Текст книги "Отравленные воспоминания"

Андрей подъехал к дому и нажал кнопку автоматического открывания ворот. Пока створки медленно разъезжались в стороны, он оглядел темные окна.

“Алла давно спит,” – подумал он, поморщившись. – “Хорошо бы она не проснулась, а то начнется – где ты шлялся, опять всю ночь играл в карты, бла-бла-бла-бла…”

Он припарковал машину на дорожке, не заезжая в гараж, и проскользнул в дом, стараясь производить как можно меньше шума. Поднявшись на цыпочках по лестнице он замер перед дверью в супружескую спальню и прислушался. Внутри было тихо. Надежда пробраться незамеченным окрепла. Краснов хотел шагнуть внутрь, но обнаружил, что все еще держит в руках плащ. Он про себя чертыхнулся, досадуя, что не оставил его в прихожей, и швырнул плащ на стоявшую поодаль кушетку. Плащ до кушетки не долетел и упал на пол рядом, но поднимать его Андрей не стал. Он неслышно пробрался внутрь, на ходу стягивая с себя пиджак и брюки.

Ему почти удалось бесшумно добраться до кровати, но в последний момент металлическая пряжка брючного ремня предательски звякнула, звонко припечатавшись к бронзовой стойке торшера.

– Ммм?… – голова Аллы Игоревны взлетела надо подушкой. – А-а-а? Что?

Она быстро протянула руку и включила свет. Краснов испуганно замер на одной ноге, в рубашке, трусах и одном спущенном носке.

–Это я, зайка, – льстиво прошептал он. – Спи, спи!

Но Осинская спать явно не собиралась. Она зло прищурила глаза и поджала губы.

–Явился! – ее раздраженный тон не предвещал ничего хорошего.

–Ну ты же знаешь, рыбка, мы с Зеленцовым в карты… – торопливо забормотал супруг, стаскивая с ноги второй носок.

–Знаю! – взревела Алла Игоревна. – Я только не знаю, почему я из-за твоих карт должна страдать!

–Зачем же страдать, Алюнечка? – еще быстрее затараторил Краснов. – Спи себе, рыбка, не беспокойся! Я тут сейчас тихонько лягу…

–Тихонько? – Осинская яростно сверкнула глазами. – Да ты громыхаешь, как стадо слонов! Мертвого можно разбудить! Как я теперь усну? А мне с утра на работу, между прочим!

Супруга распалялась все больше.

–Алюнечка, но я же сто раз тебе предлагал – давай я буду спать в гостиной, когда возвращаюсь от Зеленцова, – заныл Андрей.

–Будешь спать там, где я скажу! Ты бы лучше вовсе не таскался к этому Зеленцову, – кипятилась Осинская.

Краснов счел за лучшее не возражать. Он молча юркнул под одеяло и затаился, по опыту зная, что спорить с женой в таком состоянии бесполезно, а Алла Игоревна продолжала негодовать.

–Теперь я не смогу уснуть! Мне придется выпить снотворное!

Андрей зарылся в подушки еще глубже.

Осинская, продолжая поносить на чем свет стоит мужа, карты и Зеленцова, вылезла из постели и, накинув халат, направилась на кухню за аптечкой.

–Может, я принесу? – решился высунуться из-под одеяла супруг.

–Сама справлюсь, – рявкнула Алла Игоревна и прибавила шагу на пути к лестнице.

Лучше бы она этого не делала. Плащ, небрежно брошенный Андреем и так и не долетевший до кушетки, по-прежнему валялся на полу, но в темноте женщина не заметила его и зацепилась ногой за рукав.

–А-у-у-у… – раздался ее приглушенный вскрик и следом грохот падающего тела.

Андрей испуганно подскочил на кровати.

–Алюнечка? – встревоженно позвал он и, не дождавшись ответа, выскочил из спальни. В коридоре было темно и Краснов принялся торопливо шарить рукой по стене в поисках выключателя.

–О-о-о!… – вдруг раздалось откуда-то снизу. – Какого дьявола?!

Андрей наконец нашел выключатель и во вспыхнувшем свете увидел супругу, распластавшуюся на полу возле самых ступенек лестницы. Он поспешно кинулся к ней.

–Аллочка, что случилось?

–Я упала! – яростно взвизгнула жена, приподнимаясь на локте. – За что-то зацепилась и упала!

Взгляд ее упал на плащ, бесформенной кучей валявшийся на полу, и сомнений в причине падения не осталось.

–Почему ЭТО здесь лежит?… – негодующие ноты в голосе Осинской пошли вверх по нарастающей. – Почему, я спрашиваю???…

Краснов чуть заметно вздохнул, осознав, что сейчас он получит по полной программе.

–Я могла упасть на ступеньки, скатиться вниз и сломать себе шею! – Алла Игоревна едва не захлебнулась возмущенным воплем.

“Ну не скатилась же,” – мысленно возразил супруг, внешне изображая глубочайшее раскаяние.

–Нужно быть полным идиотом, чтобы бросить здесь свой плащ!

От голоса Осинской в доме дрожали стекла.

–Боже мой! Я была в шаге от несчастного случая!

Женщина продолжала кричать, находя все более уничижительные эпитеты для сообразительности супруга. Краснов набрал полную грудь воздуха и решительно шагнул вперед. Бормоча невнятные слова извинения, он принялся лобызать руки, ноги, полы халата и прочие места, до которых удавалось дотянуться, одновременно обнимая разъяренную жену до тех пор, пока поток ее ругательств не иссяк. Тогда он подхватил ее на руки и отнес обратно в кровать, приговаривая, как он ее любит, и какая она у него красивая, прекрасная, великолепная и так далее.

Алла Игоревна наконец сменила гнев на милость и великодушно простила бестолкового мужа. Уже через несколько минут после примирения раздалось ее сонное сопение. Краснов повернулся на другой бок и тяжело вздохнул. Шансы на получение денег после сегодняшнего происшествия упали до нуля. Взгляд его невольно скользнул в коридор и дальше, на лестницу.

“Несчастный случай…” – неожиданно всплыло у него в мозгу. – “А действительно, так просто… Бац – и сломанная шея!… И больше уже не будет никаких визгливых воплей… Тьфу ты! О чем это я?…”

–И-эх! – он с шумом выдохнул, зарылся в подушку и почти сразу погрузился в сон.

***

Люба в последний раз провела мочалкой по черному блестящему боку автомобиля и устало вытерла пот со лба. Все. Машина чистая. Осинская может быть довольна. Люба подняла глаза вверх и с ненавистью глянула на окна хозяйской спальни.

–На, змея подколодная, – прошептала она, зло прищурив глаза. – Подавись!

Эх, с каким удовольствием она бы провела по гладкому боку авто не мочалкой, а граблями. Но машина – это что, бездушная железяка. Вот угостить бы граблей или шваброй саму Аллу Игоревну…

Люба вздохнула, наклонилась, чтобы поднять ведро с грязной водой, и натруженная поясница немедленно заныла. Машину она сегодня мыла в наказание за разбитый фужер, в дополнение ко всем своим остальным обязанностям по дому: уборка, стирка, глажка, готовка, сгребание листьев в саду и прочее, прочее, прочее. Работы в большом доме Осинской хватило бы на троих, но вот уже долгих четыре месяца Люба справлялась со всем одна. До нее работницы здесь не задерживались. Они обычно громко хлопали дверью в первый же месяц, не выдержав постоянных придирок хозяйки и даже не требуя платы за отработанные дни – только бы убраться подальше от скандальной дамочки.

Любе не повезло. Она уйти не могла, хотя ей этого хотелось больше всего на свете. В руках Осинской имелся такой кнут, от ударов которого Люба в страхе съеживалась и покорно исполняла все приказы зловредной работодательницы.

Совсем недавно Любина жизнь была совершенно иной, но сейчас, взглянув на эту невыразительную женщину с серьезным, даже мрачным лицом, никто из ее прежних друзей-собутыльников не признал бы в ней разбитную Любку с Шамонаихи, весело прожигающую жизнь в бесконечной череде гулянок.

К своим тридцати годам она уже обзавелась привычкой к алкоголю, четырьмя приводами в милицию и тремя детьми от разных мужей. Неудивительно, что у нее начались проблемы с представителями власти и, после нескольких жалоб соседей и визитов участкового и социальных работников, встал вопрос о лишении ее родительских прав. Несмотря на разгульную жизнь, детей своих непутевая мамаша любила и отдавать никому не собиралась, но вырваться из пьяного круговорота была не в силах.

И вот, когда до отправки ее детей в детский дом оставалась самая малость – еще одна жалоба соседей или замечание участкового – к Любе спустился ангел и круто изменил ее жизнь. То есть, это Люба считала, что к ней явился ангел. Что уж это было на самом деле – посланец небес или пары алкоголя, проникшие глубоко в мозг, сказать трудно, но случилось так, что одним хмурым февральским утром Люба проснулась на скамейке в парке. Как она оказалась в этом парке женщина объяснить бы не смогла. В неподъемно тяжелой голове шевелились лишь смутные воспоминания о каком-то небритом гитаристе и его кучерявой подруге, корчащей Любе злобные рожи. Вроде бы даже они с этой подругой подрались?… Или с гитаристом?… Черт его знает, отчетливо вспоминался лишь стакан, разбитый ею об чью-то голову…

И вдруг в Любиной голове отчетливо прозвучал чужой голос.

–Вставай и иди! – приказал голос, заставив Любу испуганно вздрогнуть, а небритого гитариста с его пассией мигом испариться.

–Куда? – опасливо спросила женщина, вскакивая на ноги и оглядываясь по сторонам, но никого не находя.

–Вперед, – властно произнес голос, и Люба рванула с места, не разбирая дороги.

–Да не туда, – неведомый голос даже крякнул от досады. – Вон туда!

Люба поспешно выкарабкалась из живой изгороди, в которую с разбегу влетела, и с изумлением увидела светящуюся полоску на асфальте, ведущую к выходу из парка. Она остолбенело уставилась на нее, не в силах пошевелиться.

–Иди же, – сердито прикрикнул голос, и женщина быстро зашагала вперед по мерцающей полосе, ни о чем больше не раздумывая.

В это время года и в этот час – около пяти утра – народу в парке не было. Не было его и на улице, куда светящаяся дорожка привела Любу. Лишь мимо промелькнула пара одиноких машин, тихо прошелестев шинами по асфальту.

–А теперь мне куда? – боязливо спросила женщина, переминаясь с ноги на ногу, но голос исчез так же внезапно, как появился.

Люба посмотрела по сторонам. Вокруг никого. За спиной остался парк. На противоположной стороне улицы стояло длинное серое здание, упиравшееся в забор. Глухое, темное и безлюдное место. Если бы не тусклые фонари вдоль дороги, вообще бы ничего не разглядеть. Озадаченная Люба уже открыла рот, чтобы погромче спросить загадочный голос куда ей идти дальше и что делать, но в это момент заметила, что она здесь не одна.

На противоположной стороне улицы на фоне обветшалого забора возникла фигура, которая быстро приближалась. Повинуясь внутреннему импульсу, Люба отступила за ближайшее дерево и пригляделась повнимательнее. В зыбком свете фонарей из сумрака все четче вырисовывался силуэт женщины, несущей ребенка. Женщина явно торопилась и нервничала. Все движения ее были резкими и неуклюжими. Внезапно незнакомка остановилась возле стены здания и замерла. Люба напрягла глаза, и брови ее удивленно поползли вверх.

На стене, не замеченный ею ранее, темнел прямоугольник с надписью “ОКНО ЖИЗНИ”.

“Это же по телевизору показывали…” – промелькнуло в Любиной голове. – “Чтобы матери, которые от новорожденных отказываются, не на улице их бросали, а в такие окна подкладывали…”

–Это что же она?… – ахнула Люба. – Она же дитятко свое туда сейчас засунет!…

Волна, в которой возмущение и жалость смешались в равной степени, захлестнула ее.

–Да как же это? – прошептала она. – Свою родную детоньку своими руками чужим людям отдать?! Куда они ее?…

–Сначала в больницу, потом в дом малютки, а потом в детский дом, – жестко произнес вернувшийся голос в ее голове. – И свою мать этот ребенок больше никогда не увидит.

В подтверждение этих слов женская фигура у окна жизни, избавившись от ноши, развернулась и быстро зашагала прочь.

–Да как она могла! – возмущенно выдохнула Люба. Поступок незнакомой женщины вызвал бурю протеста в ее душе.

–Она? – насмешливо возразил голос. – А ты? КАК ТЫ МОГЛА? У тебя самой завтра заберут детей, и ты это сделала сама!.СВОИМИ РУКАМИ. Ты сидишь пьяная в пять утра в парке и даже не знаешь, что сейчас с ТВОИМИ детьми.

–Нет!!! – Люба захлебнулась собственным криком.

Она пыталась вдохнуть, но не могла. Сердце бешено колотилось об ребра, в ушах стоял гул, перед глазами поплыли красные круги. Люба отчаянно старалась вдохнуть и наконец ей это удалось. Первый крошечный глоток кислорода проник в легкие и взорвался внутри оглушительным фейерверком. Тело обмякло, будто из спины вытащили какой-то стержень, ноги подкосились, и Люба безвольно повалилась на землю.

–Как же так?… Как же так?… – бормотала она побелевшими губами. – Лешенька… Надюша… Коленька…. Как же так?….

–Вставай и иди, – снова раздался в ушах тот же голос грозного ангела. Теперь он звучал устало. – Иди к своим детям!

Неведомая сила подхватила ее и поставила на ноги. За спиной словно выросли крылья.

–Да, – с восторгом прошептала Люба, чувствуя прилив сил. – Я бегу! Леша, Надя, Коленька, я бегу!

Она не помнила, как добралась домой, но с того дня женщину словно подменили. Гулянки были забыты, бывшие собутыльники посланы так далеко, что уже не возвращались, а ее маленькая квартира засияла чистотой и уютом. Люба устроилась на работу и трудилась не покладая рук, возвращая собственным детям то, что не додала им за годы пьянок.

Эта метаморфоза произошла с ней почти год назад и жизнь ее, казалось, наконец наладилась, но наше прошлое никуда не исчезает. Какой бы замечательной матерью не стала Люба сейчас, участковый и социальные службы еще очень хорошо помнили Любу-пьянчужку, у которой должны были забрать детей.

– Смотри, Русакова, – многозначительно покачивая бровями напоминал ей пожилой милиционер. – Ты, конечно, молодец, исправляешься…. Но если хоть один сигнал на тебя поступит, то… Сама понимаешь.

Люба понимала и старалась изо всех сил. И поначалу все шло хорошо. Первое время Алла Игоревна Осинская, к которой Люба устроилась домработницей, хлопот не доставляла, поскольку сразу же укатила с молодым мужем в отпуск на две недели. Красота! Целых полмесяца – пыль вытереть да цветы полить – считай, зарплату ни за что платят. Но, вернувшись из свадебного путешествия, хозяйка в полной мере проявила свой склочный и злобный характер. Угодить ей было нельзя. Полы не так помыла, статуэтку на полке на место не вернула, гуляш несъедобный, мыло в ванной не того запаха… Люба старательно терпела два месяца, но в конце концов не выдержала. Она уже решила объявить Осинской, что уходит, и тут случилось досадное происшествие.

–Болгарские перцы вялые, – с недовольной гримасой объявила Алла Игоревна как то утром, заглянув в холодильник, и приказала Любе: – Эти я есть не буду. Купи новые.

Та молча кивнула, а про себя порадовалась. Огромные израильские перцы, размером с голову ребенка. Хозяева их есть не будут, значит они выбросятся в помойку. Но Люба не такая дура, чтобы выкидывать такие отличные продукты. Вялые-то они совсем чуть-чуть. Лучше она заберет их домой, чтобы угостить своих малышей. Они в жизни не видели ничего подобного, вот удивятся!

Но когда Люба уходила домой, путь ей преградила Алла Игоревна.

–Открой свою сумку, – потребовала она, стоя в дверях кухни.

Люба послушно расстегнула молнию потрепанной кошелки.

–Ты украла!… – торжествующе взревела Осинская, тыча пальцем в прозрачный пакет с разноцветными перцами. – Ты украла мои продукты!

–Я не… – растерялась Люба. – Я не крала… Я не брала!…

–А это что?

В руках Аллы Игоревны возник телефон, и она быстро сделала несколько фотографий злополучной сумки.

–Я знала, знала, что ты – воровка!

–Но вы же сами… – пролепетала Люба. – Вы же сказали, что не будете их есть. Вы бы их выбросили!

–Мало ли, что я сказала! Это – мои продукты. Хочу – ем, хочу – выброшу. А ты их взяла себе. Украла! Я немедленно пишу на тебя заявление в милицию, – бушевала Осинская.

При слове “милиция” Люба обмерла. Прошлое рядом. Оно снова и снова напоминает о себе клацаньем злобных челюстей. “Еще один сигнал на тебя, Русакова, и сама понимаешь…” – тут же всплыло в памяти предостережение участкового.

Да, Люба понимает. Очень хорошо понимает. Детей отберут и отправят в детский дом… Нет!

–Алла Игоревна, миленькая! – взвыла женщина, бросаясь на колени. – Не надо писать заявление, пощадите! Я же думала, они вам не нужны. Детям хотела отнести!

Осинская помолчала, потом прицелилась и сделала еще несколько кадров домработницы, стоящей на коленях.

–То-то же, – высокомерно произнесла она. – Воровство – это страшный грех! Раз уж ты раскаялась, я тебя прощаю, но работать ты теперь должна еще лучше.

С этой минуты служба у Аллы Игоревны превратилась для Любы в рабство, из которого не сбежать. Женщина слезно молила об уходе, но Осинская только посмеивалась и добавляла ей обязанностей по дому, угрожая-таки написать заявление в милицию.

Сегодня хозяйка с мужем отправилась в театр, и Люба надеялась уйти домой пораньше, на зловредная Алла Игоревна заставила ее мыть машину. Это после того, как Люба выдраила весь дом, вымыла окна и вскопала огромную клумбу с розами, укрывая кусты на зиму. Посылая всевозможные проклятия на голову ненавистной хозяйки, Люба вылила грязную воду из ведра и понесла его в гараж. Наконец можно будет уйти домой.

Когда она ставила ведро в угол, в глаза бросилось что-то яркое, выглядывающее из-под пустой канистры. Люба наклонилась и подняла с пола невесомый красно-синий платок.

“Это же ее шарфик,” – поняла Люба, вспомнив, как вчера хозяйка громко сокрушалась по поводу его потери. – “Наверное когда из машины выходила выронила и не заметила.”

Она уже хотела отнести его в дом, но вдруг замерла и нахмурилась. Вчера, скорбно стеная о потере этой вещи, Алла Игоревна несколько раз многозначительно взглянула на домработницу, и во взгляде этом ясно читалось: “А не ты ли его у меня украла, а?”

Люба гневно поджала губы и с силой скрутила в руках тонкую ткань.

“Сволочь! Змея!” – с ненавистью подумала она, швырнув платок обратно на пол.

Ветер донес до нее запах гари от кучки тлеющих листьев, собранных самой Любой, и глаза ее радостно загорелись. Она снова схватила красно-синюю тряпочку, выскочила из гаража и, быстро преодолев расстояние до дымящейся горки листьев, швырнула в нее шарф. Тонкий шелк мигом вспыхнул, подхватив слабую искорку, и от красивой некогда вещи осталась лишь горстка пепла.

–Вот тебе! Вот тебе, гадина! – несколько раз повторила Люба, яростно мечтая о том, чтобы в огне оказалась сама Осинская.

На глазах ее выступили слезы. Она быстро вытерла их, круто развернулась и пошла в дом. Маленькая месть принесла ей удовлетворение и окрепшую надежду на то, что рано или поздно от ненавистной хозяйки она избавится. На душе у Любы впервые за долгое время наступил покой.

Глава 3. Роковая вечеринка.

Алла Игоревна стояла перед раскрытыми дверцами гардероба и задумчиво хмурилась.

–Ко-отик! – протяжно позвала она. – Как ты думаешь, какое платье мне надеть?

Не дождавшись ответа, она стала размышлять вслух.

–Если я одену синее, то буду выглядеть стройнее, но оно плохо оттеняет кожу… А если выберу бордовое, то цвет лица будет отличным, но талия в нем кажется шире…

Она критически осмотрела каждое из платьев и нахмурилась еще больше.

–Котик! – Осинская повысила голос.

Котик, он же супруг, Андрей Краснов, делал вид, что изучает газету, хотя мысли его явно витали где-то далеко. Невидящий взгляд карих глаз был устремлен в пространство.

–Котик!!! – рявкнула Алла Игоревна, обернувшись к мужу.

В голосе ее явственно громыхнул металл.

–Прости, дорогая, – вздрогнул Андрей. – Зачитался. Что ты сказала?

–Я спросила твоего совета, – многозначительно произнесла Осинская. – Что мне лучше надеть сегодня вечером: синее или бордовое платье?

–Синее, – не раздумывая ответил Краснов и поспешно добавил: – или бордовое.

Алла Игоревна презрительно скривила губы.

–Помог, – язвительно фыркнула она. – Спасибо!

–Возьми то, что тебе больше нравится, – попытался реабилитироваться супруг.

–Они мне оба нравятся.

–Ну тогда… Я не знаю… – Андрей пожал плечами.

Ответ разозлил женщину.

–А что ты вообще знаешь? – она сверкнула глазами. – Даже в такой малости от тебя пользы нет!

–Не кипятись, кисонька моя, – Краснов умильно улыбнулся, подошел к жене и игриво обнял за плечи. – Ты в любом платье хороша!

Он наклонил голову и поцеловал ее в шею.

–Моя Алюнечка прекрасна в любой одежде, а еще лучше – без одежды! – жарко прошептал он ей на ухо.

–Отстань, – Алла Игоревна недовольно дернула плечом, но голос ее слегка смягчился.

Муж встретил ее глаза в зеркале и улыбнулся еще слаще.

–Моя королева! – восхищенно произнес он.

–Ах, какие мы сегодня ласковые… Это неспроста! – подозрительно прищурилась Осинская. – Что же котик хочет выпросить на этот раз?

–Ты знаешь, что, – Краснов сделал обиженное лицо. – Сегодня покер, а я должен торчать здесь с твоими старыми грымзами.

–Котик не может бросить свою Алюнечку в такой день, – усмехнулась Алла Игоревна. – Старые грымзы могут подумать Бог знает что. Ты обязан присутствовать на вечеринке, которую устраивает твоя жена.

Андрей тяжело вздохнул и принялся с удвоенной энергией целовать шею и затылок супруги.

– Ну можно… Мне хотя бы… Уйти около десяти? – страстно выдохнул он между поцелуями.

Алла Игоревна сменила гнев на милость.

–Ладно уж, – она снисходительно улыбнулась, отодвигаясь от мужа. – После десяти можешь ехать к своим картежникам, но до этого времени ты должен быть здесь.

–Конечно! – глаза Краснова радостно вспыхнули.

Он попытался еще раз поцеловать жену, но она отодвинулась еще дальше.

– Хватит! Прическу испортишь.

–Моя богиня! – восхищенно произнес Андрей, с обожанием глядя на супругу, и замялся. – А… Мммм… Деньги?…

–У тебя уже нет денег? – брови Осинской поползли вверх. – Но я дала тебе более чем достаточно на прошлой неделе.

–Алюнечка, – жалобно заскулил Краснов. – Я же тебе говорил, что мне не повезло в прошлую пятницу. Зеленцов ободрал нас с Козариновым, как липку.

–О! – Алла Игоревна картинно закатила глаза.

–Но сегодня я отыграюсь, – супруг энергично взмахнул руками. – Сегодня я их сделаю!

–Ага! Сделаешь, – Осинская презрительно усмехнулась. – Обязательно. Я это слышу каждый раз.

–Сегодня – непременно! – с жаром воскликнул муж.

–Какого черта я поощряю твои низменные страстишки? – Алла Игоревна оценивающе посмотрела на супруга. – Пора это прекратить.

–Алюнечка! Ты не можешь, – Краснов умоляюще сложил руки перед грудью.

–Почему не могу? Могу, – спокойно возразила Осинская. – Это так просто, правда, котик? Ведь твои приятели играют на свои деньги, а ты – на мои.

–Только не сегодня! – взмолился Андрей. – Сегодня я должен отыграться.

–Хорошо, – Алла Игоревна внезапно подобрела.

Она снисходительно потрепала мужа за волосы и игриво улыбнулась.

– Так уж и быть. Котик получит свои денежки. Но только если Котик расскажет Алюнечке, как он ее любит!

–Очень! Безумно! Непередаваемо! – расцвел Краснов и бросился обнимать жену.

–Не трогай, сказала, – недовольно воскликнула Осинская, отстраняясь. – Я не собираюсь снова вызывать парикмахершу!

–Да, да, прости, – супруг послушно остановился.

–Лучше скажи, какое платье выбрать, – женщина ткнула пальцем в висевшие на вешалке наряды.

–Зеленое! – радостно ответил Андрей, даже не взглянув в сторону гардероба.

–Тьфу! – сморщилась Алла Игоревна. – Ты в своем уме? Зеленое я ношу на работу.

Она раздраженно закрыла дверцу шкафа и повернулась к мужу.

–Знаешь что, иди-ка ты лучше на кухню и проверь, закончила ли Люба с закусками, – сердито приказала она.

–Бегу! – воскликнул Краснов, поспешно поднимаясь на ноги.

Осинская снова открыла шкаф и вернулась к изучению его содержимого.

–Одену синее, – наконец решила она, и самодовольная улыбка появилась у нее на лице.

Час спустя в синем платье она встречала первого гостя. Вернее, гостью. Тамара Рогозина несмело вошла в гостиную и с досадой обнаружила, что появилась раньше всех.

–Добрый вечер, – выдавила девушка, нацепив на лицо любезную улыбку. – Неужели я – первая?

–Да, моя дорогая, – хищно улыбнулась в ответ Осинская, меряя взглядом подчиненную.

Под этим оценивающим взором Тамара почувствовала, что ее платье стало еще дешевле, чем оно было на самом деле, туфли – старше и потрепаннее, а колготки – на два тона темнее, чем нужно.

–Проходи, – в голосе Аллы Игоревны прозвучало удовлетворение увиденным. Она не переносила, когда коллеги выглядели лучше нее. – С кем ты оставила детей?

Она взяла протянутый букет цветов и небрежно положила его на столик.

–Они делают уроки с соседкой, – торопливо пояснила Тамара. – Я как раз хотела вам сказать, что забежала только на минутку, поздравить…

Но Осинская ее уже не слушала. Она подняла трубку зазвонившего телефона и царственно произнесла:

– Алло!

Некоторое время она молча слушала, потом лицо ее вытянулось.

–Да что вы говорите? – воскликнула хозяйка дома. – Ужасно!

Она обернулась в сторону коридора и закричала:

–Андрюша, ты слышишь? Сычева и Осипенко попали в аварию по дороге сюда!

В гостиную вошел Краснов с подносом в руках.

–Что? Авария? Какая авария? – встревоженно спросил он.

–Автомобильная, – взволнованно ответила Осинская. – Сычева и Осипенко ехали сюда в такси, и в них врезался внедорожник! Слава Богу, никто серьезно не пострадал, только синяки и ушибы, но они сейчас в больнице и прийти не смогут.

По тону Аллы Игоревны было непонятно, сожалеет ли она о подчиненных, пострадавших в аварии, или о том, что те не придут на ее вечеринку.

–Никто не пострадал – это хорошо, – успокоился Андрей, ногой отодвигая с дороги кошку и пристраивая поднос на каминную полку.

Холеная красавица с блестящей черной шерстью обиженно мяукнула и, сверкнув глазами, прыгнула на диван.

–Иди ко мне, Розочка, – позвала ее Осинская, призывно протягивая руки.

Весьма упитанное, но тем не менее изящное животное, охотно нырнуло в объятия хозяйки и настороженно следило оттуда за движениями Краснова.

Тамара подумала, что называть Розочкой угольно-черную кошку довольно странно, и Алла Игоревна угадала ее мысли.

–На самом деле ее зовут Розалинда Грета фон Ауэрбах, – гордо пояснила она, поглаживая кошку между ушей. – У нее такая родословная, что мы даже не могли выбирать ей имя сами.

–Красавица, – скупо похвалила животное Тамара. Она не очень любила кошек.

–Алла Игоревна, – из коридора выглянула хмурая сухощавая женщина. На ходу развязывая фартук, она угрюмо произнесла: – Я все бутерброды и салаты сделала. Грибы нарезала, как вы сказали. Я пойду?

–Иди, – разрешила Осинская, скорчив недовольную гримасу. – Но чтобы завтра утром пришла пораньше.

"Еще одна подневольная душа,” – мысленно посочувствовала домработнице Тамара. – "Ей, поди, еще хуже приходится, чем нам!"

Она хотела снова обратиться к хозяйке со словами извинений о том, что ей нужно пораньше уйти домой, но в этот момент снова раздался звонок в дверь, и Алла Игоревна поспешила приветствовать новых гостей.

Андрей открыл дверь, и в комнату вместе вошли Ольга и Мария. У обеих в руках были букеты цветов, которые они заторопились вручить Осинской с неловкими и неискренними словами поздравлений.

Официально вечеринка проводилась по случаю премии, выданной коллективу за хорошую работу в последнем квартале, и хотя ни малейшей заслуги Аллы Игоревны в этом не было, та искренне полагала, что отдел наградили только благодаря ей.

– Спасибо, спасибо… – снисходительно улыбалась Осинская в ответ на поздравления и небрежно добавила: – Вы тоже хорошо поработали!

Мария даже скрипнула зубами от злости, но промолчала. Именно ей пришлось просидеть две ночи подряд, исправляя бред, который начальница написала в квартальном отчете. Девушки вошли в гостиную и обменялись приветственными кивками с одиноко стоявшей у дивана Тамарой.

–А где же остальные? – угрюмо спросила Ольга, оглядываясь по сторонам и не находя в гостиной первейших подхалимок отдела.

–Ах! – Алла Игоревна сделала страшные глаза. – Сычева и Осипенко попали в аварию и не смогут прийти. Это ужасно! К счастью, серьезных травм ни у кого нет.

Девушки незаметно переглянулись и без слов поняли друг друга. Каждая сейчас охотно оказалась бы на месте Сычевой или Осипенко, только бы не находиться здесь.

Через минуту вновь раздался звонок в дверь, и после недолгой возни в прихожей Андрей ввел в комнату Рубена Балаяна.

– Рубен Каримович, – Осинская выпустила кошку из рук и шагнула навстречу гостю. – Как я рада!

Маленький и худенький старичок приветливо закивал всем присутствующим и, охая, выслушал историю о попавших в аварию коллегах.

–Андрюша, налей всем выпить, – скомандовала хозяйка, покончив с приветственной частью.

Краснов, как заправский бармен, встал возле стола с напитками и принялся ловко наполнять бокалы. Тамара снова сунулась к Алле Игоревне со словами о том, что ей пора идти, но та отмахнулась от нее, не слушая.

–У всех налито? – строго оглядела она собравшихся. – Тогда я хочу произнести тост.

Речи Осинская произносила, как профессиональный докладчик: многословные, витиеватые и пустые. Порой было очень сложно понять, о чем же, собственно, она говорит. Оля, Тамара и Маша украдкой обменялись грустными взглядами и приготовились героически выдержать торжественную часть банкета в надежде улизнуть при первой же возможности, но таковой им не предоставилось.

После монолога Осинской, хвалебный тост произнес ее супруг. Небогатый словарный запас он усердно компенсировал восторженными восклицаниями, жестами и мимикой. После этого все, по команде Аллы Игоревны, подошли к столу с закусками. Три девушки с тоской запихивали в рот крошечные бутерброды, не находя в себе сил изображать радость по поводу сегодняшней встречи. Только Рубен Каримович невозмутимо жевал салат и чувствовал себя неплохо, поскольку мыслями был уже на пенсии. Это спокойствие невольно сделало его центром всеобщего внимания. Тамара, Ольга и Маша заботливо подкладывали старичку на тарелку орешки и соленые огурцы, а Алла Игоревна с ним единственным поддерживала разговор.

–Если бы здесь были Сычева с Осипенко, было бы легче, – тихонько шепнула Ольге Маша. – Обалдеть! Первый раз жалею, что их нет рядом.

Оля согласно кивнула. Эти две шумные подхалимки сумели бы заполнить собой все пространство, восхваляя "обожаемую" начальницу, и от остальных бы уже ничего не требовалось, а в их неожиданное отсутствие в комнате воцарилась напряженная и неловкая атмосфера. Темы для разговора находились с трудом и в основном крутились вокруг генетических достоинств черной кошки Розочки и грядущей пенсии Рубена Каримовича.

Постепенно общий разговор окончательно завял. Присутствующие разделились на группки. Алла Игоревна целиком завладела вниманием старичка Балаяна, Маша и Тамара отодвинулись к окну и старательно изучали газон, клумбу и машину, стоявшую на подъездной дорожке, а Краснов принялся с упоением рассказывать Ольге о правилах игры в покер. Та, не умевшая играть даже в подкидного дурака, глубокомысленно кивала и время от времени бубнила "да?", "надо же!" или просто "угу".