Текст книги "Разделенные острова. Книга 1. Благими намерениями"

– Идем, – позвала она.

Айвен протиснулся в узкое оконце с большим трудом, в первый момент неуверенно пошатнулся на старой черепице, готовой выскользнуть из-под ног, но тут же обрел равновесие. Ив скакала по крышам словно кошка, ему стоило некоторых трудов не отставать от нее и двигаться с той же скоростью. В несколько минут они пересекли район, приближаясь к центру города, тут дома стояли подальше друг от друга, часто мелькали вывески магазинчиков, было заметно чище. Так, прыгая с крыши на крышу в ночной темноте, они оказались на площади. Сначала опустились на балкон какого-то дома, вспугнув древмавшую на перилах кошку, а затем Айвен спрыгнул на землю и протянул руки к Ив, помогая ей спуститься.

Он знал, что она, несомненно, могла бы спрыгнуть и сама, и может быть даже половчее, чем он, но Ив не отвергла его помощи. Айвен поймал ее за талию, в который раз поражаясь тому, какой маленькой она была, и опустил рядом с собой.

Вокруг никого, ни прохожих, ни стражи, что видно прикорнула на посту. Айвен слышал дыхание людей в домах окрест, все спали.

Прямо напротив возвышался величественный храм, украшенный высокими стрельчатыми арками и витражами. Ив направилась прямо к нему, взошла по широким ступеням, мимо колонн, приотворила полукруглые двери, украшенные позолоченным барельефом в виде солнца, и оказалась внутри. Было темно, но это им не мешало. Свечи потухли, пахло воском и маслом, справа и слева – ряды изящных пилястр обрамляли большой круглый зал. Прямо перед ними – возвышение с алтарем – гладко отесанным камнем, накрытым алой тканью, и огромный, во всю стену витраж с изображением солнечного диска. Айвен на миг представил, как восходящее солнце во время службы проникает сквозь эти цветные стекла, окрашивая весь зал золотом. Наверное, у людей захватывало дух от благоговения перед этим Светилом. Ив двигалась между длинных скамей, осматривая роспись стен, изображавшей времена года, зима у входа, весна, лето и осень ближе к главному символу светила.

– Знаешь, – заговорила она, прикасаясь пальцами к алтарю, – когда-то у людей не было веры… вот совсем. Ни во что они не верили. И было им от этого плохо. Жизнь у человека невероятно короткая и от этого трудная, так много нужно успеть, и времени всегда не хватает. Они рождаются, в миг становятся старыми и умирают. Поэтому им нужно верить. И они стали верить. В бога-Солнце, дарующего жизнь, возрождающегося, бессмертного.

Она помолчала, подождав пока Айвен подойдет ближе.

– Альвы ведь тоже верят в Солнце. Не так, конечно, как люди. Не искренне. Они любят Солнце как равного. Не поклоняются ему, просто живут под его лучами, поют ему песни, но не веруют. Не с той силой, что люди. Люди взяли веру альвов, взяли их песни, изменили, конечно, на свой манер… и славят Солнце со всей искренностью. Да… вера нужна людям… без нее они и жить-то не смогут…

Она отступила от алтаря, нашла маленькую, неприметную дверь в один из внутренних коридоров и прошла по нему во двор за храмом. На миг Айвену показалось, что он видит ту тьму, чернее самой ночи, что оплела виноградный сад. Нет, виноград не погиб, на него словно накинули огромную сеть, прижимая лозы к земле, сминая их. Те самые незримые путы, что совсем недавно не дали ему сделать и шага, спастись. Каждая веточка, каждый листок был окутан этим, трепетал, бился, хотел жить, но не мог вырваться.

Ив пошла по винограднику, срывая лозы то тут, то там. Пальцы ее сплетали их ловко, сначала в венок, а затем в целую корзину. Она остановилась в самом центре, положила корзину под ноги.

– Ну вот, все готово…

***

Было за полночь, но еще далеко до рассвета, когда они вернулись в трактир через то самое маленькое оконце, через которое и покинули его. Трактир затих, лишь пара последних посетителей, которые уже не могли добраться до дома, храпели внизу, прямо за столами. Трактирщик ушел к себе, оставив лопоухого служку присматривать за спящими пьянчугами. Но тот, выпив остатки пива из кружек, брошенных на столах, уже сладко спал, растянувшись на лавке.

Ив направилась вниз по лестнице, в зал, не потревожив спящих, отворила боковую дверь и вышла в сарайчик. Айвен остался снаружи. Ночка всхрапнула, узнав приближающуюся хозяйку, и радостно заржала.

– Госпожа, – послышался голосок Таниты и она вынырнула из вороха сена, – уже утро?

Ее голос и глаза были полны надежды, руки, прижимающие к груди ребенка, дрожали.

– Почти утро, – согласилась Ив, – Нам нужно поговорить, дорогая моя…

– Конечно, госпожа, – бродяжка вся затаилась.

– У меня есть новости для тебя, но ты послушай внимательно… Ты любишь свое дитя?

– Конечно же, госпожа!

– И ты хочешь ей добра и счастливой жизни?

– Да, да, госпожа, все, что угодно сделаю для моей малышки! Она все, что у меня есть. Мое солнце! Я за нее и жизнь свою готова отдать!

– Ты уверена? – голос Ив стал совсем тихим.

– Конечно же… госпожа… – выговорила Танита и тут же вскрикнула от ужаса.

Айвен слышал как забилось ее сердце, сначала быстро-быстро, как птичка попавшая в силки, потом медленно, очень медленно… и совсем затихло. Он закрыл глаза. Воздух пах кровью.

Этот запах, казалось, алой змеей заползал ему в голову, душил его и манил одновременно. Солоноватый, терпкий, пьянящий. Айвен пытался дышать глубже, отогнать это наваждение, чувствуя как неестественно большие клыки впиваются ему в губу, дерут кожу.

Ив появилась на пороге со свертком в руках, малышка крепко спала. Присутствие Ив рядом, запах цветов, что исходил от ее волос, вернули Айвену покой.

– Запряги Ночку, встретимся на площади, – приказала она и мгновение спустя исчезла в переулке.

Айвен глотнул холодного, ночного воздуха и вошел внутрь. Бродяжка лежала на сене, веснушки еще четче проступили на ее побледневшем круглом личике, глаза были широко распахнуты и в них застыло выражение ужаса, из шеи стекала тоненькая струйка крови.

Поскорее выведя Ночку во двор, Айвен вернулся за седлом, он не хотел седлать лошадь внутри, не хотел и лишней минуты оставаться там, где растекался запах крови, манящий его. Когда он, ведя Ночку под уздцы, появился на краю площади, Ив уже поджидала его. Ее каблучки нетерпеливо постукивали по камням мостовой.

– Я очень устала, – сказала она капризно, погладила лошадь, взяла поводья из его рук и двинулась к ближайшему дому, чей фасад выходил на площадь.

Айвен узнал этот дом с балкончиком, именно тут они всего пару часов назад спускались с крыш. Дом был темен и пуст, хотя, без сомнения, обитаем. Ив подергала за ручку у входа, Айвен почувствовал легкий толчок невидимой силы и дверь, неожиданно, отворилась. Внутри было чисто и богато, первый этаж занимала гостиная с камином и кухня, на втором располагались две уютные комнатки – спальни. Ив заглянула сначала в одну комнату, потом во вторую, вернулась в первую, раскрыла пошире дверь, пропуская Айвена, который занес ее мешок с вещами, осмотрелась, вполне довольная комфортом. Кровать казалась вполне мягкой и свежей, на столе стояли свечи, большое кресло было придвинуто к окну, в углу рукомойник и даже ведро чистой воды, слева шкаф и ширма.

– Спокойной ночи, – сказала Ив и прикрыла за ним дверь.

Айвен вошел в комнату по соседству. Спать не хотелось. Ему чудился вкус крови на губах, в горле пересохло. За стеной зашуршала мягкая ткань, это Ив снимала платье, скрипнуло дерево – она залезла в кровать, он слышал ее спокойное дыхание, как она потянулась под одеялом, перевернулась на другой бок… слышал как она откинула прядь волос со лба, как одеяло скользнуло по изгибу ее обнаженного плеча…

Спать не хотелось.

Он расстегнул куртку, повесил ее на спинку стула, стащил рубашку через голову. Ополоснул лицо, долго смотрел на свое подрагивающее отражение в ведре, зачерпнул пригоршню, набрал в рот воды… Ему хотелось смыть этот вкус крови, соленый и сладкий одновременно. Попытался проглотить воду, поперхнулся, закашлялся, отфыркиваясь. Услышал за стеной торопливые шаги – Ив вскочила с постели…

– Я… в порядке, – прошептал он и ее босые ноги зашлепали по полу назад, к кровати.

– Я знаю, – прошептала она, постель снова скрипнула, зашелестело одеяло, – ты же не можешь умереть…

Он сел, прислонившись голой спиной к стене, он чувствовал как за ней Ив повернулась к нему и затихла.

Скоро рассвет.

Конечно же, он не спал.

***

Город проснулся удивительно рано. Захлопали распахиваемые ставни, заговорили люди, зазвякала посуда, а небо еще только начинало светлеть. Последние звезды еще тускло сияли на сером полотне, когда люди потянулись к храму. Собранные, хмурые, строго одетые. Айвен слышал как проснулась Ив, заплескалась вода, захрустело кружево ее одежды, стукнули каблучки. Она подошла к его двери:

– Пойдем, пора…

Они вышли на улицу, пересекли площадь, поднялись по ступенькам храма. Внутри было полно народа, скамьи ближе к алтарю заняли зажиточные лавочники, позади ремесленники и писари, а за ними, уже стоя, прочий люд: служанки в белых чепцах, крестьянки с лентами в волосах, работники в, наверное, единственных их белых рубахах, крестьяне, загулявшие в городе до утра. Все старались одеться в белое, выглядели торжественно.

Ив так же была в белом. Легкое, воздушное платье с вышитым подолом и рукавами-буфами в сочетании с серебристыми волосами, в которые она вплела красные ленты, делали ее похожей на неземное создание. Айвен недоумевал, почему никто не смотрит на нее. Все взгляды людей были устремлены к алтарю.

Они стояли позади всех, почти в дверях, но даже отсюда было прекрасно видно и слышно службу. На возвышении, полукругом у алтаря, стояло двенадцать молодых девушек и юношей в длинных, до пят, белых балахонах. Справа, из внутренних покоев появился высокий, сухой мужчина, так же в белом облачении, но с золотым символом солнца на груди. Айвен догадался, что это храмовник Огюст. Лицо его было словно выточенным из камня, резким и угловатым, больше подходящим для солдата, нежели для служителя храма. Короткие волосы уже изрядно тронула седина, лоб прорезали глубокие морщины, а глаза оказались необычайно светлыми, голубыми и яркими. Он взошел, занял место подле алтаря, простер вперед руки, словно обнимая всех собравшихся. И в этот момент юноши и девушки запели.

Айвен сразу узнал эту песню. Да, мелодия звучала проще, слова изменились, но он слышал эти песнопения столько раз за свои три сотни лет, что не мог не узнать их. Люди на свой манер пели альвскую молитву. Просто, бесхитростно, но с невероятной силой, их вера словно взмывала под своды храма. Огюст протягивал руки к людям, глаза его горели и на самой высокой ноте лучи солнца, окрашенные в золото витражом, за спинами хора, ворвались в зал. Певчих и самого Огюста словно окутало сияющим ореолом, их голоса возвысились, взметнулись.

Айвен почувствовал, как тонкие пальчики Ив коснулись его ладони и он осторожно взял ее за руку. И тогда запел весь зал. Запела и Ив, и даже он сам, правда другие, знакомые с детства слова, но сейчас это было не важно.

Огюст раскачивался из стороны в сторону, его руки, будто управляли этими волнами звуков и, повинуясь движениям, на самой сильной ноте, все стихло.

– Друзья мои! – в звенящей тишине голос храмовника звучал оглушающе, – Сегодня особый день! Я принес вам благую весть! Я принес вам Чудо!

Он замолчал, наблюдая за тем, как по залу пробежал удивленный вздох.

– В эти трудные дни, для нас всех, в дни, когда мы практически отчаялись, бог-Солнце послал нам свое дитя! Дитя-Чудо!

Кто-то из служек скрылся во внутренних покоях и вынес к алтарю корзину, сплетенную из лоз винограда. Огюст бережно достал из корзины ребенка, облаченного в белую сорочку и поднял над головой, чтобы ее видели все. Айвен узнал ее, малышку, еще недавно завернутую в грязные тряпки, ту, что так трепетно прижимала к себе бродяжка, в темном стойле трактира «Кружка».

– Смотрите и слушайте, и передайте тем, кто не слышал! Наши поля были мертвы, их поразила невиданная порча (в толпе кто-то утвердительно хмыкнул). Виноградники нашего храма увяли! Но сегодня они поднялись! Они ожили и зацвели, и среди лоз я нашел Чудо-дитя, вернувшее жизнь храмовым садам. Она – благословение Солнца! Она – наше спасение!

На этих словах луч солнца, необычайно яркий, осенил голову младенца. Люди в передних рядах поднялись со скамей, в задних рядах попадали на колени. Ропот «чудо, чудо, это знак» отражался от стен.

– Сегодня, и каждый год отныне в этот день мы будем чтить Солнце и праздновать! Во славу Чуда! Храмовые погреба отворят сегодня двери! Мы накроем столы на площади! Пусть каждый пьет вино с храмовых садов сегодня! Оно было благословлено Солнцем!

Огюст прижал ребенка к груди и заговорил уже чуть тише:

– Идите, друзья мои, и готовьтесь к празднику! Сегодня великий день!

Люди возликовали, под общий хор голосов и аплодисменты, Ив и Айвен вышли прочь из храма одними из первых. И он все еще держал ее за руку.

***

Сухие поленья весело потрескивали, разгораясь. Вечер был теплый, но Ив все равно разожгла камин в гостиной. За окном, на центральной площади, шумела разгульная толпа. Вино лилось рекой, из подвалов храма выкатывали бочку за бочкой, и народ все праздновал. Слышались тосты и поздравления, смех и уверения, что уж теперь-то все поля оживут, раз Чудо-дитя одним своим присутствием оживило храмовый виноградник.

Айвен сидел прямо на полу у камина, глядя в огонь. Яркая пляска напоминала ему утреннюю службу в храме и альвскую песню, которую он, как казалось, уже никогда больше не услышит. Кто научил людей альвским ритуалам? Айвен знал, что людской культ Солнца появился очень давно, больше трех тысяч лет назад. Но, конечно, никто из альвов не интересовался людскими верованиями ни тогда, ни сейчас. Знали бы они, что люди поют их песни. Кто научил их этим словам? В те далекие времена? Альвы и ныне не делились ни с кем своими святынями, а тысячи лет назад, когда между людьми и альвами то и дело возникали кровавые стычки, настоящие битвы… Никто из альвов никогда не научил бы людей своим песням. Но люди их пели… Тысячи лет… Кто научил их? «Когда-то у людей не было веры… и было им от этого плохо» – звучал в его голове голос Ив.

И он не хотел спрашивать ее.

Ив появилась в дверях бесшумно. Она была в том же белом платье, алые ленты в ее волосах струились по плечам, на миг ему почудилось, что это кровь и вспомнилась горячая, сладкая жидкость, стекающая с ее губ, разливающаяся по его телу и возвращающая его к жизни. Он почувствовал аромат травы и цветов, услышал стук ее сердца, закрыл глаза и увидел вдруг, даже сквозь плотно сомкнутые веки, каждую жилку в ее теле, наполненную кровью. Его клыки впились в собственную плоть, рот наполнился кровью, он хотел выплюнуть ее, но не мог. Сглотнул, во рту защипало.

Подобрав юбки, Ив опустилась рядом с ним на пол и так же устремила взгляд в огонь. На площади кто-то начал распевать веселые куплеты, сначала один голос, затем второй и вот уже бессвязный хор голосил что-то про пастушку и пропавшего барашка. Веселье продолжалось.

– Люди как никто умеют жить, – проговорила Ив, задумчиво, – Живут так мало, но так ярко. Альвы считают их варварами, мелочными, глупыми… Это не так. Альвы жестоки, безгранично жестоки… в своей высокомерной, изощренной гуманности…

Она вздохнула:

– Они создали меня… и тебя.

Айвен непонимающе взглянул на нее, она грустно улыбнулась:

– Разве ты не думаешь, что гуманнее было бы убить тебя? Когда ты вернулся к ним… Что сделала Старейшая? Она прогнала тебя, зная, что это значит… Но разве не гуманнее было убить тебя тогда? Но она отдала тебя мне… знала ли она, что это значит? Ты должен был умереть, но она побрезговала этим решением… Так же было и со мной. Много, много времени назад… Я должна была умереть…

Айвен видел как ее пальцы теребят край платья. Она волновалась.

– Я никому не рассказывала этого… так много лет…

Она снова замолчала, неожиданно повернулась к нему и спросила:

– Ты слышал о последнем короле?

– Не много, – ответил он тихо, – это очень… смутная история, о ней не осталось ни записей, ни живых свидетелей тех лет… и даже легенды крайне… хм…

– Не осталось живых свидетелей, – повторила она очень тихим голосом, ее пальцы сжали подол юбки и Айвену показалось, что он слышит как рвется с треском ткань, – Я расскажу тебе, – она перевела взгляд на огонь и уже не отрывалась от него, – Это было так давно… когда альвы правили этим миром. Когда люди были не многочисленны. Великое альвское королевство простиралось с запада на восток, с севера на юг на десятки дней пути. Все земли принадлежали альвам, густые леса покрывали все вокруг… И у этого великого королевства, конечно же, были правители. Королевская чета, древнейший род… Правил тогда король Биардоил с прекрасной королевой Катэль… правил мудро и жил счастливо, пока жена его не скончалась при родах. Так на свет появилась принцесса, наследница. Со смерти жены король был безутешен сотню лет, забросил дела, королевство начало роптать. И тогда советники уговорили короля женится вновь, нашлась и супруга, из не менее знатного рода. С виду тихая и покорная, но с ураганом страстей в душе. Сама ли она придумала этот план, или с советниками, тут история умалчивает. Король женился во второй раз, поддался чарам молодой и скромной новой жены и родил сына. Эдориила. Прошло совсем немного лет с рождения его, как король начал чахнуть на глазах. Еще молодой, по меркам альвов, он иссох, ссутулился, покрылся сединой, стал похож на призрака… скелет, обтянутый почти прозрачной кожей. Он потерял рассудок, а вскоре и скончался. В коридорах дворца шептались о том, что он был отравлен, но сплетников быстро затыкали. На трон взошла новая королева – Нанэлика… мать принца Эдориила… и мачеха наследной принцессы. Принцесса была еще совсем юна и не могла оспаривать трон… Советники были на стороне королевы, а недовольные – исчезали бесследно. Так шли годы. Принцесса оказалась пленницей в собственном замке. Ей запрещалось покидать территорию дворца, за каждым шагом ее следила стража и множество шпионов… А потом принц Эдориил повзрослел. И вырос он в алчного до власти, жестокого тирана. Быть сыном правящей королевы было не достаточно для него… Он хотел править сам… Вот только… он был младшим из наследников. Так это и случилось. В одну ночь, стража, по приказу принца, ворвалась в покои принцессы, вытащила ее из постели и бросала в подземелья… Темные, сырые тоннели под замком… решетки, крысы и ни одного луча солнца… Он не решился убить ее, замарать рук своих. Он бросил ее на верную смерть, запер и запретил кому бы то ни было входить в подземелья… Она осталась там, одна, в холоде, без света, воды, пищи… Как она страдала… Сначала плакала и молила, царапала железные двери, стучала, билась, хотела покончить с собой, да не смогла. Затем затихла, гневная… озлобившаяся… Тяжело сказать сколько времени прошло, а она не умирала. Она привыкла к темноте. Привыкла к одиночеству. Все ее ощущения обострились: слух, обоняние… Она научилась охотиться… на крыс… научилась чувствовать их присутствие, их движение, их сердца, их жизни… ту пульсирующую энергию, что пронизывает все живое. Она ела крыс… пила их кровь, чтобы жить, чтобы отомстить. И ярость ее была так велика, что пробудила в ней силы до того скрытые, никому не доступные. Отнимая жизнь, выпивая кровь, она подчиняла это существо своей воле. Сначала ненадолго… На пару минут всего, а потом они умирали… Но шли годы… годы… целая вечность… И крысы больше не умирали, никогда. Они теряли волю, становились пустыми оболочками, подчиненными ее воле… но больше не умирали никогда… Прожившие в темноте, роженные тьмой, они не выносили солнечного света, но ночью становились сильнее и злее. Тогда все и случилось… пришло время для мести… не для свободы, для одной лишь мести. Принцесса направила крыс к одному из стражников, они забрали его жизнь, а она забрала его волю… Открыла его руками двери своей темницы. Это была страшная месть. Ворота замка захлопнулись. Она забирала одного за другим, пополняя свою бессмертную армию… Кровь лилась по ступеням рекой… и камень стал из белого – черным… в одну эту ночь. Король Эдориил, ее брат, заперся в тронном зале… но двери разлетелись в щепы, не в состоянии сдержать ее гнев… Он был один, остался один, последний… Вооружившись мечом он бросился в атаку… он был мерзавец, а не трус. Но ярость принцессы оказалась так велика, что обрела отдельную форму… Он не смог прикоснуться к ней, не смог добежать… между ними встала стена, его руки и ноги связала ее сила… И тогда она убила его… она выпила его кровь… и была проклята навеки… она больше не была альвом… и замок стал ее домом, почерневший, мертвый, заполненный ее гниющими слугами… С тех пор у альвов нет королей… да и королевства…

Она поднялась, чуть пошатнулась, неловко.

– Выйдем на воздух? – спросила она и пошла первой, наверх, в свою комнату.

Растворила двухстворчатые, высокие ставни и вышла на балкон. Айвен присоединился к ней, задумчивый, молчаливый. Ив втянула носом прохладный ночной воздух, пропитавшийся пряными запахами вина, ее щеки пылали. Гуляния почти утихли, площадь опустела, какая-то парочка слилась в жарких объятиях по углу дома… в переулке. Ив смущенно отвернулась от них.

– Люди, – проговорила она, – они другие… Дай им веру, надежду, небольшой толчок и они покорят весь мир… Они уже хозяева всех земель… Альвы погибнут… их уже мало, пройдет время и их не останется вовсе… Но я не буду той, кто убьет их…

Она издала звук, похожий на смешок.

– Нужно быть гуманней…

***

Они покинули город еще до утра, пока все спали. С трудом разбудили явно отлично отпраздновавшего накануне стражника и велели ему отпереть городские ворота. Ночка трусила на запад, довольная тем, что вновь оказалась на дороге, в чистом поле. Ив мирно дремала у него на руках.

Этой ночью, там, на балконе, после всей этой истории, после всех ее слов, когда она замолчала, Айвен увидел, как глаза ее наполнились слезами. Он не мог ей помочь, он не мог даже осознать до конца, что чувствует тот, кто прожил столько лет… много сотен лет… никто из альвов не жил так долго. Он просто шагнул к ней и прижал ее к себе. Она обмякла в его руках… она пахла лесными цветами и дымом камина, и он чувствовал, что она еле держится на ногах. Айвен поднял ее на руки, вынес с балкона и осторожно уложил в постель. Она уснула еще до того, как он накрыл ее одеялом. Город затих…

На утро, когда пришло время отправляться в путь, она была холодна и отстранена. Все, что она сказала это «нам пора» и направила лошадь на запад из городских ворот.

Ехали уже несколько часов, забрезжил янтарный рассвет, пригревая спину, когда Айвен почувствовал горький запах соли в, коснувшемся его лица, ветерке. Это было море… он никогда не видел моря, не чувствовал его, но сейчас он точно знал – это оно.

Его охватило волнительное предвкушение, невольно он подгонял Ночку вперед, чтобы скорее увидеть бескрайнюю синюю гладь, о которой до того лишь читал. Откуда в нем эта жажда к путешествиям, которой, вроде бы не обладают альвы? Сделала ли она его таким, или это всегда было в нем и лишь ожидало шанса пробудиться?

– Альвы слишком высокомерны для путешествий, – фыркнула Ив и он, сосредоточенно вглядывающийся вперед все это время, заметил, что она давно проснулась, – ведь тогда им пришлось бы общаться с теми, кого они считают много ниже себя…

Айвен не ощущал в себе неприязни к людям или отвращения к их обществу… но был ли он теперь альвом? Может, он теперь ощущал совсем не то, что чувствовал бы раньше? Его жизнь до встречи с Ив будто заворачивалась в плотный туман… его друзья… дом… город… лес… конечно, он еще помнил все это, но так отстраненно, будто часть чужой, совсем не его жизни.

Море выглянуло из-за холма внезапно. Ив остановила Ночку, наслаждаясь пейзажем. Солнце ослепляющими бликами скакало по волнам невероятного лазурного цвета, на горизонте сливающимися с небом в единое целое. С вершины крутого откоса им открывался вид на разместившуюся внизу рыбацкую деревушку. Несколько нелепых домиков с рогатинами, воткнутыми в песок, на которых сушились сети, ветхие лодки, перевернутые днищами кверху, хозяйки на берегу чистили утренний улов. Правее же деревушки раскинулся лагерь, Айвен поначалу решил, что военный, но люди, мелькавшие между палаток на военных походили очень мало. Это были рабочие. Они деловито, как муравьи, сновали по лагерю, что-то таскали, грузили в лодки и отвозили на большой корабль, пришвартованный в бухте.

Айвен, никогда не видевший кораблей, был поражен. Ему казалось, что корабль это лишь лодка побольше… но то, что он видел сейчас являло собой настоящее произведение искусства. Не смотря на спущенные паруса, вид у судна был все равно величавый. Три высокие, стройные мачты, увенчанные развевающимися флагами, резные борта с отверстиями под весла, изогнувшаяся скульптура прекрасной девы на носу.

Ив пустила Ночку по склону и вскоре она уже осторожно, увязая, пробиралась по песку. Они, не задерживаясь, миновали деревню и въехали в палаточный городок. Спешились, но Ив не торопилась снимать плащ в этот раз. То ли готовилась произвести максимальное впечатление, то ли считала публику не достойной. Рабочие, грозные, усталые и озлобленные, не обращали на появившихся путников никакого внимания.

Ив уверенно направилась к самой большой и менее всего потрепанной палатке. Они подошли в тот момент, когда полотнище входа затрепетало, откинулось, и из-под него выскочил юноша, сжимающий в руках ворох бумаг и сопровождаемый цветистой бранью, доносившейся изнутри. Юноша рванул прочь, а бас из палатки продолжать ругаться, когда Ив и, вслед за ней, Айвен скользнули внутрь, под полог.

– Ну что там еще! – зарычал недовольный голос, обладатель которого сидел посреди этой импровизированной комнаты, зарывшись в страницы конторской книги. Перо в его руке скрипело, все пальцы были в чернилах, но сам он внешне менее всего походил на писаря.

Это был невысокий, крепкий, начинающий полнеть мужчина, его квадратное лицо было обветрено и обгорело на солнце до кирпичного цвета. Пышная темная шевелюра волнистых волос переходила в бакенбарды, усы и аккуратную бородку, подчеркивающую суровый, выпирающий подбородок. Одет он был изысканно, но просто, даже скорее по-военному. Просторные шаровары заправлены в высокие сапоги, начищенные до блеска, на поясе короткая, изогнутая сабля на южный манер, синяя, как само море, рубашка с широким воротом, а сверху плотный жилет из кожи.

– Бездна тебя раздери, я же уже все сказал тебе… – начал он тираду своим звучным басом, поднял голову на вошедших и осекся.

Именно в этот момент Ив и скинула свой капюшон. Все внутри палатки на миг будто озарилось серебряным сиянием. И заваленный бумагами стол, и ширма, из-за которой выглядывала не прибранная койка, и второй столик, на котором стояли свечи, бокал и бутылка, початая конечно же, и многочисленные мешки и бочки, мотки толстого каната.

– Простите мою грубость, госпожа, – тут же опомнился человек, вышел из-за стола и галантно раскланялся, – День только начался, а у меня уже все из рук! Чем я могу служить?

Он, как и многие другие, мгновенно ощущал превосходство Ив.

– Скажите, это ваш чудный корабль там, в бухте? – спросила Ив, делая вежливый, немного чопорный реверанс в ответ на его поклоны и расшаркивания.

– Да, это моя красавица, моя Боннита, – расплылся в улыбке человек, – позвольте представиться – капитан Гродэ… Джотэр Гродэ…

– Капитан Гродэ, – Ив снова сделала легкий реверанс, – тогда вы именно тот, кто нам нужен, – улыбнулась Ив, – позвольте представиться – принцесса Ивланатиэль, – она наигранно небрежно откинула волосы за уши и капитан сдавленно ахнул, чуть было не упав назад, в кресло, – и мой сопровождающий, телохранитель, воин и защитник королевской семьи – господин Айвен…

На этих словах Айвен почувствовал, как ее невидимая сила тронула его за руку и он так же скинул капюшон, открывая свое лицо.

Гродэ рассыпался в поклонах, заметался по комнатушке, пытаясь организовать высоким гостям стулья, в итоге усадил Ив в собственное кресло, со скрипом выдвинув его из-за стола, а сам остался стоять. Несколько раз он с сомнением покосился на бутыль, ожидающую своего часа на маленьком столике, но видимо пришел к выводам, что предлагать подобное пойло гостям будет еще оскорбительнее, чем не предлагать ничего вовсе. Когда он, наконец, успокоился, Ив продолжила:

– Мы путешествуем с дипломатической миссией… двигаемся из Столицы на восток, но… желали бы осмотреть и новые поселения на юге… Как я слышала, ваш чудный корабль должен направляться как раз на юг… Мы хотели бы купить… проезд на вашем судне…

– Купить… ну что вы, что вы, – Гродэ затряс головой, – это такая честь для меня… принять на борту… ваше высочество… честь… я был бы очень рад… да… но… Бездна его подери! Мой корабль… не может выйти в море!

– Разве он еще не готов?

– Готов! Уже две недели как готов! Да появилась… некая проблема, о которой я не могу позаботиться… и теперь… мы застряли тут! Я и моя команда… тут, на этом берегу!.. Хоть возвращайся домой похусу! Ей Бездна ити!

– Что за проблема? – приподняла брови Ив.

– Ундины… – с невероятным раздражением выдавил, прорычал капитан, – эти водные твари не дают нам покинуть бухту!

– Но, насколько я знаю, они существа мирные… рыбаки многие годы промышляют в этих водах…

– То правда, – кивнул Гродэ, – с рыбаками у них что-то вроде договора… Рыбачат себе в обмен на дешевые блестящие безделушки и прочие мелочи… Да только наш корабль совсем другое дело.

Капитан вздохнул, поскреб кудрявую бороду и продолжил:

– Есть у меня три корабля, Боннита – четвертый. Плавают те три от юга на восток, в один из открытых имперских портов… торгуют. Да с теми людьми хорошей сделки не сделаешь… И решил я пустить еще один путь, с востока на запад, да через мою плантацию… Так и быстрее выходит, да безопаснее… и груза больше, да и что там – люблю я море. Взял я людей и вот, прямо тут построил корабль.

– Почему же не приплыли на уже готовом?

– Нет, нет, так с людьми не сговоришься. Ты им что-то новое, а они – не хотим, не надо… А так, я нанял и работников из местных, и материалы тут купил, и они своими руками возвели такую красоту… Теперь они и сами хотят плыть, и новые корабли строить, и радеют за дело всем духом своим. И я им – благодетель, который щедро их труд оценил. И репутация у меня, и связи наладились за это время… Совсем другое дело, нежели если б явился я сюда не зван, не прошен!

Ив закивала:

– Так что же ундины?

– Да… так вот. Пока строили мы, они на нас внимания – ноль, а как пришло время отплывать, то бишь две недели назад, расправили мы паруса, направились из бухты, а там они! Целая туча, преградили нам путь, гневятся… я-то их языка не понимаю, да и не язык это вовсе, писк да бульканье, но один из матросов моих – местный, обьяснил. Дескать ундины эти, Бездна их, не хотят чтобы в водах этих плавали большие корабли, их тревожили. Против они торгового пути и все тут… И вот две недели мы не можем сговориться. Я уже и просил, и дары приносил, и денег предлагал – они на своем, не пустим и все тут. Хотел приказать перебить их… да их там тьма, да и люди не пойдут на такое… побоятся, что ундины рыбаков начнут под воду утаскивать. Это ж война будет. Да и репутация моя пострадает. Так что… застрял я тут! С кораблем, командой и этими бездновыми подводниками… А дома у сына проблемы… Хоть все бросай и сушей к нему…