Текст книги "Вечерняя звезда"

– Убил?!

– Нет. Он же не совсем кретин.

– Угрожал?

– Что ты! Сокола не запугаешь. Хуже. На слезу взял: люблю, говорит, дышать без неё не могу! Не сплю, не ем, теряю вес, смысл жизни и нить судьбы. Рыдал как подружка невесты у алтаря. Специально в город ездил, студента пьяного у кабака отловил, тот насочинял ему этой белиберды. «У нас возвышенные отношения». Сук я бы ему возвышенный в лесу нашла! Сокол уступил. Дворянская кровь – ничего не попишешь. Слушай, у твоего Вольфрама друзья же были? Ну, до проклятия. Принцы, графы?

– Скорее всего. Я не спрашивала.

– Может, познакомишь с кем, когда найдёшь его?

– С удовольствием, – улыбнулась я, а она вдруг сникла:

– Хотя… зачем им разбойница…

Я вспомнила Бэллу. Да уж, разбойниц им своих хватает.

– Незачем, а верная подруга и хорошая хозяйка, думаю, кому-нибудь точно нужна. К тому же красивая, умная и с чувством юмора.

Она залилась румянцем. И дала мешочек с деньгами.

– Доральд без монет на порог не пустит, сквалыга. Держи. Много не могу, жалованье на носу. Ребята тебя до него проводят. Будет выпендриваться – покажешь ключ, притухнет. И вот, ещё, – она сунула мне аккуратный сверток. – Туфель твоего размера у меня нет, но, когда пойдёшь спасать чудовище, надень нарядное платье. Это же такая волнующая встреча!.. Ой! – Она подняла глаза к небу и прикусила пухлую губку. – Сейчас расплáчусь.

С утра накрапывал тёплый дождик, но к нашему отъезду небо расчистилось. Разбойница на прощание помахала нам широкополой шляпой.

Через час из-за густых деревьев на повороте выехал Лось с группой сопровождения. Я выставила перед собой ключик, как герой фильма ужасов выставляет крест перед вампирами. Эффект был примерно такой же: Лось не обратил на него никакого внимания.

– Да знаю, – просипел он, моргнув подручному.

Я заметила, что у того перебинтованы обе кисти. «Банзай вам, шаромыжники!» – ехидно подумала я.

Перебинтованный кинул в нашу сторону рюкзак. Один из моих телохранителей ловко поймал его.

– Мы – благородные разбойники, – продолжил Лось. – Своих не грабим.

Интересная трактовка.

– Но, это… Браслет с часами мы… реквиди… рекви-зи…ро-вали. Для вашей же пользы. Есть подозрение, что в нём скрыта чёрная магия.

Ну конечно.

– В общем… Мы поехали.

Я снова была с тёмными очками и с ножом.

Судя по тому, как нас встретила стража на въездных воротах, разбойница завоевала авторитет не только в своём кругу.

Мы пересекли весь город, выглядевший декорацией к кинокартине «Золушка» сорок седьмого года в цвете, и остановились у перекошенной развалюхи на окраине. Боже! Отдав строительному бизнесу одиннадцать (считая с институтом) лет жизни, компетентно заявляю: причина, по которой это сооружение ещё не рассыпалось, могла быть исключительно магической. Я боялась подняться на крыльцо. О том, чтобы взяться за перила, не было речи.

На мой стук никто не ответил. Открывая дверь, я думала, что дом сейчас сложится, погребая под грудой трухлявых досок и мусора все мои надежды. Но он не сложился.

Внутри было не лучше, чем снаружи. Такая же вопиющая нищета и разруха: щелястый некрашеный пол с креном в десять градусов, кривой замызганный стол в окружении колченогих табуреток, накрытый ветошью топчан, потолок, норовящий свалиться на голову, а вместо штор на окнах – драные тряпки. И неидентифицируемый хлам в каждом углу.

Здесь живёт волшебник?! Занавеску бы целую себе наколдовал!

– Кто вы такие? – раздался скрипучий голос, и от облезлой стены отделилась серая до пят рубаха, залатанная вдоль и поперёк, а в ней – долговязый тощий человечек. Лет за… непонятно, за сколько. Бледный, с седыми волосами по грудь и тревожно рыскающими глазками. – Воры?!

Ага, воры. Пыль воровать пришли.

– Уважаемая, – обратился ко мне разбойник, – мы больше не нужны? Мы тогда пойдём? Кобыла ваша во дворе привязана. Как дела закончите, хлопните по крупу четыре раза, три длинных и один короткий, она сама домой вернётся. Заговорённая.

– Спасибо. Передавайте привет госпоже разбойнице.

* * *

– Чем могу быть полезен? – пафосно спросил хозяин, с позволения сказать, дома, сложив на груди ручки и отставив ножку в дырявом носке.

– Вы, сударь, Доральд Сивый?

Тот с достоинством кивнул.

– Вас рекомендовала многоуважаемая графиня Стацци, тёща принца Адама.

Доральд при упоминании графини смягчился, пафос с него частично слетел, а нервные глазки подёрнулись влагой.

– В связи с чем рекомендовала?

Я вкратце обрисовала проблему.

– Нет! – заявил волшебник.

При общем согласии относительно его несусветной жадности он даже не попытался на мне заработать! Такой старт не внушал оптимизма.

– А в чём дело, господин маг?

– В колдуне.

– И?

– Колдун сильный.

– А вы – слабый, что ли?

Обычно мужчины на это ведутся. Маг дёрнул подбородком.

– И я сильный, но он ещё и сумасшедший.

– Вы знакомы с ним лично?!

– Разумеется. – Доральд плюхнулся на табуретку, закинув одну тощую ножку на другую. Табуретка покачнулась. Я аккуратно присела на край топчана.

– Расскажите о нём, пожалуйста.

– Сударыня, я не располагаю временем для подобных…

Ну вот. А то сразу: «Нет»…

Я выудила из рюкзака мешочек разбойницы и положила на стол монету, судя по всему, серебряную. Он криво усмехнулся. Прибавила ещё одну. Уставился на потолок. Дальше я выкладывала монеты, а маг косился в окно, насвистывал, разглядывал давно не стриженные ногти и сосредоточенно обследовал языком дёсны. После седьмой усмехнулась уже я и начала сгребать деньги обратно.

– Ну ладно, ладно, – он суетливо нахмурился. И отточенным неуловимым движением беззвучно смахнул серебро в невидимый до того карман. Принц, – сказал он. – Его проклял принц.

За это я отдала семь серебряных?!

– Простите, милейший Доральд, поголовье принцев в вашем мире зашкаливает.

– Э-э?..

– Много, говорю, принцев. Который из них?

– Не знаю, доводилось ли вам слышать историю сироты в хрустальных туфельках.

– Золушки?..

– Да.

– В общих чертах.

– Всё просто. – Волшебник уселся поудобнее и прочистил горло, готовясь к обстоятельному рассказу. – Наш колдун на заре юности был самовлюблённым эгоистичным мальчишкой, как и большинство принцев. Капризным, жестоким, надменным гордецом. Но очень красивым. Молодые девицы почему-то именно таких предпочитают приличным людям. Женщины вообще любят подонков. Конечно, он был богат. Другие принцы тоже не страдали от бедности, однако никого из них не осаждали столь обширные толпы поклонниц, готовых буквально на всё. Он ими беззастенчиво пользовался, а потом бросал очередную дурочку, объясняя её отставку в самых нелицеприятных выражениях: она-де нехороша собой, глупа, лишена манер, недостаточно состоятельна или родовита. Сколько было истерик, пролитых слёз! Случались даже самоубийства. Они не трогали его совершенно. Мерзкий тип, – поморщился волшебник. – И у этого холодного, как мраморные лестницы королевского дворца, негодяя имелась слабость: он был неравнодушен к маленьким женским ножкам. К очень маленьким. Но не любил малорослых девиц. Вот такой парадокс. Если двадцатилетнюю пигалицу с размером ступни двенадцатилетнего ребенка ещё найдёшь, то высокую девушку, покупающую обувь с детской полки обув– ной лавки, – сами понимаете. Его пристрастие было болезненным и однажды чуть не вылилось в международный скандал: дочь посла из далекого Танзибара, в котором прекрасная половина подданных закрывает лицо ниже глаз плотной вуалью, а южное солнце способствует быстрому созреванию не только персиков и айвы, в свои тринадцать была девушкой крупной и сложившейся, но её ноги оставались крошечными. К счастью, опасный порыв принца был вовремя замечен и пресечён (их полуголыми выволокли из кладовки), честь красавицы, таившей под вуалью усы и огромную родинку на кончике загнутого к губам носа, не пострадала. Однако нервный срыв отца несостоявшейся невестки обошёлся королю в кругленькую сумму.

Но принца это не остановило. Он пошёл дальше, вооружившись идеей: «Если желаемого в природе нет, создадим своими руками!» И вознамерился внедрить в масштабах королевства зловещую традицию из одной сомнительной книги. Автор трактата «О золотом лотосе», очевидно, страдавший той же манией, описал обычай вымышленной страны: с младенчества туго бинтовать девочкам ступни, заворачивая вниз пальцы и притягивая мысок к пятке[15]15
  Обычай бинтования ног, практиковавшийся в Китае (особенно в аристократической среде) с начала X до начала XX века. Деформированные ноги традиционно назывались «золотыми лотосами».


[Закрыть].

Вымышленная страна? Знал бы ты…

– С садистским упоением лжеисторик живописал, как ломались при этом кости, причиняя жертвам невыносимые страдания, а со временем отмирали пальцы. Девочки не могли полноценно передвигаться, но ступни расти переставали. Принц воодушевился. Картинки изуродованных конечностей его не пугали, а вот рисунки детских башмачков на взрослых дамах приводили в экстаз.

– И что, удалось внедрить?

– Нет! Начались протесты. Негодовали дворяне, возмущалась чернь. Король на полгода удалил сына из столицы, чтобы успокоить общественность. Но странное отношение к женским ножкам было не единственным у его высочества. Больше крупных ступней он ненавидел ложь.

«Какой диапазон! К психиатру».

– И требовал правдивости во всём, в любых пустяках, в каждой мелочи. Не терпел недосказанности и скрытности, уже считая их ложью. И вот однажды сирота безвременно усопшего барона, оставшаяся на попечение мачехи, девушка восторженная и страстная, а вернее, помешавшаяся на принце идиотка, попросила свою крёстную, которая, на беду, была ведьмой, помочь ей завоевать каменное сердце правдолюба. На балу в честь дня его рождения. И та наколдовала хрустальные туфельки, делавшие ножки маленькими. Но беда заключалась в том, что в полночь злополучной даты у крёстной заканчивалась магическая лицензия, которую она не озаботилась продлить заранее. Золушка пришла на бал, танцевала с маньяком своей мечты, а он не спускал глаз с её туфелек. Золушки были ему до свечного огарка, он любил только их ноги. Часы во дворце, как всегда, отставали, ну, и хрусталь треснул прямо на лестнице. Вторую туфлю она успела снять, с ней и убежала. Принц велел склеить осколки и отрядил пол-армии на поиски беглянки. Через пару дней её нашли, несчастная предъявила уцелевшую туфлю, уже слыша в своей пустой головке звон свадебных колоколов. Параноик понял, что его цинично обманули, выдернул саблю из ножен и рубанул. Туфли натянулись без магии.

– Господи, помилуй!

– В эту минуту его душа почернела окончательно и бесповоротно. Он отверг весь мир и удалился от людей. И если прежде он прибегал к волшебству в основном для фейерверков и жестоких розыгрышей, то теперь решил посвятить себя изучению тёмных искусств. Прокляв напоследок девчонку.

– Он же её инвалидом сделал! Ещё и проклял?

– Конечно. С той поры Золушку нельзя вылечить.

– Ну и ужас. Кстати, а почему её звали Золушкой?

Было интересно услышать версию этого мира целиком. На примере истории принца Адама я уже убедилась, что с нашими они существенно различались.

– Ну, тут всё прозаично. Когда овдовевший барон привёз домой новую жену, две его другие дочки выбежали её встречать, а младшая перемазалась золой и залезла в камин. Захотела всех напугать, прикинувшись чёртиком. Им бы обратить внимание на странные фантазии ребёнка… Ну, ладно, посмеялись, замарашку отмыли и – время было обеденное – пошли к столу. А прозвище прижилось.

– Мачеха сильно мучила малютку?

– Никто её не мучил, жили дружно. Мачеха потом сокрушалась, что не уследила за младшей, баловала, жалела белокурую крошку. С её сестрами она была построже. Старшую выдала за богатого торговца, среднюю – за военного. И, заметьте, почти без приданого! Отец рано умер, часть земли пришлось продать, не голодали, но и не шиковали. Купчиха и полковница были вполне счастливы. Но этой, видите ли, принца подавай! Хочешь – получай. На тебе принца! Кушай.

Доральд, кажется, испытывал к принцам что-то личное. А насчёт версий… Да, версия была другая, но в целом – ничего нового.

– Почему он проклял Вольфрама?

– За ложь, – сказал Доральд. – Но ваш кредит, сударыня, исчерпан.

Ни одна Шехерезада, наверное, не получала таких гонораров за свою болтовню!

– Сколько?

– Ну… Э-э…

– Уважаемый Доральд, назовите вашу цену.

– Сударыня, мы не в лавке!

– Вот именно. Там у каждого товара есть ценник. А у вас нет даже приблизительного прейскуранта. Как вы налоги платите?

При слове «налоги» волшебник вздрогнул, опасливо посмотрел в окно и нервно облизал губы.

– Столько же.

Повторив свой виртуозный фокус по смахиванию денег в незримый карман, он продолжил.

– Когда матушка вашего принца…

– Он тоже принц?!

– Ну разумеется. Так вот, когда матушка вашего принца ждала первенца, мальчиков оказалось двое. Вызванная ради важного события гадалка бросила кости и настоятельно посоветовала его величеству половину радости скрыть. – И в ответ на мой недоуменный взгляд объяснил: – Спрятать одного сына. Его оставили во дворце (королева рыдала, что не переживёт разлуки), но подложили в колыбель верной придворной дамы, недавно разрешившейся от бремени дочкой. Король, в свою очередь, передал слова гадалки ближайшему кругу с просьбой хранить тайну. Ожидался грандиозный праздник, к королевскому столу свозили деликатесы и вина. Певцы, танцоры и лицедеи собирались услаждать высоких гостей своим искусством, повара – изысканной кулинарией, готовились благодарственные храмовые службы, блестящие охоты и балы. Приглашения разослали монархам, знати, иноземным послам и всем именитым чародеям. Кроме нашего колдуна. И он, естественно, обиделся. В счастливый день и час гости поздравляли венценосную чету, несли к трону щедрые дары, и вдруг зал наполнили клубы зловонного дыма…

«Запахло другой сказкой, – подумала я. – Вместо колдуна и фрейлины в ней были злая колдунья и толпа фей».

– …и в чёрном дыму возник любитель маленьких ножек! – театрально приподнял брови Доральд.

Артистично и в подробностях он поведал историю моего волка, которая сводилась к следующему.

Пока король отвлекал некстати явившегося колдуна, королева пошепталась с той самой придворной дамой, и старшего сына увезли в их с мужем родовое имение: злодеи любят вредить старшему сыну. Он не знал родителей, но получил блестящее воспитание и образование от дамы и её супруга, заменивших ему мать и отца. Нежно опекал свою якобы сестру. А младший сын, проклятый злодеем, вёл жизнь продолжателя династии.

– Не дай бог, сударыня, никому такого монарха! – скривился Доральд.

Гадостным характером он напоминал самого колдуна. Ноги, правда, его не интересовали, он больше тяготел к головам: ему очень нравилось их рубить. Или подвешивать за них. Ну, много ещё чего, на воображение принц не жаловался. Время шло, король старел и страшно мучился вопросом, актуальным, по-видимому, во всех мирах: что же делать? Кто виноват, сомнений не вызывало. Его величеству регулярно доставляли отчёты из имения, теперь это была целая провинция, которой за почтенным возрастом владельцев управлял его старший сын, и весьма успешно. Принц умножал земли приёмных родителей, следил за торговлей, приглашал учёных для развития сельского хозяйства и строительства дорог, покровительствовал ремёслам и искусствам. Великолепно выдал замуж сестру. Когда было нужно, воевал. В последней войне с соседним королевством возглавил местную армию и привел её к победе, заслужив уважение не только подданных, но и поверженных врагов – справедливостью и милосердием.

Король плакал, читая эти письма. На той же войне его младший сын прославился попойками и оргиями, трусливым бегством с поля боя и феерической жестокостью, добавляя пикантную нотку привычным развлечениям – теперь вместо косуль и зайцев он охотился на двуногих жертв, в основном – на гражданских. Короля печалило ещё одно: старший принц не хотел жениться. В отличие от брата, он не был распущен, но тратил время лишь на дела и обязанности. Слыл нелюдимым и надменным, предпочитая книги, фехтование и одинокие конные прогулки другим видам благородного отдыха. Терпеть не мог балов и приёмов. Был справедлив, вежлив в рамках этикета, но не любезен. И необоснованно требователен к дамам, считая их глупыми и пустыми. Других недостатков за ним не водилось.

В шаге от смертного одра король призвал высшее дворянство и обоих сыновей. Общему изумлению не было предела. Младший орал как резаный, требовал доказательств, обвинял отца в пристрастии и умысле, а двор – в заговоре. Старший с мрачной покорностью ждал вердикта его величества. И тут – гром и молния! – появился колдун, о котором все давно позабыли.

– Вы замыслили обмануть меня, жалкие людишки! – вопил он, похоже, возомнив себя высшим существом по отношению к человечеству. – Однажды я уже наказал вас за ложь и накажу снова. Если старший сын взойдёт на трон, младший умрёт. Страна обретёт прекрасного правителя и свежую могилку с именем ненавистного всем подонка и развратника.

Тогда старший сын отказался от трона и попросил колдуна снять с брата проклятие. Тот захохотал демоническим хохотом, свойственным злодеям.

– Проклятия не было, – сказал он, успокоившись. – Твой брат – подонок от природы, плюс мамино влияние. Баловать тебя она не могла, братик получил любви за двоих.

– Но как же?.. – король обвел присутствующих взглядом, близким к помешательству. – Ты проклял младенца в колыбели и лишь мне назвал условие отмены проклятия – мою смерть, но запретил самоубийство. Я должен был остаток дней страдать из-за недостойного сына. И, поверь, я страдал.

– Я пошутил, – улыбнулся колдун почти по-доброму. – Всё было фальшивкой, как и твой подменыш. Никакое проклятие не даст такой разносторонней выдающейся подлости: можно сделать человека жадным до дрожи, завистливым до скрежета зубовного, высокомернее каменного изваяния или похотливее последней портовой шлюхи, но не всё сразу. Подлость, цветущая в твоём сыне, увы, мне недоступна. Что ж, есть к чему стремиться. А настоящее проклятие начнётся сейчас. Я превращу тебя, – он указал на наследника, – в чудовище, и снаружи ты будешь таким же отвратительным, как душа твоего брата. Ты обретёшь черты, которых лишён и которые так превозносят бестолковые людишки: будешь добросердечен и мягок, испытаешь наконец окончательную человеческую глупость – любовь, но главными будут боль, безысходность и отчаяние.

– За что его? – Король упал на колени. – Он ни в чём не виноват! Накажи меня, он даже ничего не знал.

Улыбка колдуна стала презрительной.

– Простите, ваше величество. Я знал то же, что знали вы, и уже давно, – сказал старший сын. – Случайно я стал свидетелем разговора наречённой матушки с моей старой няней, ныне покойной. Им пришлось открыть мне тайну.

– Ты спокойненько жил, радуясь, что несчастного брата прокляли за тебя? – возмутился младший. – И ждал смерти старика, мечтая выпихнуть меня с трона?!

– Ты давал мне повод для радости, брат? Я надеялся на твоё исправление, когда колдовство рассеется, но шесть покушений на отца за последние два года!

Младший криво ухмыльнулся, однако посмотрел на старшего, и ухмылка исчезла.

– Пришлось приставить к его величеству надёжных людей. Господа охранники, выйдите! – От толпы придворных отделились пятеро, к ним присоединились слуги и стражники. – А бремя короны меня нисколько не прельщает, – добавил наследник.

– Вот и отлично! – провозгласил колдун, потирая ручки. – Тебе оно и не светит. Уж я постараюсь. И не нужно его идеализировать! – обратился он к замершему от ужаса дворянству. – Приказ при угрозе жизни короля устранить любого нападающего, в том числе и принца, а? Каково?

– И кто здесь подлец? – спросил младший. – Ты же считал меня прóклятым, братец? Ни малейшего сочувствия.

– Я сомневался, изучил всю доступную литературу, говорил с магами. Не был уверен, но склонялся к мысли, что дело не в колдовстве.

Слушая Доральда, я чуть не рыдала. Бедный мой Вольфрам! Бояться за отца и презирать родного брата. Врагу не пожелаешь.

– Браво! – колдун театрально похлопал. – Один – подлец, каких свет не видывал, другой – холодный заносчивый мудрец. Интересное у тебя потомство, старик. Хорошо ты прожил жизнь. Сам врал, тебе врали. Твой двор – клоака лжи, а твоя жена…

– Не смей пятнать имя этой святой женщины! – король опасно покраснел. – Моя жена скончалась в муках от неизвестной болезни. Никто не мог её вылечить. И она глубоко сожалела об участи, постигшей наших детей.

– Неизвестная болезнь называется совестью. – Колдун удобно устроился на подоконнике. – Столько лет покрывать мерзости сына – никакого здоровья не хватит! Обесчещенные девицы, их убитые женихи и братья, самоубившиеся отцы, заморенные младенцы, хищения из казны, торговля семейными ценностями. Про пытки невиновных молчу. До них ли?

Король закрыл глаза, по его лицу текли слёзы. Огромных сил стоило ему взять себя в руки.

– По закону должно быть условие отмены проклятия, – произнёс он глухим голосом.

– Знаю, знаю. Я ещё не придумал, но… Ладно, пусть будет как всегда: когда честная девушка полюбит чудовище… – Колдун помолчал, а потом гнусно усмехнулся: – Свет её истинной любви превратит его в человека.

– Кстати, – оторвался от повествования Доральд, – не путайте искреннюю любовь с истинной.

– А в чём разница, сударь?

– Искренней любви кругом – в лукошки собирай, а истинная – настоящая редкость! Древняя, необъяснимая магия, преображающая мир.

Не очень поняла, но ладно.

– Так вот, – продолжал он. – Пусть придёт одна, без всяких братьев, кузенов, не испугавшись меня, всесильного волшебника, и я выдам ей это… животное, – он указал на старшего принца.

Под потолком раздался грохот, наследник упал как подкошенный и превратился в волка. К нему бросился отец, за ним – придворные.

– Господь-благодетель! – запричитали дамы.

Кавалеры переглядывались, с трудом осмысливая новость:

– Свет истинной любви – чудо из чудес! Раритет, который не видели целый век! Откуда же его взять?

– Не моя забота, – пожал плечами колдун. – Только пусть честная девушка поторопится, я не стану ждать больше двадцати лет.

– И что вы сделаете с моим мальчиком? – прохрипел умирающий король.

– Убью, – ответил злодей.

Сердце монарха не выдержало, он почил.

* * *

Доральд замолчал и сидел неподвижно.

– Когда это произошло? – спросила я волшебника, ещё не вышедшего из образа.

– Понятия не имею.

Даже в волшебном мире меня караулил цейтнот. Будто к моим прорабам со сметами добавились колдуны с проклятиями. А срок сдачи проекта никто не отменял.

– Хотя бы где, слышали?

– Далеко отсюда. Буквально на другом конце земли.

Час от часу не легче!

– Доральд, а во мне есть этот свет?

Он глянул ошеломлённо.

– А то вы не знаете!

– Не знаю. Я его не вижу.

– Так вы – не магичка! Есть, сударыня, есть. Но зрят его, – он менторски поднял костлявый палец, – одни лишь маги.

Ну и бог с ним. Перебьюсь.

– Сударь, а что стало с младшим братом?

– Заточили в темницу. Стражник убил его при попытке к бегству.

– А волк? Как же он жил долгие годы? Где скитался?

– Никто не знает, сударыня. Но, судя по всему, с новой внешностью он обрёл ещё и волшебство: способность мгновенно перемещаться, читать чувства людей. Слышал, он умеет путешествовать между мирами. Полагаю, это уже вымысел. На трон возвели регента, но прóклятый принц наблюдает за ним и помогает советами. Нелёгкая доля, сударыня. Ох, нелёгкая.

История, рассказанная Роландом и больше похожая на жутковатую легенду, оказалась правдивой, исключая мелкие детали. Наверное, ни в одном мире нет легенд страшнее реальности.

– Что же делать?..

– Ну… Зависит от… Спасаться!!! – заорал Доральд, выпучив глаза, и весь затрясся.

– В смысле?..

– Бегите быстрее отсюда! А-а!.. Поздно.

Из щели под входной дверью полз сиреневатый туман, запахло садовыми лилиями и нестерпимо потянуло в сон.

– Мои денежки… – простонал волшебник.

И я увидела, как из его бездонного тайного кармана серебристой струйкой вытекают монетки и текут в… корзиночку прелестной дамы, появившейся на пороге. Но – ужас! – туда перемещались не только его монетки, но и мои, оставшиеся в кошельке разбойницы.

– Прекратите немедленно! – потребовала я, борясь с зевотой – вдруг захотелось спать.

– Этот бесчестный маг не отдаёт долг, – чарующим голоском пропела дама. Она была в платье из белого тюля, вся в кружевах и атласных бантиках.

– А я тут при чём?

– Ваши деньги добыты неправедным путем. Они – зло.

Она взмахнула тонкой ручкой, и я провалилась в сон, на краю которого услышала хрип Доральда: «Свет! Свет истинной любви!..»

Мне снились цветущие сады и тихо шумящие рощи с птичками на ветвях, водоёмы в кувшинках, поляны в розовых колокольчиках, незнакомые лица с ласковыми улыбками, но почему-то под звуки Lacrimosa из реквиема Моцарта.

Кто-то умер? Или собирается умереть?

Я поняла: нужно проснуться. Непременно, обязательно. Иначе этот реквием будет по мне.

Сквозь него слышалась другая мелодия, нежная пастораль, объяснявшая цветочки, птичек и чьи-то улыбки, но великий Вольфганг Амадей не для того писал музыку смерти, чтобы через неё могла пробиться какая-то слюнявая пастораль.

* * *

Они стояли у моих ног: три прекрасные дамы с сияющими, покрытыми золотыми сетками, волосами, с такими гладкими лицами без единой морщины, будто их накололи ботоксом до полного паралича. А я лежала на кушетке посреди шатра из белоснежного шёлка.

– Моя дорогая, – начала дама справа, рыжая с фиалковыми глазами, – какое счастье, что мы вырвали вас из рук этого ужасного человека! Своей жадностью он готов отравить любое сердце.

Я пыталась возразить ей: никто никого не травил, мы мирно беседовали, но лишь закашлялась.

– Прошу, не говорите ни слова, вы ещё не восстановились после тумана и путешествия, – сказала дама в центре.

– Где я? – мой хрип нашёл дорожку в пересохшем горле.

– Вы в краю фей, – нежно улыбнулась, показывая жемчужные зубки, дама слева, тоненькая голубоглазая блондинка. – Здесь вам нечего бояться.

– Вы – феи?

– Да.

– Феи – значит волшебницы?

– Разумеется.

– Тогда, прошу, помогите мне!

– Мы с радостью помогаем смертным в их делах. В добрых, конечно.

– Спасите моего любимого! Его проклял злой колдун, превратив в чудовище, но срок проклятия заканчивается. Я должна найти их, но не знаю, где искать. Если не найду, колдун убьёт Вольфрама, а если найду… Не уверена, пощадит ли он его, исполнит ли своё обещание. Злодей невероятно коварен.

Фея в центре, зеленоглазая, с густыми каштановыми волосами, поджала губы, а рыжая фея справа нахмурилась:

– Не нужно так нервничать. Вы испортите нашу гармоничную атмосферу флюидами страсти и гнева. Мы попробуем вам помочь. Только не сопротивляйтесь. Это всё затруднит, если не испортит.

Готовы помочь, тогда почему я по-прежнему слышу реквием?..

– Закройте глазки, – светловолосая фея тронула мой лоб тонкой светящейся палочкой, – и ни о чём не думайте…

Я уснула. Не было никаких снов, одна непроглядная темнота, и лишь иногда за ней призрачными огнями вспыхивали золотые глаза волка, очень печальные.

* * *

– Ах, какой чистый! Посмотрите-ка! Прелесть.

– Есть смещение к зелёной части спектра.

– Да, высокий процент сострадания.

– Многовато жалости.

– Это неплохо при такой решимости. А нежности сколько!

– И жертвенность… Как я люблю жертвенность!

Меня разбудил щебет звенящих фейских голосков.

– Проснулись, милочка? Ну и чудно.

Я хотела спросить, удалось ли им найти Вольфрама, но не смогла произнести ни слова. И не смогла приподняться с кушетки – закружилась голова и накатила слабость.

– Тише, тише, – задрожала ресницами та, что с фиалковыми глазами, отдавая белокурой девочке лет двенадцати стеклянный сосуд с лёгкой светящейся жидкостью, которая плескалась по дутым бокам сосуда от каждого движения. Девочка выскользнула за полог шатра. – Вам нужно ещё полежать.

Преодолевая слабость, я села.

– Вы нашли Вольфрама?

– Послушайте, – произнесла темноволосая и зеленоглазая, самая строгая из трёх, – не стоит здесь говорить об этом… чудовище. – Она с отвращением раздула тонкие ноздри точёного носика. – Его прокляли за дело. Кстати, вам на будущее: невинного человека проклясть невозможно.

– Это святого проклясть невозможно, – возразила я, силясь встать. И свалилась на траву.

Три феи склонили надо мной стройные шеи.

– Мы вас предупреждали, – приподняла брови блондинка, – вы ещё слабы.

– Почему я слаба? – каждое слово давалось с трудом и отстукивало в висках.

– Ну как же? Мы взяли каплю света истинной любви, чуть-чуть обессилив вас. Самую малость.

Каплю? Самую малость?.. Я чувствовала, что меня отжали, как простыню в сушильной машине на двух тысячах оборотов.

– Подождите, – я потрясла головой, наводя фокус, – вы забрали деньги, свет и ничем не помогли?..

– Мы бы рады помочь, – зелёные глаза брюнетки потемнели, в голосе появилась угроза, – но не можем. Мы не помогаем… чудовищам! – Последнее слово она буквально выплюнула. И передёрнулась.

– Вы же заботитесь о природе, – я искала ходы к их логике, о сердце речи не было. – Одна из ипостасей моего любимого – волк. Вы допустите гибель животного?

– Фу-фу-фу! – замахала ручкой блондинка. – Мне дурно от одной мысли о волках. Они ужасные создания, отвратительно пахнут, хищные и, главное, беспринципные.

Кто бы говорил…

– Тогда верните свет истинной любви. – Я встала, держась за кушетку.

– Совершенно невозможно, – решительно отмела мои претензии рыжая. – Он пойдёт на множество добрых дел. Мы сотворим из него эликсир для молодых фей, чтобы они вдохновлялись истинной любовью.

– И будет плоду, что от камня меду…

– Какому плоду?..

– Если они ваши ученицы, ничего не получится. Лучше сразу вылейте в канаву.

– Вы нам дерзите? – сузив глаза, спросила блондинка.

– Будете дерзить, накажем, – присоединилась к ней рыжая.

– Это вы от своего волка набрались? – Брюнетка угрожающе поигрывала палочкой.

– Верните меня обратно к Доральду, откуда взяли.

– С какой стати? – нахмурилась брюнетка, вокруг неё сверкали искры.

– По Федеральному закону ФЗ-214[16]16
  Федеральный закон «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов».


[Закрыть], статья одиннадцать, пункт три.

Дома прокатывало. Почему бы не попробовать?

Феи переглянулись.

– Вплоть до пожизненного в магической тюрьме. С блокировкой силы, – добавила я.

– Так и быть. Вам повезло, что мы добрые феи.

Ну да, бывают же ещё злые. Даже представить себе не могу.

Обратное путешествие было стремительным и более жёстким, феи постарались. Очнулась я на полу возле топчана, рядом стоял Доральд с веником.

– Как же вы, сударыня, заставили этих грымз переправить вас сюда? – удивился он. – Обычно все добираются от них сами, месяца два на перекладных, а ещё и суток не прошло.

– Пригрозила законом.

– Каким?

– Об участии в долевом строительстве.

Доральд состроил серьёзную физиономию.

– Я всегда говорил, знание законов очень облегчает жизнь.

– Точно.

Он принёс воды. У меня тряслись руки и жутко болела голова.