Текст книги "Лукавый взор"

– Откуда мне знать?! Он без сознания валялся, глаза закрыты были. А с чего ты взяла, что они серые? Ты его раньше видела, что ли?

– Он меня вчера спас. Меня толкнули прямо на мостовую, когда по бульварам шли войска, – захлебываясь, бормотала Фрази. Ей стало так страшно, что зуб на зуб не попадал. – А Держа-вин меня прямо из-под копыт выдернул. И к себе в седло взял… – Она слабо улыбнулась, вспомнив, как уткнулась носом в его мундир. – А потом какой-то отвратительный дядька в коричневом рединготе с оборванными пуговицами начал кричать, что русские нарочно своих лошадей на людей направляли. Но это неправда! Держа-вин меня…

– Помолчи-ка! – сжал ее руку Тибо. – Говоришь, человек в коричневом рединготе с оборванными пуговицами?

– Ну да.

– Он высокий такой? Этот, в рединготе?

– Да… худой и высокий.

– И шипит, когда говорит?

– Еще как шипит.

– Фрази! Тот человек, который бил последнего Жана или как его, последнего пекаря, – на нем тоже редингот без пуговиц!

– Неужели тот самый? Он и правда ненавидит русских! И кучер, их сюда привез кучер… он говорил, что отомстит русским! – воскликнула Фрази.

Вдруг вспомнились слова отчима: дескать, кучер осматривал погреб еще позавчера, в тот самый день, когда русские только вошли в Париж. Отчим решил, что кучер почувствовал беду. А он, оказывается, искал место для того, чтобы заточить пленников!

– Надо спасать Держа-вина! Надо всех пленников спасать! Слышишь? Фиакра нет, наверное, эти злодеи уехали. Мы должны что-то сделать! – в отчаянии стиснула она руку Тибо.

– Да, они уехали, – кивнул Тибо. – Но… Давай лучше подождем, пока твои родители вернутся. Может, они поговорят с этим, который без пуговиц, все выяснят…

– Да кто знает, когда они вернутся? – сердито пожала плечами Фрази. – Может быть, только к вечеру. И что они могут выяснить у человека, который держит в плену русских? Он им что-нибудь наврет, как наврал кучер дяде Филиппу, – вот и все. Бежим скорей в погреб!

– А если мне показалось? – нерешительно взглянул на нее Тибо. – Если там вовсе не русские? Или, может, там плохие какие-то русские?

– Ты же только что твердил, что русские хорошие! – удивилась Фрази.

– Даже если русские хорошие, все равно – они наши враги, – помолчав выпалил Тибо. – Ну как ты не понимаешь?! Я не могу ради русских предать французов. Я видел, как наши погибали, как их убивали русские. Да, это было в бою, да, русских там тоже убивали, да, я благодарен их императору за то, что он приказал не трогать Париж, за то, что пленных отпускали, но я не могу… Может быть, последний пекарь или как его там… может быть, он злодей ужасный, может быть этот, который без пуговиц, ему мстит за своего брата или сына! Если я приведу сюда русских солдат, они убьют тех, кто держит их в погребе. Убьют французов! Наших убьют!

Фрази растерянно смотрела на своего друга.

Неужели Тибо прав? Если бы если бы она не была «немножко» русской, если бы Державин не выдернул ее из-под лошадиных копыт, не спас от смерти, разве она рвалась бы выручать из беды чужих людей – вполне возможно, жестоких и страшных врагов Франции?

– Вот если бы точно знать, что в самом деле там твой спаситель, тогда, конечно, ты у него в долгу и ему надо помочь, – вдруг задумчиво проговорил Тибо. – Надо заглянуть в погреб и посмотреть на пленников!

Фрази даже запрыгала от радости:

– Да! Конечно!

– Тогда поскорей, пока охранники не вернулись! – скомандовал Тибо. – Я видел, они в своем фиакре уехали. Заглянем в окошко, а потом подумаем, что делать будем.

Скандал

Париж, 1832

…И вот очередная пятница, и вот приближается очередной полдень, когда в известной нам редакции ждут очередную корреспонденцию Лукавого Взора, и вот пунктуальные Вашерон-Константен уже начали исторгать из своего заслуженного нутра подготовительные хрипы, и вот все «бульвардье» извлекли из карманов свои «брегеты», исполняя еженедельный ритуал, и вот слышен топот ног человека, торопливо поднимающегося по лестнице, и вот нетерпение зажглось во всех глазах, а одно сердце забилось от волнения так, словно готово было выпрыгнуть из груди, и вот дверь отворилась… На лицах Вальмонтана и Конкомбра выразилось всего лишь естественное любопытство, в то время как главный «бульвардье» и репортер Ролло натурально разинули рты да так и вытаращились на вошедшую особу.

Надет на нее был бесформенный синий блузон, перехваченный на талии черной косынкой, и синяя юбка до щиколоток. Щиколотки эти, обтянутые грубыми нитяными чулками, были, впрочем, настолько тонкими и изящными, что могли бы заслужить всеобщее мужское одобрение, когда бы не были всунуты в вульгарные деревенские сабо. Но вовсе не красота щиколоток и уродство сабо заставили так бурно отреагировать редактора и репортера! И даже не пресмешная соломенная шляпа с облезлыми перьями (наверняка принадлежавшими когда-то отнюдь не страусу, а, пожалуй, петуху) привлекла их внимание, и не линялые митенки – на одной руке иссиня-черная, на другой рыже-черная… видимо, краска была низкого качества и подвела при стирке. Араго и Ролло озадаченно созерцали рыжие неопрятные лохмы, торчащие из-под шляпы и почти закрывавшие лицо, пытаясь вспомнить, где они такие же лохмы видели совсем недавно. Правда, раньше эти лохмы сопрягались в сознании обоих с каким-то громоздким и не вполне чистым чепцом… И все-таки догадка не успела озарить обоих «бульвардье» раньше, чем загадочная посетительница возопила:

– Вот так шюрприж! Вы как шюда попали?!

– Андзя?! – хором воскликнули, узнав посетительницу, редактор и репортер и недоумевающе переглянулись, словно надеясь в этих взглядах найти то ли подтверждение, то ли опровержение этому узнаванию.

Кстати сказать, со времени их достопамятной встречи в сером особняке это был первый случай, когда они взглянули друг другу в глаза. Несмотря на то, что Араго блистательно, как он полагал, вышел из неловкого и унизительного положения, поставив в таковое своего репортера, себе-то самому врать смысла не было: он отлично знал, что этот мальчишка преуспел там, где потерпел поражение его начальник. Более того, о его наглой лжи наверняка уже знал и Ролло – он ведь вполне мог за минувшие дни встретиться с прекрасной Стефанией, которая и сообщила ему, кто здесь победитель, а кто проигравший. Да и не только в Стефании было дело! Араго мучила мысль, что Ролло смог оказаться более догадливым, более удачливым или более пронырливым, чем он, и какими-то неведомыми путями выяснить, кто скрывается под псевдонимом Лукавый Взор.

Промолчит он о своём открытии? Не выдаст это имя прекрасной и опасной Стефании? Вряд ли…

Словом, поводом для беспокойства было немало, однако и Араго, и Ролло были выпечены, так сказать, из одной муки, оба были журналистами, то есть лгунами априори, это раз, а во-вторых, они оба являлись заядлыми картежниками, то есть хорошо умели блефовать, поэтому внешне отношения между ними оставались вполне корректными, и никто из посторонних не смог бы разглядеть, какие пожары бушевали под прикрытием их крахмальных манишек. Но сейчас они смотрели друг на друга без злорадства и ехидства с одной стороны и без затаенной зависти и мстительности – с другой: в их глазах отражались одинаковые недоумение и растерянность.

Полдень? Время Лукавому Взору прислать очередную корреспонденцию через очередного посыльного! Но…

А впрочем, какое может быть «но»? Почему бы этим посыльным не оказаться Андзе?

– Да, Анджя, она шамая, – кивнула посетительница. – Нет, но вы-то ждешь что делаете?!

– Мы ждешь жарабатываем на жизнь, – передразнил Араго с такой улыбкой, что обидеться было просто невозможно. – Мы работаем в этой редакции и издаем газету «Бульвардье». А вот что здесь делаете вы, милейшая Андзя, – это вопрос.

– Да какой там вопрош? – пожала плечами Андзя. – Пишьмо в эту вашу редакшию попрошили доштавить, только и вшего.

И она помахала бумажным рулончиком, который проворно выхватила из выреза своего блузона.

– Кто попросил? – в один голос воскликнули Араго и Ролло, враз протянув руки, чтобы принять у Андзи драгоценное послание.

«Так… – встрепенулся главный «бульвардье». – Значит, Ролло пока еще ничего не знает! Он еще ничего не выяснил! Но куда это он лапы наглые тянет?!»

Впрочем, Ролло мгновенно вспомнил о субординации и спрятал «наглые лапы» за спину.

– Кто попрошил? – кокетливо переспросила Андзя. – То ешть как это кто? Лукавый Вжор, кто ж еще?

Вальмотан и Конкомбр так и ахнули.

– Вы видели его… или её? – снова вскричали хором Араго и Ролло и хором уточнили: – Это мужчина или женщина?

Андзя слегка отвела со лба рыжие неопрятные пряди (скорее всего, ради того, чтобы всем было видно, как лукаво играет она своими темно-голубыми глазами в стороны редактора и репортера – поочередно, а порой даже одновременно) и снова уронила лохмы на свою физиономию.

Одна прядка упала на ей губы, и, сделав кокетливое «Фу!», посланница Лукавого Взора провозгласила:

– Какой еще мужчина?! Ражумеетшя, женщина!

«Ага!» – мысленно похвалил себя за догадливость Араго.

– Вы ее видели? – выдохнул взволнованный Ролло, и Андзя лукаво ему подмигнула:

– Угадали, мшье!

– Вы… знаете, кто это?! – нетерпеливо продолжал дознание Ролло.

– Неужто ж не жнаю?! – хихикнула Андзя.

Значит, она не просто посредница. Она знакома с Лукавым Взором!

У Араго похолодели руки…

– Хотите шпросить, кто это? – ухмыльнулась Андзя. – Да неужто шами догадаться не в шилах? А вы будьте пошмелей, ну-ка!

Араго немедленно захотелось сделаться посмелей, а именно – схватить Андзю за горло и стиснуть покрепче, чтобы она не издала ни звука. Ведь Лукавый Взор находится где-то поблизости от логова поляков, если не в нем самом! Это имя сразу станет им известно – Ролло всенепременно донесет! Андзю надо каким-то образом заставить замолчать, потом увести отсюда и выведать у нее эту тайну.

Но как могла Лукавый Взор быть такой неосторожной, чтобы довериться человеку, с которым она неминуемо знакома, если находится среди поляков?! Как могла подставить себя под такой удар? Или просто недооценила болтливую Андзю? Вернее, переоценила ее сдержанность…

Надо немедленно прекратить этот поток хвастовства. Любой ценой!

Араго уже шагнул было к Андзе, как вдруг раздался голос Вальмонтана, доселе бывшего безмолвным свидетелем переговоров:

– Вы хотите сказать, что Лукавый Взор открылся вам?!

Конкомбр хихикнул.

В голосе Вальмонтана прозвучало такое изумление, окрашенное презрением, и оно так выразительно было поддержано хихиканьем Конкомбра, что Андзя мгновенно ощетинилась:

– А чем же я так уж плоха, что мне и открытьшя нельжя?! Да как у ваш только наглошти хватает такое жаявлять да еще рожи при этом корчить?

Она ткнула пальцем в сторону Вальмонтана, и Ролло с Араго на миг скользнули взорами на его лицо заместителя редактора: да, самая что ни на есть пренебрежительная гримаса, к сожалению, имела место быть…

Ну и физиономия Конкомбра была более чем выразительной.

– Вальмонтан! Конкомбр! – прошипел Араго – да-да, именно прошипел, хотя ни одного шипящего звука в этих двух фамилиях не было! – и обернулся к Андзе с намерением осыпать ее самыми что ни на есть льстивыми словесами, чтобы загладить промах своих сотрудников, однако было поздно: она засовывала обратно в вырез блузона заветное письмо Лукавого Взора и бормотала злобно:

– Ну коли так… коли так… Коли так, я больше вам и шлова не шкажу! И не отдам я вам пишьмо! Пускай Лукавый Вжор кого другого ищет! Я не нанималашь унижения терпеть! Понятно? Не нанималашь!

– Андзя, умоляю! – простонал Араго, простирая к ней руки, однако реакция Ролло оказалась более непосредственной и, надо сказать, действенной: молодой репортер одним прыжком преградил Андзе дорогу и рухнул перед ней на колени с воплем:

– Андзя! Во имя всех святых! Письмо! Письмо! Королевство за письмо![82]82
  Искаженная реплика Ричарда III из одноименной пьесы Шекспира. В оригинале она выглядит так: «A horse! a horse! my kingdom for a horse!» – «Коня! коня! Мое королевство за коня!» «Полцарства» – вольность в угоду ритмике актера Я. Г. Брянского, переводившего эту пьесу на русский язык с прозаического французского варианта в первой половине XIX в.


[Закрыть]

«Ого! – мысленно восхитился Араго. – Крепко же его заарканила прекрасная контес полонез Стефания, что он этакие курбеты ради нее совершает!»

Андзя замерла. Видно было, что порыв Ролло произвел на нее впечатление.

«Ну ещё бы! – подумал Араго, ощутив укол острой зависти. – Ролло молод, красив, он играет вульгарный, пошлый насквозь спектакль, но что еще надо девицам вроде Андзи? У меня от этого челюсти сводит, как от оскомины, а на самом деле мне надобно у Ролло многому поучиться!»

– Королевшство, говорите? – хихикнула Андзя, задумчиво глядя на Ролло из-под своих рыжих патл. – Да ведь королевштва у ваш нету, ни целого, ни половинки, ни четвертинки. Ну и ладно, бог ш ним, мне оно и ни к чему. Лучше ручку поцелуйте!

И подсунула руку в порыжелой митенке прямо к физиономии Ролло.

Репортер колебался всего лишь миг – и звучно чмокнул воздух над митенкой.

– Э-э, нет! – обиженно фыркнула Андзя. – По-правдашнему целуйте, не то не видать вам пишма как швоих ушей. Отдам мшье Араго!

Ролло словно кнутом по спине огрели! Он вцепился в руку Андзи всеми десятью пальцами и припал к ней губами так стремительно, что едва нос себе не сломал.

Андзя восторженно пискнула, закатив глаза, свободная рука ее прильнула к декольте, выражая готовность извлечь оттуда заветное письмецо, как вдруг дверь распахнулась и на пороге возникла изящная фигура в черных шелках. Тонкие пальцы, затянутые в кружево перчаток (отнюдь не вылинявших, надо заметить!), приподняли вуаль, и прекрасные глаза графини Стефании изумленно глянули на действующих лиц сцены, которая разыгрывалась в редакции «Бульвардье».

– Андзя?! – воскликнула графиня. – Что ты здесь делаешь?!

«А интересно бы знать, что вы здесь делаете, прекрасная графиня? – подумал Араго. – Впрочем, какие могут быть вопросы! Похоже, мы теперь обречены видеть здесь ее сиятельство каждую пятницу ровно в полдень. И она будет цепляться к каждому курьеру Лукавого Взора, как репей!»

– Какая я вам Анджя? – тем временем оскорбленно воскликнула рыжая служанка. – Я Аннет! Это вы мое имя на швой польшкий лад переиначивали, а на шамом деле меня жовут Аннет!

Вот те на! Она несколько минут назад ничуть не возражала, когда ее называли Андзей. А теперь вдруг вспомнила, что она, оказывается, Аннет!

– Нет, нет, нет! Нет, ты не Аннет, нет, нет, нет! – тихонько пропел ехидный Вальмонтан, ловко перефразируя известную песенку не менее известного поэта Беранже «Нет, ты не Лизетт!»

Конкомбр хрюкнул, пытаясь удержать смешок, а графиня послала обоим шалунам одобрительный взгляд.

– Ах боже мой! – воскликнула Стефания. – Кто бы мог подумать?! Ладно, что ты, Аннет (надо было слышать, с какой издевкой было произнесено это имя!), здесь делаешь?

– Я нынче не на шлужбе! – огрызнулась Андзя. – И не крепошная ваша, чтобы докладывать вам. Не обяжана!

– Она принесла письмо от Лукавого Взора! – выпалил Ролло.

Араго искоса взглянул на своего репортера – и тот съежился, опустил голову, скользнул к своей конторке.

«Вот уж воистину – язык без камней, а хребет ломает! – угрюмо подумал Араго. – Эта контес полонез совершенно его под свой каблук запихала!»

– Письмо от Лукавого Взора? – прищурилась Стефания. – И где оно? Ну, Аннет? У тебя?

– У меня, да и что? – с вызовом ответила Андзя. – Мне оно не для ваш, а для них вот дадено! – И мотнула головой в сторону Араго. – Вы тут ни при чем! Ничего и не получите!

– Да как ты со мной разговариваешь?! – так и вспыхнула Стефания. – Пошла вон из моего дома! Видеть тебя больше не хочу!

– Ах, мадам, неужто это ваш дом?! – с испуганным изумлением возопила Андзя, оглядывая редакцию. – А шерый ошобняк уже в картишки продули? Вы шами – или кавалеры ваши поштарались?

Несколько мгновений Стефания смотрела на нее тупо, словно не в силах была понять, что это к ней – к ней! – в таком дерзком тоне обращается какая-то служанка, и что – что?! – она несет?! От возмущения прекрасная графиня не могла произнести ни слова, кровь бросилась ей в лицо, даже глаза налились кровью, и на миг всем показалось, что из глаз ее сейчас кровь брызнет вместе со слезами, а яростью Стефания просто захлебнется. На счастье, гнев прорвался истерическим визгом, напоминающим визг рыночной торговки, у которой из корзины украли весь товар:

– Хамка! Мужичка! Пошла вон! Я тебя выгоняю! Чтоб я больше тебя не видела! И не вздумай появиться в особняке – тебя взашей вытолкают!

Кровь отхлынула от щек, и лицо Стефании постепенно начало обретать прежнюю красоту, хотя дышала она по-прежнему тяжело.

Чтобы скрыть свою ярость, графиня опустила вуаль.

– А придетшя, – исподлобья глянула Андзя.

– Что придетшя?! – передразнила Стефания.

– Мне появиться в ошобняке придетшя, – пояснила Андзя. – Вы деньги мне задолжали. Я на ваш уже мешяц работаю, а жалованья ни ражу не получала. Вечно у ваш: «Подожди, Анджя, да подожди!»

Тут Стефания уперла руки в боки и отшвырнула с лица вуаль с такой яростью, что прелестная шляпка съехала набок и одна из булавок, которыми та была приколота к аккуратно уложенным волосам, со звоном упала на пол.

– Жалованье тебе?! Вот тебе, а не жалованье! – Графиня проворно нагнулась, подхватила булавку и метнула ее в Андзю.

Та успела отпрянуть, не то булавка вонзилась бы ей в щеку или в глаз, – а потом схватила стеклянный кувшин с водой, стоявший на маленьком столике около ширмы, да и выплеснула воду в лицо Стефании.

Раздалось громкое «ах!», исторгнутое дружным мужским хором. Это «ах!», впрочем, было заглушено захлебывающимся воплем графини:

– Курва мачь![83]83
  Твою мать! (польск..)


[Закрыть]

От изумления мужчины онемели, поэтому ответ Андзи:

– Отчепсье, курва![84]84
  Отвяжись, курва! (польск.).


[Закрыть] – прозвучал в полной тишине.

Вряд ли кто-то из «бульвардье», кроме Араго, понял смысл этого великолепного выражения, но уж Стефания-то, конечно, отлично все поняла и кинулась было к своей служанке (пардон, уже бывшей служанке!), скрючив пальцы, будто когти, с явным намерением вцепиться Андзе в лицо, однако поскользнулась в луже, образовавшейся на полу, и начала падать, и непременно упала бы, когда бы ее в самый последний миг не подхватил Ролло.

Андзя, впрочем, не стала ждать, пока ее госпожа (ах да, уже бывшая госпожа!) снова придет в боевую готовность: она вздернула юбки выше колен, чтобы не мешали, одним прыжком перемахнула через лужу – и кинулась за ширму. Раздался скрип двери, ведущей на лестницу для слуг, и Андзя была такова.

Араго замер от изумления: откуда она знала, что за ширмой скрывается ход, через который можно скрыться?! Впрочем, остолбенение длилось недолго, и через несколько секунд он вылетел вслед за Андзей, с силой хлопнув дверью.

В дверь эту был вставлен так называемый «старонемецкий» самозахлопывающий замок, который открывался только ключом, а ключ лежал сейчас в жилетном кармане главного «бульвардье», то есть никто из оставшихся в редакции, прежде всего разъяренная и мокрая графиня Стефания, не мог оттуда выбраться и помешать Араго самому догнать Андзю.

Впрочем, он немедленно понял, что преследование не имело смысла, потому что заветное письмо Лукавого Взора, по-прежнему свернутое рулончиком, лежало под дверью, а снизу доносился топот сабо Андзи, спускавшейся по ступенькам со скоростью лавины, несущейся с горы, и с таким же грохотом.

В эту самую минуту кто-то начал ломиться в дверь со стороны редакции и раздался голос Ролло:

– Откройте, мсье редактор! Отворите дверь!

– Не могу, друг мой, – с лживым сожалением отозвался наш герой. – Ключ куда-то исчез. Пошарьте, пожалуйста, в ящиках конторок. Или в моем столе.

– Держите Андзю! – все с тем же базарным провизгом провозгласила Стефания.

– О-ла-ла! – вздохнул Араго. – Эта девка уже где-то внизу, за ней не угонишься.

Он и в самом деле не догнал бы сейчас Андзю. Впрочем, погоня не имела бы никакого смысла, потому что эта упрямица вряд ли открыла бы ему личность Лукавого Взора. Однако у Араго имелись кое-какие подозрения на сей счет – дело оставалось только за тем, чтобы убедиться в их истинности. А сейчас его буквально разрывало любопытство узнать, чему посвящена новая заметка загадочного корреспондента.

Он начала было разворачивать рулончик бумаги, изрядно помятый грудями шалой Андзи, как вдруг из-за двери донесся какой-то грохот и звон, а потом несколько приглушенный расстоянием крик Стефании:

– Тибурций! Держи Андзю! Перехвати ее во дворе!

«Тибурций? – удивился Араго. – Он-то откуда взялся?»

И тут же сообразил, что это за грохот и звон раздавались за дверью: в редакции распахнули окно и Стефания обращается к кому-то, стоящему на улице около дома.

В памяти вмиг возникла сцена первого появления графини. Когда ей вдруг стало дурно и Араго подвел ее к окну, там стоял какой-то широкоплечий, кряжистый человек в «рогатывке»… Так ведь это был Тибурций! То-то Араго пытался вспомнить, где видел его! Вот там, под окном, и видел.

Значит, Стефания вновь явилась в его сопровождении.

Но если Тибурций перехватит Андзю, ей плохо придется! Стефания так разъярена, что может приказать избить дерзкую служанку.

Почему-то Араго захотелось помочь этой самой служанке. Хотя их первая встреча была изрядно отягощена ароматами польской национальной кухни, потом Андзя его немало повеселила своей независимостью, которая сегодня достигла своего апогея! К тому же, хоть она и служила у поляков, но едва ли испытывала к ним даже намек на симпатии. Опять же, если помочь Андзе скрыться от Тибурция, можно рассчитывать на некую признательность с ее стороны. Вдруг да удастся потом уговорить ее открыть имя Лукавого Взора!

Араго свесился в пролет, пытаясь разглядеть убегающую девушку и крикнуть ей, чтобы не выходила во двор, а вернулась во второй этаж. Там находился вход в некий пассаж[85]85
  От франц. passage – проход, переход (франц.).


[Закрыть], которым можно было пройти через стоящие вплотную друг к другу соседние дома, от номера 6 до номера 2, и оказаться на улице Гогенар, то есть Насмешников. Здешние обитатели частенько пользовались пассажем, чтобы сэкономить время и не обходить по двору или по улице, но, поскольку вход в него скрывался за дверью, ничем не отличающейся от любой другой, ведущей в обычные апартаменты, посторонние о нем не знали.

Однако, как Араго ни всматривался, он никого не увидел. Да и стука сабо не было слышно…

Андзя уже вышла? Кажется, пора ее и в самом деле спасать!

Араго спрятал драгоценное письмо Лукавого Взора под жилет и рванулся было вниз, однако взгляд его невольно скользнул в боковое окно, выходящее во двор. Сквозь это окно видна была подворотня. Араго увидел, как в эту подворотню переваливаясь вбежал Тибурций – и замер, растерянно озираясь, словно какой-нибудь булленбейссер, потерявший след кабана. Коротконогий, большеголовый, набычившийся, он и впрямь напоминал псов этой охотничьей породы, которых называли еще и быкодавами.

Через минуту вслед за Тибурцием в поле зрения Араго влетел Ролло (он, понятное дело, спустился по основной лестнице с той же целью – перехватить Андзю в угоду своей любовнице, наплевав на порядочность и лояльность по отношению к «Бульвардье»!) и тоже ошарашенно замер.

Арго увидел, как зашевелились губы Тибурция и Ролло. Слов он, понятное дело, не слышно, однако понять, о чем они говорят, было легко. О том, что Андзи нет во дворе!

Так, размышлял Араго, значит, она не вышла из здания, а затаилась где-то внизу. Но там спрятаться совершенно негде. Вот разве что под лестницей. Сейчас Тибурций и Ролло войдут и немедленно ее обнаружат!

Араго припустил вниз по ступенькам, иногда перепрыгивая две или три, сам удивляясь своему беспокойству. Даже если эти двое перехватят Андзю, не убьют же они ее! Ну, поколотят немного, да и вообще неизвестно, кто кого поколотит: вполне возможно, что эта бойкая девица даст сдачи или вообще удерет от преследователей в целости и сохранности. И все-таки он не мог остановиться: примчался на ред-шоссе[86]86
  От франц. rez-de-chausse – самый нижний этаж дома. Следующий за ним и считается первым.


[Закрыть] – и обнаружил, что Андзи ни под лестницей, ни где-то еще нет.

Куда же она пропала?!

Неужели пробежала через пассаж? Похоже на то…

А ведь не зря Андзя бросилась удирать именно по лестнице для слуг. Увидев Стефанию, она смекнула, что хозяйка не явилась без охраны и эта охрана топчется сейчас у парадного входа в дом. Андзя откуда-то знала, что с лестницы для слуг можно попасть в пассаж и скрыться.

Откуда она знала? Бывала здесь раньше? Услышала об этом от кого-то из жильцов? У нее здесь были знакомые?

Обдумать это Араго не успел. Входная дверь распахнулась – и перед ним предстали разъяренные и явно готовые к драке Тибурций и Ролло.

Они застыли от неожиданности, правда, только на миг, ну а Араго ждал чего-то в этом роде, поэтому успел состроить пренебрежительную ухмылку:

– Спокойно, господа! Куда это вы разлетелись? И где Андзя?

– Как это где? – возопил Ролло. – Она должна быть здесь. Неужели вы ее не видели? Этого не может быть!

– В каком смысле – не может быть? – холодно спросил Араго. – Не сошли ли вы с ума, Ролло? Вы обвиняете меня во лжи?

Взгляд Ролло говорил, нет, просто кричал: «Да!!!», но из закушенных губ вырвалось что-то похожее на блеяние:

– Не-е-ет…

Араго презрительно дернул углом рта. Ах, как же ему хотелось, чтобы Ролло оказался посмелей! За обвинение во лжи негодяй получил бы пощечину. И, конечно, Араго вызвал бы обидчика на дуэль. Убивать паршивца, он, конечно, не стал бы, но какую-нибудь часть тела с удовольствием продырявил или отстрелил…

– Где эта бандита[87]87
  Бандита – бандитка, бандюга, разбойница (польск.).


[Закрыть]? – буркнул Тибурций, порываясь обойти Араго не с одной, так с другой стороны и прорваться-таки в дом, однако наш герой, даром что был очень строен, каким-то образом умудрялся заклинить дверь.

– Почему вы нам мешаете, господин редактор?! – воскликнул Ролло. – Мы должны найти эту паршивку!

– Да зачем она вам? – улыбнулся Араго. – Что за надобность ее искать?

– Как что за надобность?! – возмущенным хором воскликнули Тибурций и Ролло, и Араго насмешливо выставил вперед ладонь:

– Для начала ответьте на мой вопрос! Вот вам, пан… простите, не имею… э-э…

Следовало бы сказать: «Не имею чести знать», однако Араго счел, что Тибурцию адресовать такие слова – слишком много чести!

– Тибурций Пшекрусский, шляхтич, – неохотно буркнул поляк.

– Жан-Пьер Араго, – с издевкой отрекомендовался главный «бульвардье», не сомневаясь, что Тибурцию это имя прекрасно известно.

Наш герой едва сдерживал смех: если фамилию Пшекрусский разложить на да слова, получится «пшек[88]88
  Пшек – презрительное прозвище поляков, возникло из-за того, что многие слова начинаются с этого шипящего буквосочетания, напр., пшепрашам (извините), пшекленьство (проклятье), пшипшеч (прижать), пшешед (прошёл) и т. п.


[Закрыть] русский», русский поляк. Интересно, пан Тибурций, ненавистник русских, это осознает?

– Прошу вас, пан Пшек-э-э-русский, – Араго не смог отказать себе у удовольствии сделать крошечную паузу между частями этой столь замечательной фамилии, – поведайте мне, зачем вы гонитесь за этой бедной девушкой и почему называете ее разбойницей?

– Не ваше дело! – взъярился Тибурций. – Пропустите!

– Нет, так дело не пойдет, – покачал головой Араго, придавая лицу самое миролюбивое выражение. – К чему вы участвуете в этой пошлой гонке? Что Андзя – или как ее там, Аннета? – вам сделала?

– Не мне а графине Заславской, – буркнул Тибурций. – Андзя… она, э-э… украла у моей госпожи, э-э… деньги… Да! Украла!

– Что вы говорите?! – изумился Араго. – Какой кошмар! Я, правда, слышал, будто именно графиня Заславская не выплатила своей служанке жалованье, не правда ли, Ролло?

– Ну да… – промямлил Ролло, очевидно, пытаясь воскресить останки былой лояльности к своему работодателю, но через мгновение забыл об этом: – Да причем тут ее жалованье! Как будто вы не понимаете, мсье Араго! Я хочу догнать эту девку и отнять у нее письмо Лукавого Взора.

– Письмо? – скроил невинное выражение Араго. – Что за письмо? Ах да, Лукавого Взора…

Он задумчиво покачал головой, прикидывая, достаточно ли времени дал Андзе, чтобы пробежать весь пассаж, выбраться на улицу и удрать. Пожалуй, вполне достаточно. Конечно, самому Араго доставляло немалое удовольствие морочить голову врагам (а оба его визави вполне могли так называться: Тибурций – потому что пшек отнюдь не прорусский, Ролло – потому что предатель), но всякий спектакль должен быть закончен вовремя, чтобы не сделаться утомительным для зрителей.

– Не вполне понимаю, Ролло, зачем для этого нужно гнаться за Андзей. У нее нет письма Лукавого Взора. Оно у меня. Убегая, Андзя бросила его на ступеньки, а я подобрал.

Выражение лица онемевшего Ролло заслуживало пристального изучения, и именно этим Араго занимался несколько мгновений, с трудом сдерживая смех.

– Как у вас? – наконец обрел голос Ролло. – Дайте его мне! Немедленно!

– Да разбирайтесь с этой ерундой без меня! – не выдержал Тибурций. – Какое еще письмо?! Мне нужна эта девка! Пропустите!

– Вы, конечно, не поверите, если я скажу, что ее там нет? – улыбнулся Араго. – Судя по яростному блеску ваших глаз, я угадал?

– Пустите! – рявкнул Тибурций, и Араго с комическим ужасом посторонился:

– Извольте, извольте, пан Пшекрусский!

Ролло сделал было попытку проскользнуть вслед за поляком, однако Араго снова преградил дорогу.

– А, понимаю… – прошипел Ролло, отпрянув. – Вы показались Андзе вход в пассаж, она убежала, а вы нам тут голову морочили, чтобы выждать время, поэтому и не остановили Тибурция!

– Вы правы во всем, кроме одного: Андзя сама нашла этот вход, – холодно произнес Араго.

– Вы лжете! – взвизгнул Ролло.

– Ну, с меня довольно! – с этими словами Араго отвесил своему репортеру такую пощечину, что тот едва не упал. – Это во-первых. А во-вторых, вы уволены, Ролло. Сумасшедшие, невежи и подкаблучники подозрительных особ, пусть даже и прекрасных, мне в редакции не нужны.

– Как… как уволен?! – пролепетал Ролло, безотчетно потирая вспухшую щеку. – Но за что?!

Араго растерянно хлопнул глазами:

– Именно это вас больше всего заботит? А как же обида за «подозрительную особу»? А как месть за пощечину? А как же дуэль?!

Ролло несколько мгновений судорожно сглатывал, давясь то ли словами, то ли слезами, и наконец выговорил:

– Я не держу на вас зла… я только хочу забрать свои вещи из редакции.

Разочарование Араго не имело предела!

– Я передам их вам с посыльным, – ответил он холодно.

– Но как же… – пролепетал Ролло, однако договорить ему не дал вылетевший из дверей Тибурций.

– Девчонки там нет, это правда, – зло воскликнул он. – Но я знаю, как она сбежала! Открыт лаз на чердак!

– Не может быть! – искренне изумился Араго. – Кто бы мог подумать?! Должно быть, это было впечатляющее зрелище, когда она в своих сабо и юбках прыгала с крыши на крышу! Жаль, что не удалось этим полюбоваться! Но я поспешу – вдруг повезет увидеть!

И главный «бульвардье» чуть ли не бегом бросился обратно на лестницу, давясь смехом и нащупывая под бортом жилета заветный листок бумаги – новую заметку Лукавого Взора.