Текст книги "Фамильные ценности и другие рассказы"

– А кому? Мама не может. У меня давление. У Татки – ребенок грудной.

– Ну, хорошо. А нанять сиделку?

– Это очень дорого. И потом мы уже пробовали. Но она не выдержала, ушла.

– Не выдержала чего?

– Тети-ксениных капризов.

– Оль, ну ты меня удивляешь. Сиделка не выдержала, ушла. А девчонка двадцати трех лет должна выдерживать?

– Просто тетя Ксения не любит чужих. И она может создать такие условия, что чужой человек не будет это терпеть.

– Да, я это уже поняла. Но знаешь, у нее нет выбора. Пусть приструнит свой характер. Не хочет чужого – останется одна со своими капризами. Надо поберечь Аську тоже.

– Да я же не собираюсь от нее отказываться, – Ася уже вернулась к столу. – Я просто не могу все время одна за ней ухаживать. Пусть кто-нибудь еще.

– Надо договориться с сиделкой.

– А где ее найти?

– Оля, что за детский сад! Многие нянечки и санитарки готовы подрабатывать сиделками. Они умеют и мыть, и кормить и все прочее.

– А сколько они берут?

– Ну, я не знаю, по-разному. Поинтересуйся. Это конечно, не дешево. Но другого выхода нет.

– Боюсь, мы не потянем.

– Что значит – не потянем?

– Ну, мы же еще Татке помогаем. И Ася не работает.

– Скажи, пожалуйста, Ксения пенсию получает? Вот эта пенсия и пойдет на оплату сиделки. Не хватит – остальное добавишь. А Аська пусть лучше себе работу хорошую ищет и сама для себя зарабатывает.

Ася благодарно посмотрела на родственницу.

– Вот и все. И не надо откладывать. Надо заняться этим немедленно. Хочешь, я сейчас позвоню в любую больницу?

Олин муж, Вячеслав, молчавший все время, наконец подал голос.

– Ну что вы, Зоя Артемьевна, мы сами позвоним. Даже неудобно вас этим загружать…

– Слава, что значит неудобно? Очень удобно! Ты мне тут не темни. Вы когда звонить будете? А то я вас знаю – сегодня, завтра, так еще месяцы пройдут. Кстати говоря, надо поговорить с Ксенией, пусть Аське квартиру завещает.

– Зоя, как ты можешь! – Аглая попробовала воспротивиться такому практицизму.

– А что такого? Аська за ней столько времени ухаживает, она вполне заслужила наследство.

– Вообще-то, Ксения, по-моему, хотела квартиру Татке оставить, – нехотя призналась Ольга.

– Татке? А что ж она за любимой тетушкой не ухаживает?

– Но я же говорю – у нее ребенок маленький.

– Ничего. Пару раз в неделю ты можешь посидеть с младенцем, или та бабушка, в конце концов. А Татка бы съездила к тетушке, и еды бы привезла, и поухаживала. За квартиру-то! А то все на старшего ребенка навалили. Что она вам, сестра милосердия или монашка? Тебя бы, Оль, в двадцать три года заставить горшки выносить! Ты и за своими-то детьми не больно ухаживала – все матери досталось.

– Но я… – Ольга посмотрела на мать, ища поддержки.

– Да я знаю, знаю. Ты на работу вышла. Но с детьми Аглая возилась. А не ты.

– Ладно, Зоя, ты чего на Ольгу взъелась? – дядя Женя решил немного осадить жену.

– Да я не взъелась. Просто кто ей, кроме меня, скажет? Аглая молчит всю жизнь, все для своей Олечки готова делать. А Олечка привыкла и пользуется. А она должна за своих дочек стоять, как за нее мать стояла. И насчет квартиры я вполне серьезно. По справедливости она должна Аське достаться. А не Татке. Ты, Оль, губы не поджимай, а слушай меня. Мы с тобой не чужие. И я говорю, что думаю.

– Оль, ты не обижайся на тетку Зою. А лучше налей-ка мне еще чаю.

– Сейчас, дядь Женя, погрею, а то остыл совсем.

– Ась, ты чего нос повесила?

– Да нет, дядь Жень, все нормально. Правда.

– Ты, это… когда станешь наследницей – рано или поздно —, не забудь подушки вспороть.

– Какие подушки, дядь Жень?

– Те, на которых тетя Ксения спит.

– Зачем? Это что – примета такая?

– Да нет, какая примета. Вы что же, не знаете знаменитую семейную историю?

– Нет, не знаем.

– Я думал, об этом все слышали. Это уже стало как легенда. Или анекдот.

– Расскажи, Жень, – Аглая обрадовалась, что разговор становится мирным.

– Ну, значит, жила одна старушка, и не было у нее никого из родных, кроме племянника. Супруге этого племянника очень хотелось получить наследство, и вот, наконец, ее мечта сбывается – старушка отдала концы. Стали они читать завещание, а там действительно написано, что все имущество она оставляет племяннику и его супруге. И перечисляется – книги, журналы, подушки, одеяла, ложки-плошки и все в таком роде. И никаких денег. Супруга племянника так расстроилась, так обозлилась, что взяла и выкинула весь этот хлам на помойку. А потом, через много лет выяснилось, что один бедный дворник решил попользоваться найденными на помойке вещами, мол, они вполне еще могут сгодиться. Притащил он их к себе в каморку и обнаружил, что в старых подушках были зашиты драгоценности. И стал дворник миллионером. Племянникова жена от такого известия спятила. Простить себе не могла, что сама своей рукой все повыкидывала. Вот такие дела. У нас теперь в семье поговорка – пори подушки. Неужели вы не слышали?

– Нет, не слышали. А это все правда? Почти как «двенадцать стульев».

– Это абсолютно правдивая история. Так что, Аська, получишь наследство – пори подушки!

* * *

Тетя Зоя не оставила своего намерения, и благодаря ее усилиям была найдена сиделка, которая готова была три-четыре дня в неделю ухаживать за больной. На этом Зоя Артемьевна не остановилась. Она проконсультировалась с юристом и добилась разрешения на Асину прописку в квартиру тети Ксении, мотивируя это необходимостью постоянного ухода за ней. Таким образом она обеспечила Асе квартиру в не слишком отдаленном будущем, а в разговоре с Ольгой, Ольгиным мужем и Аглаей расставила точки следующим образом – Аське надо свою жизнь устраивать и иметь отдельное жилье. А когда с вами чего случится – тьфу – тьфу, до этого далеко – так у вас две наследницы – пусть они вашу четырехкомнатную тогда и делят.

Тете Ксении постепенно становилось хуже. Теперь ее нельзя было оставлять одну ночью. Когда в очередной раз приехала скорая помощь, врач отозвал Асю в сторону и спросил – почему вы не хотите ее госпитализировать? Ася не успела ответить, как тетя Ксения запричитала – уж как она умудрилась услышать, непонятно – дайте мне умереть на своем матраце! В другой раз – Ася только дождалась сиделку и собиралась уйти, как тете Ксении стало плохо – сиделка обратилась к молодому доктору «скорой» – может, ее лучше в больницу? На что доктор ответил без затей – вы, что, думаете, ее там лечить будут?

Однажды ночью Асе показалось, что тетя Ксения не дышит. Затаив собственное дыхание, Ася стала присматриваться. Вдруг из груди тетки вырвался громкий хрип. Асе стало страшно, и она трясущимися руками набрала ноль три.

Врач, уже знакомый Асе по предыдущим вызовам, прибыл минут через сорок. Войдя, он спросил: «Ну, что, кончилось?»

– Что кончилось? – широко раскрыла глаза Ася. Доктор не ответил и прошел в комнату. Посмотрел на тетю Ксению, пощупал пульс – «скоро кончится».

– Что? – опять не поняла Ася.

– Вы действительно не понимаете? Она умирает.

У Аси заломило в висках и подступила тошнота. Она бросилась в туалет. Через некоторое время она обнаружила в комнате кроме доктора медсестру. Увидев зеленовато-бледную Асю, медсестра кивнула, взяла приготовленный шприц:

– Давай, иди сюда. Я тебя уколю. Легче станет. Не бойся, это витамины.

Доктор сидел за столом и что-то писал. Потом он поднялся, подошел к лежащей на кровати тете Ксении.

– Похоже, все. Подождем еще немного. Как говорится, для гарантии.

Асю, несмотря на укол, трясло. У нее в полном смысле слова стучали зубы. Доктор посмотрел на нее:

– Что, впервые?

– Д-д-д-д-д-да.

– Понимаю. Послушай, тебе сколько лет?

– Д-д-д-д-д-д-двадцать три.

– Двадцать три… Будь взрослой, а? Да, люди умирают. По-разному. Часто это происходит вот так, как ты сейчас видела. Это тяжело, не спорю. Но это часть жизненного цикла. Поэтому постарайся успокоиться. Хорошо?

– Х-х-хорошо, – Ася почувствовала, что успокаивается.

– Где тут у вас телефон? Закажу перевозку. А ты пока можешь кофе нам сделать?

* * *

Часа через три Ася позвонила домой.

– Ась! Это ты? Так рано! Что-то случилось?

– Да, случилось.

– Что?!!

– То! Тетя Ксения умерла.

– Как умерла?!

– Так умерла! Как умирают.

Тишина.

– Мама! Проснись, пожалуйста. Я тебе сообщаю, что тетя Ксения умерла.

– Я поняла. И что теперь делать?

– Я думаю, хоронить. Позови папу.

* * *

На похоронах присутствовали только родственники. Ее подруги-ровесницы, заставшие это печальное событие, в силу возраста плохо передвигались или вообще не выходили из дома. Да и не сказать, чтобы у тети Ксении было много подруг. Поминки устроили в большой квартире. Посидели, повспоминали – Ксению, себя в молодости, общих знакомых, старые времена. В основном говорили старшие. Младшие слушали и помалкивали. Сказать им про тетю Ксению было особенно нечего. Аглая принесла фотографии, они с Зоей комментировали:

– Это Сашка Макович. Это Веничка Розенблюм, помнишь, Зой?

– Еще бы не помнить. Все девчонки в него были влюблены.

– Это мы на субботнике.

– Да, вот Ксения. А это ты, Аглая. А вот Витька Карпинский.

– Смотри, это кто? Это же Лялька Бабич!

– Точно!

– А это… как же ее звали?

– Октябрина Васильева.

– Да-да-да! Правильно! А здесь мы уже постарше. Это уже студенческие годы.

– Да…все наши ребята. И никого почти нет. Мальчики большей частью погибли на фронте. А других арестовали – и все. Сгинули. Практически с двух курсов – нашего и Ксениного – только человек пять-шесть осталось. Да и со старших курсов мало кто выжил. А помните Вальку Поливанова? Жень, помнишь его?

– Конечно, помню.

– Его ведь тоже посадили?

– Да. Там такая история приключилась. Он вроде бы узнал, кто доносил, и хотел всем объявить об этом на собрании. Так его накануне собрания как раз арестовали. И он не успел. Так мы и не узнали правды.

– А ведь у Ксении с ним роман был. Наверно, поэтому она и замуж не вышла.

– Да-а. Страшные были времена. Как мы все это пережили!

– Ладно, все-таки пережили. Давайте Ксеню помянем еще раз. Пусть ей земля будет пухом.

* * *

Спустя некоторое время Ольга поинтересовалась у дочери, что она собирается делать с квартирой.

– Ничего. А что с ней надо делать?

– Ну, например, ее надо оформить на тебя, чтобы это была твоя законная собственность. Но прежде всего надо там убрать.

– Ох! – содрогнулась Ася, представив себе тети-Ксенину квартиру.

– Хочешь, я поеду с тобой, помогу тебе?

– Ты? – недоверчиво спросила Ася. – А как же твое давление?

– Ну, пока я себя неплохо чувствую, надо этим воспользоваться. Давай завтра с утра?

– Давай. А то, знаешь, мне одной как-то не хочется туда ехать.

– Я поэтому и предлагаю. Вдвоем, конечно, легче.

* * *

Очутившись в квартире, Ася почувствовала, как вновь подкатывает тошнота.

– Что с тобой, Ася? Ты прямо позеленела!

– Я как вспомню… и запах этот… ты не чувствуешь?

– Чувствую. Запах отвратительный. Мы сейчас откроем все форточки и проветрим. Давай так – ты иди на кухню, а я в комнате пошурую.

– Да, хорошо.

Ася не заметила, как прошло часа два. Она успела вымыть плиту, холодильник, шкафчики, подоконник, обеденный стол. В углу около двери возвышался огромный черный мешок для мусора, в который Ася безжалостно отправила все крупы и прочие съестные припасы, хранившиеся годами, все содержимое холодильника, кипы старых газет, засиженных мухами, башни пластмассовых коробочек из-под майонезов и плавленых сыров, а также старые прогорклые сковородки, черные от копоти кастрюли с отбитой эмалью, заскорузлые алюминиевые ложки и вилки, помятый дуршлаг, покрытые жирной пылью тарелки, чашки и прочую утварь. Туда же пошла снятая со стола выцветшая и треснувшая по сгибам клеенка. Оставалось как следует отдраить пол – и кухней можно будет пользоваться без содрогания. Ася налила в ведро воду, щедро развела в ней «доместос». «Так, тряпки тут конечно нет. Пожалуй, пойду возьму старое махровое полотенце или тети-Ксенин халат. Кстати, посмотрю, как там мама управляется». Открыв дверь, Ася остолбенела. Ольга сидела на низкой табуретке и потрошила подушку, судя по всему – пятую или шестую. Старый свалявшийся пух аккуратными кучками лежал на огромной целлофановой пленке, расстеленной на полу.

– Мама! Что ты делаешь?

– Сейчас. Подожди, еще две осталось. А маленькие подушки оказались не пуховые, а ватные.

– Зачем, мама?

– Как зачем? Не хочу, чтобы фамильные ценности достались дворнику.

– Какие ценности? Не было у тети Ксении ничего ценного.

– Откуда ты знаешь?

– Она так бедно жила…

– Это ничего не значит. Эти старухи… Они готовы жить в нищете, только бы свои бриллианты никому не показывать. А на том свете бриллианты не нужны.

– Ну и как, нашла что-нибудь?

– Нет, не нашла! Еще две подушки осталось. Если ничего нет… Но хоть не будем думать об этом.

Ася огляделась.

– Мам, а ты тут даже не начинала убирать?

– Ну, когда же мне было? Я подушками занималась. Сейчас закончу и тогда…

* * *

Тетя Зоя смеялась, Аглая грустно улыбалась, а Ольгин муж уныло вздыхал, когда Ольга и Ася рассказывали о своем визите в Ксенину квартиру.

– Представляете? Сидит и выгребает, выгребает пух-перо из подушек…

– А мне каково? Там уже не пух-перо, а одна труха. И больше ничего!

– А кто ж тебя заставлял? Сама себе такое занятие выбрала! И не поленилась поехать!

– Так я ж думала, вдруг там ценности фамильные.

– Да, здорово Евгений Палыч тебя заразил золотой лихорадкой!

– А что, это все выдумки?

– Да нет, случай с подушками реальный. Но рассчитывать на то, что у каждой тетушки в каждой подушке зашито сокровище… смешно!

– А мне вот не смешно.

– Понимаю, Олечка. Ну, ты уж не расстраивайся так сильно, ты ведь ничего не потеряла!

– Да, но как-то досадно.

– Да ладно тебе, Оль. Ты лучше скажи, когда вы квартиру в порядок приведете?

– Нет уж, я туда больше не поеду!

– Но ведь надо же там убрать! Ась, ты собираешься?

– Да, в принципе, но не знаю, когда. Мне туда как-то неприятно одной ехать.

– Хочешь, я тебе компанию составлю?

– Теть Зой, правда?

– Правда. Конечно, я тебе там помощник никакой, в смысле уборки, но на моральную поддержку можешь рассчитывать.

* * *

– Да-а, квартира, конечно, очень запущена. Тут не уборку, а капитальный ремонт делать надо.

– Не на что. Вот если бы мама нашла сокровища…

– Не говори… И какие твои планы ближайшие?

– Самые ближайшие – выкинуть все на помойку. Мне тут до всего дотронуться противно. Потом – убрать как следует. Все вымыть, вычистить. Может быть, обои новые поклеить.

– А жить ты тут собираешься?

– Даже не знаю. Наверное, пока нет.

– Тогда эту квартиру можно будет сдавать. И ты деньжат прикопишь.

– Да, правда. Наверно, так и надо будет сделать.

– Ну ладно. Давай-ка… с чего начнем?

– Ох!

– Ох, не ох, а делать надо. Я думаю, в первую очередь надо избавиться от матраса. Он тут всю атмосферу отравляет.

– А как? Он такой огромный.

– Давай скатаем его в рулон, обернем пленкой и перетянем скотчем или веревкой. Тогда его можно будет снести на помойку. Давай, скатывай, а я буду держать. Чтобы не разматывался.

– Фу! Меня сейчас стошнит!

– Завяжи лицо своим шарфом. Я тоже так сделаю. А то действительно невозможно!

Матрас оказался набит конским волосом и был туг, упруг и неподатлив.

– Господи, сколько ж лет этому матрасу! Наверное, мой ровесник!

– Тяжелый, гад! Теть Зоечка, держи крепче, а то он разматывается!

– Да я уж стараюсь! Сейчас. Подожди, я его прижму как следует!

Тетя Зоя изо всех сил надавила на матрас, и в этот момент раздался треск – лопнула старая истертая обшивка. Из дырки полезла спутаная колкая черная щетина.

– Вот черт! Мало тут пуха, сейчас еще все щетиной покроется!

Ася рассмеялась, Зоя тоже. Они отпустили матрас, который тут же разложился снова во всю длину.

– Ф-фу! Слушай, Аська, а что если мы его разрежем пополам? Выгребем этот конский волос…

– А чем? У нас таких ножниц нет! Тут пилу надо. – Да, ты права. Попробуем еще раз.

Они стали снова скручивать матрас, стараясь делать рулон как можно туже. Обшивка трещала и лопалась. Из всех прорех топорщился конский волос.

– Господи! Как она спала на таком матрасе! – Считается, что матрас на конском волосе полезен.

Матрас становился похож на огромную ощетинившуюся катушку. Ася исколола все руки, но, наконец, ей с трудом удалось закрепить рулон несколькими витками скотча.

– Ну все. Слава богу! Давай поставим его в угол. Около двери, чтоб потом удобно было его выкатить.

Они стали двигать матрас к двери, и вдруг Ася ощутила под рукой что-то металлическое.

– Подожди-ка, теть Зой, тут что-то такое…

Из прорехи матраса выглядывал коричневатый бок жестяной коробки.

* * *

Это была довольно большая прямоугольная, потемневшая от времени коробка то ли из-под чая, то ли из-под халвы. На помятой крышке виднелся полустертый орнамент. Какое-то время они молча смотрели на коробку.

– Что это, как ты думаешь?

– Понятия не имею. Может и правда там ценности какие-то?

Ася взяла коробку, потрясла.

– Ничего не гремит. Но не пустая.

Зоя Артемьевна подержала коробку в руках.

– Да, тяжеленькая. Что-то там явно имеется.

– Что делать будем?

– Как что делать? Открывать!

– Как-то страшно!

– Что страшно-то? Сейчас все узнаем, что за приданое тебе тетка Ксения приготовила.

– Ой, теть Зой, не надо так говорить. А вдруг там…

– Что?!

– Ну, не знаю… Если б она хотела мне приданое оставить, она бы мне сказала. Я столько времени у нее проводила…

– Тоже правда. Но насчет приданого я пошутила. А коробочку мы с тобой все-таки вскроем.

Это оказалось не легким делом. Крышка так плотно прилегала к самой коробке, словно за долгие годы вросла в нее. А может быть, она и в самом деле была припаяна или приклеена. Тетя Зоя и Ася сломали два и погнули несколько ножей, потом с помощью топорика-секача наконец вскрыли свою находку.

Содержимое коробки вряд ли годилось в приданое: пачка писем, перевязанных шпагатом; два блокнота – большой и поменьше; две записных книжки; пакет с фотографиями. Ася полистала одну из записных книжек, но потом положила ее обратно. Она ничего особенного не ждала, но все же была разочарована.

– Знаешь, теть Зой. По-моему, ничего интересного. Пойду-ка я лучше убирать.

– А я бы чаю выпила. Тут есть что-нибудь?

– Да. Тут есть чай, печенье. Чашки абсолютно чистые. Я их сама мыла, можешь пить спокойно. Вообще кухня вся чистая.

– Так, Асенька. Давай мы сейчас сделаем чайную паузу. Потом ты пойдешь убирать, а я посмотрю, что за клад мы с тобой откопали.

* * *

Через некоторое время Ася заглянула на кухню.

– Теть Зой, еще минут пятнадцать – и я все. А ты как?

Зоя Артемьевна сидела за столом, подперев щеку ладонью. Перед ней на столе лежало несколько писем, разложенные в ряд фотографии, раскрытые блокноты.

– Понимаешь, какое дело… – задумчиво произнесла Зоя Артемьевна. – Слушай, Ась, а ты не находила там у Ксении какие-нибудь письма, фотографии, бумаги?

– Да, я видела в серванте, там целый ящик бумаг. – Тащи-ка их сюда. Прямо весь ящик можешь принести?

* * *

Ася сняла фартук, перчатки, вымыла руки.

– Все, теть Зой. На сегодня хватит.

– Да, сядь, передохни. А то ты совсем уж умоталась.

Ася плюхнулась на стул.

– Уф-ф. Сейчас бы в душ! А что у тебя, теть Зой? Зоя Артемьевна помолчала, потом как-то устало произнесла:

– Да в общем-то ничего особенного. Ничего такого, что могло бы быть тебе интересно.

– Да? – с сомнением спросила Ася. – А все-таки? – Ну, старые письма, причем чужие. Старые фотографии. Старые записные книжки.

– И все? Больше ничего?

– Да. Больше ничего.

– Значит, мы сейчас уходим?

– Да, минут через пять.

Ася перестала задавать вопросы и молча смотрела на тетку. Та сидела, грузно облокотившись на стол и подпирая щеки ладонями, сложенными наподобие несжатых кулаков. Лицо ее было мрачным, брови нахмурены.

Выждав некоторое время, Ася все-таки решилась прервать непонятную тишину.

– Теть Зой, ты чем-то расстроена?

Зоя Артемьевна уже хотела ответить – нет, все нормально, но увидев встревоженные Асины глаза, мягко сказала: – Да, Асенька.

– Это из-за писем? Ты не хочешь мне рассказывать? Это как-то связано со мной?

Зоя удивленно посмотрела на племянницу:

– С чего ты взяла?

– Ну, потому что твое настроение изменилось после прочтения этих бумаг. А раз ты не хочешь мне рассказывать, значит, боишься расстроить меня. Значит, это как-то меня касается.

Тетя Зоя улыбнулась:

– Аналитик ты мой дорогой! Ладно, скажу тебе так – я действительно не хотела тебя расстраивать. Но к тебе эти письма не имеют никакого отношения.

– А что же это за письма?

Зоя вместо ответа протянула ей письмо.

– На, прочти.

Ася пробежала письмо глазами.

– Ну и что?

– Теперь вот это прочти, – Зоя подвинула к ней другое письмо.

– Теть Зой, я ничего не поняла. Объясни мне, что это за письма.

– Читай еще раз. Внимательно.

– Ну, теть Зой!

– Читай, читай!

Ася, вздохнув, начала вчитываться в мелкий, но разборчивый почерк писем.

Подняв голову, Ася встретилась глазами с теткой, которая терпеливо наблюдала за ней.

– Так, хорошо. Теперь вот это, – тетя Зоя придвинула к Асе еще один листок.

– Прочитала? Что скажешь?

Ася покачала головой:

– Я даже не знаю… Теть Зой, я правда ничего не понимаю.

Они помолчали, глядя друг на друга.

– Так, ладно, – произнесла наконец тетя Зоя. – Давай-ка так сделаем…

У Аси зазвонил телефон.

– Алло! Да, мам. Нет еще. Мы тут с теть Зоей… – Зоя погрозила пальцем – пока ничего не рассказывай. Ася понимающе кивнула. – Мы тут с теть Зоей убираем. Да, еще какое-то время побудем здесь. Не волнуйся, мы же вдвоем поедем. Хорошо. Я позвоню.

– Так, Асенька, на самом деле пора нам собираться. Уже время десятый час. Мы с тобой тут полный день отработали. Перезвони домой, что мы выходим. Пусть тебя папа встречает.

– Да зачем это нужно? Время детское. Народу полно. А давай ты у нас переночуешь?

– Нет, Асенька, спасибо. Я уж поеду домой, меня Женя ждет.

– Теть Зой! – со смехом сказала Ася. – Представляешь, какая у мамы будет реакция, когда она узнает, что мы нашли в матрасе коробку! И какая реакция будет потом, когда она узнает, что в коробке только старые письма! Это будет нечто!

Зоя Артемьевна посмотрела на Асю, словно бы раздумывая – говорить или не говорить.

– Знаешь что, Ась… давай-ка мы пока не будем никому рассказывать об этой находке. Я тебе объясню. Я хочу почитать все эти письма, разобраться, кому они и от кого. И тогда всем расскажем.

– Ну, хорошо, – удивленно согласилась Ася. – Хотя жаль… но если ты просишь…

– Да, считай, что это моя личная просьба. Обещай мне…

– Теть Зоечка, обещаю. Хотя мне это непонятно, но наверно ты не зря это просишь.

– Да, именно. Поверь, что так будет правильно.

* * *

– Что ж вы там столько времени делали? Неужели убирали?

– Ой, мам, знаешь, как там все запущено! Там еще не один день надо убирать! Потом мы же делали перерывы, отдыхали.

– Понятно. Трепались с теткой Зойкой. Чаи гоняли.

– Чай мы пили. Но больше там ничего не было, кроме чая. Поэтому я очень хочу есть.

– Что ты будешь? Котлету? Творог?

– Творог.

Ольга сидела напротив Аси и смотрела, как она ест.

– Мам, ну что ты смотришь мне в рот. Я так не могу.

– Да не смотрю я на тебя. Я просто хочу спросить…

– Ну, спроси.

– Вы там все как следует… То есть ничего такого… в смысле…

– Мам, ничего такого ни в каком смысле. Если тебя интересуют несколько старых писем, или, кажется, фотографий, то их тетя Зоя взяла себе на память. Больше ничего – ни рубинов, ни сапфиров. Ни старинных монет, ни ценных бумаг.

– Жаль. И все-таки странно… не может быть, чтоб у нее не было бриллиантов.

– Мам, что ты хочешь? Иди, убирай там все сама и ищи.

– Да нет, что ты. Я верю. Просто жалко, что нет ничего.

После трех-четырех «субботников» квартира тетя Ксении стала приобретать вполне приличный вид. Из мебели там был оставлен только обеденный стол и несколько стульев, а также старый массивный книжный шкаф, набитый книгами, и сервант с красивыми чашками, хрусталем и симпатичными безделушками.

– Чем не фамильные ценности? – спрашивала Зоя у Ольги. – Забирай. Ты ведь мечтала о наследстве.

– Да, это очень ценные вещи, – вполне серьезно отвечала Ольга, которой шутки на подобную тему казались неуместными. – Но я-то имела в виду что-то типа клада, спрятанное и случайно найденное. А этого пока нет.

– Да-а, тяжелый случай, – говорил дядя Женя. – Но ты, Оль, не первая, кто свихнулся на этом.

– Я не свихнулась. Я просто считаю, что это вполне вероятно, и не хочу оказаться в роли той родственницы, которая выкинула подушки.

– Но ты уже немного в ее роли, а если так пойдет, то будешь полностью ей соответствовать.

– Дядь Жень, ну хватит надо мной издеваться! – отмахивалась Ольга.

* * *

В один из дней тетка пригласила Асю на очередной «субботник».

– А разве мы не все там убрали?

– Нет, Асенька, остался еще один непроветренный угол.

Заметив, что Ольга прислушивается к их разговору, Зоя Артемьевна обратилась к ней:

– Оль, ты хочешь с нами? Поехали! Там надо еще кучу старого хлама разобрать.

– Нет, нет, я бы с удовольствием вам помогла, но у меня тут…Нет, к сожалению, не получится.

– Ну, смотри. А то поехали.

* * *

Квартира тети Ксении уже не производила гнетущего впечатления безнадежной запущенности. Отсутствие многочисленных целлофановых пакетов, набитых затхлыми простынями, застиранными ночными рубашками, комбинациями с оторвавшимся кружевом, а также сношенными набок пыльными тапками и полуботинками, давало возможность без брезгливого содрогания повесить пальто в прихожей. Отдраенные Асей кухня, туалет и ванная вызывали доверие при необходимости ими воспользоваться. Чистый пол и вымытые окна довершали впечатление, что в принципе в этой квартире можно будет жить, предварительно подвергнув ее капитальному ремонту.

Но в квартире все еще стоял тяжелый приторнопыльный воздух, который, казалось, выдыхали стены, потолок, а также многотомные советские собрания сочинений, стиснутые на полках корешок к корешку, как вымуштрованные солдаты. Скорее всего, именно они, законсервированные в книжном шкафу, обеспечивали неистребимость этого тошнотворного букета – прогорклых духов, модных в эпоху молодости хозяйки, сердечных капель, камфары, освежителей воздуха и того, что эти освежители должны были затмевать.

Войдя в квартиру, Ася первым делом кинулась открывать окна.

– Теть Зой, тебе не холодно? Я хочу проветрить.

– Оставь, оставь, пусть воздух идет. Мне нормально.

– Ну что, теть Зой, будем книги пылесосить?

– Будем. Обязательно. Но чуть попозже. А сейчас мы другим делом займемся.

Ася вопросительно посмотрела на тетку.

– Скажи мне, Асенька, ты никому не рассказывала про коробку с письмами?

– Нет, никому. Один раз, правда, когда мама допекла меня расспросами, я сказала, что кроме нескольких старых писем и фотографий, мы ничего ценного не нашли. Но она пропустила это мимо ушей. Ее письма не интересуют.

– Понятно. Хорошо. А тебя письма интересуют?

– Ну, как сказать… думаю, что не очень. Вообще-то я никогда не читала ничьих писем.

– А тебе совсем не интересно, что мы нашли в матраце? И почему я просила тебя никому не рассказывать об этом?

– Нет, теть Зой, как раз это мне очень интересно. Я просто ждала, когда ты мне сама обо всем расскажешь.

– Ладно. Бери стул, садись-ка сюда, будем вместе читать. И думать.

Ася уселась рядом с теткой. Зоя аккуратно разложила на столе исписанные листки с приколотыми скрепкой конвертами.

– С чего начать?

– Вот с этого. Бери, читай. Рассуждай. Лучше вслух.

– Теть Зой, смотри. Вот эти три письма – они никому не адресованы. Вернее, они не имеют конкретного обращения – типа дорогой такой-то или дорогая такая-то.

– Правильно. Молодец. Что еще можешь сказать о них?

– Что еще? На них нет даты.

– Так, дальше. Это еще не все.

– Все три письма лежали в конверте, на котором написано «Н.П.Вороновой». Значит, они предназначены для Вороновой?

– Ну, вполне возможно. Ты прочитала их? Каждое?

– Да.

– И ничего тебя не удивило? Ничего не заметила?

– Кое-что удивило. Но я не знаю, может это совсем не то…

– Ты не пытайся найти что-то суперсложное. Все на поверхности. Так что тебя удивило?

– Меня удивило, что эти письма… практически это одно письмо. Там один и тот же текст. Приглашение на собрание.

– Правильно. А как ты думаешь, для чего кому-то понадобилось посылать Вороновой три одинаковых письма в одном конверте?

– Не знаю, теть Зой. Не могу догадаться.

– Ладно. Вернемся к этому позже. Теперь давай определим, кто такая Н.П.Воронова. Там есть еще конверты на ее имя?

– Да, тут много писем на имя Н.П.Вороновой.

– И что ты можешь сказать про них? Посмотри внимательно на штемпели, на даты, обратные адреса. Что за люди писали этой Вороновой?

– Так. Восемь писем сорок восьмого года, десять – сорок девятого, шесть – пятидесятого. Отправлены они из какого – то…не разберу…Ш….ревска.

– Это в Сибири.

– A-а, я не знала. Так. Теперь смотрим. Эти все письма от одного человека – от ее сына. Они все начинаются – «дорогая мама» или «здравствуй, мама».

– Как ты думаешь, что он делал в Сибири?

– Работал? Геолог? Стройка века?

– Ася! У тебя по истории что было? Двойка? Подумай. Конец сороковых. Сибирь. Тебе слово ГУЛАГ ни о чем не говорит?

– Ой, конечно! Как же я не сообразила! Он писал ей из лагеря!

– Да, он писал из лагеря.

– Постой, тетя Зоя, тут есть еще одно письмо, оно тоже начинается «здравствуй, мама», но без конверта. Вот оно. Оно датировано восьмым октября сорок восьмого года. Значит, это тоже его письмо, первое из всех.

– Ну, мы не знаем. Первое ли. Но самое раннее из имеющихся. А конверт от него где?

– Конверта нет. Или подожди. Теть Зой, а вот тот конверт, в котором лежат три одинаковых письма, – он ведь тоже на имя Вороновой. И на нем штемпель от тридцатого октября. Сколько времени шло письмо из Сибири в Москву? Как раз около трех недель, если не дольше. Так что это вполне может быть конверт от этого письма.

– Правильно, Ася. Это так и есть. Но тогда что у нас получается с этими письмами? Которые одинаковые? Как ты думаешь, могли они быть посланы из лагеря?

– Думаю, что нет.

– Конечно, нет! Они были просто положены в конверт из-под другого письма кем-то, возможно, той же Вороновой. А скажи, пожалуйста, несколько писем с одинаковым текстом – это что значит?

– Это значит, что кто-то писал его под копирку.

– Да, но зачем? Зачем человеку иметь несколько копий одного письма? Ну, Ась?

– Может быть, чтобы отослать его сразу в несколько адресов?

– Конечно! Это же очевидно! Так, дальше давай рассуждай.

– Тут три копии. Значит, он хотел отправить их в три адреса.

– Отправил?

– Нет.

– Почему же?

– Что-то ему помешало.

– Что может помешать отправить письмо? Денег не было на конверты?

– Нет, это как-то несерьезно.

– Значит, в чем дело?

– Заболел? Не успел? Передумал? Не знаю, теть Зой. Не могу сообразить. Подскажи, что ты думаешь?