Текст книги "Золотой стриж"

Глава 6
Зимний приют

Вот как Нил себе это представлял: они проходят шагов двадцать, и тут впереди вспыхивает что-то яркое, как драгоценный камень. «Да вот же место силы!» – говорит он. И прикасается к нему рукой. Потом откуда-то появляется Весна, говорит: «Ты молодец», и он вдруг оказывается дома, в своей избе, с мамой. И больше никаких Ястребов, никаких неприятностей, только счастье.

– Куда мы идем, если ты не знаешь дорогу? – раздался за спиной голос Кадета, и Нил подскочил, выкарабкиваясь из дремы, в которую ухитрился провалиться прямо на ходу.

Он был даже удивлен, что Кадет так долго продержался. Они брели уже полчаса, а тот даже голос не подавал: то ли смаковал победу, то ли видами любовался. Монструма он нес под мышкой, и тот мирно дремал: темный шар, похожий на здоровенный ком пыли.

– Думал, чутье подскажет, – честно ответил Нил. – Слушай, давай отдохнем. Только беспредела никакого не твори, пока я сплю, ладно? Местные наверняка теневую магию за версту чуют. Утро вечера мудренее, завтра все найдем.

Он увидел поблизости поваленное деревце и опустился на него, со стоном вытянув ноги. В коленные суставы будто песку насыпали, пальцев ног он не чувствовал так давно, что поздоровался бы с ними, если бы они подали хоть какие-то признаки жизни.

– Нельзя, – занудным голосом ответил Кадет. – Тут опасно, я чувствую. Необходимо как можно скорее…

Нил хотел было ответить: «Единственное, что здесь есть опасного, – это ты», но тут совсем рядом ухнула птица, и он вскинул голову. Птица сидела прямо над ними: пушистая, красивая, с торчащими ушами и загнутым клювом. Ее круглые глаза поблескивали в темноте. Заметив, что на нее смотрят, она не улетела, а раскинула крылья и снова ухнула.

– Вот, – наставительно сказал Кадет, мрачно глядя на птицу. – Об этом я и говорю. Тут нельзя спать.

– Это просто сова.

– Не думаю, – процедил Кадет. – Сосредоточься и пойми, куда нам идти.

– Ладно, – покладисто ответил Нил. Чего только не придумаешь, чтобы тебя оставили в покое. – Я знаю один способ, ты главное не мешай.

Нил дождался неохотного кивка и лег на землю, делая вид, что сосредоточенно думает, а не повалился от усталости. Тут все поросло влажным мхом – мягким, с одуряюще приятным, нежным запахом. Нил вжался ладонями в мох и торжественно заявил:

– Я слушаю голос земли. Она мне подскажет, куда идти. Не отвлекай, это может быть долго.

Нил закрыл глаза, чувствуя лицом шершавые комки почвы и островки мягкого мха, и мгновенно соскользнул в сон.

Ему приснился огонь. Теплое, веселое пламя горело в печке, и Нил тянул к нему руки, грел их, а огонь уютно потрескивал. От этого звука было так хорошо, что он вздрогнул всем телом, когда его тронули за плечо. Кадет, похоже, над ним издевался: чувство времени кричало, что прошло минут пятнадцать. Нил сердито приподнялся на локтях, подбирая слова, чтобы объяснить: голос земли надо слушать до утра, иначе никак, – и обомлел. Как ни странно, причина разбудить его у Кадета действительно была.

С неба валил снег. Ложился на зеленые листья и цветы, укрывал землю. Вокруг стало очень светло, крупные белые хлопья плясали на ветру. Кадет сидел на поваленном дереве и потрясенно вертел головой.

– Я не так часто видел снег, но у меня впечатление, что он бывает зимой, – сдавленно сказал он. – Я же говорил, что тут опасно! Судя по всему, земля решила нас заморозить.

Холод и правда был знатный, но Нил, как ни странно, от него почувствовал себя только лучше. Это был не мертвый холод Ястребов, а обычный, зимний.

– По-моему, она не угрожает, – завороженно касаясь рукой похолодевшей земли, проговорил Нил. – Она здоровается.

– Ледяные смертельные объятия в качестве приветствия? Чудесно, – ядовито ответил Кадет, подставляя руки снежным хлопьям.

Нил поднялся на одеревеневшие от усталости ноги. Он понятия не имел, как им здесь не замерзнуть насмерть, но вопреки всему чувствовал только жаркую, необъяснимую радость и совершенно не ощущал угрозы – ни от снега, ни от земли, ни даже от стучащего зубами Кадета. Ну, зубы у него, судя по звуку, были. Нила эта мысль вдруг развеселила: приятно знать, что у Кадета под маской, видимо, все-таки не клюв и не дыра для высасывания душ из несчастных.

– Видишь? – Нил протянул руку туда, где под снегом постепенно исчезали заросли пышных зеленых кустов. – Идем туда.

Кадет обернулся, и глаза у него полезли на лоб. Вдалеке за кустами мерцали в ряд несколько огоньков. Монструм, спавший у Кадета на коленях, поднял голову и вопросительно тявкнул.

– Да-да, песик, – пробормотал Нил. – Идем навстречу приключениям.

– Эй! – Кадет схватил его за локоть. – Позволь объяснить. Там, где работает золотая магия, все непредсказуемо, даже для тех, у кого она есть. В мире вашей магии обожали игры и розыгрыши, которые далеко не всегда хорошо заканчивались. И любому здравомыслящему созданию ясно: видишь приветливый домик посреди леса там, где только что ничего не было, – беги как можно дальше.

– Да ладно, там ничего страшного, – отмахнулся Нил, продолжая рваться навстречу огням. – Выглядит безопасно.

– Великие крылья, хуже всего то, что ты серьезно.

Кадет держал крепко, но Нила обуяло такое сладкое чувство безнаказанности, что даже дышать легче стало. Сутки назад его за это могли на месте иссушить, и поэтому сейчас он с двойным удовольствием врезал Кадету свободным локтем в живот. Кость вмялась во что-то, по ощущениям вполне напоминающее человеческое тело, Кадет охнул и разжал руку, и Нил решительно пошел в сторону огоньков, жмурясь от того, как мягкие снежные хлопья щекочут лицо. Несколько секунд он с болезненным азартом ждал расправы, но Кадет молча поплелся следом – знал, что он сейчас не там, где можно сыпать теневыми заклинаниями.

За обсыпанными снегом кустами начались заросли молоденьких колючих деревьев, при виде которых Нил чуть не ахнул. Елки. Такие же росли вокруг его дома. Нил зарылся лицом в покрытые снегом холодные ветки, вдыхая хвойный запах. Он покосился на Кадета, застывшего рядом, и с удивлением понял: того колотит от холода. Нил был уверен, что Ястребов можно хоть в ледышку заморозить, им это только в удовольствие, но нет, видимо, мороз морозу рознь.

Он осторожно отщипнул несколько иголок, сунул в рот и помчался дальше, едва не переходя на бег. За ельником обнаружился домишко с резными наличниками на окнах, перед ним – небольшой замерзший пруд. Лед был весь исчеркан чем-то острым, будто кто-то пытался рисовать узоры ножом. От пруда к дому вели следы маленьких ног.

Нилу вдруг показалось, что он сейчас проснется на своем матрасе в Селении и поймет: ничего этого не было, наступает такое же утро, как сотни других. Зыбкое, мутное чувство, от которого еще сильнее хотелось жить, чувствовать на лице снег и ломиться в волшебные дома среди ночи.

– Стой! – зашипел Кадет, но Нил уже добежал до порога и постучал в хлипкую резную дверь.

Никто не ответил. Нил заглянул в окно, но оно было закрыто ставнями, и сквозь щели можно было угадать разве что трепещущие контуры огня в очаге. Нил еще раз постучал, и дверь со скрипом открылась.

– Мерзкий звук, – содрогнулся Кадет. – В страшных историях о вашей земле двери вечно скрипят, вы же их не смазываете, вам наплевать на порядок. Зайдешь вот в такую, и начнет всякая жуть происходить. Я не пойду.

Впрочем, сказал он это без большой уверенности. Если Нил от снега взбодрился, то Кадет мгновенно посинел, промерз и начал сухо кашлять. А из двери призывно пахло теплым деревом, смолой и чем-то пряным.

– Можно нам зайти? – спросил Нил, но ответа не получил.

Дом был тихим и неподвижным, трескучим и – в этом Нил мог бы поклясться, он это чувствовал, сам не зная как, – совершенно безопасным. Он переступил порог, не обращая внимания на возмущенное шипение Кадета за спиной. Половицы скрипнули и продолжали натужно, заунывно скрипеть с каждым шагом. Ну конечно, так и должно быть. Нил слабо улыбнулся. Жилище с резным крыльцом, в котором все вот-вот развалится, способное появиться из ниоткуда посреди зимы, наставшей посреди лета, место, где кто-то живет, но его не обязательно видеть, чтобы принять его приглашение. Во всем этом было что-то поразительно знакомое, как будто он слышал такую сказку, но не мог вспомнить, о чем она.

В огромной белой печи жарко горел огонь, вдоль стен стояли широкие лавки, на полках – посуда и охапки сухой травы. На печи грудой валялись лоскутные одеяла и подушки, у окна обтекало воском несколько толстых свечей, так что комната тонула в переменчивом, трепещущем свете.

– Красиво, – выдохнул Нил.

– У нас разные понятия о красоте, – отозвался Кадет.

Он попятился к двери – и подскочил, когда сверху раздались шаги, кряхтение и кашель. Нил даже не вздрогнул. Его не покидало ощущение, что он все еще спит, а раз так, ничему можно не удивляться.

– Спасибо, что впустил, хозяин дома, – сказал он, запрокинув голову. – Покажись нам, пожалуйста.

Судя по шагам, ноги, шаркавшие туда-сюда по чердаку, были невелики и обуты во что-то мягкое. Кто-то звучно высморкался и чихнул. Огонь в печи вспыхнул ярче, рядом с Кадетом со стены сорвался железный котел, с грохотом рухнул на пол и подкатился к его ногам. И все затихло.

– Думаю, он говорит, что ты ему не нравишься, – прошептал Нил и, подобрав котел, бережно повесил обратно на крючок. – Скажи что-нибудь дружелюбное.

Кадет диким взглядом глядел в потолок. От холода он уже не трясся, наоборот, – лоб блестел от испарины, будто у него начался жар. Видимо, магию он чувствовал так же, как Нил, – всем телом. Монструма Нил какое-то время назад потерял из виду, а теперь наконец разглядел: тот изображал, что он – просто безобидная тень в форме собаки, лежащая в углу наподобие ковра.

– Мы уходим, – проскрипел Кадет.

Он распахнул дверь, и ветер кинул в дом пушистое облако снега. Кадет немного постоял на пороге, едва заметный в снежной крупе, потом отчаянно захлопнул дверь.

– Тут очень жарко. А там очень холодно. Я не знаю, что нужно сказать местным… существам, чтобы они меня не убили, – отчеканил Кадет, и Нил впервые заметил, как он устал: до дрожи, до кругов под глазами. – Не думаю, что они примут вежливую ложь, учитывая мою униформу. Мне чуждо все, что здесь происходит. Все эти… – Он поморщился. – Сказочки про добреньких лесовиков с угощением. Зимние приюты для странников. Я знаю, что будет. Ты заснешь, а меня эта тварь вот в том котле и сварит. Видишь, каких размеров печь? Наверняка как раз для этого. И я не знаю, что мне… – Кадет захлебнулся словами и замолчал, вытирая мокрый лоб. – Приношу извинения. Не знаю, что на меня нашло. Ты можешь переночевать здесь, я подожду снаружи.

Нил слушал, приоткрыв рот. Это была самая бурная речь, какую он слышал от Ястребов за всю свою жизнь, и до него вдруг дошло кое-что невероятное: если на него самого тяжко действовал переизбыток Тени, на Кадета, похоже, так же действовала золотая магия. Тень подавляет, высасывает силы, заставляет чувствовать себя ненужным и мертвым, а анима, похоже, заставляет чувствовать себя слишком живым.

А значит, переизбыток анимы его либо убьет, либо…

– Стой, никуда не уходи, – сказал Нил.

Кадет поймал его сияющий взгляд и мученически прикрыл глаза. Он уже научился угадывать моменты, когда Нилу приходит в голову очередная блестящая идея.

– Хозяин, он не будет нападать, он мне обещал. – Нил задрал голову к затихшему чердаку. – Ты его не вари, ладно? Ну, если ты собирался. И выйди к нам, мы хотим тебя поблагодарить.

Несколько секунд было очень тихо: Нил ждал, монструм не подавал признаков жизни, Кадет сжимал ручку двери. Грудь у него ходила ходуном, и Нил впервые задумался, как же им, беднягам, тяжко дышится с этими масками на лицах.

Потом раздались звуки шагов на лестнице, ведущей с чердака. Скрипучие. Конечно, скрипучие, как Кадет и предполагал. Нил понял, что глупо улыбается. Недостаток анимы, который он чувствовал, как тупой кол, загнанный под ребра, исчез без следа.

– Ну надо же, дожили, – проворчал голос за дверкой в дальнем конце комнаты. – Возвращение блудного сына. Столько лет спустя и в такой компании. Поразительно.

Дверь была почти в человеческий рост, поэтому Нил оказался не готов к тому, что увидел, когда она распахнулась. Ростом старик едва доставал Нилу до пояса: лысоватый, с проседью в мягкой рыжеватой бороде. От него веяло теплом и запахом грибов, и у Нила возникло странное чувство: как будто старик, как и теневой помощник Кадета, просто принял такую форму. Уж больно молодые были у него глаза: прозрачно-зеленые, ясные и упрямые, они словно принадлежали кому-то гораздо выше ростом, гораздо сильнее, кому-то совсем не забавному.

На Нила он смотрел вроде бы снизу вверх, но от этого взгляда хотелось присесть, чтобы быть ниже ростом, и бормотать, что ты не сделал ничего плохого. А старик уже перешел к Кадету и оскалил зубы так, что даже не понять было, улыбка это или угрожающая гримаса.

– Да уж. Очень, очень интересно, – протянул он и вдруг засмеялся густым, низким смехом, который тоже подошел бы кому-нибудь в два раза крупнее. – Ну что ж, добро пожаловать в зимнее пристанище. Платите и можете ночевать.

– Но… – Нил захлопнул было рот, чтобы не задавать глупых вопросов, и все равно не удержался. – Но почему зимнее? Сейчас ведь… ну… лето.

– На этих широтах к зиме относятся положительно, – подал голос Кадет, который, видимо, задался целью переиграть старика в гляделки. – Все ближайшие золотые народы связывали зиму с безопасностью. По легенде, такое пристанище может вызвать любой, кому оно понадобится. Здесь всегда…

– Зима, – закончил за него старик. – Умный, что ли?

– Вроде того, – спокойно ответил Кадет.

Но Нил видел: его потряхивает, и руки за спиной сжаты в кулаки.

– Благодарим от всей души, что впустили, мы очень, очень благодарны, – встрял Нил, решив, что надо брать дело в свои руки, пока их не выгнали. – Но я не знаю, чем платить. Могу вот только… – Он прикрыл глаза, и ладонь вспыхнула золотом. – Возьмете?

Старик отошел от Кадета, и на его лице проступило что-то похожее на искреннюю улыбку, не насмешливую, просто добрую. Он взял руку Нила своими короткопалыми морщинистыми ладонями. Сияние в них не впиталось, и Нил не почувствовал, чтобы у него что-то забрали, – никакой пустоты в груди, никакого покалывания в коже руки. Он ожидал возгласа вроде «Неужели у тебя есть магия!», и тогда он сказал бы: «Да, я золотой стриж», и старик восхитился бы, и это было бы приятно. Но тот изучал его руку, как игроки в Селении изучали еще незнакомое оружие: пристально, деловито.

– Хороший мальчик, такие долго не живут, – пробормотал старик и покосился на Кадета. – Береги его, потом спасибо скажешь.

На лице Кадета было написано, что беречь этого хорошего мальчика – последнее, чем он собирается заниматься. Старик ласково похлопал Нила по руке и выпустил.

– Нет, малыш. Я лесовик, мне анима не нужна, тебе самому пригодится. Но без платы выгоню взашей. Мне нужно-то немного: ценную вещь, которую не жалко.

– Это противоречие, – заявил Кадет, но лесовик и ухом не повел.

Нилу перечень своего имущества не надо было составлять: оно равнялось абсолютному нулю. Даже потрепанная игровая форма – штаны и рубашка мышасто-серого цвета – были, строго говоря, собственностью Ястребов. Он выжидающе уставился на Кадета, но тот покачал головой.

– У меня нет личного имущества.

– Вообще никакого? – удивился Нил. – А зачем же…

– Зачем вы захватываете мир, если потом у вас ничего нет? – закончил за него лесовик.

– Собственность – это устаревшее и бессмысленное понятие, – огрызнулся Кадет. – Империя может выделить все необходимое, если отправить запрос, но сейчас, полагаю, это невозможно.

Лесовик тяжело вздохнул.

– М-да, – сказал он. Оглядел Кадета – и его лоб разгладился. – Вот! Блестящая штука! Отдай, и можете ночевать.

Кадет опустил взгляд себе на грудь и нахмурился. Как и всегда, у него на униформе блестела металлическая плашка с выпуклыми цифрами: «723».

– Это номерной знак. Я не могу его отдать, мы отчитываемся за их утрату. Ястреб не может без него, униформа считается неполной.

– Парень, а ты не забыл, где находишься? Поверь, если я окажусь не на вашей стороне, неполная униформа станет наименьшей из твоих проблем.

Лесовик протянул руку, и Кадет, отстегнув значок, хмуро положил его лесовику на ладонь. Тот рассмотрел его, попробовал на зуб, удовлетворенно кивнул и убрал за пазуху.

– Тени нет. Прекрасно. Просто вещь, сделанная кое-кем особенным. – Рот изогнулся в усмешке. – Добро пожаловать.

Нил знал, где делают эти плашки, но понятия не имел, с чего вдруг это вызвало у лесовика такую радостную усмешку.

– Можете переночевать и поесть. Не хоромы, зато сухо. – Лесовик забрался на лавку и свистнул, глядя туда, где лежала тень в форме собаки. – Иди сюда. Славный, верный пес. Собак хлебом не корми, только дай на лавку забраться.

Кадет уже открыл рот для очередной речи о том, что его монструм совсем не славный и никому не подчиняется, но тот уже принял свою нормальную форму, подбежал к лавке и одним прыжком вскочил на нее. Лесовик опустил ладонь ему на холку и почесал. Глаза Кадета округлились. Нил хмыкнул и хотел высказаться, но тут заметил около печи закопченный котелок с плоским дном. Он был накрыт белой тканью, и мысли Нила на всем скаку свернули к теме еды.

– Угощайся, – мягко сказал лесовик, переводя изучающий взгляд с него на Кадета и обратно.

Нил подошел, сдернул ткань, и над котелком поднялся густой пар. Внутри оказалась горячая вода с какими-то разваренными травами, и Нил блаженно прикрыл глаза.

Он понятия не имел, что это, но пахло просто волшебно: лесом, хвоей и цветами.

– Только не говори, что ты собираешься это… – начал Кадет.

Но Нил уже взял с полки кружку, зачерпнул содержимое котелка и сделал глоток. Кадет застонал.

– Никогда, – отчеканил он. – Никогда не пей и не ешь того, что предлагают незнакомые люди. – Он покосился на лесовика, который болтал ногами и чесал мирно дремлющего монструма, и его брови страдальчески изогнулись. – Или не люди.

Но Нил уже обнаружил в углублении печи миску с хлебными лепешками и слушать перестал окончательно. Он сел на пол, всем телом привалился к печке и вгрызся в лепешку, чуть не заурчав от наслаждения. Следующие минут пять он ел, пил, тянул руки к огню и снова набивал рот. Лепешки пахли горячим тестом и подтаявшим сливочным маслом, Кадет наконец перестал дергаться и сел на лавку, наблюдая за Нилом, как за невиданным явлением природы. Есть, когда каждый кусок провожают таким взглядом, было неуютно, но Нил справился. В конце концов он схватил масленой рукой миску и подвинул Кадету. Тот покачал головой.

– Давно не видел, чтобы кто-то ел с таким… смаком, – сказал он. – В языке Ястребов и слова такого нет, пища – это только для поддержания жизни.

В его словах было разом и осуждение, и голод, и что-то похожее на восхищение. Нил сполоснул руки в бадейке, стоящей около печки, налил во вторую кружку травяной отвар и поставил ее рядом с Кадетом.

– Если я еще жив, значит, оно не отравлено, – бодро сказал Нил. – Не знаю уж, чем вы питаетесь, но ты бы поел, а? Вкусно. Поедим, выспимся и завтра пойдем дальше. – Он помолчал и, взглянув в мрачные, тоскливые глаза Кадета, прибавил: – Тебе лучше?

– Что? – будто очнувшись, спросил тот.

– Ну, ты чувствуешь себя более… удовлетворительно? – попытался Нил. Кто их знает, как Ястребы ухитряются общаться, не говоря, как они выражались, «резко позитивных слов». – Тебе было плохо. Жар прошел?

– Если ты ждешь, что я ослабел и тебе удастся сбежать, ты этого не дождешься.

– Нет. Просто спрашиваю, в порядке ли ты. Люди так делают.

Кадет долго смотрел на него не отрываясь, затем с трудом проговорил:

– Да. Я в норме.

Кажется, и правда: пот на лбу высох, руки дрожать перестали. Лесовик наблюдал за ними, как игроки в Селении наблюдают за самыми увлекательными раундами.

Почувствовав этот взгляд, Кадет поднялся и все-таки взял кружку и миску. Нил тут же навострил уши – чтобы есть, маску-то придется снять, и он наконец узнает, что под ней. Но Кадет направился к двери, вышел и захлопнул ее за собой. Нил подкрался к ближайшему от двери окну и выглянул в щель между створками. Снегопад закончился. Кадет ел, сидя на крыльце, кружка стояла рядом. Нил видел только его спину и низко надвинутый капюшон, а разглядеть, что же там под ним, никак не получалось. Судя по тому, как Кадет низко склонился, он нарочно повернулся так, чтобы Нил не увидел его лица, выглянув в окно. Все предусмотрел!

Нил подошел к лесовику и сел на лавку рядом с ним. Тот больше не усмехался, смотрел как-то странно – с жалостью, как, наверное, смотрят на больных детей. У Нила противно сжалось сердце. Этот взгляд будто бил под дых, во что-то мягкое, уязвимое, испуганное.

– Ты подскажешь мне, как найти место силы? – тихо спросил он.

Лесовик протянул руку, чтобы погладить по голове, но не дотянулся и мягко провел по запястью, где был выведен черной теневой краской номер: «6452».

– Вода подскажет. – Лесовик сжал его запястье, закрывая пальцами номер. – Но подсказка – это не главное. А теперь спи, малыш. Спи. Тебе надо отдохнуть.

– Подожди, я не хочу спать, у меня куча вопросов, – пробормотал Нил и вдруг понял, что больше не сидит, а лежит, и не на лавке, а на печи. – Подожди минутку!

Но рядом уже никого не было, и печь была теплой, а матрас на ней – комковатым и уютным. Нил вздохнул и обнял подушку обеими руками, утыкаясь в нее лицом. Нащупал что-то под подушкой и вытащил клок сухой травы. Интересно, что он тут делает? Нил сжал его в руке и мгновенно провалился в сон.