля о правах в предвыборную программу партии происходило исключительно из-за широкого общественного движения как городских рабочих, так и батраков. На наш взгляд, основная заслуга в продвижении дела реформы принадлежала радикальному крылу партии, стремящемуся к усилению позиции внутри либеральной партии. О том, как продвигался билль о правах в палате общин в 1870-х гг., читатель узнает из следующего раздела.

1.3. Политические партии о парламентской реформе
1872–1880 гг.

В 1870-х гг. обе партии открыто говорили, что реформу расширения электората следует рассматривать как внепартийный вопрос. Однако она все же занимала важное место. Несомненно, парламентарии задумывались, выиграют они или проиграют после реформирования парламентской системы. Хотя либерал-радикалы также заявляли о внепартийном подходе, в их интересах было превратить реформу в один из основных вопросов либеральной партии. Поскольку в течение десятилетий большинство парламентариев сходились в своей неприязни к реформе, основной задачей сторонников демократии было преодоление атмосферы равнодушия внутри парламента и принуждение депутатов к серьезному рассмотрению вопроса о реформе. Однако уже к середине 1870-х гг. предложение о реформе встречало лишь незначительное противодействие. Категорично настроенных высокопоставленных членов тори поддерживали лишь несколько вигов, среди них Лове и Гошен. Их позиция была настолько изолированной, что большинство парламентариев называли ее «причудой».

Сторонникам расширения избирательных прав пришлось представить доказательства необходимости дальнейшей демократизации. Ими служили как требования радикалов – представителей парламента, так и требования лидеров рабочего движения. Радикалы стремились убедить своих соратников включить билль о правах в программу партии. Была избрана следующая тактика: как можно чаще поднимать вопрос о реформе в парламенте, приводить доводы и аргументы, привлекать внимание коммонеров и общественности, устраивать митинги и демонстрации и, конечно же, привлечь на свою сторону умеренный центр партии во главе с Гладстоном, поскольку шансы билля во многом зависели от его позиции. Данная тактика полностью оправдала себя. Впоследствии представитель правого крыла либеральной партии лорд Хартингтон, отвечая на обвинения тори об уступчивости по вопросу реформы, признался, что, когда обнаружил, что за реформирование избирательной системы выступает большинство избирательных округов в графствах и небольших городов, он почувствовал необходимость принять ответственное решение[78]78
  Annual Register. 1879. Р. 38.


[Закрыть].

Реформаторы, принимая во внимание опыт 1867 г., понимали, что Дизраэли в период нахождения во власти может внести вопрос о реформировании избирательной системы на рассмотрение парламента. Поскольку это не соответствовало интересам радикалов, главные усилия направлялись на то, чтобы убедить или, в крайнем случае, вынудить либеральную партию включить билль о правах в программу партии. Во многом благодаря упорной борьбе радикалов как внутри, так и за стенами парламента большинство вигов было вынуждено смириться с дальнейшим расширением электората. Однако пересмотр взглядов на реформу не проходил быстро и легко, потребовались значительные усилия со стороны передовых радикалов.

Что касается позиции консервативной партии, то, хотя находились депутаты, выступавшие за скорейшее проведение реформы, (поскольку они видели для себя преимущество в перераспределении избирательных округов. – Е.Н.) <sup>[79]79
  Smith Р. Disraelian conservatism and social reform. P. 270.


[Закрыть]</sup>, в целом партия во главе с Дизраэли выступала против билля и преследовала политику спокойного, но непреклонного сопротивления. Причины подобной позиции тори заключались в следующем. Перераспределение избирательных округов 1867–1868 гг. давало консерваторам существенные преимущества, поскольку в графствах интересы землевладельцев по новому перераспределению не были затронуты[80]80
  Науменков О. А. Борьба партий… С. 37.


[Закрыть]. Британский историк Ч. Сеймур утверждал, «любое преобразование неизбежно уничтожило бы это преимущество, а также ослабило бы позиции консерваторов и усилило – радикал-либералов[81]81
  Seymour Ch. Op. sit. P. 317.


[Закрыть]». Именно по этой причине Дизраэли не желал расширения избирательных прав для сельскохозяйственных работников. Немного можно было выиграть, но многое проиграть. Существовало опасение, что реформа вызовет раздражение землевладельцев тори и фермеров.

Помимо вышеуказанных соображений, существовала общая тревога консерваторов по поводу излишней, как им казалось, установившейся в политической жизни демократической тенденции. В рядах тори реакционное направление распространялось приблизительно с 1867 г. В основе его лежали твердо укоренившиеся опасения, что сельскохозяйственные рабочие если дать им власть, попытаются использовать ее для преследования собственных социальных и экономических интересов, и в конце концов это разрушит установившуюся социальную структуру[82]82
  HPD. 3-d series. Vol. 229. С. 468.


[Закрыть].

Хотя официальное единство либеральной партии было достигнуто в конце 1870-х гг., оно мало помогло для примирения различных фракций внутри партии. Хартингтон, как лидер правого крыла, формально поддерживал расширение избирательных прав с 1877 г. Хотя подчиненные были вынуждены последовать за шефом, отдельные виги не скрывали свою неприязнь к биллю о правах. Как верно подметил один из консерваторов во время дебатов в 1877 г., «своим воплем достопочтенный джентльмен (Тревельян. – Е.Н.), несомненно, пытается выдвигать авангард продвинутых членов либеральной партии, с которой он связан, во власть в более или менее отдаленный период. Но он должен знать, что обсуждение данного вопроса неприятно в настоящее время для многих членов либеральной партии» [83]83
  HPD. 3-d series. Vol. 235. C. 509.


[Закрыть].

Данное заявление было прекрасно обосновано. Виги понимали, что принятие билля о реформе представляет прямую угрозу их избирательным интересам и прочности их позиции внутри либеральной партии. Любое серьезное перераспределение означало исчезновение небольших городков, на которые они полагались. Была вероятность исчезновения округов с двумя членами, где виги могли управлять вместе с радикалами или умеренным крылом. Более того, виги были солидарны с тори, что реформа сделает парламент слишком демократитичным[84]84
  Southgate D. The passing of the Whigs. P. 222.


[Закрыть]. Однако виги не могли открыто сопротивляться расширению электората, и хотя, их враждебность была очевидной, большая часть из них предпочитала воздерживаться от обсуждения вопроса.

На позициях правого крыла стояли и часть умеренных либералов. Гладстон занимал промежуточное положение и испытывал значительные трудности, маневрируя между вигами и радикалами. С самого начала он склонялся к радикалам, однако открыто не поддерживал билль. Джон Мор ли вспоминал слова Гладстона: «Нам следует серьезно опасаться раскола либеральной партии по вопросах экономики, по религиозным вопросам, по биллю о правах. Но я полностью на стороне тех, кого можно назвать передовой партией»[85]85
  Morley J. The Life of W.E. Gladstone. Vol. II. P. 465.


[Закрыть].

Такой внутренний разлад парализовал правительство Гладстона, неоднократно откладывалось принятие решений по многим важным вопросам. Соответственно, и развитие вопроса о реформе застопорилось. Пока у умеренных либералов не было интереса к реформе, виги удерживали контроль, но, когда вопрос начал серьезно рассматриваться, правое крыло было вынуждено последовать общему направлению партии. В середине 1870-х гг. баланс сил начал сдвигался в пользу радикалов. Однако последним пришлось вновь и вновь доказывать всю необходимость реформы. Либералов пришлось убеждать, что пункт о реформа можно включить в предвыборную программу, и тогда партия сможет добиться успеха на выборах. Поэтому демонстрация общественных требований за стенами парламента имела огромное значение. Важными были и последовательные усилия Тревельяна, Дилка и других радикалов, которые продвигали тему реформы. В итоге из года в год возрастало количество сторонников билля о правах. Постепенно умеренное большинство либералов стало выступать за реформирование избирательной системы, что усилило само движение.

Продвижение билля о правах внутри парламента начиналось неуверенно и бессистемно. На ранней стадии кампания выражала главным образом нетерпимость отдельных радикалов. Между 1871–1874 гг. реформаторам не хватало сторонников и последовательности действий, чтобы начать полноценное наступление за билль. Хотя они не скрывали свою оппозицию политике правительства Гластона во многих вопросах, радикалы боялись бросать открытый вызов, поскольку им приходилось задумываться о политическом будущем, и полностью порвать с либеральной партией они не могли. Поэтому на первых порах реформаторы вели себя достаточно осторожно.

Первая робкая попытка внесения билля о правах была сделана Тревельяном в 1872 г. Предлогом поднять вопрос послужил отчет королевской комиссии, в котором освещались условия сельскохозяйственных рабочих. Тревельян раскрыл насущные потребности батраков и необходимость включить их в избирательный корпус. Оратор утверждал: «Только сельское население было проигнорировано в социальном законодательстве, и связь между пренебрежением со стороны парламента и отсутствием политических прав вполне очевидна». Хотя премьер-министр Гладстон выразил личную симпатию и фактически одобрил аргументы, он в резкой форме отклонил предложение, назвав данный принцип «преждевременным и слишком сложным». Он не видел преимуществ в «абстрактных заявлениях без надежды, что они дадут положительный результат»[86]86
  HPD. 3-d series. Vol. 210. С. 1884.


[Закрыть].

В консервативной партии не хотели и слышать о предоставлении права голоса малоимущим слоям сельского населения. Когда либерал Тревельян начал кампанию с этой целью, Дизраэли попытался даже в целях противодействия ей создать специальную организацию. Либеральная партия почти целиком также выступила против билля, и предложение потерпело неудачу, набрав лишь 70 голосов. Однако обратим внимание, что большинство из либеральной партии более не ставили под сомнение сам принцип расширения избирательных прав[87]87
  Ibid. С. 1918.


[Закрыть].

В то время как Тревельян поднимал билль о правах, Дикл ежегодно с 1872 по 1875 гг. поднимал другую половину реформы – вопрос о перераспределении мест. Проект не был официально соединен с планом Тревельяна. Хотя аргументы в целом были схожими, перераспределение само по себе не вызывало особого интереса. Центром внимания был вопрос о реформе, поэтому радикалы стремились вначале продвинуть его, и только в 1876 г. две части билля (расширение избирательных прав и перераспределение мест. – Е.Н.) впервые были соединены.

Несмотря ни на что, билль о правах не был внесен в программу правительства на 1873 г. Премьер-министр поделился своими мыслями с Джоном Брайтом, написав: «Я помню, Вы разумно говорили, что нам следует стремиться к усредненному мнению партии. Я не считаю, что этого можно добиться через билль о правах. Однако, если придется, будем ли мы в этом участвовать? Скорее да, чем нет»[88]88
  Hayes W. Op. sit. Р. 17.


[Закрыть]. Можно предположить, что Гладстон со своими коллегами по кабинету понимали, что на данном этапе возможности для проведения реформы были незначительными: общественность не проявляла особого интереса к реформе избирательной системы, а большинство в разделенной партии в лучшем случае было индифферентно. Однако, по мнению В. Хейза, истинная причина заключалась в «полном бессилии уставшего и загнивающего министерства»[89]89
  Ibid.


[Закрыть]. Правительству недоставало силы, чтобы осуществить такой обширный законодательный проект, поэтому Гладстон лишь поощрял Тревельяна в его независимой деятельности[90]90
  Morley J. The Life of… Vol. II. P. 475.


[Закрыть].

В том же 1872 г. либеральное правительство без особого труда завершило борьбу за введение тайного голосования при выборах в парламент. Данный вопрос обсуждался на предыдущей сессии, однако министры действовали в палате общин настолько неуверенно и откровенно примирительно, что ободренные этим проявлением слабости консервативные лорды летом 1871 г. отвергли их законопроект под предлогом его позднего поступления на их рассмотрение[91]91
  The Economist. 1871. June. 24. P. 744; Aug. 12. P. 965.


[Закрыть].

В начале парламентской сессии 1872 г. данный вопрос был поднят вновь. Верхушка консервативной партии во главе с Дизраэли немедленно объявила о готовности оказать этому самое упорное сопротивление[92]92
  HPD. 3-d series Vol. 209. C. 58.


[Закрыть]. Но в решающий момент и он, и другие консерваторы в палате общин практически уклонились от борьбы, дебаты свелись к стычкам малоизвестных заднескамеечников. Парламентарии обеих партий проявили удивительное безразличие при обсуждении этого важнейшего общественно-политического вопроса. Как свидетельствует пресса, однажды в зале присутствовало три депутата, не без труда был обеспечен необходимый кворум во время второго чтения билля.

В определенной степени это объяснялось общепризнанной неизбежностью и необходимостью данного нововведения, хотя в торийской печати постоянно звучали скептические голоса. В чисто британской манере корреспондент «Сатердей ревю» отметил, что с равным основанием можно поставить под сомнение целесообразность знаменитых скачек типа Дерби. Консерваторы пришли к пониманию того, что в городах новый порядок выборов даст им существенный выигрыш, ибо либерально настроенная буржуазия до этого держала рабочих избирателей под неусыпным и жестким контролем. Кстати, многие либералы не скрывали, что считают себя жертвами прогрессистской политики Гладстона, что тайное голосование для них равнозначно быстрому уходу в частную жизнь. За время парламентских «каникул» 1871–1872 гг. тори победили на нескольких дополнительных выборах, причем ни один из преуспевших кандидатов не агитировал против тайного голосования[93]93
  Priests. Parliaments and Electors // Quarterly review. 1872. July. Vol. 133. № 265. P. 276–292; The Times. 1872. May. 31; Hanham H. /. The Reformed Electoral System in Great Britain 1832–1914// The Historical Association. L., 1968. № 69. P. 24.


[Закрыть].

Правда, в палате общин Ричмонд, предоставив правительству возможность без борьбы провести второе чтение билля, на комитетской стадии его обсуждения внес важную поправку, согласно которой обязательность секретности голосования заменялась добровольным выбором каждого избирателя. Но эта попытка серьезно видоизменить законопроект быстро потерпела фиаско[94]94
  The Economist. 1872. June. 15. P. 734.


[Закрыть]. Помимо всего прочего, важнейшие соображения межпартийной борьбы не позволяли консервативной партии серьезно действовать в плане отклонения билля. Неизбежным следствием этого был бы либо уход правительства в отставку и формирование в «пожарном порядке» консервативной администрации, либо роспуск парламента и внеочередные выборы. Оба эти варианта в равной степени представлялись крайне нежелательными для партийного руководства, ибо время работало на оппозицию[95]95
  Saturday review. 1872. June. 1. Vol. 33. P. 681.


[Закрыть].

В течение последних месяцев нахождения во власти правительство Гладстона стало больше симпатизировать биллю о правах, но официально министры не одобряли проект, поскольку считали невозможным включение его в программу партии. Как объяснял Гладстон после принятия решения о досрочном роспуске, «правительство уже решило не предлагать билль о правах, поскольку найдутся интриганы и эгоисты, которые не дадут его провести»[96]96
  Morley J. The Life of… Vol. II. P. 475.


[Закрыть].

В начале 1874 г. Гладстон распустил парламент и назначил новые выборы. На них консерваторы одержали блестящую победу и впервые за треть столетия завоевали прочное большинство в палате общин. Реформаторская деятельность либералов оттолкнула от них влиятельные деловые круги – предприниматели, финансисты, фабриканты стали все более активно переходить в ряды тори. Они были пресыщены реформами и жаждали теперь только стабильности и спокойствия. А в качестве гаранта существующего правопорядка консервативная партия представлялась гораздо более предпочтительной[97]97
  Науменков О. А. Роберт Солсбери… С. 92.


[Закрыть]. Видный либерал лорд Галифакс говорил Гладстону: «Насколько я понимаю, люди напуганы: хозяева боятся своих руководителей, предприниматели боятся забастовок, церковники боятся нонконформистов, многие боятся происходящего во Франции и Испании, и в этом абсурднейшем страхе все искали спасения в консерватизме»[98]98
  Morley J. Op. cit. II. P. 494.


[Закрыть]. Несомненно, опасения современников вызывала и демагогическая программа Дж. Чемберлена «Свободная церковь, свободная земля, свободные школы и свободный труд».

Определенное значение на результаты выборов оказало введение тайного голосования в 1872 г. Многие рабочие активно использовали его, чтобы бросить вызов своим предпринимателям. Ф. Энгельс подчеркивал, что «тайное голосование дало возможность множеству рабочих, прежде политически индифферентных, безнаказанно голосовать против эксплуататоров и против партии, в которой они справедливо видят партию промышленных магнатов, – против либеральной партии». Впрочем, в Ирландии это позволило фермерам во многих районах бросить вызов консервативно настроенным лендлордам. В то же время продолжало сильно проявляться низкопоклонство низших слоев перед богатством и респектабельностью. Настроенный пролиберально рабочий лидер из Уигана (где заправляли торийские фамилии) мрачно заметил: «Мы были покорены их величием. Мы бедны, они богаты; мы рабочие, они хозяева; мы зависимы, они всемогущи»[99]99
  Науменков О. А. Из истории консервативной партии… С. 133–134.


[Закрыть].

Сильно повлияло на исход выборов и разочарование рабочих политикой либерального правительства. Газета «Рейнольдс ньюс» писала: «Рабочий класс сделал очень много для мистера Гладстона во время выборов 1868 г. А как его вознаградили? Людьми воспользовались, их обманули, предали; интересы рабочих никого никогда не интересовали, кроме разве случая, когда мистер Лоу придумывал над тем, как бы не слишком смягчить современно несправедливый приговор, вынесенный рабочим газового производства. Мистер Гладстон использовал свое огромное парламентское большинство для увеличения прибылей буржуазии и сохранения привилегий высших классов»[100]100
  Там же. С. 129–130.


[Закрыть].

Кроме того, либералы потеряли ряд мест из-за раздробления своих сил между большим количеством кандидатов. Особенно показательны в этом плане выборы в столице. В Челси и Саутуорке единственный торийский кандидат успешно пробивал брешь в шеренге из трех либералов и завоевывал одно из двух мест в палате общин. В Тауэр Хэмлетсе консерватор возглавил список кандидатов, в его фарватере шли сразу четыре либерала. Сходные события произошли и в провинции. В Ноттингеме два консерватора с 10 058 голосами уверенно «забронировали» оба места, так как либеральные 11 106 голосов были раздроблены между четырьмя кандидатами. В Нортхэмптоне либералы отделялись чуть легче: из четырех один все же занял второе место после ведущего торийского кандидата Фиппса. В Лидсе консерваторы из трех мест получили два, предоставив трио либералов делить последнее. Аналогично или весьма сходно прошли выборы также в Криклейде, Стоук-он-Тренте, Скарборо и Уигане. Всего, по оценкам современников, либеральная партия за счет этой фракционности, элементарной недисциплинированности и неорганизованности потеряла 13 мест, что равнозначно 26 – при партийном голосовании.

Одним из следствий разгрома либеральной партии было заметное снижение общего интеллектуального уровня палаты общин, поскольку из рядов ее фракции выбыл ряд наиболее видных ораторов и мыслителей. Точную оценку социальной композиции парламента того времени дал Ф. Энгельс: «Уже прежний парламент по своему общему интеллектуальному уровню был более чем посредственным. Он состоял главным образом из провинциальных дворян и сыновей крупных землевладельцев, с одной стороны, из банкиров, директоров железнодорожных кампаний, пивоваров, фабрикантов и прочих разбогатевших выскочек – с другой; среди них было и несколько политических деятелей, юристов, профессоров. Значительная часть этих “представителей интеллекта” на сей раз провалилась, так что новый парламент еще в большей степени, чем предыдущий, является исключительно представительством крупного землевладения и денежного мешка». Сходные оценки давала и леворадикальная печать: «Дело не только в том, что палата общин одновременно слишком богата и слишком стара; интересы ее членов не только не являются интересами народа, но прямо противоположны им»[101]101
  К. Маркс, Ф. Энгельс. Т. 18. С. 477; The National Reformer. 1875. July. 4. Vol. 26. P. 12.


[Закрыть].

Поражение сильно задело Гладстона, надеявшегося на чувство признательности со стороны британцев, поэтому бывший глава правительства подал в отставку с поста лидера партии и отправился к себе в замок Хоарден, где и проводил все время, лишь изредка посещая заседания палаты общин.

Там он изучал своего любимого Гомера, писал богословские трактаты, статьи по искусству и музыке, переводил Горация. В это нелегкое для него время в полном объеме проявилось удивительное разнообразие его интересов и богатство души. В то же время добровольный изгнанник ради удовольствия и для поддержания здоровья рубил деревья в своем парке. С этим хобби связано множество занятных историй. Например, один провинциал, видит в парке какого-то старика, в одной фланелевой рубашке, со спущенными подтяжками, который с энтузиазмом работает топором, и спрашивает у него, где можно увидеть сегодня Гладстона, и лесник (а это и есть сам хозяин) направляет посетителя в наиболее удобное место. Или: какой-нибудь, кучер с возом железа просит «старину» подсобить ему поднять воз на гору и потом, когда дело сделано общими усилиями, предлагает ему поехать в ближайший кабачок выпить по кружке пива. Тот, кончено, отказывается, а когда кучер узнает в кабачке, кто был его помощником, приходит извиняться, Гладстон его успокаивает, говоря, что никаких извинений не требуется. Посетителям либерального клуба в Лондоне до сих пор с удовольствием показывают топор Гладстона, который хранится в специальной витрине под стеклом[102]102
  Викторианцы. Столпы британской политики. С. 128.


[Закрыть].

У. Гладстон на отдыхе

Пока Гладстон проводил время в своем замке, новым лидером либеральной партии стал лорд Хартингтон – видный представитель вигской аристократии, сын и наследник герцога Девонширского (Спенсер Комптом Кавендиш, 8-й герцог Девонширский).

В 1874 г. лорду Хартингтону был 41 год. Ему принадлежали колоссальнейшие земельные владения, разбросанные по территории одиннадцати графств. Хотя лорд всю жизнь «кокетничал» своей утомленностью от политических и житейских забот, он собрал большую «коллекцию» министерских постов, чем любой современный ему политик.

Спенсер Комптом Кавендиш, 8-й герцог Девонширский лорд Хартингтон

В течение многих лет прохожие могли видеть, как Хартингтон уезжал домой из Уайтхолла в легком фаэтоне, небрежно держа поводья, с большой сигарой в зубах, а на сиденье рядом с ним восседала шотландская овчарка.

Единственной подлинной страстью герцога были скачки и его образцовая конюшня скаковых лошадей, хотя он также в течение 30 лет поддерживал любовную связь с герцогиней Манчестер, которая во время их знакомства считалась одной из красивейших женщин Европы. Муж герцогини, верный традициям своей касты, был вынужден воздерживаться от каких-либо неприятных публичных демаршей или светских скандалов. В итоге его супруга и Хартингтон спокойно наслаждались друг другом и неприступным моральным и социальным положением. После смерти Манчерстера его вдова вышла замуж за Девоншира и была известна в обществе как «двойная герцогиня».

Предок Хартингтона был главным судьей во время подавления восстания Уота Тайлера в 1381 г. Именно его сын Джон убил Уота, за что король Ричард II тут же возвел его в рыцарское достоинство. В то же время в другом месте толпа схватила его отца и в отместку обезглавила.

Джорджиана, герцогиня Девонширская. Портрет Т. Гейнсборо

После этого Кавендиши в течение столетий помогали монархам управлять страной, хотя, может быть, и без особого усердия. Четвертый герцог был недолгое время премьер-министром, пока Питт Старший и Ньюкасл выясняли отношения, а его брат Джон Кавендиш дважды становился канцлером казначейства. Эдмунд Берк (государственный деятель, оратор, политический мыслитель. – Е.Н.) хвалил его абсолютное личное бескорыстие, но при этом выражал пожелание, чтобы министр занимался делами с хотя бы минимальной регулярностью, а его увлечение охотой на лис было бы введено в разумные рамки. Пятый герцог завоевал себе известность, женившись на очаровательной Джорджиане, которую Гейсборо изобразил в ореоле слабого сияния на фоне грозовых туч, а Рейнолдс – весело смеющейся, с ребенком на коленях. Герцогиня прославилась не только красотой и неотразимостью, но и гигантскими карточными долгами, составившими круглую сумму в 1 млн ф. ст. К счастью, Кавендиши были одной из двух или трех самых богатых фамилий Великобритании.

Выступая перед публикой, Хартингтон тренировался методом, которым однажды поделился с молодым У. Черчиллем. «Вы нервничаете, Уинстон? – спросил он и, получив утвердительный ответ, сказал: «раньше я тоже, но теперь, когда бы я ни поднимался на трибуну, я всматриваюсь и говорю себе: “Я еще никогда в жизни не видел столько круглых идиотов”, – после чего чувствую себя гораздо лучше»[103]103
  Науменков О. А. Роберт Солсбери… С. 248–249.


[Закрыть].

Как отмечали современники, при желании он мог быть прекрасным компаньоном, но при одном важном предварительном условии – при наличии хорошего стола. Однажды он приехал на партийный обед либералов после долгого парламентского заседания усталым и голодным. Он сидел, погруженный в мрачное молчание, пока подавались первые блюда – изысканные, но недостаточно существенные творения французской кухни. Только при появлении жареной говядины он с энтузиазмом воскликнул: «Ура! Наконец-то что-то съедобное!» – и после этого активно подключился к общему разговору. Спустя почти 20 лет один из гостей, писатель Уорд, вновь встретил герцога в английском посольстве в Риме. Поскольку Девоншир сначала не узнал его, он напомнил об их прежней встрече. Герцог эмоционально воскликнул: «Конечно, я помню! Нам нечего было есть!» Неадекватные для истинно британского желудка французские блюда, как отметил Уорд, «помнились ему почти двадцать лет».