Текст книги "Ночь за нашими спинами"

– Ох… Привет.

– Мы виделись. Ты утром опрокинула на меня кофе.

– А ты утром читал мои мысли. Это невежливо.

Джон кивает и делает вид, что ему стыдно. Он – телепат. Вообще, у него немало и других необычных способностей, фактически полный набор, который в досье занимает десять-двенадцать строчек. Пожалуй, в нашей команде Айрин сильнее всех, и большинству он успел не раз спасти задницу. Но и это в нем не главное. Существует другая причина, почему я не убью его за то, что чуть не обделалась.

Дело в его спокойном голосе и располагающем взгляде. Видимо, такова особенность его расы, не зря наш шеф, посмеиваясь, говорит, что она была высшей. Только посмеивается он как-то зло. Впрочем, шеф из тех, кто не особо верит в пользу сочувствия и понимания. Он верит в силу. Делает из нас солдат так же, как раньше делал в Восточном гарнизоне, пока его не перевели. Джон же… Джон ничего из нас не делает. Джон – просто невидимая, тихая тень. Тень, которая всегда вовремя оказывается рядом.

– Ммм… как дела?

– Ммм… как всегда.

Я киваю и, слегка пожав плечами, спрыгиваю с последней ступеньки. С обычным любопытством оглядываю Джона с ног до головы и тыкаю пальцем.

– Извини. Меня всегда поражает, как ты это делаешь.

И я говорю правду.

В досье Джона Айрина в графе «Общее описание» стоит несколько слов. Ничего не говорящая комбинация букв, которая написана исключительно для галочки.

Антропоморфная раса, неизвестная галактика, мужской пол, возраст в з.г. неясен.

Неясен. Как и остальное. От прошлой жизни Айрина не осталось ничего: ни фоток, ни дневников, ни записей. У Джона нет дома уже очень и очень давно, его планета погибла – в свое время на нее напала какая-то враждебная раса, которая уничтожила тогда немало разумных цивилизаций и чудом не добралась до нашей дыры. Сведения об этом никогда не станут достоянием общественности. Чем меньше людей будет знать о том, что во Вселенной кто-то составляет нам компанию, а возможно, даже мечтает пустить нас на сосиски, тем лучше. Эта информация и так уже просочилась куда не следовало.

Судя по шрамам, Джон защищал свой дом до конца. К счастью, он выжил. Правда, я не уверена, что он счастлив. Довольно трудно быть счастливым, когда ты выжил один.

Мистер Последний из Рода Принц.

Так, с насмешливой интонацией, его зовет Дэрил, но это недалеко от истины. Представители народа Джона рассредоточились по Вселенной, а сам он уже три года здесь. Как и его сестра Анна: она даже вышла замуж за кого-то из местных. И как бы странно это ни было, кажется, Джону тут нравится. Может быть, даже нравимся мы. По крайней мере, я на это надеюсь, хотя, судя по его мозгам, его прежняя родня была намного умнее. Неважно. Просто это, наверное, максимальная благодарность, на которую мы способны. Мы не идеальная семья. Но я-то знаю, что лучше так, чем никак.

– Прости, если потревожил.

Он разворачивается, чтобы уйти, и я удерживаю его за рукав серого свитера – совершенно детским нелепым жестом.

– Подожди, Джон. Ты совсем не… В общем, спасибо. У меня все отлично, просто охрененно, но я не выспалась. Куда ты?

– К нашим. А ты? Не туда? Я слышал, Элмайра приехала.

Черт. Этого-то я и не хочу. Но, пожалуй, будет лучше, если я пойду с Айрином. Какао, одиночество и здоровая ненависть к человечеству могут пока подождать. И я, изображая оживление, бодро киваю:

– Пойдем-пойдем! Послушаем свежие сплетни, которые притащила моя красотка.

Он кивает с серьезным видом, и я закусываю губу. За все время нашего знакомства я почти не слышала его смеха. Не только над моими идиотскими шутками.

Я вообще мало что знаю о некоторых своих напарниках. Меньше всех – именно о Джоне, не только потому, что шеф каким-то образом ухитряется почти не ставить нас в боевые двойки. Джон не называет себя и сестру прежними именами. Фамилия Айрин тоже ненастоящая, она означает на их родном языке всего лишь «странник». И я не видела Джона в истинном облике; его «каждодневная» внешность мало чем отличается от человеческой. Его выдают разве что несколько заостренные уши, слишком бледная кожа, в которой не хватает каких-то пигментов, а также глаза. Удивительные: в обычное время они синие, но если вдруг Айрин злится, они вспыхивают рыже-алым. Выглядит страшно… Хэллоуин круглый год, причем бесплатно. Я люблю огонь, но только не тот, что живет в глубине зрачков моего напарника. Этого огня я необъяснимо боюсь. Так же, как темных шрамов на виске, на левом запястье и на спине, не исчезающих даже в человечьем, насквозь фальшивом облике.

Дверь открывается; Джон пропускает меня вперед, в просторную комнату, где две стены занимают экраны, демонстрирующие городские локации. Все вокруг болтают. Джон проходит, садится в кресло у окна, самое дальнее от камина: он не любит огонь. Просто ненавидит. Странно, что это не мешает ему терпеть меня.

– Огонечек! – Неподалеку от компьютеров сидит, закинув ноги на подлокотник кресла, моя лучшая подруга. – Где ты была, детка? Я соскучилась!

– Здравствуй, моя престарелая мамочка.

Она с достоинством перекидывает за плечо толстую косу темных, подкрашенных на кончиках фиолетовым, волос.

– Не надо дразниться. Я довольно неплохо выгляжу. Садись.

Я послушно сажусь, еще раз покосившись на Джона. Надеюсь, этого не заметили: моя подруга любой взгляд на парня может принять за желание заняться с ним сексом немедленно. Ну, или хотя бы чуть попозже.

Элмайра старше меня на несколько лет, и она с Земли. Может, поэтому такая странная? Наверное, ее мозги как-то деформировались, когда она проходила Коридор. Военные ведь привели ее от ворот. Тех самых ворот из наших страшилок. Правда, она мало что помнит до момента, как ее чуть не застрелили. Иногда мне кажется, что она сама предпочла это забыть. Кто знает…

Тогда, в детстве, она всегда рассказывала примерно одно и то же.

Как стоит перед воротами – такими же, как наши, только снаружи.

Как берется за прутья и вглядывается во тьму.

Как гул, точно рядом работает турбина, нарастает, а потом появляются они.

Огоньки.

Дурацкое слово, совсем не страшное, но Элм произносила его особенным тоном. Голубые холодные огоньки, похожие на включенные фары. И дикая боль – от света и звука. Отключка. Падение. И Элмайра уже на нашей стороне. Частица тьмы. А тьма предельна.

Ее определили в приют, где мы и встретились. У Элм тоже есть личное уродство, обозначенное в документах как «сверхспособности». Элмайра – ведьма. Этого слова на бумаге, конечно, нет.

Элм может довольно многое: превращать одни предметы в другие, перемещать их, стрелять чем-то, похожим на сгустки шипучей взрывной энергии, замораживать воду. Правда, ее «магия» похожа на заряд аккумулятора моего сотового: она заканчивается в неудачный момент. Поэтому в строке «сверхспособности» прописаны два простых, обтекаемых, ничего не выражающих слова.

«Спонтанные аномалии».

Еще в детстве Элм рассказала мне – шепотом, по секрету, – что ей подчиняются духи. В Городе они не водятся, но я легко поверила. Элм выглядела жутко – бледная, темноволосая, с травянисто-зелеными глазами, светящимися изнутри. Шрам на нижней губе, шрам на шее – закрытый обычно широкой черной лентой. Тихая, обаятельная, примерная и опасная. Да, она была жуткой. Хотя бы потому, что со всех концов дома к ней сползалась живность: крысы и мыши, пауки, змеи, гусеницы… Она звала этих тварей, если кто-то из девчонок комнаты вел себя скверно. Да… малышка Элм любила всякую нечисть. Любит и теперь.

Например, Хана. Вот он, сидит по левую сторону: мощная спина расслаблена, немигающий взгляд темных, лишенных зрачков глаз, устремлен в потолок, в руке сигарета. Дым клубится, окутывая кресло. Хан похож на спящего хищного зверя. Или на хищного зверя, поджидающего добычу.

– Поздоровайся с Эш, котик.

Веки приподнимаются. Черные глаза «котика» скользят по мне.

– Здорово!

И снова он запрокидывает голову, и, не обращая внимания на меня, они продолжают разговор.

Имя Хана сложное для человеческого языка, поэтому он его сократил. Еще есть кличка: Беспощадный. Она появилась еще в прошлом, когда Хан был бандитом из далекого космоса. Космическим пиратом. Не знаю, сколько ему лет по системе, которой мы пользуемся, – напротив данных о его «з.г.» в досье стоит жирный прочерк. Скорее всего, перевалило за тысячу, хотя от людей Хана отличают только слишком высокий рост, серая кожа и… ах да, огромный член. Это говорит Элм, и этого я, к счастью, не проверяла. Зато знаю, что кровь Хана черная, холодная, едкая. Однажды мы вместе готовили и он порезал палец. Крови, казалось, было совсем мало, но доску и нож пришлось выкидывать.

Хан не знает, из какой он галактики. С детства он кантовался в дурных компаниях на пиратских кораблях. Может, его планету сожгли, как и планету Джона, может, его забрали и вырастили уже в плену. Так или иначе, ему некуда возвращаться, и не замечала, чтобы он особенно напрягался по этому поводу. Не слышала, чтобы он когда-нибудь ностальгировал. Иногда его взгляд вообще становится бессмысленным или, скорее…. пустым. В этом взгляде – как и у всех, кто хотя бы раз заглядывал в Коридор, – отражается предельная тьма.

Хан в Городе четыре года. Он потерпел крушение вместе с кораблем и попался военным. Они не стали его удерживать, чтобы ставить опыты, им негде было его запереть: тюрьмы не было, оставался расстрел, что с Ханом вряд ли бы прокатило. Поэтому Хана предпочли спрятать. Просто скрыть от чужих глаз и использовать здесь, среди нас. Где ж еще такое существо может оказаться к месту? К тому времени с ним подружилась Элм, которую не остановили ни темное прошлое, ни его неприветливость. Ее же тянет к нечисти. А нечисть тянет к ней.

У нашего космического пирата зычный голос, и лучше не слышать, как он орет. Это вполне можно использовать как оружие, наравне с его кулаками, прошибающими стену. При всем своем характере Хан – личность опасная. Ко всему прочему телекинетик средней руки. Удобно: он глянул на человека – человека впечатало в стену. Мы всегда выпускаем его вперед. Если бы не выпускали – все равно бы пер сам.

– Это место вполне может быть неудачным экспериментом ученых: сверхмассивная черная дыра, например. Подобные еще встречаются возле Корданикианских спутников и могут не рассасываться очень долго. Сколько Город существует? – говорит Хан.

– Прилично… – Элм зевает, бросая взгляд в сторону мониторов. – Кстати, первые поселенцы звали его Зоной, в честь какого-то земного места… по-моему, даже в честь тюрьмы. Хотя Город в конце Коридора звучало бы лучше.

Хан выпускает струйку дыма. Думает. И отвечает:

– Тюрьмы, говоришь? В галактике, где у меня был черный рынок, располагалась большая цивилизованная планета Радианна, населенная существами, чем-то похожими на людей. Правда, у них были хвосты и желтая кожа, но это мелочь. Так вот… радианцы достигли высокого уровня развития, стали исследовать космос. Нашли планетку с пригодной атмосферой, ну и, не долго думая, сделали из нее колонию строгого режима. Туда просто ссылали. Как… выбрасывают мусор. Секретный проект.

– Какая гадость!

– Это не гадость. Это безопасность и стабильность. Собственно, к чему я… может, и тебя сплавили в это захолустье? Представь, там, откуда ты пришла…

Элмайра решительно отбирает у него сигарету, но только чтобы закурить самой.

– Я добрая душка, меня не за что было ссылать. Да и если бы сюда привозили на кораблях заключенных, мы бы заметили.

– А если они приходят через Коридор?

– Через него невозможно пройти.

– Но ты же прошла. И Лютер проходил, и…

– Случайность. Если бы это было нормально, Ван не посылал бы солдат…

– Так бы наш Единый Босс тебе все и сказал. У него там, в темноте, свои делишки. Такие же темные, как…

– Заткнись. – В ее голосе звучит напряженное раздражение. – Просто заткнись.

Хан театрально фыркает и снова тянется к пачке.

– Признай: то, что здесь есть люди, даже не верящие в существование Земли, других планет, Иисуса и праздника Хануки, – его вина. Ничья больше. И это не просто так. Тебя дурачат, детка. Нас всех. И…

– Иисусе…

Это произносит не Элм. Я поворачиваюсь. Пират не глядя огрызается:

– Не поминай этого парня всуе, чистюля. Мы с ним не знакомы, но полоскать имя, не веря в того, кто его носит… Фу, клянусь Элвисом, это мерзко.

В дверном проеме стоит Дэрил – с хмурым, насупленным видом «я нарываюсь». Этот вид не сулит ничего хорошего; впрочем, на Хана он не производит никакого впечатления. Как и следующие слова:

– Опять успели где-то накуриться? Как же вы задолбали.

Куда только делось его недавнее игривое настроение? Маска съехала. Заметив это, я невольно усмехаюсь. Обычный семейный вечер, черт.

– Подслушиваешь? – Элмайра поднимает глаза. – Уже позвонил в централку? Может, Ван что-нибудь со мной сделает, м-м-м?

Резким движением она разводит точеные ноги, скрывающиеся под тканью простых грубых штанов из черной джинсы. К слову, у нее идеальный прямой шпагат, на зависть всем любителям порнофантазий.

Ее голос звучит вполне дружелюбно, только взгляд теперь более колючий. Не могу сказать, что Дэрил и Элм ненавидят друг друга… Ненависть не положена по уставу, иначе ты не выживешь. Есть те, кого ты должен убивать, и те, кто должен убивать вместе с тобой. Только попробуй спутать.

Но когда Элмайра и Дэрил в одной комнате, обычно они не разговаривают и не замечают друг друга. Даже шеф не может ничего сделать. Странно, что Дэрил влез в разговор, особенно видя, что Элм не в самом хорошем настроении. Ах да! Прозвучало волшебное слово – Ван. Ван Глински и партия Единства.

Подруга по-прежнему нехорошо улыбается, не сводя с Грина глаз:

– Что скажешь умного, красавчик?

– Вы много трепетесь не по делу. Такая болтовня приводит к проблемам, судя по тому, что случилось с Лютером… Вам не помешало бы чуть больше веры в…

– …победу добра над злом, света над тьмой? – прерывает Хан. – И конфетку каждому ребенку, и золотые горы, и гамбургеры в форме сердечек? Кто еще балуется дурью… Просто наша дурь качественнее. Она не мешает трезво мыслить.

– Партия делает все, чтобы…

Я не слушаю Грина. Я думаю все о том же. О Лютере. Он тоже оттуда и, в отличие от Элм, не забыл прошлое. Он дичился, никого не подпускал и часто смотрел сквозь нас. Он не был любимцем общества, для многих являлся «поганой кровососущей тварью». Но после его гибели что-то разладилось. Почему… кто послал дроидов с таким оружием? Да и вообще… официально у нас нет фабрик роботов. Разработки ведутся в Академии – огромном научном городке, которому вечно не хватает денег. И пока дело стоит на месте, чьи-то роботы уже гуляют по улицам. В дополнение к другим тварям.

Грин идет к камину – погреть руки. Сегодня и правда холодно, скоро зима. Все молчат.

Мы часто говорим о подобных вещах. Когда тебя запирают, возникает желание хотя бы поцарапать дверь или прижаться к замочной скважине ухом, просто чтобы почувствовать себя защищенным. Попытаться что-то понять. В ответ ничего не слышно, и это даже успокаивает.

Дэрил горбится. Элм, наоборот, выпрямляется и триумфально стучит себя кулаком в грудь:

– Я…

Ее прерывает писк со стороны крайнего монитора, показывающего северную часть города. Легкие неприятности: сигнал желтый, низшая степень тревоги. Элм спешно складывает руки на коленях с видом пай-девочки. Сидящий возле экранов шеф разворачивает к нам кресло.

– Вижу, все на месте…

Конечно, он здесь, хотя я, как обычно, его не заметила. Видимо, не только я. Элмайра втягивает голову в плечи: не хочет получить взбучку за то, что поругалась с Дэрилом.

– Вижу, вы заскучали…

Дмитрий Львовский. Шеф. Русский, весьма всеми уважаемый, но почему-то не имеющий врагов. Интересно, как он попал к нам и почему, не обладая способностями, стал вожаком? И почему каждый его поступок напоминает мне тщательно выверенный ход в шахматной партии? Он так любит шахматы…

Гроссмейстер. Считайте так, детки.

В нем чувствуется что-то, что всегда заставляет затыкаться даже Дэрила. Что-то есть в его стальных глазах, военной выправке, седине в русых волосах и низком голосе. Менее властным его не делает даже хромота на левую ногу. Примерно так я представляла капитанов из земных приключенческих книг. Будто в них есть немного льда. В Львовском есть столько, что хватило бы заморозить каждого из нас.

Он оглядывает комнату и отдает приказ:

– Джон и Эшри, отправляйтесь. Думаю, легко управитесь и быстро вернетесь. Элмайра, вы с Дэрилом готовьтесь через полчаса выезжать на патрулирование. И пожалуйста, Элмайра, сегодня без отрезанных голов.

Мои недавние молитвы услышаны. Усмехаюсь и, не глядя на Дэрила, иду к выходу. Джон – за мной, немой невидимой тенью. Уже у двери я слышу:

– Эшри, мотоцикл в норме. Не тарань им больше роботов, он этого не любит.

Эти слова привычно царапают: раньше я могла бы просто полететь, а теперь… Тут же я встречаю ободряющий взгляд Айрина. Он не собирается хлопать меня по плечу, но в голове я отчетливо слышу: «Забудь».

Да в конце концов, к черту. Может, не стоит так расстраиваться: я люблю своего трофейного японского друга. Он достался мне после земной войны, но с новым движком. Ездит с невероятной скоростью. Я так не летала. И не полечу.

– Пока, Эш, Джон! Удачи! – кричит нам Элмайра.

Дверь за нами захлопывается.

Скрэппи-Ду

Город почти вымер: у нас темнеет всегда в одно время, где-то начиная с семи люди уже побаиваются выходить на улицы. Постепенно владельцы запирают магазины, бродяги забиваются в подвалы, даже собаки и кошки находят себе убежища. Пожалуй, не без причин.

Мне показалось, или в небе промелькнула белая фигура? Наверное, просто странное облако: скорость выше ста восьмидесяти искажает восприятие реальности. Надеюсь, что так. Надеюсь и все равно ощущаю озноб.

Мне не нравятся мертвые ангелы. Да никому не нравятся мертвые ангелы.

Вообще-то у них нет названия. Мертвыми ангелами их зовут только дети; трудно сказать, с чем это связано. Это не призраки, не мутанты, не ожившие трупы… может, дроиды? Вряд ли. Они приходят из Коридора – такие же странные, как само это место. Шеф убежден, что они безвредны и сами предпочитают держаться от людей подальше. Но это неправда: они все же появляются, и встреча с ними сулит беду. В приюте говорили, мертвые ангелы забирают тех, кто им приглянется, и остановить их невозможно. Но люди все же не теряют надежды. Они верят, что в квартирах можно спрятаться от теней, каждую ночь мелькающих в небе. Мы тоже верили, накрываясь одеялами с головой. Или же вовсе прячась под кроватями, если твари кружили возле окон.

Да, это всего лишь городские легенды. Страшилки, байки, которыми должен обрастать каждый городок, даже небольшой, даже окутанный тьмой. По крайней мере, я ни разу не видела, чтобы мертвые ангелы на кого-то бросались. За два года мы ни разу не вступали с ними в бой: если кто-то появляется рядом, они исчезают. Не говорят ни слова. Хотя нет… одна тварь заговорила. С Лютером.

Мы с Элм тогда патрулировали и налетели на нашего напарника в каком-то дворике. Ангел качался перед ним, шепча что-то на незнакомом языке и более того – сжимая вампиру плечи. Вместо глаз у твари были жуткие впадины…

Элм заметила это позже меня; она успела поприветствовать вампира и махнуть ему рукой.

Мертвый ангел даже не взглянул на нас. Он плавно взлетел и скрылся. Лютер покачнулся, и мы побежали навстречу. Пока Элм трясла его, я разглядывала место, где оно стояло: следов не осталось.

– Как ты на него нарвался? Ты ранен?

Взгляд Лютера был диким. Тогда мне показалось, что вампир стал еще бледнее, чем обычно, а его глаза горели каким-то неестественным огнем. Не желтыми бликами, что отражались в его зрачках с заходом солнца. Огонь был белым. Белым, как тряпки, служащие мертвым ангелам одеждой.

– Лютер, как ты мог, Львовский не велел…

Он дернулся и прошептал:

– Он стал одним из них. Его что-то держит…

У нас с Элмайрой, наверное, были очень испуганные лица. Лично я в ту минуту дрожала от страха – и сама не понимала, почему.

– Лютер, да о чем ты?

Он словно проснулся. Он не сказал больше ни слова, сделал резкий шаг назад. Развернулся и пошел в сторону одной из главных улиц. Растворился в тенях. Потом он все время избегал нас, хотя за обедом, в тренировочном зале и в комнате наблюдения я нередко ловила на себе странный, острый взгляд… Элм, видимо, тоже, потому что однажды она тихонько предложила:

– Давай замочим его первыми. Он что-то задумал.

Это было не смешно. Если бы я могла представить, насколько несмешными некоторые шутки становятся с течением времени… Но тогда я, конечно же, хихикнула, и нам обеим вроде бы полегчало. Я предложила рассказать все шефу или другому боссу. Элм закусила губу. Я понимала ее колебания и добавила: «Позже». Так мы и договорились.

«Позже» так и не наступило.

Но даже сейчас, когда я выжимаю из движка предельную скорость, оно преследует меня. Давит. Ждет своего часа.

* * *

В дымящейся кирпичной стене зияет дыра. Верещит, призывая хоть кого-нибудь на помощь, сигнализация. А полиция, как всегда, видит десятый сон, хотя ограбления вообще не по нашей части. Как и многое из того, что мы делаем. Треть грязной работы, не меньше.

Я останавливаю мотоцикл, быстро глушу мотор. Джон уже ждет возле пролома. Мы заглядываем внутрь, потом переглядываемся и киваем. Он показывает три пальца. Я делаю широкий жест ладонью, ударяю кулаком. Он усмехается. Мы все привыкли работать почти без слов.

В полутьме едва различимы фигуры, но все же я не могу сосчитать, сколько их. Вблизи определенно трое, они стоят на входе с набитыми мешками. Туго набитыми. Откуда они? Чьи это деньги? Государственные? Тогда мы и не подозреваем, как хорошо живем. Может, пусть ребята возьмут немного? Едва ли это сбережения честных вкладчиков. Возможно, даже не политиков; те чаще пользуются карточной системой.

– Вас не учили, что брать чужое нехорошо?

Произнося довольно избитую фразу, я извлекаю из-за плеча привычное оружие – тяжелую биту, через которую подчиненное мне пламя бежит с быстротой и легкостью лазера. Бита меняет форму: на конце, металлически сверкая, возникает ядро на длинной цепи.

– Замрите!

Один грабитель медленно оборачивается. Надо же… симпатичный парень, чуть постарше меня. На миг я даже расслабляюсь: может, просто подростки со взрывчаткой? Из бывших приютских или новичков, которым достаточно короткой лекции и подзатыльника?

– Осторожно!

Джон отталкивает меня. Лазер проходит почти над ухом, сверху сыплются обломки. Парень, которого я приняла за человека, идет навстречу. Глаза под косой русой челкой мерцают злым алым светом, который рушит все наши надежды поскорее освободиться. Определенно, подзатыльником дело не ограничится.

В прямом эфире снова мистер Сайкс. Точнее, его особые боевые антроиды.

Роботы разного вида есть у нескольких преступных группировок Города, но можно биться об заклад: они собраны по одной схеме. Неуклюжие скелеты в белой броне, огромные механические звери, даже жестяные банки на кривых ногах – лишь бесплодные попытки мелких рыбешек повторить за большой. За ним. Именно его «милые» создания доставляют больше всего проблем. Антроидов сложно отличить от людей, они, как правило, красивы или, по крайней мере, правдоподобны. Дышат. Движутся естественно. Только в темноте их выдают светящиеся глаза. Да… необычные твари. Впрочем, у ублюдка все необычное. Я-то знаю.

Когда-то мистер Сайкс появился с помпой. Начал с того, что взломал систему телевещания и протолкнул на новостной канал трехминутную видеозапись. Балет «Лебединое озеро», на фоне которого загробный голос предлагал провести демократические выборы. На пост мэра «голос», конечно же, предлагал себя. Потом на телебашне раздался взрыв, правда, скорее устрашающий, чем серьезный: никто не погиб. Просто пришлось пожить недельку без придурков с голубого экрана. Времени хватило на то, чтобы Город переварил услышанное и впал в панику.

Конечно, власти отнеслись к предложению о выборах без восторга. После первой же статьи, в которой глава правящей партии прямым текстом предлагал «неизвестному шутнику» почистить зубы и лечь спать, начались ограбления и громкие убийства. Это продолжается до сих пор. Правда, на мой взгляд, жадные ублюдки, которых Сайкс отправляет на тот свет, давно должны были получить по заслугам. Сайкс… он тоже в каком-то роде герой. Но вряд ли про него захотят рисовать комиксы. И кружка с его пока неизвестным лицом никого не обрадует.

Я часто задумываюсь, кто это может быть. Бизнесмен? Недовольный политик? Слетевший с катушек священник, а может, старый контуженный коп? Явно кто-то, кто о многом осведомлен: ускользает ловко, прячется мастерски. А антроиды нередко вносят разнообразие в наши рабочие будни. Не соскучишься, какие они душки!

Джон вскакивает на ноги и уже через секунду возникает прямо перед юрким роботом с такой же прилизанной челкой, как и у моего. Ударом кулака Айрин сносит ему голову, и вдруг по залу разносится волна музыки, сопровождающейся словами:

 
All you need is love.
Love is all you need[1]1
    Все, что тебе нужно, – это любовь.
  Любовь – это все, что тебе нужно…
  Вольный перевод слов из песни «All You Need Is Love» (рус. «Все, что тебе нужно, – это любовь») группы The Beatles. – Примеч. ред.


[Закрыть].
 

Какой абсурд. Я отвлекаюсь, и мне успевают врезать в челюсть. С трудом устояв, я несусь в дальний конец зала и уклоняюсь от лазера. С силой замахиваюсь. Два дроида – молодые мужчина и женщина – теперь груда плавящегося металла и пластмассы. А милая старушка только что выдрала из стены тяжелый сейф, и теперь махина летит в мою сторону. Да-да, извращенное чувство юмора – фишка мистера Сайкса.

У пролома появляются еще несколько антроидов. И что Сайкс так привязался к этому банку? За этот месяц его железки заявляются сюда в третий раз!

В меня летят сразу три лазерных луча: опять приходится бежать. Джон тем временем разобрался с еще двумя дроидами и снова рядом – закрывает меня от оставшихся. Те уже не проявляют интереса к мешкам и сосредоточились на нас. Сверкают глазами и… улыбаются?

– Стой за мной!

Полегче, Айрин. Я не щенок Скрэпи-Ду из старых мультиков, меня не надо держать за шкирку, когда я собираюсь начистить кому-то морду. Я делаю вид, что не слышу его. Просто ненавижу прятаться, особенно когда меня героически закрывают грудью. Чертов Последний Принц!

Я выскакиваю из-за спины Джона, не забыв сообщить ему, что он мудак. Первый же дроид, рядом с которым я оказываюсь, – узкоглазый коротышка – пытается ударить меня. Я уклоняюсь привычным движением: набор приемов у боевых машин довольно однообразный, какими бы крутыми ни были, и с силой впечатываю биту в его грудную клетку.

– Встань за мной сейчас же, Эшри!

Ах да, рядом опять Джон, и на него наседают сразу двое.

– Пошел ты!

Айрина оттесняют от меня. Я наношу добивающий удар. Теперь на месте довольно смазливого лица дроида – искрящаяся дыра, а его руки все еще тянутся ко мне. Я делаю несколько шагов назад. Громоздкая фигура падает, я наступаю на ее шевелящиеся пальцы.

– Эшри!

Почти в тот же миг тело пронзает боль: луч, пущенный в спину, я прошляпила. Опять… Наверное, меня подбросило в воздух и ударило об стену, иначе почему надо мной теперь сероватый потолок, с которого падает штукатурка. Я выбираюсь из-под нее и пытаюсь сесть. Задело почти вскользь, но… это не все.

Меня дергают вверх. Железная хватка на горле. Итак, меня собирается убить красивая блондинка, у которой от щеки уже отвалился приличный кусок искусственной кожи. Какие ресницы длинные… наверное, лучший пластик, какой этот ублюдок мог откопать. Ненавижу блондинок.

Светящиеся глаза прямо передо мной. Блондинка совсем по-живому облизывает губы. Я дергаюсь, пытаясь ударить ее, но… дроид сам выпускает меня и падает. Я опять оказываюсь на обломках. И вдруг я понимаю, что, как бы я ни рвалась в бой, меня бесцеремонно отшвырнули на зрительские места. Вот это да!

Джон решил разобраться с проблемой быстро и просто. Определенно, однажды он лишит всех нас работы. Можно не сомневаться. Сейчас он превратился в огромного чешуйчатого… как же это называется в земных сказках? Дракона. Чертова ярко-зеленого дракона размером с грузовик. Выдохнул пламя – и от роботов ни следа: то, что не расплавилось, раскидано по залу банка. Я закашливаюсь, прикрываю ладонями глаза, защищаясь от пыли и пепла, но продолжаю восхищенно таращиться в щелку между пальцами. Пожалуй, я завидую. Офигеть, как завидую.

– Мудак может поинтересоваться, жива ли ты?

Его голос звучит в голове. Я торопливо киваю, и Джон склоняет змееподобную морду. Я не могу удержаться – протягиваю руку, провожу по теплой поблескивающей чешуе. Контуры начинают меняться, и вот передо мной снова напарник в своем привычном облике. Мои пальцы по-прежнему касаются его скулы.

– Ты крут… – Я убираю ладонь, отводя глаза и начиная созерцать заваленный обломками зал. – Нечего так смотреть, я никогда не гладила настоящего живого дракона!

Любительница зверушек, ага. Представляю, как это смотрится со стороны. И вообще-то я забыла кое-что важное.

– Спасибо. Извини, Джон. Просто… ну ты понимаешь.

Он вымотался, тяжело дышит и вроде как не замечает, что я смутилась и несу чушь. Или делает вид, что не замечает. Я часто попадаю в тупые ситуации и не умею с честью из них выруливать.

– Что ты имеешь в виду? – мягко уточняет Джон.

– Да я про «встань за мной». Будто ты меня не знаешь…

– А я знаю? Впрочем, – кажется, он хмыкает, – теперь буду в курсе. На этой девушке табличка: «Не спасать». Заметано?

– Ага…

Я прислоняюсь к стене, затылком ощущая холодный камень. Раны едва ли нанесут мне серьезный вред, несколько часов сна, и я даже не вспомню о них, но все же мне немного погано. Из-за другого. Не могу до конца понять, из-за чего. Чтобы отвлечься, я объявляю:

– Двигаем. Скоро полиция проснется.

Рядом лежит мешок: в нем дыра, наружу выглядывают не купюры, а какие-то бумаги. Акции? Отчеты? Клиентские базы? Зачем они Сайксу? Ладно, неважно… Реальность я сейчас воспринимаю как-то отчужденно.

В кармане оживает мобильник. Как он только остался цел после встречи со стеной? На покрытом трещинами дисплее высвечивается незнакомый номер. Черт! Неужели опять это?

– Алло.

На автомате включаю громкую связь. Такие разговоры лучше не утаивать.

– Добрый вечер, славная мисс Артурс, гениальный мистер Айрин! – Вежливый низкий голос, в какой-то степени даже приятный. – Как себя чувствуете?

– Великолепно!

Хочется ругаться, но такого удовольствия я не доставлю собеседнику из принципа. Лучше я приберегу матерные выражения для более приятных личностей. Джон одобрительно кивает, скрещивая руки на груди.

– Вы меня рассердили. Сегодня была особенная цель.

– Меня не интересуют ваши цели.

Дурак. Надоел.

– Марионетки обычно и не интересуются чужими целями. Что ж… спокойной ночи! Да, чуть не забыл: ждите в скором времени посылку с сюрпризом!