Текст книги "Генерал де Голль и Россия"
Автор книги: Элен Каррер д'Анкосс
Жанр: Историческая литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Отношениям между де Голлем и СССР благоприятствовало тогда множество факторов. Успех при Бир-Хакейме показал, что Франция уже не просто побежденная страна, о которой Сталин много раз отзывался с презрением. Кроме того, фактический отказ или откладывание англо-американской стороной на отдаленное будущее открытия второго фронта в Европе в пользу операции в Средиземноморье жестоко разочаровало Сталина. Вследствие этого подрывные операции на территории Европы приобретали в его глазах новый смысл. В отсутствие второго фронта заверения генерала де Голля, что он сможет организовать Сопротивление с привлечением к участию в нем коммунистов, становились в ходе войны важным козырем, который Сталин принял во внимание. Именно об этом 8 августа 1942 г. заместитель наркома иностранных дел Деканозов говорил Роже Гарро, который резюмировал позицию собеседника следующим образом: «Очевидно, что в связи с отсутствием перспектив наступления союзных сил на Западе Советское правительство – которому придется еще три месяца, до наступления зимы, любой ценой сдерживать чудовищный натиск немецких армий – горячо желало бы всеобщего восстания в порабощенных странах»2828
Телеграмма Гарро, 9 августа 1942 г. Цит. по: Lévêque F. Les relations entre l’Union Soviétique et la France libre. P. 39.
[Закрыть]. Наконец, неоднократно выражавшееся генералом де Голлем желание установить военные связи с Москвой и задействовать войска на Восточном фронте способствовало тому, чтобы Сталин перестал его игнорировать. Осенью 1941 г. генерал решил направить в СССР военную миссию во главе с генералом Пети. Тот учился вместе с ним в Сен-Сире, а затем служил начальником его Генштаба в Лондоне. Похоже, именно с тех пор у генерала Пети, который позже станет очень обременительным попутчиком, появилась склонность, объясняя свою позицию в Москве, отзываться о сотрудниках де Голля не в самых лестных выражениях и преувеличивать роль коммунистов в Сопротивлении: «Среди голлистов насчитывается мало патриотических и антифашистских элементов… Таким образом, необходимо, чтобы все патриотические элементы, и прежде всего военно-воздушные и военно-морские силы генерала де Голля, получили ясную политическую ориентацию. Это задача соответствующих компартий»2929
Выдержка из донесения Андре Марти Димитрову: Roussel É. Charles de Gaulle. P. 376–377.
[Закрыть], – настаивал он в беседе с представителями советской стороны.
Идея направить французские войска на Восточный фронт рассматривалась с конца 1941 г. в двух вариантах: либо легкая дивизия, либо истребительная эскадрилья в составе 40 пилотов. По условиям соглашения, заключенного 12 января 1942 г. по итогам обмена письмами и секретной беседы Дежана и Майского, предусматривалось направление на Восточный фронт боевого соединения «Свободной Франции»3030
Телеграмма Богомолова от 9 декабря 1941 г. и телеграмма Молотова Богомолову от 27 декабря 1941 г.: Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны. Т. 1. С. 59–60.
[Закрыть]. Этот проект приветствовали в Москве, но он совсем не устраивал англичан, поскольку личный состав этого соединения предполагалось набирать из частей, развернутых в британских владениях, что вызвало негативную реакцию Лондона. Де Голль решил без промедления следовать по данному пути, несмотря на британскую критику и бюрократические препоны, чинимые советской стороной. В мае, на встрече с Молотовым в Лондоне, он заверил его в желании видеть, как французы сражаются плечом к плечу с красноармейцами, и в своем намерении отдать впоследствии распоряжения, которые насытят это предложение конкретикой. 16 декабря после определения обсуждавшихся в Москве генералом Пети условий участия СССР в снабжении, обучении и финансировании частей «Сражающейся Франции» было заключено соглашение, и первые пилоты будущей эскадрильи «Нормандия» (впоследствии «Нормандия– Неман») прибыли в Москву. Эту часть, в дальнейшем доросшую до масштабов истребительного полка, ждала славная судьба, хотя и отражавшая противоречия между участниками странного англо-американо-франко-советского альянса. Но в конце 1942 г., столь богатого событиями, создание истребительной эскадрильи помогло убедить Сталина в том, что «Сражающаяся Франция» способна вносить вклад в события на фронте, и в других ее преимуществах. Действительно, понятно, почему СССР так охотно признал «Сражающуюся Францию». Разумеется, де Голль и Сталин, принимая решения, руководствовались своими соображениями. Для первого Франция могла бы воспользоваться своим участием в боевых действиях на Восточном фронте, чтобы в час победы оказаться на равных со своими союзниками. А для Сталина разве это не могло быть также средством, чтобы подготовить в послевоенной Франции и Европе условия для политических изменений, отвечающих советским интересам? А может, и мировую революцию, так и не случившуюся, к великому разочарованию Ленина, по окончании Первой мировой войны?
В мае–июне 1942 г., когда продолжались споры об открытии второго фронта в Европе, когда Черчилль приехал в Москву, дабы подтвердить Сталину решение отложить его открытие, тот какое-то время собирался устроить англо-франко-советскую встречу в верхах с участием де Голля, чтобы попытаться убедить союзников в необходимости этого фронта. Генерал де Голль заявил о готовности прибыть в Москву. Эта перспектива его тем более радовала, что его участие в конференции союзных держав показало бы: Франция реализовала его давнюю мечту, обретя, наконец, вожделенный «ранг». К его большому разочарованию, проект конференции остался нереализованным, и его путешествие в СССР ждала та же участь. Де Голль не забыл об этой возможности и впоследствии неоднократно к ней возвращался. Столь часто выражавшееся им желание отправиться в Москву долго не находило ответа. Очевидно (и генерал де Голль это понимал), Сталин не решался вызвать недовольство англо-американских союзников, принимая столь непреклонного и требовательного политика, который так часто раздражал Черчилля и которому Рузвельт предпочитал сначала Дарлана, а затем генерала Жиро, когда пришло его время. Гарро, представитель генерала де Голля в Москве, неоднократно жаловался, что на проект визита нет никакой реакции. 13 октября 1943 г. Богомолов все же положил конец этому ожиданию, которое становилось оскорбительным, объявив генералу, что Кремль дает согласие на его приезд.
Но сколько изменений произошло за это время! Де Голль тогда находился в Алжире, где обосновался Французский комитет национального освобождения под совместным председательством самого де Голля и генерала Жиро. Для Москвы оптимальным вариантом являлся де Голль, поскольку, в отличие от Жиро, он боролся против Виши и смог бы, как считалось, обеспечить демократическое развитие Франции после войны. Но Рузвельт не разделял точку зрения Сталина. Он, как мы видели, предпочитал Жиро де Голлю, и не только по личным причинам, но и в силу убеждения, совершенно справедливого, что де Голль не примет его представление о той доминирующей роли, которую США надеялись отвести себе в освобожденной Франции. Точно так же Рузвельт не сомневался, что де Голль не пойдет на освобождение колоний, чего желали Соединенные Штаты. В первом пункте американский президент был прав. Де Голль знал, что США планируют поставить освобожденную Францию под управление американского административного органа – АМГОТ (AMGOT, от первых букв англ. Allied Military Government of Occupied Territories – Союзная военная администрация на оккупированных территориях), и был решительно против этого. По мнению де Голля, Франции, полноправной участнице войны с Германией, которая вела реальные боевые действия, следовало возвращать суверенитет над своей территорией по мере ее освобождения. Что касается деколонизации, за которую выступал Рузвельт, убежденный в закоренелом консерватизме де Голля в этом вопросе, председатель ФКНО в своей речи на конференции в Браззавиле 30 января 1944 г. убедительно опроверг президента США. Он упомянул о «глубокой и благотворной трансформации Африки». Да, тон выступления генерала де Голля оставался сдержанным. Не он ли в 1940 г. клялся сохранять для Франции ее империю, а в случае утраты вернуть ее? Но в Браззавильской речи он уже указывает на путь к компромиссу и определенное изменение своей позиции.
Для Москвы де Голль был предпочтительнее Жиро, хотя Богомолов и описывал его своему начальству как человека «очень властного и честолюбивого». Это не помешало сообщить генералу де Голлю, что его ждут в Москве. Поездка долго откладывалась и состоялась только в декабре 1944 г., после десанта в Нормандии и освобождения французской территории. К тому времени генерал Жиро сошел с политической сцены, и у Москвы уже не оставалось других потенциальных партнеров, кроме «этого невыносимого» де Голля.
Глава Временного правительства
Десант союзников в Нормандии 6 июня 1944 г. стал для де Голля источником не только надежды, но и больших трудностей. Прежде всего, его долго держали в неведении о подготовке операции. Сочтя, что она приближается, он изъявил желание перебросить войска в Англию, чтобы Франция могла поучаствовать в грядущей великой битве. С большим опозданием – лишь 25 мая – Черчилль добился согласия Рузвельта на организацию встречи с де Голлем с целью обсуждения деталей десантной операции. Эта встреча де Голля, Черчилля и Эйзенхауэра состоялась 4 июня. Накануне ФКНО стал Временным правительством Французской республики. И несмотря на это, де Голля по-прежнему держали на расстоянии враждебность Рузвельта и желание Черчилля сохранить свои привилегированные отношения с Соединенными Штатами. И в СССР руководство знало: у де Голля нет никаких гарантий, что союзники признают его равным. Можно констатировать, что со дня высадки в Нормандии Москва, вздохнувшая, наконец, с облегчением после открытия второго фронта, прежде всего беспокоилась об интересах своих западных союзников, что не могло способствовать удовлетворению амбиций генерала де Голля. Но и тот, со своей стороны, также проявил благоразумие, не желая выглядеть в час возвращения во Францию заложником какого бы то ни было союзника, в данном случае СССР. Известно, что он уже предвидел проблемы, с которыми ему предстоит столкнуться после освобождения Франции: важно будет смягчить враждебность Рузвельта, а главное, не допустить, чтобы СССР слишком усилил во Франции позиции коммунистов, которые сыграли неоспоримую роль в освобождении.
Если говорить об американцах, его усилия, направленные на примирение, увенчались определенным успехом. Он отправился 6 июля в Вашингтон и добился своего рода признания де-факто президентом, на тот момент ушедшим с головой в свою избирательную кампанию. Сделав это, де Голль мог обратиться к другим проблемам, к тем, которые ему создавали коммунисты и, разумеется, кремлевские союзники. Генерал де Голль описывает в «Военных мемуарах» дилемму, с которой ему предстояло столкнуться: «Если бы коммунистам удалось возглавить восстание и, следовательно, забрать в свои руки Париж, им ничего бы не стоило создать правительство де-факто, где они играли бы главенствующую роль… По прибытии в столицу я обнаружил бы там это народное правительство, оно украсило бы мое чело лавровым венком, предложило бы занять место, заранее отведенное мне в его составе, и ловушка захлопнулась бы… Пока не будет установлена так называемая диктатура пролетариата»3131
Gaulle C., de. Mémoires. P. 554.
[Закрыть].
Несмотря на угрозу, которую для него представляли коммунисты, генерал, не колеблясь, обратился к ним с призывом, поскольку его главной целью было, чтобы, как он пишет, «силы Франции с оружием в руках проявили себя в Париже до того, как туда вступят союзники, чтобы сам народ способствовал разгрому оккупантов, чтобы освобождение столицы носило характер военной и одновременно общенациональной операции»3232
Gaulle C., de. Mémoires. P. 554.
[Закрыть].
Генерал де Голль в тот момент рассчитывал на верных ему людей, чтобы ликвидировать угрозу, которую представляли коммунисты его авторитету, а также, что очень важно, на нейтралитет Сталина. Поездка в Москву, которую он, наконец, совершил в декабре 1944 г., предоставила ему возможность заручиться этим нейтралитетом. 19 августа, убежденный, что немцы окончательно проиграли, он вылетел из Касабланки (из Алжира он вылетел накануне, но по техническим причинам пришлось задержаться в Касабланке) и, сделав по пути остановки в Сен-Ло, Ле-Мане и Шартре, где его приветствовали ликующие толпы, 25-го прибыл в Париж. По завершении этого славного путешествия его ждала новость, вызвавшая гнев де Голля: как ему сообщили, свидетелем акта капитуляции, подписанного военным комендантом Парижа генералом фон Хольтицем и генералом Леклерком, – а по мнению коммунистов, не просто свидетелем, а одним из подписавших – стал известный лидер коммунистов Роль-Танги. Он увидел в этом несомненный признак претензий коммунистов на вхождение во власть.
Восстановление институтов власти, безусловно, послужило бы средством «поставить их на место», и генерал де Голль собирался этим заняться, но он считал, даже знал, что ключ к решению проблемы находится в Москве. Франко-советские отношения на государственном уровне, которые он хотел укрепить, должны были помочь ему отодвинуть на задний план революционные идеи. Вот почему организация поездки в Москву осенью 1944 г. имела такое значение. Генерал де Голль тем более в этом убедился, наблюдая явное потепление англо-советских отношений по итогам октябрьского визита Черчилля в СССР3333
Телеграмма Массильи, адресованная Бидо, 28 октября 1944 г.: Documents diplomatiques français (далее: DDF) II. 1944. P. 270.
[Закрыть].
Поездке предшествовала очень тщательная подготовка на протяжении всего ноября. Сохранившиеся документы дают основания предположить, что у истоков того, что стало целым предприятием, лежало желание генерала де Голля встретиться со Сталиным. Гарро подтверждает в своем послании правительству от 16 ноября: «Г-н Деканозов вчера меня принял… Он дал мне знать, что генерал де Голль 8 ноября известил г-на Богомолова о своем желании нанести визит членам советского правительства, и сообщил о положительном ответе, который передан послу в Париж»3434
Телеграмма Гарро, адресованная Бидо, 16 ноября 1944 г.: Ibid.
[Закрыть].
В ноте, приложенной к этой телеграмме, советский посол подтвердил генералу де Голлю отправленное ему приглашение. Эти тексты объясняют условия, в которых поездка была задумана и организована. Но в своих «Мемуарах» генерал де Голль, расходясь с Деканозовым, приписывает ее инициативу советской стороне: «Г-н Богомолов, – пишет он, – сразу же по окончании визита гг. Черчилля и Идена стал торопить меня с поездкой в Москву»3535
Gaulle C., de. Mémoires. P. 640.
[Закрыть].
Хотя бесполезно пытаться выбирать между противоположными версиями того, что стояло за поездкой в Москву, надо констатировать: они позволяли предвидеть трудности и недопонимание, сопровождавшие визит генерала де Голля в СССР. Он сразу же занял позицию силы. Он полагал, что Франция отныне в состоянии вмешиваться в игру великих держав и потому, что франко-советский диалог дает ему козыри в отношениях с англо-американской стороной, и, главное, потому, что обе страны, СССР и Франция, в гораздо большей степени сходятся, чем два остальных союзника, по двум основным вопросам: ненависти к Германии и желании нейтрализовать ее навечно. Де Голль неустанно повторял, что только континентальным державам Германия угрожает напрямую, а стало быть, их объединяет заинтересованность в том, чтобы отвести эту угрозу. И он сделал из этого вывод, что Сталин должен благосклонно отнестись к желанию Франции контролировать левый берег Рейна. В замечательной биографии генерала де Голля Жан Лакутюр довольно расплывчато отзывается о том, что он считает «просчетами» и даже «наивностью»3636
Lacouture J. De Gaulle. 3 vol. Paris: Le Seuil, 1984–1986. T. II. P. 85.
[Закрыть]. Если по поводу последнего замечания можно счесть биографа чересчур суровым, нужно признать, что он совершенно справедливо указал на иллюзии, которые питал генерал, предпринимая эту поездку. Он точно недостаточно принял во внимание расчеты и цинизм Сталина, который оценивал отношения между государствами в свете их реальной силы. Тот, кто с презрением отзывался о папе, спрашивая, «сколько у него дивизий», постоянно выказывал свое пренебрежительное отношение к Франции, которая, по его мнению, «бросила сражаться». Де Голль предпочитал игнорировать эти высказывания, будучи убежден, что его личный авторитет перевесит и он сможет общаться со Сталиным на равных. Строя такие иллюзии, он пренебрегал тремя факторами: соглашением, объединявшим англо-американскую сторону и СССР по основным пунктам, особенно по разделу сфер влияния, тем самым соглашением, о котором Черчилль упоминал во время поездки в Москву; опасением Сталина, что, чересчур противопоставляя себя партнерам, он ослабит их желание полностью сокрушить Германию; наконец, возможностью сепаратного мира между Гитлером и англо-американской стороной. Действительно, вплоть до окончания конфликта Сталина преследовала мысль о возможном «предательстве» со стороны союзников, тем более что, как он знал, кое-кто из окружения Гитлера питал надежду на такое решение, которое могло бы спасти Германию от полного уничтожения. Когда де Голль покидал Париж, он был уверен, что «ранг» Франции и его собственный статус обрели новый смысл. Прежде всего потому, что он добился от Рузвельта признания, в котором только что переизбранный американский президент до сих пор ему отказывал3737
Телеграмма Шовеля, 24 октября 1944 г.: DDF II. 1944. P. 155. Телеграмма Жака-Эмиля Пари, адресованная Бидо, 7 ноября 1944 г.: Ibid. P. 212. Согласно последней, это признание – «следствие британской инициативы», и подтолкнул к нему Рузвельта Черчилль.
[Закрыть]. Но еще и потому, что Франции удалось добиться места в Европейской консультативной комиссии3838
Телеграмма Оппено, адресованная Массильи: Ibid. P. 128. О назначении Массильи в Комиссию, 21 ноября 1944 г.: Ibid. P. 295–296.
[Закрыть], став, таким образом, стороной, принимающей решения, связанные с разгромом Рейха. Де Голль знал, что после того, как он справился таким образом с американцами, ему остается убедить Сталина вести диалог с Францией и поддерживать ее просьбы.
Возвращение ранга
Это было незабываемое путешествие! Де Голль вылетел из Парижа 24 ноября, до Москвы добрался 2 декабря, а уехал оттуда 10-го. Между отъездом и прибытием в Москву он успел сделать остановки в Каире, где пообщался с королем Фаруком, в Тегеране, где встретился с шахом, в Баку, а главное, в Сталинграде, где его визит окружен легендами. В поездке генерала сопровождала внушительная делегация: Жорж Бидо и директор его кабинета Шарбоньер, директор его собственного кабинета Гастон Палевски, который не пользовался любовью Сталина, генерал Жуэн, Морис Дежан, на тот момент директор политического департамента на Кэ-д’Орсэ, дипломатический советник Этьен Бюрен де Розье, его настоящий наперсник лейтенант Клод Ги и, наконец, дипломат Жан Лалуа, его переводчик, которому мы обязаны бесценными, хотя и не всегда бесспорными, сведениями об этом событии. В телеграмме с инструкциями, которую Жорж Бидо отправил Роже Гарро 24 ноября, министр настаивал: «Ориентируйтесь не столько на прецедент Бенеша, сколько на прецедент Черчилля. Прием в посольстве следует сделать расширенным. Крайне желательно, чтобы на нем присутствовал г-н Сталин»3939
DDF II. 1944. P. 325.
[Закрыть].
Соответствовал ли прием генерала де Голля по масштабам приему Черчилля? По крайней мере, если судить по рассказу о нем в «Мемуарах» самого генерала, описывавшего «большую толпу»? Прежде заглянем в Сталинград, куда генерал так стремился. Эта поездка на места ожесточенных сражений породила удивительную легенду. Де Голль, стоя в окрестностях города-героя, посреди настоящих баррикад из немецких танков, припорошенных снегом, якобы очень громко сказал Бидо: «Какой народ! Какая армия у этих немцев!» В увлекательной статье, посвященной этому путешествию, Жан Лалуа4040
Laloy J. À Moscou entre Staline et de Gaulle // Revue des études slaves. 1982. T. 54.
[Закрыть] опровергает факт произнесения этих слов, а Жан Лакутюр подтверждает его версию. Но ни тот, ни другой не принимали в расчет недоразумение, стоящее за этой легендой. Фраза генерала де Голля якобы прозвучала во время его торжественного шествия к Сталинграду и в присутствии Молотова. Если эта версия верна, чувство восхищения немецкой армией, выраженное генералом, особенно оскорбительно для СССР. Но рассказ неверен в двух основных пунктах: Молотова не было рядом с генералом, и происходило это не в Сталинграде. Лалуа много раз цитировал фразы генерала де Голля, исполненные восхищения перед мощью и храбростью немецкой армии, но уточнял, что они произносились до визита в Сталинград, в одном прифронтовом поселке, расположенном на Сталинградском шоссе, и в присутствии одних только французов. Если даже этот эпизод передан неточно, факт остается фактом: генерал де Голль выражал и свое восхищение грандиозной и трагической битвой, которую вела на подступах к Сталинграду немецкая армия до истощения всех своих ресурсов, и восхищение качествами этой армии. Нет никакого сомнения, что за этими его словами стояла профессиональная солидарность военного.
Прибыв наконец 2 декабря после долгого путешествия в Москву в вагоне, некогда предназначенном для императорской семьи (поскольку неблагоприятные метеоусловия на тот момент исключали авиаперелет), сам генерал и его многочисленная свита – в которую входил, разумеется, и Жорж Бидо – должны были разместиться в особняке в переулке Островского, зарезервированном для высоких гостей, а остальные члены делегации – в гостинице. Генерал де Голль сразу же проявил свой несговорчивый нрав, отказавшись следовать протоколу приглашающей стороны. Он объявил, что поселится в посольстве, несмотря на отсутствие там отопления. Разубедить его пытался посол Гарро, хотя его, вероятно, беспокоил не столько комфорт главы Временного правительства, сколько советская реакция на такое решение. Но генерал ничего не хотел слышать, и опасения Гарро оправдались. В тот же день Сталин, впервые встретившись с гостем из Франции, не мог скрыть своего недовольства.
Как писал генерал, его приняли в Москве с триумфом. По словам же военного корреспондента Александра Верта, напротив, крайне сдержанно: «Де Голль смотрел на собравшихся, а те на него, не зная, кто перед ними. Никакой шумихи не было».
Как было на самом деле, судить трудно. Но факт остается фактом: дипкорпус присутствовал в полном составе, как и на приеме Черчилля, в то время как прибытие чешского президента Бенеша немногим ранее приветствовали лишь два посла – Франции и Югославии4141
Телеграмма Гарро № 761, 1 декабря 1944 г.: Archives diplomatiques. 288 PAAP 175 (находится в обработке).
[Закрыть].
Первая встреча Сталина и де Голля состоялась тем же вечером 2 декабря. Генерал неплохо к ней подготовился. В день отбытия из Парижа Жорж Бидо отправил Гарро телеграмму со списком вопросов, подлежащих обсуждению. Во главе списка, разумеется, шел германский вопрос, в первую очередь проблема левого берега Рейна. Далее поднимались проблемы коллективной безопасности и интересов Франции в СССР. Две темы особенно беспокоили французскую делегацию. Прежде всего французские военнопленные, находящиеся в СССР, а также советские граждане, как военные, так и гражданские лица, угнанные немецкой армией при отступлении, равно как и те, кто отказывался добровольно возвращаться на родину. По весьма приблизительным оценкам французского Министерства иностранных дел, число советских граждан, находившихся во Франции, колебалось от 60 до 100 тысяч человек4242
Служебная записка управления по делам Европы МИД генералу де Голлю: DDF II. 1944. P. 169–171.
[Закрыть]. Усложняла ситуацию, наряду с разбросом в оценках размера этого контингента, и его разношерстность. В него входили военнопленные, использовавшиеся на стройках немецкой армией, гражданские работники, мобилизованные Организацией Тодта, дезертиры, просочившиеся в ряды ФФИ, наконец, служившие в армии Власова советские граждане, которых германское командование перебросило во Францию и Бельгию, чтобы пополнить личный состав истощенных и обескровленных немецких дивизий. Некоторые из этих «советских военнопленных», выдачи которых требовал СССР, представляли собой ранее неизвестную проблему, связанную с их гражданством по рождению. Так обстояло дело с жителями Прибалтики и поляками, вовлеченными в советскую систему координат в силу пакта, заключенного в августе 1939 г., оспаривавшими законность своего статуса и требовавшими признания их иностранцами в СССР, каковое требование Москва сразу же отвергла. В свою очередь, ситуация с французскими военнопленными в СССР на первый взгляд казалась более простой, хотя и их состав был неоднороден. Несколько сотен попали в плен в ходе сражений 1939–1940 гг., бежали из немецких концлагерей и пытались найти убежище в СССР, где с ними обошлись крайне сурово, упрятав в самые зловещие застенки Лубянки и Бутырки. Перелом в политике, произошедший 22 июня 1941 г. и превративший Францию из врага в союзника, далеко не сразу улучшил участь этих беглецов, несмотря на неоднократные ходатайства за них генерала де Голля.
Но самый значительный контингент французов составляли так называемые мальгрену («призванные против воли») – эльзасцы, которых насильно забирали служить в вермахт. Неизвестно, сколько тысяч из них были взяты в плен советскими войсками, которые видели в них только немецких солдат. Генерал де Голль добился создания для них специальной миссии по репатриации, но ее работу парализовало требование Сталина «вернуть» сначала советских граждан, находящихся во Франции, в первую очередь солдат армии Власова, а также гражданских лиц, угнанных на работы, к которым он также относился как к изменникам. Генерал де Голль знал о болезненности этого вопроса для эльзасцев и настоял на том, чтобы он шел первым пунктом в повестке дня франко-советских переговоров. Наконец, его крайне беспокоило положение народов Центральной Европы, живших на территориях, «освобожденных» советскими армиями. Если сведения, которые сообщал о Чехословакии его аппарат, его несколько успокаивали, то с Польшей дело обстояло далеко не так гладко. Это становится понятно из записки от 22 ноября 1944 г., которую МИД посвятил этим вопросам: «На первый взгляд не кажется, что лондонское правительство [Чехословакии] должно столкнуться с теми же трудностями, с которыми вынуждено сейчас иметь дело лондонское правительство Польши. В своем выступлении 1 февраля 1944 года перед Госсоветом д-р Бенеш изложил свои взгляды на то, какой он видит революцию, которая должна произойти в Чехословакии после войны, и как он собирается решать политические проблемы, к которым она приведет. Не уподобляясь Советам, которые допускают существование в государстве лишь одной партии, д-р Бенеш рассматривает создание новой политической системы, основанной только на трех партиях… он заявил о своем желании отказаться от старого режима, где каждый мог основать свою партию»4343
Служебная записка управления, 22 ноября 1944 г.: DDF II. 1944. P. 307–308.
[Закрыть].
Весьма поучительна служебная записка от 1 ноября по польскому вопросу, подготовленная для генерала де Голля и оправдывающая его беспокойство: «В целом, после Московской конференции шансы Люблинского комитета, действующего на территории Польши и пользующегося безоговорочной поддержкой русских, на то, чтобы в ближайшем будущем заменить лондонское правительство Польши, оцениваются очень высоко. Сразу же после президентских выборов американская администрация, освободившись от предвыборных забот, вероятно, выскажется в пользу Люблинского комитета. Вполне возможно, что председательствовать в нем будет г-н Миколайчик». И автор заключает: «Не пора ли и Франции вступить в контакт с Люблинским комитетом?»4444
Служебная записка Этьена Бюрена де Розье генералу де Голлю: Ibid. P. 192–193.
[Закрыть]
Мы так подробно остановились на этих двух записках, на этих двух докладах, которые управление тщательно подготовило, чтобы обрисовать генералу де Голлю перед его поездкой в СССР взаимоотношения крупных восточноевропейских стран и Москвы, потому что они демонстрируют, насколько сведения, полученные из ведомственных источников, могли склонить его к мысли, что дрейф целого региона в сферу влияния СССР – дело само собой разумеющееся и помешать ему никак нельзя. С одной стороны, их авторы настаивают на наличии у президента Бенеша убежденности в возможности строить относительно мирные отношения с СССР в обмен, вероятно, на сближение чехословацкой политической системы с однопартийной системой, за которую выступала Москва. С другой, представляют как неизбежность согласие США на приход к власти при поддержке Москвы Люблинского комитета.
Генерал де Голль, таким образом, совершенно не был готов отстаивать в Москве собственно французскую линию, коль скоро ему твердили, что фактическое положение дел, то есть господство СССР в Восточной Европе, уже, по сути, утверждено англо-американцами. Эта деталь важна, поскольку почти все биографы генерала де Голля с неодобрением отмечают, что во время переговоров со Сталиным он молчаливо соглашался с претензиями советского лидера. Разве не соответствовало это поведение тем рекомендациям, которые ему давали самые компетентные его сотрудники?
Эта поездка примечательна во многих отношениях. Своей продолжительностью, как мы уже говорили, обусловленной не только погодными условиями, увеличившими время на переезды, но и желанием председателя Временного правительства посмотреть СССР. Прибыв в Баку 26 ноября, генерал провел там два дня, «которые хоть как-то заполнили поездка по полупустому городу, представление в городском театре, чтение сообщений агентства ТАСС…»4545
Gaulle C., de. Mémoires. P. 645.
[Закрыть] Его недовольство здесь очевидно: его совершенно не устраивает крайне неспешный темп визита, навязанный хозяевами, хотя остановка по пути в Сталинграде и отвечала его желаниям. Он успокаивается только по прибытии в Москву, и неделя пребывания в советской столице не вызывает у него никаких жалоб. Хотя поводов для них было более чем достаточно.
Первая встреча со Сталиным состоялась в Кремле, вечером того же 2 декабря, когда генерал прибыл в столицу. В своих «Мемуарах» он набрасывает портрет Сталина следующими красками: «Коммунист, одетый в маршальский мундир, диктатор, укрывшийся, как щитом, своим коварством, завоеватель с добродушным видом, он все время пытался ввести в заблуждение. Но сила обуревавших его чувств была так велика, что они часто прорывались наружу, не без своеобразного мрачного очарования»4646
Ibid. P. 647.
[Закрыть].
Главная черта Сталина, которая выходит на первый план в этом комментарии и к которой генерал много раз возвращается в «Мемуарах», – коварство. Жан Лалуа в написанных впоследствии воспоминаниях подчеркивал, что холодность Сталина к своему собеседнику открыто проявилась уже в ходе первой встречи, и Роже Гарро, со своей стороны, также упоминает о «холодном приеме». Действительно, и Лалуа прямо об этом пишет, малорослого, тщедушного, сухорукого Сталина, не отличавшегося выправкой, мог привести в замешательство сам вид человека, как будто сошедшего со средневековой гравюры, человека, который подавлял его физически и обращался к собеседнику отнюдь не просительно, а со всей надменностью, какую генерал де Голль умел демонстрировать, чтобы подчеркнуть, что олицетворяет собой великую державу, достойную быть представленной за одним столом с победителями. И генерал заметил, что Сталин на протяжении встречи, говорил ли он или молчал, «все время чертил какие-то каракули»4747
Ibid. P. 648.
[Закрыть].
Первая тема, которую генерал де Голль4848
Отчет об этой встрече см.: DDF II. 1944. P. 350–353.
[Закрыть] хотел затронуть, поскольку для него важнее всего было признание за Францией права на полноценное участие в послевоенном переустройстве мира, касалась Германии. Но прежде чем приступили к этому вопросу, случилась непредвиденная пикировка на тему восстановления промышленности СССР и Франции, в ходе которой Сталин сразу же воспользовался возможностью показать, насколько невысоко он ценит Францию. Как только генерал поздравил Сталина с быстрым восстановлением Сталинграда, тот, в свою очередь, спросил его, в каком состоянии находится французская промышленность. Генерал долго рассказывал об усилиях, которые предпринимала его страна, упомянул о потребностях Франции, в первую очередь военных, и пожаловался на то, с какой задержкой реагируют американцы на его просьбы о поставках оборудования. Сталин резко ответил ему, что страна должна рассчитывать только на себя.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?