Текст книги "Нижний город. Город – дом наш, а законы – стены его"

Глава 3

Внутри по ушам врезал гул разговоров и звуки, одновременно похожие и на скрипку, и на виолончель. Паб казался намного больше, чем здание снаружи, даже до отказа забитый посетителями. Полутёмный зал с круглыми столиками и деревянными стульями. Слева чернел зев камина с зелёным пламенем, а над ним из стены торчала пара зелёных чешуйчатых рук, по плечи уходящая в каменную кладку. Когтистые пальцы их то отщёлкивали ритм, то хлопали в такт музыке – зрелище было настолько гротескное, что Любе пришлось подтолкнуть спутника. Хотя Стрельцову уже и самому стало любопытно, кому культяпки так аплодируют.

Справа в сиянии летающих фонариков мерцала круглая сцена, на которой тощая девица в синем балахоне наяривала на уродливой белой арфе. Дикая аритмичная музыка ввинчивалась в уши, и посетители одобрительно били ладонями в такт по столешницам. Стрельцов напрягся, узнав в инструменте человеческие кости, но Люба быстро провела его к барной стойке и сразу влезла на стул, по-свойски стаскивая рюкзак.

– Здорово, Берт!

– Привет, Любушка, – прогремело басом, и Антон порадовался, что тоже успел оседлать стул, иначе бы позорно брякнулся.

На отполированную столешницу опёрся мощный детина в чёрной рубашке и белоснежном фартуке. Его блестящую лысую голову венчали толстые бычьи рога, растущие прямо изо лба. Ручищи были тёмными от множества непонятных татуировок. За спиной его сверкали бликами зеркальные полки, уставленные бутылками. А посреди них торчала вмурованная в стену человеческая голова неопределённого пола с длинными волосами: из-за закрытых глаз непонятно, живая или мёртвая.

Бармен кивнул на Антона, ухмыльнулся:

– Никак новую душу привела?

Люба поморщилась и кивнула на Стрельцова, который торопливо доставал мобильник из рюкзака и искал фото:

– Это Антон. Он тут человека ищет. Может, ты видел?

Альберт мельком глянул на экран и вздохнул:

– А, этот… Помню. Он тут напился, как и все. А потом рыдал, как брошенная девица.

Стрельцов нахмурился.

– Куда он потом пошёл?

Альберт ухмыльнулся, показав волчьи клыки.

– За информацию принято платить.

Люба полезла в рюкзак, а Стрельцов положил на стойку пятисотенную:

– Хватит?

– Что мне твои крашеные бумажки? – проревел бармен. – Отдай что-то своё!

– Берт, брось свои игры, – Люба нахмурилась и высыпала на стойку горсть конфет. – Держи, твои любимые.

Альберт и Стрельцов пару секунд сверлили друг друга взглядом, а потом бармен добродушно улыбнулся и выставил два бокала с янтарной жидкостью:

– За счёт заведения. А мужик ваш в тот вечер ушёл с русалками. У них и ищите.

Люба крепко выругалась. Альберт отвернулся к другому посетителю и потерял к ним интерес. Стрельцов сгрёб купюру в карман, понюхал бокал и залпом опрокинул в рот.

И не заметил, как опьянел. Он привык, что никакой алкоголь его не берёт, и был удивлён, что какие-то полграмма коньяка замутили мысли. Думать о деле не хотелось вообще. Стрельцов смотрел на Любу и вдруг понял, что она хорошенькая. И глаза у неё цвета виски, когда смотришь сквозь бокал на свет. Ей бы похудеть. Подкраситься. И он бы прям не устоял.

– Что, правда, не устоял бы? – Люба мрачно развернулась к нему. – Я ведь предупреждала не пить местное.

– А я что… вслух это сказал?

Она вздохнула и достала из рюкзака бутылку с водой.

– На, выпей немного.

В зеленоватом свете серьги-листья женщины сбликовали и Стрельцов моргнул. Ему вдруг показалось, что он уже видел листья в её волосах. Листья в волосах…

Антон сделал пару глотков и дурман почти рассеялся. Ему вдруг вспомнилась другая женщина, истерично кричавшая: «Это всё ради тебя! Чтобы быть с тобой!». Он сразу протрезвел и нахмурился.

– Мы с тобой точно никогда не встречались? Ощущение, будто я тебя знаю…

Люба отвела взгляд. На самом деле ей тоже так казалось. Но вспоминать не только не могла – не хотела. Потому что колыхалось в омуте памяти на самом дне что-то чёрное, гнилое. Такое, что по доброй воле доставать не станешь.

Поэтому она надела рюкзак и скомандовала:

– Пошли. Давай за мной.

На улице в свете ночных фонарей Стрельцов отметил, что она становилась всё мрачнее. Шла по улице так, что её приходилось догонять. Он спросил:

– Куда мы теперь?

– Домой. Обратно.

– Это ещё почему?

– Ты что, не слышал, что сказал Берт? – отозвалась она с раздражением. – Этот идиот попёрся к русалкам. Куда же ещё идти, кроме как к ним?

– А что не так с русалками? – Антон подтянул ремни рюкзака и на мгновение отвернулся от провожатой: мимо топала колонна карликов в синих колпаках. Широкие и приземистые, они шли чётко шаг в шаг и мешки на их спинах при этом звонко побрякивали. У каждого на плече была увесистая кирка, а рыжие бороды, лежащие на животах, отливали красным в свете фонарей.

Антон вытаращился, глядя, как карлики друг за другом заворачивают в переулок, не обращая ни на кого внимания. Минуту он боролся с собой. А потом рванул следом. В переулке было темно, как в аду, и тихо: ни топота, ни бряканья. Несло протухшим мясом и дёгтем. Где-то в самом конце что-то капало, эхо неприятно усиливало этот звук.

– Эй! – гаркнул он во мрак. – Я знаю, вы здесь, сволочи синеколпачные! Щас-то вам от меня не уйти!

И шагнул вперёд, нашаривая в кармане фонарик. Он успел включить его и увидеть много синих сверкающих нитей, переплетённых друг между другом. А потом закричал.

***

– Что не так с русал… – ругнулась Люба и вдруг остановилась. Резко развернулась. Стрельцова не было. Она медленно пошла назад, внимательно оглядывая дома и брусчатку. Дошла до переулка, из которого несло чем-то непереваренным, и вздрогнула от крика боли – кричал мужчина. Выругалась и бросила рюкзак на землю. На мгновение закрыла глаза и принюхалась. Поморщившись, крепко выругалась. Нацепила налобный фонарь, достала зажигалку и баллон с лаком для волос.

– Держись! Я иду!

В переулке луч света выхватил громадное синее кружево, свисающее между стенами домов. Оно сияло, переливалось, поэтому Люба не сразу заметила в нём Антона, спелёнутого по рукам и ногам. Бледное лицо запрокинуто, глаза закатились так, что видны белки. Люба выругалась и выставила вперёд руку с лаком. Щёлкнула зажигалкой:

– Гори-гори ясно!

Пламя охватило нити, но Люба шла ближе и жала на клапан ещё и ещё. Выжигала всё вокруг Стрельцова, и паутина с шипением лопалась, таяла. Тонкий визг заложил уши. Половину диапазона человеческое ухо не воспринимало, но от этого было не легче: голову разрывало надвое. Вонь от горелых нитей лезла в нос, заставляя давиться едким дымом и кашлять.

Наконец тело Антона рухнуло на землю, и Люба, сунув баллон в карман, подхватила его подмышки и потащила под свет фонарей. Прислонила к стене дома, сунула под голову куртку. Принялась хлопать по бледным щекам.

– Очнись! Товарищ следователь!

Он слабо застонал, что-то замычал. Люба достала из рюкзака бутылку с водой и плеснула ему в лицо. Полила сверху. Стрельцов зафыркал, отплёвываясь. Заморгал, мотая головой. Попытался вскочить, но Люба толкнула его обратно. Антон разглядел её, спросил:

– Где он?

– Кто?

– Лагунец… – Антон озирался. Потом вспомнил, что случилось, вытаращил глаза: – Что это? Что это такое было?

– Клещевик паутину разбросал. Дерьмовая штука. Страхом питается. Как ощущения?

– Как кошмар… Будто я попал в зацикленный сон. Где меня Лагунец убивает. Это серийник, он женщин резал. Маньяк серийный. Я его с ребятами брал, я помню. А тут я видел… нет, чувствовал, как он меня ножом вскрыл… И мои глаза… – он прижал ладони к глазам. – Ох, ты чёрт…

– Ладно, – Люба похлопала его по плечу. – Хватит. На вот, попей… Я же тебе говорила, не пей местное, не лезь к феям… На кой чёрт ты вообще попёрся в эту подворотню?

– Ты не поверишь…

– Да ладно, – Люба ухмыльнулась, бросив демонстративный взгляд на Город. – Ты серьёзно так думаешь?

– Я карликов увидел. Таких в синих колпачках. И я их видел когда-то раньше! В детстве, – Антон нахмурился. – Мелкий совсем был. Мне тогда никто не поверил. А щас… – он смутился, – ну, вот же они, поганцы! Надо мной всё детство из-за них смеялись, а они тут идут себе так спокойно… Это слишком странное место!

Люба задумалась.

– Гномы, говоришь… Значит, Город тебя знает. Ты здесь не просто ради Ерёшкина. Есть что-то ещё. Много званых, да мало избранных.

– Что это значит?

Она фыркнула:

– Хотела бы я знать! Вставай давай. Пошли.

– А как гномы через этого борщевика… клещевика прошли?

– Это ж гномы, – Люба пожала плечами, – они в любом камне проход открывать умеют. У них там явно сокровищница, а клещевик сторожит. За умеренную плату.

Антон поднялся и передёрнул плечами. Помолчал, надевая рюкзак. Потом помотал головой, вспомнил:

– Мы вроде про русалок говорили. Так что не так с русалками?

Люба, вышагивала так, чтобы больше не терять его из виду. Она сердито передразнила:

– «Что не так с русалками?» Да всё с ними не так, чёрт их возьми! В их рационе, знаешь ли, человеческое мясо, а твоё в частности – их деликатес. Так что поиски твоего Ерёшкина окончены. Его кости наверняка уже на дне моря белеют.

– Моря? Здесь ещё и море есть?

– То есть остальное тебя не удивляет?

– Меня удивляет, как ты узнала об этом месте. Неотложное дело или от безысходности?

Люба недобро зыркнула и вместо ответа сказала:

– А ты здесь разве за этим? Всё, экскурсия окончена. Домой поворачиваем.

Стрельцов мотнул головой, облизнулся.

– Ну уж нет, мой дорогой Проводник. Оплачено, так что работай. Пусть твои русалки расскажут, что стало с Ерёшкиным, кости там от него остались или ещё что.

Люба тоскливо вздохнула и закусила губу. Она замедлилась: улицы всё сужались, фонарей стало меньше, тьма вокруг сгущалась. Достала фонарик и пробормотала:

– Ты ведь нихрена не знаешь… Думаешь, просто русалку из моря выманить?

Антон шёл за ней какое-то время молча, ожидая, что она сама расскажет. Многолетний опыт подсказывал, что так обычно и бывает. Так и вышло. Люба поведала:

– Русалку лучше на живца ловить. На мужика. Надо чтоб он голышом в воду зашёл. Ну или хотя бы штаны снял. Чуют они как-то, что ли… Словом, клюют. Смекаешь?

Стрельцов так озадачился этим открытием, что не сразу услышал шум волн; оказалось, что они вышли на самую окраину города. Дома остались позади, а впереди расстилалось море. Самое настоящее. Луна медленно плыла по небу цвета индиго. Её дорожка серебристым лезвием рассекала надвое круглую, как полумесяц бухту. Среди песка темнела галька и круглые валуны. Ветер приносил от воды запахи йода и соли, а ещё чего-то незнакомого, но очень притягательного.

– Кроме того, что я терпеть не могу иметь дело с русалками, – вздохнула Люба, – сегодня ещё и чёртов прилив…

Стрельцов какое-то время стоял, глядя на набегающие волны. Потом крякнул, сбросил рюкзак, куртку и кроссовки. Одним движением сдёрнул джинсы и расстегнул рубашку. Он уже зашагал к морю, но Люба преградила ему путь.

– Да стой ты! – она со смехом вцепилась в плечи Стрельцова, отталкивая от воды. – Стой! Что ж ты за мужик такой, лишь бы из штанов выпрыгнуть! Тоже мне, следак, как дитё, всему веришь!

Отсмеявшись, она отвернулась, чтобы не видеть, как он сердито одевается. Объяснила:

– Ну пошутила я! Гонор с тебя сбить. А то напридумывал, что я бандитов сюда вожу! А к воде не подходи, нельзя.

– Почему?

– Потому что русалки живут в Бухте забвения. Им-то ничего, а вот людей эта вода начисто меняет.

– Так ты меня тут утопить хотела? Или что? – Стрельцов вжикнул молнией на джинсах и зашипел. – Вот как ты с людьми расправляешься!

– Мало я с тебя денег взяла, – вздохнула Люба. – Хотела б избавиться – сдала бы Берту. Он любит душу наизнанку выворачивать. В прямом смысле.

– Конечно, мало, – зло хмыкнул Антон. – Ты же получишь вторую половину, когда мы вернёмся!

Она покачала головой.

– Вернёмся, говоришь? Давай-ка я тебе объясню, что это место – нифига не музей. Я думала, ты это понял, когда Берта увидел. Это Бухта забвения, смекаешь? Сюда приходят только самые отчаявшиеся, когда боль ничем не унять. Эта вода типа волшебная. Забывательная. Зайдёшь по щиколотку – смоет самые пики воспоминаний, которые жить не дают, по живому режут. Зайдёшь дальше – вода коснётся и хорошего. А по пояс или по грудь – мать забудешь или родного отца…

– А если целиком? С головой?

Люба вздохнула, сбрасывая рюкзак на песок.

– Это как повезёт. Может, личность начисто смыть. Будешь как с чистого листа. А можно и младенцем выйти, который не помнит, как ходить. Поэтому есть все шансы вернуться не теми, какие мы сейчас.

– Твоя шутка того стоила? – вдруг холодно спросил Антон. – Ты нарушила своё же правило. Обманула меня с этой Бухтой. Теперь Город соврёт тебе.

Люба вздрогнула и бросила на него взгляд. Похоже, он попал в точку. Расплаты за обман она боялась. А значит, месть Города, видимо, не так уж преувеличена. Тогда зачем она пошла на такой риск?

– Значит, стоила, – она попыталась улыбнуться, но вышло плохо. – Все мы платим по счетам. Рано или поздно.

– Так что делать будем? Как русалок допросить и ноги не замочить? – нетерпеливо спросил Стрельцов. – М?

Люба глянула на луну, закусила губу в раздумье.

– Песни знаешь какие-нибудь?

– Опять твои шуточки? Не надоело? Может, сплясать ещё?

– Нет, я серьёзно. Пой что-нибудь. Только от души. Они любят песни, музыку всякую. Особенно когда мужик поёт. Гарантированно вылезут.

Антон пожал плечами:

– Так я могу с телефона включить…

– Нет, – Люба покачала головой. – Голос живой должен быть. С частичкой души. А в аппарате души нет. Русалки это чувствуют.

– А потом?

– Ну, – Люба вздохнула, доставая из рюкзака флакончик ацетона, – если всё пойдёт хорошо, кто-то из них выплывет и я поспрашиваю про твоего брата.

– А если нехорошо?

– Нас затащат в море и съедят. Сначала меня, ты им нужен для продолжения рода, мужчин-то у них нет.

– Ладно, – с досадой бросил Антон, – я понял.

Он сел на камень, сгорбился. Хрипло откашлялся в кулак. Сначала слышалось невнятное мычание, но потом он поднял голову и негромко затянул:

– За горами, за синими далями,

Там, где в небе танцуют киты,

По песчаным тропинкам гуляли мы,

Но забыла, забыла всё ты…

Глава 4

Пел он действительно от души. Так, что Люба заслушалась и едва не пропустила момент, когда среди волн появилось несколько голов. Одна из них подплыла ближе и на мелководье показалась длинноволосая женщина, ползущая на локтях. Свет луны, вышедшей из-за туч, осиял её прекрасное лицо и жёлтые глаза. Наконец её заметил Антон и от неожиданности смолк.

Русалка досадливо поморщилась, увидев Любу. С неохотой отвернулась от Стрельцова.

– О, Любочка! – протянула она красивым контральто. – Вернулась, значит. Давно ты здесь не появлялась! Опять искупаться пришла?

Стрельцов с интересом глянул на проводницу:

– Так ты в воду заходила…

– О, да! – русалка расхохоталась. – Нырнула с головой! Ты бы видел, шла прямо в море, как мёртвая! А сейчас ещё и обратно припёрлась!

Стрельцов нахмурился. От плохого предчувствия свело желудок. Негромко пробормотал:

– Что такое с тобой случилось, что ты решила стереть…

Люба холодно оборвала:

– Не твоё дело. Мы пришли сюда за твоим братом, Ерёшкин, правильно? Марина, – она повернулась к русалке, – ты с подружками увела его из паба Берта. Помнишь? Что с ним стало?

– А что мне за это будет? – низко протянула Марина.

Вынырнув по пояс, она по-змеиному подползла к Антону. Стрельцов на мгновение залип, разглядывая белую грудь идеальной формы.

– Не знала, что у Сержа есть брат, – запела она. – Такой брат.

– Покажи ей фотку, – резко одёрнула её Люба.

Стрельцов, сглотнув, отлип и протянул русалке фото:

– Ты его видела? Он жив?

Русалка мазнула взглядом по фото и уставилась на Антона. Губы её растянулись в призывной улыбке.

– Видела. Зачем он тебе, если тут есть я? Меня Марина зовут, а тебя?

В следующее мгновение Стрельцов схватил её за горло так, что она могла только шипеть и изворачиваться, вцепившись когтями в его руку. Вытащил её на песок подальше от воды и дал под дых так, что она малость обмякла, перестала царапаться. Море за ней взбурлило, сёстры за её спиной зашипели, забили хвостами, показывая острые зубы.

– Мне этот цирк надоел, – жёстко пояснил Антон. – Где мой брат?

– У нас-с… в море…

– Скажи сёстрам, пусть его сюда тащат. Быстро!

Марина что-то заклёкала, заухала своим. В конце с нажимом добавила:

– Сергей…

Головы в воде беззвучно канули в море. Русалка повернулась и зло прошипела:

– Вы оба поплатитесь за это. Город вас обоих пожрёт и переварит…

Антон снова ухватил её за горло и она захрипела, вцепившись в его руку. Перепончатые пальцы с когтями драли рукав кожаной куртки с лютой ненавистью. Глаза Марины жутковато светились во тьме белым. Наконец в море показались головы русалок. Они подплыли ближе и в свете луны стало видно, что они тащат с собой тело. Оно безвольно лежало на их руках, голова моталась. Русалки вынесли его на берег и отплыли подальше, настороженно наблюдая.

Антон оттолкнул Марину, достал фонарик и склонился над телом. Синий луч света полз по мокрым волосам, впалым щекам и худым рёбрам. Глаза были белыми, тусклыми, рот растянут в безумной улыбке.

– Не мучился. Счастливым ушёл, – тихо сказала Люба, поглядывая на русалок. Те медленно отступали в море. Последней на локтях уползала Марина. Краем глаза Люба отметила, что она шлёпнула по воде хвостом и плавно ушла под воду. Ацетон не пригодился.

Антон вытащил мобильник и начал фотографировать труп со всех ракурсов.

– А ты не сильно расстроен, да? – Люба поглядывала на него изучающе, запихивая флакон обратно в рюкзак. – Брат всё-таки…

– Работа прежде всего, – невозмутимо ответил Стрельцов. Он зачем-то открыл рот покойного, сфоткал внутри, полез к ушам. – Да и помочь ему я уже ничем не могу.

Наконец он закончил и отошёл от тела. Море шумело. Волны становились всё ближе, подбираясь к нему и Любе. Минуту назад труп лежал на песке, а сейчас вода уже окатывала его босые ноги.

Люба выдохнула с таким облегчением, что Стрельцов только сейчас понял, как напряжена она была – как сжатая пружина. Её плечи поникли, будто мышцы расслабились только теперь. Она вздохнула, поднимая рюкзак:

– Я не думала, что придётся идти в Бухту. А сегодня ещё и прилив, – Люба горько усмехнулась. – Может, дождевик надо было взять…

– Зачем? – Антон напрягся. Вернулось ощущение непоправимой беды. – Ты же уже здесь купалась? И всё забыла…

Она тяжело вздохнула.

– Не зря говорят, что нельзя в одну воду зайти дважды. Так вот, когда заходишь в Бухту второй раз, всё возвращается. До капли. И я бы не стала возвращать то, от чего стоило отказываться.

Антон помолчал.

– Теперь ясно, почему ты так упорно отказывалась. Это ж смертельный риск. Я бы всё забыл. Ты бы всё вспомнила. И всё, остались бы тут до самой смерти. А ты помнишь, что было после того, как ты вышла из моря?

Люба уставилась на него, задумалась. А Стрельцов вдруг услышал от воды какой-то шум, плеск. Он обернулся, но было поздно: Марина подползла слишком близко. Он схватил Любу за руку и в тот же момент русалка цапнула её за ногу и резко дёрнула на себя. Любина ладонь выскользнула из его пальцев и Марина поволокла Проводника по песку.

– Пусти! – кричала Люба, отпинываясь. – Мне нельзя в воду!

Антон на мгновение растерялся. А потом выхватил из кобуры «макарова», с характерным щелчком снял с предохранителя и направил на русалку:

– Отпусти её! Пусти или сдохнешь!

Марина зашипела, но не остановилась. Она оскалилась и быстро поволокла Любу в море.

А потом всё произошло слишком быстро. Стрельцов, понимая, что не успевает, прицелился и нажал на спусковой крючок. Русалка изогнулась, издав скрежещущий вопль, утробно взвыла. Грохнул второй выстрел, которым Марину отбросило назад в море. А потом на берег стремительно набежала волна и окатила Любу так, что скрыла с головой. Это была катастрофа.

Стрельцов сунул оружие в кобуру, оттащил Любу подальше. Усадил, оперев спиной о здоровенный булыжник, совсем, как она его, когда спасла от клещевика.

– Люба, – он отбросил с её лица мокрые волосы, стёр песок. – Люба, ты как?

Она растерянно моргала, глядя на него, будто не понимала, где она и кто он такой.

– Люба, ты помнишь меня? Я – Антон, Стрельцов Антон…

И тут в её глазах появилось осмысленное выражение. Понимание. Глаза расширились.

– Люба, – торопливо говорил Антон, – это ничего, что вода. Ты ведь Проводник, ты вспомнишь.

Она его не слушала. Шарила в заднем кармане джинсов и почему-то дрожала. А потом вдруг со звериным рычанием бросилась на него и повалила на песок.

– Подонок! – зашипела она, и Стрельцов почувствовал холод лезвия у горла. Нож пока давил плашмя, но чувствовалось, что ракурс зависит только от силы воли Любы. – Я вспомнила!

Из глаз её на его лицо закапали слёзы, и Антон наконец вспомнил. Тоже вспомнил.

Листья в волосах… Листья… И сдавленные рыдания. Рубашка на его плече. Мокрая от её слёз. «Помогите, мне Антон… помогите…» И звали Любу тогда совсем по-другому…

– Ты сказал, что мне надо похудеть! – прорычала она и истерично рассмеялась. – Да до тебя даже не дойдёт никогда, что жир – это моя защита! Пока он есть, ни одна мразь вроде твоего дяди меня не тронет!

Это было давным-давно… В другой жизни. В другом, когда-то родном Орманске, в который его устроили по блату после вуза и практики. Перевели туда, где семья, где можно было бы тихо наработать стаж, а потом стартовать. И это было его самое первое дело. Была осенняя ночь и в дежурке играла та дурацкая песня: «За горами, за синими далями…» У него уже и смена заканчивалась, Палыч пришёл, он должен был сменить и всё травил несмешные анекдоты. И когда вошла растрёпанная зарёванная девушка, Антон сразу понял: проблем будет много. В её волосах были листья, а за спиной рюкзак на одной лямке. Оторванный рукав кофты висел на локте.

– Помогите мне… – сипло сказала она. – Меня… Юрий Геннадьевич…

– Садитесь, – Антон со скрипом подвинул стул и лист бумаги с ручкой. – Расскажите, что случилось.

Её глаза расширились от ужаса, будто она вернулась в ад, о котором предстояло рассказать. Выронила рюкзак. Обняла себя за плечи. Раскачиваясь, забормотала:

– Он меня предложил подвезти. Я села. Это же Юрич, наш тренер, я не знала… он поехал не к дому, а в старый парк. Я испугалась, выскочила. А он догнал и повалил… – она замолчала, тяжело дыша, будто на неё, и правда, кто-то навалился. – Он сказал, я сама виновата. Что я не первая и не последняя…

– Я вспомнил… – прошептал Антон, сглотнув от горечи. Воспоминание было таким горьким, что прятать его приходилось не от других – от себя. – Он сказал на допросе, что ты сама на него запрыгнула ещё на тренировке… а потом, когда он тебя оттолкнул, решила отомстить.

Сказал – и тут же пожалел. Стрельцов почувствовал, как нож в её пальцах крутнулся, и теперь лезвие рассекло кожу его горла. Он не стал больше ждать и провоцировать. Заученным движением сдавил Любино запястье и опрокинул её на спину. Подобрал выпавший нож, щёлкнул, складывая в карман.

Люба мёртво лежала на песке, из глаз безмолвно текли слёзы. Она напоминала сломанную куклу. Нет, не Люба. Тогда её звали Женя и сейчас на песке лежала тоже Женя – та самая девочка с переломанной душой. Стрельцов хотел отвернуться, но не мог. Больше всего сейчас хотелось напиться, а ещё лучше зайти по маковку в море, но и этого было нельзя. Он спрашивал себя, почему не узнал её сразу, и тут же отвечал: потому что не хотел. Окунулся головой в собственное море забвения. Потому что так было легче.

– Я был молодой, дурак был, – хрипло заговорил он. – Юрич – брат моей матери. Она принесла мне фотографии, на них ты с кем только не… Сейчас-то я понимаю, что семья хорошо за подделку заплатила. Они все меня сутками обрабатывали: мать, отец, сестра. Лишь бы дядя не сел.

– Ты им поверил, – бесцветно сказала Люба. – Ты дело закрыл.

Антон молчал. Сказать было нечего.

– Свидетелей не было. За Юрича все горой встали. Весь город. А твои родители потом вообще заявление забрали. Я им сказал, что тебе восемнадцать, а они сказали, что ты их опозорила.

– Весь город… – горьким эхом отозвалась Люба.

– Почти весь… Я помню анонимки про подопечных Юрича, которые уехали из города. Я начал их искать, вызванивать. Но начальство ясно дало понять: либо дело закрою я, либо кто-то другой… Я хотел узнать правду. По всему городу тебя искал. А ты пропала.

– Пропала… – снова эхом отозвалась Люба. – Твоя родня пустила сплетню, будто я, малолетка тупая… перед твоим дядей добровольно ноги раздвинула. А потом он от меня отделаться не мог, вот я и оклеветала его из мести. Маленький город, в котором все либо за, либо против. На моей двери писали «шлюха». В меня бросали камни. Мне хлеб не продавали… – она горько зарыдала.

– Я не знал…

– Хуже всех был сын твоего дяди. Твой двоюродный брат. Он со своими подонками мне житья не давал. Я знала, что однажды он меня убьёт, отомстит за папочку. Они меня после подработки подкараулили, у гаражей. Двое держали, а он бил. Потом стал рвать одежду и я поняла, что и он меня… – она замолчала.

– Пожалуйста, не молчи, – попросил Антон. Он вдруг понял, что охрип. Слова застревали в горле. – Мне надо знать правду.

– Тогда была полная луна, – Люба говорила, будто в трансе, – они повалили меня на землю, и я видела, как она вышла из-за туч. Земля дрогнула, они все попадали. А я увидела, как на двери одного гаража появилась ручка. Круглая, как луна. Я толкнула дверь…

Антон склонился над ней, вглядываясь в лицо. Она хмурилась, будто не могла вспомнить, что было дальше.

– Я шла сюда. На запах моря. Утопиться шла… Город забрал мою боль. А ты вернул…

Люба наконец села. В её глаза начало возвращаться осмысленное выражение. И Антона пугало то омерзение, с которым она смотрела на него. Он хотел повторить, что если бы не он закрыл дело, его бы отстранили и дело бы закрыл кто-то ещё. Но со стороны города вдруг раздался шум.

Они синхронно повернули головы и Антон увидел группу очень странных людей. Они шли, слегка раскачиваясь, сине-чёрные в свете луны, и когда приблизились, он едва не попятился в море. Это были громадные змеи с человеческими лицами и в человеческий же рост; они ползли, выпрямив переднюю часть тела и отталкиваясь от брусчатки мощными хвостами. Их было четверо, и форменные зелёные мундиры с золотыми пуговицами смотрелись на них смешно и гротескно, особенно плечи и рукава, из которых высовывались чешуйчатые руки. Мало того, эти когтистые руки сжимали увесистые копья с алыми кистями. И древки копий глухо стучали по камням в каком-то мрачном ритме. Пом. Пом. Пом.

– Ты наруш-шил закон, – свистяще обратился к Антону ближайший змей. – Ты будешь осуждён.

Двое других обвили его ноги хвостами, и Антон рухнул навзничь. Они протащили его по песку и, вздёрнув, молниеносно завернули руки за спину. Отняли «макарова».

– Кто это? – заорал Стрельцов, безуспешно вырываясь. – Женя, кто это?!

– Местная полиция, – неохотно отозвалась та. – Я ведь говорила, не брать с собой оружие.

– Женя! Я ведь тебя спас! Скажи им! Она бы тебя утопила!

Она стояла, сложив руки на груди, и, дрожа от холода, молча смотрела, как стражи волокут его по пустынной улице вдоль домов с чёрными окнами. Антон орал и звал на помощь. А Люба будто не слышала: в ушах стояли собственные рыдания, когда он сказал ей, что дело закрыто за отсутствием состава преступления. А она ревела: «Помогите мне, Антон, помогите!..»

– Все мы платим по счетам, – повторила она свою же фразу. – Рано или поздно.