Текст книги "Искра. Судьбе вопреки"

– Что?

– Ланни, нам надо поговорить. Это срочно!

Выглядел бывший не ахти: белки красные от полопавшихся сосудов, под глазами синяки, нос распух, губы бледные. На наркотики что ли подсел? Вон и зрачки расширены, руки дрожат. Ни тебе недавней идеальной прически, вместо костюма – старая футболка, которую я дарила еще в первый год нашего знакомства. На груди пятно от горчицы. Опять питается быстрой едой! И ведь учила его пользоваться вычистительной машинкой для одежды, но нет… Жалко Таххира.

– Увы, не могу. У меня выступление через несколько часов.

– Это срочно! – повторил он. – Я приеду, куда скажешь. Мне нужно минут пять-десять наедине. Это все, о чем я прошу!

Телепатосвязь дернулась, зашипела, затем снова явила Таххира.

– Ага. Чтобы опять преподнести букетик с приворотом? Благодарю покорно. Не надо.

– Дура! – прорычал он и растрепал пятерней свои волосы, почесал покрасневший нос. – Я же старался для тебя! Как лучше хотел сделать!

– Это ты-то как лучше? Прости, Вэльский, но лучше быть одной, чем вместе с кем попало! – как-то кстати вспомнился великий поэт древности. Не хотела лишнего пафоса, но насколько жизненно получилось.

– Я перешел дорогу не тем людям. Узнал вещи, от которых волосы дыбом даже у меня. Ланни! Тебе опасность грозит. Нам всем опасность грозит! Ланни, пожалуйста. Десять минут. Это все, о чем я прошу. Умоляю!

Точно не в себе. Таххир и даром никому не сдался. Если только денег не у тех людей занял.

– Тебе деньги нужны? Я могу дать взаймы. Немного, но могу.

– Да какие деньги!

– Ой, ладно. Давай завтра встретимся, хорошо? Обещаю, что будем наедине и поговорим. Только без твоих причуд и всяких зачарованных штуковин. Таххир?

Связь сбросилась. Похоже, ответ Таххира не устроил и он психанул. Как всегда.

Совсем опустился. А мне начинало казаться, что разлука на пользу ему пошла. Что ж. Теперь он не моя забота. Пусть та блондинистая дохлогрызка ему футболки стирает и борщ готовит. С меня хватит! Пора смотреть в будущее и не жить прошлым.

С такими мыслями я и отправилась за водой в высотку через дорогу. Рейгверды на этот раз не прятались. Шли широким кольцом. Типа не со мной, но попробуй кто хотя бы руку протянуть в мою сторону – оторвут с позвоночником. А ведь странно. Зейда четко дала понять, что в моих услугах Хартманы больше не нуждаются, хоть Кайл и звонил потом, приглашал с ним в шаре посидеть. Зачем же тогда меня стерегут?

Купила несколько бутылок воды, прогулялась по магазинам, приобрела небольшие сувениры для ребят. Совершенно случайно попались на глаза семена ананаса. Крайне редкий фрукт, который Альби всегда мечтала вырастить. Для Тана взяла сертификат на крупную сумму в изобретательском отделе. Увы, в железках я не разбираюсь. Он, конечно, пытается мне рассказывать о каких-то резисторах, транзисторах, катушках, проводниках и прочей лабуде, но я ровным счетом ничего в этом не понимаю. Енот его знает, что там ему требуется. Для Пугала, кстати, тоже купила подарочек – енотовую косточку с какими-то добавками. Продавец сказал, что это неимоверно вкусно. Не стала уточнять, откуда знает. Мало ли, смутится еще! Долго бродила по магазинам, не зная, что подарить Оуэну. Что подарить человеку, у которого все есть и которому осталось жить всего ничего? Решила, что, возможно, ему будет интересно посмотреть, как мы жили… Зашла в фотосалон, загрузила из ноосферы самые интересные наши снимки, распечатала их и, прикупив фотоальбом, настоящий, не цифровой, отправилась со всем скарбом обратно, купив заодно и для Лоби подарок.

В гримерке долго сидела, вырезала, расставляла, делала подписи под фотографиями, окунаясь в светлое прошлое, полное любви и радости. В то время, когда еще были живы родители. Такие светлые лица! Словно живые, они смотрели на меня с фотографий и улыбались. Коснулась их пальчиками, чувствуя тепло дорогой бумаги и в сердце что-то екнуло. Едва сдержала слезы, стараясь не думать о плохом. От горя можно сойти с ума, но это не вернет родителей. Лучше я буду разжигать в душе искру любви, которую они заложили, чем погашу ее слезами страдания.

Закончив, просмотрела альбом с начала до конца и с облегчением вздохнула. Не сомневаюсь, Оуэну обязательно понравится!

А затем в двери постучали:

– Фета Аллевойская, это Гэлла. Костюмерша. Можно мне войти?

Гэлла! Внутри похолодело. С костюмом, пропитанным ядом! Ну, что ж. Кажется, пора поговорить серьезно.

Убрала подарки подальше и, внутренне успокоившись, открыла двери.

– Проходите, – улыбнулась, пропуская девушку.

Отметила краем глаза, как дрожат ее руки. Волнуется? Потому что уже сделала свое грязное дело или потому что собирается его сделать?

Решила не испытывать судьбу. Закрыла двери и сразу же произнесла:

– Я все знаю, Гэлла.

– Знаете? – она резко развернулась, от чего из ее рук выскочила вешалка с одним из моих нарядов.

– О твоей больной сестре и о пузырьке, который дала тебе Тильда.

Губы девушки задрожали, а глаза тут же стали влажными. Она вцепилась в мои руки, от чего остальные костюмы блестящим облаком осели к нашим ногам, и срывающимся голосом произнесла:

– Пожалуйста, умоляю! Я еще ничего не сделала!

– Еще? Многообещающее начало, – на всякий случай вырвала свои руки и отошла подальше от ткани. Ну, мало ли, ядом там уже помазано.

– У меня сестра смертельно больна, а Тильда обещала, что поможет ее вылечить!

– Смертельно больную? – усомнилась я. – Где она лежит?

– В центральной больнице.

Как раз там работает Лоби. Только на пятидесятом этаже, в платном отделении.

– Поверь мне, там работают лучшие из лучших! Если твою сестру не могут спасти в центральной, то балерина ей уж точно не поможет.

– Понимаю, но всегда хочется надеяться на чудо!

Увы, но я сама попала на эту удочку. Мне хотелось надеяться, что есть какой-нибудь способ вылечить Оуэна. Но, если бы он был, болезнь Торкинсона не считали бы неизлечимой.

– Как зовут твою сестру?

– Бидди Вэльситх.

– Я работаю в центральной больнице и могу узнать, можно ли в действительности сделать что-то для нее.

– Пожалуйста! Только не говорите фету Ронхарскому! – взмолилась она. – Эта работа – все, что у меня есть. Мне приходится платить за содержание сестры, если я останусь на улице – она и месяца не протянет! Что бы вы сами сделали в моей ситуации? Пожертвовали бы сестрой ради чьего-то блага?

Что бы я сделала? Да понятия не имею! Ради брата и сестры, ради их жизни я бы пошла на все… Я пойду на все.

– Не знаю, что бы я сделала, но у меня у самой брат и сестра. Я не расскажу Максимилиану при двух условиях: вы отдадите мне пузырек с ядом и расскажете обо всем одному человеку, который вас допросит.

– Допросит? – испугалась она, сделав шаг назад.

– Это не служба контроля, успокойтесь! Это глава моей личной охраны. Я обещаю, если вы не успели ничего сделать, вас никто не тронет.

– Не успела. У меня смелости не хватило. Вдруг вы не просто чесаться будете, вдруг что-то серьезнее? Как мне потом с этим жить?

Надо же какая постановка вопроса. Многие бы волновались, как им потом жить в тюрьме, а не с этим…

Девушка нырнула рукой в карман и извлекла тот самый пузырек. Сомнения не возникло, я хорошо разглядела его в прошлый раз. Покрутила в руках плотно закрытую склянку из темного стекла. Легкая, словно там внутри и вовсе ничего не было.

– Хорошо. Тогда я…

Но договорить не получилось, потому что в гримерку без стука ворвался фет Шкаф. Нет, ну допускаю, что это он так постучался, от чего дверь попросту вышибло, сорвав древний железный шпингалет, но все равно как-то некрасиво вышло. А, если бы я переодевалась? Почему-то рефлекторно спрятала пузырек за спину. Рейгверды, которые прибыли с главой моей личной охраны, принялись без стеснения рыться в вещах. Один просматривал ворох костюмов, принесенных Гэллой, второй рылся в трельяже, заглядывая во все тюбики, третий потянул руки к пакетам с подарками для ребят.

– Эй! Осторожнее! Там мои вещи, подарки, фет Дорский, что происходит?

– Вас хотят отравить.

– Отравить? – осипшим голосом переспросила Гэлла и мужик-мускула тут же впился в нее взглядом. Просканировал сверху донизу и наверняка бы что-то заподозрил.

– Спасибо, Гэлла. Можешь идти. Я сама переоденусь.

– А?

– Иди, – я подтолкнула растерявшуюся девушку к двери, а затем, когда она скрылась из вида, произнесла: – фет Дорский. Уберите ваших людей, они не найдут то, что ищут, в моих вещах.

Благо глава моей личной охраны оказался мужиком сообразительным и тут же приказал рейгвердам выйти. Когда мы остались вдвоем, продемонстрировала пузырек из темного стекла:

– Вы ищете вот это.

– Срочно определитель и нейтрализатор!

Казалось, что он это пустоте сказал, но я-то знала, что у охранников какая-то система внутренней связи.

– Теперь медленно передайте мне пузырек и отойдите подальше.

Повиновалась, но улыбнулась:

– Что-то мне подсказывает, если эта штука опасная, то «отойти подальше» не сработает.

Получила такой взгляд, что между лопатками похолодело. Ишь какие мы грозные! На всякий случай забилась в самый угол комнаты, благо ждать пришлось не долго. Через полторы минуты, не больше, в гримерку вошел один из охранников с маленьким чемоданчиком. Положил его на журнальный столик, после чего вышел. Фет Шкаф извлек из чемоданчика какую-то затейливую штуку, в которую сунул флакон, нажал кнопочку. Что-то запиликало, затрещало, затем взорвалось, от чего я вздрогнула. Веселье длилось пару минут, после чего на экране высветилось название. Судя по тому, как посерело лицо фета Дорского, чесаться после этого яда мне бы не пришлось… Никогда.

– Модифицированный зарин в жидко-газовой форме.

– Это плохо?

– Это смертельно для любого, кто вдохнет или прикоснется к нему. Без цвета, без запаха. Мучительная смерть наступает через несколько часов после вдыхания даже малой части или попадания на кожу. Кто вам это дал?

– Обещайте, что этот человек не пострадает.

– Кто дал вам яд, фета?

Грозно, страшно, но я держалась:

– Дайте мне обещание!

– Я не дам вам такого обещания. А фетрой Хартман этому человеку лично отвернет голову, если доберется первым. Поэтому в ваших интересах рассказать обо всем мне.

– Фета Тильда Льюби. Действующая солистка этой постановки.

– Простите, – фет Дорский отвернулся, чтобы принять вызов. – Да. Нет. Я не знаю, где фетрой Харви. Да. Конечно. Хорошо. – После столь информативного диалога, он повернулся ко мне: – продолжайте.

– Фета Тильда Льюби дала его…

– Простите.

Он снова отвернулся, чтобы принять очередной вызов. Я закатила глаза и скрестила руки на груди. Меня тут отравить пытаются, а он разговоры разговаривает!

– Да. Яд обнаружили. Нейтрализовали. Нет, она в безопасности. Вас искал фетрой Кайл. Хорошо. Понял. Продолжайте. Продолжайте, фета.

Не сразу поняла, что теперь обращаются ко мне. Сам фет Дорский решил времени зря не терять. Яд в затейливой фиговине спрятал в чемоданчик, а из последнего извлек нечто, похожее на пульт от зорыча, только с мониторчиком и мигающим индикатором.

– В общем, Тильда передала яд Гэлле, моей костюмерше, чтобы та…

– Гэлле. Той, которую вы заставили выйти?

– Ей.

– Эсхинд. Гэллу, костюмершу, живо на допрос. Пока никакого ментального вмешательства.

– Не надо ментального! Она сама все расскажет, мы договорились!

– Договорились? – рыкнул он, похлеще боевого енота, я аж шаг назад сделала, запнулась о журнальный столик и едва не грохнулась на пол, но грош цена тому телохранителю, что допустит подобное безобразие. Дорский схватил меня, резко рванул на себя и поставил на ноги.

– Прекратите падать.

– А вы меня пугать прекратите!

– Я, кажется, доходчиво вам объяснял. Любая подозрительная ситуация – вы докладываете мне. Клиент не должен вести переговоры с террористами!

– Какие террористы? Это Гэлла, костюме…

– Зарин – яд. Смертельный. Опасный. Поражающий всех, без разбора. Он отравил бы и эту вашу Гэллу. Всех, кому не вкололи против него противоядие. Поэтому, если окажется, что у вашей Гэллы оно выявится в крови…

Заканчивать не понадобилось, я и сама все поняла. Не факт, что она такая кроткая овечка, как мне показалось. Хотя, почему-то я не верила в ее коварство. Просто человек, доведенный до отчаяния. И ее спасли от смерти лишь страх и нерешительность…

– В общем, вот, – сказала как-то нелепо, просто, чтобы заполнить тишину, хотя фет Шкаф, кажется, даже не заметил. Поводил всюду этой своей штуковиной, тщательно проверил все мои костюмы, всю меня, воду, которую я принесла из магазина, капнул внутрь своей штуковины и только когда убедился, что все чисто, несколько расслабился и произнес:

– Вам невероятно повезло.

– Класс. А можно надеяться, что вы не расскажете об этом фетрою Харви?

– Можно.

– Надеяться?

– Надеяться всегда можно.

Отелепатеть! Еще глядишь и заявится. Нет, но мне, конечно, весьма лестно и приятно.

– Да. Нет.

– Чего?

Но я поняла, что фет Дорский снова по внутренней связи с кем-то там разговаривает.

– Я не знаю, где фетрой Харви и мой ответ не изменится от постоянных звонков. Да, можете так ему и передать. Да в жопе аркха я видел вашего фетроя Кайла! Это тоже можете передать.

Я открыла рот. Всамделишно открыла. По-настоящему. Так, что как минимум клюв вышеупомянутого аркха туда поместится.

– Где, простите, вы его видели?

Фет Дорский глянул на меня с усердием питбуля, явно позабыв, что находится в моей гримерке. На лишних слушателей не рассчитывал. Вжала голову в плечи, как воробушек и показала, что буду держать рот на замке. Глава моей личной охраны кивнул и вышел. В гримерной сразу как-то воздуха прибавилось, что ли. Да-а. Хорош секьюрити. Думаю, способен пустынному мертвоеду глотку перегрызть запросто!

После ухода фета Дорского как-то не по себе было. Понимала, что больше мне ничего не грозит, но все равно. Костюмы, сваленные по центру гримерки, разбирала осторожно, будто под ними могла спрятаться пустынная гадюка и цапнуть в любой момент. К счастью, никто не цапнул.

Перед тем, как одеваться, сбросила Лоби тмс-ку с просьбой узнать о Бидди Вэльситх. Есть ли вообще такая в центральной больнице и так ли у нее все серьезно, как говорила Гэлла. После этого собрала разбросанные по полу подарки ребятам и натянула первый костюм как раз перед тем, как постучалась администратор.

– Пять минут до выхода, Аллевойская. На сцену.

Осмотрела себя в зеркало. Страшно-то как! Пусть сейчас я без грима и прически, но на мне сверкающая стразами темно-синяя шопенка из фатина, лиф купальника украшен вышивкой и золотистыми нитями. Новенькие пуанты под цвет пачки затянуты по всем правилам. Веер, ридикюль. Первый акт. Бал у отца и знакомство с Питером.

До сцены по мрачным пустым коридорам шла под гулкое биение сердца. Это там, со стороны зрительного зала кажется, что все залито светом и магией, а здесь, на обратной стороне, довольно мрачно. Во всех смыслах. Я шла через задник, почти в полной темноте. Надо мной поскрипывали конструкции, удерживающие тяжелые софиты, звенели заряженные телепатической энергией платформы с декорациями, которые меняются прямо в ходе балета, без закрытия занавеса. Добравшись до нужных кулис, я кивнула администратору, та по телепатической связи связалась с режиссерской рубкой. Сегодня Макса заменял его заместитель. Невысокий плотный мужичок с короткой стрижкой. Видела его всего лишь пару раз, не слышала вообще ни разу, но тем и лучше. Мне замечаний и от Максимилиана хватает. А сейчас я так нервничала, что казалось, сердце выскочит через горло.

Свет погас, открылся занавес, грохнула музыка. Оркестр прибыл на генеральную репетицию, и сейчас в зале творилось что-то невообразимое. Мелодия проходила сквозь меня, резонировала со всем телом и требовала, чтобы мы слились. Едва дождалась своего выхода. Оттанцевала массовка первый танец, музыка стала спокойней и вот, порхая, словно мотылек, на сцену выскочила я…

Полтора часа пролетели как вздох. Я и присесть не успела, несмотря на то, что порой на сцене не была по десять-пятнадцать минут. Их едва хватало, чтобы добежать до гримерки, сменить костюм с помощью Дори – другой костюмерши – и под бдительным присмотром фета Дорского, а затем добежать обратно. Для последней сцены и вовсе переодеваться пришлось за задником, но плох тот танцор, который ни разу этого не делал.

Я стремительно вылетела, едва не пропустив момент. Во время генерального прогона, несмотря на чьи-либо косяки, никогда не прерывают выступление. Ну, в очень и очень редких случаях. И вот сейчас мы тоже заканчивали, не прерываясь, однако после того, как закрылся занавес, Макс не дал мне и минуты на передышку. Заставил переодеваться в предыдущий костюм, танцевать последние восьмерки, убегать за сцену, переодеваться и появляться вновь. Мне на помощь позвали еще одну костюмершу и тогда все получилось. Я переоделась даже за одну восьмерку до своего выхода и смогла дух перевести.

– Что ж, Аллевойская, неплохо, – улыбнулся Максимилиан, а труппа, в подтверждение, зааплодировала.

Уж кому как не им знать, как тяжело даются такие усиленные репетиции. А впереди самое страшное – выступление. И меня не волновало, что будет три тысячи гостей. Меня волновало лишь то, что там будут Тан, Альби и наш дедушка!

Смутившись, я сделала реверанс и поблагодарила за то, что так тепло меня приняли, еще раз извинилась за утреннее опоздание и, по совету Максимилиана, отправилась в гримерку отдыхать до выступления. Как раз оставалось чуть больше часа и мне следовало побыть одной.

Я приняла душ, переоделась в свое платье, доверила костюмы костюмершам, которыми дирижировал фет Дорский, и отправилась в центральную ложу, чтобы оставить фету Сайонеллу записку и разложить подарки. Кстати, для Лоби я тоже купила подарок с надписью: «открыть через девять месяцев, я в вас верю!». Дарить подарки нерожденным детям – дурная примета, потому я подарила отложенный подарок. А подарком сейчас являлась поддержка и вера в подругу. Когда она выносит и родит, откроет и найдет внутри удивительный альбом, в который можно записывать все о своей крохе, начиная с первого дня. Пупочек, бирочка, локон, зубик, соска – для всего этого богатства имелись свои отсеки. Конечно, сегодня полно подобных альбомов в ноосфере, но всегда приятно держать историю своего ребенка в руках…

Положила на журнальный столик программку, а поверх нее оставила планшет для связи с буфетом и администратором, на рабочем столе которого написала: «Задерживаюсь. Появлюсь почти сразу после открытия занавеса. Не теряйте. Люблю вас, Ланни!».

А ведь и правда. Появлюсь почти сразу после того, как поднимется бархатное веко сцены! Отсюда она смотрелась великолепно: залитая медово-рыжим светом, в сияющих декорациях. Сейчас она безмолвствовала, но совсем скоро подарит своим зрителям волшебство…

Поспешила обратно, потому что в холле уже толпились гости. Рокот их голосов был слышен даже в коридорах служебных помещений, хотя здесь он больше напоминал приятный шепот ручейка. Наверняка за плотными дверьми гримерки и его не слышно. Феты в дорогих нарядах до пола плавали от картин к буфету, от буфета к балкончикам, от балкончиков к фонтанам и скульптурам, а от них – к небольшой оранжерее, разбитой прямо на этаже. Мужчины в это время пытались поразить своих спутниц щедростью, интеллектом, красотой, обилием знакомств, ну или кто во что горазд. Те, кому особо похвастаться нечем, сразу вели своих дам в темные закутки. Тут таких вагон и маленькая тележка. Об «искуйстве», наверное, разговаривать. В общем, всем было чем заняться. Я же ушла от греха подальше, чтобы не поднимать и без того высокий градус внутреннего напряжения. Макс посоветовал побыть одной, поймать внутренний настрой, попробовать отдохнуть и расслабиться. Ага. Расслабишься тут.

Альби и Тан написали, что уже подлетают к театру, Оуэн с Лоби тоже вылетели и у нее для меня есть новости, о которых нужно сообщить именно лично. И только от Харви по-прежнему не было вестей, и я начинала волноваться.

Оказавшись в гримерке, проверила основные новостные ленты – везде говорилось одно и то же: Харви пропал, хотя, по слухам, должен сегодня появиться на публике. Вечно у них слухи одни.

– Дори, нам пора переодеваться!

Но костюмерши не было. Странное дело…

Положила планшет на столик и перевела взгляд на букеты. Слева – белые розы, справа – красные. Первый букет от Макса с верой в мой успех. Поджала губы и положила карточку на место. Неприятно обманывать хорошего мужчину. Конечно, в любви я ему не признавалась, да и он, в принципе, тоже, но мое сердце принадлежит другому и этого не изменить. Даже, если, как Элла из сегодняшней постановки, выйду замуж за другого, моя душа вечно будет тянуться к Харви. Второй букет оказался от моего любимого Великогада Интригановича.

На губах, помимо воли, расцвела улыбка. Я провела кончиками пальцев по ровным буквам на плотной бежевой бумаге: «Моей Флер». Его…

– Твоей кому? Корове?

Потянулась носом к крупным ароматным бутонам и завизжала, когда услышала:

– Моей женщине.

Великогад сидел в углу гримерки, за ворохом костюмов в тенечке и беззастенчиво пользовался тем, что я его не вижу. Сердце обмерло и, чтобы не плюхнуться вслед за ним, я ударила себя по груди. Очумелое трепыхнулось и принялось остервенело колотиться в ребра, желая выскочить и проредить идеальную шевелюру Хартмана. Кто, блин, так делает?

Харви! Разговор! Зейда!

Расстояние до двери преодолела за четверть секунды. Ползучее Великородие даже не дернулось, а дверь оказалась запертой. Дернула ручку, затем дернула еще раз и еще.

– Результат не изменится, Флер, – он медленно поднялся и бесшумно подошел ко мне.

Не поворачивалась.

– Нам пора поговорить.

Ну все. Телепатец! Окон нет. Не выпрыгнуть, не сбежать, не вырваться!

Приложила ладони к двери и уткнулась в нее лбом, словно преграда от этого исчезнет. Не исчезала… А я, должно быть, сейчас очень на бодана походила, который бьется рогами в запертые двери, хоть результат не меняется. Взяла себя в руки.

– О чем желаете побеседовать, фетрой Хартман? – проговорила моя спина, которую испепеляли очень тяжелым взглядом.

– О нас. Единственное, о чем я уже давно пытаюсь с тобой поговорить – это мы.

– Мы? – жестко усмехнулась и развернулась в запале гнева. Впрочем, уткнувшись носом в грудь фетроя, упакованную в изящный костюм-тройку угольно-черного цвета, растеряла половину пыла. – Стоило тебе получить с моего планшета неудобное сообщение, и сразу никаких «мы». Не придумал ничего лучше, чем прислать ко мне свою беременную невесту? Которая, кстати, сообщила, что в моих услугах ты… в смысле, фетрои, больше не нуждаются и после этого у тебя хватает наглости приходить сюда и мыкать? Да если…

– Замолчи.

– Не смей мне рот затыкать! Хоть ты и фетрой, но…

– Закрой рот, Флер. Пожалуйста.

– Правда не нравится? Ты ведь поговорить хотел, ну так…

– Замолчи. Приказ великородного!

О, я кучу еще всего хотела сказать этому аркху плешивому, этому пустынному мертвоеду недоделанному, о том, что думаю по поводу его «ты моя, хочу от тебя ребенка, ой, Зейда беременна, я не знаю, как так вышло!». Вот только в гримерке повисла тишина, а Харви расслабленно улыбнулся и выдохнул, за что получил кулаком в грудь. Но мою руку быстро перехватили и обезоружили поцелуем. После этого кулак как-то сам собой разжался и больше не поднимался. Нежность любую агрессию лишит зубов…

Что там говорил Оуэн? Поговорить? Выслушать? Ладно.

– Во-первых, Зейда беременна. Но не от меня.

Усмехнулась и закатила глаза. Ну, конечно. Было бы удивительно услышать душещипательную историю о том, как он обрюхатил невесту, но не хотел, ибо шибко меня любит и вообще Харви плюс Ланни равно любовь. С ней он будет жить, а меня любить. На расстоянии или трижды в неделю.

Вот только мое лицо заключили в ладони, заставляя встретиться взглядом с обладателем пепельно-сизых глаз.

– У меня не было другой женщины с того момента, как я встретил тебя на Льдистом утесе.

Отвести взгляд больше не получалось, хотя я понимала, что скорее всего Хартман вешает мне лапшу на уши, просто потому, что нет причин у такого мужчины обратить внимание на такую как я. Ни единой, кроме моей искры. И сейчас все эти расшаркивания, скорее всего, с одной целью – убедить меня продолжить сотрудничество, чтобы мои положительные эмоции усиливали барьер и расширяли границы дистрикта. Но сердце так отчаянно желало верить ему, что едва не рвалось из груди и требовало добавки макаронных изделий.

– Не было и не будет. Поэтому Зейда не может носить моего ребенка.

Ладно, допустим, она применила свою иллюзорную искру, чтобы заставить меня видеть то, чего в действительности нет – измененное имя отца. Кто же он, в таком случае? Хотя, какая мне разница, по каким кустам шатается эта похотливая рысокоть?

– Его будешь носить ты, Флер. Тогда, когда будешь к этому готова.

Вот тут я, не имея возможности говорить, покрутила пальцем у виска. Если он полагает, что я стану инкубатором для Хартманят, то ошибается! То, что у меня плодовитая мама, с высокой степенью вероятности говорит и о моей потенциальной плодовитости. Вот только если я потружусь на благо дистрикта своей искрой, то своей… эм… другим местом я на это благо трудиться не стану.

– Я понятия не имею, что происходит в твоей голове и это сводит меня с ума! – выдержка фетроя трещала по швам. Он сделал шаг ближе, заставляя меня отступить. Дверь, коснувшаяся спины, показалась невозможно холодной, в отличие от горячей груди Великогада. Она буквально полыхала огнем, заражая жгучей лихорадкой и мое тело!

– Ты любишь его? Отвечай.

– Харви, перестань…

– Приказ великородного! Говори правду, ты любишь этого плясуна в лосинах?

Плясуна в лосинах? Серьезно? Я бы посмеялась, не хлестни по моему сознанию холодный бездушный приказ правящего, которому нельзя не подчиниться. Язык против воли выпалил ответ:

– Нет.

Если он продолжит допрос под приказами, я его возненавижу! Но, кажется, кроме этого моего «нет» его ничто другое не волновало, потому что, получив мой ответ, Харви улыбнулся и притянул меня к себе.

– Тогда остальное не имеет значения.

– Это для кого как! – попыталась отстраниться, но мне не дали.

– Тебе доставляет удовольствие убегать от меня? Нельзя же быть настолько неуверенной в себе!

Он перехватил мои руки и, прижав их к двери над моей головой, переплел наши пальцы, склоняясь к моим губам:

– Моя Флер.

Секунда. Вторая. Третья. Между нами всего лишь короткий выдох, губы уже зудели от невыносимого желания быть смятыми в яростном поцелуе или хотя бы нежном, невесомом касании, но ничего не происходило. Хартман коснулся кончика моего носа губами и улыбнулся:

– Во-вторых… – я открыла было рот, но он предупредил: – будешь перебивать, заставлю молчать.

Стиснула зубы и сузила глаза, показывая, что я недовольна. Недовольна? Класс, это заразно! Сначала Тан, теперь вот и я подхватила болезнь под названием «фетройское недовольство». Тем не менее, решила для разнообразия жизненного опыта попробовать помолчать. В конце концов, мои уши от лишней лапши не отпадут. Но, глядишь, что-нибудь интересное услышу. Впрочем, разумная часть меня слабо нашептывала слова Оуэна о том, что мне приятнее верить Зейде, а стоило бы Харви.

– Во-вторых, – повторил он, оценив мое смирение. Конечно, когда стоишь, припертая к стенке и прижатая к ней мускулистым телом, особо не до демонстрации характера. – Зейда невеста Сэймира. Не моя.

– Но… как же? В СМИ говорили…

– Кайл сказал, что скоро будет объявлено о помолвке его брата. Ты, как и прочие, почему-то решила, что этим братом буду я, – наглая улыбка не менее наглого манипулятора! Так объенотить триста миллионов человек – это уметь нужно!

– Но Зейда твоя подруга по койке, а не его! Она не отрицала, что вы поженитесь!

– Но и не говорила, что поженимся именно мы, разве нет?

– Ты, хитрый мохноух!

– Это я попросил фетессу Лоуренс поработать со СМИ, чтобы отвести от тебя удар. Она в этом мастер. Чем меньше внимания к твоей персоне, чем менее значима связь со мной, тем безопаснее.

– Конечно. Какой позор для фетроя зажимать по углам подавальщицу и мойщицу горшков!

– Правда, так думаешь? – рыкнул он, наконец, отпуская мои ладони. Вот только в сторону не отошел, продолжал подпирать мною двери.

– Я не знаю, что думать, Харви. Ты и я – это… Ну, знаешь.

– Продолжай. Ты и я – это что?

– Невероятно. Смешно. Несбыточно. Так не бывает в настоящей жизни, и я прекрасно это понимаю. Где ты, а где я. Ты сейчас рассказываешь мне красивые сказки, и один Бог видит, как мне хочется в них верить, всем сердцем хочется! Но я понимаю, все это исключительно из-за искры. Иначе ты бы и не обратил внимания на меня. Да даже, если бы и обратил, тебе нужны великородные потомки, а их не будет. Хотя бы потому, что я максимум искристая.

– Сначала мне действительно была важна исключительно твоя искра. Но в ней больше нет необходимости. Ты дала мне огонь, который уже не угаснет.

– Не понимаю.

– Моя искра разожжена до максимума. Сила на пределе. И это не изменится. Тебе больше не нужно входить в шар. Более того, держись подальше от Аклуа Плейз и моих братьев. Не отвечай на звонки. Не соглашайся на встречи. Я получаю столько угроз в твой адрес, Флер, что держать тебя на расстоянии, давать тебе свободу и возможность заниматься твоим любимым делом – пытка. Будь моя воля – я бы запер тебя в надежном месте, куда никто и никогда не сможет добраться, чтобы навредить тебе.

– Теперь – совсем не понимаю.

Чистая правда. Если сначала я была злая и недовольная, то теперь растерянная и пристыженная.

– Ты спасла мне жизнь. Там, в пустыне и в больнице, когда вливала свою силу. Кто бы мог подумать, что маленькая, неуверенная в себе искорка будет так бороться за меня, – он погладил меня по лицу, нежно, бережно, как только что родившегося енотика: хрупкого, беззащитного. – А поразительнее всего, что ты не осознаешь своей власти над мужчинами. И это тоже сводит меня с ума.

– Мне кажется, что я уже сошла, – прошептала едва слышно, понимая, что вся дрожу от смеси сильных непонятных чувств.

Неужели я откажусь от него? Неужели я могу от него отказаться? Вдруг вспомнила, как обнаружила фетроя, истекающего кровью, рядом с аркхом. Как Харви из последних сил закрывал меня от летящего чудовища с огромными зубами, как лежал бледнее простыни под коконами, а я сжимала его ладонь, гадая – выживет он или нет, понимая, что если нет, сама вряд ли смогу продолжить жить прежней жизнью. Вообще продолжить жить…

Волна необъяснимой нежности нахлынула и заставила кинуться в объятия фетроя. Я сжала его, сильно-сильно, словно не веря, что он сейчас здесь, рядом со мной. С какой-то обычной искристой. И спокойно раскладывает все по полочкам, хотя мог бы послать меня куда подальше.