Текст книги "Вера и причуды весны"

Антон отскочил, словно сайгак. Ему ничего не оставалось, как ретироваться и направиться наконец домой. Нет, не в Москву, а к родителям, которые бережно хранили его комнату и всегда были рады приезду ненаглядного сыночка. Но как же знакомая незнакомка? Он ее все равно найдет!

Антон шел все медленней. Он жил в непосредственной близости от самого сердца города – площади, в костромском народе любовно именуемой «сковородка». «Время – ткань, из которой состоит жизнь», – как бы намекает «сковородка» всякому проходящему. На площади живет бронзовая собачка Бобка, которая в царские времена помогала местным пожарным, а сейчас собирает денежку на поддержку своих четвероногих собратьев.

Антон присел собачке на спину, погладил по холодной металлической шерстке. Теперь должно было непременно наступить счастье. Для верности наступления счастья друг животных вытащил из-под фуфайки шарф, повязал его Бобке на шею, прослезился.

– Одна ты меня понимаешь, Боба! – произнес он на прощание и обнял бронзовую собаку как старого друга.

Настроение продолжало улучшаться. В голову полезли умиротворяющие мысли, добрые воспоминания. Все-таки хорошо, что родители не променяли старинный дом на новостройку. Хорошо, что остались старые скамейки, песочница, сарайки и гаражи. А вот и корявое дерево, на котором приходилось прятаться от мальчишек, чтобы не играть в футбол. Раскидистый вяз, на обратной стороне листочков которого жили маленькие насекомые. Пятилетний Антон обнаружил этот факт случайно, намеренно расковыряв один из коричневых бугорков – на листике их было без счета. Бугорок оказался жучком. Как здорово! Антон сбегал за увеличительным стеклом, забрался на толстый сук и стал рассматривать это чудо. Блестящая спинка, лапки-волосинки. Антон набрал целую горсть жучков и принес домой. Мама тогда очень смешно визжала, а папа сказал, что надо спасать дерево. Дерево потом опрыскали какой-то гадостью. Антон собрал много дохлых жучков и закопал в ямку.

Вот он, тот самый сук. Интересно, выдержит ли он человека сейчас? Антон взялся рукой за ствол, поставил ногу на выступ на стволе. Нога соскользнула. Пришлось пробовать другой вариант. Антон ухватился за сук, подтянулся, оперся о ствол ногами.

– И кто тут у нас хулиганит?

От неожиданного зычного возгласа, раздавшегося за спиной, Антон расцепил руки и приземлился на пошатнувшиеся ноги.

– Здравствуйте, теть Галь! Как вы меня напугали! – признался он.

Антон обнял старую знакомую, прижался щекой к доброму морщинистому лицу.

– Антошенька! Мальчик! Сколько лет, сколько зим! Надолго приехал? – спросила тетя Галя.

– Завтра уезжать хотел. А теперь и не знаю, новые обстоятельства появились, – мечтательно произнес Антон.

– Не девчонку ли завел?

– Пока не знаю, теть Галь. Думаю.

– Ну, думай, думай. А то заходи в гости. Чайком с малиновым вареньем напою. И рассольчик найдется, – засмеялась соседка.

– Спасибо, теть Галь, обязательно! А вот про рассольчик не понял.

– Утром поймешь, Антошенька, обязательно поймешь, – пообещала добрая соседка.

Лестница подъезда никак не поддавалась. Ступени ускользали в сторону. «Антоха зануда», – гласила нацарапанная на побелке надпись. Поднявшись на третий этаж, Антон долго ковырял ключом в дверной скважине. Неожиданно двери распахнулись сами. Антон очутился в прихожей. В лежачем положении. Лицом в пол. Опираясь на руки, попытался поднять голову, как это делают трехмесячные малыши.

– О, мамуля. А это я пришел. Какая ты красивая! – пробормотал Антон.

– Сергей! Сергей Сергеевич! Где ты? Иди сюда! Похоже, мы никуда не идем! – закричала мама.

В прихожую вышел папа.

– Ты без нас, что ли, права обмыл? Или перед экзаменом принял для храбрости? Вроде нельзя за руль в таком виде или я что-то пропустил? – поинтересовался папа.

Антон любовался родителями из положения лежа. Мама и папа прекрасно дополняли друг друга. Папа – крепкий, румяный, просто мужчина в самом расцвете сил. Мама – стройная, величественная, словно богиня.

– Вы что, уходите? Куда же вы собрались без сына, родители? – устраиваясь поудобней на коврике, допытывался Антон. Ему удалось сесть по-турецки, и теперь он допрашивал родителей с величественностью султана.

– Вообще-то мы собрались все вместе идти отмечать твою сдачу, – напомнил Сергей Сергеевич.

– Столик заказали в нашем любимом ресторане, – добавила Ольга Александровна.

– А я не сдал. Я же говорил, что техника – это не мое. Буду ходить пешком, тем самым сохраню хорошее телсжение… те-ло-сле-же-ние… короче, фигуру.

Мама и папа переглянулись. Ольга Александровна присела на корточки перед сыном:

– Как не сдал? Почему?

– Из-за птиц.

– Так, – вмешался Сергей Сергеевич, – от тебя сейчас внятного объяснения не дождешься. Оля, ресторан никто не отменял. Устроим себе романтический ужин. А его, – он указал на Антона, – я сейчас уложу спать. – Папа не без труда помог сыну подняться, повел в комнату.

– Пап, я тебе потом про рыбку расскажу. Как я сегодня рыбку ловил. Но это потом. Самое главное – оказывается, есть на свете одна женщина… – прошептал Антон, замедляя шаг.

– Сынок, открою тебе тайну: не одна, – ответил отец, едва отцепив сыновью руку от дверного косяка.

Подошла мама.

– Тсс… – Антон приложил палец к губам.

Отец кивнул понимающе.

– Пойдем-ка баиньки, – сказала Ольга Александровна, подхватывая сына под руку, – да сними ты уже этот ватник! Где ты его взял? Ему на свалке место!

– Прошу не оскорблять мою фуфайку!

Антон бережно свернул одеяние, прижал к груди и только после этого запихнул под кровать.

– И не надо мне говорить «баиньки», – успел добавить он перед тем, как заснуть.

Глава 5
От палочника до птеродактиля

Не любил Антон слово «баиньки». С первого класса не любил. На то была веская причина. В начале учебного года к ним в класс пришла заведующая станцией юных натуралистов. Звали ее Елена Алексеевна. Она была большая, как шкаф, который стоял в углу школьного кабинета. Елена Алексеевна пригласила всех желающих стать добрыми друзьями животных. Кормить, держать в чистоте, даже дрессировать.

Антон записался в кружок самым первым. Больше всего ему хотелось дрессировать. Он представлял, как стоит на арене, поднимает руку вверх, и послушные слоны встают на задние ноги. А у него костюм красный, блестящий, на голове – синий платок, замотанный, как у индуса в книге про змей. За хорошо выполненное задание он протягивает слону яблоко. Слон высоко поднимает хобот, разевает рот. Потом жует угощение и смотрит на дрессировщика маленькими умными глазами. А зрители встают с мест, аплодируют, бросают на манеж цветы.

Антон ни разу не прогуливал и на занятия приходил раньше всех. Особенно ему понравилось ухаживать за палочниками. «Отряд привиденьевых», – важно повторял Антон слова Елены Алексеевны. «В дикой природе обитают в тропиках и субтропиках. В нашей стране на Дальнем Востоке, в горах Кавказа и в Средней Азии тоже живет палочник – уссурийский», – рассказывал он одноклассникам на природоведении.

Но палочники со станции юннатов были не нашими, а заморскими. Их привез из Вьетнама путешественник, который жил неподалеку от станции. Целый месяц он пугал ими друзей, а потом подарил палочников юннатам. Антон любил наблюдать, как в стеклянной банке покоились на листочках сухие прутики. Смотришь на них внимательно – и ничего. А потом – глазам не веришь: прутик-то пошел! Другой прутик – лапку поднял, как будто здоровается. Еще интересней было вместе с девчонками наблюдать. Девчонки визжали, как сумасшедшие.

Антон, главный «палочниковед», как его прозвала Елена Алексеевна, кормил любимцев свежими листочками. Обдирал по дороге пожелтевшие кусты и иногда – мамины цветы с подоконника. Палочники кушали много, но не толстели. Других обитателей станции юннатов Антон, конечно, тоже кормил: черепах, морских свинок. Даже попугайчика Попку, который вместо спасибо наклонял голову и обзывался: «дур-р-рак».

Сентябрь, октябрь и почти весь ноябрь Антон жил встречами с палочниками. Двадцать первого ноября Антон прибежал на станцию юннатов с порцией свежих листьев герани. Поздоровался с Еленой Алексеевной, погладил по голове черепаху Тортиллу, показал язык Попке и свернул в комнату палочников. А там – пустой стол. Нет никакой стеклянной банки.

Елена Алексеевна взяла Антона за руку.

– Топят плохо, – сказала заведующая, – чувствуешь, какая холодища? Вот палочники и замерзли. Утром прихожу, а они на дне валяются. Южные насекомые, им наш климат не подходит. Но ты не расстраивайся, Антошенька. Иди, Попке зернышек насыпь.

Антон побрел к Попке. «Дур-рак», – отчетливо произнес попугай, и на глаза мальчика навернулись слезы. Слезы так и не высохли до самого дома. Дома Антон уткнулся в мамино плечо и рассказал о судьбе бедных палочников.

– Печальная история. Но ты не расстраивайся, сынок. Пойдем баиньки, – сказала тогда мама.

Ночью Антону показалось, что на краю его одеяла сидят покрытые инеем палочники, которые обхватили самих себя худенькими сухими лапками, и дрожат. Он закричал. Мама поставила Антону градусник. Тридцать восемь и девять. «Скорая» приехала через десять минут. После двух уколов Антон заснул. «Хоть бы я от него заразился!» – громко взмолился Кирилл и тоже лег спать.

На другой день врач поставил Антону диагноз «ОРЗ». Странное какое-то получилось ОРЗ: ни насморка, ни кашля, одна слабость. Мальчик неделю пролежал, не находя в себе сил даже подняться с постели.

Ольга Александровна очень любила сына, но сейчас сделала вывод, что слишком его изнежила. С нового учебного года она записала Антошу на хоккей. Новоявленному хоккеисту купили коньки, клюшку, форму. Вечер перед первой тренировкой прошел весело. Антон примерял форму. Пришлось поломать голову, куда прицепить «ракушку». Когда поняли, до слез смеялись всей семьей. Но Сергей Сергеевич сказал, что смешного тут ничего нет. И объяснил, что будет, если шайба на полной скорости попадет между ног. К загадочной детали все прониклись уважением.

На коньках Антон кататься умел. Двигался вперед, мог даже перебирать ногами, переступал. Но для хоккея этого было мало.

– Ничего, только восемь лет тебе, пацан. Это нормально, еще не старый, – приободрил новенького тренер. – Ты делай все, что я говорю. А там, глядишь, в «Локомотив» пригласят. Потом сборная, НХЛ…

Стоящие кружком мальчишки засмеялись. Оказалось, что от пацанов, которые пришли на три года раньше, Антон здорово отстал. В то время как они гонялись за шайбой, ему пришлось выполнять упражнения. Но все равно ему нравилось. Особенно – приветствие перед началом тренировки. Мальчишки вставали в круг, брались за руки, кричали «Мы – команда!», и капитан с силой разбивал сцепленные ладошки.

Однако уже через пару месяцев Антон устал. Устал после уроков ходить на ледовую арену, устал таскать тяжелую сумку, устал от упражнений. Устал вместе с другими опоздавшими кувыркаться на льду в полной экипировке – такой урок преподавал им тренер, чтоб неповадно было опаздывать.

Опаздывал хоккеист Антоша постоянно. То остановится покрошить хлеба голубям, то засмотрится на собак, которые бегают целой толпой и гавкают на прохожих. Как-то раз он увидел на стенде у ледовой арены афишу. «Юрский период в твоем городе» – было написано крупными буквами. И дальше – «Музей природы. Только 18 и 19 ноября. С 9.00 до 19.00». На афише под деревьями, упирающимися в облака, бродили динозавры. Слева шел самый высокий – с ногами, похожими на горы, толстым пузом, длинной шеей и крохотной головкой. Он подкреплялся – из маленького рта торчал большой пучок веток. Справа на длинношеего верзилу огрызался клыкастый страшила, у того ноги были нарисованы короткие, но мускулистые. У страшилы был не рот – пасть, из уголка которой капала слюна. Антон застыл и стоял перед афишей ровно двадцать минут. Улыбался, оборачивался на прохожих, мысленно спрашивал: «Куда же вы? Смотрите – в наш город приедут динозавры». Антон забыл про тренировку. Он побежал домой, прокручивая в голове: «Восемнадцатого, восемнадцатого…»

– Восемнадцатого в девять! В Музее природы! Выставка динозавров! – с порога закричал Антон.

– Восемнадцатого ты уезжаешь на соревнования во Владимир, – спокойно ответила Ольга Александровна. – И это не обсуждается. А сейчас – марш ужинать! Бегаешь голодным, скоро мышечной массе не из чего расти будет.

– Ну ма-а-ам! – Антон подумал, что мама его не поняла. – К нам настоящие динозавры приезжают!

– Антоша, нельзя пропускать свои первые соревнования. Хватит уже сидеть на скамейке запасных. Я говорила с тренером. Поверь мне, на этот раз у тебя есть прекрасный шанс выйти на лед, – ответила Ольга Александровна.

Антон знал, что уговаривать маму бесполезно. К папе обращаться не стал – все равно поддержит маму. Семнадцатого вечером Антон отпросился погулять. Взял с собой коньки.

Спрятал их под свое дерево, норку припорошил снежком. Утром после завтрака папа Сережа поехал провожать сына на соревнования. Когда стали загружать приготовленные с вечера сумки, обнаружилась пропажа коньков.

– Они точно были, я сама видела, – клялась мама Оля.

– Я тоже, – поддержал папа Сережа.

Антон и Кирилл недоуменно пожимали плечами. Семья мобилизовалась на поиски. Смотрели на балконе и в ванной, под диванами и кроватями, переворошили содержимое шкафов, в укрывании заподозрили чуть ли не сахарницу. Папа не терял надежды – неужели на ледовой арене не найдется запасных коньков, да хоть бы прокатных? Он давил на газ, сигналил на светофорах, но – увы – команда уже уехала.

Под вечер Антон перенес коньки домой.

– Вот. Не знаю, как мы их на балконе не заметили?

Родители переглянулись. Сергей Сергеевич повел сына на динозавров. Больше Антона не заставляли ходить на хоккей. А мальчику иногда хотелось снова выйти на лед. Он представлял, как забросит победную шайбу в финале соревнований, к нему подбежит команда, все начнут стучать по льду клюшками, хлопать по плечу. Он сорвет шлем, кинет его на лед, поднимет вверх руки и гордо проедет круг почета.

Выставка оказалась дурацкой. Не было на ней живых динозавров. Стояли поцарапанные пластмассовые фигуры и ненастоящие деревья. Хищник-тираннозавр смотрел на посетителей разбитым стеклянным глазом, как будто плакал. Высокий, который жевал зелень, был за голову привязан к палке, торчащей из потолка. Антон делал вид, что ему понравилось, по дороге домой улыбался и оживленно рассказывал папе, что он узнал о динозаврах.

Вечером мальчик долго думал над рассказом экскурсовода и заподозрил, что эта женщина чего-то недоговаривала. Почему динозавры вымерли? Сожрать их всех никто не мог. Что, из-за одного метеорита вымерли? Из-за похолодания? Странно. А что, если несколько динозавров спрятались, и теперь их дети живут в каком-нибудь тайном уголке? Тот длинный с картинки такой добрый, никто из зверей не стал бы его обижать. Неужели он себе на всей планете не смог найти листьев для еды? Пошел бы на юг, в джунгли, например.

У Антона появилась мечта – найти динозавров. Сделать так, чтобы они его не боялись, а потом стать им другом. Гладить по голове, щекотать за ушами, кормить с руки. Следующим шагом – познакомить динозавров с людьми. Пусть живут вместе с нами. На Земле пищи всем хватит. Места, где жить, тоже достаточно.

Настольной книгой Антона стала «Планета динозавров». К старшим классам он уже выучил научные названия тридцати полюбившихся видов. Для него не было вопроса, куда поступать после школы.

Глава 6
Чужие тайны

«Утро красит нежным светом лица заспанных прохожих. А меня не красит утро – я красивая попозже», – преподнесла Вере мем утренняя лента. Вера пошла умываться и поняла – в точку! Глаза красные, тени под глазами синие. А прыщики-то откуда, вчера ведь не было? Вчерашние конфеты. Поликлиника, новоиспеченный дед, греческий бог, стрелки часов промелькнули в голове и пропали. Нужно срочно приводить себя в порядок. А неохота. Сейчас бы поваляться, детективчик почитать. Но не получится. Одно радует – рабочий день сокращенный. И одно название, что рабочий. Сначала будет имитация бурной деятельности, потом – торжественное собрание, за ним – праздничный стол. Придется изображать приподнятое настроение, поздравлять и принимать поздравления. Еще придется надеть что-нибудь понарядней. Вроде рабочее, но в то же время праздничное.

Вера открыла дверцу шкафа, который был забит одеждой, и вздохнула. Надеть, как всегда, нечего. Как будут одеты большинство коллег, Вера не сомневалась. Как обычно. Почти все придут в темных трикотажных платьях до колен с рукавом три четверти. Начальница точно придет в костюме поверх белой блузки. Только Римма, подружка, останется верна себе. Она будет в мини на грани приличия. Это если стоять. А садиться в нем вообще не рекомендуется.

Вера перетрясла весь гардероб. И вдруг обнаружила давно забытый наряд, как раз подходящий случаю. Черное платье с зеленым жакетом, которые она приобрела под впечатлением программы, выписывающей модные приговоры, и ни разу еще не надевала.

Вера примерила. Образ получился чужой, непривычный. Слишком правильный, что ли. Продуманный. Не сумасшедший. Единственный плюс – он ей шел. Подчеркнул цвет глаз и скрыл лишнее на талии. Прыщики не очень заметны. Да и кто присматриваться будет? Завершая образ, Вера накрасила губы чуть ярче обычного.

Рабочий день закончился, едва начавшись. Уже в двенадцать часов педагогическое сообщество города в полном составе собралось в большом концертном зале. «Угадала, тютелька в тютельку», – удивилась своей проницательности Вера, оглядывая собравшихся. Все были одеты точно так, как она предсказала. А вот сама Вера чувствовала себя неловко в новом платье, пусть и выслушала раз десять: «Вера Сергеевна, вы сегодня замечательно выглядите!»

Со многими учителями она была знакома с детских лет. Кого-то уважала особо. Пусть они выглядят консервативно в этих своих костюмах, для них строгий образ вполне органичен – дресс-код настоящего педагога. У большинства из них за неприметной внешностью скрывается такая индивидуальность, что будь здоров.

Здороваясь направо и налево, Вера миновала гудящее фойе и прошла в зал.

– Верка, ты чего на самый край села?! Сбежать, что ли, собираешься? – закричала Римма, после чего перебралась на следующее сиденье, уступив подруге место рядом, и стянула пониже убежавшую к талии юбку.

Вера обрадовалась такому соседству и улыбнулась: везет же Римке – на каблуках ходит так, как будто в них родилась.

– Это как получится, – ответила она подруге, – может, и сбегу.

Ведущие перекинулись парой реплик и пригласили на сцену «высоких гостей». Первый гость взял микрофон. Засвистело так, что сидящие в зале заткнули уши. Ведущие синхронно повернули головы к пареньку, сидящему за пультом, и тот, смущенно потупив глаза, принялся крутить настройки аппаратуры. В наступившей тишине послышался вздох облегчения. Все успокоились и стали слушать поздравления официальных лиц. Вера думала о том, что будет, если громадная люстра под потолком вдруг не выдержит и сорвется. Услышав свою фамилию, она подпрыгнула и больно ударилась коленом.

– Иди грамоту получать! – зашептала подруга. – Спишь, что ли?

Пробираясь от своего места к началу ряда, Вера сто раз отругала себя, что не осталась сидеть на краю. По пути к сцене в ее голове крутились две тревожные мысли: что она задерживает награждение, а поэтому надо идти быстро, и что можно оступиться на сцене, упасть и опозориться. Конфуза не случилось – старшеклассники, точь-в-точь галантные кавалеры, протягивали руку помощи всем поднимающимся по лесенке.

Грамоту Вере вручал сам директор департамента, от одного имени которого ее коллеги трепетали. Вера была приятно удивлена: при ближайшем рассмотрении директор оказался очень приятным мужчиной, с добрыми серыми глазами. Он крепко обнял награжденную, а потом долго тряс ее руку:

– Мне очень приятно видеть сегодня на этой сцене вас, Вера Сергеевна. Я начинал свою профессиональную деятельность еще при вашей маме. Очень жаль, что Эммы Владиславовны нет среди нас. Но ее дело продолжается. И не только в учреждении – во всем городе. Складывается семейная династия Холодовых. И это добрый знак. Успехов вам, Вера Сергеевна, в работе и счастья в личной жизни! С наступающим Международным женским днем всех вас, уважаемые педагоги! Конечно, есть среди вас и мужчины, но их все-таки намного меньше. Я уверен, что они присоединяются к моим поздравлениям. Счастья вам и свершений в вашем благородном труде! – сказал директор.

Зрители захлопали, не жалея ладошек. Девочка в пышном розовом платье, с прической, увенчанной огромным белым бантом, выбежала из-за кулис с букетом и блестящим пакетом, отдала их директору, а тот передал Вере. Возвращаясь на место, Вера чувствовала себя счастливой. Ей аплодировал весь зал.

– Давай посмотрим, что подарили, – пристала Римма.

– Потом, когда все закончится, – пообещала Вера, не желая мешать окружающим.

– Ну, давай сейчас, – не унималась подруга.

Стараясь не шуметь, Вера распаковала край подарка. Внутри обнаружился чайный сервиз: голубые васильки на зеленоватом фоне.

– Здорово! – восхитилась Римма. – Приду к тебе на чай.

Череду поздравлений сменили концертные номера.

– Песню «Солнышко» исполняет вокальная группа реабилитационного центра «Надежда», – объявила ведущая.

Вокальная группа оказалась малышковой. Вышли три девочки, лет по пять, не больше, встали по центру. И два мальчика – по краям. Тот артист, что расположился справа, оказался в свете софита, отчего рыжие волосы засияли, как солнечные лучи. Получился яркий контраст с остальными детьми, сплошь темноволосыми.

Во время пения Рыжик, как сразу же прозвала сияющего артиста Вера, заметно расчувствовался и принялся дирижировать левой рукой. Сначала чуть-чуть, потом все шире. То тут, то там раздались сдавленные смешки. Рыжик входил в раж. На третьем припеве маленького исполнителя совсем прорвало. С неистовостью дирижера он взмахивал уже обеими руками. Стоявшая по соседству девочка отступила на шаг назад. Дети продолжали петь, хоть и выглядели растерянными. Они явно не понимали, почему серьезные тетеньки и дяденьки в зале согнулись пополам.

Наконец песня закончилась. Такого шквала оваций, пожалуй, этот зал еще не слышал. Кто-то вытирал слезы. Вера почувствовала, что ее рот устал улыбаться.

Вокалисты спустились в зал и начали шумно рассаживаться по местам. Для почетных гостей и артистов были отведены первые два ряда. Но Рыжик пролез половину чужого ряда и занял свободное место рядом с Верой. Она улыбнулась – солнце спустилось с небес. Концерт продолжился.

Дети читали стихи про школу, пели, танцевали. Но никто из артистов не мог соперничать с Рыжиком по части обаяния. Боковым зрением Вера рассматривала мальчишку. Надо же было природе создать такое чудо! Цвет волос как медь и золото, вместе взятые. Веснушки на носу и на щеках. Носик чуть вздернутый. Карие глаза обрамлены длинными ресницами такого же необычного оттенка, как и у волос.

Мальчик словно почувствовал на себе взгляд, повернулся к Вере и широко улыбнулся.

– Тсс! – приложил он к губам пальчик с обгрызенным ногтем.

– Тсс! – понимающе кивнула Вера, повторив его жест.

– Я никому не скажу! – пообещал Рыжик.

– Что не скажешь? – не поняла Вера.

– Что ты моя мама. Я сразу тебя узнал, – прошептал маленький сосед и прижался к Вериному плечу.

Вера не сразу сообразила, что ответить. Надо бы сказать, что он ошибся, обознался. Но так не хочется расстраивать Рыжика! К счастью, вовремя подоспела воспитатель. Она увела Ваню – так его, оказывается, звали – к остальным ребятам и извинилась перед Верой. На прощание малыш помахал рукой.

Это короткое происшествие совершенно выбило Веру из колеи. Еще гремели аплодисменты, а она, сбежав от подруги, спешно вышла из зала и спряталась за колонной. Из зала потянулся народ. Детишки появились. Не те, не те, опять другие. Вот! Та самая пятерка из реабилитационного центра. Ванюшку воспитатель ведет за руку.

Погрозив мальчику пальцем, воспитатель взяла одежду из гардероба, раздала подопечным. Дети принялись переобуваться, застегивать куртки. Прячась за спины людей, Вера жестом подозвала педагога и, стараясь быть деликатной, передала Ванины слова. Воспитатель – круглолицая невысокая женщина с длинной русой косой – выслушала очень внимательно.

– Вы не переживайте, – сказала она. – Просто я тоже удивилась, когда вас на сцене увидела. Понимаете, мы к Восьмому марта мам и бабушек рисовали. Два дня назад. Я у ребят как раз изостудию веду. Так вот, Ваня маму нарисовал – точь-в-точь ваш портрет. Фигура, волосы, глаза – очень похоже получилось. Образ точно передан. У него вообще к рисованию талант.

– Мне так не хотелось его расстраивать, – призналась Вера.

– И правильно, что ничего не сказали, может, заиграется и забудет, – поддержала словоохотливая воспитатель. – Тут с вами просто совпадение вышло. Он маму свою не помнит. Непутевая она. Говорят, пьет и гуляет. Когда старшая сестра Вани у нас жила, эта так называемая мама еще навещала ее. А Ванюшку родила и совсем семью бросила. Говорят, бомжует.

– Бедные малыши, – кивнула Вера.

– Старшая-то у них уже взрослая, в Москву перебралась. А Ванечка с папой жил. Папа их раньше хороший был, тихий. На заводе работал. А как жена загуляла, пить начал. Тогда-то Аленка, старшая их, к нам и попала.

– Я вас не очень отвлекаю? – спохватилась Вера, заметив, что парочка малышей уже оделась и ищет глазами воспитательницу.

– Ничего. Я за ними отсюда наблюдаю. Пусть к самостоятельности приучаются. Так вот, потом Марина, мама эта, вернулась, покаялась. Он ее принял, все простил. Ванюшку родили. Но ведь горбатого могила исправит. Оклемалась и ушла с концами. Папа Ваню из бутылочки выкормил. Ночь не спал, а утром на работу. А отпуск по уходу брать – денег не хватит. Мальчонку соседка вынянчила. Ну, Аленка, конечно, помогала, как могла. Потом Аленка уехала. Да и правильно сделала, не винить же девчонку молодую. Ей жизнь устраивать надо. Теперь в Москве квартиру снимает, работает. Когда приезжает, обязательно к Ване заходит. – Воспитательница вздохнула. – Извините, я пойду. Детки, гляжу, оделись. Устали, баловаться начинают, – сказала она.

В подтверждение ее слов со стороны гардероба раздался девчачий визг. Потом показался удирающий от девчонок Ванечка. Он явно любил приключения на свою солнечную голову. Искать спасения Ванечка вознамерился, конечно же, за спинами воспитателя и Веры. Завертелась карусель, из которой обидчик выскочил совершенно растрепанный. Его голова стала похожа на одуванчик в рыжем пуху. Но, убегая, он не забыл обернуться и помахать Вере. Она помахала в ответ.

– И так целый день, – вздохнула воспитатель и поспешно попрощалась, – пойдем мы, вон нас моя помощница встречает. С праздником вас!

– Спасибо, и вас тоже!

Добираясь до дому, Вера в очередной раз за последнюю неделю посетовала на погоду – мокрый снег налипал на стекло такси, сползал серой кашицей, подхваченный скрипучими дворниками. С банкета она сбежала, как только коллеги вышли в круг танцевать.

Март. Вода, кругом вода. Разлилась под ногами, падает хлопьями с неба, капает с крыш.

Тропинка белела среди окружающей темноты и казалась надежной. Вера добралась до родного подъезда, неся шикарный букет вниз головой. Доведенными до автоматизма движениями поднесла ключ к домофону, еле справилась с тугой дверью и вызвала лифт.

И тут в подъезде погас свет. Вера направилась вверх по ступенькам. Шестой этаж, седьмой, восьмой. Осталось сделать последний рывок – и она дома. Поднимаясь на очередную ступеньку, Вера почувствовала, что в подъезде она не одна. Сначала просто появилась настороженность, как будто сработала интуиция. Едва различимо раздалось чужое дыхание. Слух моментально обострился и уловил легкое завывание. «У-у-у!»

Вера испугалась. Несколько дней назад похоронили соседа. Тогда у дверей квартиры усопшего целый день стояла крышка гроба. Красная. Она появлялась перед глазами неожиданно. Вышел из лифта – и на тебе! Все, кто проходил мимо, подскакивали от страха – от детишек до стариков. Вера тоже подскакивала. Сейчас эта крышка вспомнилась до мельчайших деталей.

Вера продолжала подниматься по ступенькам. Это не может быть дух соседа. Это антинаучно. Вера переложила букет в левую руку и спешно перекрестилась. Конечно, сосед бы не стал ее пугать. Они с дедушкой Степой нормально ладили. Скорее всего, это другой сосед, живой – дядька Леня с их лестничной клетки. Он, как напьется, не может отпереть свою дверь и по полчаса возится с замком. «Хоть бы дядя Леня, хоть бы дядя Леня», – мысленно попросила Вера. Конечно, тут тоже есть минусы: этот дедуля непременно признается в любви и шлепнет по попе. В любом случае нужно идти тихо: если дядька Леня сильно пьяный, он может и не заметить. А если это не он, то… Лучше бы он.

Вера пошла на цыпочках. Шажочек, еще шажочек. Одна и в темноте. Жутко. То есть не одна в темноте. Тоже жутко. И тишина опять. Луч фонарика телефона осветил знакомые ступеньки. Вера заметила на полу темные пятна. «Кровь, что ли? Это уже совсем не смешно. Может, опять на улицу? Не успею. Надо у соседей соли попросить». Вера нажала на одну кнопку звонка, вторую. Никто не ответил.

– Откройте, ну где же вы! Да где же все? – закричала Вера шепотом.

Откуда-то сверху раздались странные звуки. Сердце ухнуло. Вера сообразила, наконец, на что похожи эти звуки. На всхлипывания! Там, наверху, просто кто-то плачет. У нее и у самой потекли слезы. Она побежала, перепрыгивая через ступеньку, ругая себя. Трусиха. Что, если там человеку плохо?

Выше девятого этажа, в закутке перед чердачной лестницей показались очертания человеческой фигуры. Вера направила луч фонарика на лицо и отшатнулась: на нее смотрел кто-то красноглазый, с черными волосами и белым в черных разводах лицом. Она уже открыла рот, чтобы закричать, и в этот самый момент включился свет.

Да это Юлька! Ну, кто же еще: черные волосы, синий пуховик, рваные джинсы. Ножки-прутики коленками назад. Прямо кузнечик. Нет, галчонок.

– Юль, а ты чего такая страшная? – машинально спросила Вера.

И тут же пожалела: не очень умный вопрос.

Вера подошла ближе.

– Юль, ты чего? Юляяяя! – Она потормошила соседку.

– Теть Вер, шли бы вы. Домой, – резко ответила Юля.

– Я просто…

– Чего вам всем от меня надо? Я вам что – жить мешаю? Достали все! – завизжала Юля. А потом опять начала подвывать и всхлипывать. Худенькое личико сморщилось, крупная слезинка повисла на остреньком носике.

От жалости у Веры защемило сердце. Она обняла юную соседку. Букет мешал, пришлось положить его на бетонный пол. Галчонок прижалась к соседке и дала волю слезам. Через пару минут плакали уже обе, каждая о своем. Когда эмоции вышли на волю, стало легко.