Текст книги "Скромность и тщеславие"

Элен Бронтэ
Скромность и тщеславие

Часть 1

1

Маленький балкон выходил прямо на Гранд-канал и был так густо заставлен кадками с апельсиновыми и лимонными деревьями, что свободного пространства едва хватало для плетеного кресла.

Главным достоинством всей этой растительности было то, что плотная темная листва полностью скрывала от посторонних глаз находящихся на балконе. Ни из проплывающих по каналу гондол и барок, ни из окон расположенных по другую сторону канала дворцов нельзя было разглядеть, кому пришла охота любоваться видом.

Лорен вышла на балкон прямо в легком утреннем туалете и накинутой на плечи индийской шали. В руках девушка держала чашку с китайским чаем, в этом городе мореплавателей и торговцев можно было купить какой угодно чай, выбор далеко превосходил воображение англичан – ценителей этого пряного напитка. Лорен осторожно уселась на старую бархатную подушку и брезгливо потянула маленьким точеным носиком.

– Теперь я понимаю, почему Уинифред не стала мне завидовать, когда узнала, что я проведу зиму в Венеции, – пробормотала юная леди, согревая озябшие руки о теплые бока чашки. – Наверное, даже самая сильная буря не сможет рассеять этот ужасный запах. Если здесь так пахнет зимой, то что же летом? Ни за что не поверю, что кто-нибудь из моих соотечественников может всерьез полюбить этот город. Все они лгут из тщеславного желания показаться культурными и образованными!

– Мисс Эванс, где вы? – Голос горничной прервал размышления Лорен. – Мисс Беринджер уже садится завтракать, кажется, она недовольна вашим отсутствием.

Лорен поднялась, бросила последний взгляд на зеленоватую воду и вернулась в комнату. Некрасивая горничная-англичанка приняла у мисс Эванс шаль, и девушка направилась в столовую, чтобы присоединиться к своей капризной хозяйке.

Мисс Беринджер давно перевалило за шестьдесят, а выглядела она еще старше. За всю свою жизнь эта дама ни разу не была замужем, и это, по мнению ее молоденькой компаньонки, негативно повлияло на ее характер. Почтенная леди не имела привычки считаться с желаниями и чувствами окружающих ее людей и возвела себя в ранг непререкаемого авторитета.

К мисс Беринджер Лорен попала благодаря своей лучшей подруге, Уинифред Гамильтон. Именно мисс Гамильтон попросила свою двоюродную бабушку, или тетю Флоренс, как в семье называли мисс Беринджер, взять Лорен в компаньонки. Предыдущая спутница мисс Беринджер, ее бывшая экономка миссис Оливер, скончалась за полгода до этого в преклонном возрасте, и мисс Беринджер поговаривала о том, что ей нужен кто-то помоложе, в последнее время миссис Оливер читала весьма неразборчиво и постоянно забывала молитвенник мисс Беринджер в самых неподходящих местах.

Мисс Лорен Эванс как раз закончила пансион, и перед молодой девушкой неминуемо возникла необходимость дальнейшего устройства. Небольшое наследство, полученное от незнакомой родственницы, должно было послужить ей приданым, но, увы, оно оказалось пока недоступно.

Незадолго до окончания пансиона Лорен обратилась к старшему брату, Джону Эвансу, с просьбой позволить ей самой распоряжаться своими средствами так, как она того пожелает. Ответ брата явно был написан с участием его жены, миссис Эванс, и содержал категорический отказ исполнить желание Лорен. Как опекун Лорен, Джон Эванс мог распоряжаться ее имуществом до совершеннолетия девушки и счел необходимым сберечь всю сумму до того момента, когда она понадобится в качестве приданого. «Боюсь, ты потратишь эти деньги неразумно, – писал Джон. – Платья, безделушки и развлечения – не самое главное в жизни леди, даже если ты думаешь по-другому. Эти деньги исчезнут через несколько месяцев, и что ты тогда будешь делать? Ни я, ни твоя сестра не смогут позаботиться о тебе так, как это было в годы твоего детства. Пора уже стать благоразумной, Лорен, и найти себе подходящее место. Я не возьму ни пенни из твоего приданого, мы с Мэй даже решили вернуть ту сумму из твоих средств, что пошла на покупку дома в Бромли, но и не позволю тебе окончательно погубить свое будущее, ведь я остаюсь твоим братом, несмотря на то, что ты не всегда ведешь себя так, как подобает».

И все в таком роде. Лорен плакала от досады, когда получила это письмо, но что она могла поделать? К счастью, мисс Гамильтон всегда была добра к подруге и совсем лишена зависти к красоте Лорен. Уинифред прекрасно знала, как не хочется Лорен наниматься в гувернантки. Гувернанткой три года трудилась старшая мисс Эванс, Джейн, и, хотя сестра не жаловалась на тяжелую жизнь, Лорен о многом догадывалась и была уверена – это занятие не для нее.

Великодушная Уинифред сумела уговорить тетушку Флоренс взять мисс Эванс в компаньонки, хотя сперва старуха не соглашалась, объясняя свой отказ тем, что Лорен очень красива, а значит, будет постоянно кокетничать и привлекать к себе внимание молодых джентльменов.

– Что вы, тетя, Лорен очень скромная и благонравная молодая девушка. Она гостила у нас прошлым летом, вы должны ее помнить, – Уинифред старалась изо всех сил.

– Еще бы не помнить, после ее отъезда твой гардероб почти опустел, – усмехнулась мисс Беринджер и погрозила внучатой племяннице пухлым пальцем.

– Я очень выросла за время каникул и все равно не смогла бы носить старые платья, а Лорен в них выглядит прелестно.

– Тебе бы не мешало быть немного стройнее, – заявила мисс Беринджер, оглядывая высокую, крепкую Уинифред, чьи розовые щеки и круглый нос неизменно вызывали огорчение матери, считавшей внешность своей дочери излишне простоватой. – Так и быть, если твоя подруга умеет выразительно читать, имеет хорошую память и, самое главное, не станет флиртовать с каждым встречным, я возьму ее к себе. Но если она окажется неподходящей компаньонкой, я не стану дарить тебе жемчужное ожерелье ко дню рождения, как собиралась. Запомни это, Уинифред!

Мисс Гамильтон была так уверена в очаровании своей подруги, что не сомневалась – Лорен за один вечер добьется симпатии ворчливой старухи, а сама Уинифред получит свое ожерелье.

Будь на месте мисс Беринджер какой-нибудь джентльмен, он нашел бы мисс Эванс с ее тонкими чертами и золотистыми локонами просто очаровательной, но старая дама сочла ее всего лишь приемлемой для роли компаньонки.

Лорен горячо благодарила Уинифред за покровительство, тем более что служба должна была начаться лишь осенью. Лето мисс Беринджер проводила у дочери своего покойного брата в Уэймуте и не нуждалась в компаньонке, а осенью намеревалась отправиться в Италию, и мисс Эванс должна была присоединиться к ней перед самым отъездом.

Доброта мисс Гамильтон простиралась так далеко, что о большей не стоило и мечтать. Она пригласила Лорен прогостить у себя все лето, к некоторому неудовольствию своей матери, находившей мисс Эванс слишком красивой подругой для девушки с внешностью Уинифред. Но приглашение было сделано и принято, и миссис Гамильтон оставалось лишь надеяться, что Лорен не отберет у ее дочери внимание какого-нибудь достойного джентльмена.

– Мы чудесно проведем время, не правда ли, дорогая! – воскликнула Уинифред, едва они с Лорен вышли из экипажа у внушительного парадного крыльца.

Пансион остался позади, и уже поэтому Лорен чувствовала себя счастливой, гораздо счастливее, чем была весь этот год. «Как хорошо, что Гамильтоны не захотели отпускать дочь далеко от дома и отдали ее в пансион миссис Пентон! – в который уже раз думала Лорен. – У них хватило бы денег и на пансион подороже, и на лучших учителей, но мистер Гамильтон счел полезным, чтобы его дочь общалась с другими девочками и в то же время часто могла бывать дома. Если б не Уинни, мне некуда было бы деться после окончания пансиона, разве только просить миссис Пентон взять меня в качестве учительницы. И как Джейн и Джон могли так обойтись со мной, они же моя семья!»

Прошел почти год с тех пор, как случились те неприятные события, а Лорен до сих пор не могла без слез вспоминать о том, как были с ней жестоки ее родственники.

И что дурного она сделала? Всего лишь с удовольствием принимала знаки внимания одного джентльмена, в которого, как оказалось, была влюблена ее сестра Джейн. Но откуда об этом могла узнать Лорен, если ни сестра, ни живущая вместе с ней жена Джона, миссис Мэй Эванс, ни о чем ей не рассказали? Лорен приехала в Бромли на каникулы, надеясь чудесно провести время в кругу родных и завести новые приятные знакомства. Одним из таких приятных знакомств и оказался тот джентльмен…

Впоследствии он женился на Джейн, но Лорен до сих пор была уверена, что, если бы миссис Эванс и Джейн не выгнали ее из дома и ей не пришлось бы вернуться в пансион раньше времени, этот джентльмен сделал бы предложение ей, так явно он демонстрировал свою склонность к младшей мисс Эванс.

Обиженная девушка пыталась пожаловаться брату, он всегда заступался за малышку Лорен, но в этот раз принял иную сторону и написал Лорен очень неприятное письмо, в котором выразил свое неодобрение ее поведения, хотя ничего не мог знать наверняка, ведь Джон не присутствовал при тех событиях – он служил в Индии. Больше Лорен не пыталась примириться с семьей, а после отказа в праве самостоятельно распоряжаться деньгами примирение и вовсе стало затруднительным. Возможно, у Джейн и была причина сердиться на сестру, но к Мэй и Джону Лорен всегда относилась с любовью и уважением, на что они ответили ей пренебрежением и холодностью.

В июне, через неделю после того, как Лорен поселилась у Гамильтонов, миссис Пентон переслала ей приглашение на свадьбу Джейн. Это было похоже на предложение позабыть старые обиды, и Лорен совсем уж собралась поехать, но внезапно представила себе, как все это будет выглядеть.

Джон и его жена станут ждать от нее извинений за то, чего она не совершала, и будут пристально следить за ней. Стоит ей улыбнуться какому-нибудь джентльмену или даже просто быть любезной, как того требуют приличия, и любящие родственники тотчас обвинят ее в дурных наклонностях и скажут, что она своим поведением испортила Джейн свадьбу. К тому же к письму прилагалась некоторая сумма на дорожные расходы, но денег на новое платье ей не прислали. А значит, Лорен придется появиться в блестящем обществе в прошлогодних туалетах Уинифред, без сомнения, красивых и элегантных, но уже немного поношенных и немодных.

Оба эти аргумента в равной степени расстроили девушку. Она с горечью вспоминала те времена, когда училась в пансионе, и силы выносить придирки учителей и колкости соседок ей давали лишь ласковые письма от родных. Куда все ушло? Когда Джон стал таким черствым, а его жена и Джейн такими завистливыми и подозрительными? Увы, ничего уже нельзя изменить, обе леди не смогли простить ей, что она выросла чересчур красивой, а Джон во всем привык полагаться на их мнение. Для него Лорен все та же малышка, которую необходимо беспрестанно воспитывать.

– Что ж, я благодарна им за то, что они дали мне образование, но в дальнейшем им не стоит рассчитывать на то, что я буду умолять их принять меня в своем доме, – так решила Лорен. – Подумать только, а ведь Мэй обещала вывезти меня в свет…

Среди воспоминаний было немало трогательных и счастливых, и Лорен, как ни крепилась, не могла удержать слезы всякий раз, как думала о прошлом, а потому со временем научилась вспоминать о нем не чаще, чем раз в два-три дня.

Лето в поместье Гамильтонов было таким же чудесным, как и год назад, когда Лорен гостила у Уинифред перед тем, как поехать в Бромли к семье. Не менее дюжины молодых леди и джентльменов ежедневно придумывали новые развлечения, танцы, пикники и подвижные игры в парке, и Лорен везде выглядела уместно.

Именно это слово подходило к ней больше всего. Она была на своем месте и за фортепьяно, и в танцевальном зале, и на лугу с корзиночкой для земляники в руках. Естественные манеры и природная красота, дополненная с помощью некоторых малозаметных ухищрений, превращали мисс Лорен Эванс в очаровательное создание, и даже завистницы были вынуждены признать, что мисс Эванс прелестна и при этом не выставляет напоказ свои достоинства и не ведет себя надменно по отношению к тем, кому не посчастливилось иметь такие шелковистые волосы и яркие голубые глаза, как у нее.

О, резкие слова в адрес старых сплетниц или молодых насмешников нередко готовы были сорваться с губ Лорен, но она умела себя сдерживать. В пансионе ей привили понятия о манерах настоящей леди, и она уже в очень раннем возрасте, казалось, обладала опытом светского поведения, хотя перспектива ее выхода в свет и выглядела весьма туманной.

Даже миссис Гамильтон позабыла о своем нежелании видеть подругу дочери своей гостьей – Лорен всегда готова была услужить, при этом не выслуживаясь, разлить чай или подержать моток с шерстью, почитать старым дамам или найти потерявшуюся собачку одной из них.

И только бдительные матушки легкомысленных отпрысков неустанно следили за своими сыновьями, едва только те начинали уделять мисс Эванс слишком много внимания. Надо отдать должное этим леди – сперва они осторожно наводили справки о состоянии мисс Эванс и только потом старались оградить сыновей от сближения с ней. Сама по себе Лорен стала бы желанной невесткой для любой, самой родовитой леди, но скудость ее приданого, увы, имела решающее значение. И только по этой причине девушка провела еще одно лето у Гамильтонов, так и не обручившись ни с одним из своих воздыхателей.

Ученицы пансиона обожали истории о том, как девушки, чьим единственным богатством являлась красота, выходили замуж за необыкновенно богатых и родовитых джентльменов, и Лорен, подобно другим девочкам, довольно долго пребывала в уверенности, что ее судьба устроится так же счастливо, как у девушек из подобных историй. Разочарование настигло ее не сразу, первая неудача казалась досадной случайностью, но, когда очередной поклонник внезапно начал избегать ее, бросая издалека жалобные взгляды на свою мамашу, Лорен с неприятной отчетливостью поняла, что одной красоты недостаточно.

Прозрение наступило прошлым летом, и весь последний год в пансионе Лорен составляла планы, как увеличить свое приданое. Она перебирала в памяти известных ей дальних родственников – увы, все они имели более подходящих наследников, она мечтала найти опытного поверенного, способного путем хитрых махинаций удвоить или утроить ее достояние, до которого она так и не смогла добраться… Когда же девушка совсем отчаялась, на помощь пришла мисс Гамильтон. Увы, сделать подругу состоятельной было не под силу Уинифред, но для семнадцатилетней Лорен целое лето в роскошном поместье казалось едва ли не вечностью. Тем более что потом ее ждала зима в Италии.

Жаль, конечно, что ни один джентльмен так и не сделал ей предложения, но вины Лорен тут не было. Она нравилась всем, и, если б в кругу знакомых Гамильтонов оказался хоть один достойный молодой человек, чья матушка уже отошла в мир иной, Лорен была бы помолвленной еще в июле. И вот теперь…

– Мне так жаль расставаться с тобой, дорогая! – Уинифред со слезами обнимала подругу, стоя на крыльце под противным сентябрьским дождем.

– Мне тоже жаль, Уинни, но мы ничего не сможем с этим поделать. Надеюсь на встречу следующим летом! – Лорен проявляла большую сдержанность не потому, что ей не жаль было покидать поместье Гамильтонов, а чтобы произвести благоприятное впечатление на мисс Беринджер, наблюдающую за девушками из кареты.

– Если только ты не выйдешь замуж за какого-нибудь итальянского графа! – Уинифред постаралась улыбнуться сквозь слезы.

– Навряд ли твоя тетушка мне это позволит, – Лорен понизила голос. – Если бы я знала, что увижу Италию, уделяла бы больше времени итальянскому, вместо того чтобы штудировать французский.

– Французский тебе тоже пригодится, – возразила подруга. – Мне кажется, самая приятная часть вашего путешествия будет проходить во Франции.

– Ну что ты такое говоришь! – Мисс Эванс возмущенно тряхнула локонами. – Я уверена, Италия с ее чудесными старинными городами – самая прекрасная в мире страна! А Венеция – самый волшебный город!

– Посмотрю, что ты скажешь, когда будешь просыпаться и засыпать под крики гондольеров, а от ужасного запаха не поможет даже смоченный духами платок, – фыркнула Уинифред.

Неизвестно, сколь долго еще продлилось бы прощание обеих леди, если бы миссис Гамильтон не сжалилась над дворецким, все это время вынужденным держать зонт над подругами, и не приказала Уинифред идти в дом. Девушки еще раз поцеловались, пообещали часто писать друг другу, и Лорен легко вспорхнула в карету, умудрившись не поскользнуться на мокрых ступеньках.

Мисс Беринджер неодобрительно покосилась на намокший подол своей компаньонки, но ничего не сказала. Лорен несколько раз взмахнула платочком, на случай, если Уинифред наблюдала за ней в окно, аккуратно расправила платье и поудобнее устроилась среди подушек, стараясь не смущаться под пристальным взглядом сидящей напротив старухи.

2

За прошедшие четыре месяца Лорен имела множество возможностей убедиться в справедливости оценок, которые давала Уинифред Италии и итальянцам в своих письмах. Невероятная красота соборов перемежалась жуткими развалинами, нарочитый блеск аристократии соседствовал с такой же нарочитой нищетой плебса.

В Англии приличные люди всегда знали, какие улицы им следует обходить стороной, чтобы избежать риска неприятных встреч с низами общества, а здесь чумазые оборванцы хватали дам за подолы платьев из дорогого шелка прямо в церкви, залезали на ограды дворцов, плескались в фонтанах, созданных гением Бернини.

Все эти месяцы в восприятиях Лорен преобладала брезгливость. Чувствительная девушка не могла наслаждаться красотой, столь явно и с удовольствием предающейся разложению, как не могла бы восхищаться увядшим букетом.

Но самое большое разочарование постигло мисс Эванс в Венеции. Доверить свою жизнь узконосому суденышку, небрежно управляемому беспечным улыбчивым гондольером, оказалось так же страшно, как проплывать под балконами дворцов, с которых в любой момент на голову могли пролиться помои или упасть цветочный горшок. Пресловутая мягкая зима оказалась ветреной и влажной, без длинного бархатного пальто и теплых перчаток не стоит и мечтать избежать простуды, а шум и запах, неизменные атрибуты Венеции, действовали Лорен на нервы не меньше, чем ее хозяйка.

Мисс Беринджер, к большому огорчению своей молодой компаньонки, по непонятной причине была привязана именно к Венеции. Возможно, этот город был связан с какими-то романтическими событиями ее юности, в чем старая леди ни за что бы не призналась. От Уинифред Лорен знала, что тетя Флоренс уже лет двадцать проводит зиму в Венеции, тратя на проживание здесь немалые суммы, к досаде своих будущих наследников.

Лорен намекала мисс Беринджер, что в Италии уж наверное есть более приятные места для тех, кто хочет зимой наслаждаться солнечными ваннами и морским воздухом, но старуха всякий раз приказывала ей замолчать, и бедной девушке оставалось только терпеливо дожидаться возвращения в Англию и как можно меньше показываться на улице.

Тем более что мисс Эванс постоянно привлекала нежелательное для себя внимание пылких итальянцев. Волосы Лорен были как раз того знаменитого золотистого оттенка, какого знатные венецианки вот уже несколько столетий подряд пытаются добиться при помощи разнообразных средств. Одних локонов было достаточно, чтобы мисс Эванс считалась в Венеции красавицей. К золотым волосам полагались большие голубые глаза и чуть пухлые губы, и все это у Лорен было, так что даже самые критически настроенные венецианцы могли уверовать в то, что эта прелестная девушка – их соотечественница, если бы не слишком маленький носик, капризно вздернутый. Но кто, глядя на мисс Эванс, стал бы сожалеть о том, что ее профиль недостаточно решителен?

Если бы кто-нибудь сказал Лорен, что в Венеции у нее гораздо больше шансов найти себе супруга, для которого приданое не имеет значения, она бы чаще улыбалась в ответ на восхищенные взгляды и не старалась избегать знакомств в храмах и галереях. Но мисс Беринджер и ее приятельницы, такие же пожилые английские матроны, снимающие этажами дворцы на Гранд-канале, даже если и могли рассеять заблуждение девушки, не собирались этого делать. Компаньонки должны исполнять свои обязанности, а не бегать по городу в поисках мужей.

Мисс Беринджер уже сидела за накрытым столом, когда Лорен торопливо прошла к своему месту.

– Что задержало вас сегодня? – ехидно осведомилась старая дама.

– Прошу прощения, мисс Беринджер, – кротко ответила Лорен. – Я писала письмо.

– Кому? – беззастенчиво осведомилась ее хозяйка.

– Я писала Уинифред. – Лорен с преувеличенным энтузиазмом принялась за еду, стараясь избежать дальнейших расспросов.

– Вы тратите слишком много чернил и бумаги, – проворчала мисс Беринджер. – Вы писали ей два дня назад, что такого за это время могло случиться с вами, что это необходимо описывать на четырех страницах?

Лорен только вздохнула. Она уже знала, что вопрос не требует ответа, ведь если мисс Беринджер настроена брюзжать, она найдет какой угодно повод и будет предаваться своему любимому занятию не менее получаса.

Нельзя сказать, чтобы мисс Беринджер оказалась дурной хозяйкой. К счастью для своей компаньонки, она не была излишне набожна и не заставляла мисс Эванс читать нравоучительные трактаты каждый раз перед тем, как отойти ко сну. Напротив, благодаря пристрастию мисс Беринджер к романам Лорен регулярно знакомилась с новинками, выписываемыми из Англии. Старая дама не была и прижимистой, она на свои средства дополнила гардероб мисс Эванс необходимыми вещами – теплым бархатным пальто голубого цвета, необыкновенно гармонировавшего с глазами Лорен, и шляпкой такого же оттенка, подарила индийскую шаль и несколько изящных утренних туалетов. Но иногда на мисс Беринджер находила непонятная скупость, и она принималась экономить на чернилах и приказывала топить камины в спальне через день, объясняя это тем, что в Италии нелепо тратить на уголь столько же, сколько и в Англии. Спальня Лорен была слишком большой, и девушке приходилось задергивать полог на высокой старинной кровати, чтобы защититься от сквозняков.

Мисс Беринджер не любила прогулки, больные ноги служили ей извинением, и чаще всего проводила время дома либо в гостях у своих приятельниц. У тех также были компаньонки, но Лорен не смогла заставить себя подружиться ни с одной из них.

Мисс Кук, как и ее хозяйка, любила только спать и есть, говорить с ней было не о чем. Миссис Райт скорбела об усопшем супруге и притом была лет на двадцать старше Лорен. Мисс Баркли лучше других подходила мисс Эванс по возрасту, на Рождество ей исполнилось двадцать два года, но при первом же взгляде на Лорен ее желтоватое лицо болезненно искривилось. Мисс Баркли напомнила Лорен девушек из пансиона, невзлюбивших хорошенькую соседку, и девушка предпочла избегать ее, насколько это было возможно в узком кружке английских леди, пережидающих зимние месяцы в Италии.

Подруги мисс Беринджер не скрывали удивления при виде девушки, которую их приятельница выбрала в компаньонки, и Лорен по их перешептываниям могла догадаться, что они не одобряют выбор мисс Беринджер и предрекают ей множество хлопот и неприятностей с такой молоденькой, неопытной и слишком красивой, на их взгляд, девушкой.

«Боже, мне кажется, весна никогда не наступит! Подумать только, я так радовалась, что проведу так много времени в этой чудесной стране, а на деле все оказалось совсем по-другому!» – вздыхала Лорен изо дня в день.

Больше всего жизнь ей отравляла не мисс Беринджер, а скука. Иногда Лорен думала, что даже прогулка с мисс Баркли могла бы стать для нее развлечением, но для этого ей пришлось бы просить мисс Баркли составить ей компанию, а вся натура Лорен противилась сближению со столь неприятной особой.

Мисс Беринджер не то чтобы не одобряла театр, но находила его неподходящим местом для молодой леди и всякий раз посещала спектакли без своей компаньонки.

Лорен очень любила бывать в театре, тем более что легко могла припомнить каждую встречу с этим волшебным миром, и больше всего злилась на мисс Беринджер именно за эту заботу о ее добродетели. Она понимала, конечно, что мисс Беринджер не имеет в виду сами постановки, но лишь ту публику, что посещает театры и ведет себя подчас очень вольно.

Лорен оставалось наблюдать за жизнью Венеции со своего балкона и писать Уинифред длинные жалобные письма. Мисс Гамильтон, как могла, поддерживала подругу обещанием скорой встречи и приятных летних месяцев в своем доме, но Лорен иногда сомневалась, что миссис Гамильтон согласится вновь пригласить подругу своей дочери на все лето. Еще одна гостья не была обременительной для обеспеченного семейства, но Уинифред скоро восемнадцать, и ее матушке пора начать заботиться о подходящей партии для дочери. Хорошенькая подруга Уинифред могла бы стать помехой этим планам.

После завтрака мисс Беринджер обычно слушала музыку – какой-то из докторов, во множестве перебывавших в ее доме, поведал старой леди, что мелодичные звуки способствуют пищеварению, главное, чтобы музыка была умиротворяющей.

Лорен послушно уселась за старый дребезжащий рояль в гостиной, невесть каким чудом поднятый на четвертый этаж по узкой лестнице, и принялась наигрывать незатейливые мелодии. Мисс Беринджер удобно расположилась на кушетке близ камина, игра мисс Эванс обычно усыпляла ее, и добродетельная матрона отдыхала до того часа, когда наступала пора наносить и принимать визиты, а Лорен садилась у окна с шитьем и разглядывала проплывающие по каналу гондолы и их нарядных пассажиров.

– Какая красивая шляпка у той дамы, – от скуки Лорен стала разговаривать сама с собой. – Наверняка она француженка. Жаль, что мы не заехали в Париж по дороге, побывать во Франции и увидеть только придорожные гостиницы – ну разве это справедливо?

Лорен покосилась на свою хозяйку, но мисс Беринджер безмятежно похрапывала, и девушка бесшумно покинула гостиную, чтобы снова надеть шаль и устроиться на балконе. Закутавшись по самый нос, юная леди думала о том, как мог бы быть хорош этот город, если бы заново оштукатурили стены дворцов и не выбрасывали помои прямо в каналы.

Снизу доносился жизнерадостный смех и пение, и Лорен вдруг подумала, что вся ее неприязнь к Венеции объясняется лишь унылой компанией, в которой ей приходится проводить время. Если бы с ней были Мэй и Джейн, она не замечала бы ни уродливых мокрых пятен на стенах, ни промозглого ветра, ни тошнотворного запаха, а видела бы только красоту этого непостижимого города и любовь, которая единственно удерживала его на волнах.

Но Джейн и миссис Эванс тут не было, не было даже Уинифред, одна лишь тетя Флоренс, малоприятная старуха, которой Лорен надлежало угождать еще несколько месяцев, прежде чем наступит день возвращения в Англию. Даже не домой, ведь дома у Лорен не было.

И все-таки девушка не забывала, что ей гораздо лучше оставаться там, где она сейчас находится, чем растрачивать молодость на воспитание капризных детей.

Лорен просидела на балконе три четверти часа, после чего вернулась в гостиную. Мисс Беринджер имела обыкновение просыпаться в это время, и ее компаньонка прилежно занялась рукоделием, словно и не поднималась с места. К счастью, мисс Беринджер не замечала, что работа мисс Эванс совсем не продвигается.

Старая леди громко всхрапнула и проснулась.

– Мисс Эванс! – тотчас позвала она хриплым после сна голосом.

– Я здесь, мисс Беринджер. – Лорен охотно отложила шитье и подошла к старухе.

– Сегодня мы останемся дома, у меня опять болит нога. Прикажите послать за доктором и напишите моим подругам записки. Пусть приедут к чаю.

– Я все сделаю, мисс Беринджер. – Молоденькая компаньонка была рада еще на четверть часа избавиться от общества своей хозяйки.

Вечером Лорен с видом усердной труженицы занималась своим рукоделием и старалась не замечать пронзительных взглядов мисс Баркли. От этой желчной девицы ничего нельзя было утаить, она уже несколько раз осведомлялась у мисс Эванс, когда же та закончит терзать бедный чепчик и возьмется за что-то другое.

Доктор Флавио, пожилой итальянец с подвижным лукавым лицом, охотно принял приглашение на чай и ничуть не смущался тем, что находится в компании восьми англичанок. Лорен слегка завидовала его умению заставить почтенных матрон выслушать себя и принять к сведению свои рекомендации. Даже мисс Беринджер становилась покладистой и уступчивой, когда доктор, подняв кверху тонкий палец, внушал ей необходимость исполнять определенный режим и воздерживаться от чрезмерного употребления мяса.

Лорен с благодарностью улыбнулась доктору, когда тот заметил, что в комнате слишком темно для того, чтобы шить, и мисс Беринджер тотчас приказала ей оставить работу и что-нибудь сыграть. Лорен сумела подобрать на слух некоторые из разносящихся над каналами песен гондольеров, и доктор Флавио с большим вкусом исполнил две из них. Судя по тому, как покраснела мисс Баркли, лучше других леди понимающая венецианское наречие, тексты оказались не вполне подходящими для дамских ушей.

Доктор Флавио выглядел чрезвычайно довольным полученными аплодисментами, он даже подмигнул Лорен и скорчил забавную гримаску, скосив глаза в сторону мисс Баркли. Лорен уже замечала, что итальянец не одобряет некрасивых женщин с их ханжескими взглядами, а мисс Баркли раздражала его вдвойне тем, что была к тому же молода. Дамам преклонного возраста еще простительно становиться ворчливыми ревнительцами добродетели, но молодость должна быть легкомысленной – так считали итальянцы, и в этом Лорен с ними соглашалась.

Своими шутками по-английски и комплиментами на итальянском, которые леди понимали в равной степени слабо, доктор Флавио внес в обычное чаепитие приятное разнообразие, и мисс Эванс прощалась с ним с сожалением. Настроение бедняжки могло быть более радостным, если б она знала, что уже следующий день принесет с собой долгожданные перемены.