Текст книги "Корабль на крыше. Магические приключения шведского подростка Ское"

30

Когда Ское закончил читать, страницы уже стали вихрастыми от влаги. Мальвина оставила продолжение для него. Опять в парке, опять в дождь. Голова намокла, и волосы тоже стали вихрастыми.

31

– Вадим! – раздалось в трубке.

– Ское?

– Я видел Мальвину. Она оставила мне еще одну книгу, с продолжением.

– Приезжай.

32

– Это мой приятель. Он из Швеции. Ское Вильсон, – представил Вадим только что вошедшего мальчика отцу.

– Здравствуйте! – и Ское пожал тому руку.

– Наконец-то у тебя появился приятель, – сказал отец Вадиму. Он посмотрел на Ское. – Вадим рассказывал, что вы с ним работаете над музыкальным проектом.

– Да, мы делаем мюзикл, – ответил Ское.

– О, это интересно! На какой сюжет?

– Эээ, – Вадим замялся, но увидев книгу в руках у Ское, схватил ее и показал отцу. – Сюжет сказочный. Вот сейчас будем работать над ним.

– Что ж, хорошо. Работайте. Потом расскажешь, до чего доработались, – отец похлопал сына по плечу, тот отшатнулся. Тоже мне, то «по душам» разговаривает, то как ни в чем не бывало по плечу хлопает. Вроде как у них хорошие отношения.

Вадим и Ское отправились наверх, в комнату Вадима. Закрыв дверь, тот с облегчением выдохнул.

– Хорошо, что ты пришел. Я уже не могу в этой тюрьме: уроки, уроки и больше ничего, – сказал он и плюхнулся на кровать.

«Строгие родители», – подумал Ское и принялся разглядывать комнату: просторная и светлая, на стенах – постеры с картинами из видеоигр, а на столе хаотичной кучей навалены учебники.

– Ты принес книгу. Дай прочитать, – сказал Вадим, и Ское протянул ему книгу.

– И ты ее видел? Снова? – спросил он после прочтения.

– Да, но не догнал. Исчезла.

– Может, она тоже превратилась в книгу, как в этой сказке. И сейчас я держу в руках Мальвину. О! Мне даже как-то приятно стало от этой мысли, – и Вадим погладил обложку.

– Отдай сюда, – Ское выхватил ее из рук приятеля.

– А, ревнуешь. Книгу, – усмехнулся тот.

Ское снова открыл ее, перелистнул и положил на стол.

– А вообще, ты не очень похож на этого принца. Разве только тем, что тоже ищешь эту свою Мальвину. Она тебе нравится?

– Она была в маске.

– А если бы она была без маски?

– Тогда бы я мог сказать, нравится она мне или нет.

– Ну а все остальное – фигура там, ножки – у нее как, в порядке?

– Вадим, я ищу ее, чтобы спросить, что все это значит. И только.

– Ты зануда. Наверное, действительно заколдован. Потому что ты зануда. Я говорил, что ты зануда? Втянул нас в этот конкурс дурацкий, бегаешь в поисках Мальвин и кораблей, в облаках витаешь. Сам не знаешь, чего хочешь.

– Да, не знаю! Три года как не знаю! – лицо Ское уже не излучало обычное для него спокойствие. – А ты? Ты знаешь, чего хочешь?

– А мне плевать.

– Вот именно.

Ское повернулся, чтобы уйти.

– Мальвину свою не забудь, – сказал ему напоследок Вадим и кивнул на книгу.

33

«Вадим прав, – размышлял Ское, сидя на подоконнике. – Я заколдован. Ищу и не нахожу. Интересно, мне тоже поможет поцелуй синеволосой принцессы? Купить синьку?» – Ское грустно улыбнулся, выглянул в окно. На улице солнечно и ветрено. Решил прогуляться до танцевальной студии: в прошлый раз занятие было примерно в это же время.

34

Она двигалась грациозно. Поворот головы, плавность рук, гибкость тела – все завораживало. Сложно отвести взгляд. Олеся Колесникова… Неуловимая гармония ее имени воплощалась сейчас в танце – рифма рук и волос, мягкой полуулыбки и изгиба талии. Опомнился Ское, только когда студия опустела, а Олеся стояла рядом с ним.

– Нравится смотреть, как я танцую? – спросила она, склонив голову набок, отчего голова Ское пошла кругом. Чтобы как-то это прекратить, он уцепился взглядом за ее глаза, карие и смеющиеся.

– Просто у меня дома нет зеркала. Смотрюсь в стекло.

– Ну-ну, – Олеся развернулась и ушла, оставив Ское стоять у окна.

35

– Вадим. Ника. Вы свободны.

– Чего? – Ника посмотрела на Ское непонимающим взглядом.

– Мы знаем свои права и без тебя, – отозвался Вадим.

– Конкурс я беру на себя. Не хотите – не надо, – пояснил Ское.

– Вообще-то, я – хочу, – сказала Ника.

– А теперь скажи честно, чего именно ты от него хочешь, – потешался Вадим, за что в него была запущена ручка. Промах.

– Я серьезно. Я же зануда, сам сделаю свой занудный мюзикл. Буду петь, танцевать, фокусы показывать, – сказал Ское и, не дожидаясь ответа, вышел из класса.

36

Ника не могла сосредоточиться на математике. Все мысли были о Ское. Точнее, о том, что он сказал. Ей, конечно, не хотелось участвовать в музыкальном конкурсе. Тем более что и играет на пианино она не очень, в музыкалке еле натягивают четверку с минусом.

Но. Что «но», Ника не совсем понимала. Остался какой-то осадок, что ли. Почему он от нее отказался? Это с Вадимом они поругались, она-то при чем?

– Ника! – мама пришла со второй работы, шуршит в прихожей своими вечными пакетами. Ходит с огромными котомками, правильная у нее фамилия. Правда, у Ники такая же. Неужели для того, чтобы она, когда вырастет, тоже шаталась повсюду с бесчисленными пакетами? – Ника! Ты почему пол не помыла?

– Я уроки делаю.

– Уроки надо было сделать два часа назад.

Началось.

– Где ты была днем?

– Дома.

– Я звонила на домашний, никто не брал трубку.

– Не слышала просто.

– Нет, ты опять шлялась!

– Мама! Я с Машкой гуляла, а не шлялась!

– А зачем врешь? Почему ты мне постоянно врешь? Может, ты и не с Машкой, а с каким-нибудь парнем шаталась? Как тогда: ушла за хлебом, вернулась ночью и без хлеба.

– Тогда я встретила одноклассника.

– Откуда мне знать, чем вы там занимались? – мать стояла на пороге комнаты Ники.

– Мюзиклом! – девочка начала закипать. Опять старая песня!

– Ага, мюзиклом они занимались. Знаю я такие мюзиклы. Потом пеленок не оберешься.

– Да пошла ты! – крикнула Ника и выбежала в прихожую, отстранив с дороги мать.

– Как ты смеешь такое говорить матери! – орала та ей вслед. – Стой! Куда? – она выбежала в прихожую, но Ника уже была в подъезде. – Куда?

– Мюзиклом заниматься!

– А ну-ка вернись! Хуже будет, – кричала мать, но за дочерью не побежала.

«Придет, куда денется», – решила она и захлопнула входную дверь.

«Не приду сегодня ночевать, пусть помучается, – думала Ника, вытирая слезы рукавом. – Сидела ведь, уроки делала, никого не трогала. И то мать нашла, за что наорать».

Ника выбежала на улицу. Уже стемнело. Куда пойти?

37

СМС. От Ники: «Ское, выгляни в окно».

Время на часах 23:35. «Что я там увижу?» – подумал Ское. Тьму. Мальчик открыл окно, и в него ударила вечерняя свежесть. Прохладно. Фонарь у подъезда не горит, но силуэт Ники вполне различим.

– Привет, Ника, – говорит Ское своим спокойным голосом, вглядываясь в темную фигуру внизу. – Как дела?

– Можно к тебе?

– 23:36.

– Я знаю, что поздно.

– Тогда зачем ты здесь?

– Хотела поговорить про мюзикл.

– В 23:37?

– Будешь каждую минуту отмечать? Впусти меня!

Ское вспомнил детство, когда лазал в окно к Гунилле и они строили домик из одеял. Гунилла тогда втихаря брала с кухни все печенье, какое находила, и они, сидя в одеяльном домике, грызли его. Это было самое вкусное печенье в мире.

– Ладно. Залезай, – сказал он.

– В смысле «залезай»?

– В окно.

– Но я думала, ты мне дверь откроешь.

– Но лезть в окно гораздо интересней, поверь мне.

– Ты шутишь? Я не смогу.

– Там есть удобный карниз. И водосточная труба рядом.

Ника взглянула на серый обрубок трубы, ненадежно болтающийся на креплении, потрогала его; взялась рукой за карниз: он располагался на уровне глаз.

– Ладно, не надо, сорвешься еще, – услышала она голос Ское из окна. – Будем считать, что я неудачно пошутил. Сейчас выйду к тебе. Подожди.

Ское тихо прошел в прихожую, выскользнул в подъезд и открыл Нике дверь.

– Так что ты хотела? Насчет мюзикла, – поинтересовался он, когда ребята оказались в его комнате.

– Я поссорилась с мамой и сегодня не пойду домой, – выпалила Ника.

– Неудачный сюжет для мюзикла. Не цепляет.

– Да я серьезно! Она мне наговорила всякого. Что мы с тобой тогда… вроде как не мюзиклом занимались, – замялась Ника.

– Но мы и так не мюзиклом занимались, – ответил Ское. – Мы искали корабль на крыше.

– Эта версия звучала бы, мягко говоря, не лучше.

– Да, пожалуй.

– Можно я останусь у тебя на ночь?

– Эмм… Как думаешь?

– Нельзя.

– Правильно думаешь. Возвращайся домой. Мама будет волноваться, а придешь под утро – скандал устроит.

– Она его так и так устроит. Я не вернусь домой, пусть поволнуется. Но, кроме тебя, мне больше не к кому пойти, Ское! Есть подруга, Машка, но она мне отказала. Тоже мне подруга! – скороговоркой выпалила Ника. – Я могу спать на полу.

– Я тоже могу спать на полу: он достаточно плоский для этого.

– Ну, Ское! – Ника умоляюще посмотрела на мальчика.

– Выбирай: кровать или раскладное кресло, – предложил Ское.

– Ура! Кресло. Не отбирать же у тебя кровать, – Ника счастливо улыбнулась.

– Правильно. Кровать я бы тебе не простил, – пошутил мальчик.

Он разобрал для Ники кресло, сам лег на кровать – прямо в одежде, не раздеваться же при ней – и выключил свет.

– Ское! – тихо позвала девочка спустя некоторое время.

– Да?

– Помнишь, ты рассказывал, как вы с Гуниллой бродили по крыше?

– Помню, – ответил мальчик. Он ждал, что Ника продолжит свою мысль, но она молчала. – А что? – повернул он лицо в ее сторону. Глаза еще не привыкли к темноте, и он разглядел только силуэт и линию профиля, обращенного к потолку.

– Полезли на крышу! – прошептал профиль.

– Сейчас?

– Да.

– Полезли.

Дверка легко подалась вперед. Странно, обычно крыши жилых домов закрыты. Две темные фигуры, мальчик и девочка, выползли на покатый шифер. Справа и слева от них возвышались антенны разных видов и размеров, четкими линиями расчерчивая ночное небо. Внизу уютно светили фонари, вверху, далеко – звезды. Ребята уселись на конек. У Ники немного кружилась голова. Она посмотрела вниз: всклокоченные макушки деревьев неподвижно чернели, окрашенные оранжевым светом фонарей только по краям.

– Боишься высоты? – спросила у нее темная фигура рядом. Луна спряталась за облаком и вместе с собой утащила и подробности внешности Ское, оставив лишь силуэт.

– Нет, – Ника повернула к нему лицо. «Интересно, у меня тоже сплошная чернота сейчас вместо лица?» – подумала она, глядя в его черноту, обращенную к ней.

– Если боишься, можем спуститься, – предложила чернота, все еще вглядываясь в нее.

– Нет, – ответила Ника и увидела профиль Ское. На фоне темно-синего неба он был четко прорисован. Красиво.

Стояла спящая тишина. Шифер лежал серыми волнами, как застывшее море, а ребята сидели верхом на этих волнах. Пару минут они молча всматривались в окружающую синеву. Но Нике захотелось поговорить, не зря же она сюда лезла. Ведь разговор в темноте – это всегда так заманчиво и даже как-то волшебно.

– Расскажи, что вы с Гуниллой еще творили в детстве? – спросила она, чтобы хоть с чего-то начать разговор.

– Мы рисовали птиц.

– Ну и что?

– А потом выкидывали эти рисунки в окно – порядка пятидесяти птиц – они летели. Рассыпались по тротуару. Кто-то подбирал их. А нам нравилось, что наших птиц видят люди и некоторые даже забирают домой, – Ское сложил руки в замок, упершись локтями в колени, и сидел так, задумчиво глядя поверх домов. Ника посмотрела на черную линию его профиля.

– А еще?

– Еще мы любили одну гору за городом, – заговорил он снова после недолгого раздумья. – Мы выезжали туда по выходным вместе с родителями. Я и Гунилла забирались на вершину, а потом бежали вниз, раскинув руки. Специально выбирали одежду, которая пузырилась при таком спуске, надуваясь, как парашют. Мы верили, что когда-нибудь взлетим.

Ника помолчала немного, задумавшись. Она представила себя бегущей с горы вниз, распустив куртку-крылья, потом – пускающей нарисованных птиц из окна. И еще представила: утро, восходит солнце, а она сидит на крыше вместе со Ское, как сейчас, и ее рыжие волосы образуют ореол вокруг головы, напоминая несорванный одуванчик. Желтый цвет рассвета растекается по пшенным вихрам его волос, а зелено-желтые глаза смотрят в ее глаза…

– Ское… – прошептала Ника.

– Да? – Ское повернулся лицом к ней. Девочка открыла глаза: ночь, темно. Утро еще не скоро.

– Я буду сочинять мюзикл вместе с тобой, – проговорила она его темному силуэту.

– Хорошо, Ника. Договорились, – ответил он улыбающимся голосом. Луна выглянула из-за облаков и бросила светлую полоску, посеребрив волосы и лицо Ское. Будто фокусник сдернул черную материю – из тьмы внезапно родился серебряный мальчик. У Ники перехватило дыхание от неожиданности, и она покрепче ухватилась за конек крыши, чтобы ненароком не упасть.

– Все в порядке? – спросило это серебряное чудо у девочки.

– Д-да, – ей хотелось дотронуться до него: может, он из звезд состоит? Но она не могла.

«Что я здесь делаю?» – задавалась вопросом Ника. Ей стало неуютно. Она будто незаконно здесь, будто нельзя смотреть ей на это красивое лицо. Интересно, луна тоже себя так чувствует, не спрашивая, шлепнувшись своей полоской на лицо Ское? «Я хочу быть этим лунным светом!» – подумала Ника, и ей стало грустно.

38

Утром Ское удалось вывести Нику из квартиры, пока дед был в ванной.

39

Ника подходила к подъезду с ужасом. Что ее ждет? Никогда она не убегала из дома ночью. Но! Минуты, проведенные на крыше, серебряный мальчик, родившийся из тьмы, – оно того стоило!

Мать была дома. Когда Ника вошла, та молча скрылась в комнате и вышла оттуда с ремнем в руке.

40

– Какой сюжет выбрать для мюзикла? – думал Ское. Его взгляд наткнулся на книгу Мальвины. «Корабль на крыше». Вадим тогда выкрутился, сказав отцу, что сюжет в этой книге. А почему бы и нет?

41

Инна Викторовна не спеша шла в школу. Погожий день, суббота. Народу на улицах мало в такой ранний час. Дома смотрят своими потухшими окнами. Она учитель, и ей нравится дорога в школу и обратно не потому, что в первом случае ее ждет любимая работа, а во втором – осознание того, что эта работа была плодотворной, а потому, что она любит гулять. Да, вот так все просто. Выйти задолго до начала рабочего дня и идти, представляя, что торопиться некуда, что это просто прогулка.

Наблюдать, как просыпается город: сначала в небе появляется чудесное сияние, которое медленно ползет вверх, озаряя желтым дома, деревья, окна. Проблески света бегают по рельсам вместе с трамваями, бесцеремонно запрыгивая в окна, превращаясь в солнечных зайцев, мелькая и сверкая. Затем просыпаются люди. Заспанные детишки бегут в школы, заспанные взрослые бегут на работу, еще бегут автомобили – все бегут кто куда. А она, Инна Викторовна, не спеша идет. Ей некуда бежать, и ей хорошо от этого. Как ей хорошо! Она разбудила город, чтобы гулять по нему.

Главное – вовремя переключиться. Взявшись за ручку школьной двери, перестроиться: она учитель. Она строгая, спуску не дает, а дает знания. Воспитывает будущее поколение. Примерно так.

Вот и сейчас – суббота. У многих выходной. Кто-то куда-то поедет – в лес, например. Смотреть снизу вверх на стволы деревьев и небо; наблюдать, как эти длинные жерди-деревья льнут к облакам, а те, не замечая, проплывают мимо, и желтые листья сыплются дождем.

Кто-то пойдет в театр. Или в кино. Смотреть на выдуманный мир.

А ее выдуманный мир – вот эта прогулка. Путешествие в школу и обратно. Не прав был мальчик из Швеции, жизнь – не фантазия. Она в детстве кажется волшебством, а потом раз – и все. Как обухом по голове. Только что ты был в своем собственном мире с розовыми облаками и летающими кораблями – и вот уже в чужом. С серыми домами, смотрящими на тебя сверху вниз своими глазами-квадратами.

А вот и школа. А вот и дверь в этот чужой мир, тем не менее наполненный фантазерами, которые еще верят в розовые облака и летающие корабли.

42

– Я придумал сюжет! – Ское догнал Нику у входа в кабинет. Скоро звонок, почти все уже были на местах.

– Да? – Ника рассеянно глянула на него. – Привет.

– Привет. Я говорю, сюжет придумал. Останемся после уроков, обсудим?

– Не знаю.

– Что случилось?

– Мама. Домашний арест, – Ника опустила глаза. Не хотелось ни в чем таком признаваться ему, но пусть лучше знает.

– Тогда я приду к тебе домой. Это же школьное мероприятие – конкурс. К нему надо готовиться. Твоя мама должна это понимать.

Они прошли на свои места. Вадим был уже здесь.

– К твоему сведению, я тоже участвую в этом вашем мюзикле, – зло сказал он Ское. – Отец не слезает с меня.

– Твое дело, – равнодушно ответил тот, доставая из сумки учебники.

После уроков ребята втроем отправились к Нике. Молчали. Ника думала о том, как отреагирует мама, если узнает, что пришли гости. Сейчас она на работе, но позвонит, чтобы проверить, дома ли дочь. Можно не говорить ей правду.

Вадим шел, пиная пробку от бутылки, пока та не укатилась куда-то.

Ское думал, как им распределить роли в мюзикле. Ведь их всего трое. И только они с Никой умеют петь. В сказке, в принципе, тоже два главных героя – принц и волшебница.

Скоро они подошли к старой пятиэтажке. Перед первым подъездом, в котором жила Ника, красовалась крупная надпись на асфальте, сделанная мелом. «Ника, я люблю тебя».

– Ничего себе, Ника, – изумился Вадим. – Либо кто-то зло подшутил над тобой, либо было написано «Никогда я не полюблю тебя», но часть букв стерлась.

– Дурак, – тихо проговорила Ника.

Эта надпись появилась неделю назад, девочка тогда обрадовалась, чувствуя себя будто в предвкушении чего-то неизведанного. Но никаких других признаков того, что ее кто-то любит, не было. Мальчики в школе смотрели на нее с прежним равнодушием. Если вообще смотрели. Но надпись осталась. Может, это не ей?

– Может, это Нине какой-нибудь? – словно прочитал ее мысли Вадим. – Описка. Нашу домработницу, например, тоже Ниной зовут.

Ское задумчиво смотрел в асфальт. Ника рылась в сумке в поисках ключей.

– Ты знаешь, кто это писал? – не отставал Вадим. Ника промолчала, Ское тоже. – Со мной кто-нибудь разговаривать собирается?

– А ты скажи что-нибудь хорошее, – ответила Ника.

– Что-нибудь хорошее.

– Очень смешно, – Ника открыла дверь. Жила она на втором этаже, в двухкомнатной квартирке. Они вошли в тесную прихожую, большую часть которой съедала вешалка, усыпанная гроздями одежды. Обои давно выцвели и понизу отклеились в нескольких местах. Ника ждала, что сейчас Вадим скажет что-то вроде «Ну и халупа», но он молчал.

Ребята прошли из коридора налево и попали в небольшую комнату, в которой помещались только кровать, стол и одежный шкаф, а посередине оставался небольшой пятачок пола, который можно было преодолеть одним шагом в ширину и двумя в длину. Не потанцуешь.

– Располагайтесь, – Ника неопределенно повела рукой в сторону кровати. Она была смущена. Обычно она старалась в гости никого не водить. Только Машку, раньше, когда учились вместе. А в последнее время Ника и с ней только созванивается.

Ское сел на кровать, Вадим – на стул возле стола. Ника тоже присела на кровать.

– Давайте я чай сделаю! – тут же вскочила она.

– Погоди с чаем, – мягко сказал Ское. – Сначала обсудим, – и он повернулся к Вадиму. – Вадим, ты будешь оператором.

– А кто это решил? – хмуро взглянул на него тот.

– Я.

– А меня спросить не надо, хочу ли я быть оператором?

– Нет.

– Это что еще такое? – Вадим угрожающе встал.

– Ты хорошо рисуешь, а значит, и кадр выстроить сумеешь. Но если хочешь петь, танцевать или писать сценарий, я пойду тебе навстречу, – спокойно сказал Ское, глядя на него снизу вверх.

– Ладно, буду оператором, – и Вадим сел обратно на стул. Отказаться от участия совсем он не мог: отец спросит с него и не отдаст компьютер, если что-то пойдет не так.

– Ника будет петь и сочинять музыку.

– Я не умею сочинять музыку, – ответила Ника.

– Это несложно, просто нажимаешь разные клавиши, и все.

– Ну у тебя и представления о сочинении музыки! – сказала Ника.

В этот момент раздался звук проворачиваемого в замке ключа. «Наверное, мать пришла на обед», – подумала Ника.

– Давайте выйдем поздороваться, – предложил Ское.

– Может, не надо? Может, вы лучше в шкафу пересидите? – Нике очень не хотелось опять выслушивать длинные нотации на тему дисциплины, отношений и дисциплины отношений. Никаких отношений у нее никогда не было. Впрочем, дисциплины тоже.

Но Ское уже вышел в коридор и улыбался оторопевшей женщине, вошедшей в свой собственный дом со своей собственной кучей пакетов в руках (как всегда, подумала Ника) и увидевшей там незнакомого парня. Который еще к тому же нагло ей улыбается. Следом за Ское в коридор вышел и Вадим. Два парня?! Это уж слишком!

– Здравствуйте, – тем временем произнес Ское. – Мы одноклассники Ники. Участвуем в музыкальном конкурсе. Ника вам рассказывала? Мюзикл сочиняем.

– Ну, – мама Ники была обескуражена вежливым тоном «наглого» парня да и ситуацией в целом. И этот ей о мюзикле говорит. – Да, что-то рассказывала про мюзикл, – она глянула на Вадима, тот стоял молча. Ника выглядывала из-за их спин. – Да вы занимайтесь, занимайтесь, – пробормотала она, растянув рот в улыбке. Улыбка вышла так себе, искусственная, но суть была ясна: им разрешили, поняла Ника. Мама еще не простила Нику за ту ночь, но не станет отчитывать ее при посторонних, да и Ское все хорошо объяснил. Может, она наконец поверит в существование мюзикла.

Ребята вернулись в комнату. Чувствовалось, что тишина, воцарившаяся в коридоре, олицетворяла превратившуюся в слух мать. Вадим рассмеялся.

– Что? – Ника почувствовала недоброе: Вадим смеется. Ничего хорошего.

– Я понял, – хохотал он. – Там было написано «Николай, я люблю тебя».