Текст книги "13 -12, или Томатный час"

Екатерина Сергеева
13 – 12, или Томатный час

Вступительное слово

Екатерина Сергеева связала свою жизнь с медициной, педагогикой и литературой, где-то продолжая путь, намеченный Чеховым и Булгаковым, но на самом деле торя собственные пути-дорожки. Можно даже сказать – тропинки. Потому как публикует творчество своё не часто, ещё более редко предъявляя его на суд читателя в виде книг. Думаю, что это обусловлено высокой требовательностью автора к себе, тягой к оптимальному, к совершенному. Недаром Екатерина – постоянный участник литературных семинаров фестиваля «Книга. Ум. Будущее», который проводится в Красноярске.

Первый, небольшой сборник стихотворений, вышел, если память не подводит, лет 13-12 тому назад, поэтому в название этой, второй книги, мне почудилась символика. Для этого издания Екатерина выбрала только 13 рассказов и 12 стихотворений. Те, которые посчитала достойными нашего с вами внимания.

Впрочем, автор объясняет не совсем обычное название так: «В романе Виктора Гюго «Отверженные» есть петушиный час. Это самый тёмный час, час перед рассветом, когда «впору волка за собаку принять», это время, если верить Гюго, выбирают для преступлений. А я выбрала томатный час, это не только название одного из рассказов, но и – такие у меня ассоциации – что-то яркое, летнее, послеполуденное. Час, который, надеюсь, подходит для отдыха и чтения хороших книг».

Ещё хотелось бы отметить, что Екатерина много лет курирует поэтический клуб нашего медицинского университета. И тут уже – хочет того или нет – но продолжает славную традицию. Ведь яркое литературное объединение медицинского университета 70-80-х годов прошлого века дало нашему краю плеяду замечательных поэтов и писателей, даже фантастов, большинство из которых на протяжении долгих лет были связаны с медициной либо продолжают хранить ей верность.

Михаил Стрельцов, председатель красноярского регионального представительства Союза российских писателей

13
рассказы

Жилетка

Валерия Петровна решила поехать в Кемер, погреться. Уж больно долгий холодный период в Сибири. Нашлась и попутчица – соседка по даче Олечка. Олечке было уже далеко за сорок, как и самой Валерии, но это детское капризное личико, тонкий нежный голосок… Возможно, поэтому все, даже малолетние внуки Валентины Ивановны, ещё одной дачницы, так её и называли – Олечка.

Семичасовой перелёт, и вот оно – море, горы, покрытые сосновым лесом… Валерия рассматривала пинии – средиземноморские сосны. От сибирских заметно отличаются. Крона – широким, тёмно-зеленым зонтиком. Ствол – тонковатый, как правило, искривлённый. Необычно, но смотреть приятно.

Высокое квадратное здание отеля, номера по периметру, в центре – пустое, полное воздуха и полумрака пространство. Дежурная за стойкой прекрасно говорила на русском языке – грузинка из Тбилиси, приехавшая работать на сезон.

В первый же день пошли на море. Галечно-песочный пляж, зеленоватые волны, стайки тускло-серебристых рыбок. Несколько загорелых парней, тоненькая девушка и две дамы постарше играли в пляжный волейбол. Волейбольный зазывала подошел и к Валерии с Олечкой:

– Волейбол играем, да?

И так захотелось пойти!

– Лерочка, да ты что, а вдруг тебе плохо станет, а как же я? – голубенькие Олечкины глазки были испуганными и даже, кажется, с проблеском слезинок.

Осталась наблюдательницей. Каждый день украдкой косилась на прыгающих, смеющихся игроков.

Вечерами гуляли по улицам посёлка вдоль бесконечной череды торговых точек. Шубы и шубейки, сумки, обувь, украшения из золота и серебра, платья, футболки. Сладости, специи, гранатовое вино. Торговцы вальяжно сидели возле магазинов в креслах за столиками, ели, пили чай, кофе. При виде возможных покупателей оживлялись, подходили, предлагая свой товар. Возле одного из меховых бутиков познакомились с молодым, очень красивым турком. Синие глаза с прищуром. Мягко, по-кошачьи закружил вокруг:

– Девушки-красавицы, купим шубы, недорого отдам! В подвал спустимся, там весь товар, выберем-примерим…

Но денег на шубы не было. Поболтали, посмеялись, пошли дальше. А ночью Валерии Петровне приснился сон. Волны, фелука, пират с синими глазами. Встала в дурном настроении. Ругала себя – начиталась, дура, Сабатини, насмотрелась мыльных опер в духе сериала «Великолепный век».

Две недели отдыха подходили к концу. В предпоследний день решила сходить за сувенирами. Без Олечки, которая до ужаса надоела своим бесконечным нытьём и утомительной беспомощностью в самых простых бытовых вопросах.

По улице шла быстро, целенаправленно. Казалось, ноги сами несут куда-то. Вот тот самый меховой магазинчик. Синеглазый продавец, казалось, не удивился, заулыбался, кивнул, как хорошей знакомой:

– Пойдём, посмотрим товар?

Спустились в подвальное помещение. Довольно большое, везде – шубы, куртки, кожаные пальто с меховой отделкой. Примерила коричневую норковую шубу, потом – плащ из малиновой кожи. Взглянула на ценники – дороговато.

– Нет, знаете, покупать не буду. Может, в другой раз.

Продавец, все так же улыбаясь, отступил к дверям, быстро скрылся за ними. И Валерия услышала:

– Скоро вернусь, пока выбирай, обязательно что-нибудь понравится!

Щёлкнул замок. Бросившись к выходу, женщина подёргала за круглую металлическую ручку. Дверь не поддавалась. Заперли! Сердце бешено застучало, лицо и тело мгновенно покрылись липким потом. Казалось, воздуха в помещении становится всё меньше и меньше. И скоро совсем не останется. Заставила себя глубоко, медленно дышать. Надо успокоиться. Ведь не убьют, отпустят. Но страх плохо поддавался контролю. Хотелось рыдать и биться в дверь. Выпустите, умоляю! Закололо в груди. Позволила себе заплакать. Сначала тихонько, а затем громко, с подвываниями. Нашла в углу какую-то низкую скамеечку, села на неё. Старалась пореже смотреть на часы. Прошёл час, другой. Тошнило. Всё сильнее болела голова. Наконец раздался звук открываемого дверного замка. Бросилась к вошедшему, дрожащими руками доставая кошелёк из сумочки, вытаскивая из него купюры:

– Вот, возьмите, больше нет… Что-нибудь на эту сумму… – голос дрожал, горло перехватывало.

Красавец-турок взял деньги, тщательно их пересчитал. Взглянул холодно, оценивающе. Потом, что-то решив для себя, подошёл к дальней вешалке и вытащил жилетку из непонятного розового меха. Кролик? Сурок? Вещь была странной, нелепой, размера на два меньше, чем носила Валерия.

– Почти даром отдаю, носи на здоровье!

Сунув пакет с жилеткой в руки, вывел из подвала. Там, наверху, мгновенно превратившись в прежнего, услужливого до слащавости восточного торговца. Как будто и не было этого страшного подвала, набитого пыльным мехом, этих часов, проведенных в нём…

– Ай, чаю попей с халвой, с лукумом!

Усадил в кресло, за столик. Чашка с ароматным, горячим чаем, блюдце с вязкими, полупрозрачными кусочками лукума, маслянистыми, сероватыми ломтиками халвы. Кажется, она что-то ела, пила чай.

– Лерочка, что так долго? Я ужасно волновалась! – Олечка смотрела с укоризной, – А мне нельзя волноваться! Чувствую, что давление подскочило!

– Да вот, жилетку купила, – ответила Валерия. И отключилась.

Розовая жилетка долго лежала в пакете. Валерия сунула его в угол шкафа. Доставать эту вещь, смотреть на неё, трогать совершенно не хотелось. Закончилось лето, прошло время вкусных сентябрьских арбузов, октябрь выдался тёплым, щедрым на лёгкое, обманное, недолговечное золото и грибы. Ушёл затяжной мрачный ноябрь. В начале декабря Валерия встретилась в кафе с бывшей одноклассницей – они время от времени созванивались, выходили куда-нибудь вместе. В театр, в парк, или вот в кафе – порадовать себя запретными, но такими любимыми пирожными…

– Дашка у нас вредничает, пять лет, та ещё капризуля! Дочь звонила, рассказывала – какую-то пьесу ставят они в садике на Новый год. У Дашки роль – розовый кролик! Что за пьеса, что за роль такая! Костюм ей дочь сделала – не понравился. Говорит – должен быть из розового меха! А где мы такой мех найдём! Искали – ничего подходящего! Чтобы и недорого, и красиво!

И тут Валерия Петровна вспомнила про злосчастную жилетку.

– Галочка, у меня, кажется, есть подходящий мех!

– Да ты что! Вот выручишь!

На новогоднем утреннике пятилетняя Даша получила приз за лучший костюм. Валерия видела фотографии – кролик был очаровательным. Радостная детская мордашка, весёлый розовый мех и сияющая ёлка с гирляндами и игрушками. Сказка. Ведь в детстве попасть в сказку так легко.

Цветы и ангелы

На свадьбе сына Светлана Сергеевна плакала. Не от счастья. Невеста Андрея, а теперь уже жена, Алёна, совсем ей не нравилась. Дело в том, что Светлана планировала женить сына на Ольге, дочери начальницы. Ольга была копией своей матери – деловая, решительная, сметливая. Но увы… Сын выбрал другую. Маленькая, худенькая, тёмненькая, похожая на чёрного бродячего котёнка. На лице только и видно, что глазища серые. И профессии нет. Вроде бы рисует что-то.

Поселились молодые вместе со свекровью – большая четырёхкомнатная квартира в центре города позволяла. Сын рано утром уходил на работу, Светлана с невесткой оставались вдвоём. У риэлтера режим работы ненормированный – Светлана уходила из дома в разное время, иногда допоздна задерживалась. Алёна не работала – целыми днями рисовала. Организовала себе что-то вроде мастерской возле окна их с Андреем комнаты. Там стоял мольберт, на маленьком столике были разложены краски, кисти и прочие непонятные для Светланы Сергеевны предметы, используемые художниками. Впрочем, невестка не была профессиональным художником – закончила художественную школу, а в училище поступать не стала. Хотя планировала.

Сюжеты картин у Алены разнообразием не отличались – на всех полотнах были цветы и странные ангелы. Цветы в букетах, на клумбах, разбросанные по столу, по полу… Цветущие кустарники, деревья. И в этих цветах прятались крохотные ангелы. Вот пышная, растрёпанная ветка белой сирени, каждый цветок – множество оттенков белого, лиловые, серые, тёмно-синие тени. А в цветах спрятался ангел с бледно-голубыми крылышками. Букет из полевых цветов в глиняном кувшине – ромашки с красновато-жёлтой яичной сердцевиной, такие яркие желтки Светлана видела в яйцах у домашних кур, тёмно-синие колокольчики, а из-за кувшина выглядывают хитрое, совсем не ангельское личико и кончики тёмных крыльев.

Готовые картины куда-то девались. Продавались? Дарились?

Зима была долгой, затяжной. Холодная весна принесла метели, сменяющиеся робкими оттепелями. Однажды утром в апреле, после одной из оттепелей, тёмная ветка берёзы за окном вся покрылась сосульками – прозрачными, тонкими пальцами.

– Стук-стук – постук… Что-то в дом приходит вдруг, – пропела Алёна, поставила на стол недопитую чашку кофе, ушла к мольберту. Через три дня была готова новая картина – зеленовато-белые хризантемы разбросаны по поверхности старого письменного стола. И прозрачная статуэтка ангела.

Светлану Сергеевну и раньше беспокоили картины невестки. Но эта, последняя… Нервы не выдержали. Сорвалась.

– Да сколько же можно! Хоть бы на работу устроилась! Марает и марает картиночки эти свои дурацкие! На шею уселись мне и ноги свесили!

– Наконец-то! А я-то ждала, когда что-то искреннее здесь услышу! – Алена бросилась в прихожую, хлопнула входной дверью.

– Мама, ну зачем… – сын побежал вслед за женой.

Хрупкий мир окончился, военные действия были открыты. Молодые переехали в съёмную квартиру. Сын приходил иногда, садился за стол, вздыхал укоризненно. Светлана наливала ему борщ, затем второе – котлеты, пюре. Пили чай с домашним тортом.

– Чем тебя там кормят-то? Небось всё суши да пиццу заказывает эта твоя… – имя невестки больше не произносила.

Одной было плохо. По вечерам в углах квартиры гулял холодный ветер, студил шею и позвоночник. По утрам болела поясница, под лопатками. Ныли колени. Вспомнила рассказ одной из коллег-риэлтеров. Той тоже попалась невестка неудачная – гулёна, выпивоха. Посоветовали сходить к колдунье. И что вы думаете? Разошлись! Мысли лезли в голову… Всякие. Почитывала объявления о магических услугах. Стала, между делом, расспрашивать знакомых – не знают ли они, мол, какой-нибудь бабушки, настоящей, сведущей. Спросила и ту свою коллегу. Нашлось несколько вариантов. Перебирала, думала… Решилась.

Ведунья жила в серой девятиэтажке на восьмом этаже. Лифт не работал. Светлана Сергеевна поднималась с трудом, останавливаясь на площадках между этажами.

– А, может, ну его? Не ходить? – мелькнула мысль. Но перед глазами появилось худое, большеглазое лицо невестки. Как съехали, хоть бы позвонила разок, хоть бы помириться попыталась… Исчезла, как и не было. Так пусть действительно не будет.

Входную дверь открыла женщина лет сорока. Полноватая, крашеная в белый цвет. Помада на губах ярко-розовая. Халат синий, шелковый. С вышитыми павлинами. Ритуал провела быстро – наливала воду в чашки, выливала, зажигала свечи, бормотала что-то. По дороге домой на душе у Светланы было муторно, противно.

Сын стал появляться реже. Грустный. Спросила, не случилось ли чего. Ответил, что Алена себя чувствует неважно. То желудок заболит, то ещё что. Исхудавшее, озабоченное лицо сына наводило тоску. Светлана перестала спать по ночам, мысль о том, что это она, что это из-за неё, камнем повисла на шее.

С работы уволилась. Уж очень нервное дело – риэлтер-ство. В общей сложности прозанималась этим год и три месяца. Думала – прибавка будет к пенсии хорошая. Не получилось. Видно, не в то время родилась. Для молодых это.

Однажды приснилась мать-покойница. Сердилась, грозила пальцем:

– Светка, дрянь такая! Опять конфеты все сожрала!

Водился в детстве за Светланой такой грех. В те годы хорошие конфеты в свободной продаже практически не встречались. Коробку шоколадных «достать» нужно было «по блату» у знакомых торгашей. Добывали такую коробочку, припрятывали её до праздничной даты. А маленькая Свет-ланка потихонечку, конфетку за конфеткой… Да и съедала всю коробку. Ругали потом, конечно. И ремнём доставалось. На следующий день пришла гроза, августовская, затяжная. Звонок в дверь был почти не слышен на фоне громыхающего неба. За дверью стояла невестка, худая до прозрачности:

– Андрей…

– Андрюша, да что же, как же… – не дослушав, Светлана Сергеевна осела на пол. Всё вокруг стало совсем чёрным.

Очнулась в палате. Микроинсульт. С Андреем было всё в порядке – просто в тот день он задержался на работе, а телефон забыл дома. Алена забеспокоилась, поехала к ней – думала, может к матери зашёл.

Пролечили. Выписали. Но ходила плохо – по стенке с палочкой. Да и речь изменилась – стала невнятной, размазанной. Сын с Алёной вернулись. Невестка помогала мыться, готовила еду, выводила на прогулку. Видно было, конечно, что без особой любви это делалось. Но всё-таки. Светлана Сергеевна была чистая, накормленная, присмотренная. В квартире опять появился мольберт. И картины с ангелами и цветами. Не сказать, что они стали больше нравиться Светлане, но она присматривалась к ним, вглядывалась, старалась понять… Последняя готовая картина – крошечный ангел, сидящий на цветущей яблоневой ветке. А рядом – воробей. Худой, взъерошенный. Сидят рядом, а – не вместе. Видно, что каждый – сам по себе. Светлана вздохнула. Подумала:

– Испеку-ка шарлотку, должно на это-то сил хватить… – крикнула – Алёнка, почистишь яблоки, шарлотку я затеяла!

– Конечно почищу, – ответила Алёна.

Бордюр

Собака высунула маленькую, пушистую, ярко-оранжевую морду из рюкзака и тявкнула.

– С собаками нельзя! Куда собаку… – запоздало выкрикнул Никишин. Но девчонки уже прошли через турникет и подошли к лифту. Сейчас сядут и поедут. На пятый – на гистологию, может, на четвёртый – там находилась кафедра физиологии, или на третий – на биохимию. На первом и втором этажах обосновались клинические лаборатории, приносившие медуниверситету немалый доход.

– Студентки чёртовы… Уже и собак таскают с собой… Лучше бы знания приносили. В голове.

Никишин работал на вахте лабораторного корпуса уже почти год. До этого служил в педагогическом институте на кафедре химии. Но когда поставили диагноз – уволился. Устроился сюда, поближе к медицине. Хотел преподавателем, но не было вакансий. Известно же, если болеешь и нет у тебя среди медиков ни родственников, ни хороших знакомых – лучше сразу сдохнуть. Не мучиться. Поставили ему хроническую обструктивную болезнь лёгких. Это когда человек периодически кашляет и задыхается не пойми от чего. Навыписывали таблеток всяких. А ему то лучше, то хуже. Как-то молодая дура-врачиха посоветовала:

– Вам бы где-нибудь у моря жить, где тепло и воздух чистый, целебный.

Еле сдержался, чуть не плюнул в морду ей. Усмехнулся, ответил эдак, спокойненько:

– А что, продам здесь свою гостинку, добавлю миллиончиков пять, да и обоснуюсь у моря. В Сочи. Или, положим, в Крыму – и подмигнул игриво.

А та, видимо, сама поняла, что сказала несуразное. Смутилась, покраснела. Выписала рецептов по-быстрому и отправила домой. Выздоравливать. Да и правильно – некогда ей разговоры разговаривать. Ведь на каждого больного отведено у неё минут пятнадцать – двадцать. Больше – нельзя. Иначе не успеет все бумаги заполнить, да ещё в компьютер данные внести. Теперь ведь так положено. Для дополнительной эффективности лечебного процесса.

Сказать по правде, догадывался Никишин, откуда болезнь эта у него взялась. Надышался реактивами. Всё надеялся диссертацию защитить, а не вышло. Сначала набранный материал заведующий кафедрой отдал племяннику. Потом вообще смешно получилось. Аспирантке профессорской помогал. Попросили его методикам ту обучить. Голубоглазая, локончики белые, реснички нарощенные как опахала – вверх, вниз.

– Ой, не получается… Ах, а тут как? – и смотрит, как на… Бога.

Лестно, конечно, было. Короче, сделал за неё все. Три года работал. Потом год писал. Уехала она на защиту в Питер. Вернулась, дождалась диплома кандидатского и опять в город на Неве укатила. Жалел потом, что не выставил ей цену конкретную за труды. Боялся обидеть. Так и отделалась улыбочками обещающими, да полунамёками прозрачными.

Новая служба себя оправдала – удалось Никишину попасть на консультацию к хорошему пульмонологу. Полечился. И вроде бы полегче стало.

Как-то шёл мимо городского дворца культуры и увидел объявление, что проводится набор в оперную студию для взрослых. Занятия – бесплатно. И решил пойти. Слышал – полезно это.

Занятия в студии вела немолодая оперная певица – Галина Евгеньевна. Высокая, статная. Густой хвост чёрных кудрей на затылке, скреплённых сверкающей разноцветными камнями заколкой. Никишин подозревал, что это чёрное богатство – накладка. И концертмейстер – Жанночка. Рыженькие кудряшки вокруг худого личика. Остренький носик, небольшие быстрые тёмные глаза – лесная мышка. Есть такие, черноглазые, с рыжей спинкой.

Петь оказалось несложно. Нравилось. Сначала – упражнения для голоса, распевка. А затем… «Как прекрасна даль морская, как влечет она сверкая, обнимая, будто лентой, берег дивного Сорренто…» «Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая…»

Пели несложные арии из опер и оперетт, старые итальянские и французские песни, русские романсы. Мелодии удивительной красоты легко вдыхались и выдыхались. Что-то внутри расправлялось, расцветало, как «сад в подвенечном уборе…»

Занятия проводились бесплатно, но студийцы должны были принимать участие в отчётных концертах дворца культуры. И для Никишина это стало той самой ложкой в бочке. С детства присутствовала у него боязнь сцены. От всевозможных выступлений, проводимых в школьно-студенческие годы, всегда отбрыкивался любыми способами. Первые полгода участие в концертах можно было не принимать – не готов. Но вот стали готовиться к концерту на восьмое марта. И выяснилось, что и результаты – хорошие, и репертуар – подходящий. Короче, надо спеть. Выбрали одну итальянскую песню и один романс. В день концерта с утра болела голова и подташнивало.

– Не пойду, – решил Никишин.

К вечеру полегчало, стал подумывать:

– А не пойти ли?

В семь позвонила Жанночка.

– Вы же на Мира живёте, буду мимо проезжать, давайте заеду за вами, – предложила она.

– Да не надо, я сам… – выдавил Никишин, стало вдруг жарко и в голове опять зазвенело.

Без двадцати пяти восемь бросился на остановку:

– Успею…

Тратиться на такси не захотел.

По пробкам автобус тащился медленно, как-то нехотя.

– Опоздаю, – думал Никишин, с раздражением посматривая на нерусскую кондукторшу, смуглую, черноглазую, в пёстрых шароварах и тёплой стёганой куртке.

Вот и остановка ГорДК. Ринулся к выходу, по ступенькам. Вдруг нога подвернулась, покачнулся, потерял равновесие. Упал, сильно ударившись виском о каменный бордюр. Вспыхнули звёзды, загремела музыка, лазерные лучи резали сцену и зал. Он владел, повелевал этим залом, каждым присутствующим… За спиной подтанцовывали и подпевали три длинноногие девицы – брюнетка, рыжая и блондинка. А потом вдруг всё стало чёрным. И исчезло.