Текст книги "Неизведанный Рим. Легенды и секретные места Вечного города"

30. Ход королевы под инжиром

Район за Chiostro del Bramante в сторону реки Тибр – закрученные задворки, где можно потеряться в два счета. Подождите нервничать и включать навигатор на смартфоне – это даже к лучшему.

В этой части центра нет крупных достопримечательностей, которые можно было бы взять за ориентир. Но зато еще осталась атмосфера старого Рима. Со множеством ремесленных лавок, реставрационных мастерских, антикварных магазинов, уютных тратторий.

Не исключено, что на piazza del Fico вы забредете случайно в поисках выхода из нескончаемого лабиринта улиц. Путешественник, привыкший к навязчивой роскоши парадных фонтанов и церквей, вряд ли остановится.

И все же здесь живет знаменитость, чьим именем названа и площадь, и популярный на весь район бар.

Только это не человек, а дерево.

Fico – это инжир, или смоковница. Его сложно назвать типичным городским жителем – он чаще встречается в садах на юге Италии. К августу его ветви наполняются приторно-сладкими зелеными или лиловыми плодами, которые римляне употребляют в непривычном сочетании – на пицце (pizza e fichi).

В местном сленге есть поговорка mica pizza fichi! – «это вам не пицца с инжиром!». Так говорят, когда хотят подчеркнуть ценность вещи или события – о чем-то, что заслуживает уважения. Вроде нашего «не лыком шит» или, как говорят в народе, – «не хухры-мухры». С древних времен инжир с хлебом считался пищей бедняков, поэтому ценился невысоко. Но сейчас это любопытный местный стрит-фуд или блюдо в пиццерии.

Несмотря на популярный бар на площади, римляне приходят сюда не столько поесть, сколько посидеть на улице под тенью инжира. Дерево, под которым все собираются, – полноценный компаньон и маяк для встреч.

Римские инжиры упрямые и целеустремленные – растут из асфальта, опираясь на стены домов. Один мы уже вспоминали на via Margutta, а второй, не менее известный, обитает на Римском форуме.

Можно сказать, что инжир – свидетель зарождения самого города.

Согласно легенде, волчица выкормила младенцев Ромула и Рема – основателей Рима – под диким инжиром (Ficus Ruminalis – по-латыни «Руминальная смоковница»). Дерево считалось священным атрибутом богини Румины, которая отвечала за роды и детство, а также помогала грудному вскармливанию у людей и у зверей. В память о спасении близнецов инжир посадили в центре древнего Форума вместе с двумя другими значимыми для римлян деревьями – оливой и виноградной лозой. С 1950-х годов римская администрация решила восстановить традицию и заново высадила три дерева. Будете на Форуме – обратите внимание, они там не просто так, и растут все рядом друг с другом.

Есть еще один знаменитый исторический эпизод с участием инжира.

Накануне Пунической войны цензор Марк Порций Катон произнес речь перед сенатом, показав свежий плод инжира, сорванный всего лишь три дня назад в Карфагене. Это означало, что противник ближе, чем кажется, – всего несколько дней плавания, и Риму будет угрожать вторжение врага.

Сегодня мало кто помнит эти истории, собираясь на уютной площади.

Инжир на piazza del Fico посадил Пьеро Серафини, сын Гуррьеро, открывшего в 1928 году одноименный бар. Заведение пережило не одно поколение, умело мимикрируя под меняющиеся вкусы разных поколений, но сохраняя винтажный облик и расслабленную атмосферу. Теперь здесь можно не только выпить кофе с утра, но и пообедать и поужинать.

Пьеро уже за 70, но он по-прежнему завсегдатай площади. Более 30 лет назад ему пришла в голову идея собрать любительский шахматный клуб. Его члены ставили пару складных столиков под деревом (понадобилось три попытки, чтобы оно прижилось) и приходили поиграть ежедневно в любую погоду.

Как много лет назад, они встречаются и сегодня. К полудню местные старички подтягиваются к расставленным на улице столикам, раскладывают доски в уголке под инжиром и принимаются за настольное сражение. Ограничений по возрасту нет – могут участвовать все от 10 до 90 лет. Но средний возраст все же ближе к пенсионному.

Поглазеть на игру останавливаются и случайные прохожие. Их тоже охотно привлекают к партиям, хотя не без типично римского снобизма. Заядлые игроки уверены, что шансов у них немного. Хотя бывает, попадаются и опытные.

Рассказывают, был тут один в 2004 году. Приходил, съел кусок пиццы, запил капучино (слышите презрительную нотку? Кто же так делает?). Поиграл, выиграл. Гарри Каспаров звали.

К вечеру шахматные баталии завершаются, место под инжиром пустеет, а на смену клубу старичков приходит римская молодежь. Прямо из офиса, еще в рубашках, с засунутым кое-как в карман галстуком, с бокалом апероль-спритца или вина в руках, они заполняют все пространство тесной площади. Места категорически не хватает из-за припаркованных вплотную машин и мопедов. Но это никого не смущает: их крыши и сиденья к концу вечера превращаются в барную стойку, заставленную пустыми стаканами.

Пьяцца-дель-Фико – неформальное сердце района. Если повезет, то можно встретить кого-нибудь из актеров или музыкантов, которые живут неподалеку и заглядывают пропустить по стаканчику, – Риккардо Скамарчо, Валерио Мастандреа, Алекса Бритти, Даниеле Сильвестри.

В итальянском есть еще одно выражение про инжир – che fico! – как круто!

Вряд ли это совпадение – римские фиговые деревья заслужили исключительно положительную репутацию.

31. Пасквинские стишки

После встречи с двумя «говорящими статуями» (Бабуином и Водолеем) мы наконец добрались до председателя «Конгресса остроумных».

Пасквин – главарь банды каменных бунтарей и зачинщик городских скандалов. За четыре столетия активных «выступлений» Пасквин не просто стал персонажем городского фольклора, а сам создавал его.

Началось все вполне безобидно. В 1501 году кардинал Оливьеро Карафа (помните его по дворику Браманте?) приобрел новый особняк за площадью Навона. Бывший дворец Орсини (на его месте теперь палаццо Браски, музей Рима) требовал ремонта, а у входа вообще было ни пройти ни проехать – грязь, мостовая вся в ямах.

Новый жилец взялся за перекладку брусчатки, чтобы привести улицу в порядок.

И тут кардинала ждал сюрприз! Рабочие извлекли из-под земли обломок мраморной статуи, пролежавшей там, вероятно, не одно столетие. Горожане использовали могучий торс, едва торчащий на поверхности, как опору для перехода улицы, чтобы не намочить башмаки, когда лужи становились совсем глубокими.

Карафа, знаток и покровитель искусств, сразу сообразил, что ему попался ценный экземпляр. Его догадки позже подтвердят Микеланджело и Бернини, сравнивая найденный фрагмент с Бельведерским торсом и Лаокооном из Ватиканских музеев.

Для кардинала подобный клад был поводом для гордости перед коллегами в пурпурных мантиях, которые обожали украшать свои резиденции античными находками.

Он поместил мраморный обломок на пьедестал, отметил его фамильным гербом и подписал своим именем и датой находки. Статуя по-прежнему занимает почетное место в углу треугольной площади, названной в ее честь – piazza di Pasquino.

Несмотря на кардинальское воодушевление, в скульптуре красоты было не так уж и много.

Простой обнаженный мужской торс с накинутым на одно плечо плащом, без конечностей, с потертым лицом. Он изображает античного героя или полководца в попытке удержать другую фигуру, от которой почти ничего не осталось.

Немало было попыток идентифицировать персонажей.

Может, это Аякс, несущий умершего Ахиллеса?

Или Менелай с телом Патрокла? Похожая скульптурная группа стоит во Флоренции в Лоджии Ланци на площади Синьории. Ее тоже нашли в Риме в виде обломка, почти двойника Пасквина. Папа римский подарил фрагмент Козимо I Медичи, а придворные мастера «отреставрировали» его (пожалуй, чересчур) по моде эпохи маньеризма. Так, что уже и не узнать под приклеенными руками и ногами античный бюст.

Некоторые утверждают, что Пасквин – это просто безымянный гладиатор.

Кто бы это ни был, исследователи определили, что статуя относится к III веку до н. э.

Возможно, она служила украшением стадиона Домициана, который в древности находился на месте площади Навона.

Но в Риме XVI века у торса началась новая жизнь под новым именем.

Мог ли это предположить неизвестный античный скульптор, создавая свое произведение?

Хоть руки и ноги мраморный инвалид и потерял за прошлые века, но язык остался при нем. И он оказался настолько острым, что доставлял немало беспокойства правящим верхам в Ватикане. Казалось бы, какой-то невзрачный обломок, спрятанный в углу площади. Но все видит, слышит, все про всех знает и не стесняется об этом заявлять во всеуслышание.

Почему к статуе прилепилось прозвище Пасквин, тоже никто не знает.

В народе ходят легенды, что так звали некоего римлянина (трактирщика, брадобрея, портного, сапожника – подставьте свое), жившего неподалеку. В зависимости от варианта профессии рассказывают, что то ли он, то ли его помощники любили высказаться без всякой цензуры о папах римских и кардиналах. Многие пытались соотнести язвительный голос Пасквина с живым персонажем из плоти и крови. Но безуспешно.

Впрочем, традиция пасквилей (анонимных листовок с критикой власти) существовала задолго до появления Пасквина в качестве доски народной сатиры.

Но официально «карьера» Пасквина как народного пресс-секретаря началась с записки 13 августа 1501 года. «Говорящая статуя» пророчила кончину папе римскому Александру VI Борджиа, которого в городе никто не жаловал.

Анонимный автор умело играл словами, что наводило на мысль о причастности к академическим кругам.

Университет La Sapienza был отсюда в двух шагах, так что шутки студентов или профессоров вполне могли найти выражение в пасквинском творчестве.

Еще до того, как статуя превратилась в главного городского ворчуна и критика, одной из ее ролей было «председательство» на литературных конкурсах римских студентов. У Пасквина даже появился собственный праздник – 25 апреля, день св. Марка. День выбрали не просто так.

До появления «говорящей статуи» в эту дату организовывали религиозную процессию из соседнего прихода S. Lorenzo in Damaso. Шествие следовало по всему району Парионе, завершаясь у дворца Орсини. В этом месте их уже поджидали студенты Сапьенцы, желающие присоединиться к празднеству. Они распевали стихи на латыни и устраивали типичный молодежный разгул.

Пасквин добавил колорита в праздник 25 апреля.

Теперь поэмы посвящали ему, а гуляние переместилось к мраморному торсу, переодетому героем античных мифов или языческим божеством.

Смесь христианских и языческих обычаев ничуть не смущала ни римлян, ни ватиканскую власть. Даже наоборот – аллегории с античностью прекрасно ложились на современную политическую повестку.

В 1512 году Пасквина нарядили Марсом, богом войны, чтобы пошутить на тему завоевательных амбиций папы Юлия II. Через год статуя предстала в образе Аполлона (надежда на мир с приходом нового папы Льва X), а годом позже – Меркурия, бога торговли. Это был намек на возрождение финансов и благосостояния после войн предыдущих лет. У Пасквина было еще много образов, которые так или иначе отражали политику пап.

Вокруг этой темы и крутились все анонимные сочинения (пока еще без грубой антицерковной сатиры), которые университетский персонал вешал на пьедестал.

Но все равно требовалась твердая рука, чтобы вовремя остановить праздничный беспредел, который рисковал перетечь в уличные драки и слишком жесткую критику правящих кругов.

На праздники Пасквину назначался «секретарь» в лице кардинала (а иногда не брезговал и сам папа). Он выполнял одновременно роль спонсора торжеств и контролера морали. По окончании праздника самые удачные афоризмы Пасквина собирали и печатали в сборниках.

Очевидно, что в начале пасквили были вполне официальным каналом народного самовыражения. Но очень скоро ситуация вышла из-под контроля.

Римлянам не хватало одного апрельского праздника, чтобы высказаться на наболевшие темы. Поэтому, разумеется, Пасквин не молчал и остаток года. «Легальный пасквинизм» (одобренный папским кругом) все больше замещался «подпольным».

Постепенно градус сатиры нарастал, и папы уже никак не могли на это повлиять.

Во время одобренного Ватиканом праздника Пасквин становился папским слугой – пел дифирамбы понтифику и кардиналам. Допускалась легкая ирония к власти в виде прививки против нелегальных листовок, которые анонимно развешивались по городу. Все оставшееся время до следующего 25 апреля на пьедестале процветала колкая критика в адрес Святого престола. Доставалось всем и за каждый проступок: покровительство родственникам при назначении на высокие посты, интимные связи вопреки целибату и прочие погрешности. Вот такой парадокс. Голосом Пасквина разговаривало немало известных римских поэтов.

Передать слово анонимной мраморной глыбе – гениальное решение в условиях, когда за неповиновение или критику власти можно было лишиться головы.

Одним из самых активных авторов за спиной «говорящей статуи» был тосканец Пьетро Аретино. Его литературный почерк все узнавали моментально. Так что ни для кого не было секретом, кто развязал переполох вокруг выборов папы римского – конклава 1522 года.

Пасквин стал инструментом ожесточенной борьбы за ватиканский трон.

Аретино наняли сторонники кандидата Джулио Медичи, чтобы он строчил сатирические стихи от имени Пасквина против всех кардиналов, которые не поддерживали их политического фаворита. Поэта не нужно было уговаривать – он понял, что настал его звездный час. И применил весь свой искрометный талант, написав тонну листовок, выставлявших оппозиционных кардиналов сущими демонами.

Но шалость не удалась.

Вопреки ожиданиям Пасквина (вернее, писавшего под его именем Аретино), престол достался Адриану VI, голландцу-консерватору.

Тот отомстил, запретив праздник 25 апреля и пригрозив скинуть Пасквина в реку. Папа прекрасно понимал, кто устроил ему литературно-сатирический обстрел, но, не в силах добраться до Аретино, вымещал злобу на Пасквине.

Правда, на троне он успел просидеть лишь год, уступив его все тому же Джулио Медичи, проигравшему на прошлом конклаве. Пасквин добился своего, а апрельское торжество восстановили, хотя и ненадолго. Спустя четыре года Рим захватят немцы-ландскнехты (о них поговорим в следующей главе), и город впадет в кризис и разруху…

Да и Аретино пострадает из-за своего юмора. За очередной пасквиль на ватиканскую элиту ему стали угрожать наемные убийцы. Так что поэт в спешке покинул столицу.

Официально закончилась эпоха «Пасквина академического», на смену которой пришла эпоха «Пасквина сатирического».

Никаких больше секретарей и праздников! «Говорящая статуя» объявила войну папам, которая продлилась до конца их верховного правления в Риме, то есть еще три с половиной столетия.

Лишь во времена более толерантных правителей Пасквин брал отпуск, и троллинг ненадолго прекращался. Но потом разгорался с еще большей силой накануне нового конклава.

В ответ понтифики предприняли не одну попытку «заткнуть рот» Пасквину.

В конце XVI века папа Климент VIII получил дозу острой сатиры от мраморного торса за попытки пристроить у власти кардинала-племянника. Непотизм (от итальянского nipote – «племянник») был излюбленной темой народной критики.

Папа решил повторить угрозу Адриана VI разбить статую и сбросить в Тибр. Но для начала посоветовался с поэтом Торквато Тассо.

Тот ответил дипломатичным намеком: «Из обломков и мраморной пыли на берегах реки народится столько жаб, что они будут квакать день и ночь напролет».

Понтифик послушался Тассо, а Пасквин опять чудом уцелел.

Но жизнь и его, и авторов, которые прятались у него за спиной, легкой не назовешь.

Папа Бенедикт XIII пригрозил им смертной казнью, конфискацией имущества и бесчестьем для всей семьи.

Казни поэтов, писавших для «говорящей статуи», действительно случались. При Пии V литератора Антонио Палеарио сожгли живьем, а Никколо́ Франко повесили.

Пасквин прокомментировал это с яростью: «Как будто на дворе зима, папа Пий жжет христиан как дрова, привыкая к зною ада».

Утихомирить разбушевавшегося Пасквина удалось лишь после объединения Италии. Власть в Риме перешла к королю, а привычные злободневные темы стали неактуальны.

Но это не значит, что его голос утих. Со временем Пасквин переключился на новых правителей, а на рубеже XIX и XX веков в Риме и Турине выходил одноименный журнал политической сатиры.

Сегодня Пасквин – единственная статуя среди мраморного конгресса, которая по-прежнему периодически «подает голос».

Мишенью, как правило, становятся мэр города (римляне никогда не бывают им довольны) и его политика.

Но после недавней реставрации администрация Рима запретила клеить листовки на пьедестал, использовавшийся веками. Теперь рядом со статуей есть специальная доска, где можно дать волю графомании.

Напоследок процитирую несколько пасквилей, которые стали частью римской истории.

Пожалуй, самую известную фразу слышали даже туристы: «Что не сделали варвары, совершил Барберини» (в оригинале на латыни: Quod non fecerunt barbari, fecerunt Barberini).

Речь шла о решении папы Урбана VIII Барберини снять бронзовые балки с Пантеона, чтобы переплавить их на пушки и алтарь, порученный Бернини, в новой базилике Св. Петра в Ватикане.

Созвучность слова barbari («варвары») и фамилии папы создала тонкую издевку через игру слов. Сравнение оказалось удачным: варвары в V веке действительно разграбили Рим и переплавили много металла с античных памятников.

Или пасквиль про конклав, где слишком долго выбирали папу римского. Кардиналы закрылись в Сикстинской капелле и никак не могли определить кандидата, чтобы объявить о благоприятном исходе. Когда из трубы наконец-то появился белый дым, извещающий о совершившемся избрании, Пасквин высказался:

Quello che voi vedete uscire dal cannello un fumo lo credete, eppur site in errore: dei cardinali è quello il cervello che sciogliesi in vapore[1]1
  Думаете, дым идет из трубы, а вот и нет: это кардинальский мозг из ушей легким паром струится на свет. (Перевод автора.)


[Закрыть].

32. Каменная супница

В XVI веке архитектор Джакомо делла Порта спроектировал для города ряд фонтанов – каменные чаши разных форм и размеров. Многие из них по-прежнему сохранились на площадях города.

У одного фонтана судьба сложилась особенно незаурядно. Если бы мастер увидел его сегодня, то вряд ли бы узнал свое творение. И был бы очень удивлен, не найдя на том месте, где оставил.

В 1595 году на площади Кампо-де-Фьори установили новую работу делла Порта. Овальная чаша фонтана была оформлена двумя парами бронзовых дельфинов. Из их ртов лилась самая чистая в городе вода акведука Вирго, а каменные ручки украшали розы. Щедрый дар городу от папы римского Григория XIII не был оценен по достоинству. В те времена, как и сейчас, на площади ежедневно бурлила рыночная жизнь. Торговцы фруктами, овощами и мясом вряд ли разбирались в искусстве, но обрадовались возможности мыть товар, не удаляясь от прилавка. Из чаши пили ослы и мулы, а рыночный люд скидывал отходы всех мастей прямо в воду. Вскоре произведение делла Порта превратилось в зловонную помойку.

Не особо помогли и папские указы, грозившие нарушителям порядка штрафами и телесными наказаниями. Ничего не оставалось, как закрыть чашу крышкой – ее автор неизвестен. Дельфинов тоже убрали, чтобы рыночный быт окончательно их не испортил. Жаль, что с тех пор их никто больше не видел.

Римляне встретили новшество типичной иронией, обозвав конструкцию «кастрюлей» и «супницей». Надо отдать должное, фонтан и правда стал напоминать посуду. Кажется, что крышку можно приоткрыть за ручку-шар и подглядеть, что бурлит внутри. Разве что ложки не хватает.

Но постепенно к «супнице» все привыкли. По праздникам из ее труб вместо воды даже текло местное вино.

Фонтан простоял на рынке до 1889 года, пока мэрии не понадобилось место для памятника философу Джордано Бруно. Именно здесь три века назад его сожгли живьем по приговору инквизиции.

Более подходящего места для «супницы» не нашли и убрали ее на склад.

Отлежавшись там еще три десятка лет, фонтан нашелся по чистой случайности: он наконец-то обрел достойный «стол» и с тех пор больше не переезжал. Среди шума машин проспекта Виктора Иммануила II, на фоне грандиозного фасада церкви Кьеза Нуова «супница» совсем потерялась из виду. Ее пришлось установить в углублении ниже уровня мостовой, чтобы компенсировать слабый напор воды.

На крышке рядом с шаром полустершаяся надпись: «Люби Господа и не оплошай, твори добро и вопрошай. 1622 год».

Что значит это анонимное поучение?

Быть примерным христианином, знать свое место, рефлексировать о том, все ли сделал для блага близких.

На площади Кампо-де-Фьори «супница» делила пространство с эшафотом.

Возможно, фразу кто-то написал, чтобы предостеречь других римлян, – не будете следовать моему напутствию, тоже там окажетесь!

На рыночную площадь фонтан все-таки вернули, но уже другой. Он теперь стоит в углу рядом с газетным киоском, а не в центре, как раньше. Но это не уберегло его от кармы предшественника. Продавцы цветов освежают букеты в воде, прежде чем выставить на них ценники.

Крышка, похоже, была не такой уж плохой идеей.